Содержание рецепции права

Ткаченко Сергей Витальевич кандидат юридических наук доцент, кафедра Социальных технологий и права, Самарский государственный университет путей сообщения 443090, Россия, Самарская область, г. Самара, пр.К. Маркса, 235, кв. 60 Tkachenko Sergei Vital'evich PhD in Law Associate Professor, Department of Social Technologies and Law, Samara State University of Communication Networks 443090, Russia, Samarskaya oblast', g. Samara, pr.K. Marksa, 235, kv. 60 rektor2@rambler.ru Другие публикации этого автора

Рецепция права является необходимым инструментом развития правовой системы. Применение рецепции можно найти в государствах с различным правовым режимом и в различных формациях. Даже такие одиозные «закрытые» правовые системы, как, например, право Древней Спарты, не могли обходиться без реципированных «чужеземных» правовых институтов. История свидетельствует о критском происхождении многих спартанских институтов, включая систему воспитания и общественных обедов. Не являются исключением из правила и государства, чья идеология по каким-либо причинам полностью отрицает рецепцию иностранного права. Ее не гнушались социалистические и фашистские правовые системы, хотя декларативно и выступавшие против рецепции «буржуазного», «царистского», рабовладельческого римского права, ратуя за построение нового – «пролетарского» (РСФСР, СССР), за возвращение к национальному немецкому праву (Германия), но в действительности активно используя этот механизм усовершенствования права. И в настоящее время государства также по различным причинам либо не всегда сообщают общественности о произведенной рецепции либо, наоборот, афишируют данное явление.

Кроме того, необходимо признать, что ни один инструмент и институт права (за исключением, пожалуй, права собственности) не приковывал к себе такого внимания и не вызывал споров в самой науке и в обществе. Ведь с рецепцией связывались надежды на построение правового государства, на обретение государственного могущества, на обоснование привилегированного положения среди государств, имперские амбиции, на выход из кризиса, на упрощение подчинения колоний и оккупированных государств, на разграбление природных ресурсов и прочих богатств страны, на уничтожение вражеской державы либо стратегического противника, на установление превосходства над реципиентом. Рецепцию обвиняли и в уничтожении национального права, в его радикальном упрощении, в потере самостоятельности и самобытности общества, в уничтожении, в ухудшении его нравов, правовой ментальности.

Как правовое явление, рецепция является самым востребованным (особенно для современности) инструментом модернизации права. Это объясняется, прежде всего, тем, что правовые системы всех стран никогда не существовали и не существуют изолированно. Они тесно взаимодействуют друг с другом, ведут между собой нескончаемый культурный диалог. Правовая культура отдельных стран подвергается постоянной «бомбардировке» со стороны попадающих в нее подобно метеоритному дождю случайных фрагментов других правовых культур, юридических текстов, процедур и правовых конструкций. Такая «бомбардировка» позволяет государству оценить собственный опыт правовой жизни, обрести «зеркало» для его рассмотрения, возможность развивать, совершенствовать отдельные элементы своей правовой системы, наполняя их новыми смыслами. ^[1] В результате в истории права практически невозможно найти «чистых» правовых систем, без каких-либо иноземных заимствований.

Иными словами, рецепция выступает в роли «цивилизационных прививок», с помощью которых развивается современный мир. Известен феномен «многослойности» культур, возникающей как следствие рецепции культурных ценностей. Эта «многослойность» характерна для любого человеческого общества, даже живущего крайне обособленно. Типичный пример – древнейшая культура Месопотамии. По мнению А. Оппенхейма, как бы ни углублялись мы в историю Месопотамии, вряд ли доберемся до такой стадии месопотамской культуры, которую по праву можно было бы назвать «примитивная» ^[2], т.е. изначальная. Но это касается не только древних культур. Так, исследователи замечают, что, например, правовая система Азербайджанской республики на современном этапе сочетает в себе отдельные черты и свойства правовых систем различных исторических типов, включая традиционное архаичное азербайджанское право, советское социалистическое право, а также элементы правового устройства современных государств, относящихся к романо-германской семье ^[3]. Но это же относится к правовой системе любого государства. Так, даже не смотря на практически полный отказ от своего социалистического правового прошлого, в современном российском праве еще сохраняются такие рудименты.

Мало того, история наглядно показывает примеры, демонстрирующие, что какая-либо действительная изоляция общества, отказ от рецепции приводит к сильнейшему обеднению культуры общества, к его деградации. Так, при изучении тасманийского общества выяснилось, что в XVIIв. когда на остров пришли европейцы, местная культура оказалась намного примитивнее, чем была здесь за много тысяч лет до этого. Это явилось следствием того, что около 10 тысяч лет назад океан отрезал остров от материка, и, живя в изоляции, без врагов и конкурентов, тасманийцы утратили все навыки и технологии, которыми владели их предки. ^[4]

Кстати сказать, что, несмотря на очевидность такого факта, некоторые российские ученые отрицают саму возможность такой деградации. Так, В.А. Рыбаков считает, что «вывод о том, что развитие без рецепции невозможно, весьма спорен» ^[5]. Им обосновывается это утверждение тем, что Япония якобы свыше 200 лет не поддерживала отношение с европейцами, т.е. вплоть до середины XIX века. Необходимо, однако, уточнить, что такая изоляция не была абсолютной и касалась в основном европейских государств. Так, Китай и Голландия торговали с Японией через порт г. Нагасаки. В 1720 году был снят запрет на иностранную литературу и в Японии распространены новые философские учения из Китая и Европы (Германия). Кроме того, такая изоляция не затрагивала соседние с Японией государства. Отрицание жесткой формы самоизоляции Японии содержится и в трудах современных японских ученых, детально исследовавших эту проблему.^[6]

Здесь же необходимо отметить, что борьба государства с рецепцией не только права, но и других культурных ценностей вообще оканчивается полнейшим провалом для такого государства, деградацией общества. Указанный факт можно проиллюстрировать ситуацией, сложившейся в ходе Иранской революции 1979 г., когда мусульманский мир стал видеть реальную угрозу исламу со стороны Запада, насаждающего свои модели поведения. Причины отставания исламского мира от Запада видятся мусульманами в том, что они отошли от «истинного» ислама, поэтому усиливается влияние фундаменталистских идей, происходит полное неприятие западного пути развития и, как следствие, призыв к установлению исламского правления^[7]. Это приводит к феномену «политизации» ислама ^[8] и, как следствие, к демонстративному отторжению навязываемых к рецепции правовых институтов.

Но, принципиально отвергая западное влияние, модернизированное Иранское государство, тем не менее, вынужденно «говорит» на языке западной демократии. В политике этого исламского государства выделяется принцип верховенства закона. Его использование обосновывается следующим образом: «Исходя из того, что вопросы обеспечения национального единства зависят от неукоснительного соблюдения законов, религиозная демократия также не может интерпретироваться путем нарушения закона, которым определены принципиальные рамки исламского строя. При религиозной демократии никто и ничто не может ставиться выше закона. В ИРИ каждый индивид и все члены общества на равных основаниях обязаны неукоснительно соблюдать законы, одобренные шариатом и народными избранниками. Согласно ст. 107 конституции ИРИ, лидер страны наряду с другими гражданами страны равен перед законом. Лидер страны считает Конституцию нашим великим национальным, религиозным и революционным обетом». ^[9]

Можно ли говорить здесь о рецепции идей западной традиции права? Конечно же да, только сами идеи здесь «обернуты» в местную традиционную оболочку, понятную и доступную обществу в целом. А это, в свою очередь, приводит к качественному усвоению заимствованных правовых идей обществом.

Так, несмотря на радикальный, антизападный характер революции 1979г., исламское право Ирана большей частью кодифицировано по западным образцам. Иранские судьи даже в вопросах семейно-бытовых отношений ищут компромисс между фикхом, шариатом и гражданским кодексом. Да и в словаре Исламской революции находим совершенно современные понятия: революция и парламент, республика и выборы, конституция и разделение властей. Бывший президент Исламской Республики Иран Хатами объяснял, что обращение к истокам не означает возврата к прошлому – это было бы явным регрессом, – оно «необходимо для выявления сути нашей идентичности, а также для рациональной критики прошлого, чтобы в нем найти необходимую поддержку в настоящем и в процветающем будущем». ^[10]

Кстати, и представители религиозных систем также не очень охотно признают наличие рецепции, а зачастую и категорически отвергают саму ее возможность в силу определенного консерватизма. Так, виднейший представитель иудаизма раввин доктор Й. Герц, рассматривая возможность рецепции правовых институтов из вавилонского права в иудейское, убежденно отрицает саму такую возможность, несмотря на факт выявления исследованиями 24 аналогий и параллелей между законами Торы и законами Кодекса Хаммурапи. Он считает, что если бы такая рецепция была, то была бы заимствована в первую очередь правовая терминология кодекса Хаммурапи, ведь более высокая культура всегда вынуждает носителей менее развитой культуры пользоваться ее достижениями и, прежде всего, это касается разговорного языка. ^[11] Хотя другой, уже современный еврейский исследователь, Менахем Элон, все же признает такую рецепцию возможной в иудейское право. Он отмечает, что взаимное влияние правовых систем имело место, и нет сомнения, что в разные времена и в разных диаспорах еврейское право заимствовало некоторые элементы судебных систем тех стран, где жили евреи. Надо сказать, что знатоки Галахи хорошо знали законы этих стран и в некоторых случаях даже рекомендовали заимствовать из чужого права то, что им казалось разумным и приемлемым. Когда какой-либо элемент чужеземного права заимствовался еврейским правом, он в нем как бы «переваривался», таким образом, чтобы соответствовать принципам и тенденциям еврейского права». ^[12]

В свою очередь, еврейская правовая традиция влияла на становление мусульманского права в первое столетие после возникновения ислама (VII-VIII вв.). Доказательством тому служит распространения такого литературного жанра, как «сказания пророка» (ар. Кысаc ан-набиа), другое название которых «исраилят» (израильские) говорит об их еврейском происхождении. Существование хадисов, объясняющих такие установления, как побивания камнями за адюльтер, число ежедневных молитв, пост в день Ашура, не могут быть выведены на основании текста Корана, но восходят к еврейскому источнику - Танаху. Однако с X в. еврейская правовая мысль уже сама начала воспринимать идеи мусульманских правовых школ. ^[13]

Иными словами, рецепция находит свое применение во всех аспектах человеческого бытия. Призывы к отказу от рецепции достижений других цивилизаций является путем к деградации общественной жизни. Удивительно, но именно к этому призывают так называемые русские националисты. Программа Народной Национальной Партии требует скорейшего уничтожения в России римского права: «В России – русское право вместо римского». ^[14] Известный политический деятель русского движения А.Н. Савельев убежден в необходимости существования именно «русского права»: «Не просто «право», а «русское право». ^[15] Причем понятие «русское право» в силу невозможности определения не конкретизируется.

Показательно, что и лидер национал-социализма А. Гитлер во время своего управления Германией также выступал против использования римского права, утверждая в программе НСДАП, что в Германии германское право заменит римское. Тем самым утверждалось построение своего, особенного от всех правовых систем, нацистского права. Однако, несмотря на такое отрицание ценности римского права, его режим широко использовал в идеологических целях основную атрибутику древнеримской империи, устанавливая преемственность с Древним Римом. Было сохранено и частное право, основанное на пандектном праве (т.е. по сути – на римском праве). Таким образом, отказ от рецепции – это политико-правовой миф, направленный на сплочение общества под лозунгом сохранения правовых традиций. Этот миф необходим, но реальность такова, что миф всегда остается только мифом.

Зачастую, исходя из государственной идеологии, отрицается либо скрывается сам факт рецепции. Здесь интересна рецепция правовых идей римского права в право СССР, в котором в принципе отрицалось всякое заимствование из права капиталистических, а уж тем более рабовладельческих правовых систем. Советскими учеными подчеркивалась невозможность рецепции в социалистической системе права буржуазный институтов, так как «основная зависимость права от экономического базиса приводит к пониманию того, почему невозможна рецепция социалистического права буржуазным государством и наоборот. Рецепция предполагает, прежде всего, что реципируемое государство принадлежит к тому же типу, к какому относится реципируемое право». ^[16]

Применение в советском гражданском праве большинства институтов римского права приводило также к стандартным объяснениям, наподобие: «Постановления о юридических сделках в наименьшей степени связаны с индивидуальными особенностями места и времени – они наиболее абстрактны и потому в своей основе остаются неизменными на протяжении тысячелетий от римского права до ГК РСФСР». ^[17]

Постановление от 7.08.1932 г. об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и укреплении общественной (социалистической) собственности определяло в русле римского права, что общественная собственность является основой советского строя, «священной и неприкосновенной, и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа». ^[18]

Рассматривая собственность в римско-правовом духе как «священную и неприкосновенную», что уже достаточно непривычно для советского восприятия, известный советский правовед Н.В. Крыленко был вынужден фантазировать в русле советской идеологии: «Вдумайтесь в этот термин, в это слово. Только зубоскал, несерьезный человек или только скрытый классовый враг может смеяться или зубоскалить по поводу того, что мы называем, и законно называем, вот эту собственность, пропитанную потом и кровью, трудом десятков миллионов, представляющих собой накопление труда 15 лет напряженнейшей работы в тяжелейших условиях, только зубоскал может смеяться по поводу того, что мы говорим, что это для нас священная собственность. Священная – это значит самая близкая, самая дорогая, самая святая, если мы вообще не отказались принципиально от употребления этого слова. Ибо она «освящена» кровью, которую рабочий класс и трудящиеся массы пролили, чтобы отстоять свое социалистическое государство и эту общенародную собственность против покушения бандитов международного капитала и остатков прежних эксплуататорских классов старой царской России». ^[19] Такие же обоснования рецепции мы можем найти и в современности.

Рецепция права является универсальным инструментом развития любой правовой системы. Особый интерес представляет феномен полномасштабной рецепции, который позволяет решать глобальные задачи, связанные с внешними и внутренними вызовами государственности. Одним из таких вызовов является кризис государственности, связанный с необходимостью модернизации. Такая необходимость может быть связана с внешней угрозой не только военного, но и экономического характера.

Полномасштабная рецепция права в рамках правовых преобразований становится возможной в результате государственно-правового кризиса. В сущности ее можно определить именно как «кризисную» модель рецепции. Это обусловлено тем, что в такие моменты возникает определенный тип сознания, основывающийся на мифах, в том числе и правовых.

Кризис в общественно-политической жизни как следствие ведет к разрушению сложившегося правового менталитета и принудительной адаптации населения к новым политическим реалиям. Возникает своеобразная «кризисная» ментальность, отражающая дезинтегрированное массовое сознание, которое приобретает потокообразный, неустойчивый (лабильный) характер. Кризисная ментальность содержит в себе элементы, отрицательно влияющие на социальную активность населения, создает политическую нестабильность в обществе, подготавливает почву для всякого рода экстремистско-популистских экспериментов ^[20] и, конечно же, для полномасштабной рецепции иностранного права.

Иными словами, если существуют кризисные общественные явления, то возникает и «спасительная» идея полного или частичного отказа от своего исторического правового прошлого с активным использованием рецепции иностранного права, и наоборот, если в истории права выявляется факт полномасштабной добровольной рецепции, то ее предпосылки можно найти только в государственно-правовом кризисе. Кризисные явления могут возникать как по вине собственной государственной власти, так и со стороны иностранной державы. Ситуация с проигрышем СССР «Холодной войны» наглядно показывает что может реализоваться ситуация когда идут совместные усилия по развалу государства как изнутри, так и извне. Создание такой ситуации – основа любой современной цветочной революции.

Как справедливо отмечает А. Каменский, понятия «кризис» и «радикальные реформы» взаимообусловлены. ^[21]

Известно, что большинство древнейших реформ (Телепинуса в Хеттском царстве, Эхнатона в Египте, Иосии в Иудее и др.) являются закономерным следствием конфликтов, носящих социально-политический характер либо социально-экономических и политических кризисов. Проводимые же центральной властью преобразования являются лишь методом разрешения конфликта или выхода из кризиса. ^[22]

Но не только кризисные явления служат основой для полномасштабной рецепции. Активные попытки войти в состав современной цивилизации, провозглашение себя современным государством продиктованы не только и не столько попыткой доступа к различным политическим и экономическим благам, но и опасением внешней агрессии. Такая опасность зачастую приводит к рецепции разнообразных элементов иностранной культуры, способствующей быстрейшему выходу из политического, правового и экономического кризиса.

Достаточно ярким примером может служить рецепция в 1868г. в Японии, где в результате угрозы внешней агрессии был взят курс на отказ от политической самоизоляции и на рецепцию лучших достижений западной культуры. Спешно организованное временное правительство в обращении к микадо обосновала рецепцию так: «… Мы испытываем некоторую тревогу при мысли о том, что могли бы последовать дурному примеру китайцев, которые одних себя считали великими и достойными уважения, а на иностранцев смотрели немногим лучше, чем на зверей, а, в конце концов, стали терпеть от этих самых иностранцев и должны были подчиниться им же. <…> До сих пор наша империя держалась в отдалении от других стран и не имела понятия о силах внешнего Мира, мы думали только о том, чтобы причинять себе как можно меньше беспокойства, и в своем попятном движении мы рисковали быть завоеванными иностранцами». ^[23]

В ответ японский император дал обещание, что «отжившие методы и обычаи будут уничтожены, и нация пойдет по великому пути неба и земли», что «познания будут заимствоваться у всех наций мира, и Империя достигнет высшей степени расцвета». ^[24] В результате основательной модернизации японское государство стало конкурентоспособным Западу и смогло победить в русско-японской войне, противостояв мощной, индустриально развитой Российской империи.

Угрозой внешней агрессии можно объяснить и полномасштабную модернизацию Российской империи на основе рецепции западной культуры в XVIII в. Артикулы Воинские 1716 г. представляли собой точный перевод военных артикулов шведского короля Густава-Адольфа 1621-1632 гг., законов императора Леопольда I, датского короля Христиана V, французских ордонансов и регламентов. ^[25]

Этот военный фактор модернизации в истории России играл определяющую роль. Сама страна – в ее огромных территориальных границах – формировалась в противостоянии постоянному внешнему давлению и периодической агрессии. Поэтому, пока крепостническая абсолютистская Россия громила «передовых» шведов при Петре I, турок при Екатерине Великой и самую «передовую» наполеоновскую Францию, не возникало вопроса, льются пушки на казенных или на частных заводах, руками наемных рабочих или крепостных. ^[26] Так же не возникало вопросов и в отношении заимствований иностранных правовых институтов. Для модернизации выбиралось только самое необходимое, эффективно работающее в российских условиях.^[27]

При анализе и оценке модернизационных проектов прошлого и настоящего, основанных на полномасштабной рецепции западного права, важно видеть истинные мотивы их разработки, те вызовы, на которые они реально отвечали. Например, следует осознать, что советская модернизация 30-х годов осуществлялась перед лицом остро ощущаемой угрозы иностранной интервенции. Именно в результате такого самоощущения широких слоев общества и, одновременно, сверхмобилизационных устремлений власти советская модернизация велась так, как если бы война уже шла, методами военного времени. Такое понимание позволяет иначе оценивать те издержки, на которые было готово идти и шло на деле советское общество. ^[28]

Рассматривая советскую модернизацию тридцатых годов, необходимо иметь ввиду, что в это время была заложена социальная, экономическая, политическая, государственная и правовая системы, которые в своей совокупности позволили советской политической системе эффективно ответить на внешние угрозы, которые могли привести к тотальному уничтожению советского общества. Нацистская Германия планировала уничтожить большинство населения СССР как неполноценную расу, а оставшуюся часть разместить в резервациях как рабочую силу. США уже в 1946 г. планировали атомные бомбардировки всех крупных городов, в которых проживала треть населения СССР. Эти примеры показывают возможную судьбу российской цивилизации во второй трети XX века, если бы не была проведена глубокая качественная модернизация советского государства на основе ценностей российской цивилизации и ее политической культуры. ^[29]

Конечно, можно по- разному относиться к недавнему советскому прошлому. Но факт остается фактом: Россия (в облике СССР) к середине ХХв. была единственной страной в мире, которая осуществила модернизацию, не попав в зависимость от Запада, соединив коллективистскую ценностную парадигму с парадигмой модерна^[30], так как все успешные современные модернизации, проведенные на основе рецепции западного права, жестко привязывают такого реципиента к донору. Примером этого явления может служить современная Япония.

Ключевым фактором при модернизации является опора на ментальность населения. Он играет достаточно эффективную роль во всех удавшихся модернизациях. В таких странах закономерно растет национальное сознание. Если такого сознания нет (как в России) – налицо отсутствие модернизации как таковой. В литературе отмечается «парадоксальность» советской модернизации в том, что она осуществлялась на традиционалистской основе, приобретала формы и идеологическое оформление, созвучное настроениям и ценностям традиционного российского общества, и вела к форсированной трансформации и ломке традиционализма в значительной мере под лозунгами его сохранения.^[31]

Типичным примером является Корея, где население вследствие модернизации со стороны внешних сил не вестернизировалось, а «кореизировались», т.е. наполнилось национальным содержанием. ^[32] Аналогичные процессы прослеживаются и в оккупированной США Японии. Известен факт, что формирование современной политической системы Японии под руководством США не привело к идентичности ее политической системы американской. Японская система имеет целый ряд особенностей, в том числе наличие доминантной партии с несколькими фракциями, традицию семейственности (на выборах в палату представителей в 1996 г. из 500 мест 122 перешли сыновьям, деверьям, зятьям и внукам прежних депутатов). ^[33]

Примером опоры на исторические корни представляет Китай. Известно, что государственная идеология Китая в современный период модернизации опирается на лозунг Мао Цзэдуна: «Использовать древность во благо современности». Другой китайский лидер, Дэн Сяопин, определил цель модернизации китайского государства так: «целью социализма с китайской спецификой является достижение к 2000 г. уровня среднезажиточного общества», связав его с построением «могущественного государства». Им были разработаны основные принципы модернизации, являющиеся ключевыми для современного Китая:

- ориентация на национальные традиции и особенности Китая при строительстве социализма;

- борьба с догматизмом: практика – критерий истины;

- первоочередное внимание на развитие науки и техники;

- ориентация на длительный характер общественных реформ (что связано с экономической и культурной отсталостью страны);

- особый акцент на развитии экономики и производительных сил;

- использование рыночной экономики при общих социалистических принципах управления;

- создание специальных экономических зон как средства привлечения иностранного капитала и передовых технологий;

- принцип политической открытости для внешнего мира.

Современные китайские политики подчеркивают, что главная задача китайского социализма – полномасштабная модернизация при сохранении жизнестойкости одной из древнейших цивилизаций на Земле. Китай лишь использует социалистические методы, рассматривая их не как социальную модель общества, а как своеобразную форму, ускоряющую модернизацию страны. ^[34]

Конечно, такая модернизация вовсе не исключает саму рецепцию права, а, наоборот, всячески поощряет эффективное заимствование, но в русле китайской национальной специфики. По мнению А.В. Виноградова, социализм с китайской спецификой представляет собой мобилизационную модель социально-исторического развития, избранную китайской цивилизацией для овладения западными методами в целях преодоления разрыва в уровне развития. Использование опыта европейского развития ограничено не только социально-экономическими условиями, но и в не меньшей степени социокультурными традициями.^[35] Поэтому России китайский опыт, к сожалению, практически бесполезен. Результатом успешности этой всесторонней модернизации государства, как предполагают аналитики США, будет «появление региональной великой державы» – полностью модернизированного Китая – к 2015 г. ^[36]

Известно, что идея высвобождает гигантскую энергию. Она может подвигнуть человека на нерациональные поступки, противоречащие земной логике. Только идея дает место для всех видов подвига – интеллектуального, военного, творческого и прочих. ^[37] Поддержка населением модернизации является необходимым условием успешности модернизации. Советская модернизация является достаточно характерным примером этого. Так, известно, что в проведении коллективизации активно участвовали не только сами крестьяне, но и промышленные рабочие. Более 25 тысяч рабочих в конце 1929-начале 1930 г. добровольно выехали в деревню, чтобы принять участие в колхозном строительстве. Не успела закончиться отправка «двадцатипятитысячников», как среди рабочих в конце января 1930г. родилось новое движение. Рабочие Москвы предложили Моссовету «взять на себя инициативу в посылке членов Моссовета и районных Советов Москвы в сельсоветы и в первую очередь в Советы районов сплошной коллективизации» и вызвать на социалистическое соревнование городские Советы столиц союзных республик и Ленинграда. Эта инициатива быстро распространилась по стране. Учитывая это, Президиум ЦИК Союза ССР издал 16 февраля 1930г. постановление «О Мобилизации членов городских Советов на руководящую работу в сельских Советах и районных исполнительных комитетах в районах сплошной коллективизации». Было решено послать 7,2 тыс. квалифицированных советских работников на срок не менее одного года. ^[38]

Трудно забыть энтузиазм перестроечных лет, когда российское общество, поверив лозунгам советской политической элиты, стало активно принимать участие в политико-правовых процессах строительства новой государственности. В результате проявившегося обмана доверие к такому государству практически исчезло. Оно еще держится за счет определенных манипуляционных технологий, что тактически спасает от проявляющихся кризисных моментов. Но – только тактически. Стратегически ситуация ухудшается с каждым днем, с каждым политическим скандалом, связанным с нежеланием политической элиты соответствовать своему статусу. Это – основа любой цветочной революции, конечным итогом которой станет гибель тысячелетней российской государственности.