The results of assorted research on the questions of dynamics of victimization from Internet fraud in the Russian Federation (2010-2019)

Komarov Anton Anatolevich PhD in Law Associate Professor at the Siberian Institute of Administration, Department of Criminal Law and Proceedings 630102, Russia, Novosibirskaya oblast', g. Novosibirsk, ul. Nizhegorodskaya, 6, of. 168 reise83@mail.ru Other publications by this author

Постановка проблемы. Указывая на наличие некой проблемы, стоит провести краткий анализ её состояния. В связи с этим хотелось бы прокомментировать ряд результатов полученных прежде другими авторами в сравнении с нашими. Исходя из очерченных в названии статьи границ, заметим, что научное изучение проблемы феномена интернет-мошенничества можно разбить на два относительно самостоятельных периода (до и после декабря 2012 года, когда были приняты поправки в УК РФ в части криминализации корыстных компьютерных преступлений). До указанного момента в криминологической литературе указывалось на рост числа подобных преступных проявлений, который косвенно свидетельствовал и о росте числа реальных жертв ^[1]. Были также попытки провести сравнительные исследования по данному вопросу с применением зарубежных выборочных социологических исследований ^[2], указывающих на объём виктимизации в США и средний причинённый этим преступлением ущерб (951$ – на 2011 год). Вместе с тем, уже на тот момент было заметно, что объективных (научно-обоснованных) исследований проблем виктимизации недостаточно, как в отечественной, так и в зарубежной криминологической литературе. Большинство последующих исследований развивались либо в сторону изучения качественных характеристик виктимизации через механизм индивидуального преступного поведения ^[3], либо в научно-популярном ключе, с попыткой реализации виктимологической профилактики путём информирования населения о типичных мошеннических схемах в Интернет^[4].

Очевидно, что проблема для криминологов в изучении этого феномена на этапе до 2012 года состояла в том, что отсутствовали адекватные представления о реальной распространённости явления с учётом его латентности^[5], подтверждённые независимыми источниками. Мы неоднократно предпринимали попытки восполнить эти пробелы^[6,7,8], но научных работ использующих статистические методики в изучении проблем распространённости, латентности, процесса виктимизации от интернет-мошенничества всё ещё недостаточно для сопоставления и построения полной научной картины.

Касательно виктимологических аспектов отправной точкой в формировании современной методики является диссертационная работа Д.А. Зыкова, 2002^[9]. Существуют обстоятельные работы К.В. Астафьева, 2007^[10]; Т.А. Малыхиной, 2007^[11]; раскрывающие в той или иной мере проблемы организации виктимологических исследований мошенничества, в целом (безотносительно к предмету статьи). Непосредственно по вопросу нашего исследования хотелось указать недавние периодические работы: Д.В. Сынгаевского^[12], В.С. Соловьёва^[13].

Учитывая возрастающую важность виктимологической компоненты в криминологии, мы пришли к выводу о необходимости доработки нашей частной методики выборочных исследований. Пятнадцать лет назад (на этапе до 2012 г.) она формировалась под влиянием зарубежных коллег, имевших несравнимо больший опыт статистического наблюдения. Internet Crime Complaint Center (США) до сих пор сохраняет традицию регистрации всех жалоб, вне зависимости от их правовой квалификации. Долгое время мы также следовали этому правилу, имея возможность проводить сравнительные исследования на примере двух наших стран^[14]. Однако в современных условиях это вызвало к жизни две методологические проблемы: сопоставимость и сводимость динамических рядов, с учётом изменений отечественного уголовного закона и невозможность (при условии сохранения прежних методов сбора информации) разграничить криминальную и правонарушающую виктимизацию. Решение этих проблем на современном этапе исследования путём совершенствования нашей методики длящегося статистического наблюдения и опубликование полученных результатов (как и интерпретация выявленных закономерностей) является приоритетной целью этого исследования.

Непосредственные задачи нашего исследования.

Первой задачей нашего исследования является общий анализ развития тенденций первичной и вторичной правонарушающей виктимизации от интернет-мошенничества на периоде 2010-2019 гг. Определение основных криминологических показателей этого процесса, о которых отсутствует достоверное представление в современной криминологической науке.

Второй задачей – систематизация предварительных результатов выборочных исследований 2020 года по вопросу разграничения и группировки внутри общего объёма, фактов виктимизации от мошеннических правонарушений и собственно преступлений. То есть выделение статистических закономерностей показателя соотношения (удельного веса) правонарушающей и криминальной виктимизации от этого социально-негативного явления.

Методические проблемы сбора и обработки первичной статистической информации по вопросам виктимизации.

Как мы уже сказали ранее, опубликованные нами в прошлом результаты выборочных наблюдений на периоде 2010-2019 гг. могли не вполне корректно указывать на истинное число объёма виктимизации, динамику этого процесса и ряд иных показателей. Полагаем, что здесь необходимо дать некоторые пояснения, которые быть может помогут другим исследователям адаптировать свои методики и увеличить их эффективность. Непосредственно результаты (и их интерпретация) представлены далее по тексту в отдельных параграфах в виде графических форм и сводных таблиц.

1. Трудность дифференциации жалоб интернет-пользователей является вполне естественной «проблемой» для нас и наших зарубежных коллег по следующим причинам:

- часть мошеннических схем реализуется в виде продолжаемого хищения, каждый эпизод которого не подпадает под состав преступления, но при этом регистрируется как отдельная жалоба. Таким образом, одиночный факт виктимизации механически относится к разряду правонарушающего, а не преступного поведения;

- порядок сбора и учёта жалоб на интернет-мошенничество по своей сути таков, что квалификация деяния отделена от процесса регистрации и установить их взаимные связи порой затруднительно;

- существующая сводная статистика многочисленных общественных организаций, частно-государственных партнёрств и коммерческих субъектов в области обеспечения информационной безопасности довольно репрезентативна для использования в сравнительных исследованиях, но не содержит юридической оценки деяний (фиксируя т.н. «инциденты» нарушения информационной безопасности) Поэтому в криминологических (научных) целях может использоваться ограниченно.

По этой причине мы в 2020 году усовершенствовали опросник социологической анкеты, чтобы понять конкретные последствия, причинённые каждым правонарушением. Мы обращали внимание на возможность утраты пользователем Интернет, как денежных средств, так и имущества, которому просили дать стоимостную оценку. Также задавались вопросы относительно утраты имущественного права и предположительного размера ущерба в случае покушения на правонарушение. Поскольку последняя дифференциация хищений произошла в связи с изменениями уголовного законодательства в 2018 году, а нам было необходимо сохранить преемственность и сопоставимость данных в целях исследования динамики этого явления, мы продолжили пользоваться критерием размера ущерба в одну тысячу рублей для разграничения фактов правонарушающей и криминальной виктимизации.

2. Исследование вопросов динамики процесса правонарушающей виктимизации на предыдущих этапах исследования проводилось усреднением среднегодовых показателей темпов прироста на всём периоде сопоставимых данных 2013-2019 г.г. Проблема здесь состояла в том, что сбор информации и её обработка занимали некоторое время. Исследования проводились сезонно, с переходом на другой год. Как минимум, это двухгодичный период, охватывающий предыдущий и заявленный год. Таким образом, получилось, что сводные данные были относимы к самому периоду исследования больше, нежели к конкретному году виктимизации респондентов. В случае с изучением темпов роста абсолютного объёма интернет-мошенничества и его распространённости это не представляло никаких проблем. Но при изучении виктимизации таким образом, мы смогли доподлинно оценить только два социальных факта о респондентах – первичную и вторичную виктимизацию на момент опроса. Поэтому изложение материала в статье дифференцировано в зависимости от этого обстоятельства.

Первоначально само исследование не планировалось как классическое для виктимологии «панельное наблюдение», а преследовало цель оценить распространённость мошенничества на отдельном этапе. С большой долей уверенности мы можем заявить, что повторная выборка практически исключена. Ибо география этих опросов сильно разнится. В связи со сменой мест жительства автора, в выборку случайным образом попадали жители разных регионов. За время, проходившее с момента проведения предыдущего опроса, менялось и «поколение» задействованных в исследовании интервьюеров. Все полученные данные удалось объединить в три самостоятельных этапа.

3. Указанный интервал динамики (2013-2019 г.г.) является не столь показательным для всесторонней оценки явления интернет-мошенничества и подробной характеристики процесса виктимизации от него. Поэтому мы привлекли результаты опроса 547 человек на периоде 2009-2010 гг., проведённых ранее в целях диссертационных исследований. Некоторая проблема заключалась в несопоставимости этих данных с полученными позднее. Результаты того выборочного исследования не позволяли непосредственно свести динамические ряды по ряду причин. Первая состояла в том, что в качестве генеральной совокупности выступала недельная аудитория Интернет, а не суточная (как ныне). Но, это – скорее объективное положение дел на тот момент со степенью «проникновения» Интернет в жизнь российского общества, нежели субъективная исследовательская ошибка. Интенсивность пользования глобальной компьютерной сетью была значительно ниже на тот момент. Вторая, – в результате опроса размах вариации возрастов опрошенных уложился в пределы: 16-63 лет. В то время как, современные наши исследования позволили расширить диапазон до значений: 6-80 лет.

4. Относительно возрастных особенностей генеральной совокупности и её качественных признаков тоже стоит сделать оговорку. Дело в том, что объектом наблюдения для нас выступает не всё российское интернет-сообщество, а только общее количество пользователей в возрасте 6-80 лет; из числа лиц – «суточной аудитории» российского сегмента Интернет. К примеру, на 2019 год – это 86,2 млн. человек. Их мы именуем в силу наличия объективных признаков виктимности – потенциальными жертвами интернет-мошенничества. К сожалению, в силу ряда причин, прежде всего объёма наших суждений по этому вопросу и статистических выкладок, мы не можем в рамках данной статьи конкретизировать эту мысль подробно. Читатель может самостоятельно ознакомиться с соответствующей статьей в журнале «Юридические исследования»^[15]. Заметим только, что подобные уточняющие данные до сих пор отсутствовали в криминологической науке и с нашей точки зрения ухудшали качество выборок, основанных только на официальных статистических данных. Которые не учитывают виктимных свойств личности, тем самым ухудшают точность измерения и завышают ресурсоёмкость исследования.

§1. Описание показателей процесса правонарушающей виктимизации на периоде 2012-2019 гг., в целом. Для начала представим краткие сведения, характеризующие достоверность полученных нами результатов. Так по критериям, представленным в таблице 1. «Сводные данные о результатах выборочного исследования» доверительный интервал составляет 0,954. Иначе говоря, имеется 95% вероятность соответствия аналогичных параметров в генеральной совокупности (потенциальных жертв).

Исходя из общего движения абсолютной численности активных пользователей Интернет, обладающих признаками объективной виктимности и удельного веса жертв интернет-мошенничества можно сделать некоторые выводы. Мы смеем предположить, будто наша более ранняя гипотеза о взаимосвязи процессов информатизации в российском обществе и положительной динамики компьютерной преступности находит своё непосредственное подтверждение на уровне связи состояний. На то указывает прямая корреляция сопоставляемых данных по периодам. Если до 2011 года мы имели ограниченный набор данных для подтверждения данной гипотезы, то теперь у нас есть три сопоставимых динамических ряда данных, измеренных по одной и той же методике. Более того в следующем параграфе мы позволили себе преобразовать и прежние наши данные, чтобы расширить интервал наблюдения и более точно подтвердить эту гипотезу.

К настоящему моменту, мы готовы охарактеризовать её уже не просто как корреляционную зависимость, а как функциональную связь. Ибо по ряду наших предварительных заметок виктимность зависит от способов доступа в Интернет, схем его использования, возраста и платёжной способности (материального положения) жертвы. Однако подобное суждение несколько выходит за рамки данной статьи и требует отдельной интерпретации.

В целом, мы косвенно подтверждаем одну достаточно верную зависимость, выявленную ещё И.Я. Фойницким^{[16, C.22]}, будто динамика мошенничества в большей мере зависит от самого развития экономических отношений, а не прочих факторов.

К виктимизации, как таковой, ведёт не механический рост количества пользователей, а коммерциализация интернет-ресурсов. В этом состоит главная особенность функциональной связи наблюдаемых явлений. Тем самым ещё более точно определяется место имущественных компьютерных преступлений, как в структуре самой компьютерной преступности, так и корыстной. Поскольку при помощи представленных статистических данных наглядно показано одно из ключевых свойств данного (самостоятельного) вида преступности. Уровень виктимизации среди экономически несостоятельных возрастных групп (несовершеннолетних) и социально неактивных (пожилых) в интернет-пространстве крайне низок.

В первом приближении, наша методика даёт возможность опереться на половозрастные особенности жертв и разделить всю совокупность ответов по признаку первичности и повторности виктимизации от правонарушающего поведения. Имея в своём распоряжении указанные значения, мы рассчитали поэтапно объёмы виктимизации для разных категорий опрошенных, заявивших о себе, в качестве жертвы. При этом сами эти лица по понятным причинам не обладают достаточной компетенцией в определении вопроса о правовом характере результата виктимизации. О последнем косвенно можно судить по размеру заявленного ущерба и реакции на произошедшее со стороны жертвы после описываемого события. Соответствующие значения для наглядности представлены в таблице 2. «Динамика абсолютных показателей виктимизации».

Здесь вновь прослеживается уверенная положительная динамика абсолютных значений случаев правонарушающей виктимизации. С криминологической точки зрения это негативная тенденция, поскольку с каждым последующим годом жертв становится больше. Каждые три года значения увеличиваются вдвое. Динамика повторной (рецидивной) виктимизации, в целом, повторяя общую закономерность, содержит и положительную тенденцию. Кратность соотношения первичных и рецидивных жертв от периода к периоду снижается.

Полагаем, что в дальнейшем темпы роста первичных жертв могут замедлиться из-за «насыщения» интернет-пространства новыми пользователями, так как число народонаселения конечно. Сегодня в пользование Интернет уже вовлечено порядка 87 млн. россиян. Более десяти лет назад мы отмечали, что отставание уровня «цифровизации» в нашей стране является значимым антикриминогенным фактором. Ныне его предупредительный эффект исчерпан. Ибо существуют и контраргументы, связанные с постоянным внедрением новых технологий, возможностей и схем использования Интернет, которые могут быть обращены преступниками в свою пользу. Поскольку это трудно или невозможно спрогнозировать, то такие технологии (особенно коммерческие) разрабатываются и внедряются безотносительно того, кто и в каких целях их будет использовать. Такие попытки способны затруднить хозяйственную деятельность коммерческих организации (т.н. электронного бизнеса) и влекут за собой дополнительные расходы с их стороны, на чём утрачивается всё коммерческое преимущество. Думаем, что решение правовых механизмов регулирования общественных отношений в этой части остаётся основной задачей наших коллег, занятых вопросами информационного и гражданского права.

Указав на характер детерминации и возможные механизмы решения этой проблемы в дальнейшем, вернёмся непосредственно к криминологическим аспектам исследования, связанным с динамикой виктимизации. Так используя расчётные данные её объёма, мы можем указать несколько производных, характеризующих отдельные показатели на различных этапах исследования. Их мы свели в таблицу 3. «Динамика относительных показателей виктимизации». Параллельное движение двух показателей: темпов роста и объёма виктизации на всём периоде нашего статистического наблюдения в первом приближении показывает сходство с экспоненциальной моделью. С увеличением объёма виктимизации, растёт и темп её прироста.

Скорее всего, такая модель не будет соответствовать действительности, поскольку на коротком участке времени и при таких масштабах наблюдения экспоненту трудно отличить от более медленных моделей: линейного и степенного роста. В любом случае, тенденция выглядит неблагоприятной. Указанные в таблице проценты темпа прироста как отдельно по периодам, так и за весь промежуток наблюдений были получены в результате расчёта средней номинальной ставки в EXCEL за соответствующие временные промежутки. Поскольку абсолютные показатели виктимизации за каждый период существенно отличаются, то и разность прироста двух смежных периодов являет собой кратность. Эта кратность, как мы писали выше, представляет экспоненту, когда каждый трёхгодичный этап отличается от предыдущего двукратным увеличением темпов виктимизации.

Вышеприведённой таблицей мы намереваемся не столько ознакомить своих коллег с полученными результатами, сколько уверить их в правоте своих выводов о последующей правильности криминологического прогноза развития событий в области виктимизации от интернет-мошенничества.

Экспоненциальную тенденцию мы взяли за основу неблагоприятного прогноза. Усреднённые показатели годичного роста по этой модели представлены в 3-4 строках таблицы по всем категориям жертв на периоде. Кроме того, нами были определены и средние показатели прироста на всём отрезке наблюдения, для сглаживания «неровностей» и построения линейной модели, которая выступила основой «благоприятного» прогноза. Они представлены в последней строке таблицы № 3.

Комментируя таблицу №2 на предыдущих страницах нашего исследования, мы отметили некоторую разность в развитии первичной и вторичной виктимизации. В силу этих причин, мы обоснованно посчитали необходимым осуществить независимое прогнозирование этих двух процессов. Поэтому в виде графических форм далее представлены два отдельных рисунка. На рис.1. «Динамика первичной виктимизации» значения негативного прогноза указывают на следующие объёмы виктимизации: 2019 – 28 млн., 2020 – 35 млн., 2021 – 43 млн. Значения позитивного (линейного) прогноза соответственно: 2019 – 23,4 млн., 2020 – 26 млн., 2021 – 26 млн. В силу скудности исходных данных (2012-2019 гг. – семилетний период наблюдений является недостаточным для экстраполяции на период 2020-2022 гг.) мы призываем читателя с уверенностью ориентироваться лишь на прогнозные показатели 2020 года и лишь отчасти – 2021.

Как показывает график, ни одна из расчётных моделей не указывает на возможность возникновения отрицательной динамики виктимизации от интернет-мошенничества, что расценивается нами с криминологической точки зрения, как отрицательная тенденция. Линейная модель учитывает «насыщаемость» пользователями российского сегмента сети Интернет, а экспоненциальная – противоположную тенденцию – дальнейшего развития коммерциализации интернет-ресурсов и, как следствие, появление новых мошеннических схем, с которыми пользователи не знакомы. Отсюда – продолжение геометрического роста числа первичных реальных жертв.

То же касается особенностей моделей, прогнозирования повторной (рецидивной) виктимизации, график которой представлен на рис.2. «Динамика рецидивной виктимизации».

На нём видно, что тенденции в развитии первичной виктимизации от интернет-мошенничества повторяют как экспоненциальную, так и линейную модель. Хотя в силу меньшего объёма повторных жертв, разрыв между двумя видами прогноза не столь значителен, как в случае с первичной виктимизацией: «раздвоение прогнозного хвоста» у повторных (рецидивных) жертв менее выражено. Это может свидетельствовать о том, что реальные жертвы, активно пользующиеся интернет (ежесуточно) в последующем более эффективно (с большим желанием) усваивают опыт его «безопасного» использования и элементарные навыки информационной безопасности. Об этом говорят вдвое меньшие темпы роста, прослеживаемые в первой строке таблицы 3.

Вместе с тем движение «больших чисел» (абсолютных значений), как бы опровергает эту гипотезу, что позволяет сделать вывод о наличии у жертв интернет-мошенничества значимых личностных признаков субъективной виктимности. В то время как текущее исследование построено на изучении генеральной совокупности, обладающей объективными признаками. Поскольку субъективная виктимность типична для мошенничества^{[17, C.207]} в целом, то в последующих исследованиях нам необходимо будет осуществить дополнительный анализ личностных свойств жертв и сопоставить степень влияния на виктимизацию объективных и субъективных признаков.

Сравнивая представленные графики, можно сделать ещё один дополнительный вывод. Повторная (рецидивная) виктимизация, как процесс, отстаёт в «копировании» темпов прироста от соответствующих рядов динамики первичной. Такое заключение следует из коэффициентов деления каждого ряда соответствующего вида на предыдущий. Соотношение остаётся относительно стабильным, но отстаёт в развитии примерно на один год, что довольно просто объясняется логикой причинно-следственной связи. Для возникновения повторной виктимизации необходимы первичные жертвы, т.е. начальный базисный ряд.

§2. Масштабирование объёмов правонарушающей виктимизации, с учётом предыдущих исследований проблемы.

С учётом наших прежних диссертационных изысканий по поводу распространённости интернет-мошенничества, до 2011 года, мы решили построить более полную модель развития данного явления. Здесь, как мы уже указывали в разделе о методике, нам пришлось решить ряд частных задач по обеспечению сопоставимости данных. В результате чего необходимые нам индикаторы удалось масштабировать до необходимых размеров. Наглядный результат представлен на рис. 3. «Ретроспективная модель». Столбцы диаграммы указывают на абсолютное число фактов правонарушающей виктимизации двух типов выявленных на момент проведения опроса. По ним можно судить и о темпах роста данного процесса. График – отражает среднегодовые цепные показатели темпа прироста процесса правонарушающей виктимизации, в целом, по двум её видам. Таким образом, на данном рисунке мы имеем наглядное отражение всех криминологических показателей динамики виктимизации от интернет-мошенничества интервале 2009-2019 гг.

Итак, опишем последовательно возможные тенденции в развитии процесса виктимизации поэтапно (в промежутках между нашими замерами) на уровне гипотез.

На первом этапе 2009-2011 гг. удельный вес «заявившихся» жертв, оказался чрезмерно высоким, что делает его сравнимым по темпам прироста с последующими периодами. Это может быть обусловлено, небольшой погрешностью сведения динамических рядов, когда мы сделали допущение, что искомая подвыборка суточной аудитории выказывает на периоде те же тенденции, что и более широкая категория (недельная), вместе с тем являясь её частью. Мы полагаем это справедливым, поскольку сравнивая в своё время недельные аудитории США и России, нам удалось найти сходства в развитии самого явления на территории двух стран. Следовательно, это общая тенденция. На первом периоде сохранялись высокие темпы прироста, что приводило к удвоению объёмов виктимизации за три года. Соотношение двух видов виктимности имело коэффициент – 1,5. То есть на одну рецидивную жертвы приходилось в полутора раз большее количество жертв первичных. Отметим, что в 2008 г. в России была утверждена общая Стратегия развития информационного общества, что значительно повлияло на все стороны общественных отношений и законодательство. Очевидно, что финансовые институты также трансформировались, предоставляя всё больше возможностей для появления новых мошеннических схем на территории Российской Федерации.

На втором этапе 2011-2014 гг. эта негативная тенденция имела продолжение, повторяя те же темпы среднегодового прироста, что и ранее. Т.е. объём виктимизации продолжал удваиваться от этапа к этапу. К 2015 году соотношение двух видов виктимизации достигло коэффициента – 3. Т.е. увеличение числа жертв происходило в основном за счёт новых пользователей, что соответствует тенденции «цифровизации» российской экономики и прочих сфер социальной жизни современного человека. Если в 2008 году смартфонами владели порядка 20% народонаселения, а остальные довольствовались голосовыми и СМС-сервисами^[18], то к настоящему моменту посредством подвижной радиотелефонной связи Интернетом пользуются – 144 280 852 абонента (по количеству учтённых Росстатом активных договоров на оказание услуг связи)^[19].

Изменения в уголовном законодательстве 2012 года, относительно дифференциации уголовной ответственности за корыстные компьютерные преступления, лишь косвенно могли способствовать росту виктимизации, в большей мере отвечая за сокращение естественной латентности интернет-мошенничества, так как функционально «отвечают» за поведение преступников, а не их жертв. Однако, осведомлённость о дополнительных возможностях защиты своих интересов и прав, могла «спровоцировать» увеличение объёма известной преступности. Поэтому фиксируемый из года в год прирост числа выявленных преступлений в сфере телекоммуникационных технологий описывает состояние объёма преступности, меняя соотношение латентной и известной её частей, не затрагивая в объёмов виктимизации.

При этом результаты наших опросов указывают на положительную тенденцию такого сокращения естественной латентности интернет-мошенничества. Если в 2011 – только 28% опрошенных были готовы безусловно обратиться за помощью в правоохранительные органы в случае реальной виктимизации, то в 2013 – 39%; 2016 – 50%; 2019 – 49%. С виктимологической точки зрения это положительная тенденция, что не меняет отрицательного криминологического вектора – сохранения тенденции увеличения распространённости интернет-мошенничества, как социально-негативного явления. Правоохранительные органы, скорее всего не будут готовы обработать и оказать помощь в восстановлении нарушенных прав всем желающим. И основной предупредительный потенциал уголовного закона в части обеспечения неотвратимости, останется нереализованным. Если же учесть, что мы анализируем состояние правонарушающей виктимизации, то эта мысль становится ещё более очевидной. Об этом свидетельствует колеблющийся на уровне статистического плато интерес реальных жертв «к новеллам уголовного закона» на отрезке 2016-2019 гг.

В 2014 году наметился новый третий по счёту этап (2014-2016 гг.), связанный с экономическим кризисом в Российской Федерации, резким обесцениванием рубля и как следствие падением платёжеспособности экономически активного населения страны. На нём несколько снизились темпы среднегодового прироста общего числа жертв, но их общее количество всё равно увеличилось почти вдвое. И вновь рост был обеспечен за счёт числа первичных жертв. Соотношение двух видов виктимизации изменилось коэффициентом до – 3,4.

На последнем четвёртом этапе среднегодовые темпы прироста увеличились и результирующее значение объёмов виктимизации за последние три года вновь удвоилось. Полагаем, что этому способствовали тенденции перехода к безналичным платежам большей части народонаселения на периоде 2018-2019 гг.^[20]; увеличение доли лиц, пользующихся Интернет для заказа товаров и услуг с 19,6% (в 2015 г.) – до 34,7 % (в 2018 г.)^{[21, C.138]}. Приостановившийся в 2018 году спад реальных доходов россиян, мы бы стали учитывать, как косвенный фактор, так как методики Росстата в этом отношении были существенно скорректированы.

§ 3. Предварительное суждение об удельном весе и объёмах криминальной виктимизации от интернет-мошенничества на основе дополнительных наблюдений 2020 года.

В текущем году мы приступили к реализации нового этапа исследования, на котором была усилена виктимологическая составляющая методики. В частности, нами задавались вопросы: а) о моменте виктимизации (в привязке к году фактического случая – путём чего выявлялись т.н. реальные жертвы); б) о последствиях виктимизации – суммах причинённого ущерба, конкретике предмета преступления (в случае с мошенничеством это может быть имущество, которому мы просили дать субъективную стоимостную оценку или объективную, если жертва обратилась за помощью в правоохранительные органы, а также имущественное право, когда мы просили уточнить какой возможности лишился человек и во сколько это ему обошлось); в) о постпреступном поведении жертвы и ряде других социальных фактов. Исходя из полученных данных, мы выделим общие закономерности касающиеся вопросов соотношения криминальной и правонарушающей виктимизации.

Итак, представим несколько комментариев и графических форм в качестве результата наших замеров виктимизации на текущем этапе исследования. Удельный вес физических лиц, заявившихся в качестве жертв от интернет-мошенничества, среди всех опрошенных в 2019 году составил 20%. Таким образом, с вышеуказанной погрешностью эти сведения можно распространить на всё народонаселение, ежедневно пользующееся Интернет в Российской Федерации. Из их числа нам удалось выделить удельный вес жертв текущего (на момент обследования – 2019) года, таковыми оказались порядка 12,8% суточной аудитории Интернет. Порядка 7,1% заявились в анкетах, как жертвы прошлых лет. Следовательно, мы можем с некоторой уверенностью утверждать, что в ряде наших предыдущих опросов наблюдалась схожая картина, где жертвы текущего периода составляли большинство и только треть (в лучшем случае) опрошенных являлись жертвами правонарушающей виктимизации прошлых лет.

Представим секторную диаграмму, отражающую структуру виктимности интернет-пользователей по качественному признаку повторности виктимизации, в виде рисунка 4. «Структура виктимизации». В качестве «единицы» (100%) на диаграмме указана вся совокупность выявленных жертв, заявивших о себе добровольно в качестве таковых, без учёта разделения их на категории правонарушающей и криминальной виктимизации. С определённой долей вероятности можно распространить эти выводы на всю генеральную совокупность.

Исходя из представленных данных можно прийти к выводу, что только половина опрошенных представляет собой реальных жертв правонарушающей виктимизации текущего года. Совместно с рецидивными жертвами 2019 года они оставляют уже 65 %. Таким образом, большинство лиц были виктимизированы в текущем году. Ответы добавленные респондентами вручную редко указывают на случаи виктимизации до 2016 года. Полагаем, что подобные факты сглаживаются в памяти респондентов в силу своей малозначительности.

Ниже мы представили ещё одну диаграмму (см. рис.5. «Последствия виктимизации»), на которой отражены сведения позволяющие составить представление о соотношении объёмов криминальной и правонарушающей виктимизации от интернет-мошенничества.

Из представленной секторной диаграммы следует, что реальными жертвами криминальной виктимизации стали порядка четверти всех заявившихся жертв. В совокупности с лицами, в отношении которых было совершено покушение на мошенничество (когда предполагаемый размер ущерба, по мнению опрошенных гарантированно превысил бы тысячу рублей) они составили половину всех обследуемых лиц, что расценивается нами как негативная тенденция. Мы не берёмся утверждать будто оставшиеся категории опрошенных не могли являться жертвами многоэпизодных мошеннических схем (продолжаемых преступлений). К сожалению, методика социологических опросов здесь не может гарантировать достоверного результата. Полагаем, что проверить обоснованность таких суждений можно путём обобщения материалов уголовных дел. Тогда, с определённой долей вероятности, появится возможность судить о статистической распространённости продолжаемых интернет-мошенничеств.

Результаты исследования

В результате проведённого нами исследования нам удалось прийти к следующим выводам:

1. В отличие от результатов предыдущих лет нам удалось более точно определить специфику криминальной виктимизации на основе национального уголовного законодательства, поскольку отечественная криминология, считающаяся с необходимостью имплементации в свой предмет исключительно криминальной виктимологии, не может позволить себе оперировать «общими цифрами» виктимизации, представленными в наших предыдущих работах.

2. Длящиеся наблюдения распространённости интернет-мошенничества наконец дали необходимый результат. Сумма предложенных жертвами ответов за весь период наблюдений предоставили возможность увеличить объём выборки до репрезентативных значений, исключая (пусть и механически) из этого числа вторичных жертв.

3. Благодаря обработке полученных данных нам удалось создать ретроспективную – на период до 2013 года модель развития динамики правонарушающей виктимизации, и пусть в грубой форме, при помощи экстраполяции предсказать два варианта развития событий на период до 2021 года по данному вопросу.

4. На базе уточняющих замеров 2020 года нам удалось глубже проникнуть в структуру криминальной виктимизации и представить читателю несколько наглядных графических форм, сопровождённых нашими комментариями.