Сравнительный метод в трактате Гвидо Панчироли «Две книги о достопамятных вещах, теперь уже утраченных и, напротив, недавно остроумно изобретенных»

Галкова Дарья Александровна аспирантка Исторического факультета, кафедра Истории Средних веков, МГУ им. М.В. Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Galkova Daria Aleksandrovna Postgraduate student of the Faculty of History, Department of History of the Middle Ages, Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1 dargal444@gmail.com

В Италии одной из центральных фигур исторической школы права во второй половине XVI в. был профессор Падуанского университета Гвидо Панчироли (1523-1599) ^{[10, P. 47.]}. Преподаватель и ученый, по всей видимости, выдающихся дарований, он был до последних дней крайне востребован в своей профессии, его ученики, с благодарностью вспоминавшие о нем, разъехались по всей Европе и заняли первостепенные должности в государстве и церкви. Творчество правоведа не осталось без внимания исследователей, однако полноценного систематического анализа работ опубликовано не было.

Трактат «Две книги о достопамятных вещах теперь уже утраченных и, напротив, недавно остроумно изобретенных» ^[7], на сегодняшний день вызывает наибольший интерес у специалистов. Он был известен и ранее, на протяжении всего XIX в. эту работу c уверенностью причисляли к произведениям, раскрывающим восприятие гуманистами историко-философской категории «изобретения» ^{[1; 4]}. В начале 20-х годов XX в. интерес к трактату начинает падать. В современный научный оборот эту работу вернула американская исследовательница Вера Келлер^{[5; 6]}, которая рассматривает «Две книги о достопамятных вещах» в контексте изменяющегося информационного пространства Европы XVII – XVIII вв. Особое внимание исследовательница уделяет прагматичному интересу государства в вопросах пополнения знания и освоения новых и хорошо забытых технологий.

В данной статье речь пойдет не столько о свойствах историко-философской категории «изобретения», сколько о новаторстве подхода Панчироли к периодизации истории и сменяемости эпох. На примере «Двух книг о достопамятных вещах» будут проанализированы особенности его «эволюционной теории», в основе которой лежит сопоставление двух крайностей – «утраченного» и «недавно изобретенного».

В отечественной историографии биография Панчироли практически неизвестна. Он родился 17 апреля 1523 года в Реджо (сейчас Реджо-Эмилия), где и начал свое образование ^{[9, P. 6]}. Его наставниками и проводниками в изучении философии и древних языков был Бассиано Ланди (Прим.: Бассиано Ландо (?-1562), «бродячий» преподаватель, который впоследствии прославился в области медицины своими неоднозначными с этической точки зрения экспериментами. Из-за них был впоследствии выслан из Падуи, в которой на тот момент пребывал.), а затем Себастьяно Корради (Прим. Себастьяно Корради (1510-1556), знаток творчества Цицирона, Виргилия, Валерия Максима, и Платона. Получил образование в Венеции, где и сложился круг его общения. В частности, он тесно общался с Джованни Баттиста Чипелли (Эгнацио), Пьетро Бембо и Джанбатисто Джиральди. В 1530-ые был приглашен учителем для герцога урбинского Франческо Мария делла Ровере, затем отбыл в Реджо (1540-1544), позднее был приглашен преподавателем в Болонский университет (1544-1552) ^{[9, P. 5]}. С 1540 по 1556 год Панчироли посещал курсы права в университетах Феррары, Павии, Болоньи и Падуи, где познакомился с родоначальниками исторического направления правового гуманизма – Андреа Альчато (1492-1550) и Марко Мантова Бенавидесом (1489-1582) ^{[9, P. 5]}. Примерно в 1547 г., будучи еще студентом Падуанского университета, Панчироли сам начинает читать курсы по гражданскому праву. В конечном счете, уже по окончании обучения он становится доктором права и считается современниками блестящим знатоком в этой области. Помимо своей преподавательской деятельности, за время пребывания в Падуанском университете он берется за написание истории родного города Реджо, рукопись которого появляется в 1563 году ^{[9, P. 7]}.

Недовольство университетской политикой подталкивает Панчиролли в 1570 г. принять приглашение от Эммануила Филиберта, герцога Савойского, занять должность ординарного профессора права в Туринском университете ^{[9, P. 7]}. По замыслу герцога под его покровительством в университете должны были объединиться выдающиеся знатоки истории, политики и права, что само по себе льстило любому избраннику. Предоставление почетной должности для Панчиролли также сопровождалось щедрой для того времени платой (700 скуди в год, а через 4 года 1000 скуди в год) и привилегией близкого общения с самим герцогом и его окружением ^{[9, P. 7]}. Работа «кружка единомышленников», в частности, находит свое воплощение в подготовке целым коллективом авторов к публикации классических работ по гражданскому праву. Сначала было подготовлено издание двух томов «Комментариев» к Дигестам Юстиниана миланского правоведа, учителя Андреа Альчато, Ясона дель Майно, вышедших в 1573 г. А затем в 1574 г печатаются еще два тома «Комментариев к дигестам» знаменитейшего средневекового правоведа Бартоло да Сассоферрато. Все эти объемистые тома Панчиролли со своими коллегами снабжает квалифицированным справочным аппаратом.

В Юбилейный для католической церкви 1575 г. правовед посещает в Рим и, предположительно, Реджо, а по возвращении возобновляет преподавательскую деятельность в Турине ^{[2, P. 165-166.]}. Он остается при дворе до 1580 года. Внимание и щедрость герцогов Савойских, в частности, Карла Эммануила, наследника почившего в 1580 г. Эммануила Филиберта, заставили гуманиста сначала отказаться от приглашения венецианцев вернуться в Падуанский университет «с сохранением» туринского заработка. Однако впоследствии подвело здоровье. Еще в письме от 1575 года Панчиролли пишет: «Единственно все же мешает, что работаю глазами, а их здоровье слабеет. Надеюсь, с божьей помощью, восстановлюсь»^{[8, P. 13]}. Надежды не оправдались, близорукость Панчиролли усиливалась, он практически ослеп на один глаз и стремительно терял контроль над вторым. Поэтому в 1580^{[9, P. 11]}(согласно другой точки зрения 1582^{[8, P. 13]}) он принимает решение вернуться в Падую на кафедру гражданского права.

Последний этап жизни Гвидо Панчиролли прошел в Падуе, где правовед преподавал до своих последних дней. Его несколько раз приглашали для консультации в разрешении правовых коллизий представители высшей светской и духовной власти, однако он отвечал отказом^{[9, P. 11]}. Еще в 1589 году в Реджо оглашается завещание гуманиста, которое, по всей видимости, остается без изменений до самой его смерти в мае 1599 года^{[9, P. 11]}.

Богатый преподавательский и научный опыт Панчиролли практически не нашел выражения в публикациях, кроме тех «коллективных», что упоминались выше. Рукописи с записями его лекций и сочинений расходились по рукам учеников и родных, а позднее издавались в различных типографиях Италии (Венеция, Турин), Франции (Лион) и Германии (Амберг). Неизвестно инициировал ли сам гуманист печать некоторых из своих работ. Так, например, трактат «Consiliorum siue responsorum iuris d. Guidi Panciroli Regiensis» был напечатан в Венеции в 1578 году по инициативе ученика Панчироли кардинала Алессандро Риарио. В этом произведении приведен пересказ устных лекций гуманиста о различных правовых казусах. Он был собран и издан студентами и преподавателями Падуанского университета, в то время как их автор пребывал в Турине. Позже в 1593 г. в Венеции был опубликован комментарий Панчироли к позднеантичному документу известным под названием «Notitia dignitatum». Работу над этим произведением начал еще Андреа Альчати, а Панчиролли по просьбе Карла Эммануила, герцога Савойского, ее подхватил и издал с учетом существующих наработок своего учителя. Трактат о должностях в восточной и западной римской империях вышел под заголовком «Notitia utraque, dignitatum cum orientis, tum occidentis, ultra arcadii honoriique tempora», и был снабжен богатейшей исторической справкой обоих авторов, трудившихся над ней. Все остальные работы Панчиролли публиковались уже посмертно в первой половине XVII в.

Трактат «Rerum Memorabilium iam olim deperditarum & contra recens atque ingeniose inventarum libri duo» или «Две книги о достопамятных вещах теперь уже утраченных и, напротив, недавно остроумно изобретенных» был также издан без прямого участия самого автора. Вероятно, эта работа была широко известна в качестве изустного предания, могла ходить по рукам в рукописях. Панчироли указывает, что часто обсуждал ее содержание со своим покровителем, герцогом Савойским^{[6, P. 47]}. В действительности же, круг «посвященных» был значительно шире. В него входили ученики и коллеги правоведа, некоторых из них он даже упоминает в тексте в качестве своих референтов ^{[7, I. P. 32., II. P. 623.]}

Главным инициатором подготовки текста к печати был нюрнбергский медик – Иоахим Камерарий младший (1534-1598). Он получил одну из копий рукописи трактата во время своего пребывания в Падуе. А уже в 1596 году (т.е. еще при жизни непосредственного автора) Камерарий обращается за помощью к своему коллеге, правоведу, синдику Амберга и ученику Панчироли, Генриху Зальмуту (1559-1634) и пишет: «если у тебя от исполнения твоих служебных обязанностей остается столько свободного времени, что ты подчас захочешь и сможешь посвятить досуг переводам, то я бы вскоре выслал тебе текст заметок на итальянском»^{[7, I. P. 6r-6v]}. Неизвестно, был ли Зальмут единственным доверенным адресатом Камерария, но именно он в итоге согласился. И именно он должен будет разделить с Панчироли ответственность за получившееся произведение, поскольку кроме перевода с итальянского языка к наработкам гуманиста он прибавил объемистый комментарий. В итоговом варианте издатель выделил оригинальный текст курсивом, чтобы отличить его на печати от замечаний переводчика-комментатора.

Впервые работа была опубликована в Амберге в двух томах – первый вышел в 1599 г., а второй – в 1602 г. Без лишней скромности, надо сказать, что Зальмут проделал титаническую работу. В первом томе, в котором упоминается 66 феноменов в среднем на 2-5 печатные страницы, весь объем текста составил 813 страниц (вместо примерных 220), а во втором на 25 феноменов – 773 страницы (вместо примерных 100). Однако, при этом, во вступлении составитель комментария заметил, что он ни в коем случае не покушается на авторство идеи. По его словам, он берется публиковать материалы своего учителя не из зависти к нему, а потому что наработки Панчироли имеют огромное значение для общества. Поэтому, даже если они являются, как бы мы сейчас сказали, «интеллектуальной собственностью» (privato studio), они просто не могут оставаться в забвении рукописного наследия^{[7, I. P. 4]}. Это, по всей видимости, также является основанием и для перевода заметок Панчироли с итальянского на универсальный латинский язык – язык европейской науки.

Заигрывание Зальмута с ученой общественностью отразилось в первую очередь на названии произведения. В частности, общее заглавие «Rerum memorabilium», несомненно, является аллюзией на известный античный сборник различных курьезов «Collectanea rerum memorabilium», составленного последователем Плиния, Гаем Юлием Солином. А во втором томе появляется также приписка «Nova reperta», отсылающая читателя к современной изданию одноименной серии знаменитейших гравюр Яна Стаерта.

Возвращаясь к столь ценимому современниками содержанию текста, надо сказать, что Панчироли подбирал «явления» сразу по нескольким направлениям. Во введении он отмечает: «в первой части недавно составленного мною сборника говорится о явлениях, которые порождает природа и о которых на сегодняшний день ничего неизвестно. Затем речь идет о постройках, об облачениях древних и об их обычаях, которые в наше время были забыты. После этого освещаются те вещи и искусства, которые не так давно были придуманы»^{[7, I. P. A]}. Как можно догадаться из такого обобщения круг интересующих правоведа явлений получился разнородным. Поскольку каждая деталь в нем может быть решающей, самый верный способ сформировать хотя бы поверхностное представление о содержании работы – привести в полном объеме список глав первой и второй книг трактата.

(Прим.: первая книга разбита на 66 глав: 1. Пурпур. 2. Энкаустика. 3. Обсидиан. 4. Асбестовая ткань. 5. Виссон. 6. Оконная слюда. 7. Плавиковый шпат и драгоценные камни. 8. Орихалк. 9. Коричное дерево. 10. Валериан и другие благовония. 11. Амом и другие бальзамы. 12. Мирра, стакть, бдоллах и бальзам. 13. Индийский металл (azzalo) 14. Нашатырь (Ammoniaco Sale) 15. Стеллион (от названия ящерицы, продавец-обманщик, который продает поддельные благовония (а также, камни или металлы). 16. Мрамор и его виды. 17. Драгоценные камни 18. Фрукты 19. Строения, амфитеатры и театры 20. Большой цирк, базилики (ряды), таверны (торговые лавки) и нимфеи (покои для бракосочетания). 21. Форум 22. Дороги 23. Публичные библиотеки 24. Частные дома 25. Барельефы из камня 26. Кладовая 27. Ристалище. 28. Термы и бани. 29. Триумфальные арки. 30. Колонна Трояна, Антония и Пия. 31. Мавзолей Адриана и Цестия. 32. Обелиски. 33. Пирамиды, лабиринты, египетский сфинкс и семь чудес света. 34. Золотая медь и янтарь. 35. Коринфская медь 36. Несгораемое масло 37. Тягучее стекло. 38. Папирус 39. Корабли с четырьмя и пятью рядами весел 40. Музыка. 41. Беззвучная музыка и водяной орган. 42. Сценическое представление 43. Античная эпиграфика. 44. Древняя манера одеваться. 45. Фибула. 46. Облачение императоров. 47. Порядок приветствия императора. 48. Украшение головы. 49. Искусство верховой езды (без седла и стремян). 50. Арфа из черепашьего панциря. 51. Домашняя утварь из серебра. 52. Порядок приема пищи у древних. 53. Емкости для продажи жидкостей (вина, масла и проч.). 54. Обычаи ведения войны. 55. Обычаи в войске. 56. Венки, которые вручались воинам. 57. Склады оружия, которые впоследствии получили название арсенала. 58. Триумфы. 59. Легаты. 60. Порядки бракосочетания. 61. О древних играх. 62. Каторжники, приговоренные работать в рудниках. 63. Обряды погребения умерших. 64. Номенклаторы 65. Дары. 66. Часы и клепсидра.

Вторая книга содержит 25 глав 1. Новый свет. 2. Фарфор 3. Безоар 4. Корица (Кассия). 5. Сахар. 6. Манна. 7. Алхимия. 8. Дистилляция 9. Колокол. 10. Механические часы. 11. Компас. 12. Типография. 13. Бумага. 14. Шифры или тайнопись. 15. Очки. 16. Седло, стремена и подкова. 17. Квадратура круга 18. Пушка и удивительные метательные снаряды. 19. Греческий огонь. 20. Рыцарский турнир 21 Квинтиана (рынок) 22. Водяные мельницы. 23. Охота с хищными птицами (ястребами, соколами и проч.) 24. Шелк 25. Боттарга и икра.)

В своем «первозданном» виде (без комментария Зальмута) текст Панчироли был похож на сборник кратких эссе, в которых предмет обсуждения был удостоен только скупой характеристики, касавшейся сущности явления и его «статусе» на сегодняшний день. Местами стиль заметок разговорный, а справочный аппарат в тексте появляется спорадически. Так, например, в главе про шифрование или фибулу подробнейшим образом упомянуты выходные данные всех источников правоведа, тогда как главе про несгораемое масло или природные минералы не упомянуто ни одного автора или книги. Отсутствие единого стиля изложения, по всей видимость, также стало следствием перенесения текста из устной традиции в письменную.

Большое (возможно, даже решающее) значение для получившейся подборки играло знакомство Панчироли с занимательными коллекциями древностей герцогов Савойских. «Комнаты чудес» с реликвиями прошлого, по меткому замечанию Келлер, предоставляли привилегированный доступ к пониманию материальной истории, которым и воспользовался правовед^{[6, P. 50]}. Из «музейных коллекций» в текст, в частности, поступают фибула, арсенал и китайская бумага. А позднее в собрании его ученика, Лоренцо Пиньори, обнаруживается рукопись Панчироли под заголовком «inventioni anctiche & moderne» и ряд предметов (фибула, кольца, лампада, ткань, окрашенная пурпуром, различные материалы для письма), которые, по мнению Келлер, были собраны специально, чтобы проиллюстрировать содержание трактата^{[6, P. 51]}.

Кроме того, пребывая в Турине, Панчироли получил возможность наблюдать за серией алхимических опытов, которые проводил сам герцог^{[6, P. 51]}. Тогда же, правовед, видимо, начал интересоваться происхождением различных природных компонентов (камней, минералов, металлов, лечебных масел и благовоний), которые также ложатся в основу одной из значимых частей трактата. Сведения о веществах природного происхождения он черпал из различных медицинских трактатов. Панчироли был хорошо знаком, и впоследствии цитировал тексты Галена и Диоскорида (в комментарии Пьетро Андреа Маттьоло). Келлер также отметила влияние Аристотеля и различных трактатов об алхимии на текст правоведа^{[6, P. 58]}.

Большинство заметок все-таки не имели привязки к коллекциям древностей или к свойствам веществ, а восходили к составленным Панчироли комментариям к правовым документам. В частности, это касается феноменов, связанных с облачением императора, его инсигниями и придворным этикетом (пурпур, энкаустика, одежда, порядок приветствия императора, легаты). Отдельное направление составляют главы, речь в которых идет об обычаях и традициях древних (прием пищи, брак, похороны, дарение подарков). А также благодаря работе с правовыми документами в тексте трактата появляется несколько таких курьезов как арфа из черепашьего панциря, или преступники, приговоренные к работе на рудниках. Но, как уже говорилось выше, несмотря на серьезную правовую основу текста, Панчироли очень небрежно и невнимательно относится к своим источникам.

В центре повествования превалирующего числа глав находятся свидетельства из «Corpus Juris civilis», которые, как правило, упоминаются только описательно, без выходных данных. Правовые документы в интерпретации Панчироли фиксируют в тексте определенную норму в восприятии феномена и свидетельствуют о его бытовании в описываемый исторический период. С той же целью и в первой, и во второй части трактата правовед бегло упоминает (если вообще упоминает) античных и византийских авторов, которые «задокументировали» в своих текстах существование того или иного явления или его интерпретацию. Чаще всего звучит имя Плиния, который фигурирует чуть ли не в каждой главе, а в некоторых и не по одному разу. Часто правовед ссылается на Галена, Витрувия, Вергилия и Плутарха. Буквально единичных упоминаний заслуживают такие античные авторы, как П. Виктор (P. Victor), Варрон, Светоний, Квинтиллиан, Страбон, Плавт, Теренций, Диодор Сицилийский, Кассиодор, Эсхин, Демосфен, Макробий, Авл Гелий, Тит Ливий, Марциал, Иероним, Тертуллиан, Иосиф Флавий, Киприан, Аммиан Марцелин, Геродиан, Валерий Максим, Цицерон, Вегеций, Дионисий Галикарнасский, Корнелий Непот. По всей видимости, следствием работы над комментарием к «Notitia dignitatum» стало привлечение нескольких византийских источников. Панчироли ссылается на византийских историков – Никиту Хониата, Иоанна Зонара и Никифора Каллиста Ксанфопула. Встречаются ссылки на Суду, греческий средневековый энциклопедический словарь.

Практически никого из «современников» правовед не удостоил своим вниманием, кроме Флавио Бьондо, Пьерио Валериано Больцани и Пьетро Андреа Маттьоло. Также Панчироли напрямую ссылается на «экспертное» мнение своего ученика Мартина Герстмана, епископа Вроцлавского и молодого знатного венецианца Иеронима, о которых говорилось выше. Ссылки на современников редки, но каждая из них играет особую роль в тексте. Задача каждого «эксперта» состоит в том, чтобы подтвердить или опровергнуть существование описываемого явления в современном мире. Так, например, в главе про нашатырь Панчироли пишет: «Нашатырь, который рождается под землей, Маттиоло считает на сегодняшний день исчезнувшим, а то, что нам показывает торговец благовониями – подделка»^{[7, I. P. 57]}.

Таким образом, для Панчироли важен не источник как таковой, второстепенную роль играло и его содержание. Правоведа интересовала оценка состояния явления на сегодняшний день и привязка ко времени его существования. В этом отношении показательной является глава про орихалк - использовавшийся в античности плавкий металл золотого цвета. В ней Панчироли отмечает следующее: «как пишет Плиний*, этот металл же долгое время не обнаруживается, поскольку земля истощилась, то есть сделалась бесплодной. Известно, однако, что после этого, правовед Марциан, который жил во время правления императора Александра в 225 году, упоминает его, так что в это время он также существовал*»^{[7, I. P. 40]}.

Отдельно стоит отметить, что параллельно с текстом на его полях идет ряд точных ссылок, в первую очередь, касающихся законов и постановлений. Напротив звездочек на полях курсивом указаны выходные данные источника, на которые опирается Панчироли: «Плиний*» - «*lib. 34, cap. 2», «правовед Марциан*» - «*L. Labeo 45. ff. de contrah. em.». По всей видимости, над этой частью справочного аппарата потрудился уже Зальмут. На том основании, что именно указанные на полях выходные данные впоследствии ложатся в основу его комментария, можно предположить, что он оставлял подписи к актуальным для него самого источникам. Кроме того, Зальмут составляет в конце произведения указатель правовых документов или список «некоторых законов, смысл которых вскользь указывается в трактате»^{[7, I. P. 753]}.

Именно выбранный Панчироли стиль изложения «без доказательной базы», стал основанием для появления фундированного комментария Зальмута. Издатель берется восполнить скупую реферативную базу в произведении и в противовес разговорной манере повествования, разбирает явление по частям: толкует значения термина, сопоставляет словоупотребление и в античных и современных источниках, снабжает его обильным историко-правовым и при необходимости естественнонаучным комментарием и раскрывает довольно общие характеристики, которые дает автор. Другими словами, Зальмут составляет классическую компиляцию, скроенную по лучшим гуманистическим образцам. Особое значение в процессе составления комментария для Зальмута обретают работы старших и младших современников, таких как Юст Липсий, Жан Боден, Андреа Альчати, Жан де Кора, Пьерио Валериано Больцани,Франсуа Отман, Адриан Турнеб, Жак Кюжа, Филиппа Меланхтона, Алессандро Сарди, Лильо Григорио Жиральди, Андреа Палладио, Полидора Вергилия и значительного числа других авторов.

Впоследствии переводчики трактата (уже с латинского языка) зачастую сильно сокращали комментарий Зальмута или совершенно отказывались от него, ссылаясь на религиозную ангажированность получившегося произведения. (Прим.: в 1612 году в Венеции появляется перевод на итальянский язык выполненный по публикации Зальмута, так как текст оригинальных заметок правоведа был утрачен. Французский перевод опубликован несколько позже, в 1617 году в Лионе. Как указывается в заглавии перевод выполнялся с итальянского. В 1725 в Лондоне печатается английская версия текста – одна их самых коротких вариаций сохранения комментария.) За вольное обращение с церковными текстами и приверженность к протестантским ценностям в мае 1601 года комментарий Зальмута попадает в индекс запрещенных книг^{[3, P. 467]} и находится в нем вплоть до 1900 года. В действительности, влияние издателя на работу и на его концепцию отнюдь не ограничивалось религиозной предвзятостью. В частности, бросается в глаза, что издатель (в отличие от самого Панчироли) одержим идеей «прогресса», которая коренным образом меняет комплексное видение работы. Однако развитие этой проблематики достойно отдельной статьи. Для нас комментарий Зальмута значим в общем виде, в котором он восполняет лакуны научно-справочный аппарата или «латинизирует» текст.

Решение Зальмута разделить заметки Панчироли на два тома, при этом полностью отвечает авторской идее. Во введении и в связующих фразах между заметками правовед многократно возвращается к противопоставлению «забытого» и «новоизобретенного». Из него выстраивается и последовательность перечисления описываемых явлений: сначала Панчироли пишет «о явлениях, которые были в обиходе древних, а сейчас вышли из употребления»^{[7, I. P. A]}, а затем «о тех, которые, наоборот, впервые появились после Римской империи»^{[7, I. P. A]}. При этом, противопоставляющиеся явления, по его замыслу, должны были идти параллельно, чтобы читатель получил возможность обозревать достижения прошлого и настоящего как разумный купец, который ведет бухгалтерский учет дохода и расхода^{[7, I. P. A]}.

Келлер вполне резонно указывает на некую шероховатость в сравнительном подходе Панчироли^{[6, P. 50]}. Просматривая содержание первой и второй книг, только с очень большими допущениями получается «по примеру Плутарха, провести для себя нечто вроде параллелей»^{[7, I. P. A]}. Правовед не выделяет конкретные однородные явления для сравнительного анализа, не указывает ни общих черт, ни различий тематических блоков. По всей видимости, такая специфика текста проистекает из того, что строгого разделения на две автономные части, как завещал герцог Савойский, провести не удалось. В ходе работы Панчироли пришлось отказаться от поиска означенных «крайностей» и за счет этого он сумел очень точно выявить целый комплекс особенностей эволюционных процессов, присущих европейской истории.

Из-за размытия границ между «забытым» и «новоизобретённый» место ключевых параметров сравнительного анализа заняли «античность» и «современность». Каждый феномен в работе правоведа в конечном счете проверялся на принадлежность тому или иному периоду. И в результате формировалось цельное представление о его «статусе», которое тем или иным образом соотносилось с прошлым или настоящим. На основании такого сопоставления в тексте можно выделить четыре типа бытования явлений.

К первому из них относятся «пары» - взаимосвязанные явления, которые представлены и в первом и во втором томе. Для каждого из описываемых единосущных явлений характерна постепенная трансформация.

Соединение явлений каждой из перечисленных «пар» основано на указаниях самого автора. Так, например, в главе про папирус он пишет, что о бумаге^{[7, I. P. 240]} он расскажет уже во второй части. А в главе про порядок приемов пищи – повторяется и перечисляет ботаргу и икру из 2 тома^{[7, I. P. 508]} в качестве примера изменяющегося со временем «набора» блюд. Стоит отдельно отметить, что некоторые явления так и не были разделены, то есть, «новые» изобретения первой книги не были перенесены во вторую. Например, в главе про эпиграфику отмечается позднее введение арабских цифр^{[7, I. P. 269]}, а в главе про фибулу описанное изобретение берета датируется 1170 годом^{[7, I. P. 328]}.

Таким образом, первый способ построения сопоставления в тексте формирует представление о процессе обновления и возникновения новых форм прежнего знания. Автор отмечает многообразие явлений и их качественное внутреннее изменение, однако не дает ему оценок.

Второй вид построениясопоставления менее очевидный, поскольку в его основе лежит тот же хронологический принцип, но само явление отнесено только в один из двух томов. Главная особенность описываемых феноменов - принадлежность одновременно к двум эпохам независимо друг от друга. Так, например, используемые греками и римлянами в античности водяная мельница^{[7, II. P. 693]} и сахар^{[7, II. P. 285]} были утрачены и восстановлены европейцами. О них Панчироли пишет во второй книге, как о новых изобретениях. Обычай дарить новогодние подарки в античности соблюдается, несмотря на последующие церковные запреты, однако правовед считает его «собственностью» античности^{[7, I. P. 741]}. Правовед отмечает, что венецианцы вслед за древними использовали Арсенал для хранения и изготовления оружия, однако оставляет это явление в списке «утраченного»^{[7, I. P. 617]}. Пожалуй, самое интересное заключается в том, что, как указывает автор, утраченные в античности явления, могут обнаруживаться теперь в других частях света. Так, например, античная арфа из черепашьего панциря, как пишет Панчироли, по свидетельствам купцов, встречается в Индии^{[7, I. P. 481]}.

Логика отнесения того или иного явления к первой или второй книге до конца не ясна. Очевидно только то, что Панчироли отмечает «технологический» и культурный разрыв между эпохами, который возник с приходом варваров. Образовавшаяся временная брешь, по его мнению, привела к утрате ряда явлений уже известных в античности. Восстановление уже известного в интерпретации автора становится самостоятельным явлением.

Третий вид сопоставления строится по географическому принципу. К нему можно отнести группу явлений, которые связаны с восточным миром и либо исчезли либо появились под его влиянием. Соответственно, особое значение для данной категории играет взаимодействие европейцев с внешним «неевропейским» миром. Благодаря ему значительно расширялся (или сокращался) круг доступных природных ресурсов и технологий. Так, например, исчезновению пурпура Панчироли связывает с постепенным захватом турками сирийских земель^{[7, I. P. 10]}. Искусство изготовления оттисков и непосредственно печать были известны китайцам до изобретения Гуттенберга и, по мнению правоведа, пришли в Европу через Прибалтику^{[7, II. P. 579]}. Благодаря арабам появилась алхимия и так далее^{[7, II. P. 313]}.

Восточная ученость высоко ценилась в Европе второй половины XVI в., однако ее притязание на первенство в изобретении ряда вещей уязвляло многих ренессансных мыслителей. Панчироли в число «обиженных» не входил и с интересом описывал свои наблюдения по поводу различных явлений тем или иным способом, проникшим в Европу.

Наконец, к последней, четвертой группе сопоставляемыхявлений относятся те самые искомые крайности - «забытые» и «новоизобретённые». Так, например, открытие Америки и соколиная охота однозначно не имеют аналогов в древности. А виссон или технология построения римских дорог вышли из употребления и были впоследствии забыты. К этой группе, относятся также и те античные явления (мрамор, ряд металлов и нашатырь), которые в современную автору эпоху бытуют, по мнению автора, только в виде подделки.

В отличие от Зальмута Панчироли намеренно избегал религиозных, а вместе с ними и правовых вопросов. По его мнению, любые дискуссии о восприятия этих двух сфер «у древних не были лишены предубеждения»^{[7, I. P. A2]}. Поэтому, подводя итог первой части трактата Панчироли пишет: «в своем рассказе я не связывался с древними языческими суевериями, столь гнусными и пустыми, и не желал рассказывать о так часто меняющемся законодательстве. Я с сожалением отметил, что из-за таких сведений книга теряла свойственную ей содержательность. Нет сомнения, что мной пропущено что-то, что само по себе заслуживает размышлений. Однако, я счел, что будет достаточно, даже того, что я в силу этого по крайней мере коснулся важнейших моментов»^{[7, I. P. 751-752]}. Отказ Панчироли вступать в дискуссию по столь животрепещущим вопросам сам по себе интересен. В такой интерпретации античное общество было лишено присущих ему значимых социальных атрибутов и духовной жизни как таковой, а самое главное лишено уязвимости. Во-первых, отсекая ключевые спорные аспекты в рассмотрении античности, Панчироли избавлялся от критики целого ряда неактуальных для него вопросов, из которых он и не стремился извлечь выгоду «знания». А, во-вторых, он получал сухой остаток для сопоставления качественных отличий прошлого и настоящего и таким образом вводил в научный оборот идею о рациональности и объективности суждений как определенную ценность и условие работы

В трактате «Две книги о достопамятных вещах» Гвидо Панчироли показал себя не только талантливым правоведом, но и выдающимся историком. В основе его работы лежит неиссякаемый интерес к тому, как изменяется в исторической перспективе доступное людям знание, а вместе с ним и окружающая действительность. По инициативе своего покровителя Эммануила Филиберта Панчироли попытался обратить решение этой комплексной проблемы в противопоставление одного качественно завершенного периоду античности - другому, средневековому, к которому принадлежал по своему внутреннему ощущению сам.

При этом совокупный опыт обеих культурных традиций обладал неоспоримой ценностью. Через обращение к «забытому» и «утраченному» феномену автору удавалось придать его гласности, привлечь к нему внимание, что в совокупности давало надежду на возможность возрождения. «Новые» изобретения, ставшие так или иначе частью европейской традиции, олицетворяли приращение знания. Их обнаружение становилось очередным подтверждением того, что действительность пластична и подвержена не только забвению, но обновлению.

Вместе с тем, необходимость преодолеть множество возникших противоречий заставляла по-новому оценивать получившийся результат. Обмен опытом с коллегами, постоянные обсуждения в кругу «посвященных» постепенно размывали границы между двумя заданными крайностями. За счет этого особое значение обретал процесс передачи или утраты знания, который в интерпретации автора был ограничен исключительно исторической конъюнктурой.