Инвариант и границы вариативности как показатели адекватности перевода (на материале современной американской прозы)

Жулидов Сергей Борисович кандидат филологических наук доцент кафедры английского языка для гуманитарных специальностей Национального исследовательского Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского 603022, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Проспект Гагарина, 23 Zhulidov Sergei Borisovich PhD in Philology Senior lecturer of the Department of English for Humanities at the National Research Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod 603022, Russia, Nizhny Novgorod region, Nizhny Novgorod, Prospekt Gagarina str., 23 4131240@mail.ru Золотова Марина Вианоровна кандидат филологических наук доцент, заведующая кафедрой английского языка для гуманитарных специальностей Нижегородского государственного университета им. Н. И. Лобачевского 603022, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Проспект Гагарина, 23 Zolotova Marina Vianorovna PhD in Philology Senior lecturer, Head of Department of English for Humanities at the National Research Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod 603022, Russia, Nizhny Novgorod region, Nizhny Novgorod, Prospekt Gagarina str., 23 mviazolotova@gmail.com

Костин Алексей Юрьевич ORCID: 0000-0002-6482-9534 преподаватель кафедры английского языка для гуманитарных специальностей Национального исследовательского Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского 603022, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Проспект Гагарина, 23 Kostin Aleksei Yur'evich Teacher of the Department of English for Humanities at the National Research Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod 603022, Russia, Nizhny Novgorod region, Nizhny Novgorod, Prospekt Gagarina str., 23 kostin704@gmail.com

Перевод литературных произведений традиционно считается одной из наиболее наглядных, существенных и вместе с тем сложных и трудоемких разновидностей практического осуществления межъязыковой и межкультурной коммуникации. Основополагающими элементами художественного перевода как творческого процесса и как его материализованного результата в виде аналога подлиннику являются, во-первых, его создатели – автор, переводчик и, как правило, редактор перевода, и, во-вторых, непосредственно составляющие его единицы – экстралингвистические, обусловленные внешними по отношению к языковой и речевой системам, и собственно лингвистические, то есть, лексемы и их сочетания исходного языка (ИЯ) и языка перевода (ПЯ), отобранные и актуализированные в таком эквивалентном и сбалансированном соотношении, которое достаточно для получения адекватного перевода. При этом основным критерием адекватности, по мнению большинства теоретиков переводоведения, является не полная идентичность исходного и переведенного текстов (ИТ и ПТ), которая недостижима в принципе, а максимальное сходство их восприятия читателями данного произведения на ИЯ и ПЯ. ^{[1; 2; 3]}.

Именно соблюдение точно выверенной, разумной пропорции между этими двумя, на первый взгляд, противоречащими друг другу требованиями к переводу – сохранение содержания ИТ (инварианта перевода) при допущении его логически объяснимых изменений (вариативности) – и является основным фактором, обусловливающим получение адекватного ПТ. В противном же случае, при несоблюдении этого принципа или его сознательном нарушении, ни о каком совпадении воздействия ИТ и ПТ на их читателей, разумеется, не может быть и речи.

Однако инвариант перевода, равно как и его вариативность, не являются константными и неизменными параметрами для всех разновидностей текстов и любой коммуникативной ситуации ^{[4; 2; 5]}. Поэтому применительно к художественному переводу мы будем придерживаться требований к сохранению его инварианта, в сущности, одинаковых, хотя и сформулированных по-разному, а также в весьма значительном для любой науки временнóм диапазоне. Например, таких:

«Инвариантом в переводе является общность семантического содержания оригинала и его перевода» – 1975 г. ^{[6, с. 34]}.

«[…] на ПЯ создается текст, подобный оригинальному настолько, насколько это допускается расхождениями между двумя языками и культурами. […] В данном случае инвариант перевода – комплексное образование, включающее в себя и особенности формы текста, и коммуникативно-релевантную информацию о содержании текста и, на вершине этого – функцию текста» – 2015 г. ^{[2, с. 204]}».

Эти соображения разделяют, так или иначе, многие авторы как теоретических исследований ^{[7; 8]}, так и аналитических обзоров переводческой деятельности, уже реализованной на практике ^{[9; 10; 11]}.

Присоединяясь к приведенным выше положениям, а также к утверждению о том, что степень адекватности перевода, то есть, соотношение его инварианта и неизбежной, объективно обусловленной вариативности можно определить, только детально сопоставив подлинник и его перевод ^{[1, с. 242]}, мы попытаемся по-своему свести воедино теорию и практику, рассмотрев и проанализировав ИТ и ПТ.

Целью данной статьи и является детальный разбор параллельных отрезков романа на ИЯ и ПЯ, с тем чтобы определить степень сохранения инварианта содержания ИТ, а также допустимость введенных при переводе отклонений в виде вариативности ПТ и прямых искажений подлинника.

Для достижения поставленной цели мы считаем необходимым решить следующие задачи: 1. Определить лингвистические и экстралингвистические причины превышенной вариативности содержания и ее влияние на сохранение или нарушение инварианта перевода. 2. Разграничить случаи собственно вариативности и искажения содержания, а также их сравнительного воздействия на целостность инварианта перевода. 3. Выявить факторы, обусловившие нарушение инварианта перевода, указав на возможные способы их устранения, и предложить собственные соответствия в качестве приемлемых вариантов.

Объект исследования – американский роман ^[12] и его перевод на русский язык ^[13]. Предмет исследования – сравнение и детальный сопоставительный анализ отрывков оригинала и перевода, состоящих из одного или нескольких предложений или из отдельных слов и словосочетаний.

В целях оптимального восприятия читателями приводимого фактического материала и ориентирования в нем приводимые отрывки пронумерованы, а разбираемые единицы выделены жирным шрифтом. Все примеры делятся лишь на две группы, сформированные ad hoc в зависимости от того, какие факторы легли в основу вариативных изменений – лингвистические или экстралингвистические. Не являясь исчерпывающей, такая неполная классификацияобъясняется ограниченностью места, вызванной допустимым размером статьи.

Прежде чем приступить к изложению основной части статьи хотелось бы предварить его кратким пояснением. Нам это представляется если не необходимым, то, во всяком случае, полезным и небезынтересным.

Сначала один из авторов прочел эту книгу в оригинале. И только потом ему попался в руки ее опубликованный перевод. Получилось так, что поначалу, знакомясь с романом, он смотрел на него как бы непредвзятым взглядом обычного читателя, а вот затем – уже сугубо «предвзятым», то есть, профессиональным. Читая вроде бы и то же самое – по фабуле и развитию сюжетных линий – произведение, но уже и не совсем впервые. И обнаружил перед собой не увлекательное, захватывающее, живое и яркое повествование, выдержанное в едином смысловом и стилистическом ключе, а нечто необъяснимо сумбурное, до странности неудобоваримое. Которому почему-то никак не хотелось верить! Чтобы разобраться и понять, в чем же тут дело, решение, было принято чисто филологическое, точнее – лингвистическое: взять и сверить оригинал с переводом, иначе говоря, просто сопоставить исходный и переводной тексты.

I. Вариативность, обусловленная лингвистическими факторами

Рассмотрим такой пример:

Такое вполне допустимое, в принципе, уточнение (при всей спорности его конкретного выражения) можно объяснить отсутствием в морфологической системе ИЯ категории грамматического рода. Возникшая вариативность не нарушала бы инвариант перевода, если не считать недостатками, во-первых, отсутствие в лексической системе ПЯ единицы *«вервольфица», окказионализма, образованного по аналогии с парой «волк – волчица», и, во-вторых, ее явной аллюзии на «Вервольф» – террористические нацистские отряды в конце Второй мировой войны. Этой совершенно излишней исторической переклички можно было легко избежать, транслитерируя компонент wolf, ориентируясь не на немецкое (почему вдруг?), а на английское произношение этого одинакового по написанию в обоих языках слова – «вервулф».

Однако описанное нарушение инварианта перевода заключается не только в этом. Ближе к концу романа переводчица, похоже, и сама осознала нелепость своей находки «вервольф (-ица)», решив вдруг переименовать эту героиню просто в «оборотня», уже не тщась образовывать от него женский род. Ср.:

Обращает на себя внимание и не менее странный подход переводчицы к передаче в ПТ слова «nemesis». Если в начале романа оно переводилось как «заклятый враг», то в конце – как «Немезида», несмотря на все то же написание со строчной буквы, исключающее имя греческой богини. И разумеется, читателю ПТ невозможно понять, что в обоих случаях речь идет об одних и тех же персонажах, которые во всех местах подлинника обозначены одинаково. Ср.:

Ср.: nemesis – someone or something that continues to oppose you and cannot easily be defeated. ^[14].

Такие манипуляции с werewolf и nemesis свидетельствуют уже о вариативности не ПТ по отношению к ИТ, а о совершенно недопустимой «внутренней вариативности» самого ПТ, в котором одни и те же характеристики персонажей переводятся по-разному без всяких на то оснований. И такая ложная вариативность встречается в ПТ неоднократно.

Ср., например, аналогичные произвольные операции над простейшим, казалось бы, наречием literally, имеющим совершенно однозначные словарные эквиваленты в ПЯ – «буквально», «в прямом смысле (этого) слова»:

Такая ничем не оправданная чересполосица, а в последних трех примерах еще и противоречивость непонятно откуда взятых ошибочных антонимичных эквивалентов, не просто нарушает инвариант перевода, но грубо искажает и общий смысл текста, препятствуя его пониманию. Хотя читателю, если только в поисках истины он не откроет подлинник, останется, конечно, неведомо, что какой-то один из них на фоне другого попросту непрофессионально переведен – методом «с точностью до наоборот».

Ср.: literally – used for showing that what you are saying is really true and not just an impressive way of describing something. Е.g.: Now there are literally thousands of companies using our software. ^[14].

Рассмотрим такой пример:

Поскольку в связи с особенностями лексических систем ИЯ и ПЯ, диапазон значений hot, не совпадает с его словарными эквивалентами в русском языке, причина возникшей вариативности вполне объективна: использовать повтор какого-то одинакового слова ПЯ во всех четырех случаях невозможно.

Причина же того, что два из этих четырех прилагательных так и остались вообще не переведенными, уже исключительно субъективна и совершенно очевидна: ведь если переводить их все, то к каждому из четырех существительных пришлось бы подбирать не одинаковый, например, «крутой», а свой особый контекстуальный эквивалент hot. Не пожелав утруждать себя этой процедурой, переводчица образовала ПТ, в котором, в отличие от ИТ, крутой Оливер сделки совершал важные, а вот женщины его устраивали, видимо, любые. Или тоже важные? А какими же тогда были клубы? В таком искаженном ПТ «крутизна» Оливера далеко не столь очевидна, как в подлиннике.

В качестве контекстуальных эквивалентов можно предложить следующие: «… крупные сделки, эффектные (шикарные) женщины, элитные клубы». Тогда не переданный стилистически яркий повтор эпитета hot, очевидно, пришлось бы отнести на счет системно-обусловленной смысловой вариативности, повлекшей за собой некоторую утрату экспрессивности этого отрывка.

Рассмотрим неудачные примеры адаптации, обусловленные системными лексическими различиями ИЯ и ПЯ, в таких развернутых пояснениях:

Из-за того, что переводчица, решив «улучшить» (ведь не исказить же!) оригинал, почему-то опустила целое предложение ИТ (Wrong herb), которым автор поясняет, почему герой вдруг перепутал столь различные по звучанию имена – Сейдж и Розмари, читателю становится непонятно, при чем тут розмарин и шалфей и что это такое вообще – цветы или кустарники.

В случаях, когда пояснения в виде экспликации подразумеваемого в ИТ денотативного или стилистического значения непосредственно в ПТ нежелательны или невозможны, например, в силу большого объема дополняющей информации, постраничные сноски с пометой «Примечание переводчика» применяются довольно часто. Используя такой вид вариативности, следует уделять ей особенно пристальное внимание, так как для сохранения инварианта перевода, эти пояснения должны вносить полную ясность в содержание ИТ, могущее оказаться непонятым читателем ПТ.

В данном же случае, если он изучал не английский, а другой язык, такое пояснение в сноске ему ничего не скажет. В его понимании слово sage произносится вовсе не [seidʒ] и потому с именем девушки быть связанным никак не может, вообще не являясь существительным. К примеру, немецкое sage ['zage] – глагол (ich sage – я говорю). А французское sage [sa:ʒ] – прилагательное (elle est sage – она умная, мудрая или послушная). Понятно, что такие ассоциации возникнут у читателя, только если он либо знает эти языки, либо хотя бы смутно помнит свои учебные занятия. Абсолютно не ясна и не переданная в ПТ и тоже никак не поясненная в этой сноске связь между другим женским именем – Розмари и растением «розмарин», известными далеко не всем читателям. Таким образом, искаженным оказался смысл всего этого отрывка, то есть, инвариант перевода не сохранен и тут.

Но уж коль скоро сноска была дана, то все перечисленное и следовало пояснить прямо в ней. И, конечно же, ни в коем случае не выбрасывать, оставляя не переведенным, указанное предложение – единственное, что могло бы исчерпывающе пояснить читателю эту игру слов.

Ср.: herb – a plant used for adding flavor to food or as a medicine;

rosemary – a bush with narrow leaves that have a strong pleasant smell and taste, used as a herb in cooking. ^[14].

Обратимся к такому примеру:

Переводчице вовсе не требовалось знать итальянский язык, чтобы правильно передать это простейшее сочетание – «красивая женщина». Достаточно было открыть краткий словарик. Да и миланский глянцевый журнал Donna Moderna («Современная женщина»), довольно популярный в России, наверняка попадал же ей в руки хоть раз.

В любом случае, уважительно обращаться к человеку в третьем лице (как на польском языке), тем более преподнося женщине самые красивые персики – слова most beautiful тоже почему-то остались не переведенными – сопровождая это неуклюжим комплиментом «Красивая она!», конечно же, недопустимо, даже и чисто лингвистически. В результате, задуманная адаптация не достигла своей цели: неудачно образовавшаяся вариативность, не только не помогла сохранить инвариант перевода, а, напротив, лишь исказила его. В конце концов, следуя подлиннику, можно было и вообще не давать эту сноску, поскольку из контекста понятно, что мужчину привлекала красота Лайлы.

Рассмотрим такой пример лексически обусловленной вариативности, также сопровождаемый сноской:

Определить, на каком основании переводчица решила заменить светло-голубую лазурь на темно-синюю, пояснив свое решение еще и в сноске, конечно же, невозможно, да и стоит ли делать это? Аналогичных примеров мы привели (и приведем еще) уже достаточно, для того, чтобы стало совершенно ясно, что искажение подлинника – характерная черта, а точнее, лейтмотив данного перевода. Понятно, что и в данном случае это никакая не вариативность, а просто очередная грубая лексическая ошибка, нарушающая инвариант перевода. Заметим попутно, что новую краску, цвет или оттенок нельзя «открыть», а можно только создать, разработав процедуру их получения.

Ср.: cerulean – небесно-голубого цвета; лазурный; Berlin blue – берлинская лазурь. (см. Большой англо-русский словарь).

Сходный пример:

Объяснить такую вариативность, точнее – искажение смысла, связанную с ошибочным переводом, отчасти можно, конечно, наличием в английской лексической системе двух слов сходного написания, имеющих, однако, совершенно разное значение: umber – «умбра, темно-коричневая краска» и amber – «янтарь, желтый цвет». Но ведь в результате такого «смешного смешения» цветовой гаммы пенного напитка полностью нарушается и инвариант содержания, искажая описываемую ситуацию: выходит, что в центре Нью-Йорка персонажи смаковали вовсе не темное пиво «Бессиз Уайлд Хог» (Bessie’s Wild Hog), а нечто, напоминающее наше родное «Жигулевское».

Рассмотрим ряд случаев, когда не просто допустимая, но и настоятельно требуемая вариативность, обусловленная системно-языковыми различиями, не была применена для необходимой культурно-прагматической адаптации реалии, что привело к нарушению инварианта перевода:

Игра слов (jersey – Jersey), ясная для американца, останется не понятой читателем перевода, ибо штата Джерси, как общеизвестно, не существует, но есть Нью-Джерси, сокращенно называемый иногда Джерси, – в США, но не в России. (Ср. аналогичное «Нижний» вместо «Нижний Новгород»). Более того, у транслитерированных русских эквивалентов этих словещеи разное ударение (штат – Нью-Джéрси, а ткань – джерси́), особенно заметное в режиме аудиокниги, в котором, однако, не передается заглавная буква J. Правильным переводческим решением было бы добавление двух лексем: «штату» во фразу Аша «Ты подобна штату Джерси?», превратившуюся в ПТ почему-то в вопросительную, и «Нью» во фразу Лайлы «Ткань. Не штат Нью-Джерси». Такая вариативность помогла бы, пусть только отчасти (из-за сдвига ударения), сохранить хотя бы функциональный инвариант перевода.

Аналогичный пример:

Здесь подразумеваемое «улица» не выражено в ПТ эксплицитно, ввиду чего сочетание «Западная Шестнадцатая» неуместно перекликается синтаксически с «пекарней» как определение к ней. А ведь ее название семантически и стилистически тесно связано с «пекарем» (baker) – «Baker’s Dozen», транслитерированное как «Бейкерз Дазн», где эта связь, очевидная для американцев, полностью утрачена в ПТ заодно со значением этого фразеологизма «чертова дюжина», намекающего клиентам о богатом ассортименте заведения, владельцем которого является герой.

Указанных упущений и тут можно было бы избежать, внеся в ПТ ряд дополнений, то есть, прибегнув к допустимой вариативности исходного текста, позволяющей сохранить функциональный инвариант содержания. Допустим, к примеру, такой: «на Шестнадцатой улице» (опустив несущественное для ПТ «Западная»). А также: «Раз пекарь угощает вас – умнете дюжину за раз» – желательно в сопровождении сноски, раскрывающей значение фразеологизма, ставшего названием этого заведения. (Ср. оценку этих пирожных героиней: Mini cupcakes […] they’re like eating nothing until you’ve eaten half a dozen. ^{[12, р.12]}. Бисквитики, почти невесомые! Однако […] yмяв полдюжины […]. ^{[13, с. 22]}).

II. Вариативность, обусловленная экстралингвистическими факторами

Поскольку последние два примера (14 и 15) непосредственно соотносятся еще и со специфическими особенностями страны ИЯ, перейдем к рассмотрению случаев допустимой и часто неизбежной вариативности, вызванной необходимостью культурно-прагматической адаптации реалий. Она ориентирована на обычного читателя, или «усредненного реципиента» ^{[1, c.115]} ввиду предполагаемого отсутствия у него фоновых знаний, необходимых для понимания отличительных черт страны ИЯ.

Такая адаптация тоже может даваться прямо в ПТ путем экспликации значений, выраженных в ИТ имплицитно, то есть, подразумеваемых, так как они хорошо понятны любому носителю ИЯ. Например:

Точнее: «По прогнозу сегодня дойдет до тридцати пяти, и я бы…».

Ср.: hit – to reach a particular amount, level, or age. Е.g.: She hits forty this year and we're planning a big party. ^[14].

Исходя из того, что в Америке используется не Метрическая, а Традиционная система мер США (U.S. Customary System), такая вариативность перевода является широко распространенной и вполне приемлемой для сохранения его инварианта, с точки зрения одинакового воздействия ИТ и ПТ на своих читателей. Однако, будучи раз выбранным, такой метод, став элементом стратегии перевода, должен бы последовательно соблюдаться. Увы, в дальнейшем, как будет показано ниже, все оказалось совсем иначе.

Рассмотрим сходные примеры адаптации реалий, но уже с дополнением в виде сноски.

Такие пояснения тоже вполне уместны и эффективны, ибо помогают читателю ПТ сразу же представить себе рост персонажа, не отвлекаясь на пересчет футов и дюймов в метры и сантиметры. Это именно та вариативность, которая помогает сохранить инвариант перевода. Казалось бы, и этого вида адаптации переводчице также следовало придерживаться далее. Однако растерянному читателю вдруг предлагаются идентичные описания, но уже без пояснений ни в ПТ, ни в сносках:

Особенно показателен в этой связи следующий пример:

Здесь аналогичные цифровые данные оказались не переданными вообще. Если к тому же учесть, что в столь небольшом отрывке остались выброшенными, то есть, опять не переведенными (как и six-one в примере 19) три полных предложения и ряд словосочетаний, непосредственно описывающих рост персонажей в футах и дюймах, а также их внешние данные и реакцию на них героя, то говорить остается только о явно преднамеренном искажении всего содержания диалога, но, уж конечно, не о стремлении сохранить его инвариант. Ввиду чего читателю пришлось бы (не пропусти переводчица эти предложения) браться за калькулятор для таких и более детальных (в примерах 18 и 19) подсчетов: six feet = 183 см; about five-nine = ок.175 см. и т. д., и самому домысливать текст, рисуя в своем воображении рост (about six feet) жертвы, фигуру и внешний вид (slim, but ripped) террористки.

Ср.: eye level – the same height as your eyes when you are standing. Е.g.: The mirror should be at eye level. ^[14].

Таким образом, приходится опять (ср. примеры со 2 по 7) констатировать наличие совершенно не допустимой так называемой «внутренней вариативности» самогó ПТ (уже безотносительно к ИТ), в котором абсолютно идентичные по форме и содержанию слова и отрезки текста либо переводятся по-разному, либо даются то с пояснениями, то без них, еще в большей степени нарушая инвариант перевода и окончательно вводя читателя в заблуждение.

В завершение этого раздела приведем такой пример:

В целом, такая адаптация, приведшая и к некоторой вариативности ПТ по отношению к ИТ, вполне приемлема и закономерна, ибо поясняет читателю, скорее всего, не знакомую ему реалию. Разумеется, учитывая значительный хронологический сдвиг между имеющимся в виду фильмом А. Хичкока «Окно во двор» (1954) и переводимым романом (2018), можно было бы, хоть и вкратце, привести эти данные в постраничной сноске.

Важно отметить в заключение, что если трактовать понятие вариативности более широко как вообще всякое отличие ПТ от ИТ, то перевод данного романа преподнесет множество сюрпризов, нарушающих инвариант содержания в виде его грубых искажений. Разумеется, хотя бы только ради сохранения самой этой дефиниции считать такие отклонения от оригинала допустимой вариативностью нельзя. Поэтому для недопущения «размытости» этого давно устоявшегося в переводоведении строгого термина детально разбирать их нужно в специальной работе. Здесь же, ввиду ограниченности места, приведем лишь по одному подобному примеру для каждого раздела предлагаемой нами рубрикации, обозначая план построения эвентуальной статьи на эту тему.

1. Привнесение в ПТ информации, отсутствующей в ИТ (так называемая «отсебятина» или «фантазмы», искажающие подлинник):

2. Опущение в ПТ исходной, имеющейся в ИТ информации (утрата содержания подлинника, искажающая его, т.е. «отсебятина» наоборот):

Сюда же относятся и вышеприведенные примеры 9, 10, 20.

3. Непреднамеренное изменение в ПТ содержания ИТ (ошибочный перевод, искажающий содержание подлинника):

Сюда же относятся и вышеприведенные примеры 6, 8, 12, 13.

4. Намеренное изменение в ПТ имеющейся в ИТ информации (ее полное «обессмысливание», искажающее содержание подлинника):

Как со всей очевидностью явствует из проанализированных отрывков, при переводе данного романа вариативность, допускаемая либо в силу расхождения между ИЯ и ПЯ, либо по внеязыковым, экстралингвистическим причинам, но призванная все же способствовать сохранению инварианта перевода, сплошь и рядом переходила все мыслимые границы, приводя, в конечном счете, к искажению общего смысла подлинника.

Почти во всех рассмотренных случаях результатом этого являлась либо ошибочная, либо преднамеренная произвольно видоизмененная и следовательно, искаженная передача параллельных отрывков ИТ, приводящая в силу своей частотности и абсолютного несоответствия общему смыслу и стилю подлинника к весьма далекому от адекватности переводу. Допущенные в большинстве приведенных примеров серьезные отклонения от инварианта перевода – смысловые неточности, ошибочный перевод, неоправданное введение дополнительной или опущение имеющейся в ИТ информации и др., никак не соответствуя критериям необходимой вариативности, до неузнаваемости исказили и семантику и стилистику оригинала.

Однако, как мы стремились показать, обосновывая это в комментариях и предлагая собственные варианты контекстуальных соответствий, фактически во всех рассмотренных случаях вполне можно было адекватно передать либо непосредственно в ПТ, либо с помощью развернутых пояснений в сносках большинство описанных в ИТ ситуаций, искаженных или вообще не переданных в переводе.

Авторы выражают надежду, что приведенные в статье примеры и подробные пояснения к ним представят теоретический и практический интерес для специалистов в области переводоведения, переводчиков и редакторов перевода художественной литературы, а также вузовских преподавателей межкультурной коммуникации и практики перевода, сопоставительной стилистики и английской лексикологии.

Представляется, что дальнейшие исследования данной области художественного перевода на материале других языков, литературных жанров и произведений приведут к созданию более полной классификации допустимой вариативности, способствующей сохранению инварианта перевода.