Опыт иконологической интерпретации интернет-мемов (на материале «карантинок» из коллекции социальной карикатуры ЦСПИ ГПИБ)

Пушкарева Татьяна Витальевна ORCID: 0000-0002-9139-6121 кандидат философских наук доцент кафедры дизайна и архитектуры, Университет "Синергия" 125190, Россия, г. Москва, пр. Ленинградский, 80, Г Pushkareva Tatiana Vitaljevna PhD in Philosophy Associate professor, Department of Design and Architecture, Synergy University 125190, Russia, Moscow, Leningradsky ave., 80, G ap-bib@yandex.ru Другие публикации этого автора     Шемякина Елена Михайловна кандидат философских наук доцент, кафедра культурологии, Московский педагогический государственный университет 119991, Россия, г. Москва, ул. Малая Пироговская, 1/1 Shemyakina Elena Mihajlovna PhD in Philosophy Associate professor, Department of Culturology, Moscow State Pedagogical University 119991, Russia, Moscow, Malaya Pirogovskaya str., 1/1 simbaplus@mail.ru Другие публикации этого автора     Ющенко Наталья Сергеевна ORCID: 0000-0002-8911-5765 кандидат педагогических наук доцент, кафедра кафедра искусства и народного творчества, Российский государственный социальный университет 129226, Россия, г. Москва, ул. Вильгельма Пика, 4, строение 1 Yushchenko Natalia Sergeevna PhD in Pedagogy Associate professor, Department of Art and Folk Art, Russian State Social University 129226, Russia, Moscow, Wilhelm Peak str., 4, building 1 n.yushenko@list.ru

Державина Ольга Анатольевна ORCID: 0000-0002-1986-0938 старший преподаватель, кафедра дизайна и архитектуры, Университет «Синергия» 125190, Россия, г. Москва, пр. Ленинградский, 80, корпус Г Derzhavina Olga Anatolyevna Senior Lecturer, Department of Design and Architecture, "Synergy" University 125190, Russia, Moscow, 80 Leningradsky Ave., building G arte-accordo@mail.ru

Введение

С развитием цифровизации общества и массовых коммуникаций феномен интернет-мема приобретает все большее значение, превращаясь в своего рода культурную универсалию современности и заставляя исследователей обращаться к изучению природы и особенностей функционирования этого феномена. Синтетичность, изменчивость, интертекстуальность, интерактивность, компактность и емкость этой формы массовой коммуникации и одновременно народного творчества требуют междисциплинарного подхода. Существующая традиция изучения феномена интернет-мемов охватывает преимущественно сферу лингвистики и коммуникативистики: интернет-мем рассматривается как единица сетевой коммуникации, как полимодальный медиатекст, требующий особых навыков дешифровки. Художественная же составляющая этого феномена современной культуры остается в большей степени вне научного фокуса. Между тем, интернет-мем как творческий продукт типологически близок к таким художественным формам, как социальная карикатура, лубок, и, таким образом может быть рассмотрен в качестве особого арт-объекта.

В статье предлагается новаторский опыт художественной, иконологической, интерпретации интернет-мема, который позволит отчасти компенсировать сложившийся исследовательский «медиакрен» и таким образом способствовать комплексному междисциплинарному исследованию этого феномена.

Эмпирическим материалом исследования стали интернет-мемы из коллекции социальной карикатуры Центра социально-политической истории Государственной публичной исторической библиотеки, которая была собрана сотрудниками отдела нетрадиционной печати ЦСПИ ГПИБ во время периода локдауна 2020 года. Всего коллекция содержит 3082 единицы хранения, каждая находка описана, систематизирована, подготовлена для научного анализа ^{[1, 2]}. Тематическая общность предлагаемых здесь для анализа интернет-мемов позволит нам оптимизировать процесс художественной интерпретации.

Объект исследования – интернет-мемы как продукт современной массовой культуры и искусства.

Предмет исследования – возможности иконологической интерпретации интернет-мема (на примере «карантинок»).

Цель – провести иконологическую интерпретацию выбранных интернет-мемов из коллекции социальной карикатуры Центра социально-политической истории Государственной публичной исторической библиотеки.

Задачи: рассмотреть интернет-мем как феномен современной культуры и проследить основные подходы к его изучению и интерпретации; адаптировать стратегию иконологического метода интерпретации произведения искусства к материалу интернет-мема; продемонстрировать возможности иконологического метода при описании, анализе и интерпретации репрезентативных примеров интернет-мемов из коллекции «карантинок» ЦСПИ ГПИБ.

Обзор литературы

Впервые слово «мем» употребил американский биолог и популяризатор науки Ричард Докинз в своей книге «Эгоистичный ген», которая вышла в 1976 году. Слово «мем» (от древнегреческого μίμημα mīmēma, «имитируемые вещи») фактически используется автором как метафора для описания копирования и распространения информации в культуре по аналогии копирования и распространения информации в природе с помощью гена ^[3]. После бурного подъема меметики Докинза, быстро начался ее спад. Новые технологии, социальные сети и развивающаяся на их основе «культура участия» привели к тому, что понятие мем стало более узким и конкретным. И в настоящее время использование понятия «мем» роднит с термином Докинза лишь одно свойство: бессознательный характер распространения и копирования информации.

Мемом с 2000-годов в обиходе чаще называют «веселые фото и видео, которые курсируют в интернете, они высмеивают или подражают известным людям и ситуациям, которые ранее вызывали ажиотаж в СМИ». (Meme (Kulturphänomen). URL: https://de.wikipedia.org/wiki/Meme_(Kulturph%C3%A4nomen)).

Попытки концептуализировать этот феномен предпринимается непрерывно, объем литературы о веб-культуре и об интернет-мемах как ее части непрерывно растет ^{[4, 5, 7,75]} Но трудно не согласиться с одним из авторитетных исследователей мемов С.А.Шомовой, что «мем сегодня всего лишь пополняет собой когорту понятий, теоретическое осмысление которых не поспевает за их практическим распространением». ^{[8, с.4]}

Наибольший интерес к изучение феномена интернет-мема обнаруживают лингвисты ^{[9, 10, 11, 12, 13]}, все чаще речь заходит о формировании киберлингвистики как области, изучающей специфику электронных текстов. ^[11] Предложена развернутая типология интернет-мемов, включающая следующие группы: 1) текст (слово, фраза); 2) изображение (узнаваемое изображение, «фотожаба»); 3) видео; 4) креолизованный текст, интегрирующий текст и изображение в единое целое. ^{[12, с.164]} Причем, вероятно, что креолизованный текст стал одним из массовых типов мемов, что хорошо видно по коллекции «карантинок» ЦСПИ ГПИБ. ^{[14, с.71]} Сам термин «креолизованный текст» был предложен Ю.А.Сорокиным и Е.Ф.Тарасовым для обозначения текстов, состоящих из двух негомогенных частей вербальной и невербальной (чаще визуальной), причем информационная емкость невербальной части чаще больше текстовой. ^{[15, с. 180–181]} В ряду креолизованных текстов кроме мемов находятся плакаты, карикатуры, комиксы, реклама. Поскольку интернет-мем выступает как синтетический феномен, чаще всего сочетая вербальную и визуальную форму, исследователи говорят о полимодальности мема и о том, что для его дешифровки требуется особая иконическая грамотность. ^{[14, 15, 16]}

Исследователи также анализируют медийную природу мема. ^{[6, 9, 10, 12, 13, 15, 17, 18, 19, 20, 21, 23, 23, 24]} Отмечается, что мем в качестве своеобразной синтетической шутки, благодаря электронному тиражированию, распространяется практически моментально и таким образом формирует общее виртуальное коммуникативное поле. Причем распространение мема обычно занимает от нескольких дней до нескольких лет, после чего процесс репликации замедляется или останавливается. ^[12] Анонимность, стремительность распространения, массовость интернет-мема позволяют ряду исследователей трактовать интернет-мем как жанр цифрового фольклора. ^{[14, 25, 26]}

Особым исследовательским интересом пользуются политические мемы. Так, Л.Шифман разработала семиотическую методику анализа интернет-мема по выявлению «поддерживающих» и «подрывающих» социальный порядок функций интернет-мемов. ^{[6, 27, 28]} Пример оригинального социологического анализа интернет-мемов дают В.В.Щебланова, Л.В.Логинова, И.Ю.Суркова, исследовавшие интернет-мемы виртуальных городских сообществ Саратова для оценки гражданской активности молодежи города. ^[29] Л.В.Моисеенко анализирует намеренное создание интернет-мемов по ключевым политическим событиям в целях управления общественным мнением и также использование мема в качестве инструмента маркетинга. ^[30] Исследованию политических мемов посвящены работы С.А.Шомовой. ^{[31, 32]}

В последнее время появляется все больше работ, посвященных интернет-мемам эпохи пандемии – так называемым «карантинкам». К.Л.Рыжков отмечает, что коронавирусная инфекция и ее социально-политические последствия привели к появлению новой тематической группы интернет-мемов. ^[33] Испанские исследователи показали, как «карантинки» способствовали нормализации общественного самочувствия во время пандемии. ^[34] Е.Аслан демонстрирует на основе данных американского цифрового портала, занимающегося сбором и систематизацией интернет-мемов, как во время пандемии COVID-19 пользователи по всему миру использовали интернет-мемы, чтобы справиться со своими негативными психологическими реакциями. Интертекстуальность «карантинок» стала в этом смысле продуктивным ресурсом, помогая осмыслить абсурдную реальность через привычные образы и тексты ^[35] Смирнова О.В., Дениссова Г.В. и др. сравнили российские и китайские мемы на тему ковида, показав культурную специфику этого глобального феномена. ^[36]

Ранее на основе анализа коллекции ЦСПИ ГПИБ нами сделан вывод о том, что карантинки стали «художественным методом самопомощи общества в ситуации драматических вызовов и изменения привычного порядка». ^{[14, с.64]} И действенность этого метода была связана вне всякого сомнения с художественной природой интернет-мема, что делает возможным интерпретировать интернет-мем как арт-объект. Для этого мы предлагаем использовать одну из доминирующих искусствоведческих стратегий художественной интерпретации, разработанной в рамках иконологии Эрвина Панофского.

Цифровое реагирование общества на кризис пандемии осуществлялось как по пути создания новых мемов, так путем трансформации старых мемов. И в том, и в другом случае речь шла о реконтекстуализации – использовании хорошо известных сюжетов, образов, героев для обсуждения новых реалий, что позволяет считать интернет-мем хорошим объектом для иконологической интерпретации, поскольку роль героев и мифологических сюжетов, которые ранее обнаруживал Э.Панофский в классической живописи, в интернет-мемах играют герои и сюжеты популярной культуры.

Алгоритм иконологической интерпретации: от классики к мему

Иконологический метод Эрвина Панфоского предполагает трехшаговую интерпретацию арт-объекта. ^{[37, с. 43-48]} Сам Панофский применял этот метод для анализа произведений классической живописи, однако метод его сейчас применяется и для анализа произведений современного абстрактного искусства. ^[38] Расширение применения этого метода на художественные креолизованные тексты, включая интернет-мемы, несколько осложнено тем, что необходимо анализировать визуальную и вербальную часть, которые (и это свойство жанра) зачастую противоречат друг другу, однако сложности эти не только преодолимы, но оказываются и эвристически плодотворными.

Первый шаг – предыконографическое описание произведение искусства. Это анализ первичного, естественного, или явного сюжета, который подразделяется на фактический и выразительный. Фактический сюжет постигается через идентификацию определенных конфигураций линии и цвета, представляющие естественные объекты, такие как люди, животные, растения, дома, инструменты и т.д., путем идентификации их взаимных отношений, событий. Выразительный сюжет идентифицируется через качества объектов, таких, например, как скорбная поза, мирная атмосфера домашнего очага. Это мир чистых форм, воспринимаемый как носители первичных, естественных смыслов, Панофский называет миром художественных мотивов. Перечисление этих мотивов составляет суть первого шага – предыконографическое описание произведения искусства.

Второй шаг – вторичный, или условный, сюжет, иконографические описание произведения искусства. Выявление историй, аллегорий с их специфическими темами, понятиями, которые сам Панофский связывал с идентификацией мифологических сюжетов. А при анализе нашего объекта чаще всего это установление цитируемых произведений культуры, а также ряда предшествующих и последующих вариаций мемов.

Третий шаг – выявление внутреннего содержания, смысла, составляющего мир «символических» ценностей. «…мы подходим к произведению искусства как к проявлению чего-то еще, что выражает себя в бесчисленном разнообразии других проявлений, и интерпретируем его композиционные и иконографические черты как более конкретное свидетельство этого чего-то еще. Открытие и интерпретация этих символических ценностей (которые зачастую неизвестны самому художнику и даже могут разительно отличаться от того, что он хотел выразить сознательно)». ^{[38, с. 43-48]}

Архив коллекции социальной карикатуры ЦСПИ ГПИБ с пронумерованными объектами используется здесь как своеобразная карта для изучения всего цифрового массива «карантинок». По визуальным и вербальным характеристикам, зафиксированным в коллекции, происходит гугл-поиск аналогов, которые присутствуют в актуальном интернете, приводится ссылка на это актуальное изображение. Поскольку интернет-мемы отличаются вариативностью, приведенный пример может содержать отличия в деталях от изображения, зафиксированного под указанным номером в коллекции.

В нашей работе мы используем произведения без согласия автора и без выплаты авторского вознаграждения, но с указанием актуального источника изображения, так как согласно пункту 1 статьи 1274 Гражданского кодекса РФ (часть четвертая) от 18.12.2006 N 230-ФЗ «допускается без согласия автора или иного правообладателя и без выплаты вознаграждения, но с обязательным указанием имени автора, произведение которого используется, и источника заимствования… цитирование в оригинале и в переводе в научных, полемических, критических, информационных, учебных целях, в целях раскрытия творческого замысла автора правомерно обнародованных произведений в объеме, оправданном целью цитирования» (Гражданский кодекс РФ, 2006). Вместе с тем необходимо признать, что область интернет-творчества в настоящее время остается уязвимой для авторского права, так как зачастую не представляется возможным установить авторство произведений, правомерность публикаций и электронного тиражирования произведений, а также из-за быстрой смены электронных адресов самих произведений в Интернете.

Иконологическая интерпретация интернет-мема «Вышел ежик из тумана»

(№605 в коллекции ЦСПИ ГПИБ)

«Карантинка» из коллекции ЦСПИ ГПИБ «Вышел ежик из тумана» (рис.1 и 3) представляет собой произведение тоновой графики, здесь два плана – первый четкий (трава и антропоморфное изображение Ежика в образе ребенка) и второй размытый (светлый фон с контурами деревьев). Размытый фон составляет около двух третей изображения, на нем светлыми буквами размещен поэтический текст без знаков препинания: «Вышел ежик из тумана вынул маску из кармана и стоит совсем один потому что карантин». Антропоморфное изображение ежика, стоящего как человек, в белой гигиенической маске, закрывающей нос, рот и щеки. Взгляд ежика устремлен на зрителя, глаза широко открыты. В левой поднятой руке ежик держит стебель растения со светящимся шариком наверху.

Изображение «карантинки» на рис.1 и 3 представляет собой визуальную статичную цитату из классического мультфильма Юрия Норштейна и Франчески Ярбусовой (1974), получившего 35 наград (рис.2). История о Ежике, который отправился в гости к своему другу Медвежонку, и по дороге, попав в туман, переживает много реальных и воображаемых приключений: встреча с Филином, Улиткой, внезапно превращающейся в Слона, Летучей мышью, Собакой, возвращающей герою потерянный узелок с вареньем, Рыбой, перенесшей его по реке, а также образом белой Лошади. Перенесший много тревог и открытий, Ежик добирается до своего друга, и они считают звезды и пьют чай с малиновым вареньем. Кадр, использованный в интернет-меме, в «карантинке», относится в фрагменту начала максимальной паники героя, когда он теряет в тумане узелок с вареньем для друга (в какой-то из этих моментов Ежик даже встает на все четыре лапы, утрачивая антропоморфность), пытается найти узелок с при помощи светлячка на цветке (6.20), чуть далее теряет светлячка и погружается в страхи. В этой версии интернет-мема изображение из мультфильма дополнено только одним элементом – белой маской, которая смотрится здесь органично, так как напоминает по форме и цвету узелок с вареньем (в вариациях этого интернет-мема встречается и другой фрагмент мультфильма, где узелок в руке Ежика выглядит как маска).

В таблице 1 «Реконтекстуализация образа в интернет-меме «Вышел ежик из тумана», таким образом, представлено визуальное сравнение интернет-мема («карантинки») и первичного текста, из которого был заимствован образ.

Текстовое сопровождение визуального образа «карантинки» «Вышел ежик из тумана» связано с детской считалкой (что возможно объясняет отсутствие знаков препинания), которая появилась в послевоенное время и звучала следующим образом: «Вышел немец из тумана, / Вынул ножик из кармана. / Буду резать, буду бить, / Всё равно тебе водить». Далее в 70-е годы «немец» был заменен на «месяц». А в 1980-х годах, после выхода мультфильма Норштейна, стал распространяться новый вариант считалки: «Вышел ёжик из тумана, / Вынул ножик из кармана, / Вынул камешки и мел, / Улыбнулся, как сумел…» ^{[39, с. 219-240]} и другие варианты, одним из которых и стал «карантинный», в котором однако сохранен зловещий привкус послевоенной считалки.

В интернет-меме, «карантинке» «Вышел ежик из тумана», если рассматривать его в контексте первоисточника – мультфильма Норштейна – изображен статичный момент нарастающей паники, который уже в следующих кадрах мультфильма распадается на множество хаотичных движений. Текстовое сопровождение образа фактически останавливает сюжет на этом моменте («и стоит совсем один, потому что карантин»): далее таким образом не предполагается ни встречи с собакой, вернувшей ежику узелок, ни встречи с Рыбой, переправившей героя через реку, ни собственно долгожданной встречи с Медвежонком. Тем самым достигается своеобразный трагикомический эффект, который сопровождается настроением хрупкого равновесия, которое можно сохранив лишь замерев. Контраст двух планов – четкого изображения самого героя, поверхности луга и подавляющего расплывчатого туманного фона дополняет этот эффект. Не только социальная изоляция, но и хрупкость мира, потеря и кардинальное прерывание привычного сюжета, а также масштаб новой проблемы, превращающий человека в ребенка, становится «внутренним смыслом» этой карантинки. Катастрофичность сюжета снимается однако использованием мультипликационной формы, цитаты, которая представляет этот сюжет как игровой, милый, поэтически оформленный. Совмещение этих двух противоположных качеств рождает комизм и снимает напряжение, заданное референтом (изоляцией) и остановленным в этом образе сюжетом классического мультфильма. Возможность лайкнуть, перепостить или трансфомировать мем, разделить переживание одиночества в туманном лесу, позволяет также частично разрешить трагическую ситуацию.

«Карантинки» «Вышел ежик из тумана» (рис. 1, 3, 4) стали продолжением доковидного варианта одноименного мема (рис. 6, 7, 8) и также, в свою очередь, породили множество вариаций. Можно заметить, что реконтекстуализация образа происходит здесь на основе создавщейся доковидной традиции, но с сохранением отсылок к первоисточнику, и в конечном итоге с обогащением смысла по сравнению с доковидными интернет-мемами этого шаблона. Визуальное сравнение вариаций «карантинок» «Вышел ежик из тумана» с доковидными вариациями одноименного мема представлено в таблице 2.

Иконологическая интерпретация интернет-мема «Как видят себя удаленщики»

(№2835 в коллекции ЦСПИ ГПИБ)

На изображении «карантинки» из коллекции ЦСПИ ГПИБ «Как видят себя удаленщики» (рис.9 и 12) три прямоугольника с фотографиями и подписями, расположенные в два ряда: два вверху и один внизу посередине. На первом прямоугольнике размещена квадратная черно-белая фотография скульптур – трех Атлантов в классических позах (держат согнутые руки за головой и поддерживают потолок здания), сопровождаемая подписью на белом фоне шрифтом без засечек «Как видят себя удаленщики». На втором прямоугольнике рядом размещена вторая фотография Атлантов, идентичная первой, но повернутая на девяносто градусов вправо таким образом, что Атланты выглядят полулежащими на кровати с закинутыми за голову руками, а потолок становится опорной стеной. Изображение сопровождается подписью на белом фоне шрифтом без засечек «Как видит удаленщиков их начальство». Третий прямоугольник представляет ту же саму фотографию, но повернутую относительно первой на 180 градусов таким образом, что Атланты выглядят стоящими на голове. Фотография, в отличие от первых двух имеет несколько вытянутую по вертикали форму, образуя прямоугольник. Фото сопровождается подписью на белом фоне шрифтом без засечек «Удаленщики на самом деле».

В таблице 3 «Реконтекстуализация образа в интернет-меме «Как видят себя удаленщики»», таким образом, представлено визуальное сравнение интернет-мема («карантинки») и первичного текста, из которого был заимствован образ.

Одно из первых изображений «Атланты отдыхают» (рис. 11), которое получено путем разворачивания фотографии стоящих Атлантов на 90 градусов (рис.10), относится к 2016 году. Тогда эта модификация представлялась как нетривиальный взгляд на классические произведения (см. Атланты. Альтернативный взгляд. 2016. URL: https://neteye.ru/admin/2016/03/23/atlanty-alternativnyy-vzglyad.html). Далее это изображение начинает использоваться в психологических текстах (см.: Сила подсознания, или Почему не стоит бороться с собой. URL: https://welemudr.mirtesen.ru/blog/43764940525/Sila-podsoznaniya-ili-Pochemu-ne-stoit-borotsya-s-soboy?nr=1). И наконец противопоставление классических и «отдыхающих» Атлантов начинает использоваться в интернет-мемах для шуток над профессиональными группами/отделами в компаниях (рис. 14, 15).

С началом локдауна этот сюжет был перенесен на работников, работающих удаленно из дома («удаленщиков»), что привело не только к многократному копированию мема с новым противопоставлением «удаленщики-начальство» (рис.13), но также к его принципиальному творческому дополнению третьим изображением «Удаленщики на самом деле», где Атланты оказались опять стоящими, но уже вниз головой (рис.9 и 12). Тема наказания олимпийских богов, заставивших Атлантов держать небесный свод на плечах, отраженная в скульптурной группе, таким образом, была также развита: наказание сменилось другим, очевидно более изощренным, хотя внешне и облегченным. Третье изображение, появившееся в период локдауна, таким образом, логически завершило визуальную интерпретацию тему с Атлантами, предложив версию Атлантов, стоящих в одной из сложных йоговских поз – стойке на голове.

Идея о физической невозможности долго находиться в такой позе, несмотря на отсутствие ноши, очевидно дополняется здесь новым символическим смыслом – идеей перевернутости мира. Благодаря центральному расположению этого изображения и иной форме в сравнении с первыми двумя фотографиями, именно на нее приходится акцент, который вместе с подписью «на самом деле» указывает на символический смысл изображения. Для последней версии интернет-мема, таким образом, характерен высокий уровень абстракции, попытка не только описать, но и в визуальной форме осмыслить происходящее. Вместе с тем, размещение перевернутых Атлантов в едином визуальном комплексе с классическими и отдыхающими Атлантами можно трактовать как установление новой нормы, и речь здесь может идти также о своеобразном художественном способе нормализации аномалии.

Визуальное сравнение вариаций «карантинок» «Как видят себя удаленщики» с доковидными вариациями одноименного мема представлено в таблице 4.

Иконологическая интерпретация интернет-мема «Протри за мной дверь, я ухожу»

(№1160 в коллекции ЦСПИ ГПИБ)

На изображении «карантинки» из коллекции ЦСПИ ГПИБ «Протри за мной дверь, я ухожу» (рис. 16 и 18) размещена цветная фотография в черно-зеленой гамме с портретом мужчины возраста около 25 лет на фоне деревянного забора. В верхней части карантинки на светло-голубом фоне шрифтом без засечек нанесена надпись «Протри за мной дверь, я ухожу». Выражение лица мужчины трагически-просветленное, взгляд устремлен вдаль влево.

Фотография представляет собой визуальную статичную цитату из классического фильма «Игла» (1990) режиссера Р.Нугманова, где крупным планом показан портрет главного героя Моро в исполнении Виктора Цоя. Фильм стал лидером советского кинопроката 1989 года, относится рядом специалистов к культовым кинофильмам мирового уровня. Сюжет фильма начинается с того, что герой Виктора Цоя отправляется из Москвы в Алма-Ату, чтобы вернуть деньги, которые ему должен знакомый, останавливается у своей давней подруги. Понимает, что она стала наркоманкой, ее квартира превратилась в место сбыта наркотиков. Герой Цоя пытается помочь подруге избавиться от зависимости, ему приходится вступить в противоборство с поставщиками наркотиков, которые посылают к нему убийцу. Герой Цоя получает ножевые ранения, фильм заканчивается на том, что тяжело раненый герой поднимается и с трудом уходит в темноту.

Фотография представляет собой кадр из фильма, где герой Цоя первый раз отражает нападение торговцев наркотиками. Эта фотография стала элементом культа фигуры Виктора Цоя и до карантина использовалась поклонниками вне юмористического контекста. Текстовая часть карантинки перефразирует известную строчку из песни Виктора Цоя «Закрой за мной дверь. Я ухожу» (1986) и также стала частью культа Цоя, но стала материалом для мемов еще до локдауна (рис.21, 22, 23). В период локдауна именно эта строчка была перефразирована и получила новую юмористическую интерпретацию как в виде собственно текста, так и в сопровождении картинки, включив в юмористический контекст фотоизображение Цоя из культового фильма «Игла».

При анализе надписи, дополняющей визуальный образ, выясняется, что это немного измененная первая строка песни В.Цоя «Закрой за мной дверь», посвященной лирическому противопоставлению дома и улицы, причем пространство за пределами дома трактуется как более свободное, привлекательное и предпочтительное. Таким образом, в «карантинке» «Протри за мной дверь» латентно присутствует важная для пандемии антитеза: дом и улица.

Контраст кульминационного трагического кадра из фильма и «сниженное» перефразирование строчки из песни создает амбивалентное ощущение напряженности момента и также возможности пренебрежения этой непростой ситуацией.

Заключение

Интернет-мем с развитием новых технологий и средств коммуникации превращается в новую культурную универсалию, осмысление которой требует междисциплинарного подхода. До настоящего момента интернет-мем рассматривался как проявление нового языка современности в рамках лингвистики, коммуникативистики, а также социологии и политологии, художественная же составляющая феномена оставалась без внимания исследователей. Рассмотрение интернет-мема как арт-объекта, предпринятое в статье на основе иконологического метода Эрвина Панофского, показало эвристическую ценность выбранного подхода и в целом способствует междисциплинарному осмыслению этого нового феномена.

Для выборочного анализа «карантинок» (интернет-мемов, созданных в ответ на условия локдауна пандемии) применена методика иконологической интерпретации художественного произведения Эрвина Панофского, позволяющая «распаковать» скрытые смыслы, ценности, нормы, которые транслируются произведением зачастую в обход сознания творцов и реципиентов. Производство «карантинок» шло как по пути создания новых мемов, так путем трансформации старых мемов. И в том, и в другом случае речь шла о реконтекстуализации – использовании хорошо известных сюжетов, образов, героев для обсуждения новых реалий, что позволяет считать интернет-мем хорошим объектом для иконологической интерпретации, поскольку роль героев и мифологических сюжетов, которые ранее обнаруживал Э.Панофский в классической живописи, в интернет-мемах играют герои и сюжеты популярной культуры.

На основе иконологического анализа трех «карантинок» «Вышел ежик из тумана», «Протри за мной дверь» и «Как видят себя удаленщики» зафиксированы новые социальные координаты человеческого существования, которые принесла пандемия: принципиальная и до конца не осознанная «перевернутость» мира; оущущение катастрофического характера перемен; новые условия безопасности, которые в начале локдауна связывали основные риски с нахождением на улице, а позднее - с замкнутыми помещениями.

Также можно сделать некоторые предварительные выводы о природе художественного воздействия интернет-мема и «карантинки», в частности: трагический визуальный образ сопровождает намеренно «сниженная» подпись, что рождает трагикомический эффект и способствует снятию напряжения.

Таким образом, иконологическая интерпретация «карантинок» позволяет углубить знания о механизмах отражения пандемии в общественном сознании и о природе художественной самопомощи общества в условиях социального экстремума.