Образ хранителя очага в русской и китайской мифологической традиции

Попова Анастасия Викторовна старший преподаватель кафедры китайского языка, Московский городской педагогический университет 105064, Россия, г. Москва, пер. Малый Казенный, 5-Б, оф. 507 Popova Anastasiia Senior Educator, Department of Chinese Language, Moscow City Pedagogical University 105064, Russia, g. Moscow, per. Malyi Kazennyi, 5-B, of. 507 anysta@yandex.ru Другие публикации этого автора

Серебрякова Анастасия Игоревна бакалавр, кафедра китайского языка, ГАОУ ВО МГПУ 127238, Россия, г. Москва, шоссе Дмитровское, 34, корпус 2, оф. 204 Serebryakova Anastasiia Igorevna Bachelor, Department of Chinese Language, Moscow City Pedagogical University 127238, Russia, Moscow, Dmitrovskoe highway, 34, building 2, office 204 serebryakovaai721@mgpu.ru

Отличительной особенностью как китайского, так и русского фольклора является их многогранность, широкий диапазон верований и представлений. Несмотря на различие культурных героев этих народов ввиду географических факторов, моральных норм и эстетических представлений, в мифах китайского и русского народа присутствуют схожие идеи о мироустройстве и высших силах. Одним из общих персонажей мифологии славян и китайцев является хранитель очага, который в русской традиции именуется домовым, а в китайской – Цзао-ваном. В данной работе на материале российских и китайских источников проводится сопоставительный анализ образов покровителей домашнего хозяйства, выявляются сходства и различия данных героев. Предметом исследования выступают образы домового и Бога очага Цзао-вана в русской и китайской культурах. Целью работы является нахождение общих черт в русском и китайском осмыслении дома и их патронов, что является актуальным в свете сближения России и Китая и способствует лучшему пониманию как китайской, так и русской культуры.

Были поставлены следующие задачи:

1) Представить образ русского и китайского хранителей очага – домового и Цзао-вана соответственно;

2) Описать современное состояние этих двух культов;

3) Провести сопоставительный анализ образов домашних духов на основе следующих критериев: связь с представлениями об очаге; легенды о появлении; внешний облик; способы наименования; функции; формы почитания; праздники, связанные с покровителями очага; связь с домашним животным – лошадью.

Домовой (или домовик, Дедушка) – в славянском фольклоре дух-хозяин дома, оберегающий его жителей и скот. В «Толковом словаре русского языка» С. И. Ожегова приводится следующее определение домового: «В славянской мифологии: сказочное существо, обитающее в доме, злой или добрый дух дома» ^{[10, с. 170]}.

Согласно народным верованиям, домовым становился предок семьи. В одних случаях это был дух «правильного покойника», т. е. того, чья душа была чистой, и кто был правильно захоронен. В других случаях это был нечистый дух, проклятая душа, черт ^{[15, с. 116]}. Под влиянием христианства появилась следующая легенда о появлении домовика. Бог, сотворив мир, сбросил с неба на землю всех чертей. Те, кто попал в дом, стали домовыми, кто попал в воду, – водяными, кто попал в лес, – лешими и т. д. В отличие от другой нечистой силы, домовые оказались добрыми духами, так что семьям удалось с ними ужиться ^{[8, с. 28-29]}.

Наряду с мужским образом Домового существуют женские парные соответствия этому персонажу: в одних случаях это жена и дочь Домового, в других – самостоятельные персонажи — мифологические хозяйки дома ^{[6, с. 120]}.

Кроме жены – домовихи, в русской мифологии у русского домашнего духа есть также дети, количество которых равнялось количеству детей в семье, живущей в доме, охраняемом домовым.

О внешнем виде домовика однозначно судить невозможно. Духу приписывали облик человека, старика с густой бородой. Часто Дедушка был очень похож на умершего или живого хозяина дома. Тем не менее, во внешности домового «проступали» черты нечистой силы: шерстяной покров, когти, отсутствие одного уха. Одет был домовой в старый зипун, синий кафтан или красную подпоясанную рубашку ^{[6, с. 121]}. Считалось, что домовик способен оборачиваться животным, например, котом, змеей, лаской, лягушкой и другими существами. Истинный же облик Дедушки был скрыт.

Рис. 1 И. Я. Билибин. Домовой

Чаще всего домовик обитал у печи, в хлеву, мог выбирать и другие места, занимать которые человеку было нельзя, иначе его ждали болезни ^{[15, с. 106-107, 109-110]}.

Славяне верили, что главное занятие домового – это помощь в хозяйстве и быту. Если с духом правильно обращались, то он относился к хозяевам по-доброму: сушил зерно, поддерживал огонь в печи, защищал дом от других духов. По поверьям домовик имел особое отношение к животным, в частности, к лошадям: поил и кормил их, заплетал гриву в косы ^{[15, с. 118]}. Однако если домового обижали, не проявляли к нему должного уважения, а в семье стоял разлад, то Дедушка мог рассердиться и начать пакостить хозяевам. Так, говорили, что дух начинал шуметь, бить посуду, пугать жильцов, сбрасывать с них ночью одеяло. Когда домовому не нравилась лошадь, то он гонял ее по хлеву, мешал ей питаться, животное становилось тощим и больным. В таких случаях коня старались продать и купить новую лошадь, которая будет по душе Дедушке ^{[6, с. 122]}.

Другим делом домашнего духа, как считал русский народ, было предсказание будущего, предостережение от беды. Когда домовик предчувствовал несчастье, он выл, стучал, хлопал дверьми, мог давить человека во сне. Если несчастья не предвиделось, домовой гладил человека лохматой рукой, если же кого-то из членов семьи ждала беда, то гладящая рука ощущалась как голая, безволосая ^{[6, с. 122-123]}.

Рис. 2 Открытка с изображением Домового (1900-1917 гг.)

Иногда Дедушка мог разозлиться на что-то и начать хулиганить, в таком случае домочадцы старались его задобрить: преподносили ему в дар хлеб, мясо, молоко. Если этим не получалось вернуть доброе расположение духа у домового, то проводили различные обряды по его «усмирению», например, в хлев заводили неприятных домовику медведя или козла, во дворе махали липовой палкой, втыкали нож над дверью ^{[6, с. 124]}.

Для поддержания хороших отношений с духом семья по праздникам угощала его пищей, преподносила лоскуты ткани и другие подарки ^{[6, с. 123]}. При переезде в другой дом домового всегда звали с собой, иначе Дедушка мог обидеться и начать приносить беды как в новом, так и в старом доме. В случае, если в новом жилище оставался чужой домовой, его старались «выпроводить», прежде чем придет дух-хранитель семьи, иначе между ними начинались ссоры. Более того, русские старались не допускать появления второго домового в доме, для чего в хлеву вешали обереги ^{[6, с. 123-124]}.

Некоторые источники упоминают день почитания домового, который приходился на 10 февраля (28 января по старому стилю) и совпадал с православным праздником Памяти преподобного Ефрема Сирина ^{[3, с. 40],[4, с. 119]}. В это день русские задабривали Дедушку, преподнося ему в дар угощения и произнося заговоры.

В настоящее время культ домового редко можно встретить среди русского населения, вера в домашнего духа поддерживается только в отдаленных малонаселенных деревнях. Причину этого можно увидеть во влиянии христианства, причислявшего домового к нечистой силе, поклоняться которой было запрещено. Этот принцип сохраняется и в наши дни: так, в 2019 г. Архиепископ Серафим (в миру Владимир Сетракович Мелконян) выступил против возвращения «народа к темным векам язычества» в связи с установкой фигурок домовых на историческом Медовом мосте и здании Музея Янтаря в Калининграде ^[17]. Однако стоит отметить, что такая реакция присуща ограниченному, как правило наиболее глубоко верующему кругу населения.

В целом же, нельзя сказать, что домовик полностью утратил свои позиции в русском культурном пространстве. В частности, в фольклоре сохранилось немало суеверий, изначально связанных с образом Дедушки, вера в которые до сих пор поддерживается: так, перед путешествием или поездкой семья обязана «присесть на дорожку», тем самым спросив у домового разрешение временно покинуть дом. В этот момент домовик дает советы семье, как сберечь себя в путешествии и вернуться невредимыми ^{[5, с. 91]}. Другой пример – выражение «Чур меня!», которое произносят при испуге. У древних славян чур был воплощением предков, часто ассоциировался и сливался с образом домового. Восклицая: «Чур меня!», люди просили о помощи и поддержке у божества.

Кроме того, Дедушка занимает видное место в сказках и детских мультфильмах, яркий пример тому – серия мультипликационных фильмов «Домовенок Кузя» (1984 г.), снятых по мотивам сказок Татьяны Александровой.

Рис. 3 Кадр из мультипликационного фильма «Домовенок Кузя»

Нельзя не отметить и еще одну современную тенденцию – в последнее время стали очень популярными домашние «обереги» в виде домовых: магниты, куклы, подвески, обычно сопровождающиеся пожеланиями счастья, богатства, любви и т. д.

Таким образом, домовик – яркий персонаж русской культуры. Его образ сложен и противоречив: в представлении русского народа он одновременно был и воплощением предка, которому поклонялись, и злым духом, который мог навредить человеку, препятствовать спокойному ведению хозяйства.

Далее рассмотрим образ хранителя дома, сформировавшийся за несколько тысячелетий в китайской культуре. Нельзя не согласиться с тем, что на протяжении развития китайской истории народ этой великой страны создавал, накапливал и передавал свои культурные достижения, жизненные устои, духовные ценности новым поколениям ^{[11, с. 81]}. Аналогом домового в китайской народной религии является Цзао-ван. Властитель Очага Цзао-ван (灶王，Zàowáng), или Бог очага Цзао-шэнь (灶神, Zàoshén), Повелитель очага Цзао-цзюнь (灶君, Zàojūn), Господин властитель очага Цзао-ванъе (灶王爷, Zào wángyé), Властитель судьбы восточной кухни Дунчу сымин (东厨司命, Dōngchú sīmìng), и даже Бодхисатва Сымин (司命菩萨, Sìmíng púsà) – это все только часть имен бога домашнего очага, хранителя семейного богатства и благополучия ^{[21, с. 13]}. Рассматривая культ Цзао-шэня с лингвистической точки зрения, необходимо отметить, что изначально в китайском языке слово «очаг» записывалось иероглифом, представляющим собой пещеру с сидящей в ней лягушкой ^{[13, с. 679]}. Это древнее значение сохранилось сквозь века в традиционном написании иероглифа «очаг» – 竃, но с изменением в виде добавления ключа «земля» (土, tǔ). Упрощенное же написание этого иероглифа (灶, Zào) представляет собой идеограмму из ключей «огонь» (火, huǒ) и «земля» (土, tǔ), что отображает сущность китайского очага – огня, разведенного на земле. Это отсылает к современному осмыслению Цзао-вана как бога огня, а также к одному из традиционных вариантов его наименования – 南方火帝君 (Nánfāng huǒ dìjūn), т. е. Южный владыка огня ^{[13, с. 679]}.

Известный китайский исследователь фольклора Лю Шоухуа отмечает, что существовали легенды, в которых божеством очага была старуха, а жертвоприношения очагу можно было рассматривать как «вознаграждение за жизнь и приготовление пищи». Ученый пишет: «Вполне резонно восхвалять заслуги древних женщин, но эти легенды не получили распространения» ^{[26, с. 40]}.

Упоминания о Цзао-ване можно встретить в древних классических источниках. Например, в главе 13 «Общие рассуждения» философского трактата «Хуайнань-цзы» (淮南子, Huáinán zǐ) периода династии Западная Хань (206 до н. э.–9 н. э.)), созданного не позднее 139 г. до н. э., есть такие слова: «Император Янь-ди создал огонь, и когда он умер, он стал печью» ^[23]. Философ Кун Инда (孔颖达, 574–648), живший в период правления династий Суй и Тан, писал в своем комментарии к главе «Ритуальные сосуды» «Книги ритуалов» (礼记, Lǐjì): «Владыка Чжуань Сюй, сына у него звали Ли и он был Чжу Жуном и приносили ему жертвы как духу Очага» ^[24].

Существует множество версий происхождения Цзао-вана. Согласно одной, им стал некий мужчина по фамилии Чжан, который жил за счет своей жены. Под Новый год супруга Чжана отправила его к своим родителям, чтобы тот взял у них рис. Отец и мать девушки очень жалели свою дочь и поэтому положили на дно мешка с рисом серебро. Ленивому Чжану не хотелось тащить домой такой тяжелый мешок, так что он отдал его незнакомцу. Узнав об этом, жена очень рассердилась на мужа и убила его. Но, поскольку это произошло в новогоднюю ночь, труп она временно закопала под очагом. Спустя время женщина начала сожалеть о своем поступке и повесила над очагом поминальную табличку с именем мужа, на которую стала молиться. Ее примеру последовали другие семьи, и так появился образ существа, связанного с очагом, который распространился по всему Китаю ^{[13, с. 679-680]}.

По второй легенде, Цзао-ван был небесным поваром у Нефритового императора. Однажды Небесный император решил устроить праздник и приказал Цзао-шэню приговорить искусные блюда для пира, а на десерт подать хризантемовые пирожные –любимое угощение правителя. Цзао-ван подал к столу очень вкусные яства, и когда дошла очередь до десерта, то Цзао-шэнь решил сам его попробовать. Повар так увлекся, что не заметил, как съел все пирожные. Ему пришлось признаться гостям в содеянном, и Нефритовый император решил наказать Цзао-цзюня, изгнав его с Небес к людям. Цзао-ван должен был обитать теперь на человеческой кухне, следить за семьями и их поведением. Однако император очень любил хризантемовые пирожные, поэтому он повелел Цзао-вану раз в год, 23 числа последнего месяца по лунному календарю, возвращаться на Небо, докладывать о делах людей, а за одно и радовать правителя десертом. Так в Китае появился бог очага ^{[14, с. 19-21]}.

Существует еще одна история о появлении Цзао-вана. Давным-давно жил очень жадный император, который ел везде, куда бы ни пошел. Однажды он забрел в деревню и встретил там красивую девушку, у которой была корзинка с финиковым пирогом. Хотя император много чего ел в своей жизни, такого лакомства он не пробовал. Он приказал девушке отдать ему пирог, и девушка повиновалась. Императору очень понравился финиковый пирог, и он решил забрать себе искусницу, чтобы та каждый день готовила ему сладости. Он попытался схватить девушку за руку, а та обхитрила его и закинула императора на печку. Император, как ни пытался, не смог слезть с печки: он был слишком толстым. Произошло все это в 23 день 12 лунного месяца. И так и остался император на печи, став ее покровителем. Сам он не может больше есть никакие кушанья и только вынужден наблюдать, как едят другие ^[27].

Наконец, есть и такая версия о возникновении Бога очага: духи не могли уследить за поступками людей и обратились к Нефритовому императору с просьбой о помощи. Тогда государь назначил святого Чжан Чжаня с горы Куньлунь Цзао-ваном. По велению небесного владыки Чжан превратился в пять домашних божеств, которые, в свою очередь, превратились в десять тысяч Цзао-ванов и начали наблюдать за всеми семьями Китая ^{[13, с. 679–680]}.

Китайский исследователь Гуань Сяоин, опираясь на фольклор, приводит такую легенду: говорят, что все боги Очага – блуждающие призраки, которые погибли в битве между чжоуским У-ваном и шанским правителем Чжоу-ваном, но не были канонизированы в списке богов Цзян Цзыя^[1]. Цзян Цзыя беспокоился, что они будут возмущаться и делать плохие вещи, поэтому он назвал этих солдат, погибших в бою, кухонными богами. Так он не только мог не допустить их бесцельного шатания и провоцирования неприятностей, но и заставил их управлять каждым домом в мире ^{[22, с. 289]}.

Такое количество легенд служит доказательством того, что Цзао-вана любят и почитают в народе.

В китайской культуре Цзао-ван выполнял множество функций. Самая главная из них была связана с огнем. Цзао-цзюнь готовил пищу на огне, поднимал дым и помогал ему дойти до небес во время проведения ритуалов ^{[18, с. 135]}.

Вторая задача Царя очага – следить за делами семьи и сообщать о них Нефритовому императору. Еще Гэ Хун в своем трактате «Баопу-цзы» («Мудрец, объемлющий первозданность») писал: «В ночь последнего дня каждого месяца Цзао-шэнь также поднимается на небо, чтобы рассказать о дурных деяниях людей» ^{[1, с. 103]}. Однако более важным, согласно верованиям, считался 23-й день последнего месяца года по лунному календарю, когда Цзао-ван садился на своего коня и отправлялся на небеса уже с ежегодным докладом. Небесные чиновники считали хорошие и плохие дела членов семьи, за благие поступки людям ниспосылалось вознаграждение, за нечестивые – наказание. Через неделю, в 1-й день Нового года, Цзао-шэнь возвращался в дом, принося с собой счастье или кару. В связи с этим в Китае практиковались обычаи провожания и «задабривания» бога очага. Для него выставлялись подношения: чай, вода, овощи и прежде всего сладости – чтобы «склеить» рот божества и не позволить ему рассказать Нефритовому императору о провинностях домочадцев ^{[18, с. 125]}. В знак почитания бога изготавливались специальные иконки с изображением Цзао-вана – чжима (纸马, zhǐmǎ), которые вывешивались на кухне и в конце года сжигались, что сопровождалось молитвами и просьбами принести семье благополучие и богатство. В российском собрании ГМИР хранится няньхуа с изображением момента проводов Цзао-вана и его супруги на небо, на ней бумажная иконка-чжима с изображением Бога очага сжигается перед алтарем вместе с положенными в таз бумажными деньгами ^{[2, с. 131]}.

Рис. 4 Няньхуа с изображением момента проводов божества домашнего очага Цзао-вана и его супруги на небо из собрания ГМИР (Д-3338-VII)

Поклонение Цао-вану позже вошло в даосизм, появились посвященные ему даосские писания, такие как «Канон Высочайшего достопочтенного из Пещеры реализованного об умиротворении Цзао-цзюня» (太上洞真安灶君, Tàishàng dòngzhēn ān Zàojūn), «Канон Высочайшего достопочтенного управителя небесного пространства о благодарности Цзао-вану» (太上灵空补谢灶王经, Tàishàng língkōng bǔxiè Zàowáng jīng)». В эпохи Тан (618–907) и Сун (960-1279) они были включены в «Даосский канон» (道经). Кроме того, «Сутра о Цзао-цзюне» (灶君宝卷, Zàojūn bǎojuǎn), в которой приводится двенадцать заповедей Цзао-цзюня ^{[16, с. 294]}, приобрела большую популярность среди последователей. Народное почитание Цзао-вана имеет долгую историю, ему поклонялись тысячи семей, после укрепления в даосизме, он стал еще более популярным.

Как хранитель семьи, Цзао-ван также выполнял апотропеические функции– лубок с его изображением был призван отгонять злых духов, но и в целом защитные функции – при приготовлении пищи люди разводили огонь в печи. Это могло представлять определенную опасность, поэтому китайцы считали Цзао-вана богом предотвращения пожаров ^{[22, с. 289]}.

Для земледельцев Цзао-цзюнь был и духом земли, поскольку его день рождения приходился на месяц чоу (丑,chǒu)– 12-й месяц по лунному календарю, который в системе фэншуй совпадал с элементом «земля» ^{[18, с. 135]}. Это дополнялось и тем, что с возвращением на землю царь очага приносил с собой весну, т. е. возрождение природы.

Культ Цзао-вана нашел свое место в народных картинах няньхуа, которые висят во всех домах Китая и являются распространенным новогодним подарком. Именно няньхуа дают представления о внешности Цзао-вана. На новогодних картинах бог предстает в виде старца, одетого в чиновничий костюм. Лицо его выражает спокойствие и мудрость. На няньхуа хранитель очага нередко изображается со своей супругой Цзао-ван найнай (灶王奶奶, Zàowáng nǎinai), свитой помощников и неизменными атрибутами, такими как скипетр гуй (圭, guī), курильницы, драгоценности, книга с записями о хороших и плохих делах, символы богатства: пионы, денежное дерево яоцяньшу (摇钱树, yáoqiánshù), слитки золота и серебра и т.д.

Данные картины носили интимный, т. е. семейный характер, о чем свидетельствовало присутствие на них петуха – символа домашнего хозяйства, собаки – сторожа дома, таких сцен, как разведение женщинами огня, изготовление лапши и лепка традиционного новогоднего блюда – пельменей ^{[18, с. 133]}.

Помимо супруги, атрибутов благосостояния и достатка, на картинах няньхуа народные художники часто изображали перед Цзао-цзюнем ритуальный столик, с курильницами для благовоний, жертвенными продуктами и другие подношениями. Такие изображения, вероятно, заменяли ежедневные жертвоприношения в повседневной жизни и в то же время выражали поклонение людей кухонному богу. Дополнительно важность и глубокое почитание Цзао-вана выражалось в симметричном размещении вокруг центральной фигуры божества изображений множества маленьких фигурок, смотрящих на него ^{[25, с. 139]}.

Рис. 5 Икона-чжима с изображением Цзао-вана и его свиты

И в настоящее время культ Цзао-цзюня распространен в Китае. Он почитается в качестве бога-покровителя поваров и официантов ^{[13, с. 679]}. Жертвы Цзао-вану по большей части приносят в деревнях Китая, тогда как в больших городах это более затруднительно, прежде всего ввиду отсутствия очага в доме. Тем не менее, некоторые жители мегаполисов продолжают верить в бога кухни и вешают его изображение над газовой плитой.

Кроме того, китайцы отмечают важный праздник, связанный с Цзао-ваном – Малый Новый год, или Сяо Нянь (小年, xiǎonián), который приходится на 23 число 12 лунного месяца. В течение Малого Нового года в Китае готовятся к Празднику Весны. Первым делом семьи наводят порядок в доме: «выметают» старое, чистят двери, окна, мебель, поскольку считается, что в последний лунный месяц года духи и привидения раздумывают, стоит ли им уходить на Небеса или остаться на Земле. Чтобы убедить духов уйти в свой мир, люди наводят порядок в своих жилищах. Период празднования Нового года в Китае сопровождается закрытием магазинов, поэтому второе дело в Сяо Нянь – закупка про запас продуктов, а также красных конвертов, икон с изображением Цзао-вана и его лошади, курительных палочек, календарей, детских игрушек и одежды, фейерверков. И наконец, семьи готовят праздничные блюда (т. к. приготовление пищи в течение Нового года традиционно не поощрялось), такие как мясо, кровяную колбасу, рисовые лепешки и т. п. ^[19].

Таким образом, китайцы уже не так преданно почитают хранителя очага, но отголоски его культа до сих пор слышны в распространенных традициях и обычаях.

Перейдем к сравнению двух культов. Очевидно, что домовой и Цзао-ван – разные по своей сути божества, однако они обладают очень схожими качествами. Прежде всего стоит отметить связь обоих духов с таким земноводным, как лягушка. Как упоминалось выше, в древней форме иероглифа «очаг» присутствовала лягушка. О причине использования данного животного для записи слова рассуждал А. М. Решетов в работе «Цзао-ван – китайский бог очага». Ученый отмечал, что лягушка в представлении и жизни китайцев играла важную роль, в частности, при постройке жилья. Руководствуясь правилами фэншуя, китайцы обращали особое внимание на влажность места для дома, для их жилища была характерна сырость – среда, пригодная для обитания лягушек. Аналогичное требование было и у славянских народов: при выборе места для строительства дома проводилось гадание с использованием бараньей шерсти. Если шерсть за ночь сырела – то место признавалось подходящим ^{[12, с. 233–234]}. Отсюда одно из обличий у домовика – лягушка – не случайность и не очередное дополнение к другим его формам внешности, но следствие влияния среды на мировоззренческие представления. Здесь делаем вывод, что лягушка в русском и китайском культурных процессах играет далеко не последнюю роль: у этих двух совершенно разных народов она на подсознательном уровне ассоциировалась с домом и очагом.

Сравнивая легенды о происхождении покровителей очага, мы видим, что историй о возникновении Цзао-ване гораздо больше, чем историй о домовом. Неизвестно, каким образом у славян предок семьи превращался в домовика, этот факт, по-видимому, принимался как данность. Существующие версии о его появлении так или иначе связаны с христианской религией: либо Бог прогнал злых духов на землю, и они стали домовыми, либо домовым становился «правильный» с точки зрения христианства покойник, либо же наоборот, «неправильный» умерший. Вероятно, до принятия славянами христианства, существовали и иные истории, но они не дошли до наших дней, поскольку славяне-язычники не имели письма, а христианство подавляло древние русские верования и стремилось заменить их своей мифологией. В китайской же культуре Цзао-ван – один из центральных героев сказок, очень популярное божество, о чем свидетельствует разнообразие историй о нем.

Если говорить о половой принадлежности домашнего духа, то сравнивая русскую и китайскую культуру, можно увидеть, что в основном это мужчина, хотя в качестве домашнего покровителя мог выступать и персонаж женского пола. Заслуживает внимания, еще один схожий факт – и Домовой, и Цзао-ван представляются людьми семейными, у них есть супруги, но мифология уделяет им мало внимания.

Интересно наблюдать за сходствами и различиями наименований домового и Цзао-цзюня. Название домового прежде всего связано со словом «дом». Также известны и другие его имена: голбешник^[2], запечник; хозяин, избенной большак, Дедушка, дедушко-браток, братанушко, кормилец; лихой, жировой черт, другая половина и т. д. ^{[6, с. 121]}. В целом наименования домовика можно разделить на следующие группы: 1) связанные с местом жительства домового; 2) отражающие понимание домового как старшего родственника; 3) отождествляющие домового с нечистой силой. Что касается названий Цзао-вана, то они подчеркивают либо его божественную сущность (шэнь в переводе с китайского языка означает «бог»), либо его статус хозяина кухни (ван – князь, цзюнь – государь, дицзюнь – владыка). Китайцы также часто нарекают покровителя очага Цзао-ваном е (灶王爷, Zàowáng yé). Здесь видим, что и у русского, и у китайского народа есть общее представление о хранителе очага как о старшем, мудром предке.

Если говорить о внешности русского и китайского домашних божеств, то нельзя не отметить их общую черту – возраст. И домовой, и Цзао-ван отождествлялись с пожилыми людьми. У многих народов мира старость является признаком мудрости, именно поэтому русский и китайский хранители очага были стариками: они накопили большой жизненный опыт и передавали его семьям. Тем не менее, во внешнем облике духов есть много различий. Прежде всего, Дедушке приписывались звериные черты, что указывало на его демоническое происхождение, в то время как лик Цзао-цзюня совпадал с обликом человека. Не одинаков был и костюм покровителей дома. Помимо того, что наряды домовика и Цзао-вана не совпадали ввиду культурных особенностей – у русского и китайского народа были разные костюмы, китайское божество отличается от славянского еще и тем, что Цзао-ван носил именно чиновничий, а не домашний костюм или простонародную одежду, что отсылает к его роли докладчика о делах семьи перед Нефритовым императором.

Далее сравним функции Дедушки и Цзао-шэня, их роли в ведении хозяйства. Оба бога одновременно и помощники, и исполнители наказаний. И домовой, и Цзао-ван при должном уважении и почитании поддерживают порядок в доме, в частности, занимаются работой на кухне; они охраняют домочадцев от неприятностей и злых сил. Однако сфера работы у Дедушки шире, чем у Цзао-вана: помимо вышеперечисленных дел, он также ухаживает за скотом и предсказывает будущее.

За непочтительное отношение к себе оба домашних духа наказывают семьи, но здесь их методы расходятся. Домовик самостоятельно высказывает свое недовольство, начиная бить посуду, мешать работе, пугать домочадцев. Цзао-цзюнь же не сам назначает наказание, а является в данном случае посредником: Цзао-ван рассказывает о плохом поведении людей высшей инстанции – Нефритовому императору, который уже сам определяет взыскание с семьи. Здесь становится ясно, что, если домовой подобен члену семьи, старшему, мудрому предку (каким он, согласно мифам, и является по своему происхождению), то Цзао-ван скорее чиновник, следящий за своими подчиненными.

Схожие черты можно увидеть и в ритуалах почитания обоих божеств – люди старались задобрить своих хранителей очагов. И Цзао-шэню, и Дедушке преподносились угощения, но стоит обратить внимание, что если Цзао-цзюня китайцы пытались «по-доброму» убедить говорить о них только хорошее, то в случае неповиновения домовика русские запугивали его с помощью животных или ритуальных жестов. Это показывает, что домовой в представлении славян был скорее нечистой силой, которую при определенных ситуациях нужно было «укротить», тогда как китайцы к своему божеству относились с гораздо большим почтением.

При изучении двух культов можно заметить, что и в Китае, и в России существуют праздники поклонения домашним божествам. Однако, если в Китае Малый Новый год был и является повсеместным праздником, то нечастое упоминание именин домового свидетельствует о том, что данный праздник был лишь относительно распространен среди русского населения. Предполагаем, что причина тому – совпадение праздника домовика с православным праздником почитания Ефрема Сирина, который смог вытеснить языческую церемонию.

Наконец, отметим образ, который сопровождает и Дедушку, и Цзао-вана – лошадь. В представлении русского народа конь имел солярную природу: с рассветом он поднимался на небо и бежал по нему, освещая мир, ночью же он спускался вниз, уходя в подземный мир мертвых. Это наделяет коня двойственной природой: с одной стороны, конь – солнце, освобождающее мир от тьмы и прогоняющее темные силы. По этой причине славяне изготавливали многочисленные обереги в виде коня, украшали свои дома конской символикой и т. д. С другой стороны, конь путешествует в загробном мире, а значит является проводником в таинственный мир мертвых. Исходя из этой идеи, русские приносили коня в жертву в обрядах, связанных с поклонением своим предкам. Также отсюда вытекает еще одна способность коня – ведать судьбу человека, ведь он, общаясь с потусторонним миром, получал доступ к знаниям, не известным людям. Поэтому существовали разнообразные гадания с привлечением лошадей, например гадание на суженого ^{[9, с. 54–55]}. Неудивительно, что именно к коню домовик испытывал особую симпатию: это животное, как и Дедушка, являлось связующим между семьей и ее предками, защищало домочадцев от нечисти, обладало даром прорицания.

Что касается китайской традиции, то представления о лошади схожи с идеями русского народа. В мифологии китайцев существовал особый образ лошади – лошадь-дракон лунма (龙马, lóngmǎ), которая тащила по небу солнце. Также конь в Китае ассоциировался с ян (阳, yáng) – светлым, легким, мужским началом. Отсюда следует и тот факт, что лошадь являлась благим знамением, поэтому в честь лошадей в древнем Китае совершали жертвоприношения. Но лошадь в сознании китайцев была не только божественным созданием, которому приносили жертвы, порой она сама становилась жертвой при совершении разнообразных обрядов. Так, археологические раскопки свидетельствуют, что коней приносили в жертвы в ритуалах поклонения предкам, также лошадь часто хоронили вместе с умершим, чтобы она служила ему и после смерти. В таком случае лошадь являлась посредником между Небом и Землей ^{[20, с. 129–131]}. Роль посредника делала лошадь лучшим видом транспорта для Цзао-вана, когда он совершал свое путешествие к Нефритовому императору. И тот факт, что китайские семьи преподносили дары не только Богу очага, но и его коню: выставляли перед ним блюдца с водой и сеном, клали красный шнурок – узду ^{[8, с. 116]}, подчеркивает божественное начало лошади в китайском мировоззрении. Лошадь всегда сопровождала Цзао-цзюня, поскольку она так же олицетворяла благополучие, играла важную роль в культе предков.

Рис. 6 Икона-чжима с изображением Цзао-вана, его супруги, свиты и верной лошадки

Таким образом, в результате исследования мы выявили, что образы хранителя очага в русской и китайской традиции имеют как сходства, так и различия. Схожие черты домашних духов обусловлены общемировыми культурными процессами, различия же их определяются мировоззренческими и другими особенностями регионов. Несмотря на современные тенденции к отторжению старых верований, память и о домовом, и о Цзао-ване сохраняется в сознании русского и китайского народа, и еще долгое время будет играть важную роль в их культурном пространстве.

^[1] Цзян Цзыя́ (姜子牙, Jiāng Zǐyá, ок. XII–XI вв. до н. э., годы жизни неизвестны) — военный советник Чжоуского Вэнь-вана, генерал его сына, У-вана, и основоположник царства Ци (удельного княжества Чжоу).

^[2] Голбец – род примоста, загородки, чулана или казенки в крестьянской избе, между печью и полатями.