Теоретические основы изучения проблемы соотношения прикладной и практической психологии

Тенденции к интеграции современной психологической науки отчетливо выражены в ее методологическом самосознании. Анализируя основные виды разобщенности психологического знания, А.В. Юревич ^[14] в качестве одного из фундаментальных разрывов его структуры выделяет диагональный(или, говоря словами Ф.Е. Василюка, «схизис») – между исследовательской (академической) и практической психологией ^[1]. Этот разрыв, по словам автора, «уже долгие годы фигурирует в «истории болезни» психологии как один из ее главных симптомов» ^{[14, c. 26]}. А.В. Юревич называет признаки наметившегося сближения данных направлений: изменение исследовательских установок академической психологии, распространение постмодернистской методологии, адаптация теорий к потребностям практики, развитие методологического самоанализа практической психологии, сближение соответствующих страт психологического сообщества (интеграция научной деятельности с коммерциализацией ее результатов). На наш взгляд, анализ механизмов, факторов и условий протекания этих важнейших интеграционных процессов невозможен без четкого понимания того, как соотносятся между собой понятия фундаментальной (академической, исследовательской), прикладной и практической психологии. Определение социально-исторических и методологических функций каждого из направлений имеет не только методологическую, но и практическую актуальность, позволяя психологам-исследователям и практикам более четко сформулировать цели и задачи профессиональной деятельности, собственную позицию в системе взаимодействия с другими членами социальных структур.

Следует отметить, что вопрос о соотношении практических и прикладных направлений в их связи с фундаментальной наукой так или иначе рассматривался ведущими методологами и историками психологии. Но, несмотря на это, анализ современной методологической литературы позволяет констатировать отсутствие единства в представлениях о содержании понятий прикладной психологии, практической психологии и психологической практики. Таким образом, обобщение и систематизация основных точек зрения по данному вопросу представляется интересной исследовательской задачей.

Так, анализируя кризис в психологической науке, Л.С. Выготский (1926) пришел к выводу, что его глубинной причиной была оторванность психологии от практики. «Отношение академической психологии к прикладной до сих пор остается полупрезрительным, как к полуточной науке. Не все благополучно в этой области психологии – спору нет; но уже сейчас даже для наблюдателя по верхам, т.е. для методолога, нет никакого сомнения в том, что ведущая роль в развитии нашей науки сейчас принадлежит прикладной психологии: в ней представлено все прогрессивное, здоровое, с зерном будущего, что есть в психологии; она дает лучшие методологические работы» ^{[3, c. 387]}. Л.С. Выготский, однако, не выделял практическую психологию как самостоятельную область и сферу деятельности профессиональных психологов: для него «практически-психологический опыт и навыки» накапливались в иных направлениях человеческой деятельности – промышленной, воспитательной, политической, военной, религиозной и т.д. Развитие же прикладной психологии Л.С. Выготский называл «главной движущей силой кризиса в его последней фазе», полагая, что практические дисциплины должны занять принципиально иное положение во всем строе науки. В новой психологии «практика входит в глубочайшие основы научной операции и перестраивает ее с начала до конца; практика выдвигает постановку задач и служит верховным судьей теории, критерием истины; она диктует, как конструировать понятия и как формулировать законы» ^{[3, c. 387-388]}.

Л.С. Выготский, по сути, предложил динамическую модель отношений теоретической (научной) психологии и общественной практики через развитие прикладной психологии. Он считал, что такое развитие приведет к «перестройке всей методологии науки на основе принципа практики, т.е. к превращению ее в естественную науку. Этот принцип давит на психологию и толкает ее к разрыву на две науки; он обеспечивает в будущем правильное развитие материалистической психологии. Практика и философия становятся во главу угла». Предлагая четкое разделение теоретической и прикладной областей психологической науки, под «практикой» Л.С. Выготский понимал, прежде всего, психотехнику.

Как известно, период 20-х – начала 30-х годов XX века был временем расцвета отечественной психологии, в том числе ее практико-ориентированных (по терминологии Л.С. Выготского, «прикладных») направлений, прежде всего психотехники и педологии. Анализ работ И.Н. Шпильрейна и других лидеров психотехники позволяет современным исследователям говорить о том, что критерием истинности для их работ выступала «практика в ее высшей форме – научных предсказаний и конструктивных, целенаправленных изменений изучаемого объекта» ^{[12, c. 57]}. Другим важнейшим направлением, ориентированным на практическое использование психологии в иной социальной сфере – в системе образования, была педология. К социально-политическим факторам, обусловившим развитие указанного направления, можно отнести советскую научную политику. Как замечают В.А. Кольцова, Ю.Н. Олейник и Б.Н. Тугайбаева, «особенно острое звучание вопрос о воспитании нового типа личности, человека-строителя социализма, приобретает в конце 20-х гг. И в этих условиях на педологию возлагались задачи воспитания этого «нового человека». Она была призвана разработать научно обоснованные методы формирования, обучения и воспитания ребенка» ^{[12, c. 59]}. Попытки определения предмета и выделения теоретических постулатов педологии на протяжении всей недолгой истории ее существования сопровождались разработкой и использованием разнообразных методов диагностики детей, анализа внутренних предпосылок, закономерностей и тенденций развития, а также воздействия на процесс социально-биологической эволюции ребенка в ходе обучения и воспитания. Это стало основой понимания педологии как синтетической и практико-ориентированной науч­ной дисциплины, призванной дать целостное знание о ребен­ке.

Вместе с тем, представляя историю развития отечественной психологии в этот период, Т.Д. Марцинковская подчеркивает трудности ее методологического становления, связанные с неизбежным, по мнению автора, отрывом теоретических исследований от психотехнической и психолого-педагогической практики, свидетельствуя о имевшем место «разрыве» между академической и практической психологией уже в первой трети XX века. Причины этого автор связывает как с внутренней логикой развития науки, так и с социальными изменениями в обществе 1930-х гг. Так, отмечается недостаток квалифицированных психологических кадров, разница в уровне подготовки, знаний и культуры «в центре и на периферии» ^{[10, c. 500]}.

Установка на единство теории и практики определяла направление работ ведущих отечественных исследователей начала века: при организации Психоневрологического института В.М. Бехтерев стремился объединить два важнейших направления психологической деятельности – прикладные исследования и практическую помощь больным. По аналогичному пути шли А.А. Ухтомский, проверявший свои теоретические воззрения как в физиологический лаборатории, так и на производстве, Н.А. Бернштейн, усовершенствовавший ряд экспериментальных методов изучения движения человека в процессе труда и др. Откликом на социальный запрос 1920-х гг. были работы Л.С. Выготского, П.П. Блонского, В.М. Экземплярского, Б.А. Артемова и др. по изучению как одаренных, так и трудновоспитуемых, беспризорных детей.

Отдельным аспектом анализа истории отечественной психологии является определение причин усиления контроля и ликвидации практико-ориентированных педологии и психотехники. Так, подчинение ведомственному контролю служб охраны труда Е.А. Климов и О.Г. Носкова связывают с рядом социальных и научных причин: обстановкой враждебности и мировой изоляции, требующей срочного создания военной промышленности, дефицитом и текучестью кадров, снижением производственной дисциплины ^[7]. Нападки на педологию авторы рассматривают в условиях идеологизированной среды, определявшей недооценку природных основ психики, игнорирование проблемы задатков и способностей, одаренности, индивидуально-психологических различий, роли бессознательного, а также умаление значения принципа индивидуального подхода к человеку, утверждение примата коллективного над индивидуальным. Острота критики и санкций против педологии объяснялась и тем, что она не смогла удовлетворить ожиданию научной поддержки ряда важных идеологических идей. Отмечается также, что немаловажную роль в судьбе педологии сыграла развернувшаяся борьба в руководстве Компартии: «моральное и физическое уничтожение большевиков «ленинской гвардии» (Н. Бухарина, Н. Крупской, А. Бубнова, А. Луначарского), разгром троцкизма отразились и на отношении к тому научному направлению, которое ассоциировалось с их именами» ^[12].

Таким образом, трудности развития практико-ориентированных течений отечественные историки психологии объясняются политической и идеологической ситуацией, актуальными запросами общественной практики ^[10]. Называются такие причины, как несоответствие идеологическому запросу, отставание практики от теории, отсутствие квалифицированных психологов-практиков, разница в уровне теоретических исследований и практического применения их результатов на местах. Социальные изменения 30-х гг. рассматриваются в качестве условий, препятствовавших формированию развитой сети педологических и психологических учреждений и созданию квалифицированных кадров практических психологов.

Вопросы развития прикладных исследований и прикладной психологической деятельности в зарубежной науке освещаются в работах Т. Лихи, Д.П. и С.Э. Шульц, Р. Смита и др. Так, американский исследователь, автор трех изданий «Истории современной психологии» Томас Лихи посвящает развитию прикладной психологии XX века специальный раздел. Автор подчеркивает, что фундаментальные изменения, произошедшие в природе психологии к середине XX века, были связаны с «появлением фигуры прикладного психолога», что отразилось в соответствующей редакции устава Американской психологической ассоциации ^[9]. На рубеже XIX-XX вв. многие психологи-теоретики предоставляли услуги организациям и отдельным гражданам. Они «стремились не только разрабатывать тесты для определения интеллекта учащихся или отбора персонала, но и самостоятельно применять их и консультировать родителей или предпринимателей, переходя, таким образом, от научной работы к прикладной деятельности» ^{[9, c. 363]}. К социальным условиям, способствовавшим бурному развитию прикладной психологии, автор относит идеологию прагматизма и позитивизма, а также острую потребность общественной практики в психологической службе.

В историко-научных взглядах Т. Лихи отражается обозначенная Л.С. Выготским логика развития научного познания (практика – исследовательская задача – научное исследование – теория – проверка истинности теории на практике): истинным может считаться лишь то знание, которое получило свое практическое подтверждение. Неудивительно, что психологи делали упор на общественной и индивидуальной полезности их дисциплины. Приоритетными направлениями деятельности прикладных психологов в то время были проблемы психологии управления, производственной психологии, педагогической психологии, так или иначе, решающие вопросы адаптации, приспособления индивида к различным сферам социальной жизни.

Т. Лихи также затрагивает важный вопрос о размежевании двух классов психологического сообщества: психологов-теоретиков и практикующих психологов, чьи социальные и экономические интересы порой противоречили друг другу. Если первые требовали от правительства увеличения финансирования научных исследований, то для вторых на первое место выходили вопросы государственного лицензирования. Результатом подобных противоречий стало «четкое разделение на теоретиков и практикующих психологов, для которых психологические услуги стали основной деятельностью и источником дохода» ^{[9, c. 363]}. Стоит отметить, что такое положение вещей стало возможным, благодаря особым социально-экономическим условиям, поощрявшим развитие частной собственности и свободы предпринимательства.

Необходимо подчеркнуть, что, говоря о развитии прикладной зарубежной психологии, Т. Лихи рассматривает развитие и собственно практического направления: если теоретически, согласно позиции Дж. Дьюи, «результаты научных исследований психологов должны были использовать специалисты в области образования» (а психологам, в лучшем случае, отводилась роль научных консультантов), то на практике психологи стремились к тому, чтобы не только оказывать услуги специалистам и организациям, занимающимся непсихологической деятельностью (осуществляя прикладную деятельность и реализуя опосредованные другими специалистами отношения «психолог-клиент»), но работать и непосредственно с потребителями психологической услуги (родителями, учениками и т.д.), занимаясь собственно психологической практикой.

Подчеркивая особое значение практики в развитии психологии, британский историк науки Роджер Смит указывает на участие психологов-экспертов в области подбора персонала (Германия, 1930-е гг.), отбора военнослужащих для участия в боевых действиях (США, 1917 г.), и, наконец, формирование целого сообщества специалистов-психологов, «зарабатывающих себе на жизнь за пределами чистой науки» во второй половине XX века ^[13].

Таким образом, зарубежные историки психологии также отмечают значение социального заказа для развития теоретических, прикладных исследований в психологии и ее практических направлений. Особенностью американского и европейского подхода в анализе истории современной психологии является внимание к деятельности психологического сообщества как субъекта практической деятельности.

А.Л. Журавлев и Д.В. Ушаков, анализируя основные этапы развития взаимодействия отечественной фундаментальной психологии и психологической практики, рассматривают более поздние периоды выстраивания их взаимоотношений ^[5]. Так, в 60-х – 80-х гг. XX века эти взаимоотношения, по мнению авторов, характеризуются гармоничной реализацией методологического «принципа практики» (Л.С. Выготский): «фундаментальная психологическая теория должна верифицироваться в экспериментах и снабжать достоверными, проверенными знаниями практику, а практика в свою очередь, способна, с одной стороны, проявить ценность теории, а с другой – поставить перед теорией такие вопросы, которые будут стимулировать ее развитие» ^{[5, c. 6]}.

Причины дальнейших изменений в отношениях фундаментальной психологии и психологической практики авторы видят в растущей потребности населения в многообразных формах психологической помощи, в развитии рыночной экономики и появлении сектора частных психологических услуг, а также в переосмыслении их связей на основе философии и методологии постмодернизма. Таким образом, характеризуя второй этап развития взаимодействия указанных отраслей, А.Л. Журавлев и Д.В. Ушаков впервые говорят о становлении собственно практической психологии, которая трактовалась расширительно, хотя речь шла преимущественно о психотерапии. Авторы характеризуют это новое направление как существующее само по себе, без опоры на современную теоретико-экспериментальную науку, что привело к социальному размежеванию профессиональных сообществ, систем образования, научных ориентиров, авторитетов и кругов общения.

Перспективы развития психологической практики исследователи видят в реализации «доказательного движения»: вторичного сближения теоретико-экспериментальной психологии и психологической практики через экспериментальную оценку эффективности практического метода, что позволяет осуществить надежную обратную связь, свободную от субъективного мнения практикующего психолога.

А.Л. Журавлев и Д.В. Ушаков, вскрывая своим исследованием важную проблему взаимоотношения исследовательской психологии и собственно психологической практики, не разводят понятия практической и прикладной психологии, понимая эти два направления как различные сферы практики. Некоторые различия прослеживаются лишь в том, что в сферу прикладных исследований, более плотно связанных с фундаментальной экспериментальной психологией, авторы склонны включать решение «локальных» ^[11] практических задач, касающихся регуляции выполнения человеком отдельных действий (например, инженерная психология); тогда как собственно психологическая практика рассматривается как построение «глобальных» моделей, связанных с вовлечением в терапевтический процесс целостной личности. Авторы намечают основные перспективные направления сближения фундаментальной психологии и психологической практики, как и А.В. Юревич, уделяя особое внимание грядущей «диагональной» интеграции профессиональных сообществ.

Наиболее последовательное разделение теоретической (фундаментальной, исследовательской), прикладной и практической психологии встречаем в работах А.Г. Лидерса и И.Н. Карицкого. Так, А.Г. Лидерс выделяет три слоя психологии, критерием для различения которых является разное отношение психологов, работающих в этих слоях, к человеку – носителю психики: «Теоретическая психология исследует (изучает, наблюдает, экспериментирует) человека – носителя психики. В слое теоретической психологии работают психологи исследователи. Человек – носитель психики для психолога-исследователя превращается в испытуемого… Продуктом отношения исследования между психологом и человеком – носителем психики – являются знания, организованные в теории» ^{[8, c. 7]}.

Прикладная психология, с точки зрения автора, «теряет непосредственные отношения с человеком – носителем психики. Теперь отношения психолога и человека опосредованы другим профессионалом… Ведущей деятельностью прикладного психолога является со-организация деятельности профессионала другого профиля с помощью предписаний, основанных на психологических (теоретических) знаниях» ^[8]. Интересно отметить, что, помимо слоя собственно прикладной психологии, А.Г. Лидерс выделяет область прикладных исследований в теоретическом слое, к которым прикладной психолог вынужден прибегать в ситуации недостатка специальных знаний.

Наконец, практическая психология, по мнению А.Г. Лидерса, восстанавливает непосредственные отношения с человеком – носителем психики. Но теперь это «отношения оказания психологической помощи, а человек здесь уже не испытуемый, а клиент». Автор выделяет некоторые характеристики «клиента», включающие в себя активность и добровольность обращения за психологической помощью. Предлагаемый А.Г. Лидерсом критерий разделения практической, прикладной и теоретической (фундаментальной, исследовательской) психологии представляется нам в достаточной степени обоснованным для решения как исследовательских, так и практических задач.

Опираясь на данный подход, можно объяснить, например, отсутствие упоминаний о собственно «практической» психологии в работах Л.С. Выготского неразвитостью «сектора частных психологических услуг» (А.Л. Журавлев и Д.В. Ушаков) и преобладанием «опосредованных» иными организациями и специалистами отношений «психолог – клиент». В то же время развитие рыночной экономики в странах Запада способствует появлению организаций, подобных «Психологической корпорации» Дж. Кеттела (1921), более или менее активно оказывающих «прямые» услуги по психологическому консультированию, в которых, как предполагалось, нуждается общество. Тем не менее, по свидетельству Р. Смита, ведущие сотрудники этой корпорации основное время отводили академическим занятиям, и широкомасштабный рост психологии как науки в действительности происходил в стенах университетов, хотя заявления психологов о практической пользе их дисциплины этому во многом способствовали ^{[13, c. 165]}. Эти и подобные вопросы, касающиеся проблемы исследования социально-психологических детерминант развития различных отраслей психологии, не являются, однако, предметом рассмотрения в данной статье и требуют специального анализа.

В целях более детального разграничения прикладной и практической отраслей деятельности психолога-практика видится эвристичным понятие «ролевое кольцо» («ролевая цепочка»), предложенное Ю.М. Жуковым. Оно обозначает последовательный перечень лиц, вовлеченных в процесс оказания психологической помощи ^[2]. В случае прикладной психологии ролевая цепочка будет выглядеть следующим образом: клиент (профессионал не психологического профиля) – заказчик (учреждение, по заказу которого осуществляется работа) – спонсор (то же) – посредник (человек или организация, рекомендующая исполнителя) – подрядчик (организация, в которой работает исполнитель – если он практикует не частным образом) – исполнитель (психолог, со-организующий деятельность профессионала другого профиля). В случае психологической практики: клиент, заказчик и спонсор (человек, который обращается за психологической помощью) – посредник (человек или организация, рекомендующая исполнителя) – подрядчик (или организация, в которой работает исполнитель) – исполнитель (психолог, выстраивающий непосредственные отношения с клиентом).

Необходимо отметить, что отношения «психолог – клиент» во втором случае могут быть более опосредованными, если в качестве заказчика и спонсора выступает какая-либо организация или специалист не психологического профиля (школа, больница и т.д.), а также родственники либо опекуны несовершеннолетнего или недееспособного клиента. Тем не менее, это остается именно практической, а не прикладной сферой деятельности психолога.

В этой связи можно предположить, что до возникновения сектора частных психологических услуг, прикладное и практическое направления деятельности психолога в России были тесно взаимосвязаны и осуществлялись одними и теми же специалистами в рамках определенных направлений (психотехники – например, как консультирование рабочих на предприятии и составление рекомендаций для руководителей; педологии – как непосредственная работа с учащимися и составление рекомендаций для педагогов и т.д.): это отражается в единстве исторического и методологического анализа их развития.

Обратимся, далее, к исследованию И.Н. Карицкого, предлагающего в своей диссертационной работе интересное решение проблемы разведения понятий научной, практической и прикладной психологии на основании концепции общего строения деятельности, сформулированной А.Н. Леонтьевым. Так, по характеру связи между субъектом и объектом деятельность может быть разделена на практическую (воздействие) и познавательную (восприятие): «…момент воздействия субъекта на объект, если он является ведущим, конституирует деятельность как практическую. Момент отражения объекта в субъекте, если он составляет основное содержание деятельности, определяет ее как познавательную» ^{[6, c. 34]}. В практической деятельности, таким образом, ведущим выступает аспект воздействия, преобразования предмета; в познавательной – исследования, познания его.

Такой подход позволяет подразделить психологию на: 1) научную (психология как наука), 2) практическую (психология как практика). Обе имеют один и тот же предмет – психологические (психические) явления. Но в первом случае он выступает как предмет исследования, а во втором – как материал для практического использования, воздействия и преобразования.

Кроме того автор подразделяет практическую психологию на две ветви: собственно практическую (психотерапия, консультирование, психотренинг и т.д.) и прикладную (инженерная, педагогическая, спортивная, медицинская и т.д.). Различение прикладной психологии и собственно практической психологии проводится по основному предмету деятельности, который выступает как цель деятельности или мотив в смысле А.Н. Леонтьева. Прикладная психология, полагает И.Н. Карицкий, использует данные психологической науки в различных сферах общественной практики: таким образом, цель деятельности в данном случае – не психологична, психологичны лишь средства ее достижения. В собственно психологической практике – и цель, и средства носят психологический характер. «Таким образом, во всем спектре практической психологии следует различать прикладную психологию как использование научной психологии в различных сферах общества, как приложение психологии к тем или иным видам социальной практики, и ту часть практической психологии, которая имеет свою собственную специфическую область приложения – а именно сферу психологической практики» ^{[6, c. 43]}. Практическая психология, подчеркивает И.Н. Карицкий, конституируется в психологической практике – деятельности по преобразованию и изменению психической реальности психологическими средствами.

Следует заметить, что приведенная классификация, в целом, не противоречит подходу А.Г. Лидерса, хотя и опирается на иное основание. Однако, можно выделить два существенных различия между ними. Во-первых, А.Г. Лидерс называет сферу прикладных исследований как отдельную область теоретической (исследовательской) психологии; И.Н. Карицкий же включает, очевидно, эту область в познавательную деятельность психолога (научную психологию), не выделяя ее специально. Во-вторых, то, что И.Н. Карицкий относит к компетенции прикладной психологии (например, деятельность педагогического, медицинского, военного и т.д. психолога как реализация психологического содержания не психологических видов общественной практики), А.Г. Лидерс мог бы отнести к компетенции психологии практической, если в данном случае имеет место выстраивание непосредственных отношений «психолог-клиент». И.Н. Карицкий же особо подчеркивает, что «эти моменты, будучи включенными в основную деятельность как ее составные части, все-таки являются подчиненными ей и потому они суть только ее психологические стороны, хотя для специалистов, которые ими заняты, они и могут быть основной деятельностью» ^{[6, c. 44]}.

Ф.Е. Василюк в несколько ином ключе подходит к решению вопроса о разведении понятий практической психологии и психологической практики. Он характеризует «практическую психологию» как приложение и развитие психологических знаний в какой-либо сфере общественной практики – педагогике, медицине, обороне и т.д. (у И.Н. Карицкого это прикладная психология как разновидность практической), и «психологическую практику» как самостоятельную практическую деятельность психолога, где он выступает «ответственным производителем работ», непосредственно удовлетворяющим и обслуживающим социально оформленные жизненные потребности заказчика (у И.Н. Карицкого это собственно практическая психология, конституирующаяся в психологической практике).

К слову, отсутствие в работах Л.С. Выготского упоминаний о «психологической практике» (или собственно практической психологии), отмеченное нами выше, Ф.Е. Василюк как раз и объясняет тем, что «психологической практики при жизни Л.С. Выготского вообще не существовало как сложившейся социальной реальности, она еще только рождалась из недр практической психологии, которая сама в ту пору не достигла совершеннолетия» ^{[1, c. 38]}.

Итак, обобщая рассмотренные нами в рамках данной статьи точки зрения методологов и историков психологии относительно проблемы разделения прикладной, практической и научной (фундаментальной, исследовательской) отраслей данной науки, можно сделать следующие выводы.

1. Актуальной на сегодняшний день проблемой является поиск возможностей интеграции исследовательской и практической (в том числе, прикладной) психологии; авторы отмечают отдельные признаки наметившегося сближения данных направлений в теоретической, методологической и социальной плоскости.
2. В истории и методологии психологии так или иначе рассматривался вопрос о взаимоотношениях научной (фундаментальной, исследовательской) психологии и ее прикладных, практических отраслей: так, в истории отечественной психологии выделяются этапы развития их взаимоотношений во второй половине XX века (А.Л. Журавлев, Д.В. Ушаков).
3. Важным основанием для классификации указанных направлений может выступать структура взаимоотношений объекта и субъекта психологической деятельности (И.Н. Карицкий), что позволяет выделить ее познавательный (научная психология) и практический (практическая психология) аспекты.
4. Внутри практической психологии может быть выделена психология прикладная (использование данных психологической науки в иных сферах общественной практики) и собственно практическая, которая конституируется в психологической практике.
5. Дополнительным основанием для разграничения рассматриваемых областей может служить структура взаимоотношений в системе «психолог – клиент» (А.Г. Лидерс), степень их опосредованности наличием других специалистов.
6. В целом же обращение к истории развития практической и прикладной отраслей психологии в первой половине XX столетия позволяет сформулировать гипотезу о единстве закономерностей их развития. Такое единство обусловлено: а) значительной зависимостью развития научных исследований от запросов других сфер общественной практики, б) двойственностью профессиональных ролей специалистов-психологов, занимающихся зачастую как «прикладной», так и «практической» деятельностью.

В завершение необходимо подчеркнуть, что в силу широкого распространения разнообразных психологических и околопсихологических практик, включения специалистов-психологов в кадровый состав почти любой государственной или частной организации, а также часто наблюдающейся «множественности» профессиональной идентичности психолога (занимающегося, к примеру, преподавательской, научно-исследовательской, практической и прикладной деятельностью), не только методологическую, но и практическую значимость приобретает различение перечисленных областей, ролевых позиций специалиста в каждой из них, а также анализ предпосылок и условий их формирования, дифференциации и взаимодействия.