Культурная размерность властной дистанции Г. Хофстеде и ее отражение в исторических документах России XVI-XX вв.

Данилова Анна Геннадиевна ORCID: 0000-0003-3548-372X старший научный сотрудник, Всероссийский институт научной и технической информации РАН 125315, Россия, г. Москва, ул. Усиевича, 20 Danilova Anna Gennadievna Senior Researcher, All-Russian Institute for Scientific and Technical Information of the Russian Academy of Sciences 125315, Russia, Moscow, ul. Usievich, 20 a_g_danilova@mail.ru

Митина Ольга Валентиновна ORCID: 0000-0002-2237-4404 кандидат психологических наук доцент, факультет психологии, лаборатория "Психология общения", Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Колмогорова, 1 Mitina Ol'ga Valentinovna PhD in Psychology Associate Professor, Department of Psychology, Laboratory "Psychology of Communication", Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, Moscow, Kolmogorova str., 1 omitina@inbox.ru

Обширный корпус текстов и документов прошлых эпох представляет собой ценный материал для анализа исторического развития культуры. Эти документы стилистически и тематически разнородны, различны по объему, не все они являются нарративами, т.е. повествованиями, что затрудняет анализ дискурса как присвоения значений на уровне текста или автора. Однако исследование массивов текстов методами дискурс-анализа позволяет на внесубъектном уровне выделить установки и паттерны поведения, отражающие универсальные характеристики актуальной культуры. В когнитивной лингвистике разработаны «ментальная модель» схемы знаний об окружающем мире (Ф. Джонсон-Лэрд, A. Денцау, Д. Норт), модель «фреймов» как способов поведения в типовых ситуациях (М. Мински, Ч. Филмор), модель «скриптов» как развития и корректировки типовых ситуаций (Р. Шенк, Р. Абелсон). При включении в историко-психологический анализ материалов широкого временного диапазона ограничением является условность представлений об отдаленных эпохах, поэтому сложные аналитические модели дискурса имеют высокий риск смещения исследователя. С развитием цифровых технологий и математических методов применимость метода контент-анализа в исторических исследованиях обсуждается все активнее ^[1-5].

Ограничением для исследования является сравнительно небольшое количество текстов, относящихся к более отдаленным эпохам. Наибольшую часть документов, относящихся ко времени Русского централизованного государства, представляют материалы приказных архивов и монастырских библиотек, отражающие становление и развитие государственного аппарата управления, складывание рынка, положение и быт народов России и соседних государств ^[6]. Эти тексты относятся к властному дискурсу, т.е. типу дискурса, посредством высказывания или иных коммуникативных актов устанавливающему иерархические отношения. Они в основном составлены представителями правящего класса и отражают ценностные ориентации правящего класса, но не народа в целом.

Современные исследования ценностных ориентаций (Ralston et al., 2014; Steel, Taras, 2010; Kirkman et al., 2006) показывают, что этическое поведение лучше прогнозируется данными индивидуального, нежели социального уровня, что объясняется наличием других мощных факторов, помимо культуры, которые определяют поведение и отношения людей в обществе. В историко-психологическом исследовании анализ индивидуального уровня, особенно культуры низших классов, недоступен в силу малого числа или отсутствия источников, поэтому было сделано предположение, что тексты властного дискурса отражают ценности субординантов как адресата коммуникативного сообщения. Можно ожидать, что исследование документов властного дискурса позволит выявить норму предписанного, но не реального поведения. Однако размах полученных значений даст возможность судить о широте нормы.

Международные проекты кросс-культурных исследований, основанных на ценностном понимании национальной культуры, позволили накопить большие статистические базы, на основании анализа которых были выделены универсальные размерности, позволяющие количественно сравнивать культуры между собой. Так, модель Г. Хофстеде (2011) ^[7] включает размерности Властная дистанция (PDI), Избегание неопределенности (UAI: четкость системы правил поведения); Индивидуализм (IDV: степень независимости субъекта от группы) и Маскулинность (MAS: степень различий в социальных ролях мужчины и женщины); Индекс временной ориентации (LTO - глубина временной перспективы в повседневных практиках); Индекс ограничения (IND - групповой контроль удовлетворения личных потребностей). Дж. Хаус и соавт. ^[8] выделяют дистанцию власти, избегание неопределенности, ориентацию на производительность, настойчивость, ориентацию на будущее, ориентацию на гуманность, институциональный коллективизм, внутригрупповой коллективизм и гендерное равенство. Модель Ш. Шварца ^[9] включает 7 базовых культурных ценностных ориентаций: принадлежности, интеллектуальной и аффективной автономии, иерархии, равноправия, мастерства, гармонии. А. Кааса показала сопоставимость ценностных структур моделей Хофстеде, Шварца и Инглхарта ^[10]. И Г. Хофстеде, и Р. Инглхарт отмечают культурную устойчивость ценностей; Инглхарт подчеркивает роль смены поколений в динамике их развития ^[11].

Хофстеде приводит паттерны поведения и установок, характерных для обществ с высокими и низкими показателями по описанным размерностям, включая: установки по отношению к неравенству и независимости; идеал поведения властного лица; характеристики отношения субординантов к лидеру и между собой; нормы демонстраций эмоций и агрессии; отношение к неопределенности и риску; отношение к правилам и экспертам; отношение к новизне и абсолютным ценностям; принципы объединения в группу, основы формирования группового доверия и паттерны межгрупповых отношений; гендерные нормы; значимость индивидуального свершения, независимости, амбиций; некоторые эстетические установки ^[12]. Этот список двухполюсных характеристик поведения создает возможность использовать модель Хофстеде в контент-анализе исторических текстов, оценивая временную динамику ценностей культуры.

В отличие от методов обоснованной теории такой подход не позволяет выявлять конкретные культурно специфичные феномены, но, давая опору на универсалистские, нейтральные термины и понятия, допускает сравнение различных эпох между собой и позволяет выделить имплицитные базовые размерности функционирования культур, функционируя в рамках etic-подхода, разработанного в рамках кросс-культурной психологии. Контент-аналитические кросс-культурные исследования на основе модели Хофстеде широко применяются в области масс-медиа и рекламы. Г. Хофстеде и М. де Муидж высказываются в пользу использования контент-анализа, поскольку этот метод защищен от смещения желаемого ответа и способен выявить особенности мотивировки и коммуникативного стиля ^[13].

Преимуществом применения в контент-анализе исторических текстов модели Хофстеде является наличие списка альтернатив поведения, данного «извне», со стороны, что делает удобным проведение классификации.

Пилотное исследование применения модели Хофстеде в нарративном анализе опиралось на ретроспективные материалы представителей периода поздней античности в дальнейшем в исследование вошли древнерусские рукописные тексты X-XVII вв., а позже – византийские и западноевропейские тексты по XVII в.; использовался масштаб «век» ^[14].

Список поведенческих характеристик, приведенных Хофстеде, не всегда точно подходит для описания поведения людей древности. Это в наибольшей степени относится к размерности MAS, поскольку она отражает стратегии достижения, характерные для построения карьеры в ситуации профессиональной деятельности в современной организации. Размерности PDI, UAI, IDV не создают трудностей при кодировании.

Для оценки устойчивости базовых размерностей Хофстеде в контексте контент-аналитического кодирования исторических нарративов на мультикультурной выборке (695 случаев) был проведен анализ надежности, показавший α (PDI) = 0,708; α (UAI)=0,725; α (IDV)=0,588 (с выпуском пункта i10 α=0,603). По классической оценке, шкалы PDI и UAI показывают приемлемую внутреннюю согласованность, IDV – сомнительную, MAS – малопригодную. Однако при диагностике динамичных характеристик, каковы мотивы или эмоции, может быть приемлема α Кронбаха, равная 0,6 ^[15]. Чтобы не вносить неконтролируемых смещений, в анализ включены все пункты.

Конфирматорный факторный анализ с 4-факторным решением (Statistica.10; метод оценки: GLS ->ML) дал значимую (Chi-Square p-value: 0,000000), устойчивую к масштабированию модель (MRC, MAG, ICSF, ICS равны нулю). MLχ²=4617,135; df = 1430,000; RMSEA=0,052 (доверительный интервал 0,044; 0,061); Joreskog GFI=0,775. Таким образом, применение критериев Хофстеде в кодировании даже в «сыром» виде дает модели, пригодные для дальнейшей оптимизации.

При определении числа факторов по критерию Кайзера, с собственным значением >1, т.е. при включении в анализ факторов, выделяющих дисперсию, эквивалентную, по крайней мере, дисперсии одной переменной, исследовательский факторный анализ, проводимый неоднократно в процессе накопления мультикультурной базы данных, показывал структуру из 15-20 факторов ^[14,16], давая сопоставимую с базовыми культурными индексами Хофстеде факторную структуру 2-го порядка. Классические широко сканирующие методики измерения сложных феноменов, каковы опросники MMPI, 16PF и даже NEO-PI-R, предполагающий фацетное строение базовых личностных черт, опираются на мультифакторные структуры. Ряд исследователей (R. House и др. ^[8], S. Venaik и P. Brewer, J. Ladbury и V. Hinsz, J. Morales и др., Ю. Городниченко и G. Roland, E. Owe и др., L. Hackett и E. Crook) обосновывают наличие относительно независимых аспектов размерностей, входящих в модель Хофстеде. Поэтому было решено опираться на мультифакторную модель. Независимость выделенных аспектов одной базовой размерности связана с различием их исторической динамики ^[16].

В качестве материалов исследования были отобраны тексты, отражающие все аспекты базовой модели Хофстеде и имевшие наибольшее историческое значение (представленные в хрестоматиях по истории и истории юриспруденции), отражающие наиболее значимые события, представляющие неформальные модели поведения (частная переписка) и по датировке равномерно распределенные на оси времени. В случае отсутствия аутентичных источников, например, о восстании Степана Разина, использовались летописные материалы, отнесенные к властному дискурсу в силу официального статуса и высокой публицистической нагрузки ^[17,18]. В анализ вошли исторические тексты XVI-XX вв. различных жанров: летописи, указы, частная и публицистическая переписка и др. – всего 127 текстов. XVI в. представлен Судебниками 1497 и 1550 гг., грамотами Ивана III, письмами Василия III, указами и письмами Ивана Грозного, Федора Иоанновича, Кучума, «Посланиями» деятелей церкви, документами боярской думы (25 текстов). Документы XVII в. включают указы и письма Бориса Годунова, Василия Шуйского, митрополита Кирилла, Михаила Феодоровича, Алексея Михайловича, Петра Алексеевича, патриарха Никона; Беляевский летописец; Соборное Уложение 1649 г. (26 текстов). XVIII в. представлен законодательными актами, речами и письмами Петра I, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Екатерины II, Павла Петровича (25 текстов). Из документов XIX в. в анализ вошли манифесты и письма Александра I, воспоминания и записки Николая I; проекты и речи М.М. Сперанского, С.С. Уварова, П.Д. Киселева, М.Т. Лорис-Меликова, К.П. Победоносцева; речи Николая II за 1894-96 гг.; афоризмы Александра I и Александра II (25 текстов). В корпус текстов ХХ в. вошли указы, речи и письма Николая II; речи П.Н. Милюкова, A.Ф. Керенского, В.И. Ленина, И.В. Сталина, Н.С. Хрущева, Л.И. Брежнева, М.С. Горбачева; выступления Г.А Зюганова, Б.Н. Ельцина, Г.А. Явлинского, В.В. Жириновского; документы съездов ВКП(б), КПСС, ВЛКСМ, народных депутатов СССР (26 текстов). Для подбора текстов использованы «Памятники русского права» (под ред. С.В. Юшкова), сайты «Восточная литература» (http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ), «Мегаэнциклопедия Кирилла и Мефодия» (http:// megabook.ru), «Хронос: Всемирная история в Интернете» (http://www.hrono.info/libris), «Портал "Архивы России"» (http://projects.rusarchives.ru), «100 главных документов Российской истории» (http://doc.histrf.ru).

Категориальную сетку анализа составили биполярные формулировки паттернов поведения по Г. Хофстедe (1980) ^[12]: 4 размерности; 55 шкал.

Соответствие описываемого поведения тому или иному полюсу шкалы фиксировалось. В случае, если поведение отражало несколько ценностных ориентаций/установок, заполнялись все соответствующие шкалы. Кодировка и подсчет результатов контент-анализа выполнены в программе QDAMinerLite. Выполнен статистический анализ в IBM SPSS Statistics 22.

На выборке русского властного дискурса получены α (PDI)= 0,735; α (UAI)=0,707; α (IDV)=0,653; α (MAS)=0,569. Конфирматорный факторный анализ дал модель с характеристиками: MRC=0; MAG=0; ICSF=0; ICS=0; MLχ²=2528,757; df = 1430,000; Chi-Square p-value: 0,000000; RMSEA=0,067 (доверительный интервал 0,061; 0,072); Joreskog GFI=0,613.

Факторизация данных по российским нарративам властного дискурса (SPSS 22; метод главных компонент; D=2,261E-11, КМО=0,638) дала 19 факторов по критерию Кайзера. Эти 19 факторов объясняют 69,674% общей дисперсии данных, тогда как 4-факторное решение, воспроизводящее наиболее значимые для изучаемой культуры аспекты базовых размерностей Хофстеде, описывает 30,174%.

При принятии решения о числе выделяемых факторов рекомендуют проверять корреляции между факторами при облических вращениях ^{[33, c. 103]}. Применение косоугольного вращения с целью оценки корреляции между факторами с порогом 0,5 показало отсутствие значимых коэффициентов корреляции, так что в анализ были включены 19 факторов после варимакс-вращения. Полюса факторов названы по наиболее значимым шкалам, факторы отнесены к базовой размерности.

Размерность PDI (суммарная дисперсия 20,219%) включила аспекты: принудительная/легитимная власть, коммуникативная стратегия лидера, привилегии власти, концепция неравенства. Индекс UAI (23,227%) расщепился на субразмерности: суперэго, отношение к неопределенности, потребность в прописанных правилах, национализм, вера в авторитеты, поиск неколебимых истин, определение достижения в терминах одобрения. Индекс IDV(13,768%) дал субфакторы: право на частную жизнь и мнения, объединение на основе размышления/нравственности, эмоциональная зависимость от группы, роль дружеских связей. Индекс MAS (12,460%) – субразмерности: мачизм, эстетические предпочтения, образ женщины-лидера; жесткость гендерных ролей. В большинстве случаев факторы составлены шкалами одной базовой размерности.

Применение факторизации к результатам статистического анализа текстов, принадлежащих к некоторому временному континууму, обеспечивает выделение латентных характеристик, по которым происходят наиболее существенные изменения культурных норм и ценностей за изучаемый период. Однако поскольку выделенные характеристики латентны, их проявление в исторических событиях неочевидно. Кроме того, в нарративном дискурсе смешиваются социально желательные и реально практикуемые формы поведения. Поэтому для понимания того, как именно выявленные латентные факторы динамики дискурса связаны с реальной деятельностью исторических субъектов, необходима верификация полученного тренда результатами исследований историков и сообщениями современников.

В современной психологии под триангуляцией понимается «использование данных, собранных из различных источников различными методами, различными исследователями и, по возможности, всеми триангуляционными техниками, обладающими необходимой надежностью» (C. Robson, приводится по ^{[20, с. 224]}). Метод триангуляции используют не только ради перекрестной проверки данных, но и для того, чтобы получить более объемную картину, фиксируя различные аспекты одного и того же явления. С целью триангуляции результатов проведено качественное исследование аксиологических тенденций в контексте исторических событий за исследуемый период, отраженные в исторических исследованиях, а также исторических текстах, не вошедших в контент-анализ.

В этой статье рассмотрена структура и динамика социокультурных ценностей, связанных с размерностью «дистанция властных отношений» как наиболее устойчивой и "весомой" по результатам факторизации. Понятие дистанции власти как культурной размерности определено Г. Хофстеде как «степень межличностного воздействия или влияния между В и S, которую воспринимает менее могущественный из двоих» ^{[12, с. 71]}. Этот показатель характеризует ожидания иерархического неравенства субординантов, реализуемые лидерами. Подчеркнем, что предлагаемая статья выполнена в рамках исторической психологии и не претендует на анализ развития социальных институтов.

Гипотеза. Ожидается, что в случае корректной процедуры кодировки смещение интерпретации будет минимальным, т.е. динамика факторных значений на графике будет соответствовать выводам историков и сообщениям современников событий.

Цель исследования: сопоставление данных факторизации результатов контент-анализа текстов властного дискурса с выводами исторических исследований и источников, не вошедших в контент-анализ.

Задача исследования: с опорой на исторические труды и тексты современников, не вошедшие в анализ, уточнить смысловое содержание факторов.

Методы.

Материалы исследования. В качестве контрольной литературы использованы исторические труды В. О. Ключевского, С. М. Соловьева («История России с древнейших времен»), Д. С. Лихачева, А. В. Карташева, а также отобранные с помощью поиска в базе данных e-library исследования Аксютина Ю. В., Андреева И. Л., Бакланова В. И., Богданова А. П., Ильина М. В., Новицкой Т. Е., Омельянчука И. В., Палеолога М. В., Чистовой С. М., Поповой О. Д., Рахматуллина М. А., Савельевой Е. В., Соколовой Е. С., Соловьева К. А., Цыбули К. В., Батурина Л. М., Фадеевой Т.М., Черниковой Т. В., Шапошника В. В. ^{[17, 21-39]}. Также использовались исторические тексты за рассматриваемый период.

Значимые исторические события определялись по данным сайтов «Хронология событий истории России» (https://www.rusempire.ru/khronologiya-sobytij-istorii-rossii.html) и «Хронограф русской истории» (http://old-ru.ru/history.html).

Процедура анализа. На основании графика средних значений определялись исторические периоды, соответствующие пикам и спадам на графике фактора.

Определялись исторические события, значимые для выделенной аксиологической тенденции. По текстам исторических исследований рассматривалась оценка этой эпохи историками и культурологами. Фиксация исследователями феноменов, соответствующих полученным в контент-анализе, рассматривалась как подтверждение валидности контент-аналитической процедуры.

Результаты.

Размерность «Властная дистанция» представлена факторами с порядковыми номерами 1, 7, 10 и 19, отражающими аспекты: силовой/легитимной власти; делегирования власти; властных привилегий и темпа; ценностной нормы неравенства (Рис. 1). Данные сгруппированы по 25 лет с маркировкой по средней точке временного отрезка. На боксплотах представлены медиана, нижний и верхний квартили, минимальное и максимальное значение выборки и выбросы.

Размах центральных 50% значений за последовательные отрезки времени показывает общую динамику культурной нормы (рост, снижение или неритмичные низкочастотные колебания), но показатели медианного значения демонстрируют наличие в пределах доверительного интервала колебаний более высокой частоты. Если такая картина появляется в анализе текстов разных жанров, рожденных в разных социальных слоях, можно предположить, что она вызвана образованием новых социальных групп со специфической системой ценностей; поскольку использованы материалы только властного дискурса, значит, изменяются декларируемые властью ценности, что может быть связано с особенностями их межпоколенной трансляции. Маргинальные значения показывают допустимость высказывания крайних позиций, отражая формирование культурной нормы. Вероятно, размах нормативных суждений (min/max) в культуре должен быть более или менее стабилен, а его сужение вызвано предписанием формы и содержания властной коммуникации. Эффект неравномерности отражения крайних позиций может также быть вызван особенностями письменной культуры той или иной эпохи.

Рис. 1. Диаграммы временной динамики по факторам, описывающим различные аспекты властной дистанции.

Рассмотрим динамику русской культуры по отдельным аспектам размерности властной дистанции. Следует учитывать, что факторы описывают аргументацию властного дискурса.

Фактор 1 образован характеристиками Ориентация на принудительную власть, ответственность на побежденном, свержение властной фигуры (собственное значение 8,876, вес 10,746%; Рис. 2). Противоположный полюс: Ориентация на вознаграждающую, легитимную и компетентную власть, ответственность на системе, перераспределение власти.

Рис.2. График средних значений по фактору «Принудительная власть, ответственность на побежденном, свержение властной фигуры»

Общий тренд – рост с неустойчивыми колебаниями. По результатам линейной регрессии (IBM SPSS Statistics 22; MISSING LISTWISE /STATISTICS COEFF OUTS R ANOVA) получена значимая зависимость от времени: R2=0,201; β=0,449; р=0,000.

Наиболее интенсивно мотивы принуждения и ответственности использовались во времена Алексея Михайловича, Петра I, предреволюционное время и время позднего СССР. Аргументацией легитимности характеризуется время последних Рюриковичей, Екатерины II, Александра II и 1900-е гг. Максимальное значение по мотивации принуждения на 1500 г. получено за счет «Судебника» Ивана III 1497 г., регламентирующего основные вопросы укрепления правопорядка нового государства и кодифицирующего нормы русского права. Минимальные средние значения относятся к эпохе начала "собирания земель" московскими князьями. График боксплотов (Рис. 1, А) показывает устойчивый рост норматива апелляции к силе до середины ХХ в. с последующей тенденцией к снижению.

Подъемы силовой аргументации соответствуют эпохам централизации власти. Начало XVI в. (правление Ивана III и ранние годы Василия III) ознаменовано войнами с Казанским ханством, Швецией, Ливонским орденом, Литвой, борьбой с сепаратизмом удельных князей, присоединением территорий на востоке и западе и завершается принятием Иваном III титула "самодержец". Разворачиваются религиозные дискуссии, в ходе которых определился решительный «перевес государства над церковью» (А. В. Карташев ^{[22, с. 286]}). Рукав завышенных значений (Рис. 1, А), пришедшийся на время первых Романовых, составлен текстами сторонников новой династии и отражает «формирование старомосковской модели самодержавия…под воздействием политико-правовых аспектов теории "Москва - третий Рим"» (Е. С. Соколова ^{[34, с. 121]}).

Второй подъем охватывает время от Алексея Михайловича до Анны Иоанновны. Это время подготовки и реализации Петровских реформ, включая продолжение укрепления самодержавной власти царя с опорой на дворянство, активную бюрократизацию управления, секуляризацию культуры, развитие науки и образования, реформы государственного управления, развитие экономики. Кульминацией настроений эпохи становится принятие Петром I титула Императора Всероссийского.

Третий подъем силового дискурса приходится на 1867-1937 гг. - это контрреформы Александра III (ограничения гласности и самоуправления, ужесточение административного контроля, восстановление сословных привилегий дворянства в сфере управления, расширение полномочий полиции), Октябрьская революция, процессы индустриализации и коллективизации, «великая чистка и террор» конца 1930-х. Мотивация легитимности и перераспределения власти популярна в 1910-е гг. накануне революции.

Второй полюс фактора описывает властный дискурс, ориентированный на закон, но в основном это эпохи, очень непростые для всех сословий.

Василий III (нач. XVI в.) продолжал политику силового собирания земель. В это время происходит разрушение древних управленческих традиций, в частности, уничтожение веча, что требовало трансформации управленческих взглядов и осмысления принципов управления в терминах права: самодержец, пишет публицист и дипломат XVI в. Федор Карпов, должен управлять «грозой закона и правды» (ц. по ^{[36, с 116]}); после смерти Василия «официальные летописи…подчеркивали законность и обоснованность прихода к власти великой княгини» Елены Глинской, выполнявшей задачу арбитра элит (В. В.Шапошник ^{[39, c.226]}).

Правители конца XVI в., - Федор Иоаннович, Годунов, Шуйский, Михаил Романов, - использовали левелирующую стратегию отношений с субординантами; трое последних, не являясь наследниками престола, имели дефицит легитимности. В. О. Ключевский отмечает: кротость всем улыбающегося Федора; «нецарскую» обходительность обращения с людьми Лжедмитрия; подкрестную запись В. Шуйского с клятвой судить «истинным, праведным судом»; присягу Михаила о личной безопасности боярства от царского произвола ^{[17, т. 3, с.20-78]}). Эти государи имели высокую популярность в момент воцарения, быстро сменявшуюся мотивируемым недовольством, и мало доверяли окружению. Социальные изменения требовали фиксации и урегулирования. В это время были приняты законы о «Юрьеве дне» и «урочных летах», Лжедмитрием I проводилась подготовка Сводного судебника, разработано Соборное уложение Василия Шуйского, что позволяет рассматривать этот период как время высокой законотворческой активности.

Период 1837-1862 гг. приходится на правление Николая I, оцениваемое историками как реакция после восстания декабристов. Поставлена цель упорядочения социальной организации общества, обеспечения стабильности, проводятся кодификация российского законодательства 1832 г., денежная реформа Е. Ф. Канкрина ^{[32, 40]}.

Отрезок 1887-1912 гг. включает время контрреформ Александра III Миротворца, направленных на сокращение самоуправления и усиление влияния бюрократии, сопровождающихся ростом революционной активности. Столыпинские реформы (1906-1911) имели целью обеспечение мощного экономического роста при сохранении существующего политического и социального порядка, но привели к ускорению классового расслоения крестьянства ^[41].

Таким образом, дискурсивные ориентации на вознаграждающую, легитимную и компетентную власть, ответственность на системе и перераспределение власти связаны с ситуацией социальных перемен, идущих вразрез с властными представлениями элиты, то есть с ситуацией формирования новой ценностной нормы и юридического закрепления практик правовых отношений; целью власти в этот период является сохранение стабильности.

Можно интерпретировать значение фактора как оппозицию «власть харизматическая – власть бюрократическая». Его можно сопоставить с полученной в исследовании GLOBE субразмерностью «харизматически / ценностно ориентированное лидерство» ^[8].

С низкими значениями фактора связаны активные процессы развития культуры и искусств. Таковы: минимум нач. XVII в. - рост городов, обмирщение культуры, плато XVIII в. – елизаветинско-екатерининская стабильность долгих царствований, Просвещение, «Большой стиль» в искусстве; спад кон. XIX в. – Серебряный век: просвещение для народа и для женщин, «революция в естествознании», религиозно-философский Ренессанс; снижение, приходящееся на конец ХХ в. – интеллигентская шестидесятническая культура.

Фактор,образованный характеристиками Доминант старается не подчеркивать могущество, вера в индивидуальные решения (собственное значение 1,760, вес 3,407%; Рис. 3) по смыслу сопоставим с размерностью «делегирование власти» исследования GLOBE ^[8]. Он описывает ситуацию делегирующего поведения властного лица, верно оценивающего тенденции развития событий. Второй полюс Доминант демонстрирует максимальное могущество, вера в групповые решения связывает блеймирующий коммуникативный стиль с опорой на группу. Фактор не имеет выраженной линейной временной динамики (R2=0,002; β=-0,048; р=0,589).

Рис.3. График средних значений по фактору «Доминант старается не подчеркивать могущество, вера в индивидуальные решения»

Пики приходятся на конец XVII в. (поздние годы Алексея Михайловича Тишайшего, правления Федора Алексеевича и Софьи Алексеевны), конец XVIII (Екатерина II), начало и конец ХХ в. Низкие значения – время Василия III, Михаила Романова и молодого Алексея, начало правлений Николая I, Николая II, Л. И. Брежнева.

Периоды высоких значений – время активных социальных преобразований. В XVII в. это реформы А. Л. Ордина-Нащокина, способного «наблюдать, понимать и направлять общественные движения», для которых Алексей Михайлович «создал преобразовательное настроение» (В. О. Ключевский ^{[17, т.3, с. 329-334]}). Федор Алексеевич упразднил местничество (1682); практиковал коллегиальное управление; на основе всесословности учредил Славяно-греко-латинскую академию ^[26]. Правительство Софьи продолжило демократическую ориентацию предыдущих правлений: сделало уступки требованиям посадов, ослабило сыск беглых крестьян, снизило наказания за политические преступления, усилив их за распущенность (1684) ^[38].

В XVIII в. пик приходится на ранние годы правления Екатерины II, не боявшейся «людей ярких и талантливых…екатерининское время отмечено появлением целой плеяды выдающихся государственных деятелей, полководцев, писателей, художников, музыкантов» (К. В. Цыбуля, Л. М. Батурин ^{[37, с. 132]}). Екатерина писала о себе, что, не обладая творческим умом, умела замечать и использовать всякую дельную мысль; щедро поощряя достижения, избегала наказаний, опал и шумных отставок.

Пики в XX в. описывают работу русской либеральной мысли накануне революции. Представители всех слоев – дворянства, либеральной буржуазии и революционеров (или прогрессивно ориентированная интеллигенция), – различно оценивая социально-экономическое и политическое положение страны, осознавали необходимость и неизбежность изменений и вели дискуссии о методах и направлениях преобразований, включая политическое строительство, искания в области философии и культуры.

Минимальные значения отражают консервативные настроения с выделением узкого круга сподвижников. В XVI в. это поиск абсолютной власти Василием III, принимавшим решения «запершись сам-третей» (И. Н. Берсень Беклемишев; ц. по ^{[17, т.2, с. 162-163]}). Сравнительно низкие значения показывает время Петра I. Выраженно низкие значения приходятся на начало правления Николая II: «Необходимой социальной предпосылкой для сохранения традиционной политической системы – самодержавия – являлась консервация свойственного традиционному (аграрному) обществу сословного деления» (И. В. Омельянчук ^{[29, с. 428]}). Нарастанием консервативных тенденций характеризовалась брежневская эпоха с ее ростом недоверия между властью и народом, «официозом» и борьбой с инакомыслием.

Отражая оппозицию «авторитарные – делегирующие установки», фактор включает проекцию на властные отношения категории «поиск – избегание новизны». Пики совпадают со временами интереса к европейской культуре, а спады – с эпохами традиционализма и актуализацией монументалистских тенденций. Проявлениями первой тенденции являются: заводившиеся при Федоре Алексеевиче и Софье «политесе с манеру польского» (В. О. Ключевский ^{[17, т. 4, с.208]}), культурное сближение с Европой в XVIII в. на основе идей Просвещения, либеральное западничество и интернационализм начала ХХ в. Проявлениями второй тенденции выступают: обвинение Берсенем в новых веяниях иноземки Софьи Палеолог, подчеркнутое соблюдение обрядов Михаилом Романовым, идеи официальной народности С. С. Уварова, национально-патриотический подъем начала I мировой войны, увлечение российской историей и "деревенская проза" 1970-х гг. (И. С. Глазунов, В. Г. Распутин).

Фактор, сформированный характеристиками Власть предержащие наделены привилегиями, время – деньги (собственное значение 1,561, вес 3,355%; Рис.4) описывает преобладание в документах мотивировок, ориентированных на активную деятельность и свершение; второй полюс - «Все имеют равные права, время свободно» отражает настроения спокойствия, способствующие самоорганизации общества. Фактор не показывает выраженной линейной временной динамики (R2=0,000; β=0,010; р=0,915).

Рис. 4. График средних значений по фактору «Власть предержащие наделены привилегиями, время - деньги»

Правители, предпочитающие аргументацию инициированного сверху свершения и темпа, – поздний Иван Грозный, Петр I и его предшественники Алексей Михайлович, Федор Алексеевич и Софья, Александр II, а также Совет народных комиссаров. Эпохи, в которые преобладает дискурс равноправия и свободного времени, приходятся на регентство Елены Глинской, «женские царствования» XVIII в. времени идей Просвещения, модерн и поздний СССР.

Правление Ивана Грозного включает опричнину, уничтожение удельного княжения, завоевание Ермаком Западной Сибири. Преобразования Грозного сопровождались активным формированием служилого класса, а землепашцев привели к состоянию «малоусидчивости», т.е. склонности к миграции (В. О. Ключевский, ^{[17, т.2, с. 307]}), следствием чего стали отмена Юрьева дня и установление "заповедных" лет (1581).

Период 1663-1737 гг. - время интенсивного реформирования социальной структуры. Происходит развитие профессиональной деятельности и наук: юридическое оформление купечества как сословной группы, строительство Каспийской флотилии и новоторговый устав (1667), первый профессиональный театр в России (1672). Быстрота действий стала имиджевой чертой Петра I, но и Алексей Михайлович «требовал все делать "не медля", "наспех", "безо всякой волокиты со всяким усердием", доносить о проделанном "почасту", "не мешкая ни единого часу"» (И. Л. Андреев ^{[24, с. 60]}).

Конец царствования Николая I и начало правления Александра II совпадает с периодом промышленного переворота, который С. Г. Струмилин в «Очерках экономической истории России» датирует 1830-1860 гг. Развитие капиталистических производительных сил вызвало революционную ситуацию 1859 - 1861 гг., разрешившуюся освобождением крестьян от крепостного права. Сословный принцип образования, призванный обеспечить политическую стабильность путем сохранения классовых барьеров привел к быстрому росту разночинной интеллигенции.

Период 1987-2000 г. ознаменован экономическими реформами М. С. Горбачева (перестройка и ускорение), распадом СССР (1991) и рыночными реформами (1992); ростом экономической активности и резким экономическим расслоением населения России, ростом националистических настроений с выделением национальных элит.

Таким образом, высокие показатели по фактору связаны с активным законотворчеством и быстрыми, но достаточно болезненными для подчиненных государственными преобразованиями ^{[33, 35]}. Минимумы по фактору приходятся на социальные ситуации относительно низкого стресса, социальной самоорганизации и устойчивого, поступательного развития.

В правление Елены Глинской (1535-1538) была проведена реформа местного управления, предполагавшая, вместо власти наместников и волостелей великого князя, избрание населением губных и земских старост из числа наиболее уважаемых людей ^[39]. Молодой Иван IV опирался на мнения Избранной Рады и Первого Земского собора 1550 г. Были законодательно оформлены торгово-ремесленные монополии городов, за духовенством закреплено право на независимость от государственной власти. Полемическая литература этого времени полагает христианскую добродетель государя в том, что он прислушивается к мнению советников ^[42].

Во 2-й половине XVII в. происходит активное освоение Сибири (экспедиции В. Пояркова, С. Дежнева, Е. Хабарова и др.). Переход Украины к России в 1654 г. предполагает сохранение прав казачества и неподсудность Москве. Идет активный поиск этических ценностей и социальных инструментов управления. Высказываются столь разные люди, как «духовный предок Чаадаева» князь И. А. Хворостинин, патриарх Никон, энциклопедист и панславист Ю. Крижанич (его программа реорганизации управления готовилась к печати при Федоре и практически была реализована Петром). В. О. Ключевский подчеркивает этическую составляющую критики, характерную для публицистов этого времени ^{[17, т. 2]}.

Период 1762-1787 гг. приходится на царствование Екатерины II (1762-1796), которая поставила задачу создания в России полноценной системы сословий. Опыт работы Уложенной комиссии (1767-1768) показал различия настроений разных слоев населения. Правовая консолидация дворянства предоставила дворянам возможности развития творческих и управленческих способностей, сделав их реальной движущей силой общества. С опорой на популярные идеи Просвещения создано течение официального «просветительства», не удовлетворившее либерально мыслящих россиян, но основанное на постепенности и учете общественных настроений.

В 1970-е гг. властные стратегии утрачивают агрессивность на фоне падения веры в коммунистический идеал: «росту критической массы способствовали…рост образованности и информационных возможностей…и разочарование во внешней и внутренней политике тогдашнего руководства страны» (Ю. Аксютин ^{[23, с. 188]}). Это время «застоя», но и золотой век интеллигентской культуры.

Высокие значения по фактору описывают ситуации активного вмешательства власти в частные дела, низкие – условия, когда «новый государственный порядок ложился поверх действовавшего прежде, не разрушая его», как писал В. О. Ключевский о формировании боярства на социальной базе удельного княжья ^{[17, т. 2, с. 143]}). При этом активизируются процессы формирования ценностных систем, происходит «культуротворение», по оценке В. И. Баклановым процессов, протекающих в молодежной культуре времени позднего СССР ^[25]. Все эпохи, характеризующиеся властным дискурсом равенства, отмечены высокой публицистической активностью, активным поиском нравственных истин и, шире, расцветом искусства.

Факториерархической нормы, образованный категорией В мире существует порядок неравенства, определяющий место человека (собственное значение 1,020, вес 2,711%) оказался самым легким фактором исследования, что показывает малую ее представленность во властном дискурсе. Второй полюс описывается установкой Неравенство в мире должно быть минимизировано. Линейная регрессия показывает значимую зависимость фактора от времени: R2=0,099; β=-0,315; р=0,000.

Рис. 4. График средних значений по фактору «В мире существует порядок неравенства, определяющий место человека»

Историческая динамика по фактору описывается выраженным линейным снижением (Рис. 4). График линейного тренда пересекает 0 в районе 1700 г., что отражает рост значимости идеи равенства и принципов существования человека в социуме и государстве.

Начало XVI в. демонстрирует рост идеала неравенства как принципа самодержавной власти. Сдерживающими факторами для владыки предполагаются страх божий, забота о подчиненных и стыд перед ними (Иван Пересветов). Подъем верхних значений в 1625 г. связан с укреплением авторитета новой династии Романовых и идеей восстановления Византийской империи под эгидой московского царя ^[30]. По свидетельству Г. Котошихина, после правления Ивана IV с царей «были иманы писма, что им…без суда и без вины никого не казнити»; с Алексея Михайловича такого письма «не спрашивали, потому что разумели его гораздо тихим, и потому наивышшее пишетца самодержцем и государство свое правит по своей воли» (Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича.- http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/kotoshih.htm).

Петровские преобразования в экономике и социальной политике были направлены на стандартизацию и регламентацию статуса субординантов ("Табель о рангах" 1722). Титул Императора Всероссийского, принятый в 1721 г., идеологически сделал его власть выше царской, одновременно приводя ее в соответствие с европейскими представлениями, описанными теорией общественного договора. Т. Е. Новицкая приводит, однако, мнение, что изменение титулатуры монарха умаляло идею о божественном происхождении российского самодержавия и обесценивало идею византийской преемственности ^[28]. Идеи Просвещения снижают пафос иерархической риторики екатерининского времени, но при Александре I дистанция власти восстанавливается.

В сер. XIX в. распространяются идеи единения царя и народа ^[40]. Равенство людей - основная идея художественной литературы (И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой). Происходит активное развитие юриспруденции. Право понимается как справедливость, оцениваемая по внутреннему убеждению; формальные законы противопоставляются нравственной правде.

Активная интеграция России в экономические и политические структуры мирового сообщества формирует интернациональное мироощущение, разрушая представление об особом пути России. Городская жизнь изменяет ценностные ориентации, повышая социальную активность населения. Максимальное смещение дискурса в сторону равенства приходится на время первой российской революции 1905 – 1907 гг.

Послереволюционный период показывает рост иерархической нормы при И. В. Сталине и снижение ее во 2-й пол. ХХ в. Конституция 1936 г. зафиксировала победу социалистических производственных отношений и отказ от диктатуры пролетариата. Повышается статус управленческих кадров при росте рисков и стоимости промахов, чаще политических, чем экономических. Эмоциональной доминантой периода является энтузиазм, вылившийся в форму культа личности Сталина, и надежды, вызванные его развенчанием и отказом от репрессий. Рост качества жизни повышает значимость материальных ценностей и социальных лифтов. В 1960-е гг. дифференциация общества вызывала желание провести «экспроприацию новой буржуазии» (О. Д. Попова ^[31]), а спустя 30 лет она уже воспринималась легитимной.

Обсуждение результатов.

Факторный анализ данных, полученных методом etic-подхода, позволяет сравнить особенности аргументации властных документов различных веков, но не отражает специфичные для эпохи феномены или актуальные темы. Выстраиваемый латентный профиль ценностной ориентации не всегда явно выражен в нарративе в силу существующих норм, этических представлений или иных причин. Чтобы определить культурно-исторический контекст проявления той или иной ценности, были выделены периоды наиболее выраженных значений соответствующего полюса фактора (положительная или отрицательная полуплоскость на графике) и рассмотрены исторические, политические, культурные события за этот период. Также приведены характеристики, даваемые этой эпохе историками и мемуаристами.

Полученные в результате контент-анализа факторы властной дистанции отражают размерности:

1. «Потребность в новой системе правил и наличие ресурсов для ее установления» - «сформированная система правил и нормативное решение проблем». Выявлена дихотомия аргументации властного дискурса: «сила или закон»;

2. «Делегирование власти» - «авторитарная власть»; фактор отражает также норму доверия между доминантом и субординантом;

3. «Преобразования сверху» - «культуротворение»; с учетом социальной ситуации можно предположить, что фактор также отражает интенсивность социальной мобильности и широту социального лифта;

4. Собственно фактор культурной нормы властной дистанции по Г. Хофстеде. Дихотомия аргументации: «закон или справедливость».

В трех из четырех факторов присутствуют описанные в исследовании GLOBE аспекты властной дистанции (Харизматичность / ценностная ориентированность, Ориентация на команду, Самозащита, Ориентация на гуманизм, Партисипативность, Автономность) ^[8]. Фактор «Преобразования – культуротворение» в организационно-психологических исследованиях не представлен, поскольку описывает ситуации стихийной самоорганизации социума.

Анализ позволил определить некоторые характерные черты социальных ситуаций, маркированных высокими и низкими значениями по факторам.

За высокими значениями по фактору Принудительная власть, ответственность на побежденном, свержение властной фигуры/ Вознаграждающая власть, ответственность на системе, перераспределение властистоят ситуации выделения и подъема ассертивно ориентированной социальной группы, которую власть стремится контролировать силовыми методами либо осторожно ассимилировать. Низкие значения описывают ситуации законодательной регламентации новой социальной ситуации; на эти периоды приходится расцвет культуры. Эта дихотомия отмечалась уже в эпоху Возрождения: Г. Гроций противопоставлял властвование хозяйское и властвование гражданское, Т. Гоббс — господство отеческое / деспотическое и господство политическое (XVI в.) ^[27]. Историко-социологические исследования отмечают рост агрессии в обществе в ходе развития цивилизации. Так, С. Малешевич, анализируя историческую трансформацию насилия на межличностном (микро-), межгрупповом (мезо-) и межполитическом (макро) уровнях, показал, что масштабы коллективной жестокости постепенно возрастают за счет формирования социальных организаций и идеологий, в то время как характер межличностного и внутригруппового насилия остается практически постоянным ^[43]. Поскольку в нашем исследовании анализируются не поведенческие практики, а речевая продукция, подъем значений по фактору демонстрирует не растущую жестокость реальных властных проявлений, а частоту ссылок на принуждение и личную ответственность, что может отражать рост количества формализованных и бюрократизированных контролируемых социальных практик.

В факторе Доминант старается не подчеркивать могущество, вера в индивидуальные решения / Доминант демонстрирует максимальное могущество, вера в групповые решения высокие значения по полюсу «делегирование власти» связаны с ситуациями доверия власти к субординантам и ясной, или, по крайней мере, единой, оценкой тенденций развития событий властным лицом и субординантом. Коммуникативной стратегией властного лица является левелинг. Низкие значения маркируют ситуацию социального конфликта, решаемого путем актуализации традиционных ценностей и образов; упрощение трактовки идей; возможный конфликт между властью и элитой, возможный внутриличностный конфликт и блеймирующий коммуникативный стиль доминанта.

Высокие значения по фактору Власть предержащие наделены привилегиями, время – деньги/Все имеют равные права, время свободно характерны для активных политических изменений, будь то завоевания или социально-экономические преобразования. Возможен высокий стресс и ресентимент. Властная стратегия – “опора на активных субординантов против знатиˮ. Минимальные значения связаны с ситуациями низкого стресса, благополучного, поступательного развития и этических дискуссий, свободного выражения эмоций. Связь активности централизованной власти и темпа преобразований в ходе развития исторических обществ отмечают П. Турчин и С. Гаврилец ^[44], показав, что темп культурной макроэволюции характеризуется периодами явного застоя, чередующимися с быстрыми изменениями. А. Тарасов и соавт. (2019), проанализировав условия прогрессивной эволюции в континууме европейской культуры (поздний эллинизм, Ренессанс, авангард и постмодерн) в пространстве четырех культурных систем (античной, средневековой, неоевропейской, современной) выделили следующие культурно-доминантные характеристики социокультурных трансформаций: релятивизм, плюрализм, эклектизм, скептицизм, геймификация, а также разрыв с предшествующей культурной традицией ^[45]. Показано также, что коллективное социальное» мировоззрение подготавливает процессы социокультурных трансформаций ^[46]. Инструментом модификации мировоззрения может выступать искусство.

Фактор В мире существует порядок неравенства, определяющий место человека / Неравенство в мире должно быть минимизировано отражает преобладание ценностных установок в области властных отношений. Максимумы связаны с ситуациями (не)доверия доминанту, обеспечиваемого этически или юридически и сопровождающегося эмоциональным напряжением. Минимальные значения отражают сложное сочетание идей контроля и самоконтроля и культурного подъема. Поскольку предметом исследования является не поведение, а дискурс, то динамика по фактору отражает количество апелляций к равенству / неравенству во властных высказываниях, но не реальное состояние иерархических структур. В отличие от других рассмотренных размерностей, фактор описывает не взаимоотношения, а установку, общую и постоянную для христианской культуры, поведенческие выражения которой в различные века имеют несопоставимые формы.

Выявленные субразмерности властной дистанции нельзя однозначно интерпретировать как показатели прогрессивности или архаичности общества. В двух случаях наблюдается историческая динамика. Выявлен последовательный линейный рост нормы равенства и коммуникативного стиля принуждения / возлагания ответственности. Для стратегии «делегирования власти» и нормы «привилегий, темпа / равенства, свободы» исторической динамики не выявлено.

Размах значений, более или менее точно отражая широту нормы, образует полосу допустимых реакций, сбалансированную относительно нуля. Однако во всех случаях внутри этой полосы наблюдаются выраженные колебания среднего значения, показывающие, что предпочтения в аргументации и выборе мотивировок исторически смещаются от одной до другой границы нормы. Эти колебания могут охватывать ок. 50 лет, но могут быть и значительно длительнее – 150 лет и более. Можно предположить наличие механизмов изменений ценностных ориентаций и жизненных сценариев при межпоколенной трансляции. Длинные волны могут отражать нормы поведения, являющиеся атрибутами той или иной социальной группы, выходящей на историческую сцену или покидающей ее. Вероятно, сложные паттерны колебаний отражают трансляцию ценностной нормы на различных уровнях: отношения к социальной группе, например, боярству; иерархии в производственных отношениях; иерархии в семье.

Властный дискурс эпохи включает несколько уровней: имущественные, правовые и коммуникативные нормы соотношения статусных позиций; личностные и коммуникативные черты властного лица; желаемый имидж властного лица с точки зрения ценностной картины эпохи; актуальные проблемы; настроения целевой аудитории; представления власти о целевой аудитории. В историческом дискурсе эти уровни отражаются неравномерно в силу существующей нормы содержания письменного нарратива. Так, психологические черты и эмоции в летописях упоминаются редко, описание их условно, подчинено этикету, а цель репрезентации внутреннего мира изменяется в разные эпохи ^{[27, 47]}. Поэтому закономерно, что наиболее весомые факторы имеют нормативное и поведенческое содержание. Вместе с тем, сопоставление исторических моментов, наиболее ярко отраженных в факторе, позволяет выделить общие черты, даже если они не являются ключевой темой текста.

Обсуждая методологические аспекты количественного контент-анализа исторических документов, необходимо рассмотреть возможности параллельного использования объективных данных, характеризующих развитие общества. Такого эталонного показателя, как используемые в экономических и социальных исследованиях показатели продолжительности жизни, уровня образования (грамотности), дифференциации доходов населения, смертной казни, на рассматриваемый период получить, вероятно, нельзя, в силу разрозненности источников и рассогласованности измеряемых показателей. Так, статистика грамотности резко различается в зависимости от географии или сословий ^[48]; при этом значимость грамотности для процветания экономического субъекта в разные века различается. Данные же, на которые существуют историко-демографические сводки, как правило, относятся к довольно специфическим показателям и большей частью описывают рост с ускорением, что не случайно, поскольку рассматриваются ключевые показатели развития цивилизации или показатели, получающие приоритетное внимание при организации управления. В отличие от социоэкономических отношений, для семейных отношений возможно получение сопоставимых данных: «Источники не позволяют сомневаться, что период с конца XV в. и до наших дней - время существования одной стадиальной формы - малой семьи и ее модификаций» (Н. А. Горская ^{[49, с.64]}).

В ряде случаев отмечена связь между социальными характеристиками исторической ситуации и особенностями культуры соответствующей эпохи. Это делает важным включение в исследование анализ произведений искусства и, в первую очередь, художественной прозы. Помимо искусствоведческих трудов, систематически связывающих эстетический опыт с социальными процессами, в этой области существует масштабное психологическое исследование К. Мартиндейла ^[50]. Учитывая социальную значимость искусства, можно предположить, что в формировании художественного стиля участвует не только эраузальность творца, но и специфически ориентированное внимание общества, «подхватывающее» новые темы и решения. Этот ритм может отражаться в социальных ценностях.

Выводы.

В результате факторизации было выделено 4 независимых фактора, отражающих различные аспекты властной дистанции; 3 из них по смыслу подобны описанным в организационной психологии аспектам дистанции власти, четвертый, по-видимому, связан с самоорганизацией социальных процессов. Сопоставление результатов исследования властного дискурса и данных исторических исследований показало, что пики значений по выявленным субразмерностям достаточно точно маркируют ситуации социальных изменений. Можно заключить, что применение метода контент-анализа к текстам властного дискурса достаточно адекватно отражает ценностные и поведенческие нормы эпохи в целом.

Сопоставление исторических и культурных событий за периоды, получившие максимальные и минимальные оценки по субразмерностям властной дистанции, полученным на основе анализа текстов властного дискурса, позволило выявить некоторые обобщенные характеристики социальной ситуации, описываемой высокими и низкими значениями. Следующим этапом исследования может быть анализ тенденций, т.е. рассмотрение характера исторических и социальных событий за периоды роста и снижения значений по фактору.

В ряде случаев отмечена связь динамики показателей по субразмерностям властной дистанции и активностью публицистической и литературной деятельности. Это показывает, что интерпретацию факторов целесообразно дублировать в терминах культуры. Для исследования динамики ценностных ориентаций может быть эффективен анализ популярных у современников художественных текстов как наиболее ярко отражающих настроения эпохи.