Наступательная и оборонительная модели внешнеполитического курса США на Ближнем Востоке

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-314-90003. The reported study was funded by RFBR, project number 20-314-90003.

Регион Ближнего Востока имеет стратегическое значение в современных международных отношениях. На протяжении десятилетий это пространство являлось и продолжает быть зоной столкновения национальных интересов крупнейших мировых держав. Распад биполярной структуры международных отношений в начале 1990-х гг. привел к серьезным изменениям в разделе сфер влияния на мировой арене между ведущими странами.

Распад СССР и прекращение существования Варшавского блока привели к тому, что Североатлантический Альянс (НАТО) остался единственным сильным мировым военным блоком, страны-участницы которого обладали возможностями, амбициями и были готовы принимать и принимают участие в большинстве крупных вооруженных конфликтов в мире, в том числе и на Ближнем Востоке. Наделив себя полномочиями и функциями мирового арбитра союз США-НАТО фактически вытеснил ООН и прочие международные институты обеспечения и поддержания безопасности, серьезно ограничив их возможности ^{[1, с. 55]}. В результате, США стали претендовать на роль единственного мирового лидера, политического полюса, гегемона, а отсутствие конкурентов привело к формированию Вашингтоном модели плюралистической однополярности ^[2].

Политика США на Ближнем Востоке

В начале 90-х гг. ХХ века США и их союзники использовали тезис «войны с терроризмом» для обоснования своей агрессивной экспансионистской политики против отдельных суверенных государств. Постепенно «война с терроризмом» сменилась на «войну с неугодными режимами» и политику демократического мессианства ^[3]. В рамках подобной модели «международному» вмешательству предшествует обвинение стран, в которых происходят внутренние конфликты (гражданские войны, массовые протестные акции) или которые активно экономически развиваются (например, Ливия, Сирия), в том, что они представляют собой «угрозу миру». Затем следуют попытки отнести государство к списку уязвимых, неустойчивых стран, для обоснования последующей агрессии. Примером подобного разделения может служить Рейтинг недееспособности государств (Fragility States Index), который разрабатывается и ежегодно обновляется американским Фондом мира и журналом Foreign Policy. В соответствии со статистикой, например, на 2019 год, Йемен занимал 1-е в мире по уровню слабости, Сирия – 4-е место, Афганистан – 9-е, Ирак – 13-е, Ливия – 28-е. В 2022 г. рейтинг изменился: Йемен продолжает занимать 1-е место, ухудшилась ситуация в Сирии (3-е место), Афганистане (8-е) и Ливии (21-е), в Ираке ситуация имеет тенденцию к улучшению – 23-е место ^[4].

После подобной «классификации» следует подготовка военных операций и сопровождение их соответствующим информационным вниманием со стороны государственных институтов, СМИ и подконтрольных организаций. Зачастую, для достижения специальных невоенных целей используются методы подрыва авторитета власти, санкционное давление, дестабилизации общества и др. На этом этапе начинают активно применяться методы информационной борьбы, направленные на достижение национальных интересов.

В региональных процессах на Ближнем Востоке активно задействованы две мировые державы: США и Россия. Говоря об участниках информационного конфликтного взаимодействия в данном регионе необходимо предварительно очертить границы ближневосточного пространства, в первую очередь с политической точки зрения. В рамках данной работы к региону «Ближнего Востока» относятся страны Аравийского полуострова (Бахрейн, Йемен, Катар, Кувейт, ОАЭ, Оман, Саудовская Аравия), Арабского Машрика (Иордания, Ирак, Ливан, Сирия), Израиль, а также государства, которые находятся на границах региона (Египет на западе, Турция на севере и Иран на востоке), поскольку они играют ведущую роль во всех региональных процессах. Среди вышеперечисленных стран необходимо отдельно выделить пять кроссрегиональных акторов, которые участвуют в процессах не только на Ближнем Востоке, но и в соседних регионах и геополитических пространствах. К ним относятся: Турция, Иран, Саудовская Аравия, Египет и Израиль.

Помимо государственных акторов в информационное конфликтное взаимодействие на Ближнем Востоке вовлечены различные межправительственные и неправительственные организации, которые играют важную роль в информационном противостоянии ^[5]. Среди них: Организация Объединённых Наций, ЮНЕСКО, Всемирная организация здравоохранения, Международный Комитет Красного креста, МАГАТЭ, Организация по запрещению химического оружия, Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива, Врачи без границ, Белые каски и другие организации. Многие из них подконтрольны тем или иным участникам информационного противостояния. Некоторые являются в большей степени ареной борьбы в медиа пространстве и используются как отдельный инструмент. К таковым относятся Организация Объединенных Наций и отдельные ее структуры: в основном Генеральная Ассамблея и Совет Безопасности. Помимо открытых мер информационного противостояния, США и их союзники активно используют секретные директивы, прямо определяющие политику ООН по определенным вопросам. Так, например, 17 октября 2017 г. был выпушен внутренний документ ООН, предназначенный для всех структур Организации, которые работают в Сирии, в котором указывалось, что помощь Сирии в послевоенном восстановлении может быть начата только после «подлинного и всеобъемлющего политического перехода». Таким образом был создан запрет подразделениям ООН участвовать в восстановлении сирийской экономики ^[6].

Также для информационного сопровождения внешней политики активно используются как мировые, так и региональные средства массовой информации ^[7], например, The New York Times, BBC, France Press, Reuters, CNN, The Guardian, Fox News, RT, SANA, Al Mayadeen, Al-Jazeera, Al-Arabiya, Haaretz, и другие.

Большинство внешнеполитических доктрин президентов США основаны на геополитических концепциях А. Мэхэна, Ф.Дж. Тернера, Х. Маккиндера, Н. Спайкмэна и других теоретиков геополитики и предполагают осуществление целенаправленной экспансии ^[8]. К указанным концепциям относятся, например, идея «подвижных границ» Ф.Дж. Тернера ^[9], концепция «анаконды» («теория морской силы») А. Мэхэна, концепции «Хартленда» М. Маккиндера ^[10] и «Римленда» Н. Спайкмэна ^[11]. Вместе с тем, США занимаются не только расширением своей сферы влияния, но и поддерживают контроль пространства, которое было «завоевано» ранее. С целью систематизации и упрощения рассмотрения различных видов геополитической стратегии государств (в первую очередь США) в рамках данного исследования будет использоваться классификация И.В. Шамина, который выделил 3 основных разновидности геополитических проектов ^[12]:

1. «экспансионистские», направленные на «завоевание» определенных пространственно-географических районов и на нейтрализацию присутствия оппонентов в данном районе;

2. «эксплуатационные», ставящие целью освоение ранее захваченного пространства, эксплуатацию и поддержание контроля в будущем;

3. «военно-политические» планы, направленные на обеспечение на стратегическом уровне безопасности (в первую очередь в военно-политической области) как самого государства, реализующего данный проект, так и стран, находящихся в его сфере влияния. Данные планы в свою очередь разделяются на два подвида:

a. «стационарные военно-политические программы», которые ориентированы на создание «неподвижной геополитической обороны» в районе сосредоточения интересов государства;

b. «ударно-атакующие военно-политические программы», которые позволяют заинтересованному государству обеспечить надежное и результативное сдерживание оппонентов, с возможностью их нейтрализации и/или гарантированного военного уничтожения.

Также Шамин выделяет три модели геополитики государств:

1. «наступательная модель», в рамках которой основными проектами являются «экспансионистские» и «ударно-атакующие»;

2. «оборонительная модель», предусматривающая реализацию «эксплуатационных проектов» и «стационарных военно-политических программ»;

3. «сбалансированная модель», предполагающая сбалансированное воплощение всех типов геополитических проектов одновременно ^[12].

В рамках настоящего исследования рассмотрены примеры наступательной и оборонительной модели внешнеполитического курса США на Ближнем Востоке, в том числе с учетом особенностей информационной политики, которая в большинстве случаев носит деструктивный характер. При этом следует отметить, что информационный аспект в данном случае зачастую является не столько самостоятельным, сколько дополняющим фактором внешнеполитического курса.

Однако прежде чем переходить к разбору конкретных примеров, необходимо обозначить некоторые семантические особенности значения «экспансия» в русском и английском языках. Понятие «экспансия» происходит от латинского слова expansio («распространение, расширение») и применяется в различных областях науки, в общем обозначая расширение зоны обитания или влияния государства, народа или отдельного вида. В политическом контексте под экспансией зачастую понимают агрессивную политику распространения влияния одних стран на другие в различных областях, включающих политическую, экономическую, идейно-ценностную, вплоть до фактического захвата и удержания территорий ^[13]. Также возможным исходом экспансии может быть не только распространение влияния, но и подчинение чужого государства, вовлечение его в свою сферу влияния ^[14].

В английском языке под словом «expanse» подразумевается широкая или открытая область чего-либо, в особенности суши или воды ^[15], а под «expansion» – процесс, акт увеличения, расширения или придания чему-либо большего размера, количества, степени важности ^{[16; 17]}. Однокоренное слово «expansionism» тождественное русскому слову «экспансионизм» переводится или как политика экспансии (территориальной, экономической и пр.) ^[18], или как процесс увеличения размера и важности чего-либо, особенно в стране или бизнесе ^[19]. Вместе с тем, синонимами слова «expansionism» (экспансионизма) в английском языке выступают такие понятия как «imperialism» (империализм), «development» (развитие, разработка), «progress» (прогресс) и «economic expansion» (экономический рост) ^[20].

Таким образом, видны различия между преимущественно агрессивным и нейтральным статусом понятий «экспансия» и связанных с ними однокоренных слов в русском и английском языках.

Наступательная модель внешней политики США на Ближнем Востоке

Наступательная модель (экспансионистский проект) политики США реализуется на Ближнем Востоке с использованием инструментов как «жесткой», так и «мягкой силы». В рамках первой осуществлялись Война в Персидском заливе 1990-1991 гг., интервенция в Ирак в 2003 г. а также расширение числа военных баз США и американского присутствия в регионе. Отдельного внимания заслуживает рассмотрение вторжение США и их союзников в Ирак в 2003 г. Официальным поводом для вторжения стали связь режима Саддама Хусейна с международным терроризмом, а также поиск и уничтожение якобы имевшегося у Багдада оружия массового поражения (ОМП). В качестве доказательства наличия ОМП госсекретарь США Колин Пауэлл демонстрировал пробирку в Совете безопасности ООН, в которой якобы находились споры сибирской язвы. Однако впоследствии никакого ОМП обнаружено не было ^[21], а пробирка стала образцом введения в заблуждение мирового сообщества и одним из ярчайших примеров, распространяемых США «фейков», которые влияют на судьбы целых государств ^[22].

22 декабря 2021 г. Объединенный штаб командования Вооруженных сил Ирака объявил о завершении вывода боевых подразделений международной антитеррористической коалиции под эгидой США из Ирака и отметил, что в стране остались исключительно военные советники и инструкторы ^[23], численность которых оценивалась примерно в 2,5 тысячи человек ^[24]. Основанием вывода войск США стало заявление, принятое Советом представителей Ирака (парламент) 5 января 2020 года ^[25]. Примечательно, что за почти 19 лет присутствия США в Ираке, страна так и осталась разрушенной и не преодолела внутренний политический кризис, который особенно усилился в августе 2022 года ^[26].

Сирия также столкнулась с жесткой наступательной политикой США. Официальный Дамаск многие годы пытается вытеснить американские войска со своей территории. Однако Вашингтон продолжает удерживать под своим контролем часть регионов страны. Сирийское правительство рассматривает вооруженное присутствие США в стране как незаконную оккупацию, которая при этом оправдывается Вашингтоном «борьбой с терроризмом» ^[27]. Восточные районы Дейр-эз-Зора и часть провинций Аль-Хасака (Хасеке) и Ракка контролируются курдскими формированиями при поддержке США. При этом, например, в январе 2022 г. МИД Сирийской Арабской Республики (САР) потребовал «вывода войск США с северо-востока и турецких сил с северо-запада страны» ^[28]. Позже, 27 января 2022 г. Военная прокуратура САР подчеркнула, что «американское присутствие в стране не имеет юридического обоснования и другого названия, кроме оккупации. Ситуация в указанных провинциях является одним из элементов плана, нацеленного на удержание региона под оккупацией США на максимально длительный срок» ^[29].

Тем не менее, несмотря на неоднократные требования официального Дамаска о выводе войск США с территории Сирии, 3 февраля 2022 г., по приказу президента США Дж. Байдена, спецназ США провел операцию в Идлибе на северо-западе Сирии недалеко от границы с Турцией, в результате которой был уничтожен лидер террористической группировки «Исламское государство» (ИГ, запрещена в России) ^[30]. При этом никакой информации о жертвах среди мирного населения Пентагон не предоставил при том, что американская десантная операция унесла жизни не менее 13 человек, среди которых шесть детей и четыре женщины ^[31]. Кроме того, регулярно ВВС США наносят авиаудары по различным объектам на территории Сирии. Так, например, 24 августа 2022 г. удару подверглись объекты, якобы использовавшиеся группами, связанными с Корпусом стражей исламской революции, в провинции Дейр-эз-Зор ^[32].

Более того, США фактически «обворовывают» Сирию: например, 3 января 2022 г. из провинции Аль-Хасака через пограничный переход «Аль-Валид» они переправили в сторону американской базы, расположенной на севере Ирака, колонну с танками и военной техникой, в том числе 60 автоцистерн с незаконно добытой сирийской нефтью, которую сопровождали 8 бронированных машин ^[33]. 21 августа 2022 г. с территорий на северо-востоке Сирии, находящихся под контролем курдских формирований «Силы демократической Сирии», были вывезены 137 цистерн с нефтью ^[34].

Кроме того, против Сирии развернута полномасштабная информационная война, в которой участвуют множество информационных агентств, включая крупные СМИ, подчиненные США и их союзникам на Западе и Ближнем Востоке: CNN, BBC, Fox News, «Аль-Джазира», «Аль-Арабийа» и другие ^[35]. Помимо дискредитации сирийского режима и его союзников России и Ирана эти медиа проводят также информационную «легитимизацию» американского оккупационного присутствия в Сирийской Арабской Республике, что вносит дополнительные сложности в попытки возвращения суверенности Сирии.

Инструментарий «мягкой силы» в рамках наступательной политики США на Ближнем Востоке включает разработку, внедрение и продвижение западных американоцентричных идей и концептов, например, «демократического транзита», который носит крайне деструктивный характер для ближневосточной подсистемы международных отношений и обосновывает право США свергать правящие режимы в тех государствах, курс которых расходится с видением Вашингтона. Среди продвигаемых концептов, можно выделить «Большой Ближний Восток» ^[36], который был сформулирован Фондом Карнеги за международный мир (США) в рамках задачи, поставленной администрацией США в 2004 г. Данный проект пытается упростить существующую систему баланса сил и интересов, объединив в одну подсистему различающиеся в географическом, политическом, экономическом, социальном, информационном и иных пространствах регионы Северной и Восточной Африки, Ближнего Востока и Южной Азии, а также, в отдельных случаях, Южного Кавказа и Средней Азии.

Кроме того, активно использовалось и продолжает использоваться информационное воздействие на ближневосточное пространство через подконтрольные или проамериканские средства массовой информации и различные организации. Одним из результатов подобного воздействия (которое совпало с многочисленными социально-экономическими и внутриполитическими проблемами) стали революционные события 2011 г., получившие общее названия «Арабская весна». Эти процессы детально изучены в коллективной монографии Института Востоковедения РАН и Института Стран Азии и Африки МГУ им. М.В. Ломоносова ^[37], в работах Е.М. Примакова ^[38], А.Б. Подцероба ^[39], М.А. Сапроновой ^[40], А.И. Вавилова ^[41], Д.Б. Малышевой ^[1], Дж. Шарпа ^[42] и других российских и зарубежных исследователей. Особую роль в этом процессе сыграл «моральный износ» власти. Правительства государств Ближнего Востока вместо решения реальных проблем, укрепления суверенитета и улучшения экономической ситуации в государствах, использовали «отвлекающую» модель реакции, перенося внимание населения на другие вопросы ^[43]. При этом росту и интенсификации очагов нестабильности в ближневосточном регионе способствуют нерешенные территориальные споры, конфессиональное разнообразие, низкая обеспеченность водными ресурсами, тяжелая экономическая и демографическая ситуации, а также существенное информационное воздействие и манипулирование общественным мнением, в том числе со стороны США, что было ярко продемонстрировано событиями «Арабской весны» ^{[44, с.35-37]}.

Как показала практика, наступательная модель внешней политики США приводит преимущественно к долгосрочной дестабилизации обстановки в государствах и росту уровня конфликтности в регионе.

Оборонительная модель внешней политики США на Ближнем Востоке

Примерами оборонительной модели внешней политики Вашингтона, в особенности в контексте «эксплуатационных» проектов являются позиция и деятельность США в энергетической сфере в зоне Персидского залива. Региональные нестабильность и высокий уровень конфликтности обуславливают определенные риски для мирового экспорта углеводородов из региона Ближнего Востока ^[45].

США являются давним партнером государств-экспортеров нефти из зоны Персидского залива. При этом в наибольшей степени вопросы добычи и ценообразования нефти касаются Саудовской Аравии, которая, несмотря на противоречивую и неконструктивную политику действующей администрации Дж. Байдена, является одним из стратегических партнеров США на Ближнем Востоке ^[46].

Последние несколько лет отмечается тенденция государств Персидского залива создавать, поддерживать и развивать многовекторные отношения с различными акторами международных отношений ^[47]. Вместе с тем, США не прекращают попыток удержать монархии Персидского залива в своей сфере влияния. Так, Центральное командование вооружённых сил США 9 сентября 2022 г. заявило о планах открыть испытательный центр на юге Саудовской Аравии ^[48]. На полигоне будут тестироваться новые системы противодействия беспилотным летательным аппаратам (БПЛА), а также проводиться испытания и разработка комплексных средств противовоздушной и противоракетной обороны.

Несмотря на это, между Вашингтоном и Эр-Риядом существуют сложности по линии ОПЕК/ОПЕК+ в области добычи нефти и воздействии на мировые цены на энергоносители. При этом на фоне эскалации украинского кризиса в 2022 г. Саудовская Аравия отказалась вводить санкции против России, что вызвало негативную реакцию со стороны Вашингтона ^[49].

Одним из наиболее ярких свидетельств сложностей, связанных с реализацией оборонительной модели внешней политики Вашингтона, являются результаты первого турне Дж. Байдена в качестве президента США на Ближний Восток, которое состоялось в период с 12 по 16 июля 2022 г. и получило широкое освещение в СМИ. Предыдущий визит американского лидера на Ближний Восток состоялся в 2017 г. при президентстве Д. Трампа, и среди его итогов было заключение оружейной сделки между США и Саудовской Аравией на общую сумму около 110 млрд долларов США ^[50]. Что касается визита 2022 г., то Белый дом изначально объявил одной из ключевых целей визита – намерение убедить арабские страны (и в первую очередь Саудовскую Аравию) нарастить объем добываемой нефти, с тем чтобы уменьшить её цену на мировом рынке ^[51]. Тем не менее, турне имело весьма ограниченные итоги и некоторыми арабскими средствами массовой информации было даже названо «дипломатическим поражением США на Ближнем Востоке» ^[52].

Более того, в ходе визита Дж. Байдена в Саудовскую Аравию президент США возложил ответственность за убийство журналиста Хашукджи (Хашогги) на наследного принца Мухаммеда бин Салмана ^[53]. При этом данное заявление было сделано не в первый раз: ранее Байден активно использовал это обвинение в адрес Саудовской Аравии и членов правящей династии во время предвыборной гонки ^[54]. В ответ Эр-Рияд указал Вашингтону на нарушения прав человека ^[55] и подтвердил невозможность увеличить добычу нефти выше 13 млн баррелей / сутки ^[56]. Более того, министр иностранных дел Саудовской Аравии принц Фейсал бин Фархан Аль Сауд заявил об отсутствии нехватки нефти на мировом рынке ^[57].

Вашингтону не удалось восстановить в полном объеме влияние в регионе, особенно с учетом произошедшего ранее вывода американских войск из Афганистана в конце августа 2021 года ^[58]. Не был достигнут консенсус как по ядерным переговорам с Ираном (против которых активно выступает Израиль), так и по реализации плана «два государства для двух народов» в контексте палестино-израильского урегулирования. Четырехдневный визит президента США на Ближний Восток продемонстрировал существующее и стремительно прогрессирующее недоверие Саудовской Аравии в отношении инициатив и планов Вашингтона ^[59]. Об этом среди прочего можно судить также на основании заявлений Эр-Рияда о планируемом присоединении к группе стран БРИКС, высказанных Саудовской Аравией (а также Египтом и Турцией, которые также многие годы считались «традиционными» партнерами США в регионе) за несколько дней до начала турне Дж. Байдена о намерении ^[60]. Кроме того, Эр-Рияд заявил о заключении с Багдадом соглашения по объединению энергосистем двух государств ^[61] и продолжении процесса нормализации отношений с Ираном ^[62], призвав Тегеран активно сотрудничать со всеми арабскими государствами.

Отдельного внимания заслуживают вопросы энергетического сотрудничества Москвы и Эр-Рияда по линии ОПЕК+. Соглашения, которые достигаются в рамках данного формата оказывают влияние на глобальную энергетическую политику нефтяного картеля ОПЕК, с чем не могут согласиться США. Так, в мае 2022 г. Вашингтон предпринял попытки оказать давление на ОПЕК при помощи норм антикартельного законодательства США, юрисдикция которого распространяется на другие государства. В частности, был принят Закон о запрете картелей в области добычи и экспорта нефти (NOPEC) ^[63].

Эр-Рияд и его союзники в ответ задействовали различные механизмы, в том числе лоббистские группы внутри США, с тем чтобы воспрепятствовать американским попыткам оказывать влияние на процесс образования цен на нефть. Ранее, в апреле 2019 г. Эр-Рияд заявлял о возможности отказаться от использования доллара США при расчетах за поставки нефти ^[64]. Таким образом, наблюдается активное сопротивление Саудовской Аравии попыткам США вернуть позиции гегемона в регионе. Конфликт между ОПЕК/ОПЕК+ и Вашингтоном в перспективе может повлечь за собой не только глобальный энергетический кризис, но и выдворение США из процессов принятия решений в нефтегазовой сфере, сформировав отдельную восточную подсистему глобального мирового порядка.

Таким образом, оборонительная эксплуатационная политика США по принуждению третьих стран к исполнению собственных целей и интересов также терпит в настоящее время неудачу, предоставляя другим игрокам (в том числе России) возможность укрепить свое влияние на мировой арене через взаимодействие с одним из ключевых акторов ближневосточной энергетической повестки – Саудовской Аравией.

Противостояние России и США на Ближнем Востоке

Возвращение России на мировую арену ^[65], последовавшее за речью, произнесённой президентом Российской Федерации В.В. Путиным на Мюнхенской конференции по безопасности 10 февраля 2007 года, стало для Вашингтона вызовом национальным интересам и системе региональных отношений, которую США формировали на протяжении нескольких лет плюралистической однополярности ^[4]. Впоследствии, уровень конфронтационного взаимодействия Москвы и Вашингтона на Ближнем Востоке оставался преимущественно в виде противостояния, т.е. формы динамической стабильности, при которой одна сторона (США) ведет активную и инициативную политику, а вторая сторона (Россия) – пассивную и реакционную. С одной стороны, это означает нахождение внешнеполитического курса Москвы в долгосрочных периодах игры на вторых ролях. Не действуя инициативно, Россия позволяет США вести и определять места и формы конфронтации (например, вмешательство США в развитие Сирийского конфликта). Однако вместе с этим, с другой стороны, Вашингтон вынужден постоянно действовать, тратить время и ресурсы на провокации и осуществление действий, не предполагая всего возможного спектра ответов, которые могут быть даны Москвой на те или иные шаги, которые не пересекают условных «красных линий» прочерченных двумя мировыми державами. Возвращение России на мировую арену начало менять расклад сил в регионе. Вашингтон оказался бессилен в одиночку поддерживать глобальную стабильность и продвигать свою модель гегемонии ^{[66, с 48]}.

Вероятно, именно подобная непредсказуемость и, как следствие, зачастую ассиметричный оборонительный характер действий России, способствовал формированию имиджа надежного долгосрочного партнера и гаранта стабильности в регионе и позволил Москве поддерживать и активно развивать двусторонние отношения со всеми ключевыми кроссрегиональными державами Ближнего Востока, особенно в условиях специальной военной операции по защите Донецкой и Луганской Народных Республик ^[67] и последовавшей вслед за ней трансформации системы международных отношений.

При этом информационное и геополитическое противостояние США и России на Ближнем Востоке в основном сводится к сирийской, палестино-израильской, турецкой и иранской проблематикам. Так, например, среди результатов ассиметричных оборонительных действий Москвы можно выделить военную операцию России в Сирийской Арабской Республике, многие раунды переговоров в «Астанинском формате» и сам формат трех государств-гарантов ^[68], создание инклюзивной архитектуры безопасности на Ближнем Востоке ^[69], а также в целом долгосрочные партнерские отношения России со странами-ОПЕК ^{[70; 71]} и такими кроссрегиональными державами как Турция ^{[72; 73]}, Иран ^[74] и Саудовская Аравия ^[75], несмотря на отдельные периоды сложных отношений и кризисов (как, например, после уничтоженного турецкими ВВС российского Су-24 в Сирии в 2015 г.; «ценовых войн» между Москвой и Эр-Риядом за котировки нефти на мировом рынке и пр.).

Фундаментом отношений Москвы и стран Ближнего Востока является как многолетний опыт двусторонних партнерских связей, так и общее видение будущего полицентричного миропорядка и сопутствующих правил игры на международной арене, которые выстраиваются в настоящее время «незападными» мировыми и кроссрегиональными державами. В рамках нового миропорядка будет в значительной мере снижена эффективность и результативность попыток США и их западных партнеров установить гегемонию одних взглядов и идей при помощи экспансионистской и эксплуатационной политики.

В отличие от деструктивной политики США на Ближнем Востоке, Москва проводит созидательный курс. Это прослеживается как по заявлениям в отношении БРИКС, так и по результатам встречи глав государств-гарантов Астанинского процесса, которая состоялась 19 июля в Тегеране, спустя несколько дней после визита Дж. Байдена на Ближний Восток ^[76]. Основной темой переговоров в Тегеране стал процесс урегулирования Сирийского кризиса, а среди результатов следует в первую очередь отметить достижение определенного уровня взаимопонимания между Россией, Ираном и Турцией в отношении планируемой Анкарой военной операции на территории Сирии, которая может привести к очередному витку эскалации конфликта и не получила поддержки со стороны Москвы и Тегерана ^[77]. Как следствие, Турция на время поставили на паузу вопрос начала проведения военной операции против курдов в Сирийской Арабской Республике.

Данное достигнутое взаимопонимание особенно важно в контексте продвигаемой Россией на Ближнем Востоке концепции инклюзивной архитектуры безопасности ^[69], которая предполагает в первую очередь диалог на равных всех стран-участниц, с целью координации действий и четком определении красных линий для возможного достижения компромисса. При этом практические достижения (как например, Меморандум по Идлибу ^[78] 2018 г., или договоренности по военной операции Турции летом 2022 г.) демонстрируют эффективность и результативность такого подхода. В перспективе, существующий трехсторонний формат инклюзивной архитектуры безопасности может быть расширен: в него могут быть включены Саудовская Аравия, Египет и другие заинтересованные региональные и кроссрегиональные акторы. Это в свою очередь может привести к постепенному снижению информационного влияния Вашингтона на ближневосточные процессы. Тем не менее, весьма вероятно сохранится существующее конфликтное взаимодействие между Россией и США в формате противостояния активного и реакционного акторов. При этом оборонительная (реакционная) позиция и политика Москвы в рамках данной формы информационного конфликта, может стать решающей, поскольку позволит максимально реализовать национальные цели и интересы с минимальными затратами ресурсов, используя уязвимости и слабые позиции внешнеполитического курса Вашингтона.

***

Подводя итог, следует отметить, что внешнеполитический курс США на Ближнем Востоке носит преимущественно деструктивный характер. Происходит разрушение сложившихся систем отношений, подрыв авторитета властных структур, дестабилизация общества и государства при низкой реальной результативности. Экспансионистский подход, реализуемый в рамках наступательной модели, как показывают примеры Ирака и Сирии, приводит преимущественно к краху государственности, утрате странами суверенитета, росту и интенсификации внутренних и межгосударственных конфликтных противоречий. Государства на десятилетия утрачивают внутриполитическую стабильность и становятся целями активного внешнего воздействия. Эффективность оборонительной модели, используемой с целью эксплуатации пространств и ресурсов (в первую очередь углеводородов), находящихся на территории стран Ближнего Востока в сфере влияния США, также постепенно снижается. Среди прочего Вашингтон использует технологии свержения правительств стран, курс которых расходится с интересами Белого дома, а также пытается активно продвигать свое мнение и принуждать третьи страны следовать ему.

Параллельно происходит постепенный поворот некогда традиционных (в том числе и стратегических) ближневосточных партнеров США в сторону конструируемой Россией системы полицентричного мирового порядка. Этому способствует конструктивный подход России при обсуждении и урегулировании многих вопросов, готовность выслушивать мнения всех сторон, искать и находить компромиссные решения. На фоне проблем и сложностей, с которыми сталкивается Вашингтон, стремящийся поддерживать модель гегемонии, выстраиваемая Россией при поддержке отдельных кроссрегиональных держав Ближнего Востока новая система международных отношений является крайне привлекательной для многих партнеров Москвы. В рамках пространства Ближнего Востока это в перспективе может привести к постепенному снижению информационного влияния и ухудшении имиджа Вашингтона при весьма вероятном сохранении конфликтного взаимодействия между Россией и США. Вместе с тем, в настоящее время основное противостояние между Москвой и Вашингтоном происходит в информационно-политическом пространстве (хотя отдельные направления конфронтации имеют и иные формы взаимодействия, в т.ч. вооруженное в рамках Сирийского конфликта), посредством публичных заявлений, выступлений, докладов, визитов, переговоров и пр. В этой связи, оборонительный, но при этом созидательный характер внешней политики России и нацеленность на достижение конкретных результатов может иметь решающее значение в информационном противостоянии с США на Ближнем Востоке. Это позволит Москве максимально реализовать свои национальные интересы с минимальными тратами ресурсов, используя уязвимости и слабые позиции внешнеполитического курса Вашингтона.

* Организация, запрещенная на территории РФ.