«Практик на американский лад»: образ Василия Федотыча Соломина в романе И. С. Тургенева «Новь»

Тюняева Ольга Дмитриевна Аспирант кафедры истории русской литературы Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Tyunyaeva Olga Dmitrievna Postgraduate student of Lomonosov Moscow State University, Chair of History of Russian literature 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory str., 1 tyunuaeva@list.ru Другие публикации этого автора

К XIX в. по обе стороны от Европы, центра мировой культуры и цивилизации, сложились два больших государства, совершенно разных по своему политическому и социальному устройству. Тем не менее, эти страны имели и немало точек пересечения. Речь идет о России и США. Империя и федерация выступали друг для друга образом «Другого», наличие которого характерно для любой культуры ^{[1, с. 11]}. Относительно «Другого» культура определяет свое положение в мире. Культура может отождествлять себя с неким «Другим», либо противопоставлять. Но в обоих случаях у одной культуры чувствуется сильнейший интерес к другой. Подобным ориентиром друг для друга и являлись Россия и США. Исследователи давно отмечали, что государства объединял ряд общих факторов: общность социальных проблем (крепостное право в России и рабство в Америке); обширная территория двух стран; периферийное положение этих больших государств по отношению к Европе, центру мировой культуры в XIX в. Если в XVIII в. Россия воспринимает Европу как наставницу в плане культуры, то уже к концу ХIX столетия русская литература сама оказывает непосредственное влияние на развитие литературы Европы. Литературы России и США практически одновременно, в начале ХIX в., входят в мировое художественное пространство. Этим в немалой степени обусловливается явный интерес русских и американских писателей друг к другу ^{[2, с. 225]}.

Известно, что на протяжении всего творческого пути И. С. Тургенев проявлял живой интерес к литературе и культуре Америки. Этот интерес, по всей видимости, был обусловлен не только личными вкусами писателя, но и общей увлеченностью Новым светом в русском обществе середины ХIX в. А. М. Эткинд убедительно показал, насколько важен был Новый Свет для России в середине ХIX в. в различных аспектах жизни ^[1]. В частности, исследователь проводит аналогии между многочисленными религиозными сектами, которые существовали как в Российской империи, так и в заокеанской республике.

Существовали в России весьма утопические политические проекты, ориентированные непосредственно на Америку. Так, в начале 1860-х гг. М. А. Бакунин обсуждал с П. А. Кропоткиным «создание Соединенных Штатов Сибири, которые вступили бы в федерацию с Соединенными Штатами Америки» ^{[1, с. 250]}.

А. М. Эткинд отмечает особую знаковую роль Америки в двух важнейших текстах второй половины ХIX столетия — «Что делать?» Н. Г. Чернышевского и «Бесах» Ф. М. Достоевского. «В обоих романах Америка играет важнейшую закадровую роль: другое место, откуда вышли, о котором мечтают, куда исчезают и откуда возвращаются главные действующие лица» ^{[1, с. 265]}. Недаром исследователь называет Чернышевского «американистом». Новые отношения к телесной любви, которые культивируются в романе Чернышевского, по-своему напоминают сектантские религиозные общины Америки. Четвертый сон Веры Павловны о земном рае приобретает особую связь с Америкой. Грезы о Новом мире порождают прямые ассоциации даже с природными ландшафтами Североамериканского континента. Именно Америка с ее политическим устройством должна была, по мнению Чернышевского, воплотить все социалистические чаяния русского мыслителя ^{[1, с. 197]}.

Таким образом, концепт «Америка» в русской культуре постепенно приобретает и философское наполнение. Нередко Америка описывается как Земля Обетованная, рай на земле ^{[3, с. 118]}. Новый свет в этой парадигме воспринимается как место, несущее личную и общественную свободу человеку. В данном ключе интересны рассуждения А. И. Герцена о различиях между Европой и Америкой в связи с вопросами эмиграции. Размышляя о сущности европейской цивилизации, Герцен заключает, что переезд русского в Европу не является эмиграцией в полном смысле слова благодаря общности культуры. А вот переезд в Америку представляется писателю настоящей эмиграцией. «<…> это страна (Америка. — О. Т.) „забвения родины”, — отмечает Герцен, — «это новое отечество, там другие интересы, все другое; люди, остающиеся в Америке, выпадают из рядов» ^{[4, с. 74]}.

Одновременно Новый свет воспринимается как иное, потустороннее пространство, находящееся за пределами изведанного мира. Упоминание Америки в качестве эквивалента загробного мира встречается, например, в творчестве Ф. М. Достоевского ^{[5, с. 155]}.

Параллельно формировалось в России и представление об особенностях национального характера американцев. Ключевыми чертами считались индивидуализм, трудолюбие, социальная активность, предприимчивость, рационализм, приверженность к материальным благам. На протяжении XIX столетия представления об американском национальном характере в России продолжали углубляться.

Подобные различные представления об Америке, о Новом свете, в определенной степени нашли отражение и в творчестве И. С. Тургенева. Тема «Тургенев и Америка» довольно обширна и в разные годы привлекала внимание как отечественных, так и зарубежных исследователей [5–10]. Известно, что автор «Отцов и детей» был открыт к мировой культуре ^[11]. На протяжении всей жизни Тургенев живо интересовался событиями Нового света и желал лично посетить заокеанскую Республику. В письме к американскому писателю Я. Бойесену писатель признавался: «Одно из самых сильных моих желаний — посетить самому вашу страну — Новый Свет, который для Старого Света является тем, чем Будущее для Настоящего или Прошедшего, — и я надеюсь, что исполню это желание прежде, чем покину эту землю» ^{[12, с. 260]}. Осуществить эту мечту Тургеневу так и не удалось. Но до конца своих дней русский писатель поддерживал дружеские отношения с Г. Джеймсом, вел переписку с Я. Бойесеном, У. Д. Хоуэллсом и некоторыми другими представителями американской литературы.

В свою очередь в Америке интерес к творчеству Тургенева возник уже в середине XIX в. Первые упоминания о Тургеневе в американской критике появляются в статьях, повествующих о крепостном праве в России ^[13]. В то время читателей США привлек антикрепостнический пафос «Записок охотника». Первые отдельные рассказы из цикла стали появляться в Новом свете в середине 1850-х гг. ^{[5, с. 74]} А спустя десять лет, в 1867 г., Ю. Скайлер издал в Нью-Йорке собственный перевод «Отцов и детей». Довольно скоро в Америке стали выходить и другие переводы романов Тургенева. При жизни писателя в США были изданы «Отцы и дети» (1867), «Дым» (1872), «Дворянское гнездо» (Liza, 1872), «Рудин» (1873), «Новь» (1877), повесть «Вешние воды» (1874) ^{[14, p. 17]}. Большой интерес к Тургеневу-романисту в XIX веке проявили такие американские писатели, как Г. Джеймс, У. Д. Хоуэллс, Т. Пери, Я. Бойесен.

Сам же Тургенев в своем творчестве не придавал теме Америки большого значения. Писателя, в первую очередь, интересовали события в России, в некоторых случаях — жизнь русских в Европе. Но образ Америки так, или иначе возникает в творчестве Тургенева, причем зачастую он вписывается в общую парадигму представлений о Новом свете в России середины XIX в. Это касается и представлений об американском национальном характере, которые нашли отражение в образе Василия Федотыча Соломина из последнего романа Тургенева «Новь» (в «Вестнике Европы 1877. № 1, 2). Работа над «Новью» велась долго: первые наброски появились уже в начале 1870-х гг., а черновая рукопись была закончена в 1876 г.

В подготовительный материалах к роману Тургенев писал: «Мелькнула мысль нового романа. Вот она: есть романтики реализма (Онегин — не пушкинский, а приятель Ральстона). Они тоскуют о реальном и стремятся к нему, как прежние романтики к идеалу. <…> В противоположность этому Онегину — надо поставить настоящего практика на американский лад (курсив наш — О. Т.), который так же спокойно делает свое дело, как мужик пашет и сеет, — можно подумать, что он хлопочет только о своем желудке, о своем bien être (благосостоянии), и счесть его за дельного эгоиста; только наблюдательный глаз может видеть в нем струю социальную, гуманную, общечеловеческую: она сказывается в выборе его занятия, в сознании долга перед другими, в честно выдержанно сером <?>, во всем плебейском закале. Натура грубая, тяжелая на слово, без всякого эстетического начала — но сильная и мужественная, нескучливая, с выдержкой. У него своя религия — торжество низшего класса, в котором он хочет участвовать. Русский революционер» ^{[15, с. 399]}.

Однако позже Тургенев отказался от своего желания представить Соломина «американцем». В романе про Соломина сказано, что он некогда два года пробыл в Англии, в Манчестере, где многому сумел научиться, т. е. Америка заменяется более понятной, или привычной Англией. Теперь же он заведовал большой бумагопрядильной фабрикой купца Фалеева. «Соломин был единственный сын дьячка: у него было пять сестер — все замужем за попами и дьяконами; но он с согласия отца, степенного и трезвого человека, бросил семинарию, стал заниматься математикой и особенно пристрастился к механике; попал на завод к англичанину, который полюбил его как сына и дал ему средства съездить в Манчестер, где он пробыл два года и выучился английскому языку. На фабрику московского купца он попал недавно и хотя с подчиненных взыскивал, — потому что в Англии на эти порядки насмотрелся, — но пользовался их расположением: свой, дескать, человек! Отец им был очень доволен, называл его "обстоятельным" и только жалел о том, что сын жениться не желает» ^{[15, с. 225–226]}.

Тем не менее, в чертах характера Соломина все же прослеживается нечто от американца. Неслучайно Тургенев писал о своем герое как о «практике на американский лад». В «Нови» писатель предлагает, по сути, новую концепцию развития России, не имеющую аналогов и в Европе.

Известно, что в этом романе нашла отражение концепция «постепеновства снизу» ^{[16, с. 8–17]}. Тургенев полагал, что «хождения в народ» революционеров 1870-х гг. очевидно зашли в тупик. Вместо этого писатель предлагал концепцию скромной деятельности, которую ведут «полезные» люди ^[17]. Их деятельность не предполагала разрозненные бессмысленные шаги, а должна была в конечном итоге выстроиться в единую систему, способствующую развитию прогресса в России. «Времена переменились, — писал Тургенев, — теперь Базаровы не нужны. Для предстоящей общественной деятельности не нужно ни особенных талантов, ни даже особенного ума — ничего крупного, выдающегося, слишком индивидуального; нужно трудолюбие, терпение… нужно уметь смириться и не гнушаться мелкой и темной и даже низменной работы» ^{[12, с. 181] [18]}. Эту позицию разделяли, как справедливо пишет В. М. Головко, некоторые общественные деятели того времени, например, публицист журнала «Вестник Европы» Л.А. Полонский, или один из видных деятелей «культурнического течения» в народничестве, публицист и литератор Я. В. Абрамов ^{[16, с. 9]}. Таким «скромным», «незаметным» и одновременно «полезным» человеком оказывается «постепеновец снизу» Соломин. Он показан как необходимая сила для внутренних реформ русского общества. Причем важно, что такого типа люди, которых пока в России решительно недостает, не должны быть яркими лидерами, своего рода героями. Наоборот, они, в первую очередь, должны быть лишены эгоизма, самолюбия, быть «серыми» и сосредоточенными на конкретных делах. «Что может быть, напр., неизменнее, — писал Тургенев, — учить мужика грамоте, помогать ему, заводить больницы и т.д. На что тут таланты и даже ученость? Нужно одно сердце, способное жертвовать своим эгоизмом <…>» ^{[12, с. 181]}.

Мы же полагаем, что генетически «постепеновство» Соломина отчасти может быть возведено к представлениям о национальном американском характере. В первую очередь, здесь стоит говорить о предпринимательской жилке героя, его понимании истинного порядка вещей, практицизме и способности действовать в нынешних обстоятельствах. Соломин, единственный среди всех персонажей романа, оказывается способным не только рассуждать о больших переменах, ждать революции, но и приближать это будущее реальными практическими и одновременно не радикальными действиями ^[19]. Г. А. Тиме писал о «серости» Соломина, как об одном из основополагающих качеств героя ^{[20, с. 152–153]}. Соломин, начисто лишенный эгоизма, оказывается буквально «слит» с такой же как он, серой народной массой. Но в этом и заключается особая сила героя. Если Алексей Нежданов показывает полную несостоятельность на выбранном им поприще (испытывает разочарование в народничестве, не находит общего языка с мужиками), то Соломин, напротив, вполне последовательно делает то, что считает необходимым. Он не питает никаких иллюзий относительно народа и русской действительности. Но это не мешает ему по мере возможностей помогать народу в получении образования и приобщать его к прогрессу, учить работать и вовлекать именно в труд. «Нежданов стал расспрашивать его о том, какие социальные идеи он пытается провести во вверенной ему фабрике и намерен ли он устроить дело так, чтобы работники участвовали в барыше?

— Душа моя! — отвечал Соломин, — мы школу завели и больницу маленькую — да и то патрон упирался, как медведь!» ^{[15, с. С. 226–227]}

Таким образом, хотя Тургенев и отказался от задумки сделать Соломина «американцем», автор сохраняет в герое некое первоначальное зерно делового человека не на западноевропейский, а на американский манер. Подобный склад характера Соломина выделяет его среди других персонажей. Именно Соломин оказывается, по сути, единственным героем, способным действовать в сложившихся исторических условиях. А «постепеновство снизу» — единственно возможной движущей силой прогресса в России. В заключительной главе романа из речи Паклина читатель узнает, что Соломин организовал свой небольшой завод на артельных началах. В этой детали мы опять же видим некоторые отсылки к «американизму», определенным образом понятому в русской культуре. Завод на артельных началах, созданный Соломиным, перекликается с четвертым сном Веры Павловны из романа Чернышевского «Что делать?». Мы уже говорили о том, что именно в политическом устройстве США Чернышевский видел возможность воплощения своей социальной утопии в жизнь. Но если герои Чернышевского во многом остаются плоскими воплощениями какой-то одной авторской идеи, то Тургенев, напротив, всячески старается раскрыть своего героя с разных сторон. Наделяя Соломина практицизмом, здравым смыслом, лишая его особой гордости и эгоизма, присущих, например, Базарову, Тургенев стремится все же сделать своего героя именно русским человеком. Недаром Соломин оказывается выходцем из духовной среды. Таким образом, Соломин сочетает в себе черты исконно русского характера с «американизмом», понимаемым весьма специфически в XIX столетии. Интересно, что в одном из своих эссе М. Н. Эпштейн рассуждал о возможности появления «амеросса» — человека, соединяющего в себе черты двух национальных культур: «российскую культуру задумчивой меланхолии, сердечной тоски, светлой печали, — и американскую культуру мужественного оптимизма, деятельного участия и сострадания, веры в себя и в других...» ^{[21, с. С. 25]} Нечто подобное такому «амероссу» прослеживается в образе Соломина, который не чужд понимания русских мужиков, работников на его фабрике.

По неясным для нас причинам Тургенев отказывается от задумки сделать своего героя «практиком на американский лад». «Американскую» модель поведения героя писатель заменяет на «английскую». Можем предположить, что «английская» модель поведения и ведения хозяйства могла быть более понятна русскому читателю. Ведь Европа, в отличие от США, не представлялась столь отдаленной как в культурном, так и в географическом плане. Однако этот вопрос остается пока для нас непроясненным.

Америку едва ли можно считать центральным топосом в творчестве Тургенева, однако несомненный интерес писателя к Новому свету способствовал формированию значимого в поэтике его прозы образа, который отчасти отражал противоречивые представления об Америке в русском обществе XIX в. Мы сосредоточили внимание на «постепеновце» Соломине, в образе которого писатель передал целеустремленность и внутреннюю стройность нового национального типа американца. «Американизм» Соломина одновременно становится основой для создания новой концепции «постепеновства снизу», которая по Тургеневу выступает единственно возможной движущей силой прогресса в России. Однако в творчестве Тургенева топос Америки приобретает и более отвлеченное, философское значение ^[22]. В повести «Вешние воды» (1872) и рассказе «Сон» (1877) возникает амбивалентный образ Америки, который одновременно становится и метафорой новой жизни (Новым светом), и хтоническим пространством «загробного», «иного» мира.