Estoppel in Russia: to the problem statement

Chereshneva Irina Junior Scientific Associate, Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences 119019, Russia, g. Moscow, ul. Znamenka, 10 iachereshneva@gmail.com Other publications by this author

1. В последнее время в научном юридическом сообществе широкое распространение получило обсуждение доктрины непротиворечивого поведения (недопустимости противоречивого поведения) или в традиции англосаксонской системы права – эстоппеля (от англ. estoppel). Название последнего происходит от французского слова, означающего «паклю, набивку как материала для закупорки щелей и отверстий, которое в XI в. вместе с Вильгельмом Завоевателем пересекло Ла-Манш и постепенно превратилось в английский термин estoppel.»^[1]. Лорд Деннинг (Lord Denning), говоря об эстоппеле, приводит цитату из комментариев 1832 года, согласно которой глагол «estopped» просто французская вариация глагола «stopped» в значении преградить, остановить ^[2]. Собственно, отсюда и исходит сама доктрина «лишения права возражения». Несмотря на то, что она характерна для стран англо-саксонской правовой семьи, виды эстоппеля, так же, как и его наименование различаются в зависимости от страны (например, в Англии доктрина существенно консервативнее, чем в США и Австралии соответственно).

Например, во втором издании Black's Law Dictionary можно обнаружить 10 вариантов различных определений эстоппеля ^[3]. В свою очередь, в английском праве выделяются следующие виды эстоппеля: эстоппель per rem judicatam или estoppel by record - процессуальный эстоппель. К процессуальному эстоппелю также относится estoppel by representation – в отношении ложного заверения о факте; estoppel by deed – в отношении позиции стороны, содержащейся в документе, скреплённом печатями или требующим особой письменной формы при заключении договора; estoppel by convention – в отношении фактических или юридических допущений сторон по договору; promissory estoppel – «если одно лицо дало другому обещание не использовать свои права и полагающееся на это обещание лицо понесло потери, то данное обещание имеет юридическую силу.»^[4]; proprietary estoppel – в отношении заверения или обещания передачи правомочия в праве собственности ^[4]. При этом данный перечень является открытым.

Многообразие видов эстоппеля отражается в высказывании Лорда Деннинга: во времена сэра Edward Coke эстоппель можно было представить в качестве маленького дома с тремя комнатами (estoppel by matter of record, estoppel by matter in writing, and estoppel by matter in pais), однако в наше время он представляет собой дом с большим количеством комнат, что неизбежно приводит нас в замешательство, и несмотря на их общую крышу, невозможно применить те правила, которые подходят для одного вида - к другому; будет ошибкой полагать, что то, что вы найдете в одной комнате, вы также отыщите и в других ^[2]. В этой связи дискуссии среди представителей английских ученых-юристов о приведении различных видов эстоппеля к «общему знаменателю» не увенчались успехом. Отсюда следует, что в английской традиции рассматривать эстоппель в качестве универсального правила или общего принципа не представляется возможным. Однако возможно ли это в рамках отечественного правопорядка? Какова правовая природа так называемых норм Гражданского кодекса РФ (далее – ГК РФ) об эстоппеле (п. 5 ст. 166, п. 2 ст. 432, п. 5 ст. 450.1) ^[5], каким образом они соотносятся с англо-саксонским эстоппелем, континентальной доктриной непротиворечивого поведения - «venire contra factum proprium nulli conceditur», принципом добросовестности? Эти вопросы приобретают особую актуальность ввиду того, что эстоппель рассматривается в качестве «института права, доктрины, межотраслевого принципа, фактической ситуации…»^[6] и др.

2. Поскольку рамки настоящего исследования не позволяют рассмотреть все виды эстоппеля англо-саксонской традиции, постольку мы сфокусируем свое внимание на такой его разновидности, как promissory estoppel. Обращение именно к данной вариации обусловлено тем, что, во-первых, он находит свое применение в договорном праве; во-вторых, его содержание различается в зависимости от правопорядка, а, в-третьих, он связан наиболее тесным образом с одним из столпов английского договорного права – доктриной встречного предоставления (удовлетворения, представления) – consideration.

Английское право в процессе своего исторического развития разработало иную концепцию договора, отличную от стран романо-германской правовой семьи. Так, договор определяется как одностороннее волеизъявление лица, принимающего на себя обязательство. Согласно известному английскому юристу Фредерику Поллоку, договор — это обещание или ряд обещаний, исполнение которых обеспечивается правом ^[7]. В свою очередь, доктрина встречного предоставления формировалась в течение XIX века в результате действия прецедентного права, т.е. ее положения, контуры и границы были сформулированы в судебных решениях. Классическим считается следующее определение по делу «Currie v. Misa» (1875 г.): «встречное удовлетворение, ценное с точки зрения права, может выражаться либо в каком-то праве, интересе, выгоде или пользе, предоставляемым одной стороне, либо в каком-то воздержании, ущербе, убытке или ответственности, которые терпит или берет на себя другая сторона» ^[8]. Однако данное понимание зачастую оспаривалось юридической наукой ввиду того, что при вступлении в договорные отношения каждый участник руководствуется своими собственными интересами и потребностями, поэтому вести речь об убытке или ущербе некорректно. В связи с этим Фредерик Поллок предложил рассматривать встречное предоставление в качестве цены, за которую приобретается обязательство. Эта позиция нашла отражение в решении Палаты лордов по делу «Dunlop Pneumaic Tyre Co Ltd v. Selfridge Ltd» (1915 г.) ^[8] и получила поддержку со стороны ряда представителей юридического сообщества.

При этом объективная действительно ставила перед английским правом определенные вызовы, порождая ситуации, в которых встречное предоставление отсутствовало, что вело к несправедливости и дестабилизировало коммерческий оборот. Ответом явилась идея о promissory estoppel, нашедшая свое воплощение в следующих судебных решениях: Hughes v Metropolitan Railway (1877) и Central London Property Trust Ltd v High Trees House Ltd (1946).

В рамках первого дела Lord Cairns впервые сформулировал правило о promissory estoppel: если вам принадлежит право в отношении кого-либо, вы не можете сказать ему, что не воспользуетесь им, ожидая, что другая сторона каким-либо образом положиться на данное вами обещание, а затем изменить свою позицию, сказав, что вы передумали и все-таки воспользуетесь своим безусловным законным правом ^[2]. В рамках второго судебного решения Лорд Деннинг обосновал применение promissory estoppel следующим образом. Фабула дела. В 1937 году High Trees House Ltd взяла в аренду у Central London Property Trust Ltd блок из квартир для того, чтобы сдать их в субаренду арендаторам по 2500 фунтов в год, однако начинается 2 мировая война. В отсутствие арендаторов стороны договариваются снизить арендную плату до 1250 фунтов (уменьшить наполовину) в год до тех пор, пока блок не будет заселен полностью. В июне 1945 года, уже после окончания войны Central London Property Trust Ltd обратилась в суд с требованиями о возобновлении прежней арендной платы и о возмещении разницы в размере 8000 фунтов. Суд удовлетворил первое требование, но отказал во втором, применив доктрину эстоппель со следующим обоснованием.

Во-первых, основная идея, лежащая в основе эстоппеля, заключается в том, что лицо полагается на факт и/или обещание.

Во-вторых, приостанавливающий, а не погашающий эффект – (Suspensory, not extinctive). При рассмотрении данного дела может показаться, что удовлетворение первого требования свидетельствует о приостановлении действия чьего-либо безусловного субъективного права посредством эстоппеля, а не его «погашении». Однако это не так, поскольку, во-первых, право CLPT на получение разницы от арендных платежей было полностью погашено promissory estoppel, а, во-вторых, решение судьи Деннинга не оставляет сомнения в том, что причина, по которой арендные платежи были возобновлены в полном объёме, ни коем образом не связана с действием promissory estoppel, а вытекает из заключенного договора между сторонами.

В-третьих, действует доктрина щит, а не меч. Сказанное означает, что данный вид эстоппеля защищает ответчика от иска со стороны истца, которой ранее обещал не подавать на него в суд, а не действует в качестве меча, позволяющего истцу подать в суд на ответчика за нарушение обещания, которое было им дано ^[9]. Таким образом, promissory estoppel можно охарактеризовать следующей формулой: «вы не можете манипулировать своими правами».

3. В отечественной юридической литературе эстоппель рассматривается в качестве запрета участникам гражданских правоотношений действовать непоследовательно, являющегося проявлением принципа добросовестности, и в то же время универсальной категории» ^[10], «правила, вытекающего из принципа добросовестности» ^[11], как «правовой механизм для обеспечения последовательности поведения» ^[4], как «толкование принципа добросовестности» ^[1], как принцип, согласно которому «недобросовестное и противоречивое поведение должно влечь утрату права на возражение, с тем чтобы не допускать нарушения прав и законных интересов добросовестных участников правоотношения» ^[6].

По мнению А. Г. Карапетова и Д. В. Федорова эстоппель представляет собой «запрет вести себя в противоречии со своим предшествующим поведением … в тех случаях, когда такое поведение не связывает эту сторону и не принуждает к последовательности в силу сделочного или иной формально-правового эффекта, но предшествующее поведение сформировало у другой стороны доверие и разумные ожидания и, их подрыв в результате непоследовательности приведет к явной несправедливости.» ^[12]. Авторы определяют следующие обязательные условия применения эстоппеля: 1) «возникновение доверия у другой стороны должно быть вменимо лицу, которому противопоставляется эстоппель», 2) «…возникновение обоснованного доверия у добросовестной стороны», 3) «…явная несправедливость подрыва доверия» ^[12]. Тем самым, анализ приведенных точек зрения позволяет «высветить» основные грани «российского эстоппеля»: непосредственное отношение к принципу добросовестности, связь с противоречивым поведением и защита доверия стороны, которая положилась на предшествующее поведение своего контрагента.

При детальном рассмотрении вышеуказанных позиций можно обнаружить «точки пересечения» с римской максимой ius commune и venire contra factum proprium nulli conceditur («никому не дозволяется поступать вопреки совершенному им же самим»). Не случайно существует точка зрения, что известный англо-американскому правопорядку эстоппель «в действительности уходит своими корнями в европейское ius commune и venire contra factum proprium nulli conceditur континентальных глоссаторов.» ^[1], конкретизацию которой можно обнаружить в следующем принципе: «"Turpitudinem vero propriam regulariter nemo allegare potest" (На собственную же непорядочность никто правомерно ссылаться не может).»^[1].

В литературе выделяются следующие ключевые элементы максимы venire contra factum proprium: «1) первоначальное поведение; 2) поведение, которое противоречит первоначальным заверениям и совершено в иной временной промежуток; 3) противоречивое поведение должно не отвечать критериям добросовестности» ^[13]. В этой связи очень важно подчеркнуть, что само по себе противоречивое поведение не всегда является недобросовестным, поскольку противоречивость заложена в самой природе человека, кроме того, многообразие и сложность общественных отношений рука об руку идет с «хаосом жизни». Отсюда возникает необходимость учета всех обстоятельств и совокупности факторов, комплекса условий, при наличии которых ту или иную ситуацию в действительности можно отнести к нарушению принципа добросовестности.

По справедливому замечанию Д.О. Тузова, присущая максиме venire contra factum proprium nulli conceditur гибкость, с одной стороны, позволяет учесть различные обстоятельства конкретного дела, и тем самым она не может выступать в качестве руководящего начала, принципа гражданского права. С другой стороны, применение данной максимы на практике сопряжено с обращением к «высшим материям» - основополагающим началам гражданского права, а именно принципу добросовестности ^[1]. На этом настаивает и К. В. Нам, указывая, что правило venire contra factum proprium приобрело такое значение ввиду его использования «в рамках категории принципа добросовестности в качестве правового механизма… в тех ситуациях, когда буква закона расходилась с его духом.» ^[14]. Ученый специально подчеркивает, что «учение о запрете противоречивого поведения ценно именно в системе принципа добросовестности…» ^[14]. Не случайно в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 23 июня 2015 года № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» ^[15] п. 5 ст. 166 ГК РФ рассматривается во взаимосвязи с общим принципом добросовестности, а именно п. 3 и п. 4 ст. 1, п. 5 ст. 10 ГК РФ.

Однако несмотря на наличие вышеобозначенной взаимосвязи российские суды нередко рассматривают эстоппель в качестве принципа ^{[16, 17]}, что на наш взгляд не совсем корректно. В это связи всецело согласимся с позицией Д. О. Тузова, согласно которой идея недопустимости противоречивого поведения в гражданских правоотношениях «…никогда не была и не является сейчас общим принципом или вообще императивным предписанием ни в континентальном, ни в англосаксонском праве, … ее значение может состоять лишь в том, чтобы служить толкованию принципа добросовестности, указывая одну из конкретных разновидностей поведения (наряду, например, с шиканой или обходом закона), которое при определенных условиях может рассматриваться как недобросовестное.» ^[1]. Фактически, запрет противоречивого поведения выступает одним из проявлений принципа добросовестности, тем самым, нормы ГК об эстоппеле можно представить в качестве второго уровня «детализации» данного принципа.

По мнению Н.С. Лашкова, российская интерпретация эстоппеля «представляет собой лишь частный случай применения правил о добросовестности и запрета на злоупотребление правом...» ^[18]. Ученый полагает, что поскольку общей эксцепции о добросовестности более чем достаточно для ограничения недобросовестного поведения участников гражданского оборота и обеспечения баланса их интересов, постольку необходимость рецепции английского эстоппеля в отечественное право отсутствует ^[18]. В этой связи позволим себе небольшую ремарку. Стремление законодателя к заимствованию лучших зарубежных практик, способных обогатить отечественный правопорядок, без учета его культурно-исторического контекста, с одной стороны, и всестороннего и обстоятельного сравнительно-правового исследования, которое бы учитывало социально-экономические, исторические и политические предпосылки появления того или иного правового явления в зарубежном праве, а также его эволюцию, вряд ли сможет обрести поддержку, как в рядах представителей юридической науки, так и у самой жизни.

Таким образом, в результате проведенного исследования мы пришли к следующим выводам. Так называемые нормы ГК РФ об эстоппеле (п. 5 ст. 166, п. 2 ст. 432, п. 5 ст. 450.1) представляют собой частный случай доктрины непротиворечивого поведения, известной континентальному правопорядку максимой «venire contra factum proprium nulli conceditur», которая, в свою очередь, выступает проявлением одного из основополагающих принципов гражданского права – принципа добросовестности. В связи с этим, с одной стороны, некорректно обозначать вышеуказанные нормы – эстоппелем, поскольку, во-первых, даже в англо-американской традиции многообразие видов эстоппеля не позволяет рассматривать его в качестве универсального принципа, а, во-вторых, то, что в англо-саксонской традиции понимается под эстоппелем не соответствует его российской интерпретации. С другой стороны, являясь частью романо-германской правовой семьи, отечественному правопорядку нет необходимости заимствовать чуждые правовые явления, особенно тогда, когда схожие правовые конструкции не только можно обнаружить в глубине веков, но и проследить их эволюцию в лоне континентальной системы права, к которой относится и Россия.