Процессуализм и субстанциализм как две философские парадигмы

Быданов Виктор Евгеньевич кандидат философских наук доцент, кафедра философии, Санкт-Петербургский государственный технологический институт (технический университет) 190013, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Московский Проспект, 24-26 Bydanov Viktor Evgen'evich PhD in Philosophy Senior Educator, the department of Philosophy, Saint Petersburg State Technological Institute (Technical University) 190013, Moskovskiy prospekt, 24-26, Saint Petersburg follibilizm@yandex.ru

Станжевский Федор Алексеевич ORCID: 0000-0003-0297-2930 кандидат философских наук старший преподаватель, кафедра философии, Санкт-Петербургский государственный технологический институт (технический университет) 190013, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Московский Проспект, 24-26 Stanzhevskii Fedor Alekseevich PhD in Philosophy Senior Educator, the department of Philosophy, Saint Petersburg State Technological Institute (Technical University) 190013 Moskovskiy prospect, 24-26, Saint-Petersburg fstanzh@yandex.ru

В данной статье рассматриваются две философские парадигмы - философия процесса и философия субстанции. Следует сразу оговориться, что статья посвящена определенным преимуществам процессуального мышления перед субстанциальным. Однако это вовсе не означает, что философия субстанции лишена каких бы то ни было достоинств; рабочая гипотеза данной статьи состоит в том, что процессуализм и субстанциализм соотносятся между собой аналогично отношению между физикой Эйнштейна и физикой Ньютона. Иными словами, философия процесса в состоянии предоставить глобальную модель, описывающую мир, тогда как философия субстанции предоставляет, зачастую, эвристически ценные и полезные, однако ограниченные в силу своего статического характера модели локального уровня. У философии процесса, конечно, есть великие предшественники, начиная с самого Гераклита ^[1]; в особенности следует подчеркнуть всеобъемлющую диалектику Гегеля и Маркса. И, хотя, косвенным образом, демонстрация достижений процессуализма является аргументом в пользу превосходства диалектического мышления, строго говоря, мы не можем утверждать тождества между диалектической философией и процесссуализмом. В самом деле, процессуализм является лишь одной из граней всесторонней и многогранной философской диалектики, но при этом не все представители современной философии процесса сознательно прибегают к диалектическому методу, пусть даже такое обращение к великой философской традиции, несомненно, было бы продуктивно. В некотором смысле статья намеренно аналитически акцентирует лишь процесс как одну из составляющих диалектики; вопрос о том, каким образом современная англосаксонская философия процесса может вписаться в более широкую сферу охвата философской диалектики, придется отложить до последующих работ.

Парадигматический характер процессуализма и субстанциализма связан с тем, что оба они фундаментально отличаются в определении постановки и методов решения философских и даже научных проблем; так, если базирующаяся на идее дискретности классическая генетика основывается на субстанциалистской системе философских допущений, то экологически ориентированная теория систем развития в биологии опирается на процессуализм. Процессуализм и субстанциализм существенно отличаются между собой как системы убеждений, ценностей, и методов; они по разному смотрят на такие философские проблемы, как онтологическое устройство мира, соотношение языка и действительности, роль времени в конституции мира и различных его регионов и т. д.

В настоящей статье предлагается рассмотреть достижения англосаксонской философии процесса последних десятилетий, которым она обязана таким философам, как Н. Решер ^[2], Й. Зайбт ^[3,4,5], Р. Рауд ^[6], Дж. Дюпре ^[7] и др. Основная мысль статьи заключается в том, что философия процесса обладает рядом преимуществ перед философией субстанции как в области онтологического описания мира, так и применительно к отдельным регионам мира (прежде всего, к биологическому миру). Однако прежде чем перейти к рассмотрению собственно философии процесса, следует дать краткую характеристику той философии, которую она подвергает критике - а именно, философии субстанциализма и эссенциализма.

Эссенциализм и субстанциализм

С точки зрения Дж. Кона, эссенциализм включает в себя ряд допущений, которые опираются на натурализм, наивный реализм, редукционизм и своеобразную семантическую версию трансцендентализма ^{[8, с. 44]}.

В своем натуралистическом аспекте эссенциализм предполагает идею природы или сущности вещи (явления) как совокупности глубинных внутренних свойств вещи, которые, в свою очередь, порождают доступные познанию свойства. Иными словами, натурализм приписывает вещам фиксированные характеристики: вещи обладают природой, которая предопределяет их поведение или действие. Наивный реализм устанавливает параллелизм между структурой языка и структурой обозначаемых вещей: подобно тому, как слова представляют собой дискретные единицы, так же и вещи отделены друг от друга своею внутренней сущностью, характерной совокупностью сущностных качеств. Таким образом действительность, с точки зрения эссенциализма, состоит из множества пред-данных, уже заранее существующих объектов; действительность – это совокупность готовых объектов, ожидающих восприятия со стороны пассивного субъекта. У вещей имеется собственное тождество, которое задано прежде всякого его языкового выражения; это тождество состоит из внутренних свойств, составляющих скрытую глубинную структуру, а последняя лежит в основании поверхностных свойств, по которым можно распознать видовую принадлежность вещи. Из этого явствует, что эссенциализм тесно связан с субстанциализмом: в самом деле, сущность здесь – своего рода субстанция, которая является фундаментом внешних проявлений вещи и не зависит от языка, на котором мы описываем реальность.

Редукционизм, по Кону, связан с редуктивной функцией языка, в силу которой он отсылает к классам и категориям, а не к неповторимым событиям и единичным моментам ^{[8, с. 46]}. Понятия, разумеется, имеют общий характер, а концепция языка, использующего отдельное слово для обозначения каждого индивидуального явления, абсурдна. Однако поскольку, с позиции эссенциализма, язык отражает структуру реальности, то дискретным категориям в данном языке приписывается объективное существование – при этом игнорируются различия между отдельными членами группы или класса в пользу их предполагаемой тождественности. Дискретные категории разделяются между собой границами, заданными необходимыми сущностными свойствами, характеризующими данный класс или категорию и представляющими собой сущность этого класса. Различия объявляются несущественными и маловажными и, таким образом, неполные обобщения меняющихся явлений превращаются в строгие и жесткие категории, воспринимающимися как объективная данность; здесь имеет место реификация.

Трансцендентальный аспект эссенциализма связывает его с проблемой репрезентации (представления) реальности. Трансцендентальный эссенциализм основан на идеале трансцендентального обозначаемого, фиксированного смысла. Для того, чтобы «фиксировать» представление, дабы оно обозначало нечто определенное и строго разграниченное, нужно ослабить роль контекста, в котором языковые знаки обретают окончательный смысл, или же представить этот контекст в качестве заданного и стабильного; однако в действительности контекст имеет бесконечный и текучий характер, так что значение знаков (составляющих некую репрезентацию) никогда не может быть полностью фиксировано. Таким образом, эссенциализм не только утверждает, что действительность состоит из четко категорированных само-тождественных вещей, но и полагает стабильные языковые определения каждой вещи, содержащие фиксированный перечень неизменных свойств. Сущности должны быть статичными, неизменными, независимыми от поверхностных трансформаций во внешнем проявлении вещей и от исторических изменений понимания их природы. Следует «трансцендировать» поток изменений с целью достижения абсолюта, а становление подменить стабильным бытием. Эссенциализм пытается наложить строгие очертания и четкие категории на явления, находящиеся в потоке, в движении. Объект – это сущность, существующая независимо от человеческого сознания, само-тождественная и устойчивая во времени. Такое понятие объекта является следствием абстрагирования от тех мировых процессов, в которых он участвует; в объекте предполагается некий остаток, который не исчерпывается отношениями взаимообусловленности, которые определяют его облик.

Наивный реализм постулирует объекты, существующие независимо от нашего восприятия, само-тождественные и устойчивые во времени. Существуют, с одной стороны, партикулярии – отдельные единичные объекты, а с другой – универсалии, подразделяющиеся на свойства («круглый», «синий»), а с другой – на виды и роды («таракан», «дерево» и т д.). Как сказано выше, партикулярии и универсалии отражают структуру самой действительности, независимой от нашего сознания – в частности, то, каким образом мы распределяем объекты по видам, является единственным возможным способом артикуляции мира. Изменение характеризуется как сохранение само-тождественной вещи (ее сущностных качеств) при переменчивости «акцидентальных» контингентных свойств. Однако такая эссенциалистская картина действительности приводит к целому ряду проблем. Так, проблемы возникают в контексте вопроса о vagueness – например, эссенциалисту непросто будет прояснить сущность леса, так как для этого нужно выяснить число деревьев, начиная с которого можно уже говорить о лесе (6, с. 15). Или, например, желудь и дуб характеризуются разными сущностными свойствами, и в связи с этим возникает вопрос о границе, начиная с которой можно уже говорить о дубе (или же вопрос о том, в каком именно моменте головастик превращается в лягушку, ведь они также обладают весьма разными сущностными свойствами). Обладает ли вареная морковь сущностными свойствами моркови как таковой и с какого момента корабль Тесея в известной истории перестает быть, собственно, кораблем Тесея – такие вопросы трудно решить эссенциалисту. Даже если предположить существование природы у вещи и определить ее как то, что в этой вещи меняется наиболее медленным темпом, то мы выйдем за пределы классического эссенциализма (6, с. 16). Кроме того, вызывает серьезные вопросы натурализация и «объективизация» различения между необходимыми и контингентными свойствами – действительно, ведь некоторые свойства вещи могут оказаться существенными с одной точки зрения и несущественными – с другой. Так, долго лежащее тело животного может оказаться хорошей пищей для грифа-падальщика, но абсолютно непригодно в пищу для леопарда. Кроме того, с течением времени изначально несущественные свойства могут приобретать значительную роль – так, поначалу невинная привычка супруга может со временем перерасти в сильный раздражитель.

Как уже было сказано, эссенциализм и субстанциализм являются двумя сторонами одной медали; сущность – это не что иное, как совокупность существенных свойств субстанции, которые определяют ее как таковую. Наиболее радикальная критика субстанциализма принадлежит авторству Иоханны Зайбт (Johanna Seibt). В своих работах она показывает невозможность строгого определения субстанции, и вместо этого выделяет двадцать принципов, характеризующих «миф о субстанции» или философию субстанциализма. Такой аналитический подход позволяет продемонстрировать принадлежность к субстанциализму даже тех онтологий, которые открещиваются от идеи субстанции: достаточно показать, что они исповедуют некоторые из аксиоматических принципов или допущений субстанциализма. Таким образом, между разными версиями субстанциализма обнаруживается семейное сходство в зависимости от того, какие из двадцати основных допущений они принимают на вооружение. Ограничимся примером шести из двадцати допущений ^{[3, с. 500-502]} : а) принцип онтологической замкнутости: существуют только два типа сущностей – конкретные единичные индивиды (субстанции) и их атрибуты; б) принцип категориального дуализма: объекты являются партикуляриями, а атрибуты – универсалиями; в) принцип онтологической функции языковых структур: языковая структура отражает онтологическое устройство мира; г) принцип независимости онтологического субъекта: онтологический субъект атрибутов является независимым от этих атрибутов; д) принцип партикулярности индивидов: все объекты, и только они, имеют всецело специфичный и единичный (партикулярный) характер; е) принцип объектного изменения: все изменения суть модификации объектов и зависят от существования последних.

С точки зрения философии процесса, все эти принципы неверны – как, впрочем, и все остальные аксиомы философии субстанции. Однако поскольку прямым образом доказать неверность некоторой онтологии практически невозможно, следует ограничиться демонстрацией противоречивости следствий, к которым она ведет. В связи с этим Зайбт показывает, каким образом определенные сочетания принципов субстанциализма вызывают неразрешимые противоречия: так, например, сочетания ряда принципов партикуляризма (фундаментальной версии субстанциализма, утверждающей существование только партикулярных конкретных объектов – собака, стул, звезда) порождают внутренне противоречивые онтологические теории – в частности, теорию «голых» партикулярий, а также теорию тропов ^[4]. Кроме того, принципы субстанциализма порождают апории в области онтологического объяснения постоянства объектов среди изменений, а также объяснения индивидуальности и качественного сходства между объектами. Зайбт доказывает, что для создания альтернативы субстанциализму недостаточно отказаться только от некоторых его допущений; необходимо отвергнуть абсолютно все принципы субстанциализма в целом. Даже Уайтхед сохраняет один их принципов субстанциализма, что ведет к проблематичному атомизму его философии процесса. По Зайбт, с точки зрения последовательной философии процесса, мир состоит только и исключительно из процессов; категория процесса достаточна для адекватного описания мира.

В противовес субстанциализму, утверждающему существование только партикулярных индивидов, Зайбт выдвигает теорию процессов как всеобщих индивидов ^{[5, с. 141]}. Субстанциализм тенденциозным образом утверждает существование только конкретных единичных (партикулярных) вещей – однако мы знаем, что эрозия, атмосферный фронт и фотосинтез ничуть не менее реальны, чем собака, стул или комета. То, что процессы являются индивидами, можно обнаружить на примере урагана «Катрина», который являлся самоподдерживающейся системой и который мы наделили индивидуальностью до такой степени, что дали ему имя. Можно говорить об одном процессе эрозии, протекающем десятилетиями, об одном и том же наводнении и т. п. Индивидуальность процесса зависит от характерного для него способа действия, от его функциональной роли в определенном контексте. Кроме того, мы отличаем процессы между собой: так, «идет снег» и «идет дождь» — это разные процессы. Моделью процессов как всеобщих индивидов являются бессубъектные формы действия – такие, как «идет снег», «имеет место фотосинтез» и т. д. Их всеобщий характер связан с тем, что, в отличие от единичных, партикулярных объектов (партикулярий), они не обязательно происходят в уникальном пространственно-временном положении (они могут протекать одновременно во многих местах); процессы рекуррентны, то есть повторимы не только в пространстве, но и во времени - процесс как действие предполагает непрерывную рекурренцию (множественное повторение) одного и того же динамического свойства, а именно самого этого действия. Кроме того, всеобщность процессов позволяет менять масштабирование; действия могут быть как всеобщими, так и максимально специфическими (фотосинтез в саду, фотосинтез на яблоне, фотосинтез в некоторой части яблони и т. д.).

В своей философии Зайбт предлагает наиболее логически фундированную теорию процессов, но в силу этого и наиболее формальную. В связи с этим представляется необходимым наполнить эту форму содержанием, - именно эта попытка и будет предпринята в дальнейшем тексте статьи.

Необходимость категории процесса: Николас Решер

С точки зрения философии процесса, господствующая позиция вещей в природе и их постоянство является, в лучшем случае, полезной фикцией, а в худшем – заблуждением. По словам крупного представителя американской теологии процесса Дэвида Кобба, «все, что не является процессом, является извлечением (abstraction) из процесса, а не полноценной действительностью» ^{[9, с. 14]}. Материальные объекты, в конечном счете, состоят из энергии, находящейся в состоянии движения и потока. Постоянные, казалось бы, вещи, которые сохраняют свою тождественность посреди перемен, являются лишь средоточиями сравнительной и преходящей стабильности в среде непрерывного изменения. Соответственно, в динамическом мире вещи не могут существовать без процессов, и процессы имеют фундаментальный характер по отношению к вещам; вещи возникают, развиваются и исчезают посреди процессов изменений.

Такие события, как отделение луны от земли, зарождение жизни или убийство Александра II, состоят из процессов, последовательностей действий и взаимодействий; здесь дискретное событие растворяется в многообразии процессов, состоящих из других процессов. Становление не менее важно, чем бытие, а скорее, именно оно имеет фундаментальный характер. Однако в западной культуре принято отдавать пальму первенства «стабильным» вещам, причем забвению предается тот факт, что бури, тепловые волны и атмосферные фронты ничуть не менее реальны, чем собаки или апельсины. Философия процесса утверждает, что для адекватного представления реальности нашего мира следует признать первенство действия перед субстанцией, процесса перед продуктом, изменения перед постоянством и новизны перед непрерывностью. Таким образом, время и изменение становятся одними из главных метафизических категорий, а процесс становится центральной категорией онтологического описания. В конечном счете, философия процесса предлагает рассматривать темпоральные аспекты реальности в качестве наиболее характерных и значимых ее составляющих.

С точки зрения Николаса Решера, процесс — это «скоординированная совокупность изменений в облике реальности, организованное семейство происшествий (occurrences), которые систематически связаны друг другом в каузальном или функциональном отношении… Процесс состоит в едином ряде взаимосвязанных происшествий (developments), разворачивающихся во взаимной координации в соответствии с определенной программой. Процессы всегда предполагают различные события (events), а события существуют только в процессах и посредством процессов. Процессы развиваются во времени» ^{[2, с. 38]}.

Единство процесса предполагает систематическое причинно-следственное или функциональное действие, основанное на законосообразной регулярности, закономерности; оно имеет не детерминирующий, а, скорее, ограничительный характер. Процессы характеризуются внутренней сложностью, в силу которой они сохраняют свою идентичность (структурная идентичность операций позволяет ре-идентифицировать процесс), и обращенностью в будущее, в силу которой они актуализируют различные возможности.

Процессы могут быть самостоятельными и несамостоятельными; последние обладают некоторым деятелем – пение птиц, цветение цветов и т. д. Самостоятельные процессы (понижение температуры, блеск молнии) не представляют собой деятельность действительных деятелей. В философии процесса парадигматическими считаются самостоятельные процессы. В отличие от средневековой схоластики, в которой был принят принцип operari sequitur esse, то есть действие подчинено бытию вещи и, соответственно, все процессы являются несамостоятельными, в философии процесса Esse sequitur operari. Это означает, что вещи конституируются из потока процессов, а субстанциальность подчинена действию; вещи являются тем, что они делают – философия процесса отождествляет бытие вещи с ее действиями, действительными или возможными. Более того, уже сама индивидуация вещей и их выделение из смешанного конгломерата физических процессов, требует психических процессов (и, следует добавить, социальных процессов). Самостоятельные процессы также способны играть роль причины: так, огонь нагревает воду, хотя огонь не является субстанциальной вещью.

Более того, сама субстанция и ее свойства (атрибуты) имеют процессуальное и реляционное бытие – быть единой вещью значит функционировать в различных ситуациях; свойства также проявляются по-разному в различных контекстах. Вообще вещи можно понимать как кластеры действительных и возможных процессов. Во всяком случае, с эпистемологической точки зрения, процессы имеют первостепенный характер – ведь без процессов вещь была бы инертной и непознаваемой, отделенной от мировых взаимодействий. Наш эпистемический доступ к свойствам вещей основан на умозаключениях от их образа действий и воздействия на нас – то есть, опосредован теми процессами, в которых они проявляют себя.

Парадоксальность субстанциалистской метафизики заключается как раз в том, что без процессов невозможно даже прояснить, что такое вещь. Классически субстанции принято характеризовать через свойства, которые могут быть первичными (они описывают субстанцию как она есть сама по себе) и вторичными (они лежат в основе воздействия субстанции на другие вещи и реакции со стороны последних). Однако в действительности весьма трудно прояснить, что такое сущностные или первичные свойства субстанции, поскольку мы можем установить только то, какие реакции данная субстанция вызывает в различных контекстах (так, твердое сопротивляется нажиму, прозрачное пропускает свет, и трудно себе представить свойства «сами по себе», без связи с внешним миром). Вещи обладают предрасположенностями (диспозициями), и познаются по ним; но диспозиции имеют процессуальный характер – они представляют собой склонность активировать либо продолжать определенные процессы. Без процессов у нас нет доступа к диспозициям, а без диспозиций у нас нет когнитивного доступа к субстанциям. Мы наблюдаем действия вещей через последствия их взаимодействий с другими вещами или явлениями, и не в последнюю очередь, конечно же, - с нами самими. Вне этих взаимодействий и производимых вещами эффектов или реакций мы можем только гадать, что же такое субстанция сама по себе – именно на этом основана знаменитая критика субстанции Дж. Локка: «мы обозначаем словом “субстанция” не что иное, как неопределенное предположение неизвестно чего (т. е. чего-то такого, относительно чего мы не имеем никакой отдельной, определенной, положительной идеи), что мы принимаем за субстрат, или носитель известных нам идей» ^{[10, с. 145]} и, кроме того, «у нас нет никакой идеи относительно того, что такое субстанция, но есть только смутная и неясная идея того, что она делает» ^{[10, с. 224]}. С точки зрения философии процесса, вещи или субстанции следует понимать как многообразие процессов, и не как субстанциальные носители энергии, а, скорее, как средоточия или пучки энергии.

Тождественность вещи основана на возможности идентификации, но идентификация имеет характер взаимодействия – нечто идентифицируется в качестве чего-то единого неким взаимодействующим агентом; такое взаимодействие само является процессом. Свойства, по которым идентифицируются вещи, — это действия, производимые этими вещами на нас и друг на друга. Сама идентичность вещи заключается в ее месте в сложной мировой системе взаимодействий; вещи объединяются посредством последовательного характера своего действия по отношению к другим вещам. Таким образом, категория процесса предоставляет наиболее адекватный инструмент для понимания мира. В более сильной версии философии процесса, эта концептуальная применимость категории процесса связана с тем, что в порядке существования мира процесс – это наиболее всеобъемлющая, типичная и центральная характеристика самой действительности.

Следует отметить, что философия процесса приближается к идеализму относительно субстанций и к реализму относительно процессов. Субстанции несут на себе печать культурной и социальной конструкции и зависят от точки зрения и перспективы, тогда как целый ряд процессов обладает единством, тождеством и определенной структурой независимо от человеческого сознания или культуры, хотя они и могут восприниматься в человеческом опыте.

Например, с точки зрения философии процесса, наивно реалистическую фразу о том, что в мире реально существуют деревья, можно перевести следующим образом: «Среди процессов “реального мира” происходят (и следовательно, существуют) процессы, никоим образом не зависящие от существования сознания, и относительно которых мы можем получить приблизительную (хотя и постепенно все более адекватную) картину посредством естественных наук. В соответствующих обстоятельствах эти процессы порождают ответ «вот дерево» в должным образом подготовленном сознании» ^{[2, с. 59]}. Однако если говорить о существенных характеристиках единой субстанции дерева, то нам следует признать, что эти свойства зависят от перспективы – они будут отличаться во взаимодействии дерева с человеком, муравьем или жирафом. В этом контексте уместно понятие «аффорданса» психологии Дж. Гибсона «Различные вещества окружающего мира предоставляют различные возможности для питания и для производства. Различные объекты окружающего мира предоставляют различные возможности для манипуляций. Другие животные предоставляют, помимо всего прочего, богатые возможности для сложных взаимодействий: сексуальных, хищнических, родительских, боевых, игровых, кооперативных, а также связанных с процессом общения. Для человека то, что сулит другой человек, составляет целую область социальных значимостей. Мы уделяем пристальное внимание той оптической и акустической информации, которая задает, что представляет собой другой человек, к чему он склонен, чем он нам угрожает и что он делает» ^{[11, с. 137]}. Возможности или «аффордансы» существуют не «внутри» вещи или организма, а в их взаимодействии, в отношении между ними. Разные взаимодействия порождают различные перспективы и точки зрения на «сущность» явления.

В связи с проблемой «сущности» как продукта взаимодействия отметим, что философия процесса вносит свой вклад также и в проблему существования универсалий ^{[2, c. 69-76]}. Напомним, что универсалии можно разделить на две категории – «свойства» (круглый, синий) и «виды» (животное, металл). Первые связаны с воздействием вещей на сознательно воспринимающих агентов, а второе – с воздействиями и взаимодействиями объектов друг с другом. Вопрос об универсалиях (в частности, применительно к видам) является вопросом о том, что объединяет различные экземпляры вида и делает их представителями одного и того же вида. С точки зрения философии процесса, вещи объединяются в виды не в силу разделяемых ими общих внутренних свойств, а в силу закономерностей образов действия. Речь идет не об общности способа бытия, а об общности образа действия, modus operandi. Существуют процессы-типы, поскольку процессы обладают структурой паттернов и периодичности, в силу которых они являются повторимыми. Универсалии – это не свойства второго порядка, которыми сообща обладают вещи (или свойства первого порядка) и которые объединяют их в виды - так, «синева» являлась бы общим свойством для синего неба, синей машины и синих глаз или же для «лазурного», «лавандового» и «ультрамаринового».

Ментальный процесс восприятия или воображения некоего оттенка синего – это способ восприятия определенным образом; универсалия здесь основана не на абстрактном свойстве «красности», а на типовом процессе, задействованным в восприятии чего-либо «синим образом» – здесь важна именно адвербиальная характеристика процесса: видеть что-то «сине» или или «в синем качестве». Таким образом, свойства характеризуют не вещи, а процессы, и выражаются не прилагательными, а наречиями. Отметим, что, в отличие от прилагательных, наречия сопротивляются субстантивации: из «прекрасного дня» можно вывести «прекрасное» или «прекрасное само по себе», но это невозможно сделать из выражения «выглядеть прекрасно». «Красное» или «прекрасное» уже не является таинственным объектом, а свойством процессов, которое связывает их между собой. Представление одной и той же универсалии разными людьми основано на способности действовать тем же самым типовым, всеобщим образом – еще раз подчеркнем, что общность относится именно к действиям, а не к вещам, это общность «алгоритма» действий, их паттерна. Такие универсалии, как «ароматы» или «страхи» — это общие, схожие структурные свойства ряда психических процессов. Физические универсалии (свойство быть кислотой или электропроводность) коренятся в процессах взаимодействия между явлениями и определяются свойствами данных процессов. Они определяются образом действия; универсалии являются структурными характеристиками процессов. Даже стихотворение или симфония представляют собой программы для реализации определенных процессов.

Универсалии связаны с программным характером процессов и их повторяемостью; процессы принадлежат к определенным структурным разновидностям и обладают специфической композицией. Конкретизация процесса абстрактного характера – например, ливня, - требует расположить его в определенном пространстве и времени (ливень над Парижем). Однако такой отдельный случай процесса сам является конкретной универсалией – любой действительно протекающий процесс является одновременно конкретным (контекстуально зависимым) и всеобщим (реализующим некий тип процесса). Типовой характер процессов объясняется общностью программной структуры – так, у дождя она отличается от снега. Таким образом, универсалии являются структурными свойствами процессов.

Говоря о программе, Решер имеет в виду наличие определенных правил, структуры или повторяемости в процессе, а вовсе не о детерминированности, заданности и «запрограммированности» процессов. Напротив, важнейшей категорией в философии процесса является категория новизны и эмерджентности. Процессы заключают в себе некие «паттерны», но это не предустановленные паттерны.

И все же понятие «программа», на наш взгляд, является проблематичным, поскольку предполагает чисто внутреннюю определенность явления (например, «генетическая программа»), тогда как процессы формируют свой паттерн зачастую не изнутри, а во взаимодействии с другими процессами, составляющими их динамический контекст. Понятие программы обладает коннотациями, нежелательными в контексте философии процесса, поскольку весьма непросто примирить программный характер явления с его творческой способностью создавать новое – а ведь, по словам крупного представителя философии процесса Чарлза Хартсхорна, «креативность является неотъемлемым, сущностным аспектом идеи становления и процесса» ^{[12, с. 165]}. Самой природе свойственна креативность, причем протекающие в ней процессы порождают новые процессы (например, зарождение биологических процессов из физико-химических). Природа создает новые виды, включающие в себя не только индивидов, но и универсалии. При этом новые виды не являются раз навсегда «фиксированными», они находятся в процессе динамики и развития; вселенная – это процессуальное многообразие, а не совокупность неизменных сущностей.

Градуализм и онтология поля

Философия процесса отходит от эссенциалистской концепции вещей, обладающих сущностями, и концентрируется на временном отрезке их существования. На протяжении существования некой сущности могут иметь место сдвиги, скачки, моменты перехода, знаменующие собой значительные изменения. Так, в день восемнадцатилетия гражданин приобретает право голоса, которого он не имел днем раньше. Однако даже определенный порог - например, температура таяния льда, - предполагает постепенный процесс таяния, причем в некоторые моменты лед находится в «неопределенном» состоянии. Именно пороговые состояния позволяют связывать воедино процесс «до» и процесс «после», объясняя, каким образом человек до и после восемнадцатилетия представляет собой единый процесс. Процессы трансформации обладают как четко определенными, так и «нечеткими» стадиями; однако наш язык отдает предпочтение четко очерченным стадиям – так, мы говорим отдельно о желуде и о дубе. Нечеткие стадии (уже не желудь, но еще не дуб) остаются маргинальными, поскольку не поддаются однозначному описанию. Однако в самой действительности не существует противопоставления «определенного» и «нечеткого»; это противопоставление зависит от угла зрения, под которым мы созерцаем мир. Рейн Рауд предлагает рассматривать пороговые состояния как аспекты градиентов ^{[6, c. 63-65]}: например, если взять оппозицию между живым и неживым, то следует предположить определенный постепенный континуум – например, ни камень, ни молоко не являются живыми, но молоко все же ближе к жизни, чем камень. Ни дерево, ни амеба не обладают сознанием, однако дерево ближе к этому состоянию, чем амеба; пчелы не обладают языком, но они находятся ближе к языку, чем мухи.

Градация может предполагать четкие и вполне определимые экстремумы; она допускает определенность в области порогов значимой трансформации, но вместе с тем, она содержит «серые зоны», области неопределенности, нечеткие состояния и фазы становления; причем эта область неясности может занимать самую значительную часть продолжительности существования феномена. Градуализм показывает континуальность между человеческими обществом и культурой с другими формами жизни и даже с явлениями природы; это не только не лишает человечество его специфики, но, напротив, является условием возможности описания этой специфики. Важность феномена, с точки зрения градуализма, оказывается градуируемой величиной – явления могут иметь разную степень важности, не сводящуюся к булевым значениям (0 или 1); подобным же образом утверждения могут иметь различную степень близости к действительности, а не быть просто истинными или ложными.

Философия процесса подвергает критике извлечение вещи из контекста окружающей ее действительности и превращение ее в абстрактную сущность, созерцаемую нашим разумом в лишенной контекста концептуальной реальности. Именно таким образом образуются объекты классической субстанциальной философии. Они наделяются самотождественностью, которая, с процессуальной точки зрения, основывается, скорее, на заменимости в конкретной ситуации и на значимом наложении (significant overlap) ^{[6, с. 69]}, а не идентичности. Например, сотрудники в банке могут заменять друг друга при обслуживании посетителя, но не на свидании. С точки зрения клиента, имеет место значимое наложение между разными сотрудниками, но это наложение отсутствует с точки зрения партнеров или друзей. Индивидуальную сущность можно заменить в ряде контекстов другой сущностью, с которой у нее имеет место значимое наложение, но нет такой сущности, которая была бы заменима абсолютно во всех возможных контекстах.

Важнейшей категорией философии процесса является категория отношения. По Рауду, отношения следует рассматривать в контексте понятия мембраны ^{[6, с. 71]}. Другой философ процесса, Марк Бикхард, также отмечает, что «вообще говоря, отдельные процессы могут иметь разнообразные виды границ… и если у них есть границы, то последние являются продуктом динамики процесса, а не метафизической необходимостью» ^{[13, с. 8]} – и в этом смысле границы процессов действительно напоминают клеточную мембрану. В процессе эволюции живого мира мембрана зародилась для того, чтобы отделять две области («внешнее» и «внутреннее») друг от друга, что сделало возможным появление клеток и клеточной формы жизни. Мембрана создает условия для внутреннего процесса в клетке; она может пропускать одни вещества и задерживать другие. Некоторые мембраны толще и непроницаемее, чем другие – и здесь мы снова имеем дело с градацией. То, что проникает сквозь мембрану, становится частью состава клетки. С точки зрения биосемиотики, этот факт создает условия для зарождения смысла: различение между внутренним и внешним, между тем, что можно впустить, а что нельзя, обусловливает первичный акт кодирования и декодирования, а также первичное различение между «собой» и «другим»

Свойства описываются на наших языках (преимущественно индоевропейских) как независимые от отношений качества, но в действительности они имеют место только в отношениях. Соотнесенность является фундаментальным условием существования вещей; это отчасти подтверждается физикой квантового поля, которая отрицает существование частиц, представляемых в виде само-тождественных и непрерывных материальных объектов микроскопического размера. Частицы являются лишь эмерджентными формами организации, проявляющими поведение наподобие частиц. По словам Ричарда Кэмпбелла, философа процесса, «… современная физика показывает, что феномены на квантовом уровне уже нельзя рассматривать как микро-сущности, микроскопические «вещи». И хотя слово «частица» все еще применяется в комментариях к современной физике, оно используется лишь в предельно широком смысле при описании явлений квантового уровня, поскольку последние уже не мыслятся как предельные сущности, микроскопические корпускулы» ^{[14, с. 5]}. Фундаментальный уровень существования совсем необязательно следует сводить к минимальным субстанциальным единицам – частицам, в категориях субстанциалистского атомизма. Возможно, базовый уровень существования задается квантовым полем; элементами бытия являются не минимальные объекты (частицы), а события, переходы между полями, встречи – причем, «участники» этих встреч не обладают отдельным существованием вне события встречи; Рейн Рауд утверждает, что мир – это квантовые события, которые, с точки зрения философии процесса можно описать как пересечения между потоками бытия (6, с. 73). Динамизм потока реальности означает непрерывное воссоздание, реорганизацию минимальных инстанций бытия, чья самотождественность имеет кратковременный характер. В определенном смысле, минимальная инстанция бытия представляет собой заряд энергии в данный момент времени. С философской точки зрения, эти минимальные инстанции не являются ни изолированными индивидами, ни сущностями, целиком погруженными в контекст; они содержат потенциальные связи с другими, минимальный набор возможных будущих, которые руководят их соединением и отношением с другими минимальными инстанциями с соответствующим взаимодополняющим набором потенциальных связей или валентностей. По Рауду, валентность может быть не только позитивной, но и негативной, то есть включать в себя способность избегать связей с некоторыми другими инстанциями. Валентность допускает градацию – некоторые связи более предпочтительны, чем другие. Именно таким образом образуются вещи, конфигурации, паттерны, обладающие эмерджентными причинно-следственными способностями – начиная от огня, и кончая голландским ост-индийским обществом. Однако эти вещи или конфигурации являются своего рода узлами сети, сливающимися с другими сущностями в серой зоне на своих рубежах.

Сущности формируются отношениями, а тот излишек или остаток, который свойственен вещам вне отношений, следует понимать не статически, а динамически в качестве поля. Поле является пространством конститутивных напряжений, как негативных, так и позитивных, между отдельными элементами или позициями, которые сходятся вместе, повышая вероятность появления эмерджентных способностей ^{[6, с. 79]}. Поле не является вещью, оно представляет собой систему действий, эффектов, причем ни один отдельный его элемент нельзя изолировать и представить в качестве само-тождественного и постоянного во времени. Рауд применяет термин «поле» к целой гамме явлений – от организации неорганической материи до индивидуального сознания и социальных процессов. Поле является пространством конститутивных напряжений, организационным паттерном отношений; оно предполагает некоторую неопределенность, «хаос, стремящийся к самоорганизации и порядок, непрерывно сам себя демонтирующий». Структурирующие принципы возникают внутри самого поля; поле характеризуется непрерывным динамизмом и представляет собой мгновенный срез некоторого процесса, а не само-тождественную сущность. Элементы поля движутся, и движение элемента изменяет равновесие напряжений; каждый элемент можно описать как поле более низкого уровня, определяемое своей позицией в поле более высокого уровня, а также своей историей и внутренними напряжениями. При помощи поля можно описать переговоры между мировыми державами в напряженной обстановке, внутреннюю жизнь людей и даже самость человека. Поле неравновесно, оно открыто по отношению к тому, что им не является, и остается тождественным себе лишь на протяжении мгновений. Оно представляет собой срез некоего пучка процессов (или каждого из этих процессов) разнородного происхождения, но значительным образом перекрывающихся и порождающих эффекты, воздействующие друг на друга на протяжении определенного времени.

Все, что мы называем вещью, представляет собой некое множество, организованное посредством паттерна, но никогда не достигающее перманентной стабильности. Поле обладает как стремлением к равновесию, так и склонностью к нарушению равновесия – так, горная цепь, образованная тектоническими сдвигами, различием температур и эрозионным воздействием форм жизни, с точки зрения временной шкалы отдельной человеческой жизни, являет собой стабильность, и все же находится в процессе непрерывного постепенного изменения. Примером напряжений поля может служить человеческое сознание или общество.

Поле, как уже сказано, является временным срезом процесса. Для определения же процесса Рауд прибегает к вышеуказанному понятию мембраны. Процесс – это «сущность, признаваемая относительно самостоятельной и представляющая собой область, окруженную воображаемой мембранной границей, которая сообщает некоторый внутренний характер под-процессам, происходящим внутри него, а также способность инициировать или ограничивать свои отношения с внешней средой и, тем самым, участвовать в причинно-следственных цепочках» ^{[6, с. 84]}. Так, производственный процесс на заводе представляет собой единый процесс, даже если некоторые детали производят на других заводах. Лес как процесс представляет собой множество взаимосвязанных подпроцессов, гарантирующих совместную симбиотическую непрерывность, не нарушаемую временными вторжениями извне (не считая вырубки). Некоторые события или другие процессы, проходящие через границы-мембраны данного процесса, могут со временем радикально изменить его течение (например, вирусы, попадающие в организм). До тех пор между компонентами внутри границ процесса имеет место большая степень значимого наложения или перекрытия, чем с другими процессами за его пределами.

Важное отличие так понимаемого процесса от субстанции заключается в том, что субстанция наделяется жесткими границами, в то время как процессы обладают границами с разной степенью проницаемости и, тем самым обладают той или иной степенью открытости по отношению к другим процессам. Так, камень обладает намного более жесткими и непроницаемыми границами, чем амеба – во всяком случае, с точки зрения человеческого временного режима; по сравнению с амебой камень является медленным и однообразным. Границы камня объясняются через его молекулярную структуру, которая сводится к конститутивным напряжениям, связывающим молекулы друг с другом в виде стабильного и относительно статического поля.

Временные режимы зависят от внутренних характеристик процессов – об этом будет несколько конкретнее сказано в следующим разделе статьи, посвященном биологическим процессам. Процессы, протекающие в очерченной границами области, идут с различными темпами; причем темп процесса определяется как относительная способность обработки ввода других процессов в пределах своей мембраны и производства выхода, релевантного и доступного последним в отношении скорости. Внутренняя действительность процесса характеризуется конфигурацией различных временных режимов, которые связаны между собой. «Жизненные циклы микрофлоры в моих внутренностях или вирусов, способных положить меня, разумеется отличаются от временных режимов моего университета или временных ограничений в дорожном движении, но все вместе они порождают своего рода поле темпоральностей, в котором разные временные режимы обустраиваются в единое целое, поддерживаемое конститутивными напряжениями, подобными тем, которые действуют в любом другом поле» ^{[6, с. 95]}.

Равновесие или баланс между этими напряжениями может привести к единому временному режиму, обеспечивающему координацию между всеми рассматриваемыми процессами; внутренняя реальность процесса поддерживается синхронией между его подпроцессами, которые связаны отношением взаимозависимости, подобно связи между жизненными циклами цветов и пчел. Однако напряжения могут также привести к перегреву и разрыву.

Рауд применяет свою процессуальную теорию поля к понятию сознания: «можно описать сознание как поле напряжений между различными типами психических векторов – то есть, восприятиями, желаниями, инстинктами, воспоминаниями (взаимоисключающими), ценностями, наитием, подозрениями, воображением и интуицией, которые непрестанно сталкиваются между собой, причем каждый из этих векторов обладает собственной «логикой» и способностью занять место источника оправданности поведения, зачастую, но не всегда рациональным образом, - следуя несовместимым вариантам рациональности, или же проистекая из неожиданного воздействия среды. Некоторые из этих векторов занимают центральное положение, другие – периферийное, но равновесие может измениться в любой момент. Сотрудничество или объединение этих векторов возможно только в короткие промежутки времени, если вообще возможно, и обычно требует значительного усилия» ^{[6, с. 118]}.

На наш взгляд, такая концептуализация сознания и самости не вполне отвечает «самим вещам», нашему действительному опыту; так, в сознании могут присутствовать некие лейтмотивы, которые не являются кратковременным эффектом поля – например, ощущение тоски по родине или переживание мечты, которую можно лелеять всю жизнь; иными словами, в поле сознания могут присутствовать относительно инвариантные процессы, которые будут задавать контекст для более сиюминутных или кратковременных форм динамики. Мы до сих пор считаем похвальной такую черту, как постоянство – однако, эту черту трудно полностью прояснить при помощи теории сознания как нестабильного поля напряжений между сиюминутными тенденциями.

В этом разделе мы кратко упомянули о релевантности философии процесса по отношению к теории квантового поля и к философии сознания. Мы не будем касаться всех возможностей применения философии процесса – так, очевидна применимость онтологии процесса к химии как науке о превращениях; что касается синергетики, то она сама является реализацией своего рода философии процесса. Однако та область, где онтология процесса может привести, как представляется, к наиболее существенным сдвигам, принадлежит к сфере биологии.

Философия процесса в биологии

По словам А. Н. Уайтхеда, «прогресс биологии и психологии сдерживался некритичным допущением полуправд. Если наука не хочет превратиться в конгломерат гипотез ad hoc, то она должна стать более философской и вступить на путь всеобъемлющей критики своих оснований» ^{[15, с. 18]}. Этот диагноз и это пожелание великого мыслителя остается актуальным относительно биологии и по сей день. Если присмотреться «к самим вещам», то мир живых существ предстанет состоящим из процессов и отношений, а не «вещей», он явится всецело динамичным. Биология изучает процессы, обладающие различной временной шкалой или временными рамками. Так, процессы, такие как пищеварительный, дыхательный, движение мышц и т. д., - физиологические процессы, - занимают относительно короткое время по сравнению с жизненным циклом; более медленными являются процессы развития, еще более медленны процессы наследования, и, наконец, процессы эволюции (7, с. 10).

Ярким примером применимости философии процесса к биологии является процесс метаболизма; для выживания организмы должны постоянно обмениваться энергией и материей со средой, а для этого они должны пребывать в деятельности, чтобы находиться в неравновесном термодинамическом состоянии. Обмен материи и энергии тем быстрее, чем ниже описываемый уровень иерархии биологических процессов. Состояние стазиса практически не достигается; в частности, в случае многоклеточного организма стабильность проистекает из непрерывной регенерации тканей, которые поддерживаются постоянным обновлением клеток, а последние удерживают стазис при помощи непрекращающегося восполнения своего молекулярного состава. Каждая клетка или ткань представляет собой динамическое состояние, устойчивость в котором принадлежит только форме, тогда как материальный состав находится в метаболическом процессе, потоке. Однако все метаболические процессы имеют свой временной режим (7, с. 17); клетки эпителия желудка живут около пяти дней, клетки эпидермиса обновляются каждые две недели, эритроциты восполняются в течение четырех месяцев, печень регенерируется за год, а скелет обновляется за десять лет – ни одна из частей организма не равна по возрасту самому организму. Таким образом, организмы находятся в непрерывном потоке материи и энергии.

Однако процессуальный характер имеет не только метаболизм; весь жизненный цикл организма, его онтогенез от зачатия до смерти представляет собой процесс; организм нельзя отделить от его истории развития. Так, яйцо лягушки – неотъемлемая часть временной траектории онтогенеза, которая, собственно, и является лягушкой. Поступательное движение от головастика к лягушке является плавным и постепенным процессом.

Еще один феномен, требующий процессуального, а не субстанциалистского подхода – это явление биологической взаимозависимости. В самом деле, субстанция, по определению, обладает относительно четкими границами и определенной автономией, так что зависимость субстанции от внешней среды должна быть акцидентальной, контингентной (не определяющей для субстанции). Организмы же не существуют в виде изолированных и независимых сущностей, но являются частью тесно взаимосвязанной общности; среда отчасти образуется сетью взаимодействий между организмами. Характерен пример межвидовых отношений, называемых симбиотическими ^{[7, с. 103]}. Они могут быть взаимными, комменсальными (выгодные для одной формы жизни и нейтральными для другой) или паразитическими. Большие организмы представляют собой холобионты или многовидовые коллективы, включающие в себя бактерии, вирусы, простейшие, грибы, нематоды и т. д. Некоторые симбионты играют фундаментальную роль в выживании своего хозяина; многие микробы живут в биопленках, имеющих собственный жизненный цикл. В этих случаях отношение не является чем-то внешним по отношению к «объектам», как того хочет субстанциализм. Организмы существуют благодаря сложным сетям отношений, которые они поддерживают друг с другом; многие свойства и способности организмов рождаются именно в этих отношениях, а не внутри соответствующих «субстанций». Иными словами, организмы следует понимать как процессы, а не как вещи – то есть, их следует понимать как принципиально соотнесенные сущности, воздействующие на среду и испытывающие воздействие последней и глубоко в ней укорененные. Биопленки, холобионты и сверхорганизмы не являются конгломератом автономных и независимых единиц; экологические взаимоотношения лучше понимать как переплетение процессов – в самом деле, представляется трудным четко определить границы биологических индивидов, находящихся в такой тесной соотнесенности. В свете представленного выше градуализма можно предположить некий спектр градаций этой соотнесенности и взаимосвязанности, между свободными формами симбиоза и тесным эндосимбиозом. Выделить дискретных индивидов из потока взаимосвязанных жизненных процессов бывает непросто – как, например, в случае бактерии Buchnera Aphidicola, которая обеспечивает жизненно важные пищеварительные процессы у тли, а сама она не может выжить вне организма тли. Являются ли триллионы микроорганизмов, образующих микробиом человека, частью человеческого организма или же совокупностью сотрудничающих организмов, - ответ на этот вопрос будет зависеть от практических целей исследователя. Это означает, что эссенциалистская классификация в свете сущностных качеств невозможна, и это еще один довод в пользу философии процесса.

Биологический мир организован не как структурная организация субстанций или вещей, а как динамическая организация процессов с разными временными режимами. Эти процессы предоставляют ряд благоприятных условий для других процессов в иерархии – как на более низких, так и на более высоких уровнях этой иерархии. Редукционизм, утверждающий, что свойства и поведение более высокого уровня (например, организма в целом) являются дедуктивным следствием из свойств и поведения базовых составляющих; такое утверждение основано на субстанциализме и представлении о независимых сущностных свойствах частей, о возможности рассмотрения вещи отдельно от контекста. Однако сложная сеть взаимодействий между разными уровнями биологической иерархии означает невозможность точного определения природы некоей части путем перечня ее внутренних свойств. Свойства процесса во многом объясняются его отношениями с другими процессами, и его невозможно объяснить вне этих отношений. Кроме того, с точки зрения философии процесса, каузальное воздействие может идти как от частей к целому, так и от целого к частям, поэтому редукционизм в биологии несостоятелен.

В генетике субстанциализм наделяет определенные субстанции – гены – свойствами, в частности способностью вызывать фенотипические последствия; гены понимаются атомистически как дискретные сущности. Однако развитие некоторых черт организма объясняется свойствами, распределенными по всему геному (а не определяемыми отдельными генами), а сам геном можно рассматривать как процесс. Таким образом, «генетику, наука о гипотетических сущностях, которые, как считается, отвечают за наследование можно карикатурно представить как науку, разработанную в соответствии с редукционистской эпистемологией... генетика привела нас к чрезвычайно детальной картине генома. Однако среди замечательных свойств генома – его полное несоответствие этой эпистемологии» ^{[16, с. 336]}. Напомним, что редукционизм – это версия субстанциализма, утверждающая фундаментальную роль мельчайших субстанциальных единиц (в данном случае – молекул); процессуальная мысль отстаивает причинно-следственные связи от целого к частям.

Кроме того, следует пересмотреть концепцию эволюции в свете процесса; так, следует рассматривать виды не как всеобщие индивиды с определенной природой или сущностью, а как отдельные процессы; здесь уместна мысль Ж. Симондона о приоритете процесса индивидуации над индивидом как результатом ^{[17, с. 22]}; в самом деле, по Симондону, индивидуация «схватывается… до или во время генезиса отдельного индивида; индивидуация – это событие или операция в лоне более богатой действительности, чем тот индивид, который из нее происходит» ^{[18, с. 64]}. Эволюцию можно рассматривать как такой процесс индивидуации, а виды – как моменты или фазы этого процесса. Вид – это преходящий «индивид», являющийся лишь моментом становления в процессе изменений.

Биологическая классификация в значительной степени основывается не на эссенциализме и не на понятии сущности и внутренних существенных свойств, а на отношениях. Эссенциалистская трактовка вида, согласно которой вид определяется через имманентные характеристики его членов (генетические, морфологические), эвристически неадекватна. В действительности вид определяется через отношения как «репродуктивное сообщество популяций (изолированное от других с репродуктивной точки зрения), занимающее определенную нишу в природе» ^{[19, с. 31-60]}. То, принадлежит ли индивид к данному виду, определяется не внутренними свойствами данного индивида, но его отношениями с другими индивидами и со средой (через понятие ниши). В частности, два похожих организма могут принадлежать к различным видам, при условии их репродуктивной изоляции друг от друга и различия в их филогенезе - то есть при классификации мы учитываем не только синхронические, но и диахронические, исторические отношения. Вдобавок, классификация самих видов тоже полагается на филогенетическую историю. Следовательно, биологические феномены определяются и классифицируются отчасти в свете тех отношений, в которых они находятся. Отсюда невозможность полной характеристики или классификации феномена исходя только из его чисто внутренних свойств, как того хочет эссенциализм.

Философия процесса позволяет проводить критику механицизма в биологии, вдобавок она показывает неверность позиции, придающей структуре приоритет над функцией (ведь изменения функции влекут за собой структурные изменения). Субстанциалистские предрассудки предпочитают стабильность структуры динамичности функции, однако отношение между структурой и функцией не имеет линейного характера, оно имеет круговое и взаимное свойство. По словам Берталанфи, «старое противопоставление «структуры» и «функции» следует объяснить относительной скоростью процессов внутри организма. Структуры – это растянутые медленные процессы, а функции – преходящие, быстрые процессы» ^{[20, с. 34]}; структура и функция – это альтернативные формы абстракции, извлеченные из непрерывного потока основополагающих процессов.

Таким образом, процессуальная мысль в области генетики, в области соотношения структуры и функции, а также в контексте теории эволюции и классификации биологических видов обещает внести значимые изменения в практику биологии; фактически, ряд этих изменений уже осуществляется в биологической теории систем развития.

Заключение

Проблематичность эссенциализма заключается в догматической вере в то, что наше языковое описание действительности гомологично самой структуре действительности; в этом контексте возможно только одно верное описание действительности. Философия процесса выступает за плюрализм описаний действительности, но против релятивизма: далеко не все описания одинаково адекватны. Имеет место градация описаний действительности, которые могут иметь различную степень близости к реальности. Нет раз навсегда данных сущностных свойств вещи или явления; они зависят от контекста, от практического интереса или от «аффордансов», связывающих явление и того, кто с ним соотносится в восприятии, действии и т. д. Даже биологическая классификация видов не является здесь абсолютом. Более того, в биологии можно найти множество примеров, свидетельствующих в пользу процессуального описания действительности, начиная от метаболизма и кончая симбиозом. КЭссенциализм в состоянии описывать только четко разграниченные стадии явлений или объектов и игнорирует (подчас более длительные и значимые) стадии становления и неопределенности – например, при описании живого мира мы сосредотачиваемся на взрослых особях. Действительность нельзя без остатка описать в свете булевых значений – в ней есть зоны неопределенности, а между экстремумами черного и белого существует множество оттенков серого. Повторимся – это вовсе не означает релятивизма, однако предполагает различные градации объективности. Градуализм философии процесса позволяет нам вновь связать воедино те аспекты реальности, которые подверглись концептуальному разделению – природу и культуру, общество и индивида, причину и мотив, материю и дух, сознание и мир.

Субстанциализм чрезмерно ограничивает онтологическую палитру действительности, основывая описание мира на единичных объектах и исключая из рассмотрения целый ряд феноменов (эрозия, осадки, фотосинтез, свадьбы и т. д.). Более того, сами единичные предметы можно описать в динамических категориях как паттерны временной стабильности различных процессов с определенными временными режимами. Самая главная ошибка субстанциализма и эссенциализма в том, что они не учитывают времени в качестве конститутивного фактора действительности. Эта философская ошибка может приводить к заблуждениям в интерпретации научных достижений: например, мозг может интерпретироваться как субстанция (отсюда теория мозга как своего рода компьютерного центра организма или же идея идентичности мозга и сознания). Если же понимать мозг как процесс, а не как субстанцию, то сознание может пониматься как эмерджентное свойство взаимодействия динамики мозга с динамикой тела и динамикой среды, причем и мозг, и тело, и среда являются процессами. Феномен эмерджентности новых свойств (жизнь, сознание, разум) совершенно необъясним в русле субстанциализма-эссенциализма.

Эссенциализм заблуждается, приписывая логику объекта и предиката и грамматику подлежащего и сказуемого языку самой природы. Физическая природа более адекватно описывается языком дифференциальных уравнений, а живая природа – языком динамических отношений (симбиоз, организм-ниша, репродуктивные отношения и т. д.). В целом можно сказать, что именно процессы конституируют ядро действительности – можно по-разному артикулировать мир в категориях вещей, сущностей и аспектов, однако в конечном счете объективной основой любой артикуляции служат именно протекающие в мире процессы и их соединения.

В целом, можно сказать, что рабочая гипотеза о глобальности парадигмы процессуализма и локальности парадигмы субсианциализма нашла достаточное подтверждение. Во-первых, субстанциальные сущности зависят от перспективы, тогда как процессы имеют более объективный характер. Во-вторых, субстанциальные модели абстрагируются от диахронического измерения или отводят ему недостаточное место; такая абстракция применима локально в эвристических целях, однако недопустима в более полном описании мира и его регионов. В третьих, как было показано на примере биологии, субстанциальные модели прибегают к механицистскому объяснению, которое не работает в более сложных и всеобъемлющих моделях, основанных на взаимодействиях и отношениях (например, модель экосистем). В четвертых, даже само описание свойств субстанции возможно только в силу процессов взаимодействия с этими субстанциями, что гарантирует эпистемическое первенство процессов.

Несмотря на преимущества философии процесса перед философией субстанции, возникают определенные сомнения относительно притязания онтологии процесса на не-антропоцентрическое, объективное описание действительности (в отличие от философии субстанции, которая представляет собой чисто антропоцентрический взгляд на мир). В самом деле, процесс предполагает, по крайней мере несколько стадий, которые могут рассматриваться как более ранние или более поздние, предыдущие и последующие по отношению друг к другу. Однако если устранить из вселенной человеческое (или любое другое) сознание, то, тем самым исчезнет точка отсчета, по отношению к которой существуют более ранние и более поздние моменты; прошлого и будущего во вселенной, возможно, более не существует, и в этом случае она является вечным «сейчас», одновременностью различных состояний и событий. Можно ли тогда говорить о базовом характере процессов во вселенной, о их фундаментальной роли, если во вселенной исчезнут вообще все направления; можно ли утверждать, что в этой ситуации вообще протекают какие-либо процессы? И если в вечной одновременности не может быть процессов, то не является ли процесс, в таком случае, действительностью, коррелятивной человеческому сознанию с его временной, темпоральной конституцией? Для авторов данной статьи эта проблема остается вопросом, ответ на который следует искать в последующих работах.