Дискурс гибридной войны как механизм формирования негативного образа России

Ильичев Антон Владимирович Младший научный сотрудник, Музей-заповедник Героической обороны и Освобождения Севастополя. 299020, Россия, г. Севастополь, Пр. Генерала Острякова, 250-В, кв. 11 Ilyichev Anton Vladimirovich Junior researcher, Museum of the Heroic Defense and Liberation of Sevastopol 299020, Russia, Sevastopol, General Ostryakov Ave., 250-V, sq. 11 ilichev-toni@mail.ru Другие публикации этого автора

Введение.

Гибридная война – это один из главных терминов, который используют политические и военные эксперты для характеристики текущей конфигурации военно-политического противостояния на международной арене. Определение и раскрытие этого феномена сопряжено с огромными сложностями, из-за которых научное сообщество не смогло сформировать единого взгляда на вопрос о его регулировке. История происхождения термина также вызывает вопросы. В Западной политической мысли принято считать, что его впервые ввел Ф. Хоффман, военный аналитик ВС США. В 2005 г., он опубликовал в соавторстве с Дж. Мэттисом, генералом США в отставке, статью «Расцвет гибридных войн» ^[45], а спустя год самостоятельное исследование «Комплекс иррегулярных приемов ведения войны» ^[30]. В основе воззрений Ф. Хоффмана лежит концепт о гибридной войне как сочетании методов регулярного и иррегулярного способов ведения войны. Существование этих идеальных типов ведения войны уже долгие годы находится под вопросом. Ученые У. Мюррей и П. Мэнсоор в исследовании «Hybrid Warfare: Fighting Complex Opponents from the Ancient World to the Present» справедливо отметили, что сочетание иррегулярных и регулярных методов уже активно присутствовало не только в холодной войне, но и предшествующих мировых войнах ^[46]. Американские аналитики не были первыми, кто представил на широкую общественность термин гибридная война. В 1999 г., представителями НОАК Цяо Ляном и Ван Сянсуем была опубликована работа «Неограниченная война». В ней авторы отмечают, что мир вступил в новую эпоху, где политические, экономические и технологические инструменты становятся оружием современной войны ^[40].

Целью исследования является изучение западного научного дискурса о том, что гибридная война является разработкой русской военной мысли, как одного из механизмов по продвижению антироссийской повестки. Предметом исследования выступают публикации западных исследователей по тематикам информационной и гибридной войны с 2014 г. по 2022 год. Объектом исследования выступает русофобский нарратив, созданный вокруг феномена гибридной войны западными политическими и военными экспертами. Под русофобским нарративом подразумевается сконструированная последовательность образов и идей антироссийской направленности, облеченная в форму научного повествования. В силу огромного массива публикаций за период с 2014 г. по 2022 г., в работе были проанализированы исследования, отражающие основную специфику воззрений западных авторов по рассматриваемой проблематике.

Задачи исследования заключаются в следующем:

1) Рассмотреть проблему регулирования гибридных войн на примере функционирования международного гуманитарного права в конфликтах XXI века;

2) Определение истоков в формировании в западном научном дискурсе представлений о том, что гибридная война является разработкой русской военной мысли;

3) Изучить основные положения и компоненты «русской гибридной войны»;

4) Привести контр-тезисы на выдвигаемые зарубежными авторами обвинения России в проведении гибридных военных операций и совершении военных преступлений, на примере кампаний НАТО и США.

В основе методологии исследования лежит системный, геополитический и цивилизационный подходы.

Основная часть.

В современном международном праве не существует нормативно-правовых норм, что позволяют регулировать все элементы гибридной войны. Эксперт по проблемам военной безопасности Р. Арзуманян и полковник НКР Багдасарян А. считают, что выходом из сложившейся ситуации является разработка «военного права», определенного поля, что позволит регулировать инструментарий военных средств и способов его применения ^[1]. Подобного рода действия вряд ли смогут решить возникшие проблемы по ряду причин. В первую очередь из-за незаинтересованности элит мировых и региональных держав. Создание военного права, как его представляют эксперты, лишит государства целого спектра приемов и инструментов, необходимых для проведения активной внутренней и внешней политики. Напряженная мировая обстановка, в условиях нового витка холодной войны, также не способствует выработке общего консенсуса по данному вопросу. Однако сам факт создания военного права не означает ликвидацию гибридных войн как феномена. Иллюстрацией этого могут служить действующие законодательные нормы международного права о принципах ведения регулярных войн («Международное гуманитарное право»). Действия сторон любого военного конфликта ограничиваются: Петербургской Декларацией 1868 г., Женевской и Гаагской конвенциями, Конвенциями о биологическом и химическом оружии, конвенцией «О некоторых видах обычных вооружений» от 1980 г. и дополнительным протоколом, принятым к ней в Оттаве в 1997 г., а также конвенцией по кассетным боеприпасам от 30.05.2008 года. Весь этот перечень запрещает:

1. Наносить умышленные удары по объектам гражданской инфраструктуры, в том числе и по объектам атомной энергетики;

2. Использовать голод как военный инструмент;

3. Применять химическое и биологическое оружие, а также разрывные и кассетные боеприпасы;

4. Убийство военнопленных и людей, сдающихся в плен;

Рассмотрим соблюдение этих норм на примере одного из военных конфликтов современности. 24 марта 1999 г. НАТО начало военную операцию против Югославии, под кодовым названием «Союзная сила». Это была первая военная операция Альянса, организованная без санкции Совета Безопасности ООН, против государства, что напрямую не угрожало членам-Альянса. В 1990-х гг. США занималась активной подготовкой бандитских и террористических группировок в Косово с целью дестабилизации внутренней обстановки в регионе. Под контролем американских спецслужб была создана «Освободительная армия Косово. За 1998 г. ее боевики совершили 1884 террористических акта, в которых погибло 288 человек.

С 24 марта по 10 июня 1999 г. продолжались ковровые бомбардировки городов Югославии. Международная правовая организация «Human Rights Watch» в отчете «Civilian Death in the NATO Air Campaign» заявила о гибели 527 мирных жителей во время бомбардировок Югославии ^[19]. Эти данные, безусловно, является существенно заниженными. По оценкам югославской стороны, в ходе ударов НАТО погибло в районе от 1,500 до 5700 мирных граждан ^[59]. Одним из многочисленных примеров военных преступлений Альянса в Югославии было нанесение удара по штаб-квартире Сербского государственного телевидения и радио (RTS) в центре Белграда. В результате погибло 16 гражданских и еще 16 было ранено ^{[29, c. 3]}. Родственники жертв в 2001 г. обратились в Европейский суд с требованием признать удар по станции RTS как военное преступление. Дело было отклонено в силу того, что эти действия происходили на территории страны, которая не подписала «Европейскую конвенцию о правах человека» ^[21].

Согласно отчету комиссии, которая занималась рассмотрением воздушной кампании НАТО против Югославии, здание RTS было признано легитимной целью, а жертвы среди мирного населения признаны высокими, но не неприемлемыми ^[25]. Исследователи из Македонии А. Грижев и Д. Грижев, ссылаясь на список военных объектов, составленных Международным Красным Крестом от 1956 г., разработанный до Дополнительных протоколов, называют удар по RTS легитимным ^{[29, c. 5]}. В то же время они отмечают, что Альянс нарушил статью 57(2) Дополнительных протоколов к Женевским Конвенциям, не предупредив мирных жителей о намечающемся ударе. Кроме того, македонцы признали, что удар не привел к решению поставленных целей по уничтожению сети коммуникаций армии Югославии ^{[29, c. 5-6]}. В 2019 г. генеральный секретарь НАТО, Й. Столтенберг заявил на Международном форуме по безопасности в Белграде о том, что бомбардировка Югославии была предпринята для защиты мирного населения Сербии, а современным сербам следует оставить эти события в прошлом ^[10].

Военные преступления в обход международного права были совершены НАТО и в ходе военных вторжений в Ирак и Афганистан. Официальные представители Альянса оправдывают нанесение ударов по гражданским объектам несоответствием между полученной информацией и реальным положением дел. Сегодня мировая общественность и международные организации активно игнорирует военные преступления, что совершаются на территории Йемена и Украины. Бойцы Вооруженных сил Украины (ВСУ) неоднократно были замечены в применении химических видов вооружений, убийствах военнопленных и нанесениях ударов по Запорожской атомной станции, однако никаких санкций со стороны международного сообщества не последовало. 2 марта 2023 г. группа диверсантов ВСУ совершила теракт, на территории Брянской области открыв огонь по гражданским и взяв в заложники местных жителей. Пресс-секретарь ООН выступил с заявлением, что ООН не может подтвердить информацию об атаке Украины на территорию Брянской области ^[62].

Таким образом, мы можем заметить, что наличие целого спектра ограничительных норм международного гуманитарного права, никоим образом не ограничивает страны в способах и методах ведения войны. Еще одну проблематику, связанную с трудностями регулирования гибридной войны, выделила отечественная исследовательница К.Л. Сазанова. В своей статье «Гибридная война: международно-правовое измерение» она указывает, что гибридная война стала журналистским клише для обозначения любых действий государств, что не вписываются в традиционную парадигму ведения регулярных войн» ^[8].

Гибридная война как разработка России. Западные элиты очень быстро осознали ценность этого журналистского клише для информационных, пропагандистских кампаний. Гибридная война благодаря ангажированным зарубежным экспертам и СМИ превратилась в русскую разработку.

В 2013 г. на Западе была опубликована книга «Дезинформация. Тайная стратегия абсолютной власти», за авторством И.М. Пачепы, бывшего главы румынской «Секуриате». Исследование представляет собой откровенный русофобский пасквиль, призванный дискредитировать Россию для западного читателя. И.М. Пачепа приписывает в своей книге, появление дезинформации как политического инструмента советской власти, и лично И. В. Сталину. По его заявлениям, СССР проводил активные дезинформационные кампании в годы Второй мировой войны и в ходе противостояния с США. Главная цель данного исследования – интерпретировать военно-политический кризис XX в., как результат деятельности СССР. Таким образом, в представлении читателей Советский Союз и Россия предстают в образе «империи-зла», что виновна в многочисленных катастрофах XX – начала XXI века.

Всплеск исследований о русском происхождении гибридной войны произошел после событий 2014 г., когда Крым и Севастополь воссоединился с Россией. После этого западные исследователи обратили пристальное внимание на статью «Ценность науки в предвидении» начальника Генерального штаба ВС РФ В. Герасимова, опубликованную в феврале 2013 года. В июне 2014 г. аналитики FOI (Swedish Defense Research Agency) опубликовали целую серию работ и исследований посвященную действиям России на Украине. Г. Перссон и К.В. Паллин из данного агентства предприняли первую попытку в Западном научном поле связать гибридную войну с Россией через взаимосвязь события 2014 г. с идеями, высказанными В. Герасимовым в статье Военно-промышленного курьера (ВПК) ^[47]. В этом же месяце журналист Р. Коалсон перевел публикацию В. Герасимова на английский язык, опубликовав ее на своей страничке в социальных сетях.

Информационной бомбой стала публикация в социальных сетях профессора М. Галеотти, под названием «Доктрина Герасимова и Русская нелинейная война». Основываясь на переводе Р. Коалсон, американский исследователь интерпретировал слова В. Герасимова о трансформации Западом методов ведения войны, как провозглашение Россией новой военной доктрины, где ключевая роль отводится мерам невоенного воздействия. Термин «Доктрина Герасимова», уже вскоре использовался многими исследователями, а пост М. Галеотти цитировался даже в документах подготовленными специалистами из НАТО ^{[13, c. 7]}. В 2018 г. М. Галеотти в своем блоге принес извинения за то, что выдумал доктрину Герасимова ^[26]. Признание автора было проигнорировано западным экспертным сообществом, как покажут дальнейшие материалы.

Прямую взаимосвязь гибридной войны с Россией можно проследить в публикации интервью с бывшим генеральным секретарем НАТО, Расмуссеном А.Ф. в котором он заявил:

«Россия сегодня ведет гибридную войну с целью дестабилизации правительства Украины и установления контроля над восточными территориями страны» ^[39].

Попытки развеять миф о «доктрине Герасимова» на Западе предприняли ряд экспертов. В 2016 г. Ч. Бартлз опубликовал свой разбор статьи В. Герасимова под названием «Getting Gerasimov Right» ^[16]. В ней он отметил, что статья В. Герасимова не является провозглашением Россией новой концепции ведения войны (гибридной). Исследование представляет собой изучение военных операций на современном этапе, угроз прямого и непрямого характера воздействования и способов асиметричного ответа. Обзор военных операций США В. Герасимова, исследователь А. Джайлз в работе «Valery Gerasimov’s Doctrine» ^[27], назвал «параноидальными взглядами Москвы на методы ведения войны США» ^{[27, c.8]}. Взгляды Ч. Бартлза поддержал и другой аналитик М. Кофман в своих статьях «Russian hybrid warfare and other dark arts» ^[32] и «Russia’s armed forces under Gerasimov, the man without a doctrine» ^[33]. В них он указал, что В. Герасимов не предлагал новую военную доктрину, а лишь отразил свои взгляды на тактику ведения войны Западом. Хоть материалы и стремятся развеять миф, возникший вокруг «Доктрины Герасимова» их содержание остается русофобским, а приводимые оценки порой противоречат друг другу. Так, М. Коффман указывает, что в основе российской военной доктрины лежит применение конвенциональных сил, но в то же время прослеживает применение методов гибридной войны в событиях 2014 г. на Украине.

В 2015 г. Федеральная академия военной политики ФРГ, опубликовала исследование К. Джайлза, специалиста по вопросам безопасности связанными с Россией и ее вооруженными силами, под названием «Russia’s Hybrid Warfare: A Success in Propaganda» ^[28]. Автор заявляет о том, что Россия разработала эффективный инструментарий «информационной войны» против НАТО и ЕС. Произошло это, по мнению К. Джайлза, из-за «нехватки институциональной памяти о подрывной деятельности Советского Союза среди западной целевой аудитории» ^[28]. Вторая причина кроется в том, что Россия вложила огромные средства и силы в адаптацию своей «подрывной деятельности» под условия Интернет-эпохи ^[28]. Апробация новой политики произошла, по его мнению, во Второй Чеченской войне (где русские автором называются агрессорами), событиях 2008 г. в Грузии и Арабской весны ^[28]. В инструментарий информационной войны России автор включает:

1. Информационные войска: хакеры, журналисты, специалисты по стратегическим коммуникациям и психологическим операциям, и лингвисты;

2. Кибер-операции по вмешательству в выборы и избирательные процессы;

3. Контроль внутреннего медийного поля и дискредитация «объективных» свидетельств Западных СМИ;

Весь описанный выше инструментарий применялся западными странами, с 1990-х гг. для дестабилизации положения на постсоветском пространстве и Ближнем Востоке. К Джайлз заявляет о том, что население России полностью изолировано от западных средств получения информации. Заявление выглядит, по крайней мере, сомнительно, в силу особенностей интернета как канала распространения информации. Общепризнанно, что даже китайский «Золотой щит», можно обойти при помощи стороннего программного обеспечения. Полная изоляция, в том виде в котором, заявляет автор, невозможна. Эффективность «российской пропаганды» в Западном информационном поле К. Джайлз объясняет особенностью западного либерального мира:

«Когда Западным редакторам поступает версия событий, что транслируется на всех уровнях российской медиа-машины начиная от Президента и заканчивая «Кремлевской армией троллей», у них нет иного выбора, кроме как опубликовать ее, что придает ее вес и авторитет» ^[28].

Тематика информационной войны России и ее кибер-операций были продолжены в следующих исследованиях «Russian Information Warfare: Implications for Deterrence Theory» ^[12], «Making Sense of Hybrid Warfare» ^[64], «Russian Hybrid War» ^[51], «Hybrid War: High-tech, Information and Cyber Conflicts» ^[22], «Putins Information Warfare in Ukraine» ^[56], «Redefining Hybrid Warfare: Russia’s Non-linear War against the West» ^[57], «A Changing Security Paradigm. New Roles for New Actors – The Russian Approach» ^[17], «When Hybrid Warfare Supports Ideology: Russia Today» ^[63], «Social Media—From Social Exchange to Battlefield» ^[18].

В 2015 г. специалисты НАТО по энергетической безопасности М. Рюле и Ю. Грубляускас опубликовал исследование «Energy as a tool of hybrid warfare». Данная работа является характерным образцом раскрытия Западными экспертами, созданного ими явления, «русской гибридной войны». В него М. Рюле и Ю. Грубляускас вкладывают:

1) Использование регулярных и иррегулярных формирований на территории Украины;

2) Поддержка сепаратистских формирований;

3) Кибер-атаки;

4) Проведение массивной пропагандисткой кампании;

5) Использование энергоресурсов как инструмента давления ^{[50, c. 2]};

На последний элемент и сосредоточено основное внимание данной публикации. Специалисты НАТО пишут о том, что Россия использовала зависимость Украины от энергоресурсов как инструмент давления на украинское правительство. После событий 2014 г., по мнению авторов, эффективность этого инструмента возросла, поскольку с возвращением Крыма и Севастополя в состав России, Москва больше не была связана необходимостью продавать энергоресурсы по сниженной стоимости. Отказ украинского правительства платить за газ по новым, высоким ценам, привел к прекращению подачи энергоресурсов Украине. Вместе с нестабильной ситуацией в Восточной части страны, где находится основная доля шахт, это привело к образованию кризисной ситуации в энергетике страны. Использование энергоресурсов как оружия, натовские специалисты рассматривают и как давление на ЕС с запретом трансфера газа на Украину ^{[50, c. 4]}. Тематика энергоресурсов как «оружия России» была активно использована вначале 2022 г., особенно после начала СВО ^{[24] [38] [53]}.

Под иррегулярными формированиями западные эксперты, преимущественно, подразумевают использование специализированных военных групп на территориях за пределами России. В основе этих групп лежит опыт СССР в гг. «Холодной войны» когда Советский союз отправлял специалистов и волонтеров на помощь просоциалистическим движениям на Ближнем Востоке, Африке, Латинской и Южной Америке, и Азии. С 1990-х гг., учитывая развернувшуюся на территории РФ приватизацию, эти военные группы переходят в руки частных лиц, создавая нечто схожее с американским концептом частных военных кампаний (ЧВК). Андраш Рач, старший научный сотрудник «Немецкого совета по международным отношениям (DGAP)», видит это различие в использовании ЧВК, при официальном отрицании их существования на территории страны ^[48]. Россия, по заявлениям иностранных специалистов, использует частные военные силы бизнесменов для укрепления своего влияния на территориях Африки и Ближнего Востока. Основной вектор дискуссии разворачивается вокруг Частной военной кампании «Вагнер», что в этот период именуется как «Vagner-group» ^{[48] [49] [52] [61]}. Обвинения со стороны Запада в использовании ЧВК выглядят слабыми, поскольку ЧВК является изобретением военной мысли Запада. Активное их использование началось еще в годы «Холодной войны», как групп наемников для противостояния СССР и лояльным ему режимам, и движениям. Приобретя дурную славу, наемники скоро были трансформированы в структуры, занимающиеся охранными функциями. США активно использовали ЧВК в ходе кампаний в Афганистане и Ираке. А сегодня, многие крупные ЧВК напрямую инкорпорированы в военную систему США.

Концепт «русской гибридной войны» в период с 2014 г. по 24 февраля 2022 г., западные авторы связывали с поддержкой «сепаратистских вооруженных формирований («ДНР и ЛНР») и проведением информационных операций и кибератак против Западного мира. Информационная война заключается как в попытках вмешательства в избирательные процессы путем хакерских атак, так и в проведении внутренних и внешних медийных кампаний. Первое заключается в создании защитного механизма по отражению деструктивного материала извне. Под этим западные авторы подразумевают «объективные информационные материалы европейских и американских СМИ» и культурные элементы, связанные с новой этикой на Западе. Кроме того, они считают, что идет массовая обработка сознания простых граждан через телевиденье, интернет, СМИ, кинематограф. Схожие процессы по попытке закрепить идеи «Кремлевской пропаганды», в обществе происходят и на Западе через «Кремлевских интернет-ботов» в социальных сетях и «Russia-Today» как рупоре российской пропаганды.

Главная цель подобных публикаций заключается в формировании у граждан представления о России как глобальной угрозе мировой безопасности. Разжигание русофобии в странах Запада необходимо иностранным элитам для отвлечения внимания населения от внутренних социальных и экономических проблем. Помимо этого, ненависть к России и русским позволяют легитимизировать свою политику на международной арене, и усилить контроль в своем обществе.

Обвинения в адрес России о поддержке сепаратистских вооруженных формирований от западных экспертов выглядят двулично, учитывая политику США за последние 30 лет. В фильме О. Стоуна «Президент», В.В. Путин в рамках интервью официально подтвердил, что США оказывались поддержку террористам на Северном Кавказе в 1990-х годах ^[7]. Еще до начала Первой Чеченской войны США посетил с официальным визитом Д. Дудаев ^[3].

Реакцию ряда Западных СМИ о трагедиях и терактах в России не иначе как антигуманистической и аморальной назвать нельзя. Польское издание «Rcecz Pospolitia» после трагедии в Беслане, призывала читателей «понять мотивы террористов», а руководство нашей страны призывало к диалогу с убийцами. Польские журналисты считают, что хоть у терактов не может быть оправданий, ситуация с Чечней это исключение.

Шведское издание «Basler Zeitung» писало: «к захвату заложников в Беслане боевиков подтолкнула ненависть. Они действуют безжалостными, чудовищными методами. Но, с другой стороны, их требования вывести российские войска из Чечни легитимны».

Американское участие в событиях на Северном Кавказе в 1990-х гг. и начале 2000-х гг. не носило открытого характера как в случае других конфликтов. США и страны Запада оказывали финансовую поддержку террористическим и бандитским формированиям через арабские благотворительные организации, а поставки вооружения шли посредством продаж вооружения на черном рынке оружия в Азербайджане и Турции ^{[2] [6] [5]}. Западные страны открыто выражали поддержку террористическим формированиям на Северном Кавказе, а иностранные СМИ создавали из террористов образ «борцов за независимость». Так, репортеры телеканала CNN назвали боевиков, совершивших теракт на Дубровке, «чеченскими диссидентами».

В 1999 г. американцами был основан «Комитет за мир в Чечне», в него вошли политики и деятели с открытыми русофобскими взглядами. В качестве примера можно привести бывшего главу ЦРУ Дж. Вулси. Деятельность комитета была направлена на признание в международном сообществе независимости Чечни–Ичкерии во главе с А. Масхадовым. Сама организация хоть и не имела открытой поддержки со стороны правительства США, ее связь с американскими политическими элитами неоспорима. Спецслужбы США оказывали поддержку боевикам на Кавказе личным составом через территорию Азербайджана, куда прибывали боевики «Аль-Каиды» («запрещенной на территории РФ террористической организации»). Связь ЦРУ и ее роль в становлении Усамы бен Ладена подтверждается целой серией расследований.

Обвинения России в проведении кибер-операций также несостоятельны. Российская Федерация первой заявила о необходимости ограничения действий в киберпространстве. В 1998 г. министр иностранных дел России И. Иванов направил спец-послание генсеку ООН Кофи Аннану, в котором была выражена позиция о недопустимости милитаризации виртуальной среды. Этот документ лег в основу резолюции России «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте международной безопасности», которую представили на 53-й сессии Генеральной Ассамблеи ^[11]. В 2011 г. Российская Федерация предложила принять резолюцию «Об обеспечении международной информационной безопасности». Она должна была ввести ограничение на использование интернета с целью вмешательства во внутренние дела государства (в том числе и хакерские атаки). Для соответствующих защитных действий предлагалось наделить государства особыми полномочиями по регулированию национальных сегментов интернет-среды. Резолюция не получила поддержки и встретила ожесточенное сопротивление со стороны США.

Первыми о превращении киберпространства в военную среду заявили американцы в 2006 году ^{[4, c. 74]}. В 2015 г. эта позиция получила доктринальное закрепление в «Стратегии действий министерства обороны США в киберпространстве». В ней говорилось о том, что действия США в виртуальной среде носят оборонительный характер, но американцы вправе ответить на угрозы для своей страны всем возможным инструментарием ^[9]. Стратегия от 2018 г. приобрела более агрессивный характер. США заявило, что американцы вправе наносить упреждающие киберудары по объектам противника представляющие угрозу ^[9].

Целями США в наступательных операциях в киберпространстве выступают объекты не только в России, но и в Китае. 13 сентября 2022 г. издание «Синьхуа» сообщило о результатах расследования кибератак на Северо-Западный политехнический университет Китая. В отчете Китайского национального центра реагирования на чрезвычайные ситуации с компьютерными вирусами, были предоставлены доказательства о причастности к кибератаке подразделений АНБ США ^[20].

После начала СВО 24 февраля 2022 г., на Западе произошел мощнейший всплеск исследований, посвященных анализу «русской гибридной войне». За несколько дней до начала операции на Украине, Ф. Хоффман, опубликовал свое исследование «Russia's hybrid war against Ukraine» на сайте Deutsche Welle (признанной на территории РФ иностранным агентом). В этом материале он заявил, что Россия больше не следует классическим методам ведения войны, используя дезинформацию, наемников и кибер-атаки для уничтожения Украины ^[31]. Рассматривая публикации за 2022 г., мы можем отметить, что существенных концептуальных изменений во взглядах западных авторов на «русскую гибридную войну» не произошло. Упоминаются все тот же набор инструментов. Из тех различий, что удалось обнаружить – это территориальное расширение. Если в период с 2014 г. по 2021 г., основным направлением «гибридных атак России» была Украина, то теперь к ней присоединяется ЕС и НАТО ^{[15] [35] [36] [41] [43] [44] [54] [58] [60]}. Риторика исследований в то же время претерпела существенные изменения. Так, огромный акцент делается на «варварской политике России на Украине». Западными специалистами даже для этого был введен термин «варварская война» («barbaric warfare»), под которым подразумевают нанесение ударов по объектам гражданской инфраструктуры. Россия в этих исследованиях обвиняется в уничтожении электростанций, систем водоснабжения больниц и в совершении многочисленных военных преступлений ^{[14] [42] [55] [34]}.

Обвинения не подкреплены никакой доказательной базой. В 2019 г. в своем блоге исследовательница Э. Дэвидсон опубликовала материал «The Physical Destruction of Iraq’s infrastructure in the Gulf War» ^[23]. В нем она раскрыла, как НАТО в ходе войны в Персидском заливе практически полностью уничтожила гражданскую инфраструктуру Ирака (системы водоснабжения, электроэнергии, водоочистки, канализации, системы связи и транспорта, сельскохозяйственные предприятия, школы, больницы, продовольственные склады) ^[23]. В исследовании приводятся высказывания офицеров ВВС США, которые комментировали произошедшие события следующим образом:

«Мы наносили удары по инфраструктуре, чтобы усилить эффект от санкций»

«Психологическое воздействие на жителей Ирака было лишь побочным эффектом ударов по инфраструктуре»

«Удары наносились по «объектам, которые дают возможность стране выстоять»

«Что подразумевается под невиновными. Они живут там и у них определённо есть влияние на то, что происходит в стране» ^[23].

Западные авторы обвиняют Россию в том, что войска НАТО долгие годы совершали на территориях Югославии, Ирака и Афганистана. Сфабрикованные дела, как «трагедия в Буче», не подкреплены никакими весомыми доказательствами, а представляют собой лишь жалкую инсинуацию с целью обвинить Россию. В то же время многочисленные преступления, совершенные ВСУ и иностранными наемниками были доказаны отечественными органами правопорядка и военной прокуратурой. С целью демонизировать образ России, западные эксперты не стесняются переписывать историю. Исследователь М. Крамер, стремясь обвинить Россию в многочисленных военных преступлениях, проводит параллели с событями Второй мировой войной. Так, он указывает, что русские войска вторглись на Украину так же, как и Красная Армия в 1939 г., указывая, что именно это событие стало началом Второй мировой ^[37]. Статья пропитана обилием русофобских высказываний:

«Красная Армия совершала безудержные зверства и массовые убийства во время оккупации Восточной Польши, Финляндии и других Восточноевропейских стран»

«Путин награждает подразделения русской армии, замешанные в чудовищных преступлениях точно так же, как советское руководство награждало войска Красной Армии во время Второй мировой войны»

«Советские солдаты известны многочисленными изнасилованиями на оккупированных территориях… На Украине русские солдаты за последние несколько недель заработали схожую репутацию» ^[37].

Назвать этот материал научным исследованием абсолютно невозможно – это открытый русофобский пасквиль, занимающийся разжиганием национальной ненависти и искажением исторической действительности, укладывающийся в рамках современной западной политики.

Заключение

Гибридная война, несмотря на широкий массив публикаций и исследований остается слабоизученным феноменом, с практической точки зрения. Одной из основных проблематик, является чрезмерная идеологизированность вопроса при его рассмотрении как в отечественном, так и зарубежном научном дискурсе. Гибридная война стала в руках медийного ресурса европейских и азиатских стран, практичным «клише» для трактовки любых действий враждебного государства, не вписывающихся в модель традиционной тактики ведения войны. Закономерным итогом, стало отсутствие каких-либо международных норм способных регулировать ведение гибридных операций, в силу чрезмерно расплывчатых формулировок. Однако в случае конкретизации и углублённого изучения данного феномена, положительный итог создания и функционирования «военного права» представляется маловероятным. Международное гуманитарное право, созданное в период со второй половины XX в. по начало XXI в., должно было согласно своему замыслу, воздержать стороны конфликта от применений разрушительных мер ведения войны. Опыт вооруженных конфликтов, за последние 30 лет демонстрирует, что страны-участники данных конвенций, могут не только обходить эти ограничения, но и идти на прямое нарушение, не боясь последствий со стороны международных организаций. Тем самым это служит одним из доказательством того, что создание ограничительных мер в адрес гибридной войны, не приведет к отказу мировых и региональных держав от проведения гибридных операций.

Запад давно не только проводит гибридные операции против России и Китая, но также использует и само научное изучение вопроса как инструмент по продвижению антироссийской повестки. Тезис о том, что гибридная война является разработкой России, выдвинул М.Галлеоти, который пошел на умышленный подлог в обзоре статьи В. Герасимова с целью привлечения внимания общественности и научного сообщества. Прямая инсинуация эксперта вскоре была трансформирована в стройную теорию о том, что гибридная война есть разработка России по уничтожению Западного мира. Иностранные военные аналитики и политические эксперты настаивают на том, что Запад находится в позиции отстающего по данному вопросу, требуя выработку не только защитных, но и ответных мер. Таким образом, реализуя античную формулу «Карфаген должен быть разрушен». Публикации иностранных авторов выставляют дестабилизацию мировой военной и политической обстановки, как результат преднамеренных действий России. В состав ее гибридного инструментария эксперты включают информационную войну, кибер-операции, использование иррегулярных формирований на территории других стран, а также использование энергоресурсов как инструмента давления.

По результатам исследования было выявлено, что Запад первым использовал весь набор данных инструментов при проведении вооруженных кампаний в Югославии, Афганистане, Ираке, а также используют их в конфликте на Украине. В то же время Российская Федерация, с самого начала своего образования выступала инициатором по разработке мер ограничивающих, то же ведение войны в киберпространстве.

Гуманитарная, научная сфера на Западе сегодня стала очередным политическим инструментом в руках европейских и американских политических элит. Работы западных политических экспертов в рассматриваемый период не представляют собой профессиональные, независимые экспертные, а являются лишь продолжением русофобской риторики европейских и американских политических деятелей. Рассмотрение гибридной войны, как разработки России является продолжением политики Запада по дискредитации образа нашей страны. Первоначально ошибочные воззрения М. Галлеоти привели к информационному буму в среде европейских и американских политических и военных экспертов. В публикациях с 2014 по 2022 г., исследователи при помощи эфемерной доказательной базы, обвиняют Россию в совершении антигуманистических действий, что войска НАТО успешно применяли последние 30 лет. Подобная риторика демонстрирует, что гуманитарные исследования на Западе в области военной и политической аналитики, превратились в такой же инструмент русофобской пропаганды как Западные СМИ и кинематограф.