DOI: 10.25136/2409-7144.2019.3.25492
Дата направления статьи в редакцию:
20-02-2018
Дата публикации:
04-04-2019
Аннотация:
В статье представлен алгоритм, который предназначен для социолога при изучении искусства и его разнообразных видов и форм. Сложность социологического исследования искусства объясняется специфическими особенностями самого объекта для анализа. К таким чертам можно отнести выразительность, художественность и другие особенности, которые существенно затрудняют понимание и интерпретацию искусства. Алгоритм помогает решить некоторые сложные вопросы, которые необходимо решить социологу. Исследователю предстоит шаг за шагом оценивать социальный аспект бытования искусства, показывать разные стороны его взаимодействия с человеком и обществом. Предлагаемый алгоритм приближает социолога к возможности получить важные результаты и показать, что искусство по-прежнему составляет неотъемлемую часть духовной жизни человека. Исследование построено на основе интерпретативного подхода, позволяющего в рамках социологического знания получить эвристичные данные о специфике рассмотрения искусства в социальном аспекте. Основными выводами проведенного исследования являются следующие положения: 1) в социологии должен быть выработан четкий алгоритм исследования искусства, который позволит социологу избежать распространенных ошибок при проведении соответствующего исследования; 2) в социологическом исследовании искусства акцент имеет смысл сделать на социальном измерении бытования искусства.
Ключевые слова:
Общество, социология искусства, искусство и общество, духовная жизнь, алгоритм исследования искусства, социальное измерение искусства, искусство, методология, социология, междисциплинарность
Abstract: This article presents the algorithm designed for a sociologist in studying art and its diverse types and forms. The difficulty of sociological studying of art can be explained by the peculiarities of the object of research, among which are expressiveness, artistry, and some other that significantly complicate the comprehension and interpretation of art. The algorithm helps to solve the complicated issued faced by a sociologist; he must step by step assess a social aspect of the existence of art, describing the various aspects of its interaction with human and society. The proposed algorithm approximates a sociologist towards the opportunity to acquire important results and demonstrate that art remains an intrinsic part of spiritual life of a human. The research is structured based on the interpretative approach that allows acquiring heuristic data on the specificity of studying art within the framework of sociological knowledge. The following conclusions are made: sociology must develop a precise algorithm for studying art, which helps a sociologist to avoid the common mistakes in conducting a corresponding research; in sociological studying of art, the focus should be made on social measurement of the existence of art.
Keywords: society, sociology of art, art and society, spiritual life, the algorithm of the study of art, the social dimension of art, art, methodology, sociology, interdisciplinarity
Необходимость выявления именно алгоритма, а даже не методики исследования искусства в соответствующей отраслевой социологии можно объяснить сложностью самого предмета для изучения и частой растерянностью социолога перед тем, с какой именно стороны следовало бы к искусству подступиться. В данном случае проблема выбора адекватной методики так уж остро не стоит – как известно, социология искусства и в целом прикладная социология выработали довольно внушительный арсенал средств для всестороннего исследования искусства. Вопрос в другом – какие важнейшие стороны взаимодействия общества, человека и искусства надлежит непременно учесть социологу накануне и после того, как он уже определился с методикой социологического исследования. Очевидно, что тот или иной «срез» бытия искусства при помощи прошедшего апробацию инструментария еще не гарантирует в полной мере успех всего эмпирического предприятия в изучении искусства в целом или каких-либо его отдельных форм. Социологу предстоит расставить акценты во многих моментах, чтобы добиться верифицируемых результатов и, таким образом, представить полную картину взаимодействия общества, человека и искусства. Кстати сказать, иначе как взаимодействие с обществом и человеком рассматривать искусство в качестве предмета исследования в социологии вряд ли перспективно, поскольку всякий раз вне заданных границ исследования социолог будет перемещаться в плоскость философии или искусствоведения. Можно было бы отметить, что скорее всего это неизбежно случится, поскольку речь идет об искусстве – такой материи (или таком нематериальном объекте), понять которую никогда невозможно в полной мере, а потому все время приходится ставить многоточие как повод вновь и вновь возвратиться к исследуемому предмету. Таков удел преимущественно философии, но не такова цель социологии искусства, состоящая прежде всего в социальном измерении бытования искусства. Но даже в такой формулировке содержится множество нюансов, усложняющих задачи социолога: бытование и бытие, социальное измерение или социологическое, теория или практика искусства и т.д.
Алгоритм изучения искусства в социологии крайне важен как такое руководство к действию, которое позволит исследователю сосредоточить внимание именно на значимых обстоятельствах дела и преодолеть по меньшей мере два часто возникающих препятствия: 1) рассмотрение искусства и его природы с точки зрения онтологической, а не социальной; 2) существенное сужение пространства бытия искусства до конкретного человека, например, художника либо зрителя, читателя, слушателя, или же до определенных жанровых или стилевых форм искусства, к примеру, эпики, соцреализма, масскульта и т.д. Нельзя, разумеется, сказать, что социолог должен устраниться от выяснения этих составляющих бытования искусства, однако именно эта сторона исследования данного предмета является сложной настолько, что не всякий практик возьмется вмешиваться в межпредметные дискуссии относительно феномена искусства. Как известно, споры в указанном направлении ведутся довольно давно и вовлекают огромное число ученых, в том числе и социологов, для которых исследование искусства скорее не основание для высказывания того или иного зачастую не лишенного субъективности мнения, а рациональный взгляд на роль искусства в жизни человека и общества. Социологу будет не просто остановить свой выбор на определении искусства, имея в виду задачи своего эмпирического исследования, а не какой-либо формальный подход, трактующий искусство как довольно широко, так и предельно узко и конкретно. И в первом, и во втором случае социолог может не уловить тех ценностно-смысловых и социальных маркеров, которые ему необходимо изучить и интерпретировать. Как следствие, возникают дополнительные сложности, преодоление которых заставит социолога погрузиться сначала в философию искусства, затем в онтологизацию искусства и только после этого обратиться собственно к социологическому анализу. Если не учесть этих моментов, то социолог, даже осуществив свое задуманное научное исследование, в конце концов может столкнуться в финале с отсутствием четкого понимания того, с чем же он имел дело – с искусством в широком смысле слова, с конкретными видами или жанрами искусства, его стилями или идейно-художественным своеобразием творческого метода. Это в свою очередь может обернуться некоторым искажением реальности и малоубедительными оценками достоверности проведенного исследования. С другой стороны, кажется, что социолог будто бы и не должен проводить в рамках своей обозначенной цели дополнительного исследования по поводу сущности искусства. Это утяжелит анализ и лишний раз привлечет спорщиков из других областей науки, трепетно относящихся к изучению искусства. Между тем, если исследователь не сможет дать четкого ответа на вопрос, что же он понимает под искусством, велика вероятность снижения доверия к его позиции. В этой связи для социолога важно заручиться таким определением искусства, которое, скажем так, удовлетворяло бы спросу именно социологического знания. Ведь очевидно, что не всякое такое определение подойдет тому же социологу, поставившему перед собой цель социального измерения искусства, точно так же потребуется «свое» понимание искусства культурологу, антропологу, историку.
Алгоритм исследования искусства имеет смысл представить в виде последовательных шагов, на каждом из которых социологу нужно решить одну из задач, приближающих его к получению конечного результата. Пошаговые действия в равной степени важны как начинающему социологу, перед которым стоит сложная цель – погрузиться в искусство и при этом не поддаться действию его чар, как это почти всегда происходит при соприкосновении стороннего наблюдателя с произведениями искусства, так и социологу, имеющему опыт исследования духовной жизни человека и общества. Иными словами, социолог должен разделить два состояния: 1) как зрителя, читателя, слушателя, завороженного искусством; 2) исследователя, рационализирующего роль искусства в жизни человека и общества. Это только на первый взгляд кажется несложным, однако может стать серьезным испытанием для исследователя. По словам Т. Адорно, произведение искусства почти всегда становилось «предметом чистого "созерцания" и скрывало все бреши» [1, с. 209]. Провозглашенное немецким социологом и философом покорение природы и общества через искусство, по сути, ставит перед социологом очень глобальную цель – узнать, как работает этот механизм покорения и как быть с элитаризацией искусства, существенно осложняющей этот механизм. Между тем алгоритм предписывает действия не реципиента, оказавшегося один на один с искусством, а исследователя, который не должен быть смущен тайнами творчества.
Первый шаг социологического исследования искусства предполагает обязательный выбор конкретизированного предмета анализа. От того, обратится ли социолог в изучении к феномену искусства как таковому или же сосредоточит внимание, к примеру, на многообразии видов и жанров искусства, в конечном счете будет зависеть итог всей работы. Если исходить из того, что перед исследователем стоит изначально задача выявления тех или иных аспектов взаимодействия искусства, человека и общества, то более обоснованным выглядит обращение к определенному виду искусства. В этой связи социолог имеет дополнительный аргумент для такого выбора в силу того, что в социологии давно и небезуспешно сложилась отраслевая дифференциация, основанием для которой служит выделение различных видов искусства. Поэтому вполне оправданным будет, если исследователь в рамках, допустим, социологии архитектуры обратится к изучению именно этого вида искусства, а с точки зрения социологии театра по понятной причине сфокусируется на театральной жизни и т.д. В свое время Х. Делитц был продемонстрирован довольно любопытный подход к социальному измерению архитектуры [2, с. 113-121], а Е.Ю. Мулеевым проанализирован советский этап развития социологии архитектуры [3, с. 111-120]. Вопрос о соотношении собственно социологии искусства и «социологий» различных видов искусства остается открытым и вряд ли имеет значение для конкретного эмпирического исследования. Скорее всего, перемещение различных видов искусства в объектив той или иной отраслевой социологии как раз можно объяснить ориентацией на проведение прикладных исследований в области кинематографа, литературы и других видов искусства.
Но сложность в выборе того или иного вида искусства для предметного изучения может быть продиктована современным состоянием развития искусства. С появлением новых форм и видов усложняется и задача социолога. Даже устраняясь от дискуссии по поводу того, что сегодня считать искусством, а что нет, социологу все равно необходимо четко определиться с отношением к новым веяниям в искусстве. А пока некоторые авторы выдают рекомендации, согласно которым «искусство новых технологий лучше всего рассматривать в контексте радикальных сдвигов границ "искусства", произошедших в течение последнего века» [4, с. 122]. Лучше, по-видимому, для искусствоведа или культуролога, но социологу, выясняющему, например, отношение общества к искусству классическому и новому (или же к искусству и не-искусству), придется так или иначе оперировать категориями и выразительности, и художественности, высокого и низменного и другими. Интерпретация отношения людей к конкретным видам искусства должна быть связана не с расширением границ искусства, а, напротив, с их удержанием вплоть до следования эстетическим нормам. Это позволит избежать сомнений в том, имеет ли исследователь действительно дело с явлениями искусства или же речь идет о каких-либо эрзац-формах, анализ отношения к которым со стороны человека и общества не может быть распространен в целом на искусство. Таким образом, социолог, остановив свой выбор, к примеру, на исследовании роли кино в жизни общества, должен придерживаться следующих моментов: 1) выяснить, по-прежнему ли рассматриваемый объект обладает набором качеств, присущих виду искусства; 2) отражает ли данный вид искусства проблемы, с которыми сталкиваются человек и общество; 3) можно ли считать, что данный вид искусства в современных условиях развития трансформировался и приобрел черты не-искусства; 4) способен ли вид искусства удовлетворить потребности человека и общества в духовном плане; 5) какие образы, создаваемые данным видом искусства, олицетворяют собой современного человека и общество, в котором он живет.
Как видим, социологу предстоит иметь дело и с категорией образа, которая чаще всего отражает не только саму социальную реальность, но и отношение к ней. Например, анализ образов ученого в советском кино показал, что они «свидетельствуют прежде всего о том, каким общество должно было воспринимать науку и ученых с точки зрения представителей официальной идеологии» [5, с. 168]. К слову сказать, социологи довольно часто имеют дело с образами в проводимых ими исследованиях, поэтому теория образности для них не нова, но образы, создаваемые в произведениях искусства, все же иного порядка и они могут оказываться самодостаточными, несущими символические смыслы. Но интерпретацией таких образов, конечно же, должны заниматься искусствоведы, владеющие герменевтическими методиками.
Следующий шаг в алгоритме социологического исследования предполагает обращение к концепции искусства, которая наряду с отраслевой методологией позволит социологу решить поставленные задачи. Такая концепция необходима с точки зрения снятия возможных противоречий в понимании тех или иных особенностей бытования искусства и человека в нем, а также воздействия искусства на человека и общество. Как правило, социолог обращает внимание на второй момент, исходя нередко из того, что «подавляющей массе отечественного народонаселения надобна от искусства вовсе не правда, чаще всего тяжелая и безрадостная, а комфорт, уют и легкое щекотание нервов, поданные на дом и в красивой упаковке» [6, с. 12]. Попадающий в прицел социологии аспект воздействия искусства на человека и общества (такой, например, как гедонистический или досуговый), по сути, затмевает собой иные сферы такого влияния и собственно бытования искусства как самостоятельного феномена духовности. Это в свою очередь может привести к получению односторонних результатов и даже исказить реальную картину событий. Может показаться, что искусство вовсе не способствует внутреннему совершенствованию человека, а служит разделению общества на элиты, тех, для кого оно доступно. В то же время большинству, по-видимому, искусство не так уж доступно и с физической точки зрения (сосредоточие произведений искусства часто в недосягаемых для человека пространствах), и с онтологической (отсутствие возможностей для понимания искусства в широте его бытования).
По этой причине социологу важно опираться на такую концепцию искусства, которая расставляет не только социальные приоритеты в бытовании феномена, но и ценностно-смысловые, апеллирующие к сфере духовного бытия человека. Поэтому, если, например, взять за основу концепцию дегуманизации искусства, авторство которой, как известно, принадлежит Х. Ортега-и-Гассету [7], то в этом случае социолог будет делать акцент на проблеме отчуждения общества от искусства. Примерно в этом же ключе представлена концепция и В. Беньямина в его известной работе «Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости» [8]. Скорее всего здесь исследователь будет оперировать категориями, характеризующими определенную степень такого отчуждения, и в конечном итоге исследование будет заострять внимание на невозможности искусства оказывать эффективное воздействие на развитие современного человека и в целом общества. Вместе с тем, если, допустим, социолог обратится к гифологической теории Р. Барта [9, с. 512-516], отталкивающейся от того, что искусство прочно вплетается в «гифос» – паутину повседневной жизни человека, тогда ему придется обосновать ключевую роль искусства в ценностно-нормативной системе общества. Помимо ориентации на конкретную концепцию искусства исследователю нужно определиться и с выбором отраслевой методологии. Оправданным с этой точки зрения выбором может стать социокультурный подход, в русле которого искусство рассматривается как минимум с двух позиций. Являясь элементом культуры, оно обладает всеми чертами и свойствами, присущими культурным универсалиям; с другой стороны, искусство отражает состояние общества средствами специфичными: стилем, выразительностью, творческим методом, художественностью и т.д., которые подвержены влиянию эпох и культур.
После того как социолог конкретизировал предмет исследования в социологии искусства и обосновал выбор методологического арсенала, он должен обратиться к следующему шагу предлагаемого алгоритма. Теперь необходимо остановиться на тех характеристиках искусства, которые в наибольшей степени способны демонстрировать срез взаимодействия искусства, человека и общества. В принципе для исследователя здесь не существует каких-либо препятствий, поскольку любая такая характеристика может отражать тот или иной аспект взаимодействия. Но все же не всякий социолог, например, возьмется за то, чтобы через художественность как важнейший и едва ли не основной признак искусства показать одновременно и сдвиг в современном понимании самого искусства, и трансформацию общественных установок и ожиданий, в результате которой искусство может быть устранено из списка действенных регулятивов социального бытия. Кроме того, анализ художественного или выразительного с высокой степенью вероятности уведет социолога в сферу философствования и в область эстетики, что нельзя признать продуктивным. Таким образом, при исследовании явлений искусства в их многообразии социологу придется обращаться скорее всего к ценностям и нормам, которые срез взаимодействия искусства, человека и общества и обобщенно, и предельно конкретно фиксируют.
Понимая под искусством ценностно-смысловую систему, любой исследователь будет брать в расчет то обстоятельство, что искусство, каким бы элитарным и недосягаемым для человека и общества ни оказывалось, остается чрезвычайно важным фактором социального бытия. Привычка измерять искусство и его виды и формы в категориях эстетики никак не может удовлетворить научному интересу социолога. Поэтому наиболее показательными маркерами бытования искусства именно в социальном срезе являются ценности, которые, с одной стороны, способствуют видоизменению искусства, с другой же стороны, отражают социальное бытие человека. Перед искусством с точки зрения П. Бурдье стоит задача создать «особый мир, игнорируя стратегии, интересы и борьбу с обыденным существованием» [10, с. 211]. Перед социологом же зачастую стоит задача несколько иного масштаба, а именно: «вернуть» искусство в повседневную жизнь, из образовавшегося особого мира отчуждения и элитаризации. Для этого нужно показать, какие ценности нивелируются в пространстве искусства – традиционного и современного, а какие несмотря ни на что продолжают оставаться универсалиями, определяющими во многом социальное бытия человека, а вместе с ним и взаимодействие человека и общества с искусством.
Таким образом, алгоритм исследования искусства способен приблизить любого социолога к пониманию искусства не с философской позиции, где преобладает эстетический формат исследования и само искусство мыслится как эстетическая деятельность человека, а с социальной, когда искусство рассматривается как неотъемлемый элемент духовной жизни человека и необходимый ему для совершенствования в повседневном бытии.
Библиография
1. Адорно Т. Философия новой музыки / пер. с нем.-М.: Логос, 2001.-352 с.
2. Делитц Х. Архитектура в социальном измерении // Социологические исследования.-2008.-№ 10.-С. 113-121.
3. Мулеев Е. Ю. Архитектура и социология в СССР: опыт взаимодействия // Социологические исследования. 2014.-№ 12.-С. 111-120.
4. Уилсон С. Искусство и наука как культурные действия // Логос.-2006.-№ 4.-С. 112-126.
5. Зудина А. А. Наука и образ ученого в советском кино (1928-1986 годы) // Общественные науки и современность.-2011.-№ 5.-С. 167-176.
6. Щеглова Е. Герои наших романов // Вопросы литературы. 2006.-Вып. 6.-С. 5-30.
7. Ортега-и-Гассет Х. «Дегуманизация искусства» и другие работы. Эссе о литературе и искусстве / пер. с исп.-М.: Радуга, 1991.-639 с.
8. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости / пер. с нем.-М.: Медиум, 1996.-240 с.
9. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика / пер. с фр.-М.: Прогресс, 1989.-616 с.
10. Бурдье П. Начала / пер. с фр.-М.: Socio-Logos, 1994. – 340 с.
References
1. Adorno T. Filosofiya novoi muzyki / per. s nem.-M.: Logos, 2001.-352 s.
2. Delitts Kh. Arkhitektura v sotsial'nom izmerenii // Sotsiologicheskie issledovaniya.-2008.-№ 10.-S. 113-121.
3. Muleev E. Yu. Arkhitektura i sotsiologiya v SSSR: opyt vzaimodeistviya // Sotsiologicheskie issledovaniya. 2014.-№ 12.-S. 111-120.
4. Uilson S. Iskusstvo i nauka kak kul'turnye deistviya // Logos.-2006.-№ 4.-S. 112-126.
5. Zudina A. A. Nauka i obraz uchenogo v sovetskom kino (1928-1986 gody) // Obshchestvennye nauki i sovremennost'.-2011.-№ 5.-S. 167-176.
6. Shcheglova E. Geroi nashikh romanov // Voprosy literatury. 2006.-Vyp. 6.-S. 5-30.
7. Ortega-i-Gasset Kh. «Degumanizatsiya iskusstva» i drugie raboty. Esse o literature i iskusstve / per. s isp.-M.: Raduga, 1991.-639 s.
8. Ben'yamin V. Proizvedenie iskusstva v epokhu ego tekhnicheskoi vosproizvodimosti / per. s nem.-M.: Medium, 1996.-240 s.
9. Bart R. Izbrannye raboty: Semiotika: Poetika / per. s fr.-M.: Progress, 1989.-616 s.
10. Burd'e P. Nachala / per. s fr.-M.: Socio-Logos, 1994. – 340 s.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.
Замечания:
«С другой стороны, кажется, что социолог будто бы и не должен проводить в рамках своей обозначенной цели дополнительного исследования по поводу сущности искусства. Это утяжелит анализ и лишний раз привлечет спорщиков из других областей науки, трепетно относящихся к изучению искусства. Между тем, если исследователь не сможет дать четкого ответа на вопрос, что же он понимает под искусством, велика вероятность снижения доверия к его позиции.»
Мы пребываем где-то в конце первой четверти текста — и «методологическое вступление» видится несколько затянувшимся (и предельно абстрактным — автор не проиллюстрировал им утверждаемое не единым примером и не дал ни одной ссылки).
В самом деле, «исследователь» должен как-то определиться с «пониманием искусства», при этом имея в виду отсутствие «четкого ответа на вопрос» и обремененность самого вопроса онтологией, феноменологией, эстетикой, искусствознанием и пр.
Но, очевидно, автор таким «четким ответом» обладает?
«В этой связи для социолога важно заручиться таким определением искусства, которое, скажем так, удовлетворяло бы спросу именно социологического знания.»
Весьма разумно. Некое теоретическое поручительство-индульгенция поиску там, где видно, а не где попало и где потеряно.
«Пошаговые действия в равной степени важны как начинающему социологу, перед которым стоит сложная цель – погрузиться в искусство и при этом не поддаться действию его чар, как это почти всегда происходит при соприкосновении стороннего наблюдателя с произведениями искусства, так и социологу, имеющему опыт исследования духовной жизни человека и общества. Иными словами, социолог должен разделить два состояния: 1) как зрителя, читателя, слушателя, завороженного искусством; 2) исследователя, рационализирующего роль искусства в жизни человека и общества.»
То есть, если мы правильно понимаем, традиционная «истинность» к делу отношения не имеет. Мухи отдельно, котлеты отдельно. Искусство с его завораживающими свойствами — не для социолога; он просто занят тем, что априори можно померить; в таких видах он «рационализирует роль искусства в жизни человека и общества»; но, собственно, по какому праву?
«Это только на первый взгляд кажется несложным (!?), однако может стать серьезным испытанием для исследователя.» О чьем первом взгляде идет речь?
«Если исходить из того, что перед исследователем стоит изначально задача выявления тех или иных аспектов взаимодействия искусства, человека и общества, то более обоснованным выглядит обращение к определенному виду искусства.»
Несколько странный выбор. Очевидно, это и есть первый шаг помянутой рационализации? Но, проигнорировав «тайну предмета искусства», сложно рассчитывать на понимание жанров.
Дело движется к развязке — вместе с тем усиливается недоумение, возникающее вместе с первыми строками текста: что это за таинственный социолог (Социолог), начинающий некое «исследование» с определения его предмета (вообще, предмета «социологии искусства») и метода (Метода, методологии)?
И, если дело так и обстоит, если речь идет о философии социологии искусства, не следует ли оттолкнуться в ней от некоторых достигнутых прежде позиций понимания предмета — от, пардон, Платона, до того же (упомянутого) Адорно?
«Вопрос о соотношении собственно социологии искусства и «социологий» различных видов искусства остается открытым и вряд ли имеет значение для конкретного эмпирического исследования.»
Но ведь этот именно вопрос и обсуждается? С какой целью?
«Скорее всего, перемещение различных видов искусства в объектив той или иной отраслевой социологии как раз можно объяснить ориентацией на проведение прикладных исследований в области кинематографа, литературы и других видов искусства.» В чем же состоит «объяснение»?
«Интерпретация отношения людей к конкретным видам искусства должна быть связана не с расширением границ искусства, а, напротив, с их удержанием (?) вплоть до (?) следования эстетическим нормам.» ???
И т.д.
Заключение: работа отвечает требованиям, предъявляемым к научному изложению, и дает достаточно объемлющее представление об избранном автором предмете, выявляя высокую компетентность самого автора.
Все это свидетельствует о желательности ее публикации.
Вместе с тем работу отличает чрезвычайно рыхлая логическая структура. Помимо ранее уже выделенных «избранных мест», отметим чрезвычайно сомнительный характер «алгоритма» как сквозного мотива: то, частным моментом чего выступает «выбор концепции», никак не может рассматриваться в таком качестве.
Чрезвычайно аморфно и начало статьи. Достаточно долгое время трудно понять, о чем вообще говорит автор — в какой связи целесообразно перекинуть часть «расшифровок» из второй половины статьи в первую.
|