Теизм, атеизм и пантеизм в контексте решения основного вопроса философии: антропологический аспект

Суслов Алексей Викторович кандидат философских наук доцент кафедры философии Российского Государственного Социального Университета; доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Московского Университета им. С.Ю. Витте 123995, Россия, г. Москва, ул. Вильгельма Пика, 4, стр. 1, каб. 420 Suslov Alexey Viktorovich PhD in Philosophy Associate professor, Department of Philosophy, Russian State Social University; Associate professor, Department of Social Disciplines and Humanities, Moscow Witte University 123995, Russia, g. Moscow, ul. Vil'gel'ma Pika, 4, str. 1, kab. 420 suslov.aleksei@mail.ru Другие публикации этого автора     Гусев Дмитрий Алексеевич доктор философских наук профессор, Московский педагогический государственный университет; Московский университет им. С.Ю. Витте; Институт права и национальной безопасности Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ 115432, Россия, г. Москва, ул. 2-Й кожуховский проезд, 12, стр.1, оф. 317 Gusev Dmitrii Alekseevich Doctor of Philosophy Professor, Department of Philosophy, Moscow State Pedagogical University, Moscow Witte University; Institute of Law and National Security of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration 115432, Russia, g. Moscow, ul. 2-I kozhukhovskii proezd, 12, str.1, of. 317 gusev.d@bk.ru Другие публикации этого автора

Потатуров Василий Александрович кандидат исторических наук доцент, Московский университет им. С.Ю. Витте 115432, Россия, г. Москва, ул. 2-Ой кожуховский проезд, 12, стр.1, оф. 314 Potaturov Vasilii Aleksandrovich PhD in History Docent, the department of Humanities and Social Disciplines, Moscow Witte University 115432, Russia, g. Moscow, ul. 2-Oi kozhukhovskii proezd, 12, str.1, of. 314 vpotaturov@mail.ru Другие публикации этого автора

Введение

Актуальность темы определяется, с одной стороны, не устаревающей мировоззренческой дискуссией между теизмом и атеизмом как противостоящими друг другу системами жизненной навигации человека, с другой стороны, – общей постсекулярной направленностью современной эпохи, когда уже невозможно утверждать, что «материализм и атеизм являются основой научного мировоззрения», само понятие «научного мировоззрения» проблематизируется, т.к. «наука не мыслит» (М. Хайдеггер), религиозно-теистический дискурс невозможно охарактеризовать, как «мракобесие», а теология вошла в перечень научных дисциплин. В такой ситуации целесообразно попробовать вернуться к истокам, и постараться разобраться в хитросплетениях вопросов и проблем, связанных с полемикой между материалистически-атеистическим и идеалистически-теистическим мировоззренческими полюсами.

Объектом исследования является многовековая мировоззренческая полемика между философскими представлениями о мире и человеке, связанными с такими не только онтологическими, но и, – не в меньшей степени, антропологическими – моделями, как теизм, атеизм и пантеизм.

Предметом исследования являются теоретические и практические установки и выводы антропологического характера, следующие из теистического, атеистического и пантеистического понимания основных смысложизненных вопросов, – установки обуславливающие две противостоящие системы жизненной навигации человека.

Целью исследования является выяснение эвристического потенциала и основных мировоззренческих отношений, – в антропологическом аспекте, – между теизмом, атеизмом и пантеизмом.

Задачами исследования являются:

– возвращение к осмыслению эвристического статуса «основного вопроса философии» в контексте полемики между основными характеристиками классической и неклассической философии;

– установление логических взаимосвязей основных мировоззренческих спутников материализма и идеализма, образующих две противостоящие друг другу системы стратегий человеческого существования;

– выяснение идейной ниши и мировоззренческой роли «философии тождества» и связанного с ней пантеизма в контексте полемики между материализмом и атеизмом, с одной стороны, и идеализмом и теизмом, с другой стороны;

– рассмотрение антроповолюнтаризма и провиденциализма как смыслообразующих оснований практической реализации материалистически-атеистической или идеалистически-теистической установок в человеческой жизни;

– обоснование когерентного объяснения идейного и исторического происхождения антропоцентрического волюнтаризма в смысловых координатах теизма, креационизма и провиденциализма;

– сопоставление футурологических ожиданий человека и человечества в контексте полемики между материалистически-эволюционным и идеалистически-креационистским пониманием мира и человеческого бытия;

– компаративистский анализ двух состояний материального мира (до и после Большого взрыва) в научном дискурсе – с двумя состояниями мира (до и после грехопадения человека) – в религиозном сознании и обоснование возможности сопоставления Большого взрыва не с Творением мира, а с грехопадением человека;

– выявление метафизической ассиметрии двух формально равноценных возможностей мировоззренческого выбора личности – между материалистически-атеистической и идеалистически-теистической системами представлений о мире и человеке.

Научная новизна проведенного исследования заключается в утверждении принципиальной дихотомичности мировоззренческого выбора и жизненной ориентации человека между антропоцентрическим и провиденциальным полюсами, – при всей, как кажется, идейной множественности и пестроте философских и религиозных представлений; обосновании аутентичности философского идеализма как модели, предполагающей теистический и креационистский взгляд на мироздание и принципиальную несовместимость основного идеалистического тезиса о первичности духовной реальности с пантеистически понятой природой бытия.

Методами исследования являются логические операции установления содержания понятий и деления их объемов, анализ модельных схем объемных отношений между понятиями, сравнительный анализ, дедукция, неполное индуктивное обобщение, аналогия свойств и отношений как разновидность опосредованного умозаключения, мысленный эксперимент и выводы по утверждающему и отрицающему модусам условно-категогического умозаключения (modus ponens modus tollens).

1. «Основной вопрос философии» в контексте полемики между классической и неклассической философией

Приступая к разговору о таких мировоззренческих моделях, как теизм, атеизм и пантеизм, рассматриваемых в их соотнесенности с антропологической философской проблематикой, вспомним, как ни странно это, на первый взгляд, прозвучит, про «основной вопрос философии». В настоящее время он, в основном, предан забвению [1–4]. Достаточно часто возможно встретиться с утверждением, что он или безнадежно устарел или даже вообще такого вопроса, «по-настоящему» никогда не было в контексте «действительной» философской проблематики, он представляет собой идеологический штамп марксистско-ленинской философии, а материализм и идеализм, равно как и дискуссия между ними – это псевдофилософские конструкции. Кроме того, вместе с ним – «основным вопросом философии», как нередко утверждается, «устарело», например, и философское понятия материи, – в настоящее время вряд ли найдется серьезный ученый или философ, «который бы работал с таким понятием» ^{[5, с. 142]}.

Так все-таки устарел ли «основной вопрос философии»? Устарела ли философская проблема субстанции, природы первоначала, истока и причины сущего? Или она вообще не философская?

Вот здесь, наверное, и будет проходить один из водоразделов межу классической и неклассической философией. В первой онтологические и метафизические понятия, идеи, вопросы и проблемы не просто имеют смысл, но образуют сердцевину философии как самостоятельной и специфической формы духовной культуры, которая существует наряду с наукой, но наукой не является. Во второй, наоборот, онтологические и метафизические устремления философии «устарели» и «преодолены», «повзрослевшее человечество» поняло, что философия должна заниматься намного более «позитивными» вещами и быть, по сути, не любовью к мудрости и поиском истины (которой «на самом деле» нет), а логикой и методологией как естественнонаучного, так и, особенно, – гуманитарного познания, эпистемологией социогуманитарного знания, «работать с текстами», заниматься аналитикой, компаративистикой, герменевтикой и т.д.

Иначе, согласно данному взгляду, философия в современном мире – это серьезная наука, а не любовь к мудрости и поиск истины. Однако такого рода установка есть не что иное, как модус, или разновидность позитивизма и сциентизма, которые представляют собой, по общему признанию, как раз не философское, а антифилософское явление. Кроме того, если философия – это не метафизика, а наука, то тогда она, согласно М. Хайдеггеру, не мыслит, т.к., по большому счету, именно метафизика мыслит, а наука – нет.

Если же, все-таки, мы хотим мыслить, то не можем не задаваться вопросами разумного, а не только рассудочного характера, первым из которых является «безнадежно устаревший» «основной вопрос философии» – вопрос о первичности материального или идеального бытия, а, в пределе, – вопрос о существовании трансцендентной реальности, характеризующейся, прежде всего, личностной природой, иначе – вопрос о бытии Личного Бога – Творца мира Родителя и Попечителя человека, счастливой надежды на вечную жизнь вместо несчастного ожидания вечной смерти, на которую сознательно (или бессознательно?), добровольно (или недобровольно?) обрекает себя безбожное сознание и мировоззрение.

Здесь, дабы не быть обвиненными в «ненаучном» мышлении и «неправильном» дискурсе, обязательно подчеркнем, что рассуждения в смысловом поле теистических координат нисколько не менее оправданы и обоснованы, чем рассуждения в атеистической парадигме. Почему? Потому что один тезис вызывает несомненное общее согласие, – это утверждение о том, что не существует никаких решающих средств подтвердить или опровергнуть существование или несуществование трансцендентной личностной реальности и истины, – Бога, бессмертной души, духовной битвы, вечной жизни. В данном случае опять же могут возразить – несмотря на невозможность подтверждения или опровержения той или иной мировоззренческой парадигмы, в светской системе знания, светском интеллектуальном сообществе, светском научном журнале по умолчанию принимается безрелигиозная, или атеистическая установка.

Будет ли последнее утверждение спорным? В высшей степени! Почему? Потому что, согласно одной точке зрения, светский означает секулярный и атеистический, а, согласно другой точке зрения, светский означает постсекулярный и поэтому – никак не атеистический ^{[6, с. 35]}. Второй взгляд является ныне преобладающим, – фактически каждый представитель научного сообщества согласится с тем, что одна из ментальных характеристик современной эпохи – это постсекуляризм.

Неудивительным будет то обстоятельство, что, несмотря на все протесты представителей материализма, атеизма, сциентизма и секуляризма, в современном постсекулярном мире теология является научной специальностью и одним из направлений подготовки учащихся высших учебных заведений – и духовных, и светских.

Возвращаясь к «основному вопросу философии», который, действительно, родом из марксизма, отметим, что он наследует именно классической философской традиции, берущей свое начало в античности и идущей – исторически и идейно – до немецкой классической философии, непосредственным приемником которой является марксистское учение. Возможно утверждать, что «основной вопрос философии» – это «ценное признание» Фридриха Энгельса ^[7] как представителя материализма и атеизма: поскольку марксизм базируется на материалистическом понимании мира и человека, то одним из принципиальных философских и мировоззренческих вопросов для него является вопрос о природе субстанции, сущности первоначала – материальной или духовной основе бытия, который восходит к фундаментальному смыслообразующему в человеческой жизни вопросу о существовании или не существовании трансцендентного мира в личностном его понимании, а значит, – конечности или бесконечности человека как личности, экзистенции, духа.

Таким образом, полемика между двумя основными мировоззренческими ответами на «основной вопрос» философии – материализмом и идеализмом – тесно связана со всегда актуальной дискуссией между представителями атеизма и теизма, эволюционизма и креационизма, сциентизма и антисциентизма, детерминизма и индетерминизма, антропологического редукционизма и антиредукционизма, или экзистенциализма, сторонниками того, что человеческая жизнь сводится к «хлебу и зрелищам», и их оппонентами. В конечном итоге все это многообразие мировоззренческих противостояний выходит на проблему существования или несуществования идеальной трансцендентной реальности, – помимо напрямую доступного нам материального, или естественного, мира. Поэтому два главных ответа на «основной вопрос философии» – материализм и идеализм представляют собой начала двух мировоззренческих цепочек и, – следовательно, – двух систем жизненной навигации человека.

2. Материализм и идеализм как основные системы мировоззренческой навигации человека

Неизбежные мировоззренческие спутники материализма здесь будут представлены следующими идейными позициями, не просто – связанными друг с другом, но – друг из друга вытекающими и взаимообуславливающими, или взаимопредполагающими: атеизм ^[8] (если основа бытия – материальное, то сверхъестественный мир – порождение человеческого сознания, которое само – результат длительной эволюции материи), эволюционизм, синергетизм (синергетическое видение мира) и эмерджентизм (если материя – единственная субстанция, то она не может быть не способной к самоорганизации, саморазвитию и эволюции, а более сложное появляется в процессе самоусложнения более простого), физикализм как вариант решения психофизической проблемы (душа – функция тела – центральной нервной системы и не существует без материального своего «носителя»), сциентизм ^[9] (если нет мира сверхъестественного, то на что надеяться человеку, как не на успехи науки, техники и технологий), детерминизм и редукционизм (первичность материи означает, как правило, линейный характер ее эволюции и естественную предсказуемость мира, а более сложное может быть удовлетворительно объяснено путем его сведения, в конечном итоге, к более простому), антропологический волюнтаризм (антроповолюнтаризм, эговолюнтаризм – если человек – вершина эволюции материального мира, то тогда – «все в его руках»), революционный героизм (для преобразования человека надо «на научной основе» построить новое общество, в котором постепенно вырастет человек нового типа), позитивизм, – понятый в качестве метафизического сна или обморока.

Противостоящий мировоззренческий лагерь, каждая из позиций которого является противоположностью представленных выше положений: идеализм, теизм, или теистическая религия (во избежание недоразумений, отметим, что, если задаться вопросом, – может ли разум, или дух быть безличным, то ответ, по всей видимости, будет отрицательным), креационизм (являющийся обязательным идейным спутником теизма «…это наиболее последовательный в анализируемом отношении вариант объективного идеализма» ^[10]), телеологизм (если материя не является основой бытия, то материальные объекты не могут сами собой переходить с более низких уровней развития на более высокие), спиритуализм как вариант решения психофизической проблемы (не душа – функция тела, а тело – инструмент души, дающийся ей для творчества, под которым понимается вся земная жизнь человека), антисциентизм (при всех возможностях науки она не может ответить на смысложизненные вопросы человеческого бытия, т.к. ответы на них лежат не в материальной области жизни человека и природы), индетерминизм ^[11], антиредукционизм (если в основе бытия находится нематериальное, то естественная предопределенность событий и линейное развитие невозможны, а более сложное не может быть объяснено более простым путем сведения к нему), провиденциализм (при наличии свободы человеческой воли, далеко не все зависит от человека, т.к. он не является результатом естественного восходящего развития материального мира), религиозное подвижничество ^{[12, 13]} (вместо преобразования общества требуется личное преобразование человека, – не победа над системой, а победа над самим собой – залог изменения не только человека, но и общества), антипозитивизм, – понятый как желание пробудиться от метафизического сна или обморока. Отметим, что под теистической религией в данном случае понимается христианство, т.к. если религия (лат. re – возвратная частица, лат. ligare – связь) это восстановление утраченной связи, или возвращение блудного сына, то тогда религией в полном смысле этого слова является только христианство.

В данном случае может возникнуть вопрос о том, почему авторы говорят только про два решения «основного вопроса философии» – материализм и идеализм, а как же быть, например, с дуализмом или философией тождества? С точки зрения дуализма существуют два равноценных и параллельных первоначала мира, или две субстанции – материальное и идеальное (материя и сознание), ни одно из которых не является первичным по отношению к другому. Однако дуализм, так или иначе, тяготеет к материализму или идеализму, т.к. у материального и идеального полюсов бытия должна быть какая-то причина, которая сама, опять же, обладает или материальной, или идеальной природой; да и сама конструкция «два первоначала» является достаточно сомнительной, ведь само понятие первоначало предполагает нечто одно, единственное, самотождественное, являющееся причиной самого себя (лат. causa sui). А это самотождественное начало является либо чем-то материальным, либо чем-то идеальным, обладает той или иной сущностью, имеет ту или иную природу.

Согласно философии тождества, материальное и идеальное – это не противоположности, а разные формы или проявления чего-то одного, одного и того же бытия, как, например, лед и пар – не противоположности, а разные состояния, или проявления воды; материальное и идеальное, по крупному счету и в конечном итоге, тождественны друг другу. Материальное – это инобытие (иная форма существования) идеального; а идеальное – это инобытие (иная форма существования) материального. Если же это так, тогда вопрос о первичности и вторичности материального или идеального снимается. С философией тождества тесно связан пантеизм.

3. Пантеизм в контексте полемики между атеизмом и теизмом, материализмом и идеализмом

Сравним мировоззренческие установки атеизма, пантеизма и теизма. В атеизме (в метафизическом смысле), человеку противостоит полное ничто, поэтому ему остается полагаться в своей жизни только на самого себя, а поскольку он мало что может, то ему приходится постоянно пребывать в страхе и неопределенности, а в итоге исчезнуть – полностью и безвозвратно. В пантеизме человеку противостоит стоит не ничто, а некое оно, с которым он как-то связан, хотя и непонятно – как, о котором ничего определенного сказать нельзя, которое совершенно безучастно и безразлично к человеку и ничего ему не обещает относительно будущей его жизни. В теизме «напротив человека» стоит не ничто и не оно, а Ты – метафизический его Родитель и Попечитель, с Которым человек радостен, счастлив и ничего не боится ни в земной жизни, ни в будущей – так же, как и ребенок, рядом с которым всегда находятся мудрые, добрые, заботливые, любящие родители.

Здесь может возникнуть вопрос – обязательно ли философия тождества связана с пантеизмом? Обязательно ли для пантеизма тождество материального и идеального? Может ли пантеизм предполагать некое идеальное начало, пусть и безличное, но которое все же первично по отношению к материальному миру? Иначе – можно ли рассматривать пантеизм как разновидность идеализма? Наконец, – обязательно ли идеализм предполагает теизм и креационизм? Скорее всего, на два предпоследних из этих вопросов придется ответить отрицательно, а на последний – положительно. Почему?

Обратим внимание на то, что идеалистическое представление о мире и человеке, согласно которому сознание (внечеловеческое) первично, а материя вторична, будучи менее привычным, чем материалистическое, – для современного среднестатистического светского человека, – может быть проиллюстрировано с помощью следующей вполне удачной и точной аналогии, которая, помимо прочего, полностью сообразуется с телеологическим аргументом. Допустим, художник нарисовал картину. Прежде, чем он ее нарисовал, он ее задумал, она была сначала его замыслом, или идеей, или – идеальным объектом. Далее он реализовал, или воплотил этот замысел в своей картине, которая представляет собой материальный объект. В данном случае мы видим именно то, что сначала был замысел, сначала было идеальное, а потом, благодаря ему, появилось материальное, – как результат личностной творческой деятельности. Теперь перенесем данный пример на мироздание. Согласно философскому идеализму, вполне возможно, что сначала был некий идеальный замысел, проект, грандиозный план, который был воплощен, проявлен, реализован в материальных вещах и объектах – планетах, звездах, материках, океанах, атомах, молекулах, растениях, животных и т.д.

В рассмотренной аналогии художник является не просто сознанием, разумом, мыслью, но – именно личностью, или – личным сознанием, личным разумом. Поэтому ранее было сказано, что мировоззренческими спутниками идеализма являются теизм (идеальное первоначало всего существующего – это Личный Бог), креационизм (мир является творением Бога) и телеологизм (собственной целесообразностью, разумностью и гармонией мир обязан своему Творцу). Традиционно в историко-философской литературе под идеализмом понимается предельно широкий круг мировоззренческих идей, противостоящих материализму и атеизму как таковым. Мы же стараемся обратить внимание читателя на утверждение, согласно которому последовательно понятый философский идеализм будет охватывать собой гораздо менее широкий круг философских идей, а именно, – с ним (идеализмом) тесно связанным является теизм, но не пантеизм.

Если в пантеизме идеальное безличностное начало (безличное сознание, безличный разум) является первичным по отношению к материальному миру, то могло ли оно создать, или сотворить его, – так же, как художник создал свое произведение. Скорее всего, не могло, потому что вряд ли оно может сотворить нечто, т.к. там, где есть разумное творчество, должно быть не оно, а Он, или Ты, т.е. – Личность. Если же речь идет о неком безличном разумном начале, то тогда следует говорить не о том, что оно создало мир, а о том, что оно в нем проявилось, воплотилось, реализовалось, материализовалось, что и указывает на некую изначальную и конечную тождественность этого идеального начала и материального мира; в силу чего возможно утверждать о мировоззренческой близости пантеизма и философии тождества, с одной стороны и – теизма и философского идеализма – с другой стороны.

Однако, возразит читатель, философия, например, Гегеля обычно характеризуется в качестве объективного идеализма, или абсолютного идеализма. Именно это традиционное утверждение вполне можно, исходя из вышесказанного, проблематизировать, рассматривая гегелевскую философию не как разновидность идеализма, а как разновидность (хотя такая интерпретация и выглядит необычно и непривычно) пантеизма, или (что намного привычнее и часто встречается) – панлогизма. А ответ на вопрос о том, является ли панлогизм идеализмом, является не столь очевидным, как это может показаться, и как традиционно считается.

Пантеизм – удобная философская позиция для тех, кто не разделяет теистические воззрения, но кому так же не близок материализм и атеизм, где все существующее – всего лишь различные формы материи и результаты ее эволюции и самоорганизации.

С точки зрения пантеизма, идеальная реальность не сводится к материальной и не выводится из нее, как в материализме и атеизме, но и не является трансцендентной, или сверхъестественной и личностно понимаемой, как в идеализме и теизме, – а представляет собой такое не́что, которое и самостоятельно существует, и везде присутствует, и как бы растворено во всем. Весь окружающий человека мир является живым и разумным. Поскольку он является живым, то к пантеизму близок гилозоизм, утверждающий наличие живого начала у всех объектов мироздания, и панпсихизм, говорящий о всеобщей одушевленности природы; а поскольку он (мир) является разумным, то к пантеизму также близок панлогизм, согласно которому весь мир – это проявление некого всеобщего разума, или логоса. Как тут не вспомнить про «тождество бытия и мышления»?

Обратим внимание на то, что гилозоизм, панпсихизм, панлогизм и пантеизм – это идейные явления примерно одного и того же мировоззренческого контекста, который находится не по одну, а по «разные стороны баррикад» с теизмом, креационизмом и идеализмом; а это значит, в свою очередь, как то ни удивительно, что материализм и атеизм могут оказаться не столь идейно отдаленными от пантеизма и панлогизма, как обычно это представляется, – возможно и по этой, в том числе, причине марксизм наследует гегельянству, хотя первый – материализм, а второе, как традиционно считается, – идеализм.

4. Антроповолюнтаризм и провиденциализм как мировоззренческие установки

Теперь более подробно остановимся на двух противостоящих друг другу мировоззренческих спутниках материализма и идеализма, – таких как антроповолюнтаризм и провиденциализм, первый их которых представляет собой «философски узаконенное» само-и-свое-волие, где «все в наших руках», «познаем мир и преобразуем его», «человек – это звучит гордо» и «каждый- кузнец своего счастья»; а второй является утверждением со-трудничества и со-работничества двух воль – воли Бога и воли человека, – на все воля Бога, при сохранении свободной воли человека, вез которой он не был бы человеком, но находился бы на ничем не выделяющемся месте в бесконечном ряду неживых и живых объектов тварного мира. Диалог воли Бога и воли человека представляет собой сущность ре-лигии, если под ней понимать (лат. re-ligare) восстановление утраченной связи, или возвращение блудного сына.

В провиденциалистском утверждении о том, все в мире, в истории общества и жизни человека происходит по воле Бога, но – при сохранении свободной воли человека, заключается важное отличие провиденциализма от фатализма. Однако здесь могут возразить, что в фатализме свобода человеческой воли тоже присутствует и заключается в выборе – добровольно следовать судьбе или противиться ей. То же, на первый взгляд, и в провиденциализме – свобода человеческой воли заключается в том, чтобы следовать заповедям Божиим и быть с Господом Богом или не следовать Его заповедям и не быть с Ним.

Может показаться, что фатализм и провиденциализм – близкие друг другу мировоззренческие идеи. Однако свобода человеческой воли в фатализме и в провиденциализме не имеют между собой ничего общего и различны до противоположности. Колоссальная разница этих двух воззрений, делающая их несовместимыми, заключается в том, что судьба в фатализме безличностна и безучастна к человеку, который может изменить только свое отношение к событиям, но не может изменить сам ход вещей. «Желающего судьба ведет, нежелающего тащит», – фаталистическая формула греческих стоиков, в которой отражается их понимание свободы человеческой воли.

В провиденциализме Господь Бог – не только Личность, но Родитель человека, его Небесный Отец (мой Сотворитель и всякому благу Промысленник и Податель). Если в фатализме нет диалога между безличной судьбой и личностью человека, то провиденциализм строится не просто на диалоге Личности Бога и личности человека, но – на диалоге личности Родителя и личности ребенка. Такой диалог и позволяет говорить о том, что в провиденциализме человеческое следование воле Бога и заповедям Его может изменить не только отношение человека к внешним событиям, но и – по духовному усилию и усердию человека – милостью и благодатью Божией – сами события и даже весь мир. Преподобный Серафим Саровский говорит: «Стяжи дух мирен, и тогда тысячи душ спасутся около тебя». Святой Максим Исповедник говорит, что «человек может превратить в рай всю землю только тогда, когда он будет носить рай в себе самом».

По большому счету, как история человечества, так и каждая человеческая жизнь строится и вращается вокруг этих двух противоположных мировоззренческих полюсов – антроповолюнтаризма и провиденциализма. В свете такого взгляда не будет удивительным утверждение о том, что эзотерическое сознание (магия, оккультизм, теософия и т.д.) находится «по одну сторону баррикад» с материализмом, атеизмом, сциентизмом и – «по другую сторону баррикад» – с теистической религией. Такой тезис выглядит, на первый взгляд, невероятным: что общего может быть между магической и материалистической установками? В материализме и атеизме магизм всегда интерпретируется как явление, лежащее в одном и том же смысловом поле с религией.

Посмотрим на то, что представляет собой магическое сознание по самой своей сути: познаем тайные связи мироздания и овладеем ими – для того, чтобы управлять мировыми процессами и влиять на человеческие судьбы. А что представляет собой материалистическое, атеистическое и сциентистское сознание по своей сути? – познаем имманентные связи – природные, социальные и гуманитарные, овладеем ими – для того, чтобы управлять как естественными, так и социальными процессами и влиять на человеческую жизнь, делая ее «лучше». Здесь мы отчетливо видим тот самый антроповолюнтаризм, который проявляет себя и в эзотерической, и в экзотерической мировоззренческих моделях: человек, в принципе, может сделать так, как ему хочется, т.к. не существует бесконечно превосходящего его личностного бытия, в то время как его (человека) бытие оказывается неким «краеугольным камнем» мироздания. Только в случае экзотерической установки теоретической основой здесь будет материализм и атеизм, а в случае эзотерической – пантеизм, который, получается, находится «по одну сторону баррикад» с атеизмом и – по противоположную – с теизмом, хотя кажется, исходя из традиционных историко-философских представлений, что все должно быть наоборот.

Объяснение и обоснование последнего утверждения заключается в том, что оппонирующим теистическому провиденциализму – как на уровне атеизма, так и на уровне, как то ни удивительно, пантеизма, будет антроповолюнтаризм, или идея «самостоятельности» человека, который или с помощью научного метода овладел законами природного и социального бытия (атеизм-эволюционизм-сциентизм), или имеет возможность доступа к трансцендентному благодаря его не-вполне-трансцендентности и безличностности (пантеизм, мистицизм и, в предельном выражении, – магизм). Пантеизм не разделяет как материалистически-атеистическую программу с ее «примитивным» и «плоским» отрицанием трансцендентого, так и – теистическую с ее отрицанием безличностного характера трансцендентного бытия и его сопряженности (или тождественности) с имманентным. С точки зрения теизма, пантеизм, отрицая атеистическое «несуществование» трансцендентного, не отрицает возможности попасть в его мир беззаконным путем – через «черный ход», а не законные «центральные ворота» смирения и покаяния; а своего рода «потайной отмычкой» здесь будет идея тождества безличностного трансцендентного и имманентного бытия.

Философская привлекательность пантеизма, помимо прочего, заключается в его многоликости и интеллектуальной гибкости: пантеизм народного греческого политеизма, монотеистический пантеизм натурфилософов от Пифагора до элеатов и Гераклита, стоический и неоплатонический пантеизм поздней античности, панентеизм Эриугенны, гилозоизм Дж. Бруно, пантеизм-панлогизм Г. Гегеля, морально-нравственный пантеизм Л.Н. Толстого, вплоть до, как ни удивительно это прозвучит, материалистического пантеизма диалектического материализма и современных синергетических концепций. Однако вся эта многоликость и идейная гибкость, в конечном итоге, «работает» на возможность обоснования основной антроповолюнтаристической установки Я хочу! Я могу! Я сам!

5. Происхождение антропоцентрического волюнтаризма: имманентное или трансцендентное?

На вопрос о том, каковы истоки и корни антроповолюнтаризма, невозможно вразумительно ответить с материалистически-атеистических позиций. Действительно, почему не просто часто, но, как правило, человек делает совсем не то, что хочет, – то хорошее, что он хочет делать, не делает, а то плохое, что не хочет делать, – делает, при этом страдая и от первого, и от второго, хотя и пребывает, кажется, в здравом уме и твердой памяти. «Доброго, которого хочу, не делаю, – говорит апостол Павел в Послании к Римлянам, – а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех...Бедный я человек!» (Рим. 7:19–24).

Понятие греха, чуждое секулярному сознанию, но крайне важное для сознания религиозного, равнозначно понятию духовной раны, или повреждения, которое человек наносит самому себе. Ранение может быть как физическим, так и духовным, которое не следует, однако, путать с душевным. Если физическая рана наносится человеку кем-то или чем-то извне, или же – им самим, то духовная рана наносится человеком только самому себе. Если кто-то станет наносить себе физическую рану, то он рассматривается как безумец; однако нанесение человеком себе духовных ран путем согрешения, с точки зрения безрелигиозного сознания, не воспринимается, как безумие, – по той причине, что фактически все люди, находясь, как представляется, в здравом уме и твердой памяти, совершают духовное вредительство.

Как объяснить такое поведение человека с точки зрения материализма, атеизма, эволюционизма и сциентизма, объединенных «общим знаменателем» секуляризма? Единственное, что здесь возможно, – это в высшей степени неопределенное утверждение о «человеческом несовершенстве». Помимо неопределенности данный тезис вступает в противоречие с указанной выше мировоззренческой системой, в которой «человек – звучит гордо» и «сам формирует свой жизненный путь». Если он «сам формирует», «все в его руках», «мир можно познать и преобразить на основе научной теории», то почему же тогда у человека и человечества фактически все и всегда получается – не так, как задумывается, планируется и хочется? Здесь уместно вспомнить знаменитый разговор на Патриарших прудах, с которого начинается роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»:

« – Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?

– Сам человек и управляет, – поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос.

– Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок … только что человек соберется съездить в Кисловодск,…пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмет – поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так?...»

С позиций же теистических различного рода вопросы, коллизии и парадоксы антропоцентрического сознания объясняются вполне когерентным образом. Здесь надо обратиться к понятиям естественной истории и Священной истории. С точки зрения материализма-атеизма-эволюционизма-сциентизма, естественная история и Священная история несовместимы, т.к. естественная история представляет собой действительность как таковую, а Священная история является «культурно-историческим феноменом», – вымыслом человека, который сам является итогом эволюционной естественной истории. С точки зрения идеализма, теизма, креационизма и антисциентизма, и Священная история, и естественная история полностью совместимы, т.к. и Священная история, и естественная – есть действительность, или реальность сама по себе; причем естественная история – часть Священной истории и соотносятся между собой, как отрезок, лежащий на прямой, с самой этой прямой. Два этих противоположных утверждения напрямую связаны с тем самым «основным вопросом философии», который, как утверждают некоторые, «давно устарел». Какая же из двух указанных позиций является «правильной», как все обстоит «на самом деле»?

Здесь все согласятся с тем, что ни подтвердить, ни опровергнуть, ни то, ни другое воззрение не представляется никакой возможности и совершенно необходимо, как минимум, согласиться со знаменитой изостенией древних скептиков, утверждающей равносилие противоположных суждений. Если же, например, представитель секулярного мировоззрения утверждает бо′льшую правдоподобность первого из двух обозначенных выше воззрений, то он встает на путь, по его собственной терминологии, иррациональной веры, а не рационального знания, нарушая, тем самым, законы собственного дискурса. Наконец, еще одно возражение, в данном случае, может заключаться в том, что рациональное, или научное интеллектуальное построение базируется на экономии мышления, будучи тесно связанным с методологическим принципом «бритвы Оккама», в силу которого события имманентного мира следует стремиться объяснить имманентными же причинами, не прибегая к представлениям о трансцендентном, независимо от его реального существования или не существования. Однако, как мы увидели выше, вполне имманентную ситуацию, когда человек делает то, что не хочет и не делает то, что хочет, а также – когда он не знает и не понимает, кто он, откуда, зачем живет на белом свете, и что с ним будет дальше, – эту ситуацию невозможно объяснить имманентным же образом, т.к. при попытке объяснения именно такого рода фактов невозможно не задаваться метафизическими вопросами и не выходить за границы естественного мира. Получается, что апелляция к принципу бритвы Оккама, в данном случае, бесполезна, т.к. он, вполне удовлетворительно работая в области имманентных поисков и физических проблем и вопросов, ничего не дает в плане поиска ответов на вопросы метафизические.

Возвращаясь к Священной истории, вспомним, что основные ее вехи – это творение Богом мира невидимого (ангельского) и видимого (материального); противление и отпадение части ангелов (в основе которого лежит своевластие-своеволие-волюнтаризм: я сам!); творение человека; грехопадение и отпадение человека (в основе которого лежит то же своеволие) и повреждение всего вверенного ему в попечение мира; естественная история; первое пришествие Сына Божия в материальный мир, Его Крестная смерть и Воскресение; Второе Его пришествие, конец естественной истории, Страшный Суд, новое Небо и новая Земля, вечное Царствие Божие.

Метафизический корень и исток антроповолюнтаризма, таким образом, мы находим в Священной истории. В естественной истории его найти невозможно, и даже если предположить, что таким истоком является эволюционный эгоизм, остается непонятным, как он обращается против человека и ведет его не к процветанию, а к гибели. Противление и отпадение ангелов в Священной истории, в какой-то мере повторившееся в грехопадении человека, вполне рационально, когерентно и удовлетворительно объясняет природу антропоцентризма, или антроповолюнтаризма, которая выражается в той же ситуации, когда, например, ребенок, сбегает из отчего дома, думая обрести от «пристающих» к нему родителей свободу и независимость, но, на самом деле, – пропадающего и погибающего, в результате, в притонах и на помойках. Осознание гибельности своего положения есть для него несомненное благо, т.к. такое осознание и понимание одновременно есть и стремление вернуться в отчий дом со слезами покаяния; и именно поэтому религия (лат. re-ligare) – это возвращение блудного сына, а религией, в собственном смысле этого слова, как уже говорилось, может считаться только христианское учение о мире и человеке.

В современном секулярном мире часто встречается такое понимание основных установок теистической религии, согласно которым от человека требуется покорность и послушание Богу, выполнение Его «требований», которые якобы ограничивают человеческую свободу, его самовыражение, самопроявление и т.п. Такого рода представление о религиозном сознании является искажённым, – сознательно или бессознательно создаваемым представителями материалистического, атеистического и антроповолюнтаристического мировоззренческого лагеря. Как, например, требования родителей по отношению к своему ребенку относительно того, чтобы он хорошо учился в школе, не водился с дурной компанией, соблюдал режим дня, занимался спортом и т.д., продиктованы не их желанием подчинить себе его, а, – единственно, их желанием его благополучия и процветания, так и заповеди Божии есть не что иное, как указание человеку того единственного пути его жизни, на котором он может обрести действительный смысл, радость, счастье и благое бессмертие; т.е. они «работают» не только в трансцендентной, метафизической области – посмертной жизни человека, но также и – в имманентной, физической области, в земной его жизни. Не случайно, заповеди Нового Завета, данные людям Господом Иисусом Христом в Нагорной проповеди (Матф. 5:2–12; Лук. 6:20–23), называются заповедями блаженства, причем блаженства – не только потустороннего, как может неправильно показаться горе-критикам христианского сознания, но и – посюстороннего, здешнего, связанного с повседневной человеческой жизнью.

Таким образом, получается, что своего рода квинтессенцией религиозного сознания будет максима о том, что не следует рубить сук, на котором сидишь, или делать пробоину в лодке, на которой плывешь через океан, или – перерезать страховочный торс, на котором висишь над бездной. Антроповолюнтаризм – это как раз безумное желание человека, кажущееся ему разумным, – подрубить этот сук, сделать пробоину в лодке и перерезать трос, – для того, чтобы погибнуть безвозвратно, хотя ему и кажется, что – для достижения некоего собственного призрачного благополучия. Сам ли человек приходит к таким мыслям, выводам и действиям? Не только сам.

Одним из важных понятий христианского сознания является понятие духовной брани: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей» (Ф.М. Достоевский). И как в Священной истории, падший ангел, ставший врагом человека, искушал его поступить по тому же, что и он губительному, свое-волию, так и в естественной истории и каждой человеческой жизни он постоянно, – лживо и льстивно, – склоняет человека к тому же само-и-свое-волию, – с единственной целью – увести его в бездну погибели, – увести от блага, счастья, смысла, истины, радости и жизни, которыми для человека является Бог. Основа безвозвратного падения ангела – гордость, или свое-волие, основа человеческого отпадения (небезвозвратного!), – со времени праотца и до нас, – то же свое-волие, которое есть не что иное, как антроповолюнтаризм.

Например, мост через бездну будущего человеческого небытия, который предлагается трансгуманизмом, как современным представителем эволюционно-материалистического мировоззрения, является иллюзией, призраком, или миражом, пройти по которому, апеллируя к нашей антроповолюнтаристической установке, льстивно и искусительно предлагает нам враг, – для того, чтобы, пойдя по нему, – мосту, которого на самом деле нет, – мы провалились в бездну вечной смерти. Задача его только одна – всеми средствами увести человека от того действительного моста через бездну небытия, который перекинут для него его Небесным Отцом, – не дать человеку пройти по этому единственно спасительному мосту.

Оружие духовной силы, которая противоположна силе Божией и ангельской, или «методология» врага человека – это ложь и лесть, маскировка и провокация: человек не сделает ничего того, что явным и понятным образом ведет его к гибели, но то, что ведет его к ней неявным образом, он может сделать вполне и, как правило, постоянно делает. Рецепции, а вернее предрецепции христианского сознания, связанные с действием вражеской силы, определенно находим в дохристианском мире. Такого рода предрецепции, или интуиции, интенции христианского мировоззрения определенно указывают на то, что оно может восприниматься не только как культурно-исторический феномен, но и – противоположным образом, – в качестве отражения и выражения действительности, как таковой. Эти интуиции «рассыпаны» по эпохам, народам и культурам: например, сирены в древнегреческой мифологии – чудовища, пожирающие мореходов, но заманивающие их к себе на остров волшебным сладкоголосым пением; или лиса в русской народной сказке, которая выманивает петушка из дома льстивными обещаниями, несмотря на предостережения и инструкции, неоднократно даваемые ему котом и дроздом. В христианском мировоззрении терзающие человека страсти, например, – сребролюбие, тщеславие, блуд, гнев, зависть, осуждение – незаметно входят в человеческую жизнь под личиной обещания и ожидания, соответственно, материального благополучия, признания, любви, силы, совершенствования, справедливости.

6. Что дальше: пропасть небытия или мост через бездну?

Теперь посмотрим, что предлагается человеку и человечеству в плане его отдаленного будущего в эволюционно-атеистической и антропоцентрической парадигме, с одной стороны, и креационно-теистического провиденциального мировоззрения, с другой стороны. С точки зрения материализма и эволюционизма, полностью исчезнет не только каждый конкретный человек, но и человечество как биологический вид когда-то перестанет существовать на планете Земля, после чего исчезнет и сама наша планета, за ней – Солнечная система и даже Вселенная, согласно некоторым современным космологическим моделям, погибнет в будущем гравитационном коллапсе.

Современные эволюционно-материалистические космологические представления, по сути, не сильно отличаются от космологии Демокрита, в которой мир в течение длительного времени собирается, или самособирается из атомов, потом распадается на них и вновь собирается. Важно то, что в этом мировоззрении не только каждого человека, но человечество ждет неминуемый и безвозвратный конец, который девальвирует все антропоцентрические устремления, цели, задачи, надежды и ожидания. Если все полностью закончится, тогда какой смысл имеют все интеллектуальные и практические усилия человека и человечества? У антроповолюнтаризма нет ответа на этот вопрос, который, таким образом, ставит, как минимум, под сомнение данную парадигму, если не полностью обессмысливает ее. В данном миропонимании наша жизнь – «пустая и глупая шутка» (М.Ю. Лермонтов), но мы уверены в том, что это не так, – наша жизнь не шутка, не глупость и не пустота. Если все обращается небытием, тогда то, что с нами происходит сейчас, является ли бытием? Не является. Но мы твердо уверены, что ныне с нами происходящее – это именно бытие. Стало быть, и далее нас ожидает бытие, а небытия быть не может. Но именно об этом и идет речь в противоположной мировоззренческой позиции, представленной теистической христианской религией.

«Чаю воскресения мертвых, и жизни будущаго века», – говорится в Символе веры, – в конце естественной, земной истории ожидается воскресение людей в их телах – обновленных и нетленных – для жизни в будущем совершенном Божественном Мире, Небесном Царствии; но – не всех людей, а только тех, которые по итогам и результатам своей земной жизни могут наследовать Царствие. Кто эти люди? Возрожденные в таинстве Святого Крещения, нищие духом (смиренные), плачущие (о своих грехах), кроткие, алчущие и жаждущие правды, милостивые, чистые сердцем, миротворцы, изгнанные за правду, гонимые за Господа Иисуса Христа. Стало быть, те, которые не являются таковыми, не старались быть ими, не стремились к такому состоянию, не смогут войти в Будущее Царствие, т.к. путь к Нему не широкий, а узкий, не простой, а сложный, которым решаются идти далеко не все. Однако у всех, в силу свободной воли, есть возможность выбора – идти или не идти по этому пути. И путь этот, без преувеличения, – путь бессмертия.

Как видим, в контексте философской рефлексии бытия, идущей от знаменитого парменидовского «Бытие есть, небытия же нет», более корреспондирующей самой природе философского мышления, оказывается не атеистическая, а именно теистическая парадигма, которая представляется в грандиозном онтологически-космологическом контексте более когерентной, или внутренне непротиворечивой, представляя собой стройную систему взаимосогласованных идей. Материальный мир и человек в этом мире были сотворены Богом совершенными, безупречными, чуждыми печалей, скорбей, конкуренции, вражды, тления, смерти; но и человек, и мир, вверенный ему в попечение, были безнадежно испорчены человеческим грехопадением (во многом подготовленным предшествующим ему отпадением части ангелов), как беззаконным и именно антроповолюнтаристическим путем реализации свободной человеческой воли, что явилось началом земной, или естественной истории. Таким образом, грехопадение, есть тот водораздел между первоначальным совершенным материальным миром, утраченным нами, о котором мы теперь ничего не можем сказать, – и материальным миром нынешним, в котором мы живем, и который является объектом изучения науки. Иначе, – религиозное мировоззрение говорит о двух мирах – докатастрофическом и посткатастрофическом, которые разделены мировой катастрофой в виде грехопадения человека. Не возможно ли здесь провести некоторую параллель между докатастрофическим и посткатастрофическим состоянием материи, водоразделом между которыми является Большой взрыв, представляющий собой событие, интересное для физико-астрономической исследовательской области?

Традиционно в литературе Творение мира, о котором идет речь в религии, сопоставляется с Большим взрывом, о котором говорит наука: все началось или с Творения мира, или с Большого взрыва, а возможно, утверждается иногда, это разные названия одного и того же события. «Идея рождения мира «из точки» в огненном пекле Биг Бэнга, – говорит известный отечественный физик-ядерщик В.С. Барашенков, – нашла среди ученых признание далеко не сразу. С энтузиазмом ее встретила лишь католическая церковь, объявившая новую теорию научным подтверждением библейского мифа о сотворении мира. Мне как-то пришлось видеть статью в популярном американском журнале, где говорилось буквально следующее: «Когда с большим трудом ученые поднялись на вершину знаний о Вселенной, они с удивлением встретили там давно поджидавших их теологов». Редкая статья или книга, посвященная религиозной трактовке современной науки (а таких изданий за границей выходит множество), обходилась тогда без ссылок на теорию Большого взрыва» ^{[14, с. 106]}.

В контексте нынешних рассуждений мы можем условно сопоставить Большой взрыв не с Творением мира, а с грехопадением человека, в результате чего будет преодолено традиционное утверждение о принципиальной несовместимости научных теорий и религиозных идей: религия, говоря о материальном мире от творения до грехопадения, говорит о мире докатастрофическом, а наука имеет дело только с материальным миром посткатастрофическим, в принципе не будучи в состоянии «заглянуть» в его первоначальное состояние, – так же, как и невозможно с помощью научного метода «заглянуть» в состояние материи до Большого взрыва, или – до начала времен, начала всего. В контексте этого рассуждения вполне понятным становится знаменитое положение Г. Галилея о том, что Библия учит нас не тому, как устроено небо, а тому, как взойти на Небо, – идея, служащая основанием для утверждения не просто мирного сосуществования науки и религии, но даже их взаимодополнения.

Здесь возможно возражение, относительно того, что в научном дискурсе человек появляется спустя миллиарды лет после начала времен, а в религиозном воззрении человек уже существует после грехопадения. Однако, во-первых, это совсем другой человек, нежели до катастрофы, и поэтому можно сказать, что он (человек такой, какой он сейчас) именно появляется после нее; а во-вторых, миллиарды лет естественной истории при сопоставлении их с вечностью Священной истории оказываются мгновением, так же, как и длина любого отрезка, лежащего на прямой, равна нулю на фоне бесконечной величины длины этой прямой.

Однако можно задаться еще одним вопросом, – если докатастрофическое состояние мира полностью сокрыто от нас, то каким образом мы о нем можем знать? В религиозном сознании важное место занимает идея Богооткровения: Господь Бог через Священное предание и Священное писание сообщает человеку все необходимое как для его земной жизни, так и для вечного его бытия, оставляя ему, тем не менее, свободную волю, без которой он не был бы человеком, и которую он сам может употребить как к своему спасению, так и к своей погибели. Заботливый и мудрый Родитель научает своего ребенка всему тому, что необходимо для его полноценной и счастливой жизни; однако ребенок – не питомец, и, обладая свободой воли, может как покинуть отчий дом, так и не покидать его, а, покинув, – вернуться со слезами покаяния или не возвращаться: один путь – спасительный, другой – гибельный. Также великой милостью Божией является то, что и в нынешней земной истории, нынешнем падшем состоянии человека и поврежденности материального мира, мы можем видеть, как вспышки благодатного света во мраке ночи, проявления того совершенного состояния человека и мира, которое было до грехопадения, и которое будет в конце времен. Это святые, преподобные, праведные, которые самой своей жизнью явили нам свет изначального и будущего мира Божия; например, как и в Эдеме, жили вместе с дикими животными, беседовали с ними, которые их слушались, понимали, любили и служили им ^{[15, с. 180–181]}.

Заключение, или метафизическая ассиметрия в пари Паскаля

Итак, «основной вопрос философии», насколько это удалось показать авторам, является неустаревающим, или вневременным и, если даже не считать его основным, то невозможно не согласиться с тем, что он – один из основных философских вопросов, а мировоззренческая дискуссия между противостоящими его решениями в виде материализма и идеализма – это также и полемика между атеизмом и пантеизмом, с одной стороны, и теизмом, с другой стороны, а также – эволюционизмом и креационизмом, синергетизмом и телеологизмом, сциентизмом и антисциентизмом, антроповолюнтаризмом и провиденциализмом.

Сама постановка «основного вопроса философии» и поиски ответа на него задают и обуславливают две противостоящие мировоззренческие позиции и две системы жизненной навигации человека, ни верифицировать, ни фальсифицировать которые не представляется никакой возможности, – с чем согласятся представители и сторонники как той, так и другой точки зрения. Однако, как то ни удивительно, на первый взгляд, при внешней, или формальной равносильности-симметричности этих позиций, они являются именно ассиметричными. Об их метафизической ассиметрии идет речь в знаменитом пари Паскаля: если выигрывает, т.е. оказывается истинным первый мировоззренческий выбор, то выбравший его, как то ни странно, ничего не выигрывает, ведь, как говорит Базаров у И.С. Тургенева, дальше его ожидает то, что из него «лопух расти будет», – или полное и безвозвратное исчезновение личности. Но тогда – что нам с природных законов сохранения энергии, массы, вещества, импульса и т.д., когда у нас нет сверхприродного закона сохранения личности, который единственный и мог бы стать смыслообразующей основой человеческого бытия? Если же проигрывает второй мировоззренческий выбор, то его представитель, как ни странно, ничего не проигрывает, т.к. его ждет тот же базаровский «лопух».

Если первый выбор проигрывает, то его сторонник не просто проигрывает, – небытие, в этом случае, оказывается бесконечно лучше такого его проигрыша; но и на небытие он не может рассчитывать, а несчастная участь греческих Сизифа и Тантала будет бледным подобием того мрака и ужаса, к которым он, во многом, сам себя подготовил своим выбором.

Если же выигрывает второй мировоззренческий выбор, то его представитель бесконечно выигрывает, т.е., без преувеличения, – получает все, что он может себе желать, – как в краткой, временной земной своей жизни, так в будущей вечной жизни.