Политическая оценка событий Второй Японо-китайской войны (1937-1939 годы) в трудах германских официальных военных представителей.

Ермаков Дмитрий Николаевич ORCID: 0000-0002-0811-0058 доктор экономических наук, доктор политических наук Главный научный сотрудник Центра мировой политики и стратегического анализа Института Китая и современной Азии Российской академии наук 117997, Россия, г. Москва, ул. Нахимовский пр-Т,, 32, оф. Институт Китая и современной Азии РАН Ermakov Dmitrii Nikolaevich Chief Researcher Center for World Politics and Strategic Analysis Institute of China and Contemporary Asia of the Russian Academy of Sciences 32 Nakhimovsky Ave., Moscow, 117997, Russia, of. Institute of China and Modern Asia of the Russian Academy of Sciences dermakow@yandex.ru Другие публикации этого автора

Введение

Данная статья основана на немецких трофейных документах из фонда № 500 Центрального архива Министерства обороны РФ, эти документы еще недостаточно изучены. В частности, не исследован подробно комплекс документов военных атташе, включая работавших в Японии. Эти материалы представляют сегодня особую ценность в ракурсе анализа позиций Китая и Японии во Второй мировой войне и в процессе возникновения этого глобального конфликта, к тому же принимая во внимание, что многие японские документы военного и предвоенного периодов были уничтожены перед капитуляцией Японской империи.

Поскольку значительная часть документов по германской военной миссии в Китае оказалась на Западе, мы привлекаем для нашего исследования диссертационную работу Р. Л. Родригеса, где приводятся фрагменты соответствующих документальных материалов и ссылки на них ^[1]

В период Холодной войны и незадолго после нее образ Второй Японо-китайской войны имел упрощенный вид — Китай, жертва агрессии Японской империи, не столь успешно боролся с японскими милитаристами с июля 1937 г. (инцидент на мосту Марко Поло) и до сентября 1945 г. Соответственно, китайский театр военных действий был вспомогательным (о китайской армии было принято упоминать в основном в связи с фронтом в Бирме).

В советской и в современной российской историографии указанные выше акценты в анализе Второй Японо-китайской войны в принципе те же, как и на Западе, и практически не изменились, особенно это касается мотивации сторон. Только сравнительно недавно в российской историографии стала изучаться третья сторона конфликта — протектораты Японии на территории современной КНР. Но прочие коллаборационисты в Восточной Азии по-прежнему мало интересуют российских исследователей, кроме вопроса сотрудничества белоэмигрантских кругов с японскими властями. Надо отметить, что интерес ко Второй Японо-китайской войне в российской историографии последнее время обусловлен во многом возобновлением развернутого анализа конфликта на Халхин-Голе, советско-японских отношений периода Второй мировой войны и нескольких лет, ей предшествовавших ^[2].

В современных китайских СМИ, историографии и массовом сознании война с Японией является борьбой с жестоким агрессором, стремившимся уничтожить Китай и его народ. Война с Японией представлена китайской официальной историографией как война на уничтожение китайского народа или, во всяком случае, его большей части. При этом в китайской и западной историографиях фокусируется внимание на военных преступлениях японских милитаристов против китайских мирных жителей и военнопленных. Но в Китае получила развитие и другая тенденция в кругах историков — развитие образа японо-китайской войны как главного театра военных действий Второй мировой войны или, по крайней мере, равнозначного либо незначительно уступавшего по своему значению Советско-германскому фронту ^[3]. Нередко такие же высказывания можно услышать и от российских историков ^[4]. Дальневосточный — японо-китайский — театр Второй мировой войны, многие годы находившийся в тени европоцентричного подхода отечественных историков, действительно важен. Но как он соотносится с боевыми действиями Великой Отечественной войны, какое влияние оказал на скатывание мира ко Второй мировой войне, не стоит ли пересмотреть в этой связи хронологию данного глобального конфликта — вот лишь некоторые из тех вопросов, на которые сегодня пытаются ответить отечественные военные историки, ^[5] учитывая описанные тенденции в развитии китайского историописания ^[6] о Второй мировой войне.

Если рассмотреть резолюции ЕС и Европарламента, посвященные юбилейным датам 1939 и 1945 годов, то очевидна нарастающая в них степень антисоветской и антироссийской критики. При этом общепризнано, что длительное время помощь Китаю в борьбе последнего с Японией оказывал только СССР. Второй аспект — нападение Японии на США как фактор, предотвративший открытие антисоветского фронта на Дальнем Востоке, когда Япония к июню 1941 г. прочно и открыто ассоциировала себя с Антикоминтерновским пактом. В этой связи Вторая Японо-китайская война, в которую фактически вмешались США сначала через введение антияпонских экономических санкций, а затем уже как сражающаяся сторона, стала тем фактором, который повернул военную экспансию милитаристской Японии на юг от советских границ. Поэтому американская историография продолжает настаивать на том, что во втором полугодии 1941 г. официальный Вашингтон создал условия для недопущения нападения Японии на СССР (не всегда американские авторы прямо так говорят, но это очевидно из их работ по данной проблеме), а после 7 декабря 1941 г. боролся с Японией ^[7] (эта позиция мейнстрима американской исторической науки остается неизменной с первых лет Холодной войны, дискуссия достаточно полно отражена в монографии В. П. Сафронова о войне на Тихом океане ^[8]. В этой связи возникло даже — находящееся, правда, еще на периферии американской исторической науки — понятие «Война на Тихом океане как Второй фронт». На фоне всего этого роль СССР во Второй мировой войне становится более скромной.

Являлся ли Китай одним из главных акторов Второй мировой войны или же он все-таки жертва масштабной агрессии, которую защищали страны Антигитлеровской коалиции? Это и есть один из главных вопросов в исследовании Японо-китайской войны. Ниже будет представлена попытка разобраться в этом вопросе с использованием оценок, отраженных в немецких документах.

Из цели статьи вытекают задачи выявить следующее: а) как отражено в корпусе изучаемых документов отношение японского высшего командования к войне с Китаем и видение первых целей этой войны; б) как отражены в изучаемых немецких документах политические отношения японских военных властей с китайскими политиками и населением; в) как виделись германскому военному атташе по полученной им из Китая информации акции японских военных против мирного китайского населения, включая нанесение японской авиацией бомбовых ударов по массивам жилых домов в китайских городах; г) какое отражение в исследуемых документах нашли социально-экономические аспекты оккупации китайских территорий японскими войсками; д) проследить по указанным выше немецким документам значение советской политики и конфликта на Халхин-Голе во Второй Японо-китайской войне.

Военный атташе Германии в Японии и другие военные представители Третьего рейха в Восточной Азии анализировали Японо-китайскую войну с целью дать Берлину ответ на вопрос: насколько Япония была в состоянии продолжать войну против Китая и напасть на СССР. Японская политическая элита долгое время сомневалась в необходимости для Японии вступать в конфликт с Британией, как и с США, поэтому отношения между Германией и Японией до июля 1940 г. можно было бы охарактеризовать как прохладное сотрудничество.

Одним из важных факторов этого охлаждения стало подписание (по инициативе Берлина) советско-германского пакта о ненападении и других документов 23 августа 1939 г. — в период, когда бои между советско-монгольскими силами, войсками Японии и ее союзников достигли своего апогея. Очевидно, что Токио усмотрело в таком поведении своего европейского союзника удар ножом в спину. И ответом стало подписание 14 мая 1941 г. советско-японского договора о ненападении — в период, когда вермахт заканчивал подготовку нападения на СССР, о чем хорошо было осведомлено руководство Японской империи. Однако, несмотря на противоречия, официальный Токио все-таки вынужден был пойти на развитие сотрудничества с Германией, что было обусловлено экономикой, но уже после начала активного давления США на Японию в связи с китайским вопросом — уже и международной политикой. Поэтому, исходя из принципа анализа архивных материалов, мы разделили основную часть статьи в хронологическом порядке: а) от инцидента на Мосту Марко Поло и сопряженных с ним событий до конфликта на Халхин-Голе и пакта Молотова‑Риббентропа (для японской внешней политики это были два тесно связанных события; б) развитие внутренней хозяйственной ситуации в Японии незадолго после окончания боев на Халхин-Голе.

Произведенный отбор документов из указанного выше корпуса материалов Центрального архива Минобороны России обусловлен как высокой информативностью для исследования участия Японии в войне с Китаем, так и высокой актуальностью событий на Халхин-Голе (Номонганский инцидент) для российских историков и читателей. Выявленные нами документы позволяют взглянуть на конфликт у Халхин-Гола в контексте развития общей военной ситуации в Восточной Азии, в первую очередь на Китайском ТВД. События, происходившие в Восточной Азии после декабря 1939 г., мы считаем уже несколько качественно иным процессом, так как японская военная машина определенно стала разворачиваться на Юг, когда еще осенью 1939 г. у военных кругов в Токио оставались намерения после относительно недолгой передышки усилить нажим на СССР. Однако поражение Западных союзников во Франции в мае-июне 1940 г. предоставило для Токио дополнительные крупные перспективы в Юго-Восточной Азии.

Япония и вооруженное столкновение с Китаем до начала Второй мировой войны и Номонганского инцидента

Глава немецкой военной миссии в Китае Александр фон Фалькенхаузен отмечал резкое падение дисциплины в японской армии в результате ее политизации и распространение среди японцев amok — явления, которое можно понимать как неадекватно сверхагрессивное поведение. При этом у японцев не хватало ресурсов для полной оккупации территорий в западных провинциях Китая (рядом с Шанхаем и Нанкином), что позволяло китайцам проводить маневренные операции на местности [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 197, оп. 12451, л. 4-5].

Во время наступления японцев на Нанкин немцы ограничили помощь китайцам, Райнехау не дал замену выбывших специалистов немецкой военной миссии. В отличие от других государств, Германия не стала отправлять в Китай современные самолеты. Но вина в затруднениях по поводу заключения новых контрактов на поставку вооружений лежала и на китайской стороне, по мнению генерала А. фон Фалькенхаузена [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 197, оп. 12451, л. 6-7].

Тяжелым ударом для Китая стал, по мнению А. фон Фалькенхаузена, захват японцами Шанхая в сентябре 1937 г., рядом с этим городом три месяца китайцы сдерживали японцев, что нарушило все разработанные ранее планы войны с Японией, в рамках которых основным театром военных действий были определены северные провинции страны. И здесь стоит обратить внимание на важный аспект — в 1943–1935 г. А. фон Фалькенхаузен сам разработал план обороны Шанхая, повторив положения своего прогноза возможных наступательных действий Японии в 1936 г. ^[9] ]Соответственно, китайское командование недостаточно приняло во внимание соображения А. фон Фалькенхаузена, который сам признавал, что в 1935 г. между ним и Чан Кайши возникли трения по ряду оперативных вопросов ^[10]. Впрочем, в начале 1935 г. А. фон Фалькенхаузен рассматривал прямое японское наступление на Нанкин как маловероятное, поскольку японским воскам тогда надо было бы опираться на снабжение с моря ^[11], в этой связи укреплению обороны северных провинций уделялось А. фон Фалькенхаузеном первичное внимание ^[12]. К тому же он преувеличил оборонительный потенциал китайской армии и готовность японской стороны вести переговоры в случае первых крупных неудач ^[13], и это имело для Китая фатальные последствия, так как А. фон Фалькенхаузен убедил Чан Кайши пойти на полномасштабный конфликт с Японией, не ограничившись локальными столкновениями в районе Пекина, это стало альтернативой уладить конфликт на местном уровне посредством очередных мирных переговоров ^[14]. Правда, мы не стали бы преувеличивать роль А. фон Фалькенхаузена в генезисе Второй Японо-китайской войны, так как с конца 1936 г. на Чан Кайши оказывалось сильное давление как слева, так и справа относительно организации сопротивления японской экспансии [[15]]. Одним из главных аргументов Чан Кайши считал две подготовленные немецкими специалистами дивизии — № 87 и 88 [[16]].

Несмотря на то, что японская армия, как писал А. фон Фалькенхаузен, не соответствовала европейскому уровню, японцам все-таки удалось создать для Китая критическое положение под Нанкином, который Чан Кайши планировал защищать лишь частично (отдельные кварталы). Территориальные войска Китая, как писал А. фон Фалькенхаузен, были разгромлены, но и японцы понесли большие потери. К тому же четко обозначилось превосходство японцев в воздухе (это было написало 30 ноября 1937 г.).

Сама оборона Нанкина была актом, направленным на поддержание престижа Китая [[17]]. Немецкие специалисты участвовали в руководстве обороной столицы [[18]]. Находившийся тогда в Нанкине сотрудник фирмы «Сименс» Джон Рабе стал свидетелем резни, устроенной японскими военными в городе. Весной 1938 г. он попытался опубликовать свои записки на эту тему, но был арестован гестапо, правда, затем отпущен [[19]].

Эвакуированный в Ухань А. фон Фалькенхаузен на основе докладов других немецких военных специалистов пришел в декабре 1937 г. к выводу, что китайские и японские войска вымотаны и обескровлены сражениями за Шанхай и Нанкин [[20]]. Однако А. фон Фалькенхаузен и другие германские советники поддержали идею перехода китайской армии к партизанской войне, для чего весной 1938 г. шла активная перегруппировка китайских сил [[21]]. Правда, А. фон Фалькенхаузен считал, что для партизанской войны больше подходят коммунисты, когда националистические части должны были продолжать боевые действия классическими методами [[22]]. Несмотря на потерю Шанхая и Нанкина, А. фон Фалькенхаузен считал, что война Китаем еще не проиграна [[23]].

Прогнозы А. фон Фалькенхаузена, что война будет для Японии затяжной и тяжелой, вскоре оправдались. В марте-апреле 1938 г. китайским военным удалось одержать крупную победу, которая вошла в китайскую историографию как битва под Тайерджуаном. В районе этого города китайцам удалось окружить и почти полностью уничтожить 10-ю японскую пехотную дивизию, значительный вклад в проведение данной операции внесли немецкие советники [[24]], согласно отчету которых китайцы одержали первую крупную победу над технически превосходящим их противником [[25]]. В самом Тайерджуане японцы безвозвратно потеряли около 16 тыс. солдат и офицеров [[26]]. Но именно эта битва вынудила нацистскую Германию отозвать своих советников, на чем активно настаивала японская дипломатия, считая неудачу японских войск в этом районе прямым следствием работы немецких офицеров [[27]].

Японская политика подчинения Китая

Японцы, по словам немецких военных представителей, делали ставку на антикоммунистическую пропаганду, утверждая, что пришли в Китай спасать его от коммунизма. Однако по мере продвижения японцев популярность коммунистических идей стала расти в китайском обществе, тогда как до войны они были распространены в основном в армии [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 197, оп. 12451, л. 9-10].

Согласно отчетам военного атташе Германии в Японии (данные получены немцами в первой половине лета 1938 г.), в Шанхае и других оккупированных зонах японцы устанавливали смешанную с местным населением администрацию на промышленных предприятиях. Однако китайские управленцы придерживались тактики пассивного сопротивления, опасаясь мести затем от режима Чан Кайши. Судя по этим сведениям, китайская интеллигенция в большинстве своем не верила в победу Японии над Китаем. Несмотря на это, японцы допускали участие китайского капитала в предприятиях, расположенных на оккупированных территориях. Но, как показала практика восстановления шелкопрядных фабрик, японские власти стремились устранить конкуренцию в этой отрасли для своих национальных предприятий на китайской территории. К октябрю 1939 г. японским властям удалось построить на оккупированных китайских территориях 8 новых текстильных фабрик мощностью 80 тыс. веретен. Для восстановления экономики на оккупированных территориях Министерство финансов Японии организовало заем для Китая, который попал на оккупированные территории в распоряжение представительства Банка Японии и самого указанного японского министерства, размер кредита составил 300 млн иен [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 232, оп. 12451, л. 23; ЦА МО РФ, ф. 500, д. 258, оп. 12451, л. 16].

В начале августа 1938 г. военный атташе Германии в Японии сообщал в Берлин, что, несмотря на развитие вооруженного конфликта с Китаем, японцы не сняли из Маньчжурии свои части и продолжали строить укрепления на советской границе. С конца 1937 г. японцы ускоренными темпами создавали оборонительные рубежи в Маньчжурии, доступ которой в приграничные с СССР районы был ограничен для граждан европейских государств [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 232, оп. 12451, л. 38]. Немецкие представители наблюдали в Харбине явные военные приготовления: стягивались войска, ограничивалось получение информации о ситуации в приграничных с СССР районах для дипломатических представительств других государств, на строительство казарм в Маньчжурии сгонялись десятки тысяч китайцев, японцы также осуществляли насильственные переселения китайцев и представителей других национальностей из приграничных зон. Но в то же время японцы угоняли к границе китайцев из Харбина, чтобы последние работали на строительстве военных объектов. Для этого японская военизированная полиция устроила облавы на китайцев в Харбине, были схвачены и отправлены на границу тысячи китайцев, которых японские власти открыто объявили людьми низшей культуры. Японское правительство не скрывало, что готовится к войне с Советским Союзом, но войне, разумеется, оборонительной, как было официально заявлено [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 232, оп. 12451, л. 38? 40-41].

В первом полугодии 1938 г. немецкими наблюдателями отмечался рост партизанского движения в Маньчжурии. Японцы отвечали на участившееся обстрелы китайцев репрессивными мерами особого характера: китайцы, не имевшие при себе специальных паспортов и нарукавных повязок, расстреливались на месте, расстрелу также подвергались лица, везущие что-либо из леса, например даже грибы, доступ к лесу таким образом закрывался для китайцев. Немцы, опираясь на данные своих агентов, предполагали, что Япония готовит наступательную войну против СССР, планируя в первую очередь перерезать БАМ где-то под Благовещенском, для чего, по оценке немецкой стороны, у японцев вполне хватало сил летом 1938 г. [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 232, оп. 12451, л. 42-43]

В августе 1938 г. военный атташе в Токио отмечал рост партизанского движения вокруг Пекина, где китайские войска получали активную поддержку со стороны местного населения. Китайские регулярные войска стали теснить японцев юго-восточнее Нанкина. Партизанская война в Северо-Восточном Китае стала отвлекать от фронта крупные силы японской армии летом 1938 г. Как раз в конце лета 1938 г. японцы развернули наступление на Ханкоу, с успешным завершением которого они связывали окончание войны в связи со смягчением позиции Англии по китайскому вопросу [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 232, оп. 12451, л. 179]. Таким образом, японские политики не рассматривали уже к тому времени режим Чан Кайши в качестве самостоятельной силы, они видели центр решений по Китаю в Лондоне, а не в Чунцине (временная столица Китая). Отмечены попытки японских военных наладить нормальные отношения с китайскими крестьянами на оккупированных территориях, что было связано, скорее всего, с ожиданиями японских военных насчет заключения мира в обозримое время. В связи с наступлением на Ханкоу отмечен резкий рост помощи Китаю со стороны Советского Союза в форме поставок военных самолетов. Правда, японская разведка оценивала советские усилия по восстановлению китайских ВВС как бесперспективные, так как у китайцев элементарно не было социальной базы для формирования летных кадров. Например, отмечены в значительной степени неудачными попытки формирования экипажей боевых самолетов из состава бывших водителей грузовиков. В этой связи Москва вынуждена была начать отправку пилотов и механиков в Китай. Боевые качества советских пилотов японцами были недооценены [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 232, оп. 12451, л. 175, 177, 185, 220, 221], что вытекало из общего отношения японских военных к Красной армии в то время.

Ближе к декабрю 1938 г. японцы стали активно восстанавливать экономику оккупированных провинций, китайцы начали возвращаться в Нанкин, Шанхай и другие города, подвергшиеся разрушению в ходе боевых действий. Немецкие наблюдатели отмечали равнодушие китайского крестьянства к судьбе режима Чан Кайши, который поддерживали в первую очередь круги буржуазии, ушедшие на запад страны в ходе японского наступления. Для облегчения управления оккупированными территориями Китая японское правительство под нажимом министра финансов создало к концу 1938 г. Китайский комитет, который должен был забрать у военных часть функций по управлению захваченными китайскими землями [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 232, оп. 12451, л. 788].

В одном документе показана одна из причин оттока масс китайского населения из городов — бомбардировки. Немецкие наблюдатели признали, несмотря на свои явные после июля 1937 г. симпатии к японцам, варварские действия японской авиации, которая наносила удары по колоннам безоружных беженцев и жилым кварталам, не имевшим военного значения. Налеты наносили такие большие потери мирному китайскому населению, что режим Чан Кайши вынужден был провести эвакуацию Нанкина, в котором в результате этого мероприятия остались 150–200 тыс. жителей, тогда как довоенное население китайской столицы составляло около 1 млн человек. Потоки китайских беженцев определены немецкими военными как многомиллионные [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 231, оп. 12451, л. 123]. И это неслучайно: в одном из японских военных отчетов, переданных японским журналистам, показано, что китайское мирное население сильно страдало от ударов японской авиации. Этот документ — отчет по бомбардировкам городов провинции Хубэй в период 21.08.1937–27.03.1938 гг. Главной целью атак в этой провинции был город Ханькоу, или Ханкоу, ныне — пригород г. Ухань. Ударам подверглись 7 городов провинции, в общей сложности было совершено 22 бомбовых налета, в которых приняли участие 340 японских самолетов. На города провинции Хубэй за указанный период было сброшено 1 290 бомб, в результате оказались разрушенными 639 зданий (большинство частных), погибли 693 человека (90 % гражданские), тяжело ранены 443 человека, легко ранены 512 человек, 92 % всех раненых гражданские [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 215, оп. 12451, л. 531].

В германское посольство в Токио просачивалась и другая информация об истинном лице войны в Китае. Например, немецкий военный атташе получил сведения, что командовавший штурмом Шанхая и Нанкина генерал Матсуи добровольно ушел в отставку, решив при этом посвятить остаток своей жизни службе в буддийском храме в качестве сторожа [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 240, оп. 12451, л. 511]. Очевидно, такое решение было принято Матсуи в связи с теми ужасами, которые творили войска под его командованием в этих китайских городах.

После Битвы за Ханкоу, когда окончательно обозначилось превосходство японских сухопутных сил, японские власти занялись обустройством оккупированных территорий. В частности, в Пекине был сформирован корпус из 1 500 китайских полицейских для борьбы с коммунистами и партизанами. Подобного рода контингенты из китайцев японские власти формировали и в других городах страны. Одновременно японские власти открыли пропагандистскую кампанию, распространяя среди китайцев листовки, где говорилось, что война ведется не с китайским народом, который не виноват в развязывании войны, а с режимом Чан Кайши. В ключе данной политики японские власти привлекли к сотрудничеству своих буддистов. Союз японских буддистов в конце 1930-х гг. специально подготовил 1 000 священнослужителей для Китая, чтобы склонить китайское население к сотрудничеству с оккупационными властями и создать китайско-японское духовно-культурное единство [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 232, оп. 12451, лл. 484-485].

К 1940 г. стратегия японского правительства по отношению к Китаю меняется. Прямая оккупация постепенно сменяется управлением страны через марионеточный режим, распространенный на северные провинции. Правда, там была создана видимость восстановления китайского суверенитета. Несмотря на то что японское правительство в конце 1930-х гг. сильно сомневалось в целесообразности создания в Северном Китае своей армии, сформированной из граждан Китая, в Пекине в то время уже функционировала военная школа, подчиненная Временному китайскому правительству (Военная школа Тунгчоу). В школе проходили подготовку 330 слушателей, в программу обучения которых входило обязательное посещение Японии [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 240, оп. 12451, л. 553].

По всей видимости, сторонниками создания марионеточной китайской армии являлись японские генералы, воевавшие непосредственно в Китае. В Нанкине был создан Корпус поддержания мира, состоявший из китайцев и насчитывавший приблизительно 26 тыс. человек. Этот корпус формировался в основном из китайских перебежчиков, то есть предателей. Для обеспечения корпуса младшими офицерами в ноябре 1938 г. в Нанкине была организована специальная школа, в которой обучались 320 китайских молодых людей, инструкторами у них были как японцы, так и китайцы, но обучение велось исключительно на японском языке. Корпус предназначался для выполнения полицейских функций. С этой же целью в Тяньцзине японцы создали в конце 1930-х гг. полк русских белогвардейцев-добровольцев, которым полком командовали японские офицеры. В начале 1940 г. Корпус поддержания мира был подчинен пекинскому марионеточному правительству, в его составе находились к тому моменту около 20 тыс. бывших солдат китайской армии, 5 000 жандармов, 55 000 полицейских, 350 курсантов военной школы. В состав полицейских сил корпуса включались также бывшие партизаны [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 240, оп. 12451, лл. 162, 414, 497, 498].

Поступавшие в германское посольство подробности о деятельности японской жандармерии в Китае отражают, возможно, официальную пропаганду японских властей. Например, сообщается, что 15 марта 1938 г. в провинции Санкианг японская армия (надо понимать, контрразведка) и жандармерия арестовали 337 коммунистов. Из них 121 человек были осуждены, 10 казнены, 7 приговорены к пожизненному заключению, остальные к недлительным срокам заключения. Однако антияпонскую деятельность, по сообщениям японских военных властей, осуществляли в Северном Китае и британские агенты. В мае 1939 г. японской контрразведке удалось арестовать английского старшего лейтенанта Спиара [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 240, оп. 12451, лл. 495-496].

На практике японские власти стали проводить политику японизации ряда оккупированных территорий, включая в первую очередь Маньчжурию. В переданной немецкому военному атташе сводке о росте численности населения Маньчжурии в 1938 г. нет ни слова о китайцах, есть только нации, представители которых населяли эту территорию, — маньчжуры, японцы и корейцы, остальные названы иностранцами, составлявшими 0,7 % населения [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 240, оп. 12451, л. 559]. Тем самым японцы давали понять, что китайского вопроса в Маньчжурии не существует на фоне того, что Китай официально не признавал это государство.

Японские военные власти явно стремились разделить Китай. На о. Хайнань они организовали 16 июля 1939 г. местное китайское правительство, не подчиненное так называвшемуся Центральному временному правительству во главе с Ванг-Чинг-Веем. Аналогичное локальное правительство было сформировано в Кантоне. Но в то же время все оккупированные Японией территории, включая Внутреннюю Монголию и Маньчжурию, были объединены в экономический район, чтобы облегчить реализацию Трехлетнего плана развития занятых японскими войсками китайских земель. И это было официальной политикой японских оккупантов. Генерал Хата в одной из своих бесед в конце марта 1938 г. дал понять, что японские военные выступают за создание локальных китайских правительств, но сомневаются в возможности образования общекитайского правительства, принимая во внимание жесткую позицию значительной части китайского населения в центральных провинциях страны, кроме Шанхая. Правда, генерал Хата считал целесообразным создать в будущем центральное китайское правительство, но конкретно в первом полугодии 1938 г. японцы столкнулись с нежеланием большей части китайской элиты идти на компромисс с Токио [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 240, оп. 12451, лл. 88, 505, 559; ЦА МО РФ, ф. 500, д. 215, оп. 12451, лл. 20-22].

Центральное временное правительство (Центральный комитет, так оно точно называлось) было разделено на Пекинское и Нанкинское. Но экономикой оккупированных китайских территорий должен был управлять особый китайский комитет, подчиненный непосредственно японскому правительству и состоявший преимущественно из японцев.

Полноценное центральное правительство Китая планировалось создать в будущем, надо понимать, после разгрома Гоминдана. Главным препятствием на пути создания единого прояпонского китайского правительства, по мнению японской стороны, была активность подпольщиков, которых японские власти называли террористами, — они ликвидировали китайцев-коллаборационистов в Шанхае. Судя по этому факту, центром китайского коллаборационизма выступал Шанхай [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 240, оп. 12451, лл. 89, 503].

Уже в конце марта 1937 г. японское правительство разработало программу так называвшегося поднятия экономического уровня жизни китайцев. Эта политика была ориентирована преимущественно на китайских крестьян, которых японцы хотели привлечь на свою сторону, противопоставив рабочим и буржуазии. Одним из ее инструментов было учреждение в деревнях института старост, которые объединяли вокруг себя местные группы лояльных к японцам крестьян. Вся сельская местность разбивалась японскими властями на специальные дистрикты, куда централизованно распределялись хозяйственные задачи и финансирование, туда же направлялись врачи [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 240, оп. 12451, л. 503].

Японцы планировали развивать в первую очередь северные провинции Китая, насчет Центрального Китая в середине 1939 г. в Токио не имелось определенной позиции по экономическому будущему. Переговоры с китайскими коллаборационистами по поводу создания центрального временного правительства в середине 1939 г. тоже затягивались [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 240, оп. 12451, л. 463].

Халхин-Гол, Японо-китайская война и экономическое положение Японии

Мы не согласны с мнениями американских историков Дж. Макшерри [[28]] и А. Кукс [[29]], что знаменитый «поворот» японской военной экспансии на Юг произошел из-за поражения японской армии на Халхин-Голе. Часть японской политической элиты выступала за примирение с Москвой, что было обусловлено, как следует из документов германского военного атташе в Токио, экономическими сложностями, вызванными как Второй Японо-китайской войной, так и английской блокадой, связанной уже со Второй мировой войной.

Мы должны отметить особо, что Япония в 1939 г. имела относительно длительный (4 месяца) военный конфликт на отдаленных рубежах, что противоречило меморандуму Танаки, согласно которому Японии требовалось сначала разгромить Китай, а затем Россию [[30]]. Противостояние одновременно против СССР и Китая рассматривалось японскими стратегами как очень нежелательное. Это понимали и китайцы, поэтому летом 1938 г. Чан Кай­ши просил Советский Союз создать на границе с Маньчжурией напряженную ситуацию, чтобы Япония не могла перебрасывать части Квантунской армии на фронты в Китае [[31]].

Уже после поражения японской армии на Халхин-Голе парламент Японии стал требовать от своего правительства объяснений, но развернутых объяснений правительство так и не дало. Только узкие круги японской политической элиты оказались посвящены в причины провала наступления на Халхин-Голе, эта информация попала к военному атташе Германии в Токио.

Поставки товаров из Британской империи в Японию были ограничены в связи с началом Второй мировой войны (Лондон рассматривал Японию в качестве союзника Германии и такого же агрессора, как и последняя). Австралия под предлогом необходимости снабжать Англию зерном перестала во втором полугодии 1939 г. экспортировать в Японию зерно. Поэтому СССР и его Транссиб стал особо интересовать Токио после 1 сентября 1939 г. как мост между Японией и Европой. Происходило это на фоне временного охлаждения отношений Японии и Германии из-за пакта Риббентропа-Молотова. В Токио ожидали, что советско-германские отношения будут, напротив, ухудшаться, что позволит создать германо-японскую антисоветскую коалицию, на что с середины 1930-х гг. надеялись в первую очередь круги высшего японского военного командования.

Таиланд мог удовлетворить потребности Японии в продовольствии только частично. Япония к концу 1939 г. оказалась в сложном финансовом положении из-за Второй Японо-китайской войны, что ограничивало ее бюджетные возможности для решения острых народнохозяйственных проблем.

Бюджет Японской империи был запланирован на 1940 г. в размере 10 млрд йен, из них на военные нужды власть намеревалась потратить 5,5 млрд йен. Запланированный бюджет инвестиций в рамках Трехлетнего плана3-ленег развития японских владений в Китае требовал около 1,4 млрд йен [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 258, оп. 12451, лл. 13, 30], которые японский кабинет предлагал получить у китайских финансистов.

Новый министр финансов Аоки Кадзуо возлагал надежды на внутренние ресурсы, но японские банки и фирмы профинансировали государственный заем в октябре 1939 г. только на 48 %. В этой связи министр финансов сделал попытки склонить к сотрудничеству бизнес-круги Осаки, поскольку деловой Токио стал скептически относиться к планам правительства по строительству азиатской империи благоденствия [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 258, оп. 12451, л. 31].

Из-за дефицита валюты и финансирования Трехлетнего плана развития оккупированных китайских территорий и продовольствия Токио принял решение пойти на углубление сотрудничества с Германией и примирение с Советским Союзом (японцам очень требовались услуги Транссиба). Чтобы предотвратить усиление продовольственного кризиса в Японии правительство приняло решение закупить 5 млн т калийных удобрений в Германии [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 258, оп. 12451, л. 32], такой огромный объем минеральных удобрений мог быть доставлен транзитом только через советскую территорию.

Как подсчитали Аоки Кадзуо и его подчиненные, при таких военно-экономических условиях, какие сложились в конце 1930-х гг. в Японии и Китае, последний мог вести войну еще 10 лет. Но случись так, что японская армия победила бы, тогда империи пришлось бы инвестировать большие суммы в свои китайские владения. По итогом всего Трехлетнего плана должно было произойти увеличение выплавки стали в подконтрольных Японии китайских провинциях всего лишь до 0,5 млн т в год [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 258, оп. 12451, лл. 30, 32], что, по европейским масштабам, считалось мало.

С Инцидента на мосту Марко Поло и по декабрь 1939 г. Япония потратила на войну с Китаем 12 млрд йен — почти на треть больше, чем ее бюджет в 1939 г. Наманганский инцидент (конфликт на Халхин-Голе) обошелся Японии в 2 млрд йен [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 258, оп. 12451, л. 31]. Поэтому Аоки Кадзуо задумался о международных займах. Попытки воздействовать на англичан угрозой контрмер на их экономическую блокаду Японии не могли получить успеха, как понимали в Токио и Берлине.

Пока Аоки Кадзуо строил планы экономического развития оккупированных китайских территорий, в Японии наблюдался рост дефицита продовольствия и угля. Министерство экономики решило вынудить из соображений экономии японские текстильные предприятия производить мужскую одежду такого типа, чтобы ее можно было бы быстро превратить в военную униформу [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 258, оп. 12451, л. 33]. Причиной дефицита продуктов питания стала не только война (мобилизация крестьян еще так серьезно не сказывалась на аграрном секторе Японии), но и необходимость отправлять продовольствие в китайские владения [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 258, оп. 12451, л. 14], чтобы обеспечивать лояльных китайцев, свои войска и почти 160 000 японских колонистов.

В 1939 г. пассив платежного баланса Японии достиг не имевшей аналогов до этого суммы — 2,5 млрд йен, что превысило все золотовалютные запасы империи начала 1937 г. Все долги Японии выросли в ноябре 1939 г. до огромной суммы в 20 млрд йен, подскочив до 26–28 млрд. йен к концу декабря 1939 г. [ЦА МО РФ, ф. 500, д. 258, оп. 12451, л. 58] Очевидно, Министерству финансов удалось добиться получения займов на внутреннем рынке во второй половине квартала 1939 г., чтобы финансировать расходы империи в 1940 г.

Заключение

Японо-китайская война и Халхин-Гол, если смотреть из Токио, несомненно, явились взаимообусловленными процессами, толкавшими Японию к отказу от военной экспансии на север (против СССР и Монгольской народной республики) и концентрации усилий на ведении войны непосредственно в Китае. В дальнейшем в Японии станет более популярной идея экспансии на Юг, что и послужит основной причиной войны с Западными союзниками.

Япония экономически не могла одновременно воевать с Советским Союзом и Китаем в конце 1930-х гг. Правда, по мере роста мобилизации японской экономики (очевидно, ключевую роль в этом вопросе сыграли займы второго полугодия 1939 г.) такая перспектива все-таки становилась в глазах японских милитаристов более привлекательной. Но и СССР все 1930-е гг. и вплоть до лета 1941 г. усиливал военный потенциал Дальневосточного и Забайкальского военных округов, что было аргументом в пользу отказа Японии от агрессии против Советского государства.

Фактическое вмешательство СССР в войну на стороне Китая как в форме отправки правительству Гоминдана военных советников, вооружений и прочих военных товаров, так и в форме боевых действий на Халхин-Голе имело очень большой эффект, подорвав финансы и национальное хозяйство Японии в целом к осени 1939 г.

Тем не менее мы не стали бы связывать ослабление японской военной экспансии в северном направлении только с победой Красной армии на Халхин-Голе и упорным сопротивлением китайской армии. Изменение общей ситуации в мировой экономике в связи с началом Второй мировой войны на фоне отставания национального хозяйства Японии создали для Токио внутреннюю достаточно напряженную ситуацию.

Роль СССР в противодействии японской агрессии в Восточной Азии, как следует из проанализированных нами документов, была высокой, и мы сказали бы, что в мировой историографии она недооценена до сих пор. Поражение Японии во Второй мировой войне однозначно готовилось в форме ущерба экономике ее империи уже в конце 1930-х гг. при активном содействии СССР.

Японские высшие военные чины официально рассматривали войну в Китае как конфликт с Гоминданом и лично Чан Кайши. В этой связи очевидно, что пропагандистская машина японского милитаризма стремилась представить этот вооруженный конфликт в качестве миссии Японии на континенте, преследовавшей цель помощи китайскому народу, в том числе в вопросе отражения коммунистической угрозы. Поэтому до декабря 1941 г. Япония официально не объявляла войну Китаю.

К 1939 г. у японских военных и правительства четко сформировалась линия на создание прояпонского центрального правительства в Китае. Образование региональных властных структур китайцев стоит рассматривать как шаг по улучшению управления оккупированными территориями — в основном техническая мера. Однако японские власти столкнулись с ситуацией, когда китайская элита неохотно шла на сотрудничество с оккупантами, стремясь при этом выторговать себе побольше.

Особо надо отметить, что японская оккупационная политика в экономической сфере преследовала узкоэгоистические цели. Даже помощь китайскому населению в восстановлении нормальной жизни после ухода китайских войск из тех или иных провинций была вызвана исключительно опасением эпидемий. В целом японские милитаристы стремились превратить Китай в страну — сырьевой придаток, которая потребляла бы японские готовые товары, пусть даже произведенные на территории Китая, поэтому понятен антияпонский настрой подавляющего большинства китайской буржуазии.