Библиотека
|
ваш профиль |
Исторический журнал: научные исследования
Правильная ссылка на статью:
Мишина Е.М.
Структура занятости репрессированных на Алтае в 1935-1937 гг.: разработка и анализ классификации занятий
// Исторический журнал: научные исследования.
2018. № 2.
С. 29-48.
DOI: 10.7256/2454-0609.2018.2.24298 URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=24298
Структура занятости репрессированных на Алтае в 1935-1937 гг.: разработка и анализ классификации занятий
DOI: 10.7256/2454-0609.2018.2.24298Дата направления статьи в редакцию: 29-09-2017Дата публикации: 07-05-2018Аннотация: Данная статья посвящена анализу социального состава и структуры занятости репрессированных на Алтае и в Ойротской автономной области в период с декабря 1934 г. по июль 1937 г. На основе имеющихся сведений о роде занятий репрессированных и материалов переписи населения 1939 г. автор разработал и проанализировал собственную классификацию занятий с разделением на общественные группы и профессиональные категории. Предмет исследования - социальная структура репрессированных двух рассматриваемых регионов на основе разработанной классификации. Автор доказывает тезис о том, что в рассматриваемый период подавляющее большинство репрессированных составляли крестьяне и рабочие - рядовые советские граждане. В статье используются общеисторические методы (историко-сравнительный метод, анализ, структурный метод) и количественные методы (статистический анализ). Проведенный на основе собственной классификации занятий репрессированных анализ показал, что суммарный процент репрессированных рабочих, занятых в колхозном строительстве, и мелких служащих составил 66,7% и 68,8% для Алтая и Ойротской АО соответственно. Вопреки существующему в литературе мнению о репрессиях как форме «социальной чистки» среди «социально-опасных элементов» процент репрессированных представителей чуждых советскому обществу групп населения значительно меньше, что подтверждает выдвинутый автором тезис на рассматриваемом периоде. Ключевые слова: Политические репрессии, Алтай, Ойротская автономная область, классификатор занятий, перепись населения СССР, общественные группы, структура занятости, база данных Мемориала, книги памяти, статистика занятостиAbstract: This article is devoted to the analysis of the social composition and labor structure of the repressed population in the Altai and Oirot Autonomous Oblast in the period from December 1934 to July 1937. On the basis of the available information concerning the types of labor given to the repressed population and the data of the 1939 census, the author developed and analyzed the classification of labor divided into social groups and professional categories. The subject of this study is the social structure of the repressed population in the two regions under consideration on the basis of the developed classification. The author proves the thesis that during the period under study the overwhelming majority of the repressed population were peasants and workers - ordinary Soviet citizens. The article uses general historical methods (historical-comparative method, analysis, structural method) and quantitative methods (statistical analysis) for the examination of this topic. Based on the author's classification of the labor categories of the repressed population, the conducted analysis showed that the total percentage of repressed workers employed in collective farm constructions and petty employees was 66.7% and 68.8% for the Altai and Oirot Autonomous Oblast, respectively. Contrary to the existing opinion in scientific literature on repression as a form of "social cleansing", among "socially dangerous elements" the percentage of repressed people contrary to Soviet society is much smaller, which confirms the thesis put forward by the author during the period under study. Keywords: employment statistics, books of memory, Memorial database, labor structure, social groups, USSR population census, classification of employment, Oirot Autonomous Region, Altai Region, political repressionsС 1991 г. с началом «архивной революции» было выпущено значительное количество работ, посвященных исследованию репрессий сталинского периода. Реконструкция и анализ социального портрета репрессированных являются относительно новыми аспектами исследований по истории сталинизма: это реконструкция социального облика жертв террора на основе массовых источников и преимущественно по отдельным регионам бывшего СССР с возможностью последующего сравнения результатов исследований. В ходе реконструкции социального портрета репрессированных проводится анализ таких социальных характеристик, как пол, возраст, национальность, род занятий, уровень образования, социальное положение [1]. Первичным источником для такого исследования являются следственные дела репрессированных, а вторичным – «книги памяти», составленные на основе архивных материалов (анкет арестованных, протоколов допросов обвиняемых и свидетелей, протоколов судебных заседаний, приговоров, которые являются составными частями следственной документации). Среди социальных характеристик репрессированных принадлежность к определенной общественной группе (социальное положение) является одним из основных, так как именно этот фактор зачастую учитывался при аресте. Его важность и необходимость точного определения выявилась в ходе предыдущих этапов исследования, направленных на реконструкцию отдельных черт социального облика репрессированного [2]. В «книгах памяти» нет прямого указания на социальное положение человека. Определить его возможно по другому имеющемуся показателю – роду занятий. Его вариативность достаточно широка, и основная проблема при реконструкции социального портрета в этом аспекте состоит в использовании релевантной классификации занятий. Задачей данной работы стала разработка такого классификатора и использование его для анализа социальной структуры и структуры занятости репрессированных на Алтае и в Ойротской Автономной области в период с 1 декабря 1934 г., убийства С.М. Кирова, до 30 июля 1937 г., издания оперативного приказа №00447 и начала Большого террора в СССР. В этот период репрессивная политика значительно отличалась от последовавшей в 1937-1938 гг.: не было регламентировано лимитов на репрессии, четко, как в оперативных приказах периода Большого террора, не были установлены цели репрессивной политики. Следовательно, актуальным является вопрос о том, кто именно становился жертвами террора как с социальной, так и с профессиональной точки зрения. Этот вопрос не раз поднимался в историографии. Существуют разные мнения на этот счёт: одни называют жертвами репрессий исключительно высшие партийные кадры и верхние слои общества, другие – действительных «врагов народа», среди российских историков превалирует мнение о репрессиях рядовых советских граждан. Для формирования общего представления необходимо учитывать сложную специфику каждого отдельно взятого региона. В рассматриваемом аспекте предшествующий Большому террору период мало изучен в литературе. Историография реконструкций социального портрета репрессированных достаточно обширна. В работах подобной тематики рассматриваются разные временные периоды: 1920-е гг., коллективизация, Большой террор; анализируются различные категории репрессированных: лишенные избирательных прав [3, 34], «бывшие люди» - представители сословий и классов царской России [4], раскулаченные [5], «враги народа»[6]. Источниками для таких работ выступают первичные архивные документы, однако в последние годы в качестве источника также используются «книги памяти», составленные в различных регионах бывшего СССР по материалам следственных дел. Работы, основанные на «книгах памяти» выполнены на материалах Ленинградской [7], Горьковской области, Башкирской и Осетинской АССР, Алтайского края [8] в 1937-1938 гг. Исследуемый регион – Алтайский край - также выбран не случайно. В указанный период территории Алтая и Ойротской АО входили в состав Западно-Сибирского края (ЗСК). Единым Алтайским краем эти регионы стали по постановлению ЦИК СССР от 28 сентября 1937 г. Сформированный край занимал территорию современных Алтайского края, Республики Алтай и двух районов современной Новосибирской области: Кочковского (передан в 1939 г.) и Андреевского (передан в 1944 г.). В нашем исследовании мы рассматриваем границы региона на 1936 г. Так как в составе Западно-Сибирского края будущие территории Алтайского края (без Ойротской АО) не имели собственного названия, мы будем именовать их «Алтай» (55 районов). Под Ойротской АО подразумеваются относящиеся к ней 10 районов (аймаков). Отдельные репрессивные кампании на Алтае рассматриваются в литературе в связи с процессами, происходившими в отдельных соседних регионах [9, 23], или во всей Сибири в целом [10, 24, 29]. Значительное внимание в таких работах уделено коллективизации и Большому террору, его «национальным» операциям. Эти темы исследуются наиболее интенсивно и алтайскими исследователями: наибольший вклад в изучение репрессивных процессов на Алтае внесли руководитель Государственного архива Алтайского края Г.Д. Жданова [11, 30, 31] и профессор Алтайского государственного университета, д.и.н. В.Н. Разгон [12, 32, 33]. Наиболее популярной темой, связанной с репрессиями на Алтае, является террор среди немецкого населения края; в период коллективизации и после убийства Кирова это была основная линия репрессий, поддерживаемая правительством в данном регионе. Эту тему разрабатывали в своих работах Л.П. Белковец [13], А.А. Фаст [14]. Работа «Политические репрессии в Алтайском крае. 1919-1965» [15] на сегодняшний день является одной из немногих, составляющих наиболее целостную картину репрессивной политики в региональном разрезе в описываемый период. Связывая каждое отдельное постановление ЦИК и СНК СССР с кампаниями, проводившимися в это время на Алтае, авторы подкрепляют многие примером конкретного регионального дела, основываясь на архивных данных. Алтай был одним из мест ссылки «антисоветских элементов», спецпереселенцев; на западе его территорий в отдельном районе концентрировалось немецкое население. Ойротская АО являлась национальной приграничной территорией. Специфика регионов обусловила масштабность репрессий в годы Большого террора, изучение которого невозможно без рассмотрения процессов, происходивших в регионе до его начала. Для этого подробнее остановимся на создании и анализе классификации занятий репрессированных. В основу подхода к созданию классификации лёг список занятий населения, сформированный составителями итоговых материалов переписи населения 1939 г. Он имеет несколько преимуществ по сравнению с материалами о занятости населения по переписи 1937 г. В ней при определении общественных групп составители переписных листов руководствовались упрощенной и огрубленной схемой Сталина-Молотова: «Наше общество состоит исключительно из рабочих, крестьян и интеллигенции, а все другие слои общества исчезли с лица советской земли». В состав рабочего класса в соответствии с этой схемой вошел весь индустриальный пролетариат, госаппарат и все служащие. При этом нетрудящиеся объединены со служителями культа, не была выделена группа иждивенцев государства. Однако Сталин внёс свои коррективы в окончательный вариант переписного листа: рабочие были отделены от служащих, к которым отнесли госаппарат. Члены семей колхозников записывались как единоличники [16, с. 16-17] (вероятно, именно этим вызвано появление позиции «единоличники» в группе «сельскохозяйственные занятия» классификатора занятий населения по переписи 1937 г., что значительно искажало понимание общественной структуры, так как единоличники в прямом значении этого слова являлись чуждым советскому обществу слоем населения). В итоговом варианте переписного листа в 1937 г. были выделены следующие общественные группы: рабочие, служащие, колхозники, единоличники, кустари, люди свободных профессий, прочие и неизвестные [16, с. 125]. В инструкции к переписи 1939 г. вопрос разделения населения по общественным группам решался более последовательно: кустари были разделены на кооперированных и некооперированных, члены семей колхозников, занятые на приусадебных участках, отнесены к колхозникам [16, 17]. Более конкретизированным, чем в материалах переписи 1937 г., является и сам список занятий. В ней в каждой категории рабочих присутствуют позиции «квалифицированные», «прочие полуквалифицированные», «неквалифицированные» занятия без конкретизации; в 1939 г. присутствует только одна позиция «прочие занятия», при этом наименований отдельных занятий больше, чем в классификации 1937 г. Некоторые категории служащих («Планово-контрольный персонал», «Делопроизводственный персонал») уже, чем соответствующие категории по переписи 1937 г., однако наиболее важная – «руководящий персонал» - представлена в материалах переписи 1939 г. значительно подробнее: вместо одной позиции «руководители предприятий, учреждений и их отделов» присутствует 12 разных, конкретизирующих данную категорию. Присутствуют и некоторые различия с точки зрения категориального распределения занятий: к примеру, позиция «судьи и прокуроры», отнесенная в классификации 1937 г. к категории «юридический персонал», в списке занятий 1939 г. внесена в список руководящего персонала. В отдельную категорию выделены домохозяйки, неучтенные в списке занятий 1937 г. Проведённое сравнение двух списков занятий позволяет сделать вывод о возможности использования материалов переписи 1939 г. в целях создания классификации занятий репрессированных на Алтае и в Ойротской АО в 1935 – начале 1937 гг. ввиду её большей проработанности и структурированности. В литературе есть несколько примеров различных классификаций занятий репрессированных. В сопроводительных материалах к «книгам памяти» Алтайского края приводится следующая классификация: члены колхозов, в том числе председатели колхозов; работники совхозов, в том числе директора совхозов; работники МТС, в том числе директора МТС; работники лесного хозяйства, работники железных дорог, работники заготовительных организаций, работники народного образования, работники здравоохранения, церковнослужители, без определённых занятий [17, C. 430-431]. На наш взгляд, такая классификация в большей степени отражает не общественную, а хозяйственную структуру репрессий, следовательно, требует уточнения. В общей статистике репрессий в Республике Алтай составители «книг памяти» предлагают более простую классификацию населения по общественным группам: рабочие, крестьяне, служащие, служители культа [18, С. 11-12]. Значительным недостатком такого деления социальной структуры является отсутствие группа «нетрудящиеся» или «без определённых занятий». Более расширенная классификация представлена в работе В.Н. Уйманова [9]. Он выделяет группы крестьян, служащих, рабочих, лиц без определенных занятий, учащихся, военнослужащих, заключенных и служителей культа. Несмотря на то, что сам автор отмечает недостаток такой классификации в необходимости выделения в ней дополнительных категорий служащих [9, с. 47], при определенном уточнении указанных групп (например, выделении единоличников из числа крестьян в отдельную подгруппу) с учётом региональной специфики структуры занятости репрессированных, данная классификация в общем виде является наиболее подходящей для отражения распределения населения по социальным группам. Разработкой классификации занятий репрессированных занималась Л.А. Лягушкина, исследующая социальный портрет репрессированного в годы Большого террора в различных регионах РСФСР, в том числе и в Алтайском крае. Её классификация основана на источниках того времени (алфавитный словарь занятий, разработанный для переписи 1939 г., списки состава руководящих работников и специалистов СССР) и материалах переписей населения 1937 и 1939 гг. Ею выделено 11 общественных групп, причем самая большая – служащие – имеет достаточно сложное дробление на подгруппы: служащие в административных органах управления разных уровней (с делением на областной и районный уровень), руководители промышленных предприятий, руководители сельскохозяйственных предприятий, руководители транспортных предприятий, руководители предприятий в сфере услуг и торговли, руководители прочих госпредприятий (управленцы в госучреждениях), партработники, работники промышленности и транспорта, рядовые работники различных учреждений, работники культуры, искусства, просвещения, науки, специалисты в разных отраслях хозяйства [8, с. 325-328]. Данная классификация является хорошо проработанной, учитывающей все уровни управления, однако для анализа периода, предшествующего Большому террору, она представляется слишком дробной: так как в рассматриваемый период было репрессировано значительно меньше человек, анализ структуры занятости по предложенной классификации не позволил бы выявить общих тенденций. В составе упомянутых подгрупп служащих Л.А. Лягушкина выделяет 55 различных категорий (к примеру, «директора отделений транспортных предприятий», «высший технический персонал» в подгруппе «работники промышленности и транспорта»), которые при распределении по ним занятий репрессированных с декабря 1934 г. по июль 1937 г. насчитывают не более 1-2 человек или не используются совсем (к примеру, категории служащих областного или общесоюзного уровня, «руководители коммунальных предприятий», «партработники»). При анализе такие единичные случаи не имеют содержательного значения, следовательно, такие категории должны быть укрупнены. В предлагаемой нами классификации занятия служащих руководящего звена были объединены в три подгруппы, прочие занятия служащих классифицированы в соответствии с укрупненными категориями переписи 1939 г. по отраслям занятий, о чем подробнее будет сказано далее. При разработке классификатора также учитывалась также региональная специфика (преобладание аграрного сектора). Тем не менее, классификация занятий, предложенная Л.А. Лягушкиной, является хорошей основой для рассмотрения профессиональной структуры советского общества во второй половине 1930-х гг. в целом. Составление собственного классификатора занятий репрессированных проводилось следующим образом. *** Источником сведений о занятиях репрессированных является база данных историко-просветительского общества «Мемориал», составленная по материалам региональных «книг памяти», источниками для которых выступают архивные следственные дела репрессированных. В «книгах памяти» собраны краткие биографические сведения на каждого учтенного репрессированного: дата, место рождения, род занятий, дата ареста, статья осуждения, приговор (в «книгах памяти» разных регионов состав биографической карточки может различаться). В материалах базы «Мемориала» на период с декабря 1934 г. по июль 1937 г. по Алтаю присутствует информация обо всех учтённых репрессированных (1741 человек) и по Ойротской АО о 425 персоналиях из 427. Первым этапом работы стало разделение всех упомянутых в «книгах памяти» занятий репрессированных по двум спискам согласно предложенным в переписи принципам деления населения: по отраслям народного хозяйства и по общественным группам. Было также произведено разделение служащих по отраслям занятий (юридический персонал, медицинский персонал и т.д.). Отрасли народного хозяйства полностью соответствуют представленным в переписи 1939 г. [19, с. 97]: промышленность, сельское хозяйство, лесное хозяйство, строительство, транспорт и связь, торговля, заготовки и общественное питание, жилищное и коммунальное хозяйство, просвещение, наука, искусство, печать, здравоохранение, государственные учреждения, партийные и общественные организации и нераспределенные по отраслям народного хозяйства. На втором этапе работы список общественных групп был дополнен для более точного отражения общественной структуры. Предложенная в переписи группа рабочих оставлена без изменений; численность колхозников и крестьян – единоличников подсчитана раздельно, однако сами категории вошли в состав единой группы «сельскохозяйственные занятия» под названиями «занятия в колхозе» и «единоличники». Кооперированные и некооперированные кустари также вошли как отдельные наименования в группу «кустари». Среди единой категории служащих-руководителей учреждений введено дробление на части для демонстрации трех уровней управления: «руководящий состав партийных, государственных, кооперативных и общественных учреждений и предприятий», «средний руководящий персонал», «прочий руководящий персонал (административный, партийный, профсоюзный)». Группа нетрудящихся, в которую по материалам переписи входили иждивенцы государства, была конкретизирована дроблением на категории «нетрудящиеся» (в ней учитываются: инвалиды, пенсионеры, домохозяйки и учащиеся) и «деклассированные элементы» (без определённых занятий, без определённого места жительства, ссыльные, заключенные – в переписи последним приписывалось занятие, выполняемое в лагере или колонии). Отдельно вынесена группа служителей культа. Также в список общественных групп в создаваемой классификации занятий была внесена группа «военнослужащие» - в переписи населения этот контингент не учитывался. На третьем этапе работы было произведено деление всех учтенных занятий репрессированных на основе собственного классификатора [См. Приложение 1] и проведение анализа получившихся результатов, о которых будет подробнее сказано далее. Распределение репрессированных по общественным группам на Алтае и в Ойротской АО в рассматриваемый период представлено в табл. 1 Таблица 1. Распределение занятий репрессированных Алтая и Ойротской АО по общественным группам [25]
В табл. 1 распределение занятий репрессированных указано по укрупненным группам: в состав группы «сельскохозяйственные занятия» были включены репрессированные, занятые в колхозе, единоличники, а также указанные как «крестьянин» (один случай по Алтаю и пять – в Ойротской АО), для которого точно указать общественную группу не представляется возможным, так как он мог быть и колхозником, и единоличником. Вместе с группой «рабочие» указана численность кооперированных и некооперированных кустарей (численность только рабочих на Алтае 380 человек, в Ойротской АО – 45 человек). В группу «нетрудящихся» отнесены упомянутые выше пенсионеры, инвалиды, домохозяйки и учащиеся, а также деклассированные элементы. Распределение по основным общественным группам в общем отражает структуру занятости. Наибольшее количество человек в обоих регионах было занято в сельском хозяйстве, эта же группа составляет наибольший процент репрессированных (34% на Алтае и 54,4% в Ойротской АО). Это объясняется также и преимущественно аграрным характером регионов, в особенности Ойротии: в 1935 г. там активно проводились мероприятия по переводу населения с кочевого на оседлый образ жизни. По данным статистики, количество промышленных предприятий на весь регион в 1936 г. составило 12: восемь в Ойрот-Турском (ныне – Майминском) районе и по два в Онгудайском и Эклемонарском (ныне – Чемальском) районах [20, с. 147-149]. Зачаточным состоянием промышленности объясняется и относительно небольшая доля репрессированных в Ойротии рабочих (11,3%). В обоих регионах высок процент репрессированных служащих – 30% на Алтае и 32,5% в Ойротской АО. Кратко остановимся на структуре занятости населения по отраслям народного хозяйства (табл. 2): Таблица 2. Распределение занятий репрессированных Алтая и Ойротской АО по отраслям народного хозяйства [25; 19, с. 104-111]
Таблица 2 наглядно демонстрирует высказанный ранее тезис о превалирующей роли сельского хозяйства в специализации рассматриваемых регионов. Высокий процент нераспределённых по отраслям народного хозяйства на Алтае объясняется вхождением в это число (308 человек) общественных групп военнослужащих, служителей культа и нетрудящихся (в сумме 227 человек), а также присутствием в базе данных «Мемориала» занятий населения без указания конкретного места работы (к примеру, «рабочий», «бухгалтер», «счетовод»). На Алтае относительно высок процент занятых в промышленности и сфере транспорта и связи (13,8% репрессированных и 6,7% соответственно), что объясняется репрессивными кампаниями на промышленных предприятиях, а также на Томской железной дороге, которые активно начались с осени 1936 г. В Ойротской АО после занятых в сельском хозяйстве в наибольшей степени от репрессий пострадали работники государственных и общественных учреждений (11,3% от всех репрессированных) и рабочие в промышленности (8,2%), что показательно для области с невысоким уровнем промышленного развития. Перейдём к рассмотрению структуры занятости репрессированных на основе созданной нами классификации (табл. 3): Таблица 3. Распределение занятий репрессированных Алтая и Ойротской АО по общественным группам и категориям занятий [25; 19, с. 104-111]
Таблица 3 показывает распределение занятий репрессированных по категориям, находящимся в рамках определённых общественных групп. И на Алтае, и в Ойротской АО в наибольшей степени пострадавшей от репрессий в количественном отношении группой населения являлись занятые в сельском хозяйстве. Самой часто встречаемой позицией здесь является «колхозник» (344 человека на Алтае и 139 – в Ойротской АО); кроме того, в число занятий репрессированных с наиболее высокой частой встречаемости на Алтае входит позиция «бригадир (колхоза, фермы)» (26 человек, 6,07% от подкатегории «Занятия в колхозе»). В составе категории рабочих (Здесь и далее при подсчёте процентных соотношений рабочие учитывались вместе с численностью кустарей – см. табл. 1) значительную часть составляют рабочие без указания конкретной специальности – 26,36% на Алтае и 41,67% в Ойротской АО. Сюда входят наименование «рабочий» и рабочий на определённом предприятии. Помимо не указавших специальность на Алтае в наибольшей степени среди рабочих профессий репрессии затронули машинистов (по переписи категория «занятия рабочих на железнодорожном транспорте», 21 человек, 5,22% от всех рабочих) и плотников (категория «занятия в строительстве», 15 человек, 3,7%), в Ойротской АО – слесарей («занятия металлистов», 5 человек, 10,4%). Наиболее сложной и многоступенчатой общественной группой является группа «служащие». В списке занятий населения по переписи 1939 г. она имеет 13 категорий, самой крупной из которых является категория «руководители партийных организаций, государственных, кооперативных и общественных учреждений и предприятий». На наш взгляд, эта категория является слишком общей для отражения структуры занятости репрессированных служащих: так, к примеру, присутствующие в базе данных «Мемориала» занятия репрессированных «секретарь райкома ВКПБ(б)», «директор завода», «начальник отдела», «главный инженер завода», «профсоюзный работник» невозможно внести в одну категорию, так как в этом случае не видна иерархия служащих. Особенно ярко наличие подчиненных связей, для отражения которых не подходит единая по переписи группа руководящего персонала, иллюстрирует присутствие в списке занятий репрессированных таких позиций, как «заместитель»: конечное решение всегда принадлежало руководителю, следовательно, степень полномочий заместителей не позволяет отнести их непосредственно к руководящему звену. В годы, предшествующие Большому террору, ещё не наблюдалось тенденции к массовым репрессиям высокопоставленных руководящих кадров: до лета 1937 г. это являлось скорее исключением, чем правилом. Репрессии на промышленных предприятиях, которые начались с осени 1936 г. [21, с. 94]. после объявления на союзном уровне о начале борьбы с вредительством и «троцкизмом» на производстве [22, с. 72], затронули в основном средний руководящий персонал: начальников, заведующих, их заместителей, а также рядовых рабочих. В связи с этим в разработанной нами классификации занятий репрессированных категория переписи «руководители партийных организаций…» была разделена на три части для демонстрации служебной иерархии [См. Приложение 1]. Доля репрессированных служащих в Ойротской АО была выше, чем на Алтае (32,5% и 29,9% соответственно - см. табл. 1). В подкатегории «Руководящий персонал» также проявилась эта тенденция (см. табл. 3). С.А. Папков даёт следующее объяснение репрессиям среди служащих в Ойротии. После того, как на XVII съезде ВКП(б) в январе 1934 г. Сталин объявил о «наступлении на пережитки капитализма в области национального вопроса», начались поиски «уклонистов», преимущественно в национально-территориальных и исторических областях, в число которых в Сибири входили Ойротия, Хакасия и Горная Шория. В январе-феврале 1934 г. там был раскрыт центр «заговорщиков» из национальных кадров, включая высокопоставленных коммунистов. Из официальных материалов невозможно установить, в чем конкретно обвиняли национальную интеллигенцию. В закрытых письмах их обвиняли в подготовке восстания, уничтожения колхозного имущества и разжигании шовинизма. Истинные мотивы репрессий в среде интеллигенции С.А. Папков предлагает искать в характере социального развития национальных районов и в особенностях формирования национального самосознания местной интеллигенции, которая, формируясь непосредственно в 1930-е гг., усваивая советские ценности на основе старых, «досталинских» принципов, не могла избавиться от стремления подчёркивать перед центральной властью национальные, хозяйственные и культурно-бытовые традиции своего народа [24, С. 154-158]. Наиболее многочисленными должностными позициями среди репрессированных служащих руководящего звена в Ойротской АО стали позиции «председатель (колхоза, ревкома, аймакисполкома)» (8 человек, 32% от численности подкатегории), «директор (совхоза, МТС, школы)» (7 человек, 28%). Интересен национальный состав указанных репрессированных: пять алтайцев, два русских и кореец в позиции «председатель» и три алтайца, два русских, белорус и казах среди директоров различных учреждений. Среди председателей были расстреляны двое русских и кореец (вероятно, как представители «инонациональностей» по отношению к алтайцам), остальные получили различные сроки заключения [25]. В начале 1936 г. в Ойротской АО была раскрыта «контрреволюционная националистическая организация», в которую попали советские руководители и работники культуры автономной области, представленные почти только алтайцами. Участники организации якобы выражали недовольство мероприятиями партии и правительства в Ойротии, критиковали ход и результаты коллективизации, а ячейки организации якобы существовали почти в каждом аймаке. Закрытое судебное заседание проходило с 7 по 15 августа 1936 г. в Новосибирске, на котором «руководителей заговора» приговорили к расстрелу [24, с. 158-159]. В своей работе Н.Н. Аблажей отмечает, что в Кош-Агачском аймаке была арестована местная группа «руководителей» председатель аймакисполкома С. Тлеубердинов и секретарь С. Табаков [26, с. 100]. В базе данных «Мемориала» Тлеубердинов, арестованный 29 июля 1937 г., значится рядовым колхозником. При этом он был приговорен к расстрелу, в отличие от Табакова, секретаря Кош-Агачского РК ВКП(б), арестованного 9 мая 1936 г. и приговорённого к 10 годам ИТЛ. Исходя из историографических сведений, дат ареста и приговора, можно предположить, что при внесении информации о занятии Тлеубердинова была допущена ошибка. Вероятно также, что в указанную «контрреволюционную группу» входил председатель Улаганского аймакисполкома Кардаманов, арестованный 17 февраля 1936 г. В процентном соотношении репрессии в других категориях и подкатегориях служащих на Алтае и в Ойротской АО проходили примерно на одном уровне. В подкатегории «средний руководящий персонал» на Алтае наиболее часто встречаемой профессиональной позицией является «начальник, заместитель начальника (отделов, автомастерских, цехов)» и «заведующий, заместитель заведующего (отделами, магазинами, пунктами, райнных заготовительных отделов)» (35 и 25 человек соответственно, 40,7% и 29,01% от численности категории). В Ойротской АО заведующие также составляли большинство от среднего руководящего персонала (10 человек, 45,45% от категории). В значительной степени как на Алтае, так и в Ойротской АО от репрессий пострадали работники учёта и просвещения и культуры: позиция «бухгалтер, помощник бухгалтера» на Алтае насчитывает 48 человек (53,3% от численности категории, 9,2% от занятых по соответствующей общественной группы), «учитель» - 27 человек, 58,7% (5,2% от общественной группы). В Ойротии в рассматриваемый период было репрессировано 15 счетоводов (65,2% от численности категории, 10,9% в группе «служащие») и девять учителей (52,9% по категории, 6,5% в группе «служащие»). Репрессии середины 1930-х гг. на Алтае и в Ойротской АО затронули все слои населения. Жертвами террора становились обычные граждане – рядовые работники колхозов и совхозов, рабочие заводов и комбинатов, рядовые служащие (в основной массе), не имеющие реальной политической власти. Обратимся к табл. 4: Таблица 4. Процентное соотношение доли общественной группы в населении региона по переписи 1939 г. и в количестве репрессированных на Алтае и Ойротской АО [25; 19, с. 197]
Как показывает табл. 4, и на Алтае, и в Ойротской АО было репрессировано непропорционально много служащих относительно их доли в населении региона. Репрессии в Ойротии имели свою специфику: там под маховик террора в большей степени попали руководящие кадры и интеллигенция, что вызвано определёнными, не носящими характера организованной кампании и не прописанными в оперативных приказах «необходимостями», продиктованными центральной властью. На Алтае от репрессий в значительной степени пострадал технический персонал. В эту группу вошли занятия, характеризующие практически все отрасли народного хозяйства, и репрессиями были задеты те, кто отвечал за нормальное функционирование этих отраслей – агрономы, инженеры, техники. В Ойротской АО значительные потери понесли занятые в сельском хозяйстве, как колхозники, так и единоличники, что, в случае последних, являлось отражением борьбы за укрепление колхозного строя, в середине 1930-х гг. ещё твёрдо не установленного в районах Ойротской АО. Суммарный процент репрессированных рабочих и занятых в колхозном строительстве от всех репрессированных составляет 46,4% на Алтае и 47,6% в Ойротии. Вместе с мелкими служащими (без трёх категорий руководящего персонала), которые являлись рядовыми работниками советских учреждений, этот процент составляет 66,7% и 68,8% для двух регионов соответственно. Отметим, что вопреки существующему в литературе мнению о репрессиях как форме «социальной чистки» среди «социально-опасных элементов» [27, с. 28; 28, с. 253] процент репрессированных представителей чуждых советскому обществу групп населения относительно невелик: деклассированные элементы, единоличники и служители культа составляют 16,3% и 17% в двух регионах соответственно. В рассматриваемый нами период еще не наблюдается тенденции к массовым репрессиям в среде Красной Армии, хотя 67% репрессированных в группе «военнослужащие» составили рядовые солдаты-красноармейцы. Служители культа в основном становились жертвами групповых дел, направленных именно против церковников. Основной прослеживаемой тенденцией является то, что среди занятых в сельском хозяйстве террор проходил в большей части на низовом уровне, среди рядовых колхозников (здесь к ним можно добавить и единоличников, также работающих на земле), в среде служащих затронул руководящие позиции (верхнего и среднего уровня), а также работников учёта и сферы культуры и просвещения. Предложенная нами классификация занятий репрессированных не претендует на универсальность, однако способствует более детальному анализу социальной структуры и занятости населения в середине 1930-х гг. В предложенный нами классификатор [Приложение 1] вошли наименования всех упомянутых в «книгах памяти» занятий репрессированных, названные в точности как в списке занятий населения по переписи 1939 г., так и те, что не были чётко прописаны в нем (к примеру, позиции «заместитель», «помощник», «главный бухгалтер», «главный механик», «пимокат», «сыровар»). Из 187 различных наименований занятий рабочих и служащих по Алтаю и Ойротии в целом 106 позиций (56,6%) совпали с входящими в классификацию занятий по переписи 1939 г. (в приложении 1 выделены жирным шрифтом). Это подтверждает правомерность использования материалов переписи в качестве основы для создания классификации занятий репрессированных. Предложенный подход к классификации может быть применён для изучения социальной и профессиональной структуры репрессированных в других регионах бывшего СССР.
Приложение 1. Классификатор занятий репрессированных на Алтае и в Ойротской АО в период с 1 декабря 1934 г. по 30 июля 1937 г. [19, с. 104-111]
Библиография
1. Лягушкина Л.А. Социальный портрет репрессированных в ходе Большого террора в Башкирской АССР: анализ базы данных по региональным «книгам памяти» // История сталинизма: Жизнь в терроре. Социальные аспекты репрессий. М., 2013. С. 369-380.
2. Мишина Е. М. Сталинские репрессии 1935–1937 гг.: анализ динамики по социальным группам на основе книг памяти Алтайского края // Исторический журнал: научные исследования. 2014. № 4. С. 369–380. 3. Морозова Н.М. Социальный портрет «лишенцев» Мордовского края: источники и методы исследования // Круг идей: электронные ресурсы исторической информатики. Труды VIII конференции Ассоциации «История и компьютер». Барнаул, 2003. С. 158-173. 4. Смирнова Т.М. Социальный портрет «бывших» в Советской России. М., 2000. С. 87-126. 5. Раков А.А. «Деревню опустошают»: сталинская коллективизация и «раскулачивание» на Урале в 1930-х годах. М.: РОССПЭН, 2013. 327 с. 6. Звеняцкая Н.В. Социальный портрет «врага народа» в 1920-1930-е гг. (по материалам Нижнетагильского округа) // Тагильский край в панораме веков. Материалы научно-практической конференции г. Нижний Тагил, 12-13 мая 1999 г. Екатеринбург, 1999. С. 98-104. 7. Ilič M. The Great Terror in Leningrad: a Quantitative Analysis // Europe – Asia Studies. Vol. 52. No. 8. 2000. Pp. 1515-1534. 8. Лягушкина Л.А. Социальный портрет репрессированных в ходе Большого террора (1937-1938 гг.): сравнительный анализ баз данных по региональным «книгам памяти».: дисс. … канд. ист. наук : . 07.00.09. – Москва, 2016. 354 с. 9. Уйманов В.Н. Репрессии. Как это было… Томск, изд-во Томского университета, 1995. 334 с. 10. Папков С.А. Сталинский террор в Сибири, 1928-1941 // Новосибирск: Издательство Сибирского отделения РАН, 1997. 271 с. [Электронный ресурс]. Красноярское общество «Мемориал» – URL: http://www.memorial.krsk.ru/Articles/1997Papkov/0.htm (дата обращения: 28.09.2017); 11. Массовые репрессии в Алтайском крае, 1937-1938 гг. Приказ № 00447 / [сост.: Г. Д. Жданова, Р. Биннер и др.; редкол.: Р. Биннер и др.].-Москва: РОССПЭН: Фонд "Президентский центр Б. Н. Ельцина", 2010. 768 с. 12. Разгон В.Н. Социальные и экономические факторы "Большого террора" 1937-1938 гг.: по материалам следственных дел УНКВД по Алтайскому краю на "бывших кулаков" // Экономическая история Сибири XX века: материалы Всероссийской научной конференции, 30 июня-1 июля 2006 г., Барнаул. Ч. 2. – Барнаул: Изд-во Алтайского университета, 2006. – С. 249 – 260. 13. Белковец Л.П. «Большой террор» и судьбы немецкой деревни в Сибири (конец 1920х – 1930е гг.). М., 1995. 317 с. 14. Фаст А.А. В сетях ОГПУ-НКВД (Немецкий район Алтайского края в 1927-1938 гг.). Барнаул, 2002. 461 с. 15. Политические репрессии в Алтайском крае. 1919-1965 / под ред. Г.Н. Безрукова. Барнаул, 2005. 432 с. 16. Всесоюзная перепись населения 1937 года: Общие итоги. Сборник документов и материалов. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2007. 320 с. 17. Аналитические данные // Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. 1937. Том III, часть II. Барнаул, 2001. С. 430-431; 18. Книга памяти жертв политических репрессий. Том 2 / сост. Чепкин П.И. и др. Республика Алтай: книжное издательство «Юч-Сюмер», 1998. 334 с. 19. Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги / под ред. Ю.А. Полякова. – М.: Наука, 1992. 207 с. 20. Западно-Сибирский край в цифрах 1936 г. – Новосибирск: Зап.-Сиб. КУНХУ, 1936. 164 с. 21. Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВД и репрессии. М.: РОССПЭН, 2009. 432 с. 22. Постановление ЦК ВКП(б) №П43/305 от 29 сентября 1936 г. // Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов.-М.: Политиздат, 1991.-С. 221 [Электронный ресурс] – URL: http://www.memo.ru/history/y1937/hronika1936_1939/2.html (дата обращения: 23.09.2017). Опубликовано: Известия ЦК КПСС, 1989. №5; 23. Уйманов В.Н. Пенитенциарная система Западной Сибири (1920-1941 гг.). Томск, 2011. 328 с. 24. Папков С.А. Обыкновенный террор. Политика сталинизма в Сибири. М., 2012. 440 с. 25. Жертвы политического террора в СССР [Электронный ресурс]. 4-е изд. М., 2007; 26. Аблажей Н.Н. Перебежчики в Горном Алтае: масштабы миграции и механизм политических репрессий в 1920-1930-е гг. // Социально-демографическое развитие Сибири в XX столетии. Вып. 2. Новосибирск: Наука-Центр, 2004. С. 83-102. 27. Ширер Д. Сталинский военный социализм. Репрессии и общественный порядок в Советском Союзе, 1924-1953 гг. М., 2014. 544 с. 28. Верт Н. Террор и беспорядок. Сталинизм как система. М., 2010. 447 с. 29. Тепляков А.Г. ОГПУ-НКВД Сибири в 1929-1941 гг. М., 2008; Аблажей Н.Н. «Ровсовская операция» НКВД в Западной Сибири в 1937-1938 гг. // Вестник Томского государственного университета. №311. 2008. С. 54-57. 30. Жданова Г.Д. "Большой террор" в Алтайском крае и Усть-Коксинском районе // Усть-Коксинские архивные чтения: (сборник). Вып. 1: Материалы первых и вторых архивных чтений: (9 июня 2006 г. и 11 июля 2007 г.) – Барнаул: Пять плюс, 2007. – С. 63 – 68. 31. Жданова Г.Д. Политические репрессии на Алтае 1919-1938 гг.: историко-статистическое исследование: монография. – Барнаул: Азбука, 2015. 255 с. 32. Разгон В.Н. "Большой террор" 1937-1938 гг. и колхозное крестьянство Алтая (по материалам архивно-следственных дел) // Экономическая история Сибири XX-начала XXI века: материалы II Всероссийской научной конференции, 27-28 июня 2009 г., Барнаул. – Барнаул: Академия развлечений, 2009. – С. 208 – 214; 33. Разгон В.Н. Большой террор 1937 – 1938 гг.: выбор жертв репрессий (на материалах следственных дел УНКВД по Алтайскому краю) // Известия Алтайского государственного университета: журнал теоретических и прикладных исследований. 2016. № 4 (92). С. 128 – 134; 34. Тихонов В.И., Тяжельникова В.С. Юшин И.Ф. Лишение избирательных прав в Москве в 1920-1930-е годы. М., 1998. 256 с. References
1. Lyagushkina L.A. Sotsial'nyi portret repressirovannykh v khode Bol'shogo terrora v Bashkirskoi ASSR: analiz bazy dannykh po regional'nym «knigam pamyati» // Istoriya stalinizma: Zhizn' v terrore. Sotsial'nye aspekty repressii. M., 2013. S. 369-380.
2. Mishina E. M. Stalinskie repressii 1935–1937 gg.: analiz dinamiki po sotsial'nym gruppam na osnove knig pamyati Altaiskogo kraya // Istoricheskii zhurnal: nauchnye issledovaniya. 2014. № 4. S. 369–380. 3. Morozova N.M. Sotsial'nyi portret «lishentsev» Mordovskogo kraya: istochniki i metody issledovaniya // Krug idei: elektronnye resursy istoricheskoi informatiki. Trudy VIII konferentsii Assotsiatsii «Istoriya i komp'yuter». Barnaul, 2003. S. 158-173. 4. Smirnova T.M. Sotsial'nyi portret «byvshikh» v Sovetskoi Rossii. M., 2000. S. 87-126. 5. Rakov A.A. «Derevnyu opustoshayut»: stalinskaya kollektivizatsiya i «raskulachivanie» na Urale v 1930-kh godakh. M.: ROSSPEN, 2013. 327 s. 6. Zvenyatskaya N.V. Sotsial'nyi portret «vraga naroda» v 1920-1930-e gg. (po materialam Nizhnetagil'skogo okruga) // Tagil'skii krai v panorame vekov. Materialy nauchno-prakticheskoi konferentsii g. Nizhnii Tagil, 12-13 maya 1999 g. Ekaterinburg, 1999. S. 98-104. 7. Ilič M. The Great Terror in Leningrad: a Quantitative Analysis // Europe – Asia Studies. Vol. 52. No. 8. 2000. Pp. 1515-1534. 8. Lyagushkina L.A. Sotsial'nyi portret repressirovannykh v khode Bol'shogo terrora (1937-1938 gg.): sravnitel'nyi analiz baz dannykh po regional'nym «knigam pamyati».: diss. … kand. ist. nauk : . 07.00.09. – Moskva, 2016. 354 s. 9. Uimanov V.N. Repressii. Kak eto bylo… Tomsk, izd-vo Tomskogo universiteta, 1995. 334 s. 10. Papkov S.A. Stalinskii terror v Sibiri, 1928-1941 // Novosibirsk: Izdatel'stvo Sibirskogo otdeleniya RAN, 1997. 271 s. [Elektronnyi resurs]. Krasnoyarskoe obshchestvo «Memorial» – URL: http://www.memorial.krsk.ru/Articles/1997Papkov/0.htm (data obrashcheniya: 28.09.2017); 11. Massovye repressii v Altaiskom krae, 1937-1938 gg. Prikaz № 00447 / [sost.: G. D. Zhdanova, R. Binner i dr.; redkol.: R. Binner i dr.].-Moskva: ROSSPEN: Fond "Prezidentskii tsentr B. N. El'tsina", 2010. 768 s. 12. Razgon V.N. Sotsial'nye i ekonomicheskie faktory "Bol'shogo terrora" 1937-1938 gg.: po materialam sledstvennykh del UNKVD po Altaiskomu krayu na "byvshikh kulakov" // Ekonomicheskaya istoriya Sibiri XX veka: materialy Vserossiiskoi nauchnoi konferentsii, 30 iyunya-1 iyulya 2006 g., Barnaul. Ch. 2. – Barnaul: Izd-vo Altaiskogo universiteta, 2006. – S. 249 – 260. 13. Belkovets L.P. «Bol'shoi terror» i sud'by nemetskoi derevni v Sibiri (konets 1920kh – 1930e gg.). M., 1995. 317 s. 14. Fast A.A. V setyakh OGPU-NKVD (Nemetskii raion Altaiskogo kraya v 1927-1938 gg.). Barnaul, 2002. 461 s. 15. Politicheskie repressii v Altaiskom krae. 1919-1965 / pod red. G.N. Bezrukova. Barnaul, 2005. 432 s. 16. Vsesoyuznaya perepis' naseleniya 1937 goda: Obshchie itogi. Sbornik dokumentov i materialov. – M.: «Rossiiskaya politicheskaya entsiklopediya» (ROSSPEN), 2007. 320 s. 17. Analiticheskie dannye // Zhertvy politicheskikh repressii v Altaiskom krae. 1937. Tom III, chast' II. Barnaul, 2001. S. 430-431; 18. Kniga pamyati zhertv politicheskikh repressii. Tom 2 / sost. Chepkin P.I. i dr. Respublika Altai: knizhnoe izdatel'stvo «Yuch-Syumer», 1998. 334 s. 19. Vsesoyuznaya perepis' naseleniya 1939 goda. Osnovnye itogi / pod red. Yu.A. Polyakova. – M.: Nauka, 1992. 207 s. 20. Zapadno-Sibirskii krai v tsifrakh 1936 g. – Novosibirsk: Zap.-Sib. KUNKhU, 1936. 164 s. 21. Khaustov V., Samuel'son L. Stalin, NKVD i repressii. M.: ROSSPEN, 2009. 432 s. 22. Postanovlenie TsK VKP(b) №P43/305 ot 29 sentyabrya 1936 g. // Reabilitatsiya. Politicheskie protsessy 30-50-kh godov.-M.: Politizdat, 1991.-S. 221 [Elektronnyi resurs] – URL: http://www.memo.ru/history/y1937/hronika1936_1939/2.html (data obrashcheniya: 23.09.2017). Opublikovano: Izvestiya TsK KPSS, 1989. №5; 23. Uimanov V.N. Penitentsiarnaya sistema Zapadnoi Sibiri (1920-1941 gg.). Tomsk, 2011. 328 s. 24. Papkov S.A. Obyknovennyi terror. Politika stalinizma v Sibiri. M., 2012. 440 s. 25. Zhertvy politicheskogo terrora v SSSR [Elektronnyi resurs]. 4-e izd. M., 2007; 26. Ablazhei N.N. Perebezhchiki v Gornom Altae: masshtaby migratsii i mekhanizm politicheskikh repressii v 1920-1930-e gg. // Sotsial'no-demograficheskoe razvitie Sibiri v XX stoletii. Vyp. 2. Novosibirsk: Nauka-Tsentr, 2004. S. 83-102. 27. Shirer D. Stalinskii voennyi sotsializm. Repressii i obshchestvennyi poryadok v Sovetskom Soyuze, 1924-1953 gg. M., 2014. 544 s. 28. Vert N. Terror i besporyadok. Stalinizm kak sistema. M., 2010. 447 s. 29. Teplyakov A.G. OGPU-NKVD Sibiri v 1929-1941 gg. M., 2008; Ablazhei N.N. «Rovsovskaya operatsiya» NKVD v Zapadnoi Sibiri v 1937-1938 gg. // Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. №311. 2008. S. 54-57. 30. Zhdanova G.D. "Bol'shoi terror" v Altaiskom krae i Ust'-Koksinskom raione // Ust'-Koksinskie arkhivnye chteniya: (sbornik). Vyp. 1: Materialy pervykh i vtorykh arkhivnykh chtenii: (9 iyunya 2006 g. i 11 iyulya 2007 g.) – Barnaul: Pyat' plyus, 2007. – S. 63 – 68. 31. Zhdanova G.D. Politicheskie repressii na Altae 1919-1938 gg.: istoriko-statisticheskoe issledovanie: monografiya. – Barnaul: Azbuka, 2015. 255 s. 32. Razgon V.N. "Bol'shoi terror" 1937-1938 gg. i kolkhoznoe krest'yanstvo Altaya (po materialam arkhivno-sledstvennykh del) // Ekonomicheskaya istoriya Sibiri XX-nachala XXI veka: materialy II Vserossiiskoi nauchnoi konferentsii, 27-28 iyunya 2009 g., Barnaul. – Barnaul: Akademiya razvlechenii, 2009. – S. 208 – 214; 33. Razgon V.N. Bol'shoi terror 1937 – 1938 gg.: vybor zhertv repressii (na materialakh sledstvennykh del UNKVD po Altaiskomu krayu) // Izvestiya Altaiskogo gosudarstvennogo universiteta: zhurnal teoreticheskikh i prikladnykh issledovanii. 2016. № 4 (92). S. 128 – 134; 34. Tikhonov V.I., Tyazhel'nikova V.S. Yushin I.F. Lishenie izbiratel'nykh prav v Moskve v 1920-1930-e gody. M., 1998. 256 s. |