Средства экспрессивного синтаксиса в повести А. П. Чехова «Черный монах»

Гареева Лилия Махмутовна ORCID: 0000-0001-8046-9762 кандидат филологических наук доцент; кафедра филологии; Московский финансово-промышленный университет "Синергия" доцент; кафедра социально-экономических и гуманитарных дисциплин; Московский государственный университет спорта и туризма 111397, Россия, г. Москва, ул. Новогиреевская, 19/2, кв. 26 Gareeva Liliya Mahmutovna PhD in Philology Associate Professor; Department of Philology; Moscow Financial and Industrial University 'Synergy' Associate Professor; Department of Socio-Economic and Humanitarian Disciplines; Moscow State University of Sports and Tourism Novogireevskaya str., 19/2, sq. 26, Moscow, 111397, Russia liliyagareeva@yandex.ru

Введение

Термин «экспрессивность» в лингвистике обозначает совокупность семантико-стилистических признаков единицы языка, которые обеспечивают её способность выступать в коммуникативном акте как средство субъективного выражения отношения говорящего к содержанию или адресату речи ^[2].

Синтаксис русского языка обладает огромным потенциалом в создании экспрессивности высказывания, передаче эмоциональных оттенков речи. Экспрессивность в синтаксисе проявляется как способность синтаксических конструкций создавать образность и выразительность текста, повышать эмоционально-воздействующий эффект речи. В создании экспрессивности могут участвовать различные ритмико-интонационные средства: изменения интонации в разных текстовых фрагментах, динамика темпа речи (его ускорение или замедление в повествовании), вариации тембра высказывания (в зависимости от целевой установки он может быть воспринят как мрачный, философский, бодрый, шутливый и т.п.).

Используя стилистические фигуры и тропы, экспрессивный синтаксис в значительной мере пересекается с риторикой и риторическими средствами эмоционального усиления.

В истории языкознания известны несколько классификаций фигур речи. Согласно современной дифференциации, они подразделяются на три основных разряда:

1) фигуры прибавления (анадиплозис, анафора, градация, полиптот, полисиндетон, симплока, эпифора);

2) фигуры убавления (асиндентон, зевгма, силлепсис, эллипсис);

3) фигуры перемещения (гипербатон, инверсия, параллелизм, хиазм).

Обзор литературы

В отечественном языкознании экспрессивным языковым средствам посвящено довольно много исследований (Н. А. Лукьяновой ^[10], В. Н. Tелия ^{[12, 14]}, Г. В. Колшанского ^[8], Елисеевой Е.А. ^[7]), однако большинство из них рассматривают общие принципы употребления экспрессивных средств языка, механизмы их создания в речи и касаются преимущественно лексики, тогда как особенности функционирования средств экспрессивного синтаксиса и их роль в создании авторского стиля отдельных писателей до настоящего времени остаются малоизученными вопросами. В связи с этим в качестве материала для данного исследования была избрана повесть А. П. Чехова «Черный монах» (1893).

Отдельным аспектам теории экспрессивного синтаксиса в последние годы были посвящены работы Е. С. Астаховой ^[1], Е.Н. Воробьевой ^[5], Н. В. Кондратьевой и Л. М. Чернышевой ^[9], А. А. Соломенниковой ^[11]. В статье «Приемы экспрессивного синтаксиса» Н. В. Черникова и Е. С. Копылова подчеркивают, что «использование приемов экспрессивного синтаксиса имеет целью выражение субъективного отношения говорящего к содержанию и адресату речи, а также эмоционально насыщает речь, делает ее яркой и запоминающейся» ^{[15, с. 31]}.

Языковые особенности прозы А. П. Чехова в разное время исследовали М. Арвинте, Н. П. Бадаева, А. А. Белкин, Н. Я. Берковский, П. Бицилли, В. Я. Лакшин, Н. М. Фортунатов, А. П. Чудаков и другие.

Повесть «Черный монах» обладает особой ритмико-синтаксической организацией, что дало основания Н. М. Фортунатову назвать композицию данного произведения музыкальной, или «сонатной». Исследователь отмечал также закономерную повторяемость, последовательное развертывание и динамическую соотнесенность того, о чем говорится в чеховском повествовании ^[13].

Материалы и методы

Целью исследования были выявление и анализ средств экспрессивного синтаксиса, использованных А. П. Чеховым в повести «Черный монах». Методологическую базу исследования составили теоретические и практические методы. В теоретической части применялись общенаучные методы (анализ и синтез, индукция и дедукция, системный анализ, обобщение), а также типологический и описательный методы. С целью обоснования выдвинутых положений в практической части использовался прием сплошной выборки синтаксических конструкций, обладающих экспрессивностью, применялись элементы дискурс-анализа, позволяющего выявить прагматическую сущность экспрессивных единиц и их дискурсивные функции в тексте повести А. П. Чехова «Черный монах» ^[16].

Результаты исследования

В результате проведенного исследования были выявлены и описаны экспрессивные синтаксические приемы, использованные в повести, проанализирована их роль и функции в повествовании, установлено наличие взаимосвязи между элементами синтаксической структуры текста и уровнем экспрессии в его отдельных фрагментах.

Чеховское повествование воспринимается ровным и гармоничным в звучании, при этом цельность и плавность речевого единства выходят в нем на первый план. В основном такой эффект мелодичности достигается за счет преобладания в тексте сложносочиненных союзных конструкций (чаще с союзом и), отдельные единицы которых воспринимаются прежде всего как составные части цельного ритмико-интонационного единства ^{[6, с. 135]}. Например: Но вот по ржи пробежали волны, и легкий вечерний ветерок нежно коснулся его непокрытой головы. Через минуту опять порыв ветра, но уже сильнее, – зашумела рожь, и послышался сзади глухой ропот сосен ^[16].

Часто автор использует также однородные члены предложения с союзом «и». «Благодаря употреблению союза и однородные члены интонационно сливаются, создавая плавность, певучесть речи» (Н. П. Бадаева) ^{[3, с. 36]}. Например: Коврин слушал музыку и пение с жадностью и изнемогал от них, и последнее выражалось физически тем, что у него слипались глаза и клонило голову на бок ^[16]. Мелодичность текста создают и ряды однородных членов без союзов: Таких удивительных роз, лилий, камелий, таких тюльпанов всевозможных цветов, начиная с ярко-белого и кончая черным как сажа, вообще такого богатства цветов, как у Песоцкого, Коврину не случалось видеть нигде в другом месте ^[16].

Зачастую Чеховым используется прием контраста, который усиливает экспрессивность повествования и создается посредством однородных членов с союзами «а» и «но», а также с помощью сложносочиненных противительных конструкций. Дело красивое, милое, здоровое, но и тут страсти и война, – подумал Коврин ^[16]. Коврин говорил ласково и убедительно, а она продолжала плакать, вздрагивая плечами и сжимая руки, как будто ее в самом деле постигло страшное несчастье ^[16]. Он никогда бы уж не мог полюбить здоровую, крепкую, краснощекую женщину, но бледная, слабая, несчастная Таня ему нравилась ^[16]. Конструкции со значением противопоставления тем не менее гармонично вписываются в общее стройное, равномерное чеховское повествование: Съели и выпили тысячи на три, но от плохой наемной музыки, крикливых тостов и лакейской беготни, от шума и тесноты не поняли вкуса ни в дорогих винах, ни в удивительных закусках, выписанных из Москвы ^[16].

Однако тем отчетливее на фоне плавной, уравновешенной авторской интонации выделяются различные средства создания экспрессии, среди которых можно выделить риторические восклицания, вопросы и обращения, парцелляцию, вводные и вставные конструкции, повторы, восходящую и нисходящую градацию и другие фигуры, как являющиеся структурно-композиционными элементы повествования, так и несущие функцию усиления экспрессивности высказывания.

Риторические восклицания встречаются на протяжении всего текста повести. С их помощью Чехов выражает мысли и эмоции (как свои, так и каждого из персонажей). Примеров тому множество: Каких только тут не было причуд, изысканных уродств и издевательств над природой! (автор) ^[16]. Господи, она уже взрослая! – сказал он (Коврин) ^[16].

Риторический вопрос также характерен для речи героев повести: Кто это привязал лошадь к яблоне? – послышался его отчаянный, душу раздирающий крик. – Какой это мерзавец и каналья осмелился привязать лошадь к яблоне? ^[16]. Риторический вопрос часто предваряет вопросно-ответное построение речи персонажей повести: А когда я умру, кто будет смотреть? Кто будет работать? Садовник? Работники? Да? Так вот что я тебе скажу, друг любезный: первый враг в нашем деле не заяц, не хрущ и не мороз, а чужой человек ^[16].

Риторическое обращение является характерной речевой особенностью каждого из персонажей. Например: Боже мой, боже мой! Перепортили, перемерзили, пересквернили, перепакостили! Пропал сад! Погиб сад! Боже мой! (Егор Семеныч) ^[16]. Таня, милая Таня, вы чрезвычайно симпатичное существо. Милая Таня, я так рад, так рад! (Коврин) ^[16]. О, боже мой, боже мой, спаси нас! – проговорила она в ужасе. – Но ты не бойся, Андрюша, не бойся, бога ради, не бойся... (Таня) ^[16].

Парцелляция в чеховском тексте не только усиливает эмоциональность, но и помогает подчеркнуть ключевую мысль, создает эффект разговорности речи в диалогах между героями. Я очень рад, что ты приехал. Несказанно рад... Спасибо ^[16]. … легенда какая-то странная, ни с чем не сообразная. Начать с того, что она не отличается ясностью ^[16]. Читал где? Слышал? Или, быть может, черный монах снился мне? Клянусь богом, не помню. Но легенда меня занимает ^[16].

Обилие вводных и вставных конструкций разных видов также характерно для стиля данной повести. Они повышают эмоциональность высказываний и передают различные экспрессивные оттенки авторской речи и реплик героев. Так, в реплике Егора Семеныча вставная конструкция апеллирует к пониманию собеседника, содержит призыв к проявлению эмпатии: Весь секрет успеха не в том, что сад велик и рабочих много, а в том, что я люблю дело – понимаешь? – люблю, быть может, больше чем самого себя ^[16]. Вставная конструкция уточняет, подчеркивает смысл предложения: В древности один счастливый человек в конце концов испугался своего счастья – так оно было велико! – и, чтобы умилостивить богов, принес им в жертву свой любимый перстень ^[16]. Вводная конструкция может служить для передачи негативных или позитивных эмоций, передавать общее настроение героев: И как нарочно, каждый день приезжали гости, которых надо было забавлять, кормить и даже оставлять ночевать ^[16]. Если после моей смерти ей достанется сад и она будет хозяйкой, то, конечно, лучшего и желать нельзя ^[16].

Высоким градусом экспрессивности обладает также повтор, часто встречающийся в тексте повести. Обычно А. П. Чехов использует повтор предложений и их частей с целью упорядочения и ритмизации их структуры. В повести «Черный монах» повторы чаще всего содержатся в репликах персонажей и передают их взволнованность, тревожность, пребывание на грани нервного срыва. Например: Наконец, виноватый, замученный совестью, он постучал в запертую дверь и позвал робко: – Таня! Таня? ^[16]. Вы поедете со мной? Вы хотите быть моей? ^[16]. Пропал сад! Погиб сад! ^[16].

Прием градации нередко используется Чеховым для передачи душевного состояния героев, показывает динамику, нарастание волнения или раздражения: Я сходил с ума, у меня была мания величия, но зато я был весел, бодр и даже счастлив, я был интересен и оригинален ^[16]. Присутствие людей, особенно Егора Семеныча, теперь уж раздражало Коврина, он отвечал ему сухо, холодно и даже грубо… ^[16].

Особую роль в выражении экспрессии играют знаки препинания. В тексте повести «Черный монах» широко применяется тире, которое Н.С. Валгина назвала «знаком смысловой, интонационной и композиционной неожиданности» ^{[4, с. 597]}. Данный знак препинания обладает уникальными выразительными возможностями, семантической неоднозначностью. Тире может выступать не только как семантически соединяющий, но и как противопоставляющий синтаксические единицы знак, а также оно помогает выделить части конструкции, обозначить место логического ударения, паузы, сделать смысловой акцент на определенной части фразы. Легенда, мираж и я – всё это продукт твоего возбужденного воображения. Я – призрак ^[16]. В данном фрагменте речи Черного Монаха второе тире является авторским знаком, сообщающими реплике многозначительность, таинственность. Эллиптически неполные предложения с тире создают эффект нарастания эмоциональности в речи героев: Я работаю от утра до ночи. Все прививки я делаю сам, обрезку – сам, посадки – сам, всё – сам ^[16]. Этот знак препинания часто разделяет две смысловые части сложного синтаксического целого, помогая смене авторской интонации: То вдруг нахлынет такая радость, что хочется улететь под облака и там молиться богу, а то вдруг вспомнится, что в августе придется расставаться с родным гнездом и оставлять отца, или, бог весть откуда, придет мысль, что она ничтожна, мелка и недостойна такого великого человека, как Коврин, – и она уходит к себе, запирается на ключ и горько плачет в продолжение нескольких часов ^[16].

В художественной речи использование однородных членов предложения является эффективным средством усиления экспрессивности. При этом зачастую в ряды однородных членов включаются синонимы и слова схожей семантики. Многокомпонентные ряды однородных членов в повести часто используются для создания эффекта постоянности, рутинности происходящего в жизни героев: У нас только сад, сад, сад, – и больше ничего. Штамб, полуштамб, – засмеялась она, – апорт, ранет, боровинка, окулировка, копулировка... Вся, вся наша жизнь ушла в сад, мне даже ничего никогда не снится, кроме яблонь и груш ^[16].

С помощью однородных членов предложения, повышающих эмоциональность речи, А. П. Чеховым используются многосоюзие и бессоюзие. Многосоюзие (или полисиндетон) состоит в нарочитом повторении сочинительных союзов с целью логического и интонационного выделения перечисляемых понятий. Многосоюзие также выступает как средство повышения смысловой значимости перечисляемых элементов, придания речи героев торжественной тональности и эмоционального подъема. Например: Его видели то в Африке, то в Испании, то в Индии, то на Дальнем Севере... ^[16]. Вот я и статьи пишу, и на выставках участвую, и медали получаю... ^[16].

Бессоюзие (или асиндетон) проявляется как преднамеренное опущение союзов между однородными членами предложения или частями сложносочиненного предложения. Читаем в тексте повести: Небольшого роста, бледная, тощая, так что ключицы видно; глаза широко раскрытые, темные, умные, все куда-то вглядываются и чего-то ищут; походка, как у отца, мелкая, торопливая ^[16]. Бессоюзие в данном фрагменте подчеркивает сухой аналитический «обзор» внешности и манеры поведения Тани, сделанный Ковриным, который пока еще не влюблен в героиню.

В повести частотными являются также приёмы, нарушающие цельность, замкнутость предложения. Речь при этом становится разорванной, незавершённой. Обычно такой эффект у А. П. Чехова достигается за счет использования многоточия. Например: Я ему ничего не говорила... ничего... Я только сказала, что нет надобности держать... лишних работников, если... если можно, когда угодно, иметь поденщиков. Ведь... ведь работники уже целую неделю ничего не делают... Я... я только это сказала, а он раскричался и наговорил мне... много обидного, глубоко оскорбительного. За что? ^[16]. В приведенном фрагменте многоточия помогают передать сбивчивую, взволнованную речь героини после крупной ссоры с отцом.

Повествование А. П. Чехова обладает огромным спектром выразительных возможностей для передачи тончайших смысловых нюансов, глубокой эмоциональной насыщенностью. Разнообразные конструкции экспрессивного синтаксиса используются как в авторской речи, так и при передаче реплик персонажей и их мыслей, чувств и намерений во внутренних монологах.

Обсуждение и заключения

Анализ средств экспрессивного синтаксиса в тексте повести А. П. Чехова «Черный монах» позволил обобщить следующие их особенности: 1) прием контраста, усиливающий экспрессивность повествования, создается с помощью однородных членов с союзами «а» и «но», а также посредством сложносочиненных противительных конструкций; 2) особенно распространенными в чеховском повествовании являются риторические восклицания, вопросы и обращения, парцелляция, вводные и вставные конструкции, повторы, градация; 3) синтаксические фигуры выступают в тексте и как структурно-композиционные элементы повествования, и как носители функции усиления экспрессивности высказывания; 4) большую роль в выражении экспрессии играют знаки препинания, в особенности тире и многоточие.

В заключение отметим, что язык Чехова, на первый взгляд, обладает доступностью и простотой, но при этом он музыкален, благозвучен и в значительной степени экспрессивен, что во многом связано с использованием разнообразных средств выразительности и приемов экспрессивного синтаксиса.