Гипотеза об экстрасоматической природе памяти

Иванов Евгений Михайлович кандидат философских наук доцент, Национальный исследовательский Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского 4100009, Россия, Саратовская область, г. Саратов, ул. Мельничная, 19а Ivanov Evgenii Mikhailovich PhD in Philosophy associate professor of the Department of Theology and Religious Studies at Saratov Chernyshevsky State University 4100009, Russia, Saratovskaya oblast', g. Saratov, ul. Mel'nichnaya, 19a mikroprozop58@mail.ru Другие публикации этого автора

Одна из центральных догм современной нейронауки гласит: долговременная память человека и животных есть не что иное, как информации об их индивидуальном прошлом, записанная на неком физическом носителе, локализованном внутри головного мозга. С этой точки зрения запись информации в нашей памяти осуществляется в принципиальном плане таким же образом, как, например, запись информации на электронном носителе: как фиксация следов прошлых событий, локализованных физически, однако, в настоящем и, следовательно, имеющая к прошлому как таковому лишь косвенное отношение. Мы, таким образом, вспоминаем не прошлое (доступ к нему абсолютно закрыт), но лишь его следы, локализованные в настоящем.

В данной статье мы попытаемся обосновать альтернативную гипотезу о природе памяти, согласно которой, по крайней мере некоторая часть долговременной памяти существует не в виде актуально существующей в мозге энграммы (записи), а существует в форме прямого доступа к прошлому (в виде прошлых состояний мозга или сознания). В этом случае, очевидно, соответствующая часть информации о прошлом в актуальном состоянии мозга не хранится (информация о прошлом считывается непосредственно из прошлого) и, значит, мы можем говорить об экстрасоматической (внетелесной) природе данной составляющей долговременной памяти.

Данная гипотеза о механизме памяти как о некой форме прямого доступа к прошлому, конечно, не нова. Еще в конце 19 века Анри Бергсон предложил подобный способ объяснения функционирования одной из компонент долговременной памяти, которую он назвал «память духа», в своей работе «Материя и память» (1897 г.) ^[1]. Память духа, по Бергсону, - это воспоминания о событиях личной жизни, т.е. биографическая память, обладающая явной временной соотнесенностью (все события личной жизни вспоминаются как относимые к тому или иному конкретному отрезку прошлого). В современной психологии бергсоновское понятие «память духа» соответствует понятию «эпизодическая память».

По Бергсону, помимо «памяти духа», которая имеет «экстрасоматическую» природу (т.к. извлекается путем непосредственного созерцания прошлого), существует и «память тела», которая, напротив, существует как запись прошлого, существующая в настоящем, т.е. как информация «записанная» на некотором нейробиологическом субстрате. Примером «памяти тела» могут служить выработанные многократными упражнениями инструментальные навыки у людей и животных, условные рефлексы и их сочетания (динамические стереотипы). Эти формы памяти не несут какого-либо «временного отпечатка». Важное отличие «памяти тела» от «памяти духа», по Бергсону, заключается в том, что первая форма памяти предполагает необходимость многократных повторений стимулов и (или) действий индивида, для обеспечения прочного долговременного хранения навыка или рефлекса, тогда как вторая («память духа») такого рода повторений не требует: для того, чтобы события личной биографии было «запечатлено» в нашей памяти достаточно его однократного проживания субъектом.

Философским обоснованием гипотезы существования «экстрасоматической» «памяти духа» у Бергсона является его интуитивистская теория познания, согласно которой чувственное восприятие трактуется не как «отражение объективной реальности в сознании», а как «прямой доступ к самим вещам в подлиннике». Эта идея, в свою очередь, появилась как способ преодоления гносеологических парадоксов, вытекающих из «классической» репрезентативной теории восприятия (в рамках этой теории возникал неразрешимый вопрос: каким образом мы вообще способны выработать идею внеположной нам реальности, если все, что мы имеем в восприятии и мышлении – есть лишь состояния нашего собственного сознания). Экстрасоматический механизм «памяти духа», очевидно, понадобился Бергсону для того, чтобы распространить его теорию «прямого знания» также и на память. Поскольку прошлых событий в настоящем уже не существует, то нерепрезентативный характер памяти можно истолковать лишь как прямой («через время») доступ к подлинным событиям прошлого.

Убедительность теории памяти Бергсона зависит от того, принимаем ли мы или же нет его интуитивистскую теорию познанию. (Заметим, однако, что Бергсон использовал в своей работе не только философские аргументы, но и опирался на известные в то время данные нарождающейся нейропсихологии). С нашей точки зрения интуитивистская модель чувственного познания весьма сомнительна, т.к. явно противоречит известным данным физиологии и психологии чувственного восприятия, которые предполагают репрезентативный характер чувственного доступа к реальности (мы видим не «сами вещи», а их образы или «копии» в нашем чувственном сознании, порожденные сложным, опосредованным нейрофизиологическим процессом). Те же гносеологические проблемы, решение которых потребовало введение понятия о прямом доступе к реальности на уровне чувственного восприятия, могут быть эффективно решены иным, более традиционным путем – мы можем, например, в духе платонизма, постулировать «прямой доступ к реальности» не на чувственном, а на свехчувственном, интеллектуальном уровне познания (мы видим образы вещей, но мыслим «сами вещи»).

Если чувственное восприятие носит опосредованный характер, то, очевидно, таков же и характер памяти – мы помним в чувственном плане не сами вещи, но их субъективные образы. Следовательно гипотезу о существовании «экстрасоматической» памяти работающей по принципу «прямого доступа к прошлому» нужно сформулировать иначе: память не есть прямой доступ к прошлому бытию предметов внешнего мира, но есть некая форма прямого доступа к прошлым состояниям нашего собственного сознания. С этой точки зрения сознание обладает фундаментальным свойством нелокальности во времени. Только лишь чувственные состояния сознания, вызванные сенсорной стимуляцией, локализованы в неком небольшом по протяженности отрезке времени, который мы называем «настоящее время», «то, что происходит сейчас». Однако, в сфере сверхчувственной (смысловой, мыслительной), сознание свободно выходит за рамки «сейчас» и способно, в частности, напрямую обращаться к своим собственным прошлым как чувственным, так и смысловым переживаниям, прямо «считывать» информацию из прошлого и в той или иной форме переносить ее в настоящее. Ясно, что такого рода память не нуждается в каком-либо актуально существующем материальном носителе и, следовательно, существует «экстрасоматически» по отношению к актуальному состоянию нашего мозга и нервной системы в целом. Наше сознание, в этом случае, как бы содержит в себе некую «машину времени», позволяющую путешествовать в собственное прошлое и созерцать прошлые состояния собственного сознания «в подлиннике», а не в виде неких «записей», существующей в настоящем. Воспоминания, как таковые, конечно, локализованы в настоящем (в том моменте времени, в котором мы осуществляем процесс припоминания), но сама информация, извлекаемая воспоминанием, хранится в прошлом, а не в настоящем, и, значит, находится за пределами актуального состояния нашего тела и мозга.

Ясно, что эта гипотеза весьма нетривиальна и требует тщательного обоснования. Ниже мы рассмотрим целый ряд аргументов в пользу этой гипотезы. Мы начнем с анализа данных психологии и нейробиологии, касающихся вопроса о механизмах памяти, затем рассмотрим философские основания гипотезы «эстрасоматической памяти» и в конце работы рассмотрим возможные механизмы работы такой памяти, опираясь при этом на квантовомеханическую картину реальности и гипотезу «сознания в квантовом мире», которую мы развивали в ряде наших публикаций ^[2,3].

Строгим доказательством того, что психическая память о прошлом может храниться вне мозга (точнее, вне его актуального состояния) было бы, очевидно, открытие таких психологических явлений, которые бы показывали возможность существования памяти на прошлые события, которая функционировала бы вообще без какого-либо материального субстрата – физического носителя этой памяти. Как нам представляется, такого рода явления действительно существуют. Мы имеем в виду такой достаточно изученный в настоящее время феномен, как воспоминания прошлых жизней у детей. Пионером в исследовании этого феномена был американский психиатр Ян Стивенсон (см. ^[4]), который начал изучать воспоминания прошлых жизней у детей еще в 60-е годы прошлого века. За более чем сорокалетний период исследований (Стивенсон умер в 2007 г.) он тщательно исследовал и описал около двух тысяч подобных случаев (как он их называл) «возможной реинкарнации у детей» в возрасте от трех до семи лет. По его данным, дети в некоторых случаях могли описать до 400 проверяемых событий, которые они относили к собственной прошлой жизни в другом теле. Они узнавали своих бывших родственников, правильно называли на фотографиях имена людей, знакомых «по прошлой жизни», показывали места, где они «жили в прошлой жизни» и т.п. Если к этим исследованиям (а проводили подобные исследования не одни Стивенсон, но и ряд других, независимых от него ученых (см. ^[4])), подойти непредвзято и признать их научную состоятельность, то следует, также, признать, что даже если эти случаи и не доказывают существование реинкарнации, то они, по крайней мере, показывают возможность существования долгосрочного хранения воспоминаний не основанного на сохранении каких-либо физических «энграмм». То есть эти исследования прямо показывают возможность существования «экстрасоматической» памяти.

Обратимся теперь к вопросу: не противоречит ли гипотеза существования механизма «экстрасоматической памяти» данным нейробиологии и что вообще эта наука говорит нам о возможных биологических механизмах запоминания. Представители нейронаук в настоящее время нередко заявляют, что они уже открыли вполне материальный, локализованный в нейрональных синаптических структурах механизм, обеспечивающий долгосрочное запоминание как у животных, так и у человека. Прежде всего, здесь ссылаются на работы Э. Кандела и его сотрудников ^[5], изучавших синаптическую пластичность нейронов голожаберного моллюска аплизии. Кандел и его сотрудники вначале исследовали модификации защитного рефлекса, сохраняющиеся на протяжении минут или часов — соответствующие кратковременной памяти. Было установлено, что в основе этой формы пластичности лежит усиленный вход ионов кальция в клетку, который повышает выделение нейромедиатора сенсорным нейроном при каждом нервном импульсе и, таким образом, усиливает оборонительную реакцию. Более продолжительные, повторяющиеся стимулы формировали у моллюска подобие долговременной памяти, которая могла сохраняться дни и даже недели. Повторяющиеся стимулы увеличивали содержание в клетке цАМФ и активировали фермент протеинкиназа А. Далее происходило фосфорилирование определенных белков, так называемых транскрипционных факторов, в ядре нервной клетки, и т.о менялась активность ряда генов. В результате увеличивался синтез некоторых белков, а синтез других уменьшается. Воздействие оказывалось на гены, которые кодируют белки, участвующие в построении и функционировании синапсов. Благодаря данным молекулярным процесса изменялась функция, а также и форма синапсов, что вело к долговременным изменениям синаптической эффективности, и т.о. приводило к долговременной модификаций защитного рефлекса у аплизии.

Подобный механизм запоминания позже были обнаружен у млекопитающих. С большой вероятностью можно утверждать, что он существует и у человека. Но, однако, возникает вопрос: является ли этот механизм достаточным, во-первых, для того, чтобы обеспечить прочное сохранение информации в течение десятилетий (что характерно для эпизодической памяти человека), во-вторых, достаточным для обеспечения необходимой человеку емкости долговременной памяти. Кроме того, необходимо выяснить, не имеется ли иной механизм долгосрочного запоминания не связанный с какими-либо структурными изменениями в мозге.

Рассмотрим вначале вопрос о прочности записи информации с помощью исследованного Канделом механизма синаптической пластичности. Исследования Кандела показывают, что изменения активности синапсов сохраняются максимум несколько недель, затем, при отсутствии повторной стимуляции, эффективность синапса возвращается к исходному уровню. То есть изменения синаптической пластичности вполне обратимы, что, безусловно, поведенчески оправдано. Подобный механизм вполне может обеспечить выработку, сохранение на несколько недель и, затем угашение условных рефлексов, но вряд ли может объяснить характерную для человека способность десятилетиями сохранять достаточно яркие воспоминания о событиях прошлого.

Поскольку синаптическая пластичность обратима и не обеспечивает длительного хранения информации, было высказано предположение о существовании другого, более надежного и устойчивого механизма запоминания. Таковым может быть механизм образования новых синапсов и синаптических коллатералей. Такой механизм, видимо, действительно существует. Исследования показывают, что процесс обучения у млекопитающих связан с образованием большого числа новых синаптических соединений между нейронам в тех мозговых структурах, которые были задействованы в процессе обучения. Правда большая часть этих новообразованных связей затем разрушается, но некоторая их часть сохраняется достаточно длительное время ^[6].

Однако, все же сомнительно, что образование новых межнейронных связей способно обеспечить сохранность воспоминаний на протяжении многих десятилетий. Известно, что в мозге взрослых животных и людей происходят постоянные перестройки синаптических контактов между нейронами. Идет постоянный процесс образования новых синапсов и разрушения старых. По некоторым оценкам ^[7], в коре головного мозга человека каждые сутки создается около 800 миллионов новых синапсов и примерно такое же их число разрушается. Если учесть, что в коре примерно 10¹⁰ нейронов и, соответственно, примерно 10¹³ синапсов, то можно подсчитать, что большая их часть будет уничтожена и заменена другими синапсами примерно за 35 лет. Однако даже в пожилом возрасте, как правило, сохраняются достаточно яркие воспоминания о событиях детства (иногда их яркость в позднем возрасте даже увеличивается). Кроме того, существуют факты, которые говорят в пользу предположения, что вообще вся сенсорная информация, когда-либо поступавшая в наш мозг, фиксируется в нашей памяти в неизменной форме и хранится до конца нашей жизни и, значит, никакого абсолютного забывания (в виде необратимой потери информации) не существует вовсе.

Прежде всего, здесь можно сослаться на описанный еще в 60-х годах У. Пенфилдом и его сотрудниками феномен, названный им «вспышки пережитого» ^[8]. Пенфилд обнаружил, что в некоторых случаях электрическое раздражение (производимое во время нейрохирургической операции) некоторых точек левого полушария в районе средневисочной извилины у больных эпилепсий порождало своеобразное «расщепление» сознания пациента (т.н. «двухколейные переживания»). Больной одновременно осознавал себя на операционном столе и, параллельно, переживал во всех подробностях некоторый отрезок своей прошлой жизни. Так, одна взрослая пациентка увидела себя маленькой девочкой, поющей в церковном хоре, а мужчина-строитель увидел себя на стройке, занятым кладкой кирпичной стены. Пенфилд подчеркивал предельную реалистичность переживаний пациентов: «вспышки пережитого», по словам Пенфилда, напоминали просмотр фильма, в котором заново и в той же временной последовательности воспроизводились прошлые состояния сознания, имевшие место в тот тли иной отдаленный период времени. Существование феномена «вспышек пережитого» позволяет предположить, что весь сенсорный вход с момента рождения и до момента смерти целиком без купюр сохраняется в нашей памяти, а забывание связано не с необратимой потерей информации о прошлом, но лишь с ограничением доступа к этой информации.

В пользу этой гипотезы говорит также факт существования людей, обладающих феноменальной памятью, которая позволяет им с высокой точностью воспроизводить и описывать события и факты отделенного прошлого. Так описанный Р. Лурией обладатель феноменальной памяти С.В. Шерешевский мог точно воспроизвести набор из ста случайно выбранных слов через десять месяцев после их предъявления. При этом тестирование было для него неожиданным, т.е. не было изначальной установки на долгосрочное запоминание ^[9]. Исследования, также, показывают, что даже казалось бы полностью забытые сведения из прошлого можно оживить с помощью гипноза ^[10]. Интересно, что гипноз (а также некоторые другие методы – например односторонний электрошок ^[11]) позволяет не только воскресить забытые воспоминания, но и может даже восстановить прошлые состояния личности человека. Это явление известно как «хронологическая регрессия». Например, если взрослому человеку внушить в состоянии гипноза, что он сейчас десятилетний ребенок, то он будет вести себя также, как в десять лет: он будет писать тем же почерком, что и в десять лет, воспринимать окружающее с позиции десятилетнего ребенка и т.п. Причем это не притворство, не имитация, а именно воскрешение прошлой, десятилетней личности данного субъекта. В пользу такого заключения говорит тот факт, что при внушении младенческого возраста, не просто имитируются известные взрослому внешние формы поведения младенца, но и оживляются младенческие рефлексы (например, рефлекс Бабинского) которые в норме наблюдаются лишь в раннем младенчестве и о существовании которых большинство взрослых людей даже не подозревает.

«Вспышки пережитого», хронологическая регрессия, а также такой феномен, как ретроградная амнезия (потеря доступа к эпизодической памяти (как правило, обратимая), связанной с определенным временным промежутком прошлого), - все эти феномены указывают на жесткую привязку воспоминаний к временной шкале. Этот факт очень сложно объяснить с натуралистической точки зрения, т.е. рассматривая память как совокупность «энграмм», поскольку не понятен «биологический смысл» такой временной соотнесенности воспоминаний. Ведь на практике мы имеем лишь ограниченную способность соотносить наши воспоминания с определенными временными отрезками. Но если память работает по механизму «прямого доступа к прошлому», то такая временная привязка воспоминаний совершенно необходима – она является просто следствием реальной локализации воспоминаний в прошлом.

Если в соответствии с изложенными выше фактами допустить, что в нашей памяти содержится запись полного сенсорного входа, полученного нами в течение всей нашей жизни, то естественно возникает вопрос: способен ли описанный выше механизм синаптической пластичности, а также механизм новообразования синапсов обеспечить такой огромный объем запоминания? Объем поступающий в мозг сенсорной информации (например, через орган зрения – дающий более 90 процентов сенсорного входа) можно оценить, зная такие величины, как размеры сенсорного поля (например, поля зрения), разрешающую способность сенсорного органа (для зрения – порядка одной угловой минуты), инерционность восприятия, количество бит необходимых для кодирования одного элемента сенсорного поля. Пропускная способность зрительного анализатора оценивается величиной10⁸ -10⁹ бит /сек (Такое количество информации необходимо для того, чтобы в нашем сознании возникла та четкая и детализированная цветная «картинка» с разрешением одну угловую минуту, которую мы непосредственно зрительно воспринимаем, с учетом того, что она обновляется примерно 24 раз в секунду и, кроме того на кодирование одного «пикселя» (учет параметров цвета, яркости) требуется 16 бит). Таким образом, за 60 лет только суммарный зрительный вход дает величину порядка 10¹⁷- 10¹⁸ бит. (Это число соответствует оценке данной Д. Вулдриджом ^[12]. Дж. фон Нейман давал значительно большую оценку – 2 ^.10²⁰ бит ^[13]).

Если предположить, что долговременная память «записана» в виде «рисунка» синаптических связей между нейронами мозга, то информационная нагрузка на один синапс представляется непомерно высокой. Общее количество синапсов в мозге равно примерно 10¹³ – 10¹⁴, что при оценке суммарного объема зрительного входа 10¹⁷ за 60 лет дает информационную нагрузку на один синапс порядка 10³- 10⁴ бит. Представляется невероятным, чтобы один синапс мог хранить в течение десятилетий порядка тысячи бит информации. Нейрофизиологические исследования (основанные на оценке информационной емкости слуховой коры) показывают, что для запоминания 1 бит информации необходимо задействовать примерно 10 нейронов ^[14], так что максимальный объем информации, которую можно записать путем модификации синаптического аппарата нервных клеток, не превышает, видимо, величины 10⁹- 10¹⁰ бит (но примерно такой объем информации мы получаем за 10-100 секунд только через зрительный анализатор).

Ввиду сказанного, существование «экстрасоматического» механизма запоминания, не связанного с модификацией синаптических связей, уже не кажется чем-то невероятным. Конечно, чисто «технически» мозг мог бы обеспечить запись подобного объема информации (порядка 10¹⁷ бит), например, если бы для записи использовались макромолекулы (так молекула ДНК, локализованная в каждой клетке, имеет потенциальную информационную емкость порядка 10¹⁰ бит). Но нет оснований думать, что такой механизм запоминания реально используется.

Вместе с тем, имеются некоторые экспериментальные данные, которые указывают на возможность запечатления и сохранения информации в долговременной памяти без каких-либо структурных изменениях в нервных клетках. Заметим, прежде всего, что классические, восходящие к работам Д. Хебба представления о работе памяти оказались существенно поколеблены в последнее время. По Хеббу, процесс запоминания делится на две стадии: стадию кратковременной памяти, которая обеспечивается посредством реверберации нервных импульсов в нервной сети, и стадию консолидации, которая связана с изменением связей между нейронами (изменения продуктивности синапсов, образование новых синапсов и коллетералей), что предполагает серьезные биохимические перестройки, связанные с синтезом белков. Ранние эксперименты с электрошоком и подавлением синтеза белка во время обучения – вроде бы подтверждали эту модель. И электрошоковое воздействие сразу после сеанса научения, и лекарственное подавление синтеза белка делали обучение невозможным. Однако в последнее время появились данные о возможности восстановления кратковременной памяти, стертой электрошоком или даже гипотермией (охлаждением мозга). Восстановление было, правда, частичное и нестойкое. Но в любом случае, циркулирующий нервный импульс никак не может пережить воздействие, полностью угнетающее электрическую активность мозга. Это означает, что уже на стадии кратковременной памяти существует что-то, что способно пережить «выключение» электрических функций мозга.

Также и хеббовские представления о механизме консолидации памяти не согласуется с рядом надежно установленных экспериментальных данных. В некоторых экспериментах было показано, что долговременная память при некоторых формах обучения оказалась устойчивой к аноксии мозга и действию электрошока [Bolduin, Soltysik, 1965; Squire, 1986]. Полная блокада синтеза белка в головном мозге также не всегда нарушала консолидацию памяти [Laudein et al., 1986; Staubli et all., 1985]. При научении с минимальным интервалом между пробами подавление синтеза белка не нарушало сохранение информации в течение нескольких дней [Tully et all., 1994]. ^[15]. Исходя из того, что подавление синтеза белка в мозге во время научения не всегда нарушает сохранение информации, мы неизбежно приходим к заключению, что существует некая «сверхбыстрая» фаза консолидации долговременной памяти, которая не зависит от реверберации нервных импульсов и не требует участия синтеза белков. Для такой сверхбыстрой консолидации необходимы особые механизмы, которые гипотетически можно отождествить с предполагаемой «экстрасоматической» памятью, осуществляемой непосредственно сознанием, а не мозгом – поскольку этот механизм вообще не требует какой-либо долгосрочной «записи» информации в нервной ткани. Информация здесь может непосредственно извлекаться из прошлых состояний сознания. Эксперименты показывают, что такой «трансцендентный» механизм памяти, вероятно, существует даже уже у животных. Как же объяснить более ранние положительные эксперименты, как будто подтверждающие схему Хебба? Очевидно, у животных и у человека существует несколько различных видов памяти. Существует «имманентная» живому мозгу система памяти, действительно связанная с нейрональной (прежде всего синаптической) пластичностью. Такой механизм, как мы уже отмечали, подробно исследован на беспозвоночных животных, а также в культуре тканей высших животных. Вероятно, он есть и у человека. Это то, что А. Бергсон назвал «памятью тела», а в современной психологии связывается с «процедурной» памятью (память типа условных рефлексов, выработки навыков и т.п.). Но существует и иной, «экстрасоматический» механизм памяти, который у человека, вероятно, соответствует семантической и эпизодической памяти. («Память духа» по Бергсону). Семантическая и эпизодическая формы памяти в полной мере формируются только у человека (хотя, как показывают упомянутые исследования, имеют «прообраз» у животных). Поэтому память человека должна все же качественно отличаться от памяти животных. Косвенно об этом говорит тот факт, что характерные для человека формы нарушения памяти: ретроградную и антероградную амнезию (связанные, вероятно, с нарушением связи мозга с «трасцендентной» памятью) не удается воспроизвести в опытах с животными. Для достижения этой цели безуспешно применяли электрошок, местное электрическое раздражение (например, миндалин), быструю наркотизацию, полную или частичную функциональную декортикацию путем временной обработки коры головного мозга изотоническим раствором КО, сильное охлаждение коры, воздействие ацетилхолинэстеразы и ингибиторов синтеза белков. Известно, что клиническая патология мозга не столкнулась ни разу с явлениями нарушения долговременной памяти при очаговых поражениях мозга. (Амнезию вызывают лишь глобальные воздействия на мозг человека, наподобие сотрясений, электрошока, отравления или даже нервные потрясения). Также и эксперименты с повреждением или функциональным выключением различных (даже весьма значительных по объему) участков мозга животных (как корковых, так и подкорковых) показали, что хотя локальные повреждения мозга значительно замедляют образование новых условных рефлексов, но выработанные до операции рефлексы быстро и даже спонтанно восстанавливаются при первых же испытаниях. Это говорит о том, что оставшиеся сохранными участки мозга не утрачивают опыта обучения, и этот результат не зависит от того, какую структуру разрушали экспериментаторы [16 с 247]). В целом в экспериментах с разрушением частей мозга животных разными исследователями было показано, что не существует критического места повреждения, исключающего вообще доступ к прошлым воспоминаниям. Это означает, что в мозге нет никакого «центра хранения долговременной памяти». Это свойство является общим для человека и животных. Следовательно, и эти данные подтверждают мысль, что и у животных существует некая «экстрасоматическая» компонента памяти. Таким образом, рассмотренные данные показывают, что гипотеза «экстрасоматической» составляющей памяти представляется достаточно обоснованной с точки зрения данных нейробиологии и способна объяснить целый ряд особенностей памяти животных и человека.

Рассмотрим теперь философские аргументы в пользу существования механизма экстрасоматической памяти. Основной для нас аргумент связан с проблемой тождества индивидуального «Я» во времени. Наше повседневное поведение строится на основе презумпции существования индивидуального «Я», тождественного себе на протяжении всей нашей жизни. Я мыслю себя как одного и того же субъекта (личность), существующего непрерывно по крайней мере с момента моего рождения до момента моей смерти. Однако здесь возникает гносеологическая серьезная проблема: каким образом я могу, к примеру, доказать, что я один и тот же субъект, существующий сейчас (в данный момент времени) и, скажем, десять лет назад? Как доказать, что тот человек, который под моим именем и с моей внешностью жил 10 лет назад, действительно был мною (обладал тем же «Я»), а не кем-то другим? Единственным аргументом в пользу моей себетождественности здесь могут служить лишь мои воспоминания о моей прошлой личной жизни, о событиях, которые я тогда пережил. Рассуждают таким образом: если я помню, что происходило десять лет назад, то это доказывает, что я действительно существовал десять лет назад и лично переживал происходящие тогда события – эпизоды моей жизни как тождественный себе субъект. Однако если мы предположим, что наша память есть не что иное, как запись следов прошлого на неком нейробиологическом субстрате (например, в виде «рисунка» синаптических связей между нейронами), то такую память, в принципе, возможно скопировать (например, изучив «рисунок» синаптических связей) и перенести из одного мозга в другой (здесь нас не интересует техническая возможность такого переноса, но лишь то, что такой перенос, в принципе, возможен). В таком случае оказываются принципиально возможными «ложные воспоминания» - я могу помнить о событиях, в которых я реально не участвовал и реально их не переживал. Но в таком случае наличие тех или иных воспоминаний отнюдь не доказывает, что я был свидетелем тех или иных событий и, следовательно, существовал в то время, когда эти события происходили. Таким образом, память, функционирующая как запись информации о прошлом на неком материальном носителе, принципиально не является основанием для признания тождественности моего «Я».

Память может быть основанием для признания существования моего «Я» в прошлом только в том случае, если воспоминания действительно имеют прямое отношение к этому прошлому, а не являются «следами прошлого», существующими лишь в настоящем. То есть, память может служить доказательством себетождественности «Я» только в том случае, если она работает не как механизм сохранения следов прошлого в настоящем, а как механизм прямого доступа к прошлому «в подлиннике», т.е. как способ непосредственного созерцания прошлых состояний моего сознания и переноса результатов этого созерцания из прошлого в настоящее. Иными словами, для того, чтобы память могла служить доказательством себетождественности «Я», она должна быть следствием нелокальности сознания во времени, следствием способности сознания воспринимать свои собственные прошлые состояния.

Можно рассуждать еще и таким образом. Всякая осмысленная идея должна иметь основание в опыте. Какой же опыт может быть основанием осмысленности идей тождественности «Я» во времени? Очевидно, это может быть лишь опыт прямого сравнения прошлого и настоящего «Я». Но это сравнение не возможно, если прошлого уже не существует или если доступ к нему из настоящего полностью закрыт. Таким образом, если идея тождества «Я» во времени осмысленна, то мы должны также признать, что прошлое никуда не исчезает, что оно существует не менее реально, чем настоящее и что сознание имеет прямой доступ к собственному прошлому «через время», т.е. что оно нелокально во времени.

Идея нелокальности сознания во времени, очевидно, несовместима с философским «актуализмом» - представлением о том, что реально существует лишь настоящее, а прошлого и будущего не существует. Здесь мы должны, напротив, признать, что прошлое и будущее существуют не менее реально, чем настоящее, а наша «локализованность» в настоящем связана лишь с особенностями нашего восприятия: мы как бы смотрим на мир через «временную щель», воспринимая лишь ограниченный отрезок временной шкалы, который мы и называем «настоящее время», «сейчас». Нелокальность сознания во времени предполагает, что сознание ограничено этой «временной щелью» лишь на уровне чувственного восприятия, но имеет способность на сверхчувственном (интеллектуальном, смысловом) уровне выходить за пределы «сейчас» и свободно воспринимать прошлое и будущее (последнее воспринимается в системе альтернатив, т.е. как спектр возможных будущих событий). Действительно, поскольку чувственное восприятие явно ограничено рамками «сейчас», то выход за пределы «сейчас» возможен лишь на уровне смыслового, интеллектуального свехчувственного созерцания (см. подробнее ^[3]). Временная нелокальность смысла эмпирически проявляется как наша способность мыслить в качестве единого, целостного объекта протяженные во времени события. Например, мы схватываем как единое смысловое целое содержание протяженного во времени фильма, лекции, концерта и т.п. Если чувственная составляющая сознания локализована во временном отрезке «сейчас», то смысл не имеет временной локализации и способен схватывать содержания, относящиеся непосредственно к прошлому (что и обеспечивает функцию памяти), а также и к будущему (что обеспечивает прогностическую деятельность сознания). Смысл – это как бы «клей», который соединяет наше сознание в единое сверхвременное целое и позволяет утверждать что «Я» - это не текущее состояние сознание, существующее в рамках ограниченного «сейчас», а, напротив, вся совокупность моих прошлых состояний сознания (включая даже возможные прошлые состояния, которые не реализовались), настоящего состояния и всей совокупности возможных будущих состояний моего сознания. Подлинное мое «Я» есть сверхвременной объект, включающий в себя весь потенциально возможный мой опыт, объект, существующий как сверхвременное единство всего моего возможного (потенциально бесконечно разнообразного) опыта. Более подробный анализ проблемы тождества «Я» во времени читатель может найти в другой нашей публикации ^[3]. Здесь нам лишь достаточно констатировать связь проблемы тождества «Я» с пониманием памяти, как механизма «прямого доступа» к прошлому.

У нас остается последний большой вопрос, касающийся возможного механизма функционирования «экстрасоматической» памяти. Реальность существования такого механизма можно обосновать исходя из «квантового подхода» к решению психофизической проблемы, который описали в ряде наших публикаций ^{[2, 3]}. Здесь мы вкратце изложим основные идеи этого подхода и акцентируем его использование для решения проблемы природы памяти. В основе нашей концепции «сознания в квантовом мире» лежит эвереттовская интерпретация квантовой механики ^[17], а также тезис М. Менского, о том, что функционально сознание проявляет себя как процесс селекции квантовой альтернативы, т.е., иными словами, как процесс редукции вектора состояния ^[18].

Особенность эвереттовской интерпретации квантовой механики заключается в отрицании физической реальности процесса редукции волновой функции в процессе измерения. Тезис редукции вводится для объяснения единственности полученного в измерительном эксперименте результата, а также взаимной согласованности последовательных измерений, производимых над одним и тем же квантовым объектом. Если квантовая система изначально находится в суперпозиционном состоянии относительно измеряемой наблюдаемой (т.е. данная наблюдаемая величина в исходном состоянии не имеет определенного значения), то после измерения эта система скачкообразно переходит в одно из собственных состояний оператора измеряемый величины (т.е. в какое-то конкретное состояние, в котором данная величина имеет определенное значение, полученное в результате измерения). Математически это означает, что после измерения мы должны вычеркнуть все те компоненты исходной суперпозиции, которые не соответствуют полученному нами результату измерения. Это вычеркивание и есть процесс редукции вектора состояния. Реальность процесса редукции доказывается последующими измерениями, которые показывают, что квантовая система после первого измерения действительно перешла в состояние, в котором измеренная величина имеет вполне определенное значение.

Отрицание Х. Эвереттом реальности редукции вектора состояния обосновывается тем, что процесс редукции невозможно представить в качестве следствия шредингеровской эволюции вектора состояния. Как показал И. фон Нейман ^[19], взаимодействие квантовой системы и измерительного прибора, описанное с помощью уравнения Шредингера, само по себе не приводит к редукции волновой функции. Напротив, прибор (который в данном случае описывается как квантовая система) в процессе взаимодействия с микрообъектом также переходит в состояние суперпозиции, каждая из компонент которой соответствует одному из возможных результатов измерения. Данный вывод не меняется, если в эту систему квантовый объект+прибор включить человека-наблюдателя, который в данном случае также будет описываться с квантовомеханической т.з., т.е. ему приписывается некая многочастичная волновая функция. Если наблюдатель взаимодействует с прибором (для того, чтобы узнать результат измерения), то согласно шредингеровскому описанию этого взаимодействия, он также перейдет в состояние суперпозиции, где каждый элемент будет соответствовать ситуации восприятия наблюдателем того или иного конкретного исхода данного измерительного эксперимента. Иными словами, наблюдая за показаниями прибора, субъект-наблюдатель, а также вместе с ним и его сознание, как бы «расщепляется» на N экземпляров (N – равно числу членов исходной суперпозиции измеряемого квантового объекта), каждый из которых будет воспринимать один из возможных исходов этого измерительного эксперимента.

Если мы вслед за Эвереттом признаем, что физически никакой редукции вектора состояния не происходит, то нам нужно будет также признать, что наблюдаемая редукция – есть лишь субъективная иллюзия, связанная с тем, что каждый «экземпляр» расщепившегося субъекта-наблюдателя будет воспринимать лишь один из исходов данного измерительного эксперимента и не воспринимать все другие исходы. В теории Эверетта это «расщепление» касается как субъекта, так и окружающего его физического мира. В каждом квантовом измерении, имеющем N исходов, и наблюдатель, и вся Вселенная расщепляются на N экземпляров, и в каждом из этих экземпляров реализуется лишь один конкретный исход данного измерения. Следовательно, все возможные варианты квантового процесса оказываются реализованными и нет необходимости в тезисе редукции волновой функции.

Конечно, трудно поверить, что любое квантовое измерение неким волшебным образом приводит к множественному (в случае непрерывного спектра – к бесконечному) расщеплению как Вселенной, так и наблюдателя. Однако всех этих расщеплений и даже самой возможности для сознания как то воздействовать на квантовые процессы можно легко избежать. Мы можем исключить «расщепление Вселенной» если учтем жестко детерминированный характер шредингеровской эволюции квантовых систем. Поскольку квантовая механика формально применима к любым физическим системам, мы можем ввести понятие «волновая функция Вселенной» (это понятие, в частности, рассматривал в своих работах основоположник квантовой космологии Б. Девитт ^[20]). Если «квантовое состояние Вселенной» задано в некоторый начальный момент времени (соответствующий гипотетическому моменту «зарождения Вселенной) то мы можем, действуя на это состояние с помощью оператора эволюции, экстраполировать его на любой более поздний момент времени. Таким образом, мы получим «волновую функцию Вселенной» определенную в каждый момент времени. Если исключить физическую реальность процессов редукции волновой функции Вселенной, то мы получим некий стационарный объект (назовем его «квантовый кристалл») в котором будут в виде потенций предсуществовать исходы любых квантовых измерений с любыми квантовыми объектами в пределах этой Вселенной. То есть «квантовый кристалл» будет представлять собой «Универсум физически возможного» или «множество всех физически возможных миров». Рассматривая «квантовый кристалл» как нечто реально существующее, мы можем избежать необходимости «расщепления Вселенной» при каждом измерении, поскольку в данном случае Вселенная уже заранее, до всякого измерения содержит в себе все возможные исходы всех возможных измерений. Сознание ничего не должно расщеплять, поскольку «все уже расщеплено до нас», все наблюдаемые возможности уже заранее предсуществуют в составе «квантового кристалл».

Еще проще избежать расщепления субъекта-наблюдателя. Для этого достаточно отказаться от натуралистического тезиса «сознание есть функция мозга» и перейти на позицию дуализма материи и сознания. Если сознание не есть функция мозга и не есть сам мозг, то квантовое «расщепление» мозга отнюдь не влечет такое же «расщепление» сознания. Мы можем в этом случае приписать сознанию одну лишь функцию по отношению к физической реальности – а именно способность к чувственному восприятию этой реальности и исключить всякую возможность реального воздействия сознания на физические процессы. (Последнее необходимо для того, чтобы дуализм материи и сознания не вступал в противоречие с принципом каузальной замкнутости физической реальности). Сознание не может воздействовать на физические процессы, но способно их чувственно воспринимать. Причем чувственное восприятие устроено таким образом, что для любой наблюдаемой величины оно актуализирует для нашего сознания лишь один из возможных вариантов, соответствующий одному из членов изначальной суперпозиции, но не способно воспринять сразу несколько таких вариантов. Таким образом, если мозг в процессе взаимодействия с прибором и микрообъектом «расщепляется» на N компонент (по числу членов исходной суперпозиции микрообъекта), то сознание при этом отнюдь не расщепляется, но воспринимает лишь одну из этих компонент, и, т.о., видит лишь один вполне определенный результат измерительного эксперимента.

Таким образом, в данном случае функция сознания (в соответствии с гипотезой М. Менского) сводится к селекции квантовых альтернатив – сознание выбирает одну из альтернатив, порождает соответствующий этой альтернативе чувственный образ (например, субъект видит, что прибор показал, что квантовая частица полетела налево, а не направо) и, далее запоминает свой выбор таким образом, чтобы последующие чувственные восприятия были согласованы с предыдущими (если мы видим, что в первом эксперименте частица полетела налево, то и восприятие следующего эксперимента с данной частицей также будет соответствовать этому результату). Назовем этот процесс селективного восприятия квантового состояния сознанием «актуализацией квантовой альтернативы». Эта актуализация (тождественная чувственному восприятию данной альтернативы) никакого воздействия на сами физические процессы не оказывает. Все компоненты суперпозиции, которые имели место в начале измерительного процесса, никуда не исчезают и далее эволюционируют в соответствии с уравнением Шредингера. Но, однако, восприятие одной из альтернатив необратимо закрывает для сознания доступ к любым другим альтернативам. Сознание, осуществляя выбор, как бы «помечает» («маркирует») одну из ветвей квантового процесса. Эта «маркировка» на сами физические процессы никакого воздействия не оказывает – всё физически происходит так, как если бы никакого выбора, никакой «маркировки» не существовало. Однако сознание способно при этом воздействовать само на себя. «Маркируя» одну из компонент суперпозиции, оно исключает для себя в будущем любой доступ к немаркированным компонентам (а также к любым «потомкам» немаркированных компонент). Это условие можно назвать условием «самосогласованности» селективного процесса, осуществляемого сознанием. Оно заключается в том, что предыдущие восприятия квантовофизической реальности воздействуют на последующие восприятия, ограничивая их возможный спектр, и, т.о., обеспечивая причинно-следственную согласованность последовательных восприятий одного и того же квантового объекта. Собственно, именно это условие самосогласованности и порождает иллюзию «редукции» вектора состояния: поскольку «не маркированные» компоненты суперпозиции никогда не дают «маркированных» «потомков» (ранее не «маркированная» ветвь квантового процесса никогда не маркируется в последствии), то соответствующие компоненты и их «потомки» никогда не станут объектом восприятия и, следовательно, ими можно попросту пренебречь.

Помимо условия «самосогласованности» мы должны, для того, чтобы получить реалистическую картину квантовых измерений, постулировать также условие и «интерсубъективности». Это условие требует, чтобы результаты восприятий (актуализаций) разных субъектов были взаимно согласованы. Если я в процессе квантового измерения увидел, что частица полетела налево, то это же самое увидит и мой приятель, который наблюдает за моими экспериментами. Таким образом, все актуализации (восприятия) состояний квантовой Вселенной оказываются взаимно согласованными, что создает общий для всех, интерсубъективный «видимый мир» (мир, данный в чувственном восприятии различных субъектов-наблюдателей).

Наша концепция существенным образом отличается от теории Эверетта, а также ее модификации М. Менским ^[18]. Во-первых, в нашей модели ничего не расщепляется: ни Вселенная, ни наблюдатель. Вселенная не расщепляется потому, что все альтернативы уже предсуществуют в составе волновой функции, описывающей полное состояние Вселенной во все моменты времени, а сознание лишь выбирает (воспринимает) одну из этих альтернатив и при этом оно никакого воздействия на физическую реальность не оказывает. Субъект же не расщепляется потому, что сознание не является продуктом мозговой деятельности и мозг выступает для сознания лишь как объект восприятия, через посредство которого оно воспринимает и весь остальной мир. Если мозг находится в состоянии суперпозиции, компоненты которой соответствуют различным восприятиям исхода эксперимента с квантовыми объектами, то сознание воспринимает лишь одну из этих компонент, игнорируя другие, что и обеспечивает единственность и однозначность восприятия, а также целостность самого субъекта.

Во-вторых, в концепции Эверетта-Менского каждое наблюдение «выделяет» (актуализирует) некую «классическую альтернативу», описывающую состояние Вселенной в целом. В нашей модели, поскольку актуализация совпадает с чувственным восприятием, достаточно лишь перехода в «актуальный план бытия» («маркирования») физического состояния той части мозга, которая отвечает за сенсорное восприятие («сенсориума»). Следовательно, каждое измерение фиксирует не «состояние Вселенной», а лишь частное, привязанное к определенному субъекту, «состояние восприятия Вселенной», отраженное в «сенсориуме». «Классические альтернативы» есть, в таком случае, лишь альтернативные состояния «сенсориума», тогда как остальной мир как был квантовым до его восприятия, так таковым и остается. (Хотя при этом, конечно, «маркируются» и спряженные с квантовым состоянием «сенсориума» элементы суперпозиции, относимые к внешнему миру – но только в том их аспекте, который так или иначе отображается в текущем состоянии «сенсориума»). Таким образом, неверно будет отождествлять понятие «квантовый кристалл» с понятием «Мультиверс», которое предполагает реальное существование множества параллельных классических вселенных. Существует не множество параллельных «классических вселенных», а множество возможных классических восприятий единой квантовой Вселенной, т.е. любая классическая картина мира существует только в нашем интерсубъективном восприятии.

Важная в контексте цели нашего исследования особенность рассмотренной модели «сознания в квантовом мире» заключается в том, что здесь сознанию приписывается фундаментальная способность к запоминанию сделанных ранее выборов. Необратимая редукция вектора состояния, с этой точки зрения, имеет место именно потому, что сознания обладают некой общей для них («интерсубъективной») неограниченной во времени памятью. Эта память не является «физической», т.е. не сохраняется в виде записи на неком материальном субстрате и, т.о., существует как некая чисто «духовная», нематериальная, «экстрасоматическая память». Она никак не зависит от способности мозга записывать и сохранять в себе некую информацию.

Эта, память, в силу условия «интерсубъективности» (выборы, сделанные одним субъектом–наблюдателем однозначно определяют выборы все других наблюдателей) – есть коллективная память всей совокупности обладающих сознанием субъектов и в таком качестве, конечно, не может служить основой индивидуальной, личностной памяти. (Сделанные «пометки», выделяющие селективно выбранную ветвь квантового процесса, значимы для всех субъектов и нет возможности отличить «мои» личные «пометки», от «пометок» любого другого субъекта-наблюдателя). При этом не следует думать, что возможность выбора некого «варианта реальности» наделяет сознания некой магической способностью управлять реальностью по своему произволу. Для того чтобы наша концепция «редукции вектора состояния только в восприятии наблюдателя» соответствовала предсказаниям квантовой механики, мы должны постулировать, что селективный выбор того или иного члена квантовой суперпозиции, по крайней мере в отношении удаленных от наблюдателя квантовых объектов, осуществляется чисто случайным образом (однако, с учетом комплексных коэффициентов, приписываемых членам суперпозиции, и отражающим вероятность того или иного исхода измерительного эксперимента). Следовательно, этот выбор не зависит от воли субъекта-наблюдателя.

Если бы этот выбор был не случайным, а управлялся бы волевым решением наблюдателя, то условие интерсубъективности вошло бы в противоречие с принципами теории относительности. Если имеется множество разнесенных в пространстве субъектов-наблюдателей, которые совместно воспринимают исход некоторого квантового эксперимента, предполагающего селективный выбор одной из квантовых альтернатив, то, естественно, возникает вопрос: выбор какого конкретно наблюдателя определяет характер восприятия результата данного эксперимента всеми другими наблюдателями? Естественно было бы ответить на этот вопрос так: выбор определяет тот наблюдатель, который первым увидел конкретный результат данного эксперимента. Однако с точки зрения теории относительности временной порядок событий относителен и зависит от выбранной инерциальной системы отсчета. В разных системах отсчета разные наблюдатели могут рассматриваться в качестве «первых наблюдателей» и если их волевые выборы будут не соответствовать друг другу, то условие интерсубъективности будет нарушено, и каждый субъект будет существовать в своей собственной «приватной» реальности, отличной от реальности других субъектов. Однако, если выбор воспринимаемого члена суперпозиции чисто случаен, то не имеет значения какой именно наблюдатель увидел данное событие первым. Так как в данном случае воли субъектов никак не могут войти в противоречие друг с другом, этот случайный выбор может быть совершенно одинаковым для всей совокупности наблюдателей.

Возможен ли, в таком случае, все же, целесообразный выбор квантовой альтернативы, зависящий от воли субъекта-наблюдателя? Он возможен, но при строго определенных условиях, а именно – когда расстояние между наблюдателем и наблюдаемым событием в точности равно нулю (т.е. наблюдатель находится в той же области пространства, в которой происходит данное событие). Ясно, что такой наблюдатель будет «первым наблюдателем» во всех возможных системах отсчета (нулевое расстояние будет равно нулю во всех системах отсчета) и, т.о. условие интерсубъективности не будет нарушено. Значит, для «локального» наблюдателя, который расположен в пространстве там же, где и наблюдаемое событие (разумеется «локализация» события (квантового объекта) и здесь существует лишь в интерсубъективном восприятии и определяется предшествующими актами редукции квантового состояния), появляется возможность «управлять» с помощью усилия воли процессом селекции квантовых альтернатив, что, безусловно, имеет огромное значение для нашей концепции «сознания в квантовом мире».

Однако прежде чем приступить к изучению этой возможности целесообразно управлять квантовыми вероятностями, мы должны выяснить какую «пользу» может принести сознанию способность к случайной (не управляемой волей) селекции квантовых альтернатив. Как уже отмечалось, необратимость процесса редукции вектора состояния, предполагает существование некой общей для всех сознаний «коллективной» памяти, в которой сохраняются сведения о ранее сделанных случайных выборах. Ясно, что такого рода «коллективная память» сознаний весьма «полезна» для живых существ, поскольку создает общий для них «интерсубъективный мир» (существующий, однако, лишь в «интерсубъективном восприятии» этих сознаний), обладающий устойчивостью, преемственностью, непрерывностью причинно-следственных цепочек событий. Только в таком устойчивом мире и моли бы существовать живые организмы. Однако и сами эти организмы, их тела, нервная система и вообще все пространственно компактные и сложно организованные материальные объекты, с этой точки зрения, существуют лишь в этом самом «интерсубъективном восприятии» и не существуют за пределами восприятия. Для такого вывода нам достаточно вспомнить, что при описании физической реальности мы ограничились лишь шредингеровской эволюцией вектора состояния Вселенной и исключили какие-либо «объективные» (физические) процессы редукции вектора состояния. Поскольку большая часть частиц, составляющих наши тела и окружающие нас предметы появилась, видимо, в момент зарождения Вселенной, то, очевидно, за время существования Вселенной (по современным оценкам ~13,73 млрд. лет) соответствующие этим частицам волновые функции должны быть существенным образом делокализованы (за счет процесса расплывания волновых пакетов) и будут описываться квантовомеханически в виде неких «туманных облаков», «размазанных» если не по всей Вселенной, то, по крайней мере, в очень больших объемах пространства. Сама Вселенная также, с этой точи зрения, должна описываться как диффузное облако «квантового газа» (это конечно метафорическое выражение), лишенное каких-либо компактных, сложноструктурированных объектов. И только бесчисленные акты селективного осознанного восприятия (которые, вероятно, происходили не только до нашего рождения, но и, вообще до зарождения жизни на Земле) постепенно «вылепили» из этих «квантовых облаков» компактные и сложноорганизованные тела, включая тела растений, животных, наше собственное тело и нервную систему. Все эти сложные объекты существуют лишь в интерсубъективном восприятии и не обладают каким-либо «бытием в себе».

Исходя из сказанного, мы можем дать ответ на такой интересный вопрос: почему наше сознание, как мы предполагаем, использует «экстрасоматический» механизм памяти, хотя «чисто технически» могло бы, конечно, обеспечить фиксацию такого же объема личностной информации обычным «физическим» путем, т.е. путем записи информации на неком молекулярном носителе. Ответ заключается в том, что всякая сложно организованная материальная структура (подобная нашему мозгу) существует в качестве таковой лишь в интерсубъективном восприятии, содержимое которого определяется выборами, записанными в интерсубъективной «экстрасоматической» памяти и, следовательно, любая форма «физического» запоминания (в виде записи на субстрате), включая и нейрональные механизмы запоминания, и технические запоминающие устройства, существует лишь как нечто производное от экстрасоматической интерсубъективной памяти. Т.е., иными словами, на самом деле всякая форма памяти существует лишь потому, что существует интерсубъектвная экстрасоматическая память, в которой, по сути, и существует весь наш мир, наш мозг, тело, технические устройства и вообще любые компактные структурированные объекты.

Таким образом, осуществляемая сознаниями «коллективная» случайная селекция альтернатив не просто «полезна» для живых организмов, т.к. создает в их восприятии стабильный, преемственный интерсубъективный мир, в котором они могут выживать (это обстоятельство отмечал М. Менский ^[18]), но и сами эти организмы и вся их сложно организованная окружающая среда существуют лишь в их собственном интерсубъективном восприятии благодаря именно этой самой «коллективной» селекции квантовых альтернатив.

Однако если мы допускаем лишь случайную (в соответствии с принципами квантовой механики) селекции альтернатив в осознанном восприятии, то вся функция сознания будет сводиться лишь к функции восприятия внешнего мира (включая и тело самого носителя этих восприятий). Но, однако, интуитивно кажется очевидным, что сознание не только воспринимает чувственные образы, но также мыслит, понимает, принимает поведенческие решения и осуществляет эти решения, инициируя волевые акты. Здесь мы уже не можем обойтись функцией случайной селекции квантовых альтернатив. Необходимо предположить, что в тех случаях, когда речь идет о восприятии собственных действий, селекция альтернатив уже не является чисто случайным процессом, а зависит от осмысленного, целесообразного выбора самого субъекта. Как мы показали выше, всякая отличная от случайной, в том числе, целесообразная селекция альтернатив, в принципе возможна в том случае, если наблюдаемый квантовый процесс находится в той же области пространства, что и сам субъект-наблюдатель. При этом, очевидно, будут происходить изменения вероятностей исходов квантового процесса, не связанные с какими-либо физическими причинами, т.е. возможны физические аномалии. Однако принцип каузальной замкнутости физической Вселенной не будет нарушен, т.к. будут в каждом случае реализованы, хотя и редкие, но вполне возможные исходы квантового процесса и, поскольку принципы сохранения энергии, импульса и т.п. в квантовой теории выполняются в каждом отдельном индивидуальном случае (а не только статистически), принципы сохранения также не пострадают. Кроме того, все это «смещение вероятностей» будет иметь место лишь в интерсубъективном восприятии и никакого отношения к самим физическим процессам как таковым иметь не будет (напомним, что в нашей модели всякое воздействие сознания на физическую реальность исключается и сознанию приписывается лишь способность селективно воспринимать квантовую реальность).

Для того чтобы сознание было способно целесообразно управлять восприятием наших собственных действий, оно, очевидно, должно быть непосредственно локализовано там, где эти действия инициируются, т.е. в мозге. Это означает, что целесообразная селекция альтернатив должна непосредственно касаться выбора элемента квантовой суперпозиции состояний командных нейронов, запускающих тот или иной поведенческий процесс. Фактически, для того, чтобы сознание было способно управлять поведением человека через некие квантовые механизмы, локализованные в мозге, нам даже не нужна гипотеза целесообразной селекции альтернатив. Достаточно лишь предположить, что в некоторых нервных клетках, относящимся к командным нейронам или нейронам, модулирующим поведение командных нейронов, происходили какие-то когерентные квантовые процессы, сопряженные с механизмом генерации потенциала действия. Т.е., необходимо предположить, что генерация потенциала действия в некоторых нейронах действия зависит от того, каким образом (в фазе или противофазе) интерферируют некие квантовые волны, например, на нейронной мембране, а также предположить, что сознание способно «концентрировать внимание» на подобных процессах в отдельных нервных клетках и таким образом воспринимать их. Ясно, что восприятие, за счет даже случайной селекции одной из квантовых альтернатив, необратимо разрушит квантовую когерентность и этого может быть достаточно для того, чтобы инициировать или же, напротив, затормозить, генерацию потенциала действия. Т.е., сознание может запускать или тормозить поведенческие акты, лишь обладая способностью случайной селекции альтернатив, а также способностью целенаправленно перемещать внимание с одного командного (или модулирующего) нейрона на другой. (Хотя конечно, для того, чтобы воспринимаемый нами мир имел наблюдаемую сложную организацию, необходима и способность сознания к неслучайной, целесообразной селекции альтернатив). Заметим, что опыты с обратной биологической связью показывают, что испытуемые могут управлять усилием воли импульсными разрядами одной конкретной нервной клетки, т.е. сознание действительно способно концентрировать внимание на отдельных нейронах.

Таким образом, если допустить способность сознания к целесообразной селекции альтернатив или же хотя бы способности целесообразно перемещать «фокус внимания» с одного квантового нейронного процесса на другой, то мы вполне можем признать, что сознание не только воспринимает, но и мыслит, принимает решения, осуществляет целесообразные волевые действия. Все эти целесообразные действия, однако, будут существовать только в интерсубъективном восприятии и не предполагают какого-либо «воздействия сознания на материю» (интеракции). Сознание никак не воздействует ни на наше тело, ни на наш мозг. Просто оно воспринимает наше тело и мозг, которые, как квантовые системы, находятся в суперпозиционном состоянии относительно возможного спектра осуществляемых поведенческих актов (движений тела). Осуществляя целесообразную селекцию квантовой альтернативы, сознание выбирает (путем восприятия) ту компоненту суперпозиции, в которой содержится вариант поведения, соответствующий принятому субъектом решению. Т.е., в этом акте восприятия сознание прямо или косвенно выбирает в качестве воспринимаемого именно то состояние мозга и тела, которое соответствует принятому нами решению и игнорирует все остальные (необратимо закрывая к ним доступ для себя и для других субъектов). Например, я захотел поднять руку. Для того чтобы реализовать это желание сознание выбирает из суперпозиции состояний командных нейронов именно то состояние, которое инициирует действие поднятия руки и делает это состояние воспринимаемым. В силу принципа самосогласованности я воспринимаю и последствия этого выбора, т.е. вижу, что я поднял руку, а в силу условия интерсубъективности, то же самое мое действие видят и другие наблюдатели. Выбор осуществляется из того, что уже предсуществует в составе «квантового кристалла», т.е. просто сознание целесообразно выбирает и воспринимает тот уже предсуществующий вариант развития событий, который кажется ему наиболее желательным, разумным и целесообразным, не оказывая, при этом, никакого воздействия на реальные физические процессы.

Приписывание сознанию функции мышления открывает новые возможности для объяснения функционирования гипотетического механизма «экстрасоматической» памяти. Мышление, как мы отмечали выше, обладает иными гносеологическими свойствами, чем восприятие. Чувственное восприятие характеризуется качественностью, пространственностью временностью, оно отвечает на вопросы: что, где и когда. Мышление имеет дело со смысловой реальностью, которая сама по себе свехчувственна: бескачественна, внепространственна и вневременна. В рамках нашей квантовой модели реальности, это означает, что сознание в акте восприятия всегда имеет дело с одной, локализованной во времени и в пространстве компонентой квантовой суперпозиции, которую оно воспринимает не прямо, а опосредованно (поскольку физическая реальность сама по себе бескачественна и лишена чувственной пространственности и временности – об этом подробнее ниже). Восприятие физической реальности здесь следует уподобить прочтению компьютером некого машинного кода, содержащего ряд двоичных чисел, таким образом, что в результате этого прочтения компьютер формирует на мониторе некое цветное, двигающееся, звучащее изображение, хотя в самом этом коде не было ни цвета, ни звука, ни движения, ни даже геометрических форм. Мышление же может иметь дело с физической реальностью «в подлиннике», т.е. как с неким сверхчувственным объектом и оно, в отличие от восприятия, не ограничено одной компонентой суперпозиции (мы можем мыслить весь спектр возможностей, а не только ту, которая дана нам в восприятии) и не ограничено только восприятием «настоящего», т.е. мышлении доступно и прошлое, и будущее и настоящее, причем доступны в системе альтернатив, т.е. потенциально доступен весь «квантовый кристалл» и даже, вероятно, некоторые структуры за его пределами (мыслимые возможные миры, в которых действуют иные физические законы).

Принимая решения о целесообразном выборе, мышление должно использовать личностную память. Поскольку мышление не ограничено пространственными временными рамками «сейчас», оно может черпать информацию отовсюду, в том числе, непосредственно из прошлого. В нашей «квантовой» модели, для реализации такой возможности достаточно лишь допустить, что мышление, в отличие от восприятия, способно различать свои «метки» (связанные с выбором квантовой альтернативы, как случайной, так и целесообразной, в которой непосредственно участвовало данное сознание), от «чужих» (выбор альтернативы, в которых оно непосредственно не участвовало, т.к. находилось в удалении от области пространства, где происходил процесс селекции альтернативы). Поскольку сознание непосредственно занято только селекцией квантовых альтернативных состояний мозга (случайных и целесообразных), то способность различать свои «метки», по сути, будет означать, что сознание на уровне мышления (т.е. сверхчувственно) способно считывать информацию непосредственно из прошлых состояний собственного мозга и учитывать ее в процессе выработки стратегии поведения. Таким образом, мы здесь постулируем существование еще одного, сопряженного с квантовой моделью, механизма памяти, который в данном случае уже является механизмом личностной памяти (т.е. памятью на события личной жизни, а также, возможно, семантической памятью), а не безличной коллективной памятью, связанной с процессом интерсубъективного восприятия физической реальности. Эта память, связанная с мышлением, не совсем «экстрасоматична», т.к. информация здесь извлекается из прошлых состояний самого мозга, хотя, поскольку она «размазана во времени», то ее можно считать «экстрасоматической» по отношению к актуальному, локализованному во времени состоянию мозга, т.к. она не хранится в нем в виде какой-либо актуально существующей физической энграммы. И функционирует эта память по механизму «прямого доступа к прошлому», обеспечивая, таким образом, временную нелокальность сознания и возможность существования осмысленной идеи тождества «Я» во времени.

Итак, мы выяснили, как может работать «экстрасоматическая» память исходя, при этом, из разработанной нами концепции «сознания в квантовом мире». Конкретно этот механизм для эпизодической и семантической памяти может работать различным образом. Семантическая (смысловая) память не требует какого-либо «оживления» следов памяти. Выбор альтернативы, в котором учитывается семантическая информация, здесь может осуществляться на основе прямого соотнесения актуальной ситуации выбора с прошлым, без восстановления этого прошлого в настоящем. Эпизодическая память (воспоминания) напротив, предполагает воспроизведение в настоящем «картин» прошлого (с той или иной полнотой). Механизм «воспоминаний» можно представить как двухэтапный процесс. На первом этапе некая нейрональная «сенсорная матрица» (соответствующая модальности воспоминания) переводится в состояние суперпозиции всех возможных состояний сенсорного входа (для этой матрицы). На втором этапе осуществляется целесообразный выбор одной из компонент суперпозиции, соответствующей нужному воспоминанию. Информация о нужном выборе также считывается из прошлого и, следовательно, также не требует формирования каких-либо постоянных «записей» в мозге.

В заключение работы, рассмотрим некоторые другие, не связанные непосредственно с проблемой природы памяти, аспекты нашей модели «сознания в квантовом мире», важные для ее правильного понимания.

У читателя могло сложиться ошибочное впечатление, что наша концепция отрицает значимость мозга для осуществления психических процессов и, таким образом, противоречит известным данным нейропсихологии. Это не так. Хотя мозг, с точки зрения концепции «сознания в квантовом мире», как компактный и сложноструктурированный объект существует лишь в интерсубъективном восприятии (и, т.о., правильнее было бы сказать, что «сознание порождает мозг», а не что «мозг порождает сознание»), тем не менее, мозг в значительной мере определяет функциональные возможности сознания, так что без помощи мозга сознание не может выполнять присущие ему функции. Функция сознания сводится в нашей модели к случайной и целесообразной селекции квантовой альтернативы (первая характерна для восприятия внешнего «квантового мира», а вторая – для восприятия собственных действий в этом мире). Вместе с тем, непосредственным объектом восприятия для сознания является лишь мозг, его квантовые состояния. Сознание осуществляет лишь селекцию альтернативных квантовых состояний мозга, соответствующим различным вариантам восприятия внешнего мира и вариантам восприятия собственных действий в этом мире. Мозг служит для сознания как бы «оптическим инструментом», через который оно способно воспринимать окружающий мир в характерных для нас макромасштабах и, вместе с тем, служит инструментом, с помощью которого сознание способно «воздействовать» (иллюзорным образом, конечно – через процесс восприятия нужной квантовой компоненты состояния той системы мозга, которая инициирует поведение) на окружающую действительность. (Вместе с тем, и само сознание можно уподобить «оптическому инструменту» направленному на мозг, как на некое «зеркало», в котором в определенном масштабе отражается окружающий мир. Связь сознания с мозгом, с этой точки зрения, подобна связи «телескопа» с той «звездой», на которую он направлен, т.е. сознание оказывается сопряженным с определенным мозгом просто потому, что оно каким-то образом «направлено» на этот мозг, как на объект восприятия). Мозг преобразует сигналы из внешнего мира в адекватную для осознанного восприятия форму, а также переводит сделанные сознанием целесообразные выборы (осуществляемые на уровне инициации того или иного поведенческого акта) в форму реальных предметных действий и, вероятно, автоматически контролирует правильность осуществления этих действий. Но этим значимость мозга не ограничивается.

Ясно, что те квантовые альтернативы, из которых способно выбирать сознание, создаются именно мозгом. Если мозг генерирует лишь один вариант возможных действий (суперпозиция состоит из одного члена), то сознанию ничего не остается, как «утвердить» его актом восприятия. Даже если есть ситуация выбора, на результат этого выбора, вероятно, влияют весовые коэффициенты, приписанные каждому члену суперпозиции. Далее, и сам целесообразный выбор зависит от содержимого индивидуальной памяти, а последняя «запечатлена», согласно нашей модели, в прошлых состояниях мозга, т.е. опять зависит от организации мозга и его функции. Таким образом, мы должны признать, что психические функции – есть продукт совместной деятельности мозга и сознания.

Поскольку многие достаточно сложные формы поведения могут быть реализованы практически без участия сознания (т.н. поведенческие автоматизмы), то можно предположить, что даже полное «выключение» функции целесообразной селекции альтернатив и замена ее на случайный выбор, не сделает наше поведение абсолютно хаотическим и бессмысленным. Мозг сам по себе, в силу своего «устройства» (выработанного за миллионы лет огромным количеством целесообразных интерсубъективных восприятий различных сознаний) способен генерировать достаточно сложные, целесообразные и разумные поведенческие решения. Осознание абсолютно необходимо лишь в тех случаях, когда мозг не имеет врожденных или приобретенных (заранее выученных) поведенческих программ, позволяющих ему адекватно реагировать в сложившейся ситуации. Т.е., иными словами, осознание связано с любыми элементами творчества в нашем поведении. Там где творчество не является необходимым, осознание (как механизм целесообразной селекции альтернатив) не играет особой роли (хотя конечно оно необходимо для того, чтобы и мозг, и внешний мир существовали в восприятии в качестве вполне определенных, «классических», сложно организованных объектов).

Можно сказать, что осознание особым образом «модулирует» работу мозга (хотя эта модуляция существует лишь на уровне интерсубъективного восприятия), придавая функции мозга большую пластичность и творческое начало. С другой стороны и мозг (точнее «индивидуально маркированная» часть состояний «квантового мозга» - что соответствует образу мозга в интерсубъективном восприятии) определенным образом «управляет» функцией осознания, поскольку, как мы отмечали, для сознания имеют значение «индивидуально маркированные» элементы квантовых суперпозиций.

Рассматривая отношение мозга и сознания можно использовать «компьютерную метафору». Можно уподобить сознание компьютеру (как техническому устройству), а мозг (а также и тело) – некой «программе» (типа «операционной системы»), загруженной в этот компьютер. (Внешний мир, в таком случае, есть аналог «данных», которые данный «компьютер-сознание» обрабатывает с помощью «мозга-программы»). Также как компьютер не может работать без операционной системы, так и сознание не может нормально функционировать без мозга (хотя сам факт существования сознания никак не зависит от факта существования мозга). Отсюда понятна огромная зависимость психических функций от нормального функционирования мозга и понятно, почему поражения мозга («ошибки в программе») могут так сильно изменять характер психических функций. Но, с другой стороны, также как программа существует в качестве некого осмысленного текста лишь в силу того, что компьютер способен ее адекватно прочитать и интерпретировать, так и мозг существует как сложный, структурированный, обладающий сложными функциями объект лишь постольку, поскольку таковым его (интерсубъективно) воспринимает сознание. Вне сознанного восприятия, мозг – это лишь размазанное в пространстве диффузное «квантовое облако», лишенное какой-либо внутренней структуры и сложной функции.

Для усиления аналогии, представим себе, что текст программы (операционной системы) – которую мы сопоставили с мозгом, содержит 99% случайным образом вставленных туда символов, и лишь один процент символов составляет осмысленный текст. Все это превращает данную программу в мешанину символов, лишенную всякого смысла (аналог квантовой суперпозиции без учета каких-либо актов редукции вектора состояния). Однако компьютер (аналог сознания) имеет встроенную программу (аналог множества интерсубъективных восприятий, «редуцирующих» квантовую суперпозицию, и, таким образом, «формирующих» мозг как сложноорганизованный интерсубъективный объект), способную игнорировать «мусорные» символы и выявлять «истинный текст» данной программы. Сознание редуцирует квантовое состояние мозга как бы «отфильтровывая» из него «осмысленную» компоненту, но эта функция «фильтрации» определяется не столько индивидуальными выборами данного сознания, сколько предшествующими интерсубъективными выборами множества каких-то иных сознаний.

Мы получаем весьма своеобразное решение психофизической проблемы. С одной стороны мозг и сознание существуют независимо друг от друга как две совершенно разные формы реальности. Сознание не может воздействовать на мозг, но может воспринимать его состояния (как некий «код»), переводя их в собственные чувственные восприятия. Но, в силу того, что мозг есть квантовый объект, существующий в виде ветвящегося набора связанных друг с другом альтернатив, сознание, во-первых (за счет предыдущих интерсубъективных актов селекции альтернатив), с необходимостью воспринимает мозг как классический, компактный, сложноорганизованный объект, обладающий сложными функциями, а, во-вторых, за счет собственной способности к целесообразной селекции альтернативных квантовых состояний мозга, сознание также способно «управлять» функциями мозга, осуществляя через его посредство те или иные формы разумного осознанного поведения (которые также существуют лишь в интерсубъективном восприятии, и, т.о., не предполагают какой-либо способности сознания воздействовать на физическую реальность). При этом мозг, как объект, селективно воспринимаемый сознанием, способен воздействовать на функцию сознания, по сути, во многом определяя характер его функционирования, что объясняет эмпирический факт существенной зависимости работы сознания от структуры и функции мозга (хотя, при этом, мозг отнюдь не «производит» сознание, сам не является сознанием, но, напротив, как сложный, структурированный объект, существует лишь в интерсубъективном осознанном восприятии).

Важное преимущество нашей концепции «сознания в квантовом мире» заключается в том, что она позволяет не только эффективно решить психофизическую проблему (с дуалистической точки зрения, но так, что при этом не нарушается принцип каузальной замкнутости физической Вселенной), но, как мы показали в работе ^[2], она также позволяет, опираясь на те же самые концептуальные основания, решить проблему происхождения сознания, а также прояснить механизмы зарождения и эволюции жизни на Земле. Под «происхождением сознания» мы имеем в виду, конечно, не сам факт его появления (сознание в рамках дуализма мыслится как фундаментальная реальность и, как таковая, не имеет причин вне самого себя), а ту его конкретную форму, которую оно принимает, сопрягаясь с человеческим телом, т.е. форму «человеческого сознания», локализованного в этом теле.

Если, как мы уже отмечали, наше тело, мозг и все окружающие нас предметы, существуют как компактные, сложноорганизованные и сложно функционирующие объекты лишь в интерсубъективном восприятии, то, отсюда следует, что само появление на Земле нашего тела, мозга, а значит и остальных живых существ – также есть результат огромного количества актов осознанной случайной и целесообразной селекции квантовых альтернатив. Это означает, что процессы целесообразной селекции, происходили и происходят не только в нашем мозге, но за его пределами – по сути, в той или иной форме, видимо, в любой живой и одушевленной природе. Именно эти акты целесообразной селекции постепенно «вылепили» из «квантового газа» все живые организмы, начиная с простейших бактерий и кончая человеком.

Т.е., иными словами, помимо функции целесообразной селекции поведенческих альтернатив, сознания также участвуют в процессах селекции форм и структур биологических тел, их морфологии, функции, а поскольку все эти формы и структуры есть продукт эволюции, то мы должны, прежде всего, постулировать участие сознаний в целесообразной селекции альтернативных ветвей биологической эволюции живого.

Выше мы отмечали, что функция осознания (в виде целесообразной селекции альтернативы) необходима в тех случаях, когда для решения стоящих перед субъектом задач не существует врожденных или выученных алгоритмов, т.е. когда необходимо творческое озарение (инсайт). Таким образом, способность к творчеству, созиданию нового, небывалого – есть объективный функциональный признак наличия сознания. Исходя из этого, можно предположить, что везде, где проявляется творчество – действует тот или иной процесс осознанной целесообразной селекции квантовых альтернатив. Продуктом творчества являются любые объекты, порождение которых невозможно объяснить чисто натуралистически, т.е. как результат действия только известных нам законов физики. Продуктом человеческого творчества является культура (совокупность материальных и духовных артефактов). Но и сам человек – тоже, видимо, есть продукт творчества, проявляющегося в самой природе. Человек – продукт творческой эволюции живого. Но и сама жизнь, видимо, – продукт химической эволюции. Оба эти вида эволюции, как нам представляется, невозможно до конца объяснить чисто натуралистически. (Биологическую эволюцию, как мы полагаем, невозможно полностью объяснить с позиций «синтетической теории эволюции», сводящей ее механизм к случайным мутациям и естественному отбору, прежде всего, в виду недавно обнаруженного факта возможности очень быстрых эволюционных изменений (возникновения новых видов), происходящих, по сути, у нас на глазах (за 20 и менее лет) ^[21], что не согласуется с низкой априорной вероятностью возникновения осмысленных фрагментов ДНК в результате случайных мутаций. Еще менее вероятным представляется самозарождение живого из неживой материи). Следовательно, в обоих случаях можно предположить участие творческого осознания (в виде целесообразной селекции квантовых альтернатив). Представляется весьма вероятным, что осознание (с помощью целесообразной селекции квантовых альтернатив) творчески управляет вначале химической эволюцией, «порождая» жизнь, а затем направляет биологическую эволюцию – «порождая» в конечном итоге разумных существ. (Конечно, слово «порождение» здесь не совсем подходит, поскольку, согласно нашей концепции, осознание ничего не создает и ничего не меняет в физическом мире, а лишь выделяет («маркирует»), т.е. делает интерсубъективно воспринимаемой ту часть «Квантового кристалла», в которой уже изначально в качестве потенции содержится живое и разумное).

Таким образом, мы можем предположить, что одна и та же «творческая энергия осознания» вначале «творит» жизнь, затем направляет биологическую эволюция, «созидая» разумных существ, а затем концентрируется в индивидуальном человеческом сознании, «созидая» культуру. В человеке «творческая энергия осознания» предельно концентрируется в пространстве и во времени и индивидуализируется. При этом многократно ускоряются темпы эволюции.

Можно предположить, что это «ускорение» связано с тем, каким образом сознание управляет целесообразными выборами. Выше мы отмечали, что возможен некий «упрощенный» механизм управления сознанием выбором поведенческой альтернативы, который не предполагает какого-либо воздействия сознания на вероятности исходов квантовых процессов. Достаточно лишь способности сознания целесообразно перемещать «фокус внимания» с одного командного нейрона на другой, а также выполнения условия зависимости процессов генерации потенциала действия в этих нейронах от каких-либо когерентных квантовых процессов. Поскольку наблюдение (через случайную селекцию компоненты вектора состояния) необратимо разрушает суперпозицию, то простое сосредоточение внимание на определенном нейроне будет воздействовать на биохимические процессы и либо тормозить, либо активировать процесс генерации потенциала действия, тем самым тормозя или запуская определенные поведенческие реакции. Этот механизм, очевидно, может работать очень быстро, и, т.о., может управлять поведением в реальном масштабе времени. В то же время, можно предположить, что воздействие сознания непосредственно на квантовые вероятности (целесообразная селекция альтернативы) – это достаточно «медленный» процесс, т.к. в данном случае лишь несколько повышаются вероятности наиболее предпочтительного для сознания исхода. Т.е. управление процессами здесь осуществляется лишь статистически, через воздействие на вероятности актуализации различных элементов квантовой суперпозиции. Такой метод подходит для управления эволюцией (поскольку это достаточно медленный процесс), возможно даже для управления морфогенезом, но не подходит для быстрого целесообразного управления текущим поведением в реальном масштабе времени. Поэтому у высших животных (высших приматов, китообразных, врановых птиц – тех животных, которые проявляют способность к «инсайту» - т.е. способность сходу решать экстренно возникающие задачи, для решения которых не существует врожденного или выученного алгоритма) появляется описанный механизм «быстрой регуляции», через разрушение суперпозиций путем случайного селективного отбора, а у человека этот механизм впервые становится главным и основным регулятором поведения. Наряду с этим, вероятно у нас и у животных существует и другой, «медленный» механизм воздействия сознания на поведение – через посредство воздействия на морфогенез, т.е. путем постепенных изменений морфологии нервных связей ^[2]. У низших животных, психофизическое взаимодействие, видимо, может осуществляться только через посредство этого «медленного» механизма, что лишает их способности к творческому решению поведенческих задач.

Мы пока не знаем, существуют ли какие-либо существенно квантовые (связанные с процессами квантовой когерентности) звенья процесса генерации потенциала действия. Однако в литературе уже отмечалась роль квантовой когерентности в процессах фотосинтеза ^[22], так что гипотеза существования «квантовых звеньев» нервного процесса кажется вполне правдоподобной.

Последний вопрос, который мы хотели бы здесь осветить, касается таких категорий, как пространство и время. Нас интересует, каким образом они могут быть осмысленны в рамках нашей концепции «сознания в квантовом мире». Основной тезис, который мы будем здесь отстаивать, заключается в признании чисто субъективного статуса, как времени, так и пространства. Т.е. пространство и время – есть лишь форма нашего чувственного опыта. Вне нашего чувственного опыта, как самостоятельные атрибуты физического мира, обладающие теми же свойствами, что и в нашем восприятии, они не существуют. Уже смысловая составляющая сознания, в силу своей сверхчувственности, лишена пространственности и временности, а также качественности (как мы уже отмечали, смысл не отвечает на вопрос: что, где и когда, он бескачественен, внепространственен и вневременен).

Анализ философской проблемы «трансцендентного предмета знания» ^[3] показывает, что ничего абсолютно запредельного сознанию существовать не может. Идея трансцендентного предмета есть нонсенс, наподобие «круглого квадрата», т.к. в данном случае от нас требуют помыслить нечто, что само по себе мыслью не является, а претендует на статус «самой вещи». Т.е. это мысль, которая сама о себе как бы говорит: «я не мысль, а есть сама мыслимая вещь». Но мысль не может быть не мыслью. Следовательно, кантовская «вещь в себе» - самопротиворечивое понятие. Всякая осмысленная идея должна быть интенционально направлена на предмет, который в ней мыслится, т.е. должна быть способна как-то иметь в виду этот предмет, что не возможно, если предмет абсолютно запределен нашему опыту. Но опытно он может быть нам дано только как содержание нашего собственного сознания, следовательно, предмет знания должен быть имманентен нашему сознанию. Если мы имеем идею запредельной по отношению к нашему сознанию реальности, то, если эта идея имеет какой-то смысл, то наше сознание должно быть «разомкнуто» на каком-то онтологическим уровне и иметь прямой доступ к этой запредельной реальности.

Если мы хотим сохранить онтологичность научной картины мира, мы должны постулировать разомкнутость сознания (возможность «прямого доступа» к самим вещам) на уровне мышления, а не на уровне чувственного восприятия. Мы воспринимаем не вещи, а их субъективные репрезентации (образы в нашем сознании), однако мыслим мы именно «сами вещи». Но поскольку мыслить можно лишь мысли, получается, что «сами вещи» (а значит и физическая реальность) также имеют статус «смысловых объектов», «идей», и, следовательно, имеют ту же форму бескачественности, внепространственности и вневременности, что и другие элементы смысловой реальности. (В онтологическом плане это означает, что мы от дуализма материи и сознания переходим к идеалистическому монизму).

Этот вывод о бескачественности, внепространственности и вневременности физической реальности вполне согласуется с современной неклассической физической картиной мира. Бескачественность физической реальности вполне очевидна, поскольку в фундаментальные уравнения физики не входят какие-либо чувственные качества (типа цвета, запаха, вкуса и т.п.), а входят лишь временные и пространственные координаты объектов. Физика оперирует лишь некими абстрактными протяженностями, чисто количественными параметрами, к которым сводятся все чувственно наблюдаемые «качества». Но и пространственные и временные параметры физики не тождественны чувственно переживаемым нами пространству и времени.

Действительно, если мы учтем положения релятивистской физики и будем рассматривать квантовый мир как квантово-релятивистский объект, то мы уже не можем утверждать, что физическое пространство-время тождественны чувственно воспринимаемым пространству и времени. В теории относительности пространство и время не существуют отдельно друг от друга. Существует единый пространственно-временной континуум, который для разных наблюдателей по-разному распадается на отдельно существующее пространство и отдельно существующее время. Один и тот же пространственно-временной интервал может для одного наблюдателя представляться чисто пространственным интервалом, а для другого – пространственно-временным. Также и чисто временной интервал для одного наблюдателя будет представляться пространственно-временным для другого. Таким образом, физическое время может частично превращаться в пространство, а пространство – во время. Возможность такого превращения, очевидно, означает качественную однородность физического пространства и времени. Однако на уровне чувственного восприятия время и пространство, несомненно, воспринимаются нами как качественно различные сущности. Получается, что физика говорит нам о каких-то иных пространстве и времени, не совпадающих с непосредственно переживаемыми ними чувственным пространством и чувственным временем.

Даже если мы ограничимся рамками нерелятивистской квантовой механики, мы вынуждены будем признать, что фигурирующие в ней «пространство» и «время» существенно отличаются от воспринимаемой нами чувственной пространственности и чувственной событийности. Квантовая механика, если не учитывать процессы измерения (редукции вектора состояния), описывает лишь «чистые потенции», «возможности». Следовательно, правильнее будет считать, что она описывает не реальную «локализацию в пространстве», но лишь «возможность восприятия локализации в пространстве», и не «событие во времени», а «возможность восприятия события в определенный момент времени». Следовательно, квантовая теория непосредственно содержит в себе не пространство и время (как мы их чувственно воспринимаем), но «пространственно-временные потенции», которые, очевидно, существуют в ином, чем чувственное пространство и время, онтологическом модусе. Поэтому, если мы мыслим пространство и время как компоненты самой формы чувственности (наряду с качественностью), то верным будет утверждение, что квантовомеханическая реальность сама по себе является внепространственной и вневременной, также как и смысловая реальность.

Заметим, что когда Б. Девитт ввел понятие волновой функции Вселенной, он установил, что ее производная по времени равна нулю ^[20]. Т.е. квантовая Вселенная как целое есть стационарная квантовая система, в которой вообще ничего не происходит, ничего не меняется. Отсюда можно сделать вывод, что временная динамика воспринимаемого нами мира есть следствие того, что сознание как бы «движется» внутри неподвижного «Квантового кристалла», последовательно «считывая» те или иные его компоненты. Т.е. временная динамика есть следствие последовательной развертки в сознании того, что само по себе существует как нечто статичное, уже заранее заданное. Вместе с тем, субъективное пространство и время действительно отражают объективные характеристики физической реальности, а именно – пространственно-временные интервалы теории относительности, существующие вполне независимо от нашего их осознания. Воспринимая эти интервалы (как некие «коды») сознание как бы «расщепляет» их индивидуальным образом (в зависимости от характера своего движения в «Квантовом кристалле») на пространственную и временную составляющую и переживает их как параметры чувственной картины мира.

Чисто субъективный, чувственный характер временной динамики позволяет по-новому осмыслить как некоторые физические феномены, так и разрешить ряд затруднений, с которыми сталкивается философия сознания.

Если наше движение во времени чисто субъективно, т.е. существует лишь в нашем чувственном восприятии, то и квантовая Вселенная (как собственно и показал Девитт) сама по себе находится вне временного становления, а значит, не имеет ни начала, ни конца во времени. В таком случае и видимое расширение Вселенной – есть просто особенность нашего восприятия этой стационарной квантовой Вселенной. Упрощенно говоря, мы видим, что Вселенная расширяется просто потому, что наше сознание «движется» в стационарной 4-х мерной пространственно-временной Вселенной в таком «время-подобном» направлении, вдоль которого пространственно-временные траектории мегаобъектов (галактик) «расходятся», т.е. между ними в данном направлении постоянно увеличивается простанственно-подобный интервал. Но поскольку компактные макрообъекты в квантовой Вселенной существуют лишь в интерсубъективном восприятии, можно предположить, что само это «расхождение» траекторий галактик – также есть интерсубъективная иллюзия и, таким образом, то же самое «расширение Вселенной» мы увидели бы и в том случае, если бы «двигались» во времени в обратном направлении вдоль той же самой временной оси.

Идея субъективности временного становления позволяет также найти эффективное решение некоторых проблем, с которыми сталкивается теория сознания. Рассмотрим, к примеру, вопрос, который поставил Д. Чалмерс: «Почему психические процессы не идут в темноте?» ^[23]. « В темноте» - здесь означает: без сопровождения феноменального сознания. Проблема здесь возникает в связи с тем, что мы способны непротиворечиво представить себе существо, обладающее тождественной человеческой нервной системой и вполне адекватным, разумным поведением, но лишенное феноменального сознания (т.н. «зомби»). Если такое существо возможно, то, естественно, возникает вопрос: зачем вообще нужно феноменальное сознание, если в принципе без него возможно обойтись и почему реальное феноменальное сознание все же в действительности существует.

Ответ с позиций концепции «сознания в квантовом мире» очевиден: психические процессы не могут происходить без феноменального сопровождения, т.е. без их осознания, просто потому, что вне осознания вообще ничего не происходит, поскольку временная динамика существует только «внутри» самого сознания. С этой точки зрения нервно-психические процессы обладают временным становлением только в нашем восприятии, и никакой объективной «нейродинамики» за пределами нашего восприятия не существует. Да и сама нервная система и наш мозг, как мы установили выше, с позиций «квантовой модели Вселенной», существуют как компактные сложноорганизованные объекты лишь в интерсубъективном восприятии. Таким образом «свет сознания» просто необходим для того, чтобы во Вселенной что-то изменялось, происходило, осуществляло какие-либо функции.