Музей ESMA как место «горячей» памяти

Веселова Ирина Юрьевна кандидат исторических наук Старший преподаватель кафедры иностранных языков Факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета дружбы народов 117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 10 корп. 2 Veselova Irina PhD in History Senior Lecturer, Department of Foreign Languages, Faculty of the Humanities and Social Sciences, Peoples' Friendship University of Russia 117198, Russia, g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 10 korp. 2 irinaxochitl@gmail.com Другие публикации этого автора

Насыщенный ХХ век внес свои коррективы в понимание того, какие функции должен выполнять исторический музей. Если раньше музеи преимущественно давали представление о культурных достижениях предыдущих поколений, повествовали о становлении государства и славных победах, то после Второй мировой войны и публичного признания Холокоста, возникли музеи, посвященные черным страницам истории некоторых государств. Такие мемориальные музеи, или музеи памяти, имеют свою специфику: они обращаются к эмоциям посетителей, ведут рассказ от лица жертв и, помимо повествования о прошлом, содержат в себе идею важности борьбы за права человека ^{[1, с. 120-121]}. В таких музеях ключевым инструментом диалога с публикой становится аффект, переживание, попытка «вчуствования» в опыт Другого.

В этом ряду современных музеев особое место занимают экспозиции, размещенные не в специально возведенных для выполнения этих функций музейных зданиях, а в местах, которые сами на себе несут след истории, которую хотят рассказать. Одним из таких музеев является музей ESMA (la Escuela de Mecánica de la Armada), располагающийся в здании бывшей Школы механиков ВМС Аргентины в Буэнос-Айресе. В годы «последней» диктатуры (1976–1983 гг.) там находилась тайная тюрьма, где содержались противники режима. После падения диктатуры помещения школы было решено отдать под мемориальный музей и правозащитный центр. Стены ESMA помнят страдания тысяч людей, которых истязали здесь самыми зверскими способами, что делает это пространство не просто музеем, а местом памяти, где по словам Пьера Нора «память кристаллизуется и находит свое убежище» ^{[2, с. 17]}, помогая таким образом сохранять в материальном и символическом единстве память социальных групп для последующих поколений. Места, подобные ESMA, как физические пространства, являются тем, что Морис Хальбвакс определял как рамку, которая помогает оживить коллективную память, дает необходимый импульс для ее пробуждения ^[3].

При анализе музейного пространства ESMA следует е обратиться к концепции немецкого историка Яна Ассмана, который, используя терминологию Карла Леви-Стросса, разделяет историческую память на «холодную» и «горячую» ^{[4, С. 72-73]}. Первая бытует в обществах, препятствующих вторжению истории в их современность, а вторая – в обществах, использующих историю в качестве движущей силы своего развития. Для Аргентины история «грязной войны», развязанной военной хунтой против собственного населения в период диктатуры, является элементом, возбуждающим историческое сознание общества. В этом контексте формируется следующий исследовательский вопрос: что делает музей ESMA местом «горячей» памяти? Для ответа на него следует рассмотреть контекст превращения ESMA в музейное пространство, его содержание, а также статус объекта политики памяти.

ESMA в период «последней» диктатуры в Аргентине (1976–1983 гг.)

24 марта 1976 года в Аргентине произошел государственный переворот. Военные отстранили от власти Исабель Перон, занимавшую на тот момент пост президента. Хунта сразу же начала воплощать в жизнь новый политический курс, получивший название «Процесса национальной реорганизации». Его составной частью стала борьба с противниками нового режима, вошедшая в историю под названием «Грязной войны». С идеологической точки зрения в ее основе лежал поиск внутреннего врага, обозначавшегося термином subversivo – «подрывник». Основной тактикой устранения врагов было их похищение. Люди просто исчезали, и их родственники не могли получить от властей никакой информации об их местонахождении.

Хунтой была организована целая сеть подпольных центров содержания задержанных (centros clandestinos de detención). По официальным данным в стране функционировало около 700 таких центров, самый крупный из которых располагался в Школе механиков военно-морских сил в Буэнос-Айресе. Учебное заведение представляло собой комплекс из нескольких зданий. После прихода к власти военной хунты и начала «Процесса национальной реорганизации» в одном из зданий ESMA был организован подпольный центр содержания людей, похищенных военными, который функционировал по соседству с учебными заведениями ВМФ на протяжении всего периода диктатуры.

Эта двойная функция ESMA как одновременно центра обучения и центра подпольного содержания заостряет проблему восприятия государственного террора самим аргентинским обществом на момент его реализации: поскольку центр многие годы сосуществовал бок о бок с учебным заведением и располагался практически в центре столицы, то многие не просто догадывались о происходящем в его стенах, но даже были свидетелями преступлений, совершаемых военными. Однако, молчание в аргентинском обществе, сопровождавшее существование этого центра, молчание, замешанное на страхе, и подпитываемая пропагандой вера в существование настоящих преступников-«подрывников», нанесли обществу глубокую травму, породив впоследствии чувство вины за бездействие.

За период функционирования ESMA как центра подпольного содержания через него прошло около 5000 человек. Заключенные были представителями самых различных категорий населения: как политические и общественные деятели, рабочие и члены профсоюзов, так и студенты, религиозные деятели, художники и представители интеллигенции в целом. При этом аргентинцам нельзя было полностью обезопасить себя от того, чтобы не оказаться в застенках центра, поскольку под крайне размытое законодательное определение «subversivo» мог попасть практически каждый. Люди, оказывавшиеся в центрах подпольного содержания, подвергались изматывающим допросам, пыткам и физическому уничтожению. Детей, рожденных в заключении, забирали у матерей и отдавали в семьи военных и членов номенклатуры.

Создание музея

В 1983 году была создана Национальная комиссия по делу о массовом исчезновении людей (CONADEP), результатом работы которой стал доклад под названием «Никогда больше» (Nunca más), содержавший списки пропавших. Он был опубликован в 1985 году. Но переход к демократии не решил заложенную в обществе проблему. Суды, прошедшие после падения диктатуры, наказали только ключевых лиц и организаторов массового террора. В 1986 году был принят «Закон о конечной точке» (Ley de Punto Final 23 492), согласно которому по истечении 60-дневного срока жалоб военным не могли быть предъявлены обвинения, а в 1987 году вышел «Закон о необходимости подчинения» (Ley de Obediencia Debida 23 521), освободивший от ответственности рядовых членов армии и полиции ^{[5, с. 144-145]}. Эти законодательные акты позволили избежать наказания тем, кто являлся участником государственного террора, пусть и лишь выполняя приказы вышестоящих лиц.

В 1998 году президент Аргентины Карлос Менем (1989–1999 гг.) предложил законопроект о сносе комплекса ESMA. На его месте предполагалось построить монумент национального единства. Однако против данной инициативы выступили представители различных аргентинских общественных правозащитных организаций ^{[6, p. 110-111]} и, прежде всего, активистки Матерей площади мая – женщины, разыскивавшие своих детей, ставших жертвами диктатуры. Они не оставляли попыток добиться справедливости, требуя продолжать поиски пропавших родственников и наказать исполнителей государственного террора. Поэтому для них важно было отстоять ESMA как материальное свидетельство преступлений военной хунты. Этот конфликт стал наглядным примером столкновения разных политик памяти: той, что исходила от государства, и той, которую предлагали члены общественных организаций.

Первые попытки вернуться к разговору о травматическом прошлом на государственном уровне были предприняты в начале 2000-х гг. Давление общественности и правозащитных организаций на власти привело к институциализации ответственности ^{[5, с. 151-154]}. В 2001 году федеральная юстиция страны признала законы о забвении неконституционными, а в 2003 году конгресс отменил их. После этого с 2005 года возобновились судебные процессы над военными, осуществлявшими террор. В частности, с года 2007 шли процессы над обвиняемыми в преступлениях в подпольном центре содержания ESMA. Самый масштабный из них длился с 2012 по 2017 годы. По решению суда 29 из 54 обвиняемых были приговорены к пожизненному заключению.

Серьезный вклад в осмысление трудного прошлого внесло правительство Нестора Киршнера, занявшего президентский пост в 2003 году. По его инициативе в 2004 году земельная собственность ВМФ, на которой располагалась ESMA, была передана государству. В бывшем здании школы было создано Пространство памяти и прав человека (Espacio de Memoria y Derechos Humanos). Сейчас там располагаются различные некоммерческие организации, занимающиеся сохранением исторической памяти о жертвах диктатуры, а также продвижением идей о защите прав человека. Пространство позиционируется как связующее звено «между репрессивным прошлым и настоящим в непрерывном строительстве для трансформации нашего коллективного будущего» ^[7].

В 2008 году под физическую экспозицию было отведено одно из зданий комплекса. Музей получил официальное название «Музей - место памяти ESMA». С 1948 года до передачи правительству оно использовалось в качестве офицерского клуба отдыха для высшего командного состава ВМФ Аргентины. Строение площадью 5 390 м² представляет собой трехэтажный павильон с подвалом и большим чердаком.

Задача музея

Основная задача музея ESMA – это сохранение памяти о преступлениях против человечности, совершенных военными в Аргентине в период последней диктатуры. На официальном сайте музея указано, что ESMA – это не только исторический памятник, но и «принимаемое судом доказательство» и «материальное свидетельство» о плане систематического исчезновения, пыток и уничтожения, который был реализован государством ^[8]. Следует обратить внимание на это уточнение. Бывают музеи, специально выстроенные для хранения объектов, а бывают те, в которых события разворачивались непосредственно. Музей ESMA по своей сущности схож с превращенными в места памяти концлагерями времен нацистской Германии. Они также являются не просто историческими памятниками, но и физическими доказательствами преступлений против человечности.

Говоря о музеях, немецкая исследовательница Алейда Ассман отмечает, что они связаны с двумя типами памяти: накопительной и функциональной ^{[9, с. 56]}. Первая проявляется в сборе и сохранении исторических артефактов, а вторая – в формировании определенной картины прошлого. В случае музея ESMA речь идет прежде всего о памяти функциональной. Стратегии того, как заставить подобные места памяти «заговорить», могут быть самыми разнообразными. Нынешняя концепция Музея Памяти ESMA состоит не в попытке реконструкции голосов ушедших в небытие жертв хунты, а в предоставлении возможности высказаться заключенным, которые смогли пройти через все мучения и выжить. Экспозиция музея построена таким образом, что выжившие сами дают голос умершим жертвам через воспоминания о них, а также сохранившимся показаниям, сделанным ими на судебных процессах. В результате убитые режимом не просто начинают обретать тот самый голос, но сила этого голоса возрастает многократно, в связи с тем, что они исходят из живой памяти каждодневно свидетельствующих о них через материалы экспозиций в стенах музея людей. Эта живая память порождает и ретранслирует основной посыл музея – необходимость ежедневного воспроизводства общенационального консенсуса о «Никогда больше» ^[10].

Основная экспозиция музея

Британский литературовед Дж. Де Грут считает воздействие одной из важнейших черт современного музея, который, будучи местом участия, сам меняет посетителя ^{[11, p. 234]}. В случае музея ESMA аффект достигается через нарратив экспозиции, использование фото, видео и звуков. Посетители музея могут ознакомиться с основной экспозицией, размещенной в 17 залах наполненных как традиционными музейными экспонатами в виде музеефицированных артефактов центра содержания задержанных, так и современным свето- и звуко-проекционным оборудованием, которое в интерактивном формате предоставляет посетителям свидетельства выживших заключенных, материалы судебных процессов над представителями военной хунты, а также с постоянно пополняемой коллекцией рассекреченных документов государственных органов, ответственных за проведение террора в отношении аргентинцев ^[12]. Основным залом музея является пространство под названием «капуча» - помещение на третьем этаже клуба, представляющее собой длинный коридор с тесными отсеками для содержания заключенных. «Подрывники» лежали там на матрасах, связанные по рукам и ногам и с натянутыми на их лица капюшонами. Тюремщики идентифицировали их не по именам, а по номерам. Заключенные могли находиться в таком состоянии не просто днями или месяцами, некоторые пребывали в подпольных центрах содержания годами.

Экскурсанты, приходя в «капучу» попадают в помещение, ограниченное деревянной платформой, которая проходит сквозь весь третий этаж и заканчивается в самом дальнем его углу, где располагается камера, в которой содержалась Норма Арростито – террористка, сыгравшая ключевую роль в похищении и убийстве в 1970 году президента Педро Эухенио Арамбуру. Посетители, попадая в «капучу» проделывают путь, который проделывала сама Норма, когда ее вели в камеру. Свидетельства выживших, прошедших подпольный центр содержания, отображаются на специальном экране, а также воспроизводятся через динамики. Такое решение предоставляет право голоса тем, кого до этого заставляли молчать, а также оказывает сильный эмоциональный эффект на слушателя.

В качестве дополнительного пространства для содержания пленных использовался чердак. В рамках экскурсии отмечается, что в этом пространстве были отчетливо слышны внешние звуки, такие как шум от машин, проезжающих по центральному проспекту Буэнос-Айреса, грохот самолетов, заходящих на посадку в близлежащий аэропорт и крики зрителей, наблюдавших за проведением очередного спортивного состязания на стадионе, по которым некоторые заключенные могли определить, где территориально они находятся ^[13]. Это послужило важной уликой, позволившей выжившим указать на ESMA как на один из подпольных центров содержания.

Тема звуковой памяти – важная составляющая экспозиции. Андреа Мело и Хулиета Асторино, обращаясь к «социологии чувств» Г. Зиммеля, рассматривают звуки, которыми были наполнен центр подпольного содержания, как один из факторов, формирующих коллективную память ^[14]. Как внешние звуки, доносившиеся до заключенных, содержавшихся на чердаке, так и звуки радио в подвале, сопровождавшие процесс пыток, дополняются голосами жертв, записанными на пленку, что в рамках музея смешивает события и их последующее переживание. Это является примером вневременной сущности музея.

В основной экспозиции ESMA место женщины акцентировано лишь в связи с рождением детей в заключении. На чердаке, наряду с обычными тюремными камерами, с 1977 года располагались также и камеры для беременных женщин, к которым репрессивные органы с каждым годом все реже стали относиться со снисхождением. Женщины, содержавшиеся здесь, не имели какого-либо доступа к медицинскому обслуживанию. После родов детей разлучали с матерью и либо передавали родственникам, либо сотрудникам ESMA, после чего они помещались в детские дома в другие части страны. При музеефикации в этом пространстве было решено создать выставку, которая бы позволяла осмыслить контекст рождения жизни в месте, его отнимающем. Аффект здесь достигается за счет цветового контраста: камеры для беременных заливает яркий белый свет, символизирующей приход новой жизни в этот мир, который сопровождается голосом Сары Соларс де Осатински, выжившей заключенной, заставшей рождение в этих камерах многих детей ^[15].

Следующим важным пространством музея является подвал - первое и также последнее место, в которое попадали заключенные. Там находились комнаты для пыток, в которых одни подозреваемые в преступлениях против государства, проходя через серию крайне жестоких «допросов», ожидали помещения в «капучу», а другие ждали «перевода» - именно так на языке сотрудников ESMA называлась смертная казнь задержанных ^[16]. Однако и в том, и в другом случае они проходили через обязательную процедуру фотографирования, которую долгое время осуществлял Виктор Бастерра – фотограф и художник-график, похищенный в 1979 г. офицерами ESMA и помещенный в подвал для выполнения принудительных работ по своей основной специализации. Кроме того, по приказу своих похитителей он подделывал документы и фотографировал членов их семей. Все это позволило ему втайне составить как на сотрудников центра, так и на фотографируемых им жертв хунты досье, получившее название «Отчет Бастерры». Оно легло в основу обвинительного приговора суда в отношении похитителей и помогло установить личности некоторых заключенных, проведших последние мгновения своей жизни под номерами на тюремной одежде. Фотографии охранников и жертв, сделанные Бастеррой, впоследствии были выставлены в 2007 году в другом мемориальном музее – Музее искусства и памяти Ла Платы ^{[17, p. 82]}.

Помимо пространств, свидетельствующих о бесчеловечных условиях содержания и пытках заключенных, в ESMA есть зал, дающий информацию об экономических преступлениях, сопровождавших процесс похищения. Также есть пространство, доказывающее применение принудительного труда заключенных. Музей подчеркивает, что реконструкция репрессивных практик, применяемых в ESMA, не является задачей постоянной экспозиции ^[18]. Причиной этого является как стремление избежать эмоциональной перегрузки посетителей ^{[1, с. 126]}, так и уважение к жертвам.

Основная экспозиция содержит лишь небольшое количество материальных артефактов, дошедших со времен диктатуры. Основной акцент музея строится вокруг восприятия нематериальной составляющей, опыта жертвы заключенного ESMA. Эта минималистичность основной экспозиции также имеет и свои исторические корни и исходит в том числе из того, что в 2004 году ВМС Аргентины при передаче здания офицерского клуба, государству, оставили его совершенно пустым и практически полностью вычищенным от каких-либо следов присутствия там подпольного центра содержания. Сотрудникам музея пришлось обратиться к бывшим заключенным, а также их родственникам для наполнения коллекции. В нее включены предметы, изготовленные в тюрьме самими заключёнными, такие как простейшие орудия быта, карты и предметы личной гигиены, а также наручники, тюремная одежда, папки с делами, фотографии заключенных и продукты их фактически рабского труда ^[19].

С возобновлением судебных процессов над военными, суды и прокуратура Аргентины стали направлять в музей документы из своих архивов с целью сохранить память о годах хунты. На основании запросов в государственные органы, составленных по этим материалам, удалось обнаружить неизвестные ранее эпизоды преступлений сотрудников ESMA и восстановить личности многих жертв. Таким образом, музей не только выполняет свою основную задачу, состоящую в сохранении и трансляции памяти о жертвах хунты, но и помогает восстановить справедливость в отношении жертв режима.

Произошедшая не столь давно цифровая революция, когда посетители музеев смогли знакомиться с их коллекциями не только в их реальном физическом пространстве, но и в виртуальном, привела к серьезному концептуальному сдвигу, поскольку люди получили возможность знакомиться с экспозициями из любой точки мира, даже не посещая сам музей физически. Многие музеи стали оцифровывать свои коллекции и переносить их в виртуальный мир, однако это практически не относится к музею ESMA, который по своей специфике ориентирован прежде всего на персональное посещение, поскольку предполагает взаимодействие не с артефактами эпохи, а с той нематериальной смысловой нагрузкой, которая сопровождает само здание и происходившие в нем события. Музеи, подобные ESMA, стали примером музея нового типа. Их структура и основная идея подтверждает тезис о том, что посещение музея отходит от взаимодействия человека с конкретным артефактом, несущим печать какого-то события или времени в сторону погружения посетителя в иной опыт ^{[11, p. 247]}. Этот опыт можно получить только при физическом присутствии.

Музей ESMA в контексте проблемы политики памяти

Важной миссией для сотрудников Центра памяти и музея является сохранение и распространение информации о преступлениях против человечности. В процессе постоянного обновления находится архив свидетельских показаний, поскольку прошедшие через тюрьму ESMA бывшие заключенные продолжают участвовать как в еще не оконченных судебных процессах, так и в научной работе самого музея, предоставляя новый материал для исследований преступлений хунты ^[20]. На основе этих материалов сотрудники музея также готовят публикации.

За многолетнюю историю существования музея как физического пространства, ESMA являлась и остается местом напряженности в контексте столкновения различных политик памяти и подходов к ее сохранению. В частности, несмотря на консенсус властей и общественных организаций, разместившихся в основном здании ESMA, критика официальной политики памяти не угасла. К примеру, Клаудио Мартынюк критикует однобокий политический взгляд, созданный в музее с подачи властей. По его мнению, выставка «занимает место того, что точно показывает (показало) пустоту» и является попыткой «сохранить память и справедливость, превратив пространство исчезновения в музеологическое пространство; обновить прошлое, установив его на место объектов не-настоящего» ^{[21, p. 265]}. Другая исследовательница Клаудиа Фельд полагает, что существует противоречие между изначальной ценностью этого места как места исторических событий и его нынешней ценностью как мемориального пространства, рассказывающего посетителям о том, что жертвы пережили в прошлом ^{[6, p. 105]}. Анализируя ESMA, она отмечает, что «на долговечность и устойчивость сооружений на территории накладываются символические и материальные знаки, имеющие менее прочный характер, во многих случаях эфемерные, и политики памяти, которые могут иметь большую изменчивость» ^{[6, p. 106]}. Фельд приходит к выводу о том, что в случае дебатов вокруг ESMA сама политика памяти трансформируется по мере достижения устанавливаемых целей, что является позитивным признаком, поскольку свидетельствует о живости памяти ^{[6, p. 128]}. Возможно, окончательный консенсус по вопросу функционирования ESMA действительно может привести к частичному или даже полному забвению этого пространства как места «горячей» памяти.

***

По словам Джерома Де Грута современный музей превратился из места хранения предметов истории в «нечто переходное, саморефлексирующее и обладающее самосознанием» ^{[11, p. 235]}. В этом контексте ESMA – это не только физическое свидетельство преступлений эпохи диктатуры, но и пространство памяти, формируемое людьми, которые вкладывают в него собственные смыслы. «Обросшее» дополнительным нематериальным контекстом, это музейное пространство представляет собой яркий пример эволюции места памяти. Музей не только погружает в атмосферу опыта заключенного, но и дает опыт безмолвного жителя Аргентины, который был свидетелем преступлений против своих соотечественников, но ничего не предпринимал для их спасения. И если раньше препятствием для этого служили различного рода страхи, вроде потери работы, здоровья и иногда самой жизни, то в пространстве музея эта неспособность прекратить чужие страдания проявляется в нахождении в ином темпоральном измерении: посетитель музея, осознавая всю тяжесть совершаемых здесь преступлений, даже при всем желании не может положить им конец, поскольку они уже совершены, и он не в силах изменить прошлое. Этот эмоциональный аффект побуждает посетителей бороться за то, чтобы подобные события никогда больше не повторялись. В рассмотренном контексте ESMA остается местом «горячей» памяти как музей-переживание. Он является ярким примером музея мемориального типа, не только позволяющим аргентинцам отрефлексировать собственное прошлое, но и напоминающим новым поколениям о ценности человеческой жизни и неотъемлемых правах человека.