Проблема деноминационной идентичности церквей в современном протестантизме

Цыс Алексей Владимирович аспирант; кафедра Философии религии и религиоведения; Санкт-Петербургский Государственный Университет 196084, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Смоленская, 33, оф. 3 Tsys Aleksei Vladimirovich Postgraduate student; Department of Philosophy of Religion and Religious Studies; St. Petersburg State University 196084, Russia, Saint Petersburg, Smolenskaya str., 33, office 3 alextsis@yandex.ru Другие публикации этого автора

История становления деноминационализма

Деноминационализм — уникальный и недавний способ организации религии в долгой истории человеческого общества ^{[1, p. 369]}. На ранних стадиях, по словам американского социолога Роберта Беллы, религиозное развитие характеризуется недифференцированным религиозным мировоззрением, так что индивиды воспринимают мир как единый космос, в котором религия пронизивает всю жизнь. В таких условиях религиозная община и общество — это одно и то же ^{[2, p. 365]}. В процессе развития общества религия символически дифференцируется от других социальных институтов, в частности, возникают отдельные политические и религиозные организации. Изначально на определенной географической территории доминирует одна религиозная организация, но со временем религиозная сфера становится внутренне дифференцированной. В 1054 году, в связи с несколькими веками споров и разногласий происходит разделение христианской Церкви на Православную церковь с центром в Константинополе и на Римско-католическую церковь с центром в Риме. На смену господству Римско-католической церкви в Европе приходит эпоха Реформации (1517-1648), которая приводит к появлению различных «конфессий», отличающихся друг от друга доктринально и организационно: католицизма, лютеранства и кальвинизма ^{[3, p. 150]}. В данной статье термин «конфессия» используется в более широком религиоведческом смысле как синоним термину «деноминация» ^{[4, с. 16]}, хотя не все исследователи с этим соглашаются и проводят различия между понятиями «конфессии» как крупной, достаточно давно образовавшейся, имеющей свою четкую специфику ветви основной религии (в христианстве - православие, католицизм, протестантизм) и «деноминацией» как подразделением одной конфессиональной принадлежности.

В результате хотя Реформация и привела к некоторому религиозному плюрализму в обществе, каждая конфессия пыталась объединиться с политической властью, чтобы стать официально признанной церковью на своей территории. В каждом случае политическая и конфессиональная принадлежность были неразделимы. Следовательно, преобладали конфликты в виде религиозных преследований.

Эти конфессиональные сообщества многократно объединялись и разделялись. Проповеди Джона Уэсли, первоначально являвшегося англиканским священником, стали началом движений, которые позднее отделились от Церкви Англии в качестве «движения методизма» и «ривайвелизма». Он заявлял следующее: «Я... отказываюсь отличаться от других людей чем-либо, кроме общих принципов христианства.... Я отказываюсь от всех других знаков отличия и презираю их. Но от настоящих христиан, какой бы деноминации они ни были, я искренне желаю не отличаться вообще...» ^[5].

Проповеди последователей Уэсли были близки к идеям Иоганна Арндта, пиетизма и пуританизма, «привлекавшим всех тех, кто стремился не столько к углубленному знанию тонкостей «догматики» (доктрин конфессиональной теологии), разделявших христианские конфессии, сколько к преобразованию самой духовно-нравственной жизни христиан любых конфессий именно как «христиан». Свои наименования эти сообщества устанавливали себе сами, стремясь дистанцироваться и отличить себя от других близких по миропониманию религиозных объединений» ^{[4, с. 22]}.

В итоге эти изгнанные религиозные группы, стремящиеся реформировать Англиканскую церковь, основали колонии в Новой Англии, а после американской революции и принятия свободы вероисповедания, превратились, с юридической точки зрения, в добровольные сообщества. Они не имели никаких юридических ограничений в решении своих внутренних дел. Большинство из них также не имели ни малейших препятствий для того, чтобы следовать практике, сложившейся в годы Великого пробуждения, и объединять усилия для проведения молитвенных собраний. Кроме того, в первые десятилетия XIX века было основано множество дополнительных добровольных обществ, как деноминационных, так и межденоминационных, для содействия миссионерской, образовательной, благотворительной и реформаторской деятельности. Эта модель институциональной деятельности сохранилась и в двадцатом веке ^{[6, p. 65]}.

Сам термин «деноминационализм» был введен в последующую литературу по социологии религии Хельмутом Ричардом Нибуром в его книге «Социальные истоки деноминационализма». Под ним подразумевалось характерное для США, в условиях развитого религиозного плюрализма, разделение и разветвление протестантизма на множество самостоятельных религиозных объединений, свободно конкурирующих между собой ^{[7, c. 57]}. Он представил типологию «церковь-секта» как полюса континуума, а не просто как отдельные и независимые категории, как это понимали Макс Вебер и Эрнст Трёльч, и определил факторы, которые заставляют группу переходить с одного конца континуума на другой, а затем добавил новую форму религиозной организации: деноминацию — добившиеся респектабельности секты в противоположность распавшимся «сектам-неудачникам» ^[8]. Термин «деноминация» в дальнейшем был использован для борьбы с уничижительным термином «секта», который в обиходе нес в себе смысл девиантной или нежелательной практики ^{[9, p. 134]}.

Изначально деноминационализм в понимании Р. Нибура носил ярко выраженный негативный окрас. Он писал: «Деноминационализм в христианской церкви — это непризнанное лицемерие. Оно представляет собой приспособление христианства к кастовой системе человеческого общества.... Разделение церквей в точности повторяет разделение людей на касты национальных, расовых и экономических групп. Оно проводит «цветную» черту в Церкви Божьей; оно способствует непониманию, самовосхвалению, ненависти джингоистического национализма, продолжая в Теле Христовом надуманные различия провинциальных лояльностей; оно разделяет богатых и бедных за столом Господним, где счастливчики могут наслаждаться щедростью, которую они обеспечили, в то время как другие питаются корочками, которые дает им их бедность» ^{[8, p. 6]}. Таким образом, Р. Нибур признал источник деноминационализма социальным, а не богословским, и осудил существующие деноминационные разделения как отражение «морального краха» церкви ^{[6, p. 69]}.

Одним из тезисов Р. Нибура было то, что сектантские группы либо вымирают, либо преобразуются в более социально приемлемые группы — деноминации, то есть религиозные группы движутся по континууму «церковь-секта». Однако Дэвид Мартин, в своей статье «Деноминация», опубликованной в 1962 году, пересматривает эту организационную форму как исторически единственный в своем роде тип религиозной организации, а не как этап на квазиэволюционном континууме ^[10]. Д. Мартин пишет, что по множеству различных критериев, в особенности по отношению к эсхатологии, «совершенно очевидно, что ни методисты, ни конгрегационалисты, ни генеральные баптисты (за исключением частного случая в уникальной исторической ситуации) никогда не были сектантами» ^{[10, p. 9]}, в отличие от адвентистов и общества друзей, которых он причисляет к сектам.

Мартин перечисляет следующие характеристики деноминации — она не утверждает, что ее институциональные границы представляют собой «единый ковчег спасения». Ее концепция единства и исторический смысл — это единство опыта. Ее организация прагматична, в то время как сакраментальные концепции субъективны — и субъективность эта связана с индивидуализмом. В области эсхатологии ее концепции традиционны, а в области теории морали концепция соотношения веры и дел динамична, но сбалансирована ^{[10, p. 10]}.

Как социальное явление деноминация изначально была характерна для США и Британии в связи с отличительными чертами этих обществ. Эндрю Грили, социолог и католический священник, называет США «деноминационным обществом», т.е обществом, которое характеризуется не установившейся церковью и не сектами, а религиозными организациями и ассоциациями общин, объединенных под общим историческим и теологическим «зонтом», которые считаются равными перед законом и обычно относятся к другим организациям с взаимным уважением ^{[11, p. 1]}. В результате в Соединенных Штатах существуют сотни деноминаций и не менее тысячи религиозных групп разного назначения (число местных и региональных объединений исчисляется десятками тысяч) ^{[1, p. 354]}. И если в первые десятилетия социологии религии пятидесятничество или адвентисты седьмого дня, например, воспринимались социологами религии как секты, то уже в исследовании 1990 года «Классификация протестантских деноминаций» Том Смит перечисляет шесть методов категоризации деноминаций, в которых лишь немногие исследователи используют термин «секта» в отношении пятидесятников, меннонитов или адвентистов седьмого дня ^[12]. Впрочем, к протестантским деноминациям исследователи могут относить и мормонов, и свидетелей Иеговы, в связи с чем возникают разногласия.

В 2021 году между российскими учеными, участниками проекта по созданию энциклопедии «Протестантизм», состоялось обсуждение ряда ключевых вопросов о критериях классификации протестантских сообществ, применительно к их истории и современному состоянию. Мормонам, свидетелям Иеговы и Христианской науке в итоге предлагается дать описание как «деноминациям протестантского происхождения», хотя не все ученые высказывались в поддержку этого решения ^[13].

Мартин Марти, американский религиовед, предлагает переосмыслить понятия «церкви» и «деноминации». Поскольку Библия оправдывает использование слова «церковь» только для обозначения поместной общины или всей церкви, слово «деноминация» может служить полезным «промежуточным» термином для обозначения существующих церковных объединений, которые имеют «семейный стиль» и определенный комплекс воспоминаний и символов, с помощью которых можно поддерживать христиан в их повседневной жизни ^[5]. Как пишет Э. Грили, благодаря уникальной истории развития религии в Соединенных Штатах страну можно назвать «деноминационным обществом» и, в частности, «отвергнуть представление о том, что деноминация — это компромисс или промежуточное звено между сектой и церковью» ^{[11, p. 71]}. Дальнейшее развитие всех этих идей приводит к тому, что в настоящее время «для обозначения отдельных деноминационных «кустов» (баптизм, адвентизм и т.п.), более-менее единых в вероучении и связанных организационно, используется термин «деноминационная семья» ^{[7, c. 57]}.

Данный подход к типологизированию религиозных обьединений стал распространяться не только на протестантские сообщества внутри США, а затем и не только на протестантские сообщества. С усилением процесса глобализации деноминационализм также становится глобальным явлением. Всемирная христианская база данных сообщает о более чем 9000 христианских деноминаций по всему миру на 2024 год ^[14]. Cамим своим возникновением в результате Реформации протестантизм приводит к тому, что христианство постепенно превратилось в христианский деноминационализм ^{[15, p. 454]}. Уильям Сватос пишет об этой тенденции следующее: «…фактически можно сказать, что процесс деноминационализации представляет собой американизацию религиозной традиции» ^{[9, p. 135]}. В таком понимании другие христианские религиозные традиции, например, Русская Православная церковь, Католическая церковь, христианская наука, адвентизм седьмого дня, пятидесятничество, также считаются деноминациями.

В настоящее время термины «деноминация» и «деноминационализм» вышли за пределы христианства и стали нередко применяться «для типологизации некоторых или всех крупных религиозных групп — христианских, мусульманских, иудейских и др. — в США и других странах, где отсутствует доминирующая конфессия» ^{[7, c. 57]}.

Упадок деноминационализма: неденоминационализм

Исследователями принято типологизировать протестантские объединения на разные деноминации при помощи определенных критериев (по отношению к историческим корням, на основании вероучения или особенностей богослужения, с помощью континуума «фундаментализм-либерализм» и других). Однако уже с начала 1980-х годов в социологии религии ведутся активные дебаты по поводу современного значения деноминаций в связи с активным ростом количества неденоминационных церквей ^{[9, p. 135]}.

У. Сватос определяет деноминацию как структурно-функциональную форму организации общинных отношений. Суть деноминационной религиозности заключается в поместности. Деноминации вписывают людей в местное сообщество, в то же время обеспечивая связь с большим обществом. Деноминации обеспечивают человеку место в социокультурной среде таким образом, что преходящее и вечное гармонизируются в сознании члена в осмысленное целое. Таким образом, «деноминации служили посредниками между Богом и страной в данной местности и тем самым упорядочивали жизнь людей, чья нестабильность была болезненно очевидна» ^{[16, p. 228]}.

В 1981 году в своей статье «За пределами деноминации? Община и культура в американской религии» У. Сватос заявляет об упадке деноминационализма ^[16]. Сегодня можно констатировать факт того, что У. Сватос был прав — неденоминационные общины составляют все больший процент от общего числа общин в США — от 6% в 1985 до 22% в 2018 году, при сокращении числа общин в целом (по данным Всеобщего социального исследования в 2018 году — General Social Survey 2018). Неденоминационные протестанты стабильно приобретают новых членов, в то время как количество членов других деноминаций уменьшается ^[17].

Это верно не только для США. В Африке независимые или «маргинальные неохаризматические церкви» появились с 1980-х годов, и общая экспансия пятидесятничества, несмотря на замедление роста, в большинстве стран Африки сохраняется на достаточно высоком уровне ^[18;19]. В Китае, по словам теолога и миссионера У. Мензиса, движение домашних церквей по своему характеру является пятидесятническим, но церкви приходят к этим убеждениям не через деноминационные традиции, а на основании собственного опыта, и многие общины несут неденоминационный характер ^[20;21]. Евангельское движение, особенно пятидесятничество, сильно поспособствовало упадку деноминационализма ^[16]. Численность евангеликов по разным оценкам составляет от 200 млн. и, с включением пятидесятнических и харизматических движений, до 800 млн ^[22;23]. Хотя эти новые формы находят свое выражение в деноминационных структурах, часто они подают себя как «независимые» и привлекают большое количество последователей. Конечно, многие из них не являются независимыми, однако почти всегда имеют больше местной автономии в своей структуре, чем традиционные деноминации.

Можно было бы называть эти формы маргинальными церквями или сектами, однако «проблема здесь заключается в отсутствии четких теоретических предпосылок для решения этого вопроса… неденоминационные церкви в основном представляют собой структуры, похожие на деноминации… которые не вписываются в тип устоявшейся секты» ^{[16, p. 224]}.

Американский социолог Нэнси Аммерман в свою очередь пишет о том, что «большинство крупных деноминаций приняли бюрократизированную организационную форму» ^{[1, p. 363]}. Даже такая «немодернистская» группа, как амиши, создала «руководящий комитет», который может выполнять для них многие функции, выполняемые руководителями и специалистами в штаб-квартирах других религиозных групп. Безусловно, деноминации сильно различаются по степени контроля над местными программами обучения, распределением духовенства и т. п. — например, Национальная Баптистская Конвенция спонсирует лишь минимум совместных мероприятий и практически не имеет специального персонала. Но тем не менее все они подвержены давлению институционального изоморфизма — созданию типичного организационного шаблона, включающего в себя штаб-квартиру, штат сотрудников по управлению издательством, миссионерской работой, образовательной работой, аттестацией священнослужителей и так далее. В результате образуется «напряжение между религиозными нормами и бюрократическими функциями» ^{[1, p. 363]}, которое приводит к появлению независимых — неденоминационных — церквей.

Это не единственная причина. Дональд Миллер на основе исследования неденоминационных движений «Виноградник», «Часовня на Голгофе», «Часовня Надежды» ^[25] пишет о развитии и появлении самостоятельных церквей, сетей общин и новых христианских движений, в то время как исторические основные деноминации приходят в упадок. На основе своего исследования он приводит различия между церквями и движениями «старой» и «новой» христианской парадигмы в следующих элементах: музыка, богослужение, теология, социальная организация, франчайзинг новых групп ^{[24, p. 200]}.

Современные музыкальные новшества являют собой протест против «унылой и теологически перегруженной прозы устоявшихся гимнов», которые не могут передать жизненный религиозный опыт членов церкви. Миллер сравнивает это со временем Второго Великого Пробуждения, когда «новоявленные мелодисты создавали свои собственные простые стихи и перекладывали их на зажигательные популярные мелодии» ^{[24, p. 200]}.

Стиль богослужения церквей «новой парадигмы» неформальный, как и сама одежда проповедников; атмосфера богослужения направлена к невоцерковленным людям; во всех организационных моментах общины цель — создание радостной, теплой, комфортной атмосферы.

Теологически христиане «новой парадигмы» консервативны, хотя, как правило, доктриной они не интересуются. Она — то, что развивается с течением времени, а приоритет скорее отдается переживаниям — поклонению и моментам религиозного опыта (например, видениям, говорению на языках, пророческим изречениям и другим экстатическим состояниям).

В организации жизни общины может принимать активное участие каждый ее член, система многоуровнего одобрения «сверху» — отсутствует. Большую роль играют домашние группы. Духовное образование осуществляется на уровне поместной церкви. Таким образом, акцент общины — на близости и избегании централизованной бюрократии.

При создании новой группы один из членов общины «откликается на призыв Святого Духа основать церковь», либо же в какой-то момент сам пастор передает группу и открывает новую.

В книге «Переосмысление американского протестантизма» Миллер приводит 12 характеристик церквей «новой парадигмы» ^{[25, p. 20]}:

1. Все они были созданы после 1960 года

2. Большинство членов общины родились после 1945 года.

3. Обучение духовенства в семинарии не является обязательным (более того, существует опасение, что обучение в семинарии может нанести вред «духовности»).

4. Современный стиль поклонения

5. Высоко ценится личное

6. Большая роль домашних групп

7. Духовенство и прихожане обычно одеваются неформально.

8. Терпимость к другим людям с отличным мнением

9. Пасторы склонны к сдержанности, скромности и откровенности

10. Участие в поклонение «телесное», а не просто наблюдательно-познавательное

11. Принимаются «дары духа» (что включает в себя обычно «говорение на языках»)

12. Проповедь, ориентированная на Библию, преобладает над тематической проповедью

Двадцать пять лет спустя характеристика Миллера остается в значительной степени верной, поскольку модель церкви «новой парадигмы» была институционализирована.

Из работ Миллера можно сделать вывод, что классические (лютеранство, реформатство, англиканство) и исторические американские (или же «мейнлайн», «мейнстрим») протестантские церкви переживают упадок в результате того, что модернизировали христианское послание, но оставили нетронутым средство, через которое это послание передавалось (как форму поклонению, так и организационную структуру). В то время как евангельские церкви (которые составляют большую часть церквей «новой парадигмы», хотя это и слишком широкое описание, чтобы отобразить особый характер этих церквей) придерживаются консервативных взглядов на послание, но ведут активный поиск новых форм взаимодействия с культурой.

Не все с этим соглашаются — социолог Кимон Саджиант пришел к выводу, что «изменение метода может не только изменить результаты; оно также может изменить послание» ^{[26, p. 131]}. Группа исследователей во главе с социологом Нэнси Аммерман в 2001 году в США интервьюировала членов 549 общин — как деноминационных, так и неденоминационных — и пришла к выводу, что деноминационная культура общин действительно становится «все более хрупкой», хотя все еще сохраняется ^{[27, p. 302]}. Церкви, которые стараются поддерживать деноминационные традиции можно отследить через три ключевые практики общинной жизни — поклонение, миссию и образование. Среди многочисленных вариантов учебных программ они выбирают учебные материалы своей деноминации, среди разнообразнейших стилей поклонения — они подчеркивают отличительные черты своей традиции. И даже работая со многими другими организациями, они отдают преимущество программам и миссионерской работе своей собственной деноминации.

Тем не менее исторические протестанты действительно столкнулись с ростом числа пятидесятнических церквей и разных евангельских домашних церквей. Многие христиане все больше формируют свою идентичность не внутри деноминационных границ, а находят ее среди единомышленников из разных общин. ^{[28, p. 431]}. Все больше общин приходит к тому, что они вольны формировать свою особую жизнь на основе самых разных традиций и практик.

Cоциолог религии Скотт Тумма пишет о причинах возникновения независимых церквей и дает им характеристику. Независимость церкви позволяет 1) избегать участия в крупных конфликтах внутри деноминаций, 2) сохранять финансы и направлять их внутрь общины, а не на национальные дела деноминации, 3) быстрее и проще адаптироваться к новым стилям и методам ведения богослужения, 4) свободно вводить богословские инновации и 5) иметь более свободное межцерковное и межкультурное общение ^[29].

Неденоминационные церкви заметно отличаются тем, что 1) они созданы совсем недавно, 2) их члены значительно моложе, 3) церкви расположены в основном в крупных городах и 4) они имеют гораздо более смешанные по расовому составу общины, чем деноминационные церкви ^[29].

То, что неденоминационная община является независимой, не означает, что она не имеет никаких связей с другими церквями. Хотя такие общины считают деноминационные ярлыки отвлекающими в своем стремлении быть церковью «искателей», сосредоточенной на том, как сделать церковь более «удобной для клиентов», где торговые центры, «Дисней» и другие компании служат моделями церквей 21 века ^[26], большинство из них все же можно узнать как по их евангельскому или пятидесятническому культурному стилю, так и по определенному кругу независимых колледжей, издательств и миссионерских обществ, с которыми они сотрудничают ^[29]. По иронии судьбы, принадлежность к неденоминации может начать функционировать как «деноминационная» идентичность, особая культурная и организационная модель, как это произошло, например, с такими церквями как «Хиллсонг» (Hillsong Church) или «Вефиль» (Bethel Church). В самом начале своего существования они были частью Ассамблей Божьих — деноминации внутри пятидесятничества — но позже вышли из нее, став таким образом «неденоминационными» мегацерквями. При этом, благодаря своему глобальному влиянию, они по сути своей сами стали пятидесятническими деноминациями — и даже больше, транснациональными харизматическими движениями, оказывающими влияние на другие деноминационные и неденоминационные церкви.

Упадок деноминационализма: феномен мегацерквей

Между неденоминационализмом и феноменом мегацерквей существует довольно тесная связь. Мегацерковь — это обычно протестантская церковь с необычайно большим количеством членов, которая предлагает разнообразные образовательные и социальные мероприятия. Принято считать мегацерковью общины, которые посещают 2000 и более людей в выходные дни ^{[30, p. 1]}. Протестанты уже издавна строили большие многоцелевые здания, в которых можно было проводить и религиозные службы, и светские мероприятия. По некоторым исследованиям мегацеркви восходят еще к началу Реформации в Европе. Они быстро распространились в 1980-х и 1990-х годах в Америке ^{[31, p. 138]}.

На 2020 год четыре из пяти крупнейших мегацерквей в США относили себя к неденоминационным (по данным базы мегацерквей США от Хартфордского института религиоведческих исследований). При этом зачастую деноминационные мегацеркви стараются не подчеркивать свою принадлежность к какой-либо определенной деноминации. Феномен мегацерквей уже не просто американский феномен — эта форма обрела свою собственную жизнь и была распространена в разные части мира ^{[30, p. 12]}. Мегацеркви широко распространились в Азии (особенно в Индии и Республике Корея), Латинской Америке (особенно в Чили, Аргентине и Эквадоре) и Африке (особенно в Нигерии). Крупнейшая мегацерковь находится в Республике Корея (г. Сеул) с 830 тыс. членов. Самое большое здание у Апостольской церкви Нигерии (г. Лагос) — около 100 тыс. членов ^[32]. В России этот феномен еще находится на начальной стадии своего развития, но уже можно сказать про такие мегацеркви как «Благая Весть» (Москва), «Слово жизни» (Москва), «Миссия Благая Весть» (Санкт-Петербург), «Новый завет» (Пермь) и еще несколько других церквей. В Европе на 2019 год в 12 странах насчитывалось 35 таких церквей (исследователь мегацерквей Уоррен Берд приводит другие данные — 58 мегацерквей в Европе на 2024 год). Во многом это является следствием «реверсивной» миссии пятидесятнического христианства ^{[31, p. 3]}.

Современные мегацеркви представляют собой технологичную и ориентированную на «потребителя религии» форму церкви, которая развилась благодаря использованию СМИ и уникальных стратегий церковного роста. Использование инноваций и культурного влияния позволило быстро увеличить численность церкви и увеличить охват аудитории.

Мегацерковь смогла стать таковой благодаря прочному фундаменту, заложенному пасторами-первопроходцами, которые экспериментировали со стилями проповеди, адаптировались к культурным тенденциям и произвели своего рода «мини-революцию» в протестантской среде. Многие из этих церквей сломали традиционные шаблоны, предлагая зажигательную музыку вместо гимнов, проповеди в стиле поп-культуры, увлекательные детское и молодежное служение, онлайн-церкви и церкви-филиалы с прямой трансляцией служения. фуд-корты, магазины, и даже боксы для замены масла ^{[30, p. 133]}. Мегацеркви критикуют за единообразие и поверхностность богословия — в англоязычных протестантских кругах принято называть мегацеркви «мак-церквями» (McChurch), по аналогии с «Макдональдсом» ^[32]. Однако несмотря на критику и напряженное отношение со стороны традиционных церквей, их популярность продолжает расти. В своей статье, посвященной мегацерквям в США, О.Казьмина пишет, что «феномен мегацеркви стал результатом приспособления религиозной жизни к условиям мегаполиса, реакцией на укрупнение социальных, культурных и досуговых институтов в городской среде и ответом на изменение ритма и образа жизни в мегаполисе» ^[33]. Мегацерковь не является примером ослабления религиозности, но это — иная религиозность. Такие церкви устанавливают мост между церковью, христианским образом жизни и светским образом жизни, чтобы люди могли «войти внутрь». Это хорошо видно на примере австралийской мегацеркви Хиллсонг. Антрополог Кристина Роше пишет о том, что эта мегацерковь в г. Сиднее — уникальная возможность для аккультурации бразильцев и африканцев, где они могут выучить язык, познакомиться с местными австралийцами, устроиться на работу, найти обучающие кружки для детей — и все это предоставляет церковь ^[34].

В 2018 году церковь Хиллсонг вышла из деноминации Ассамблеи Бога, чтобы стать «глобальной церковью». С. Тумма приводит четыре причины по которым мегацеркви выходят из деноминаций ^[35]. Во-первых, расширение целевой аудитории. Одна из очевидных ролей, которую играли деноминации, заключается в том, что они давали и укрепляли идентичность отдельных общин — приехавший в город человек сразу же узнавал ситуацию на религиозном «рынке» по характерным названиям. Однако эта функция деноминационной жизни практически не нужна мегацеркви, когда она достигает нескольких тысяч прихожан — название церкви, ее отличительная общинная идентичность и репутация пастора часто значительно перевешивают идентификатор деноминации. Во-вторых, самостоятельность. Такого рода общины могут обладать большими ресурсами, чем вышестоящий институциональный орган, собственной литературой и, что самое важное, своей программой обучения пасторов и служителей, что приводит к вопросу о не такой уж сильной необходимости какого-то вышестоящего органа для одобрения члена церкви на место служителя. В-третьих, у мегацерквей зачастую больше общего с другими мегацерквями, чем с меньшими общинами той же деноминации. В-четвертых, собственное видение и миссия церкви часто демонстрируют свою автономию, осуществляя собственные национальные и международные миссионерские программы, а не поддерживая программы деноминационных организаций.

В итоге благодаря распространению методом франчайзинга и фактически независимой централизованной системе управления можно говорить о мегацеркви как о деноминациях нового типа ^[32]. И иногда мегацерковь может перерасти в трансденоминационное движение.

Упадок деноминационализма: трансденоминационализм

Для того, чтобы объяснить трансденоминационализм, необходимо рассмотреть его движущую силу — евангельское христианство. В США, к примеру, 70 % мегацерквей определяют себя как евангелики ^[32]. Кто такие евангелики? Общепринятого определения не существует, но этот термин относится к типу протестантов, отличающихся своими доктринами и практиками, но не деноминационной принадлежностью. Историк Дэвид Беббингтон дает следующие характеристики евангельскому движению: оно основывается на 1) конверсионизме (необходимости «рождения свыше»), 2) активизме (миссионерской деятельности), 3) библицизме ( особом значении Библии, хотя и не обязательно предполагающем «фундаменталистский» подход) и 4) крестоцентризме (центральной роли жертвы Христа на кресте) ^{[36, p. 1]}.

Поэтому евангеликов можно встретить в разных деноминациях. Евангелики не являются так же фундаменталистами по определению, как об этом пишет в своей статье про направления консервативного протестантизма в Германии И. Левит ^{[37, c. 288]}. Марк Нолл, американский историк, разделяет евангельское движение на 4 типа ^{[38, p. 423–425]}:

1. Фундаменталисты. «Фундаментализм» — термин, возникший в США в первые годы двадцатого века для обозначения консервативных евангелистов, протестовавших против либерализации, проводимой в некоторых американских деноминациях.

2. Пятидесятники. «Пятидесятники» — термин, возникший в то же время, что и фундаментализм, и описывающий евангельских верующих, которые делают акцент на крещении Святым Духом и дарами Духа.

3. «Харизматы» — это христиане, не связанные с пятидесятническими церквями, которые тем не менее, переняли некоторые пятидесятнические практики и распространили их среди церквей на Западе и в незападных странах.

4. «Апостольские», «сионские» и другие коренные независимые христианские движения, распространившиеся в Южном полушарии в течение двадцатого века.

К этим типам также можно было бы добавить независимые церкви и мегацеркви.

По словам социолога Кристиана Смита, «евангеликализм — это, прежде всего, не деноминация, а трансконфессиональное движение, в котором многие люди, в разных смыслах, чувствуют себя как дома… В институциональном плане этот трансденоминационный евангеликализм строится вокруг сетей парацерковных организаций» ^{[39, p. 13]}. То есть евангеликализм — это обширная, свободная сеть небольших деноминаций, деноминационных и неденоминационных церквей, парацерковных организаций, миссионерских обществ и образовательных учреждений. Это, например, издание «Христианство сегодня» (Christianity today), издательство Zondervan, сети церковных ассоциаций «Виноградник» (Vineyard Christian Fellowship), «Часовня на Голгофе» (Calvary Chapel), «Хиллсонг» (Hillsong Church) ^[40]. Эти ассоциации представлены и церквями в России — в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде и др. В России можно отметить и парацерковные движения направленные на благовестие и работу со студентами, в которых принимают активное участие члены как пятидесятнических, так и баптистских церквей — например, «Деяния» (Steiger) или «Кэмпус» (Campus). Сегодня в мировое евангельское движение могут входить церкви из самых разных деноминаций: баптисты, пресвитериане, методисты, пятидесятники, харизматы, индепенданты, лютеране, анабаптисты, реставрационисты, конгрегационалисты, христиане движения святости и епископалы ^{[39, p. 13]}.

Региональные и национальные сети и ассоциации независимых церквей, которые были упомянуты выше, также поддерживают отчетливую неденоминационную идентичность. Эта идентичность не совсем то же самое, что полная независимость общины, но она и не тождественна принадлежности к деноминации. Многие сети предоставляют возможность «принадлежать к чему-то большему», предлагая мероприятия по общению, ресурсы и обучение, а также минимальный пастырский надзор и подотчетность. Тем не менее, эти сети представляют собой именно свободные объединения служителей-единомышленников ^[29].

Такие свободные объединения могут расширяться через «насаждение церквей». C 1980-х годов сети «Виноградник» и «Часовня на голгофе» распространили модель «насаждения церквей» за пределами деноминаций ^[25]. В деноминации сеть структурирована иерархически, и связи между узлами этой сети сильны, власть идет сверху вниз. Новые формы сетевых религиозных структур организованы более горизонтально с более слабой связью, где отношения между узлами характеризуются автономией.

Необходимо отметить активно распространяемый и в России новый тип сетевых религиозных организаций, как называют его социологи Брэдли Кристерсон и Ричард Флори, — «независимое сетевое харизматическое» (НСХ) христианство ^[41]. НСХ христианство — это сеть пятидесятнических и харизматических христианских религиозных лидеров — «апостолов». Кристерсон и Флори выделяют следующие признаки новой формы пятидесятнического христианства в сети ^{[41, p. 15]}:

1. Лидеры сетевых групп не стремятся к созданию движения или бренда, использующего определенное название.

2. Они не ориентированы на создание общин в традиционном смысле, а стремятся влиять на убеждения и практику верующих, независимо от их принадлежности к общине или религиозной группе, включая и тех людей, кто не принадлежит ни к какой общине или религиозной группе.

3. Они нацелены на преобразование общества в целом, а не на спасение отдельных душ и созидание церкви.

4. Вместо сотрудничества в пределах одной деноминации или одного движения, сетевые лидеры сотрудничают друг с другом.

Кристерсон и Флори называют таких лидеров «сетевыми апостолами». Форма взаимодействия через интернет позволяет «апостолам» сотрудничать друг с другом в рамках конкретных проектов, конференций и мероприятий и умножать число своих последователей и влияние без ограничений, связанных с созданием формальных организаций. Цифровые технологии позволяют им приобретать последователей в глобальном масштабе, сохраняя при этом возможность экспериментировать со своими убеждениями и практиками, не подвергаясь надзору со стороны церковного руководства, совета, глав каких-либо союзов и ассоциаций ^{[41, p. 153]}.

По словам Уильяма Кея, теолога и социолога пятидесятничества, в этих сетях все принадлежит апостолу и его харизме. Кей делает вывод, что эти сети будут продолжать расти, в то время как традиционные деноминации будут приходить в упадок, и предполагает, что эти сети могут в конечном счете изменить религиозный ландшафт, дав новую жизнь и энергию для расширения пятидесятничества ^[42]. Кристерсон и Флори также предполагают, что эти сети в будущем будут расти быстрее, чем группы, организующиеся через формальные деноминации.

Выводы

Р. Нибур писал про деноминационализм в критическом ключе: «Прежде чем церковь сможет надеяться преодолеть свое роковое разделение, она должна научиться признавать светский характер своего деноминационализма» ^[8]. Неудивительно, что тенденции неденоминационализма так же подвергаются критике. Пресвитерианский теолог Эми Плантинга Поу пишет, что протестантские неденоминационные общины «живут за счет богословского капитала более устоявшихся христианских сообществ, в том числе и деноминационного протестантизма», и именно деноминационализм является «объединяющей и сохраняющей силой в христианстве, взращивающей и развивающей отличительные богословские традиции» ^{[43, p. 82]}. Стивен Хармон, баптистский теолог, пишет, что «как только якобы неденоминационная церковь принимает решение о том, что происходит на богослужении, кого и как она будет крестить, как и с каким пониманием она будет проводить святое причастие, чему она будет учить, кто будут ее служители и как они будут рукоположены на служение, или как ей относиться к другим церквям, эти решения помещают церковь в определенный тип деноминационной традиции» ^{[44, p. 61–62]}. Религиовед из Бостонского университета Стивен Протеро считает, что неденоминационализм скрывает фундаментальные теологические и духовные проблемы, которые изначально привели к разделению христианства на деноминации ^[45].

Эта критика подтверждается тем, что некоторые деноминационные общины пока еще удерживают свои позиции, намеренно подчеркивая свои деноминационные традиции ^[27]. И. Захаров пишет, что в Африке наметилось «замедление темпов конверсионного прироста классического пятидесятничества» (в том числе неопятидесятнического), «а также увеличение масштабов конверсионной убыли пятидесятников в пользу мейнстримных течений христианства» в результате недостаточной теологической фундированности учения некоторых пятидесятнических церквей, и ростом привлекательности мейнстримных течений христианства, воспринявших обновленческие практики и элементы пятидесятнической теологии ^{[18, с. 61]}. В связи с этим одно из важных направлений развития современного пятидесятничества — разработка теоретической теологии, которая призвана защитить свои убеждения от усилившейся в последнее время критики со стороны более традиционных протестантских деноминаций, не уменьшая при этом главного акцента движения на «переживании духа» ^{[46, с. 91]}.

В 2011 Ирина Скоробогатова в диссертации, посвященной харизматическим церквям Красноярского края, писала, что российское пятидесятничество, преодолев стадию ривайвелизма «на сегодняшний день находится в процессе институционального оформления своего вероучения», идет «постепенный переход от мистически ориентированного, оторванного от реальной жизни учения в сторону рационального осмысления веры» ^{[47, с. 220]}, что скорее всего говорит о замедлении роста движения. Но несмотря на процесс институционализации, И.Скоробогатова в 2016 году замечает, что «замирания» трансформационных процессов в российском протестантизме не произошло ^{[48, с. 57]}, и появляются новые тенденции, которые требуют новых исследований. Хотя социологические исследования религиозной жизни протестантов России довольно скромны, евангельские христиане и харизматические церкви, в частности, являются движущей силой протестантизма в России ^{[49; 50, c. 102]}. На самом деле трансденоминационное евангельское движение хорошо укоренилось и в России, особенно «независимое сетевое харизматическое» христианство, позволяющее собираться вокруг «интернет-апостола» в небольшой домашней группе.

Ясно то, что ни одна из основных протестантских общин больше не существует в деноминационном изолированном коконе. Практика поклонения и музыка могут быть позаимствованы через онлайн-богослужение у различных мегацерквей. Миссия может осуществляться в сотрудничестве с любой из сотен организаций, специализирующихся на всем, что угодно — от помощи в приюте для животных до тюремного служения. А образовательные ресурсы можно получить проще и дешевле от десятков крупных издательств и учебных заведений других деноминаций.

Как пишет социолог Кристиан Смит, в плюралистическом современном мире, чтобы поддерживать свои религиозные убеждения людям не нужны огромные и неподвижные «священные навесы» — всеобъемлющие священные миры. Скорее современному человеку нужны маленькие, переносные «священные зонтики», которых вполне достаточно, чтобы поддерживать свои религиозные верования ^{[39, p. 106]}. Безусловно, неденоминационная идентичность — во многом неуловимая категория, однако она несет в себе особые культурные, духовные и структурные характеристики. Таким образом, мегацеркви и неденоминационные церкви можно рассматривать как отдельные деноминации нового типа. Члены общин могут использовать эти «деноминационные ярлыки» для идентификации себя как людей, придерживающихся определенных убеждений и участвующих в определенных практиках, общих с другими людьми по всему миру. Автор статьи, побывав в более чем 40 пятидесятнических церквях России и стран СНГ и общаясь с представителями пятидесятнического движения, неоднократно сталкивался с тем, что некоторые люди не могли идентифицировать себя как пятидесятники, но в первую очередь называли себя «евангельскими христианами», «просто протестантами» или «просто христианами». Подытожить можно следующими словами: тенденция к возникновению независимых церквей и мегацерквей, а также к распространению трансденоминационного евангельского движения является частью нового курса протестантизма - протестантизма постденоминационного.