Биографическое и художественное в романе М. Ю. Лермонтова «Княгиня Лиговская» и драме «Два брата»

Денисова Екатерина Андреевна аспирант кафедры истории русской литературы филологического факультета Московского Государственного Университета имени М.В. Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Denisova Ekaterina Andreevna Postgraduate student, the department of History of Russian Literature, faculty of Philology, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1 katrine-den@mail.ru Другие публикации этого автора

Лермонтовская драма 1836 года «Два брата» и вслед за ней неоконченный роман «Княгиня Лиговская» (1836-1838) традиционно рассматриваются в лермонтоведении как два произведения, посвященные художественному осмыслению ситуации замужества В.А. Лопухиной в 1835 году. Общность биографического контекста позволяет рассматривать оба произведения в парадигме разработки одного и того же концептуально важного для творчества Лермонтова конфликта – ситуации измены, или поражения любви, основы творческого восприятия которой закладываются еще в ранней лирике; при этом и драма, и неоконченный роман представляют собой ключевые и показательные тексты для определенного периода творческого развития автора. Таким образом, полноценный анализ двух произведений через призму биографического и художественного аспектов позволяет установить семантическую близость образов, сюжетного конфликта и идейно-тематического комплекса, а также особенности восприятия и творческого переосмысления исходной биографической ситуации.

В 1836 году, сразу после встречи с Лопухиной в Москве в декабре предшествующего года, Лермонтов пишет драму «Два брата». Здесь впервые появляется образ княгини Веры Лиговской, семантически связанный с предшествующей драмой «Странный человек», где героиня Наталья Загорскина также выходит замуж, разрывая тем самым душевную общность с героем произведения Владимиром Арбениным. В будущем несомненно автобиографический образ княгини Веры будет в центре сюжетной линии романа «Княгиня Лиговская» и вслед за тем сыграет важную роль в «Герое нашего времени».

Относительно драмы «Два брата» в работах исследователей встречаются различные и порой противоречащие друг другу мнения. В.А. Мануйлов называет пьесу «неоконченным черновиком», о ценности и значимости которого говорить затруднительно ^{[8, с. 310]}; «в героях «Двух братьев» нет большого художественного обобщения, нет и социальной типичности. Эти черты последней драмы Лермонтова очень заметны <…> Некоторое время исследователи считали даже, что пьеса написана раньше и завершает собою цикл юношеских, автобиографических драм Лермонтова. Однако пьеса определенно датируется 1836 годом» ^{[10, с. 149]}. Существует и противоположный взгляд на драму «Два брата» как на вполне законченное произведение, рассматриваемое при этом в качестве некоего эскиза для будущего романа «Княгиня Лиговская» ^{[2, с. 54]}. При этом сравнительно меньшее внимание уделяется возможности систематического сопоставления двух произведений в рамках изучения автобиографизма как особого художественного метода Лермонтова. Рассматривая драму и роман через призму двух важнейших литературоведческих подходов – с точки зрения биографии и творческой истории, мы опираемся на несколько ключевых моментов; это, прежде всего, сюжет, система персонажей, мотивно-тематический состав, идея и жанрово-стилевые аспекты. Такой подход позволяет сделать некоторые важные выводы о специфике соотношения биографического и художественного в лермонтовском творчестве.

Однако прежде, чем рассматривать более подробно текстовые пересечения, постараемся кратко осветить биографический материал, ставший основой для сюжета двух произведений.

Автобиографичность лермонтовских произведений дает возможность исследователям рассматривать неясные эпизоды из жизни поэта на материале, почерпнутом из его собственных текстов; в таком случае герои произведений как бы отождествляются с самим автором, а художественные описания становятся своего рода дополнением к реальной биографии, как бы некоей ее реконструкцией. Тем более, что в некоторых случаях исследователи доверяют художественному вымыслу даже более, чем имеющимся фактам. В этом ряду история знакомства Лермонтова и Варвары Лопухиной не становится исключением. П.А. Висковатов, описывая их отношения в своей книге, прямо ссылается на аналогичное описание в романе «Княгиня Лиговская»:

«В 1836 году в неоконченном романе «Княгиня Лиговская» Лермонтов в главе V описывает вспыхнувшее чувство любви в "Вере" и "Жорже" - два имени, которые мы не без основания могли бы заменить Варей и Мишелем» ^{[3, с. 242]}.

Лермонтов и Варвара Лопухина были знакомы с детства. Важный эпизод в их отношениях относится к лету 1832 г., когда Лермонтов встречается с Варварой Александровной в Середникове у Е.А. Столыпиной, где гостили и Лопухины. Как мы знаем, к 1830-1831 годам относятся юношеские влюблённости Лермонтова в Е. Сушкову и Н.Ф. Иванову и связанные с ними лирические циклы; в «Записках» Сушковой мы находим рассказ о паломнической поездке в Троице-Сергиеву Лавру летом 1830 года, во время которой Лермонтов, по словам Екатерины Александровны, якобы посвятил ей стихотворение «Нищий» ^{[13, с. 91]}. Аналогичное описание мы находим и у Лермонтова – в пятой главе «Княгини Лиговской»; однако главной героиней повествования становится Верочка, прототипом которой, несомненно, является Варя Лопухина. Именно это описание постоянно интерпретируется и приводится в пример исследователями как изображение знакомства и зарождения чувств между реальными Варей Лопухиной и Лермонтовым ^{[6, с. 154-156]}.

В июле 1832 г. Лермонтов переезжает в Санкт-Петербург для поступления в Школу гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров; с этого момента начинается петербургская жизнь Лермонтова. Варвара Лопухина остается в Москве; Лермонтов косвенно осведомляется о ней в письмах к старшей сестре М.А. Лопухиной, на что получает ответ об однообразии жизни, охраняющем Варю от всяких испытаний ^{[7, с. 424-426]}. О чувстве Лермонтова к Варваре Лопухиной мы вновь читаем в воспоминаниях А. Шан-Гирея: «…в начале своем оно возбудило взаимность, впоследствии, в Петербурге, в гвардейской школе, временно заглушено было новой обстановкой и шумной жизнью юнкеров тогдашней школы, по вступлении в свет – новыми успехами в обществе и литературе; но мгновенно и сильно пробудилось оно при неожиданном известии о замужестве любимой женщины» ^{[15, с. 38]}. Тут нельзя не отметить сходство этих строк с аналогичным описанием из романа «Княгиня Лиговская», где изображено также и расставание героев перед отъездом Печорина в полк ^{[6, с. 158]}.

В 1835 году Варвара Лопухина выходит замуж за Н.Ф. Бахметева; известие о предстоящей свадьбе произвело на Лермонтова сильнейшее впечатление. Описание этой сцены мы находим в воспоминаниях А. Шан-Гирея:

«… Я имел случай убедиться, что страсть Лермонтова не исчезла. Мы играли в шахматы, человек подал письмо; Мишель начал его читать, но вдруг изменился в лице и побледнел; я испугался и хотел спросить, что такое, но он, подавая мне письмо, сказал: „вот новость — прочти“, и вышел из комнаты. Это было известие о предстоящем замужестве В. А. Лопухиной» ^{[15, с. 43-44]}.

Как и прежде, сильное впечатление становится для Лермонтова поводом к творческой рефлексии и созданию художественного произведения; мы не имеем здесь текстовых свидетельств промежуточного звена между реальной историей и текстом – осмысления ситуации в личных письмах и дневниках. Если бы сохранились письма Лермонтова этого периода к ближайшим друзьям – Александре Верещагиной и Марии Лопухиной – очевидно, нам было бы больше известно о его восприятии сложившейся ситуации; но, к сожалению, нам известно всего лишь одно письмо к Верещагиной (весна 1835 г.), где Лермонтов со свойственной ему иронией желает Варваре Александровне «жить в супружеской безмятежности вплоть до празднования своей серебряной свадьбы и даже долее, если она до тех пор не разочаруется!..» ^{[7, с. 432]}. Сам же Лермонтов не оставляет ничего, кроме художественных произведений; это, во-первых, драма «Два брата», а вслед за ней – роман «Княгиня Лиговская».

Два произведения, таким образом, представляют собой своеобразную систему творческой рефлексии биографического факта; замужество Лопухиной художественно осмысляется как измена, которая оказывается не только возможной, но и неотвратимой. Ситуация требует художественного освоения и разрешения конфликта; Лермонтов выбирает для этого драматическую, а вслед за тем и романную форму.

«Два брата», написанные по свежим впечатлениям, становятся первой попыткой художественного разрешения конфликта. Как пишет А.И. Журавлева, «фабула драмы «Два брата» представляет собой что-то вроде воплощения воображаемых ситуаций, порождённых восприятием жизни - в т.ч. собственной - через призму литературных увлечений» ^{[4, с. 164]} Драма, в данном случае – жанр, неоднократно прежде отработанный; к тому же, до этого мотив измены возлюбленной уже был художественно развит именно в драме «Странный человек». Сюжет о борьбе двух братьев также ранее использовался в лермонтовском творчестве; здесь уместно вспомнить раннюю неоконченную романтическую поэму «Два брата» 1829 года, которая также рассматривается исследователями в качестве возможного творческого источника одноименной драмы 1836 года.

Близость сюжета драмы к реальной жизненной коллизии очевидна, однако появляются новые детали в области построения интриги; «Два брата» - первая драма, где Лермонтов изображает двух равнозначимых главных героев. При этом два брата – Юрий и Александр – оба влюблены в Веру; здесь в некотором роде можно увидеть разделение на две ипостаси личности главного героя. Исследователи усматривают в этом противопоставление по принципу борьбы добра и зла, которая выражается в соперничестве двух братьев. Идеалист Юрий воплощает добро, он с одной стороны верит в искренность Веры, а с другой стороны хочет отомстить за измену; разочарованный в жизни эгоистичный Александр мстителен и лишён способности любить ^{[1, с. 150]}. Традиционно считается, что при помощи этих двух противопоставленных образов Лермонтов выражает свои противоречивые чувства относительно измены-замужества Лопухиной; также очевидно, что такое «раздвоение личности» главного героя, как художественный прием, осуществляется ещё в русле романтической традиции ^{[14, с. 559]}.

Основания для соотнесения княгини Веры Лиговской и Варвары Лопухиной легко обнаруживаются даже на текстовом уровне; в первых строках драмы Дмитрий Петрович называет героиню «Веринькой», что крайне близко к форме имени Варенька. Сюжетное построение отнюдь не ограничено ситуацией измены; после того, как Юрий узнает о замужестве возлюбленной и встречается с ней и с ее мужем, автор даёт этому сюжету дальнейшее развитие. Вступает в силу мотив мести – оба брата хотят отомстить Вере и в то же время вернуть ее; отец же их сообщает князю Лиговскому о взаимных чувствах Веры и Юрия. При этом в диалогах действующих лиц относительно Веры все время представляются разные точки зрения на ее поступки - еще больше поддерживая ощущение, будто автор все время колеблется между обидой и желанием оправдать героиню. В целом же драма «Два брата» крайне эмоциональна, события развиваются очень быстро, а действующих лиц крайне мало; можно предположить, что уже в марте 1836 года по возвращении в Петербург Лермонтов остается недоволен драмой и приступает к написанию романа «Княгиня Лиговская» ^{[9, с. 69]}.

«Княгиня Лиговская» становится уже следующим этапом художественного осмысления биографического факта замужества Лопухиной. К этому времени Лермонтов уже давно оставляет романтический стилевой дискурс, а также имеет опыт создания прозаического произведения – незавершенного романа «Вадим». Для решения задачи художественного преодоления жизненного факта на новом уровне он избирает именно жанр романа, который становится для него первым опытом социально-психологического реализма. «Княгиня Лиговская», таким образом, в преддверии переломного для Лермонтова 1837 года становится своеобразным итогом как биографического материала, так и творческого развития предшествующего периода. Поэтому сюжет романа не ограничивается одним изображением измены возлюбленной; здесь и история Елизаветы Негуровой – художественное изображение интриги с Екатериной Сушковой, и образ чиновника Красинского, который заслуживает отдельного анализа, и изображение петербургского общества, выдержанное в традициях светской повести 1830-х годов; отдельного внимания заслуживают признаки углубленного психологизма и начинающегося реализма как художественного метода.

История княгини Веры Лиговской в романе переосмысляется иначе. Это уже не эмоциональные обвинения в измене, а тонкий психологически выстроенный сюжет взаимоотношений главных героев в условиях светского общества. Однако нельзя не отметить, что некоторые эпизоды – особенно в диалогах Веры, Печорина и князя – совпадают практически дословно и в драме, и в романе. Это позволяет предположить, что Лермонтов возвращался к тексту драмы во время работы над романом, а также считал некоторые эпизоды вполне удачными для переложения в прозаическом варианте.

«Вера. Как вы находите, monsieur Радин, я постарела?

Юрий. В счастии не стареются, княгиня, - вы не постарели нисколько, хотя переменились»;

«- Я постарела, не правда ли, - отвечала Вера, наклонив головку к правому плечу.

- О! вы шутите! - разве в счастии стареют... напротив, вы пополнели, вы...

- Конечно, я очень счастлива, - прервала его княгиня» ^{[5, с. 152]} и т.д.

Аналогично в первой сцене второго действия «Двух братьев» Юрий Радин рассказывает князю Лиговскому историю своего знакомства с Верой; совершенно очевидно практически дословное совпадение этой сцены с рассказанной в пятой главе «Княгини Лиговской» историей знакомства Веры и Жоржа Печорина.

Ключевой сценой в романе становится изображение первой встречи героев после замужества Веры. Этой встрече посвящена вся четвертая глава, в начале которой логически завершается для Печорина интрига с Негуровой; он идет на встречу с Лиговской в странном расположении духа, но с решимостью «дать новое направление своей жизни» ^{[6, с. 148]}. Встреча оставляет неприятное впечатление – непонятости и недосказанности – как у обоих героев, так и у читателя; княгиня Вера при встрече с Печориным ведет себя сдержанно и даже несколько холодно, он же пытается понять причины ее замужества и дальнейшего образа действий. Во время чтения и анализа этой сцены в романе невольно возникает вопрос об аналогичной встрече Лермонтова и Варвары Лопухиной, и о том, насколько она соотносится с художественным описанием. Согласно документальным свидетельствам, встреча эта состоялась уже в декабре 1835 г., когда Лермонтов приезжает в Москву в первый офицерский отпуск; в то же время в Москву прибывает и Варвара Лопухина с мужем ^{[9, с. 65]}. Примерно 1835 годом датируется лермонтовский портрет Лопухиной; изображение Варвары Александровны на этом портрете соответствует описанию княгини Лиговской в четвертой главе романа: «…Молодая женщина в утреннем атласном капоте и блондовом чепце сидела небрежно на диване» ^{[6, с. 149]}. Возможно, именно такой Лермонтов увидел Варвару Бахметеву во время встречи в Москве. Результаты этой встречи хорошо известны: Бахметеву рассказали о взаимных чувствах Лермонтова и его жены. Именно это и стало тем происшествием, которое подвигло Лермонтова к написанию драмы «Два брата» и о котором Лермонтов упоминает в письме С.А. Раевскому из Тархан ^{[7, с. 433]}.

Отдельно стоит обратить внимание на специфическую двойственность художественного воплощения главной героини романа «Княгиня Лиговская»; образ Варвары Александровны Печориной, который в творческом сознании Лермонтова генетически связан с воспоминанием о юной Варваре Александровне Лопухиной, воплощает в романе первую фазу – до измены. Образ же самой Веры Лиговской представляет вторую фазу – после измены. Аналогичный параллелизм образов обнаруживается в лирике, в частности, в стихотворении «Молитва»: возлюбленная, которая выходит замуж и таким образом выполняет своё жизненное предназначение, - и «невинная дева», которая остаётся всегда неизменной. Существует и биографический факт, подтверждающий такое разделение: Лермонтов до конца жизни не признавал новой фамилии Варвары Александровны. Для него она осталась по-прежнему Варенькой Лопухиной; «…в 1840 или 1841 году, посылая Вареньке новую переделку поэмы "Демон", он в переписанном в посвящении в поэме из поставленных переписчиком инициалов В. А. Б. (Варваре Александровне Бахметевой) с негодованием перечеркивает несколько раз Б. и ставит Л. (Лопухиной)» ^{[3, с. 259]}.

Разделение образа главной героини на две ипостаси - до измены/после измены - отсылает нас к творческой истории формирования и осмысления художественного феномена поражения любви, которая ко времени написания романа «Княгиня Лиговская» подходит к высшей точке своего развития; «главной составляющей литературного феномена измены в творчестве Лермонтова является измена в любви, выступающая в его произведениях как предпочтение или выбор, подчинение обстоятельствам или закрытость человека для любви» ^{[11, с. 180]}. Мотив измены формируется уже в ранней лирике, поэмах и драмах («Испанцы», «Люди и страсти»); начиная с тридцатых годов этот мотив уже достаточно отрефлексирован, имеет собственную художественную специфику, и, подкрепляясь новыми личными впечатлениями, перерастает в отдельную тему в лирическом цикле, обращенном к Н.Ф. Ивановой. Именно здесь «осознание измены разделилось Лермонтовым на две противоположные рефлексии» ^{[12, с. 126]}; измена понимается не столько как поражение в любви, а как поражение любви в целом. Иными словами, конкретный человек (в данном случае автор произведения) испытывает поражение в любви – это частный случай и его личный опыт. Если убрать предлог, то мы получаем поражение любви – любви как таковой, ставящее под сомнение справедливость ее существования и помещающее героя в состояние неразрешимого конфликта с миром.

В романе «Княгиня Лиговская» художественный феномен измены воплощён в виде тонко выстроенной системы взаимодействия героев; достаточно рассмотреть три женских образа в романе в их семантическом пересечении. Отношения Жоржа Печорина и Веры Лиговской строятся по сюжетной модели «любовь – разлука – сцена расставания – измена – встреча». Это доказывает, что мотив измены здесь по-прежнему остаётся сюжетообразующим; однако к 1837 году Лермонтов уже переживает творческий кризис, вызванный «невозможностью преодолеть измену как главную причину обмана жизненных ожиданий» ^{[11, с. 180]}. В этой области лежит вопрос о схематичности и неполноте драмы «Два брата» и о том, почему Лермонтов прекращает работу над романом «Княгиня Лиговская». Уже в последней главе романа видно, что сюжет постепенно исчерпал потенциал для дальнейшего развития; конфликт достиг высшей точки своего развития и требует концептуального разрешения.

В 1837 году жизнь Лермонтова меняется кардинально; этот внешний, биографический фактор неизбежно влечёт за собой и глубокие внутренние перемены. Отношения с Варварой Лопухиной в определенном смысле завершаются. Оба в известной мере примиряются со своим положением, вслед за естественным развитием жизни; следовательно, постепенно исчезает живое чувство, та глубокая онтологическая связь, бывшая необходимой основой для продолжения художественного произведения. С определённого момента биографическая ситуация и текст как ее художественное воплощение перестают совпадать. Этот диссонанс чувствуется в известном письме С.А. Раевскому:

«Роман, который мы с тобою начали, затянулся и вряд ли кончится, ибо обстоятельства, которые составляли его основу, переменились, а я, знаешь, не могу в этом случае отступить от истины» ^{[7, с. 455]}.

«Истина», в данном случае, - ключевое слово, указывающее на специфику соотношения между творческим и биографическим. Лермонтов не может продолжать создавать произведение, художественное разрешение которого не будет питаться биографическим, реальным развитием ситуации. Попытка его искусственного создания и будет в данном случае «отступлением от истины». Этим обусловлен переход к «Герою нашего времени», где, как и в записи сказки «Ашик-Кериб», Лермонтов по-прежнему имеет в виду индивидуальный биографический подтекст как основу для дальнейшего художественного обобщения. Однако на данном этапе творчества мы встречаемся уже с несколько иной природой автобиографизма. Прежнее осмысление биографического обстоятельства выходит на уровень разрешения онтологической закономерности; «Княгиня Лиговская», глубинная «истина» которой осталась в прошлом, уступает место «Герою нашего времени».