Историография изучения религиозно-мифологических песен осетин (1900 - 1930-е гг.)

Дзлиева Дзерасса Майрамовна ORCID: 0009-0006-5295-4983 кандидат искусствоведения Старший научный сотрудник, Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В.И. Абаева - филиал Федерального научного центра "Владикавказский научный центр Российской академии наук" 362044, Россия, республика Северная Осетия-Алания, г. Владикавказ, ул. Магкаева, 12/4, кв. 40 Dzlieva Dzerassa Mairamovna PhD in Art History Senior Researcher, V.I. Abaev North Ossetian Institute for Humanitarian and Social Studies - the branch of the Vladikavkaz Science Centre of the Russian Academy of Sciences 362044, Russia, Republic of North Ossetia-Alania, Vladikavkaz, Magkayeva str., 12/4, sq. 40 gegusa@gmail.com

Историография осетинской фольклористики не раз становилась частью исследовательских работ. В частности, некоторые вопросы собирания и изучения осетинских песен освещены такими учеными как К. Г. Цхурбаева ^[1], Ф. Ш. Алборов ^[2], В. И. Бекоев ^[3] и Е. А. Джагарова ^[4]. Однако на сегодняшний день в музыкальной фольклористике не существует ни одной специальной работы по изучению песен, посвященных представителям этнорелигиозного пантеона осетин. В данной статье применен фронтальный метод обзора как опубликованных, так и архивных источников (напевы с текстами и без них, в том числе аудиозаписи), где обнародованы образцы этого жанра.

Впервые вопрос о выделении религиозно-мифологических песен как самостоятельного жанра осетинской традиционной музыкальной культуры был поставлен нами в работе «Музыкально-поэтические особенности календарно-обрядового фольклора осетин» ^[5]. Данные песни объединены представлениями о мироустройстве, адресованы Богу и духам верхнего мира – покровителям различных сторон жизни людей. Они не имеют строгой приуроченности, однако могут исполняться во время календарных праздников, каждый из которых посвящен тому или иному представителю религиозного пантеона, актуализироваться в иных праздничных ситуациях. Образно-поэтическая основа этих песен в обязательном порядке включает молитвенное обращение к Богу и отдельным покровителям, просьбу о благополучии и защите от различных невзгод.

При публикации религиозно-мифологических песен составители предлагали варианты их научно-терминологического обозначения и располагали в различных классификационных категориях. В издании 1927 года «Памятники народного творчества осетин» данные песни вошли в раздел «Старинные песни» ^{[6, с.119]}, в собрании Б. А. Галаева «Осетинские народные песни» они образуют отдельную группу «Песни о мифологических покровителях» ^{[7, 127]}, в сборнике текстов «Памятники народного творчества осетин» – это «Мифологические поэзия» ^{[8, 190]}, в сборнике «Ирон адæмон сфæлдыстад» – песни о небесных покровителях представлены в категории «Праздничные песни и молитвы ^{[9, 298]}; в работе В. Бекоева они вписаны в раздел «Календарно-обрядовая поэзия» ^[3], наконец в статье Таказова Ф.М., посвященной семиозису нарратива, эти песни рассматриваются в рамках жанра мифологических песен ^[10].

Приведем имена представителей осетинского религиозно-мифологического пантеона, которым посвящен основной корпус песен:

1) Хуыца́у (иронский диалект) / Хуца́у (дигорский диалект) (‘Хусау / Хуцау’) – Бог;

2) Уа́стырджи (ир.) / Уа́сгерги (диг.) (‘Уаштырджи / Уасгерги’) –покровитель мужчин, путников и воинов;

3) Ма́ды Ма́йрæм (ир.) / Ма́дæ Ма́йрæн (диг.) (‘Мады Майрэм / Мадэ Майрэн’) – покровительница женщин и детей;

4) Ала́рды(ир.) / Ала́урдий (диг.) (‘Аларды / Алаурдий’) – покровитель оспы, кори и глазных болезней;

5) Уа́цилла (ир.) / Уа́целла (диг.) (‘Аларды / Алаурдий’) – покровитель хлебных злаков;

6) Ту́тыр (ир.) / То́тур (диг.) (‘Тутыр / Тутыр’) – покровитель волков;

7) Фæлвǽра (ир.) / Фæлвǽра (диг.) (‘Фэлвэра / Фэлвэра’) – покровитель домашнего скота;

6) Мыкалга́быртæ (ир.) Мука́лгабуртæ (диг.) (‘Мыкалгабыртэ /Мукалгабуртэ’) – покровитель плодородия и изобилия;

7) Æфса́ти (ир.) / Æфса́тий (диг.) (‘Эфшати / Эфсатий’) – покровитель охотников и диких животных;

8) Фыдуа́ни (ир.) / Фудуа́ни (диг.) (‘Фыдуани /Фудуани’) – покровитель погоды;

9) Зǽдтæ (ир.) / Изǽдтæ (диг.) (‘Жэдтэ / Изэдтэ’) – духи верхнего мира.

Возникновение интереса к религиозно-мифологическим песням относится к концу ХIХ вв. Первые слуховые записиосетинских народных песен были сделаны композиторами московской школы – М. М. Ипполитовым‑Ивановым и С. И. Танеевым. Именно Сергей Иванович зафиксировал напев религиозно-мифологической «Песни об Афсати», которая была опубликована значительно позже в мемориальном сборнике «Памяти Сергея Ивановича Танеева» ^[11].

В первые десятилетия ХХ в. в фольклористических целях стал использоваться фонограф, и образцы осетинской народно-песенной культуры осетин стали записываться на валики. В 1907–1909 гг. акционерным обществом «Граммофон» были записаны и изданы 32 пластинки, на которых были обнародованы осетинские песни в исполнении народных ансамблей и в сольном исполнении народных певцов: А. Аликова, С. Медоева, Б. Медоева, Д. Темираева. Полный аннотированный указатель этих записей был издан в 1911 г. ^[12], однако установить, где находятся оригиналы звукозаписей, пока не удалось.

Из религиозно-мифологических песен на пластинки зафиксировали довольно обширный и разнообразный репертуар. Некоторые образцы представлены единичными записями музыкального фольклора: Уациллайы зарæг (‘Песня Уацилла’) и Æфсатийы зарæг (‘Песня Афсати’) в исполнении любительского хора под управлением А. Варзиева; Зæдты зарæг (‘Песня духов верхнего мира’) записана от А. Томаева; Мыкалыгабырты зарæг (‘Песня Мыкалгабырта’) зафиксирована хором, руководимым Кураевым (имя народного музыканта не указано). Наиболее известные религиозно-мифологические песни представлены в нескольких вариантах звукозаписи: Уастырджийы зарæг (‘Песня Уастырджи’) – в 5 вариантах из разных локальных традиций Осетии, а Алардыйы зарæг (‘Песня Аларды’) – в 3 вариантах.

Несмотря на очевидную ценность фонографических фиксаций начала ХХ в., известный исследователь осетинского фольклора Б. А. Алборов подверг жесткой критике, как сами записи, так и условия, в которых они проводились: «Отсутствовала предварительная тщательная подготовка к исполнению песен: хотя в записях упоминается “хор под управлением” того или другого лица, но видно, что дирижер не справлялся с задачей. <…> Этот недочет усиливается тем обстоятельством, что голоса передаются слабо и в силу того, что певцы не могли приспособиться к исполнению песен перед рупором: голоса то визжат, то еле слышны. Названия песен на многих пластинках перепутаны» ^{[13, 20]}. Несмотря на выявленные недочеты, историческое значение этих материалов как в деле изучения музыкального фольклора осетин, так и в целях исследования заявленной темы трудно переоценить.

Особое значение в истории фиксации текстов и напевов религиозно-мифологических песен имеют 1920-е гг. – время, когда зарождалась собственно осетинская фольклористика, в том числе музыкальная. В эти годы осуществляются первые целенаправленные фольклорные экспедиции в Осетию, собиратели фиксируют по слуху и с помощью фонографа образцы традиционной народной музыкальной культуры этноса, публикуются первые результаты подобной деятельности.

В 1920-е гг. сформировалась целая плеяда деятелей, внесших значительный вклад в развитие осетинской этномузыкологии: Ахполат Аликов (1877–1949), Виктор Долидзе (1890 –1933); Александр Поляниченко (1895–1968); Ефим Колесников (1891–1975); Андрей Тотиев (1907–19948); Татаркан Кокойти (1908–1980) и Леонид Кулиев (1916–1962). Деятельность этих собирателей была организована на базе Северо-Осетинского регионального отделения Союза композиторов СССР. Поколение собирателей 1920-х гг. не только оставило после себя ценные образцы традиционной музыки осетин, но и способствовало популяризации национальной музыкальной культуры. Образцы многих традиционных песен были обработаны для различных составов и в этом виде вошли в концертную практику. Назовем, среди прочих, аранжировку религиозно-мифологической песни «Æфсати», выполненную Е. А. Колесниковом для смешанного хора a’capella. Она представляет собой яркий пример национально-характерного стиля аранжировки аутентичного фольклора и до сих пор с успехом исполняется исполнительскими коллективами, как профессиональными, так и любительскими.

Одним из наиболее компетентных собирателей и исследователей осетинской музыки 1920-х гг. был В. И. Долидзе. Проведенная им огромная работа до настоящего времени недостаточно изучена, но «безусловно, представляет собой новый и значительный этап в изучении осетинского народного музыкального творчества» ^{[1, 23]}. В. Долидзе было собранно около 200 осетинских народных песен и наигрышей, однако большая их часть до сих пор не опубликована (его собрание разобщено по фондохранилищам Грузии, Южной Осетии и Северной Осетии – Алании).

Не все записи собирателей 1920-х гг. были обнародованы тогда же. Большая часть материалов вошла в публикации позднейшего времени, а именно в две книги: «Осетинский музыкальный фольклор» ^[14] и «Сборник песен для осетинских школ» ^[15]. Первое из названных изданий было подготовлено к печати Северо-Осетинским отделением Союза советских композиторов и вышло в свет в 1948 г. Оно было задумано как первый том антологии песенно-танцевального фольклора осетин, однако второй том так и не был издан. «Осетинский музыкальный фольклор» включает 280 слуховых нотаций, 14 из которых (включая варианты) относятся к группе религиозно-мифологических песен (5% от общего числа примеров).

В данной работе находим 3 варианта Алардыйы зарæг (ʻПесня Алардыʼ), 7 вариантов Уастырджийы зарæг (ʻПесня Уастырджиʼ) и 2 образца песни Хуыцауы дзуар (ʻПесня Богуʼ). Кроме того, в единичных примерах фиксируются архаичные и редко встречающиеся песенные сюжеты, посвященные Фыдыуани и Уацилла. Таким образом, и количественные, и качественные данные свидетельствуют о том, что доля религиозно-мифологических песен и их удельный вес в общей картине жанров осетинского фольклора весьма значителен.

Вместе с тем, особенности организации антологии 1948 г. таковы, что включение этих материалов как полноценных источников для научного исследования религиозно-мифологических песен весьма затруднительно. Основными недостатками издания можно считать представление музыкального материала без подтекстовок или в объеме одной строфы, небрежная паспортизация, редактура поэтических текстов, нивелирующая и даже искажающая стилистическое своеобразие традиционной осетинской песни. Введение этих материалов в научный оборот представляет серьезную текстологическую проблему, поскольку требует реконструкции, основанной на результатах структурно-типологического анализа.

Колоссальную работу в области изучения и популяризации осетинской народной культуры проделали исследователи Северо-Осетинского научно-исследовательского института краеведения в г. Владикавказе (ныне – СОИГСИ ВНЦ РАН), по преимуществу филологи. Научный архив СОИГСИ содержит огромный рукописный фонд включающий, в том числе и тексты религиозно-мифологических песен. Стоить отметить, что пласт текстовых архивных материалов настолько велик, что выходит за рамки настоящего исследования.

Среди публикаций особого внимания заслуживает серия «Памятники народного творчества осетин» ^{[16] [6] [17]}. В данных сборниках полевые материалы приведены на языке оригинала без напевов. Из религиозно-мифологических песен обратим внимание на такие редкие сюжеты как: Мадæ Майрæн æмæ фидæ Хуыцау (ʻМады Майрæм и отец Богʼ) ^{[6, 136]}; Уасгергий зар, хæдзари арфи туххæй (ʻПесня Уастырджи, в связи с благопожеланиями домуʼ) ^{[6, 137]}.

В конце 1920-х – начале 1930-х гг. к сбору музыкального фольклора республик СССР подключаются музыковеды-фольклористы Ленинграда. Под патронажем известного российского ученого-этномузыколога Е. В. Гиппиуса проходит несколько специализированных выездов в Осетию. Наиболее внушительная коллекция полевых материалов по традиционной музыкальной культуре осетин собрана заслуженным деятелем искусств, известным композитором Б. А. Галаевым (1889–1974). В 1928 г. по инициативе и при поддержке Е. В. Гиппиуса Б. А. Галаев отправился в свою первую научную экспедицию в Северную Осетию, снабженный фонографом и валиками. В результате этой поездки Галаев сделал около 300 аудиозаписей в Северной Осетии, а спустя год, в 1929 г., вместе со студентом педагогического института А. Е. Думкаевым он уже фиксировал народные песни в Южной Осетии.

Собранные Б. А. Галаевым фонографические записи составляют основной корпус материалов по народной музыкальной культуре осетин. Зафиксированные фольклорные материалы ныне хранятся в различных архивах. Записи 1928–30 и 1935–37 гг. находятся в Фонограммархиве Института русской литературы (Пушкинского Дома) [ИРЛИ, Фонограммархив: 007F ФВ 428-568 и ФВ 5113-5120(21); 119 F: ФВ 3778-3845; 125 F: ФВ 4019-4038].

Объем религиозно-мифологических песен составляет чуть более 5% от общего числа материалов, зафиксированных собирателем. Из 700 образцов 38 относятся к этому жанру, из них: песни Уастырджи (24); Аларды (7); Æфсати (3); Мады Майрæм (2). Наконец, по одной песне адресовано Хуыцау и Фæлвæра. В фундаментальном издании «Осетинские народные песни» ^[7] Галаев обнародовал наиболее показательные образцы музыкального фольклора, в том числе религиозно-мифологические песни. Собиратель включил в публикацию 9 примеров песен этого круга: Уастырджийы зарæг (3), Алардыйы зарæг (3), Æфсатийы зарæг (2) и Уациллайы зарæг (1). В этом издании Галаев использовал принципы аналитической нотации и первичной жанровой систематизации осетинских песен, где к конкретному материалу применил идеи Е. В. Гиппиуса, выступившего музыкальным редактором издания. Деятельность Б. А. Галаева в области собирания, изучения и публикации осетинского фольклора на долгие годы заложила основы научной методологии и сформулировала подходы, которые учитываются и развиваются на следующих этапах развития осетинской этномузыкологии.

Среди архивных материалов 1930-х гг. особый интерес вызывают фонографические записи, сделанные шведским ученым Э. Эмсгеймером. В 1936 г. он зафиксировал около 200 образцов осетинских народных песен и наигрышей [ИРЛИ, Фонограммархив: 203F ФВ 5304-5352]. Из категории религиозно-мифологических песен в коллекции Эмсгеймера представлены: Уастырджйы зарæг (ʻПесня Уастырджиʼ) (12); Алардыйы зарæг (ʻПесня Алардыʼ) (4); Фæлвæрайы зарæг (ʻПесня Фæлвæраʼ) (2). Кроме того, единичные примеры посвящены Уацилла, Фыдуани, Мыкалгабырта, Æфсати, и Мады Майрæм.

В Фонограммархиве ИРЛИ хранятся также записи осетинского фольклора, выполненные Т. Кокойти в 1939 г. [ИРЛИ, Фонограммархив: 217 ФВ 5489-5515]. Среди 80 образцов разных жанров только 2 относятся к религиозно-мифологическим песням (Уастырджи и Аларды).

Основные тенденции в собирании и изучении осетинской песенной традиции изучаемого периода, такие как появление первых слуховых записей народных песен и использование фонографа для фиксации оригинального звучания осетинских песен, шли параллельно с российской фольклористикой в целом, составляя важную часть ее единого исторического пути. Мощная экспедиционная работа, развернувшаяся в 1920–1930-е гг., принесла первые серьезные результаты, подарила науке объемный корпус источников, в том числе и по религиозно-мифологическим песням.

После 1930-х гг. по известным политическим причинам деятельность по собиранию и изучению осетинского фольклора практически прекратилась. Лишь через десятилетие после окончания Великой отечественной войны возобновляется сбор и изучение народной музыкальной культуры осетин. Активизация всех сфер исследовательской деятельность в этом направлении связана с последней четвертью ХХ в. и именами К. Г. Цхурбаевой, Д. С. Хаханова и Ф. Ш. Алборова. Особенностью данного периода научных изысканий является постановка общих вопросов, касающихся системы музыкальных жанров и языковых особенностей осетинского фольклора. Анализ и изучение этого этапа истории науки будет осуществлено в следующих исследованиях автора.