Философские традиции российских регионов: прошлое, настоящее, будущее (МАТЕРИАЛЫ КРУГЛОГО СТОЛА)

Яркова Елена Николаевна ORCID: 0000-0002-8914-2333 доктор философских наук профессор кафедры философии Тюменского государственного университета 625003, Россия, Тюменская область, г. Тюмень, ул. Володарского, 6 Yarkova Elena Nikolaevna Doctor of Philosophy Professor of the Department of Philosophy of Tyumen State University 625003, Russia, Tyumenskaya oblast', g. Tyumen', st. Volodarskogo, 6. e.n.yarkova@utmn.ru Другие публикации этого автора     Черникова Ирина Васильевна ORCID: 0000-0001-8120-4889 доктор философских наук заведующая кафедрой философии и методологии науки Томского государственного университета 634050, Россия, г. Томск, ул. Ленина, 36 Chernikova Irina Vasil'evna Doctor of Philosophy Head of the Department of Philosophy and Methodology of Science of Tomsk State University 634050, Russia, g. Tomsk, st. Lenina, 36. chernic@mail.tsu.ru Диев Владимир Серафимович ORCID: 0000-0003-0277-7027 доктор философских наук директор Института философии и права Новосибирского государственного университета, ведущий научный сотрудник Института философии и права Сибирского отделения Российской академии наук 630090, Россия, г. Новосибирск, ул. Пирогова, 1 Diev Vladimir Serafimovich Doctor of Philosophy Director of the Institute of Philosophy and Law of Novosibirsk State University, Leading Researcher at the Institute of Philosophy and Law of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences 630090, Russia, g. Novosibirsk, st. Pirogova, 1. diev@smile.nsu.ru Закс Лев Абрамович ORCID: 0000-0003-1219-3404 доктор философских наук заведующий кафедрой истории философии, философской антропологии, эстетики и теории культуры Уральского федерального университета, ректор Екатеринбургского гуманитарного университета 620002, Россия, г. Екатеринбург, ул. Мира, 19 Zaks Lev Abramovich Doctor of Philosophy Head of the Department of History of Philosophy, Philosophical Anthropology, Aesthetics and Theory of Culture of the Ural Federal University, Rector of the Yekaterinburg Humanitarian University 620002, Russia, g. Ekaterinburg, st. Mira, 19. u4345laz@gmail.com Кудашов Вячеслав Иванович ORCID: 0000-0001-7009-8179 доктор философских наук заведующий кафедрой философии Сибирского федерального университета, профессор кафедры философии и социально-гуманитарных наук Красноярского государственного медицинского университет им. В. Ф. Войно-Ясенецкого. 660041, Россия, г. Красноярск, пр. Свободный, 79 Kudashov Vyacheslav Ivanovich Doctor of Philosophy Head of the Department of Philosophy of the Siberian Federal University, Professor of the Department of Philosophy and Social and Humanitarian Sciences of the Krasnoyarsk State Medical University named after V. F. Voino-Yasenetsky. 660041, Russia, g. Krasnoyarsk, av. Svobodnyi, 79. vkudashov@mail.ru Дягилева Татьяна Владимировна ORCID: 0000-0002-7849-4667 доктор философских наук доцент кафедры гуманитарных наук и технологий Тюменского индустриального университета 625000, Россия, г. Тюмень, ул. Володарского, 38 Dyagileva Tat'yana Vladimirovna Doctor of Philosophy Associate Professor of the Department of Humanities and Technologies of Tyumen Industrial University 625000, Russia, g. Tyumen', st. Volodarskogo, 38 LazutinaTV@yandex.ru Другие публикации этого автора

Михайлов Иван Сергеевич ORCID: 0000-0002-1749-1526 ассистент кафедры гуманитарных наук и технологий Тюменского индустриального университета 625000, Россия, г. Тюмень, ул. Володарского, 38, оф. - Mikhailov Ivan Sergeevich Assistant of the Department of Humanities and Technologies of Tyumen Industrial University 625000, Russia, g. Tyumen', st. Volodarskogo, 38. mikhailovis.tiu@yandex.ru

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Тюменской области в рамках научного проекта № 20-411-720003. Funding: the research was fundid by RFBR and Tyumen Region, number 20-411-720003

Введение

История российской философии представляет собой обширный и чрезвычайно разветвленный раздел философского знания. Вместе с тем в его пространстве имеются некие лакуны, связанные с такой, несомненно, актуальной тематикой, как философские традиции российских регионов. Подобное положение вещей вполне объяснимо – длительное время российская философия рассматривалась как явление общенациональное, внутренне однородное. Соответственно, уделом философских традиций российских регионов было ограничение их изучения рамками краеведения. Разумеется, такой подход существенно сужает представления о философской культуре России, путях и закономерностях развития российской философской мысли. Изучение философских традиций российских регионов представляется актуальным в перспективе понимания как движущих сил развития философского знания, так и точек роста человеческого капитала России.

Е.Н. Яркова: Уважаемые коллеги! Сегодня мы собрались для того, чтобы обсудить проблемы, связанные с исследованиями философских традиций российских регионов. Обращаясь к изучению тюменской этико-философской традиции группа исследователей, чья инициатива была поддержана грантом РФФИ*, столкнулась со значительными трудностями, связанными главным образом с методологией ее изучения. В прошлом году мы проводили круглый стол с приглашением ведущих философов России А. А. Гусейнова, Р. Г. Апресяна, который оказался чрезвычайно интересным и полезным для нашего исследовательского коллектива ^[1]. В этом году мы решили провести еще один круглый стол и привлечь к его участию философскую элиту российских регионов: Томска, Новосибирска, Красноярска, Екатеринбурга. Мы сформулировали вопросы для обсуждения:

1. Что означает понятие «философская традиция»? Можно ли говорить о философских традициях российских регионов?

2. Как и почему возникали философские традиции в российских регионах?

3. Каким образом региональная и общероссийская социокультурная ситуация влияла на становление и развитие философских традиций в российских регионах?

4. Какую роль играют философские традиции в жизни регионов и страны? Насколько они значимы для развития отечественной философии?

5. Как соотносятся философские традиции российских регионов с такими явлениями в науке, как «научный провинциализм» (псевдонаучная имитация столичных научных образцов), «туземная наука» (локально-замкнутая псевдонаука)?

Думаю, логично будет первое слово предоставить знатоку томской философской традиции Ирине Васильевне Черниковой ^[2].

И.В. Черникова: Позвольте обратиться к первому из обозначенных для обсуждения вопросов: что означает понятие «философская традиция» и можно ли говорить о философских традициях российских регионов? Исходя из общей трактовки традиции как сложившейся и передаваемой системы образцов, норм, правил, понятие «философская традиция», на мой взгляд, соотносится с понятием «школа». По крайней мере, формирование философской традиции обусловлено наличием школы, которая за этой традицией стоит. И тогда вопрос о наличии философских традиций в российских регионах становится вопросом о наличии философских школ в этих регионах. Думаю, эти школы в регионах есть. Я представляю Томский университет. Это старейший, первый за Уралом университет, основанный в 1878 году. Уже в самом начале двадцатого века профессора Томского университета читали курсы, связанные с философией. Например, профессор кафедры ботаники В. В. Сапожников читал курс философии естествознания. Но если говорить о формировании томской философской школы, то ее начало было положено П. В. Копниным – философом мирового уровня, специалистом в области логики и методологии науки, который с 1947 по 1955 год работал в Томском университете, а в 1968 году стал директором Института философии АН СССР. Будучи заведующим кафедрой философии Томского университета, Копнин привлекал к занятиям философией выпускников разных факультетов. Он предпринимал серьезные усилия по созданию философского факультета. По инициативе Копнина удалось открыть философское отделение на базе историко-филологического факультета. Именно Копнин определил логику и методологию науки как приоритетное направление исследований томских философов. Последователями Копнина стали известные сегодня философы: А. К. Сухотин, А. И. Уваров, Ф. А. Селиванов, Л. В. Алякринский, Г. М. Иванов и др.

Разговор о философской традиции в Томском университете – это прежде всего разговор о людях, которые эту традицию создавали, развивали и передавали своим ученикам.

С отъездом из Томска П. В. Копнина лидером томской школы логики и методологии науки становится А. И. Уваров. В 60-е годы философское отделение историко-филологического факультета Томского университета превращается в место бурных философских дискуссий, где царит атмосфера творческого поиска, основу которого составляет диалог философии и конкретных наук. Под руководством А. И. Уварова защищаются диссертации по логике и методологии различных отраслей научного знания: В. В. Чешев (философия техники), М. П. Завьялова, Е. С. Ляхович, Ю. В. Петров (философия истории), В. М. Гительсон (философия физики). Создается ежегодный выпуск сборника статей «Логика и методология науки».

В 1970 году общеуниверситетскую кафедру философии возглавил А. К. Сухотин, который делает весомый вклад в дело развития томской философской школы логики и методологии науки. Сухотин подчеркивал, что философствовать нужно не на «пустом месте», а на конкретно-научном материале. Он активно привлекал на кафедру философии способных студентов с разных факультетов. Так, например, в семидесятые в аспирантуру на кафедру философии поступили четверо выпускников механико-математического факультета, впоследствии ставшие докторами философских наук. Среди них и ваш покорный слуга. И что важно, все мы занимались проблемами методологии науки с учетом базового образования. Организовывались регулярные конференции по методологии науки, публиковались сборники статей, проводились «Копнинские чтения», защищались диссертации. Это и характеризует работу научной школы и может рассматриваться как проявление философской традиции.

Не могу не упомянуть еще одного очень важного для томской философии человека – К. П. Ярошевского. Это был широко эрудированный мыслитель. В Томском университете он дал начало таким областям философского знания, как этика и эстетика. Под его руководством была создана соответствующая кафедра, организован диссертационный совет, защищено более сорока диссертаций. Теперь уместно задать вопрос: традиция – это одна школа, внутри которой взращиваются специалисты одного направления? Отвечая на этот вопрос, я бы сказала – нет. Зарождающаяся традиция философствования, как и сама философия, не может быть одномерной. Когда в 1987 году в Томском университете был открыт философский факультет, то именно благодаря уже имеющимся наработкам в исследовательской и преподавательской деятельности были созданы различные философские кафедры. Кстати, в этом году философский факультет Томского университета будет отмечать 35-летие. Школа логики и методологии науки сегодня существует и продолжает развиваться, только уже в новых тематизациях. Так, например, кафедра философии и методологии науки, которую я сейчас возглавляю, занимается исследованиями постнеклассической науки, технонауки. На кафедре истории философии и логики получило развитие направление аналитической философии. Вместе с тем гносеологическая проблематика как глубинное философское течение существует и сегодня на всех философских кафедрах. Ну вот, пожалуй, то основное, что я хотела сказать, отвечая на первый вопрос – можно ли говорить о философских традициях регионов, и на второй – как они возникают? Возникают, как было показано, благодаря тем людям, которые оказывались в университетах на местах. Формирование томской философской традиции было связано с деятельностью в Томском университете П. В. Копнина, К. П. Ярошевского, А. И. Уварова, А. К. Сухотина. Именно эти философы заложили фундамент томской философской школы и традиции.

Е.Н. Яркова: Конечно, роль личности, «личностного знания» (М. Полани) в процессах формирования философских традиций трудно преувеличить. Но, вероятно, какое-то значение имеет и региональная социокультурная ситуация. Например, в Томске во второй половине XIX века был создан Технологический институт (Томский политехнический университет) – исторически четвертый технический вуз в России и первый в ее азиатской части. Томск развивался как образовательный и научный центр. Здесь была и есть сильнейшая в нашей стране политехническая научная школа. Возможно, это повлияло на то, что в этом регионе на передний план выдвигается такое направление философских исследований, как логика и методология науки?

И.В. Черникова: Конечно, в Томске много научных школ, но мы же говорим о философских традициях и школах. Пока не было философского факультета, нужно было выращивать кадры, опираясь на людей, которые получили базовое образование по различным отраслям науки: химии, истории, математики. Я, например, закончила механико-математический факультет, а в аспирантуру поступила на кафедру философии. Нам приходилось получать философское образование уже в ходе учебы в аспирантуре. С конца семидесятых и на протяжении восьмидесятых годов ИФ АН СССР регулярно, раз в два года организовывал школы молодых философов, в рамках которых лекции читали ведущие философы России: В. С. Степин, И. Т. Фролов, В. А. Лекторский, В. М. Межуев, Р. С. Карпинская, В. С. Швырев, Л. Б. Баженов, Е. А. Мамчур, Н. В. Мотрошилова, Л. А. Микешина и другие. Это были в основном сотрудники Института Философии, но и не только. Например, были лекции К. А. Свасьяна, М. В. Поповича, В. И. Шинкарука и других известных философов из различных республик Советского Союза. Я бесконечно благодарна судьбе за эти школы и, конечно, всем, кто их организовывал.

Е.Н. Яркова: Да, невозможно не согласиться, что рассматривать процессы формирования философских традиций российских регионов в отрыве от российской философской традиции в целом бесперспективно. Здесь подходит определение российской философии как фрактального объекта, части которого изоморфны целому. Однако, продолжая наш разговор о философских традициях российских регионов, я хотела бы предоставить слово Владимиру Серафимовичу Диеву, философу, который приложил немалые усилия для развития философских традиций российских регионов, к тому же сам стоял у истоков новосибирской философской традиции ^[3].

В.С. Диев: Хочу начать с ответа на пятый вопрос и, отвечая на него, хочу выразить свое отношение к философии и обсуждаемым проблемам круглого стола. В последние годы широкую известность получила статья двух авторов М. Соколова и К. Титаева «Провинциальная и туземная наука». Мне понадобятся две цитаты из этой статьи. Но предварительно хочу высказать простой тезис о том, что нужно различать явление и модель, которая описывает это явление. Просто иногда случается так, что человек вместо самого явления видит свою модель.

Первая цитата звучит так: «Для нас здесь важно то, что определенные таким образом туземная и провинциальная наука представляют собой идеальные типы, абстракции моделей поведения. Их подобия сами собой возникают во всех национальных академических мирах, кроме того мира, который в данную историческую эпоху обладает интеллектуальной гегемонией и становится столицей. К нему провинциалы хотели бы ощутить свою причастность, а туземцы хотели бы забыть» ^{[4, С. 252]}.

В естествознании выделение столичной и провинциальной науки, простите за тавтологию, вполне естественно. Если у тебя нет коллайдера, то ты не можешь быть на переднем крае исследований бозона Хиггса. Точно так же, как если у тебя нет электронного микроскопа за миллион долларов, то невозможно провести необходимые наблюдения.

И вторая цитата из упомянутой статьи, в которой показано, что престиж аспирантских программ в американской социологии значительно в большей мере зависит от престижа университетов, в которых они локализованы, чем от продуктивности их преподавателей. Вот эта фраза: «Престиж университета, в свою очередь, зависит, прежде всего, от доминирования в сфере естественных наук. Принстонские социологи могут перестать публиковаться вовсе, не ставя положение своего департамента под угрозу, поскольку Эйнштейн уже сделал за них всю работу»^{[4, С.251]}. Прекрасно!

Я исхожу из того, что философия не является наукой. Она не является наукой по многим основаниям. Нет экспериментов, нет повторяемости результатов – это понятно, но такого нет и в математике. На мой взгляд, два главных отличия философии от науки: во-первых, философия не развивается кумулятивно; во-вторых, в философии нет переднего края исследований или, как сейчас принято говорить, фронтира. Тем не менее многим кажется, что философия — это наука, и к ней можно подходить соответственно. Возникает естественный вопрос: а можно ли применять подход Соколова-Титаева к философии? Отвечу: можно. Но еще лучше применить его к футболу. Есть столичный футбол в Англии, Бразилии и Аргентине, а кроме него – провинциальный и т.д. Поэтому я хочу сказать, что применять подход Соколова-Титаева к философии можно, но с определенной оговоркой, помня, что философия наукой не является. В этом, кстати, нет ничего плохого. Например, любовь между мужчиной и женщиной ведь тоже не наука, да? Но ничего страшного. А чем туземная любовь хуже столичной? Ничем не хуже. Может быть, там еще больше страсти, эмоций и т.д. А я хочу напомнить, что философия — это любовь к мудрости.

У Бертрана Рассела есть определение философии как «ничейной земли», которая находится между теологией, где все ясно, где создателем человека считается Бог, и наукой, которая до сих пор не может объяснить, как появился человек. И вот те проблемы, на которые нет ответов ни у науки, ни у теологии, – это и есть проблемы философии. Философия занимается философскими проблемами.

Для меня в этом определении очень важно, что граница между наукой и философией всегда смещается. Я достаточно много занимался проблемой случайности, неопределенности. Эта проблема восходит к Демокриту и Эпикуру. Есть ли объективная случайность? Где находится случайность? Она находится во внешнем мире или в моей голове? И вот этой проблеме было более двух тысяч лет. И только в двадцатом веке благодаря достижениям квантовой физики было доказано, что существует объективная неопределенность и объективная случайность. Я имею в виду принцип неопределенности Гейзенберга и опыты Смолуховского. Таким образом, проблема перестала быть философской, стала научной, и наука на нее дала ответ. Наука и философия тесно взаимосвязаны, но отождествлять их никоим образом нельзя.

Е.Н. Яркова: Здесь я с Вами абсолютно согласна. Ну а как насчет философских традиций?

В.С. Диев: Что такое философская традиция, я не знаю. Точнее, как говорил Августин Блаженный: «Пока меня не спрашивают, я знаю». Как только я начинаю отвечать, тут же я уже не понимаю, что это такое.

Перефразируя Льва Николаевича Толстого, хочу сказать, что все факультеты, все традиции образуются по-разному. И вот я на правах рекламы хочу сообщить, что в будущем году философскому факультету НГУ исполняется тридцать лет. В Новосибирске будем проводить очередной Сибирский философский семинар, посвященный этому событию в мае 2023 года. И так случилось, что вот из этих тридцати лет двадцать восемь лет без первых двух я был деканом философского факультета. Основателем философского факультета в Новосибирском университете является выдающийся российский математик, академик Ю. Л. Ершов. Тридцать лет назад Ю. Л. Ершов был ректором нашего университета. Тем не менее открытие философского факультета столкнулось с определенными трудностями. Когда Ю. Л. Ершов вынес вопрос об открытии факультета на Ученый совет университета – его не поддержали! Наш университет имел и имеет ярко выраженную естественно-научную направленность, и открытие факультета гуманитарной направленности было встречено весьма сдержано. Только спустя несколько месяцев, на заседании Ученого совета, 13 мая 1993 года, все-таки было принято решение открыть философский факультет, причем только на уровне магистратуры. Поэтому я и хочу сказать, что все традиции возникают по-разному. Ирина Васильевна, конечно, замечательно рассказала о школах. Но не всегда создаются школы. То есть школа предполагает все-таки последователей, поколения учеников и так далее. Например, есть человек, который занимается философией математики. Может быть, у него один ученик, и все. То есть нельзя говорить о школе. Но проблемы остаются. Ну и, конечно, более широкое рабочее определение. На основе целей, ценностей, стандартов поведения формируются те подходы, которые… эта традиция хранит и транслирует членам организации. Пока лучшее определение предложить не могу.

Е.Н. Яркова: Нет, нет, как раз нам очень подойдет это определение.

В.С. Диев: Если говорить коротко, то традиция – это люди и проблемы. Хочу напомнить о хорошей традиции проводить философские конгрессы, как всемирные, так и российские. Хочу напомнить, что 26-28 мая в Москве состоится Восьмой Российский философский конгресс. Он имеет прямое отношение к нашей сегодняшней теме.

Конгресс посвящен философии в полицентричном мире и 100-летию А. А. Зиновьева. В рамках конгресса планируется проведение панельной дискуссии на тему «Философия и общество в России». Модераторами этой дискуссии выступают А.А. Гусейнов и А.В. Смирнов. Организаторы выбрали региональный принцип, чтобы были представлены разные регионы нашей страны: Владивосток, Новосибирск, Екатеринбург, Ростов, Казань, Архангельск и т.д. Согласен с таким подходом и уверен – очень важна региональная специфика, которая служит источником развития и украшает нашу российскую философию.

Е.Н. Яркова: Когда слушаешь Вас, Владимир Серафимович, просто такое ощущение, что крылья за плечами вырастают. Всем наскучила позиция национального самоуничижения. Но у нас есть еще один очень харизматичный оратор, представитель екатеринбургской философской традиции Лев Абрамович Закс ^[5]. Слово ему.

Л.А. Закс: Я позволю себе остановиться на втором и третьем вопросе. Я тоже хотел было заняться определением философской традиции, но потом понял, что не надо. Есть знаменитое определение Э. С. Маркарьяна ^{[6, С.87]}. Что тут выдумывать. Тем не менее я хотел бы сказать несколько слов относительно неких общих вещей. Последние годы я не только философ, но и культуролог. Причем основная моя специализация – культурологическая эстетика. В этом плане я продукт, так сказать, своего региона. Мне кажется, что философия, в которой действительно что-то есть от науки, все же самостоятельная форма духовного освоения мира. В этом плане то, что мы называем традициями, применительно к ней действительно специфицируется. И вот в чем видится существенный момент этой специфики. Есть большие сферы социокультурной жизни, где традиции существуют как некие спонтанные, почти бессознательно функционирующие структуры воспроизводства определенной активности людей и групп, определенных отношений, определенных порядков. Э. С. Маркарян, определяя традиции, подчеркивает стереотипизацию сохраняемого ими опыта. Здесь и момент бессознательности важен, и момент привычки ^{[6, С.87]}. Коллективы привыкают действовать определенным образом. Эта привычка передается через ценностные и технические механизмы следующим поколениям, и так они воспроизводятся.

А вот философия, мне кажется, как раз характеризуется именно тем, что в ней этот спонтанно-привычный методологический и технологический пласт все время корректируется, подправляется, переделывается, переформатируется философской рефлексией. То есть мы имеем дело с субъектами традиций, которые все время знают, осознают наличие/присутствие традиции. Это те сороконожки, которые знают, как они ходят. Для них это очень важно, потому что речь идет не только о самокоррекции, но и о некоторых корреляциях того, что делают философы, с тем, что делает «их» мир: общество, культура и т.д. Поскольку это важно, то рефлексивная «аппаратура» философа все время настроена на эту корректирующую традицию, реальность. Уместно вспомнить также мысль Маркса, что философия – это квинтэссенция культуры. А потому философов переполняет гордость и ответственность за все, что происходит в мире. Они уже даже не сороконожки, а «Змеи Горынычи» с восемнадцатью головами. И некоторые из этих голов рефлексируют. Не всегда, кстати говоря, удачно. Почему? Потому что рефлексия тоже имеет свои исторические границы. Философы склонны думать, что если все остальные не понимают, что происходит, то философы точно понимают. Но я, как очень большой сторонник теоремы Геделя, исхожу из того, что и в философии то же самое: есть те исходные посылки-основания, которые мы осознавать и понимать не можем. А станет это понятно, когда нас не будет. А потом про нас скажут: вот откуда они «прыгали», но сами не знали, что «прыгали» оттуда.

Поэтому я просто перейду от теории к истории. Опыт нашего замечательного города Екатеринбурга, бывшего Свердловска, чрезвычайно интересен. Мне кажется, что до философского факультета настоящей философии в нашем городе не было. Была абсолютно идеологически заточенная система марксизма-ленинизма, во главе которой стояли достаточно влиятельные люди. Например, советский философ и партийный работник М. Т. Иовчук, которого потом забрали на работу в Москву, в Академию общественных наук. Такого рода деятели, конечно, абсолютно не занимались собственно философией. Это была идеология в философской, очень каноничной оболочке: немножко источников, немножко составных частей и схоластическое обсасывание решений партийных съездов. Вот и вся «наука».

И тут третий вопрос ваш очень важен, потому что он об исторических обстоятельствах, о контексте, о стимулах для появления философии. Как и по всей стране, у нас в городе таким стимулом стала эпоха оттепели, эпоха шестидесятничества. Это была эпоха своего рода Ренессанса, с одной стороны – романтических идей социализма, с другой стороны – идеи мировой культуры. Надо сказать, что мы были все-таки очень изолированы многие годы от главных направлений мирового культурного развития. А здесь вдруг все изменилось. Как это произошло?

Начну с того, что в Екатеринбурге (Свердловске) как в одном из мощных центров советской индустриализации, еще до войны начали формироваться крупные естественно-научные школы. Например, школа физики металлов, физики магнетизма академика С. В. Вонсовского; школа математики академика Н. Н. Красовского; школа популяционной экологии С. С. Шварца; школа радиационной генетики Н. Н. Тимофеева-Ресовского.

Почему я об этом говорю? Парадокс заключается в том, что всех этих людей, возможно, потому, что такова была тогда наша философия, совершенно не интересовала философия. Наверное, Тимофеев-Ресовский был бы не прочь пофилософствовать, но философствовать с идеологами, именовавшими себя философами, ему было, конечно, неинтересно. Тем не менее диалектика заключается в том, что внутри территории, занятой людьми идеологического «разлива», начинают появляться люди, не зацикленные на идеологии, читающие, думающие, осознающие необходимость настоящей профессиональной философии. И вот появился такой человек – М. Н. Руткевич. Он был фронтовиком, учеником и даже другом Иовчука. Будучи абсолютно советским человеком, он отходит от практики репрезентации идеологических шаблонов и начинает заниматься фундаментальными философскими проблемами онтологии, теории познания, эпистемологии. Интересная подробность: поскольку сам Руткевич по образованию был физик, а профессиональных философов ему негде было взять, он стал подбирать людей с таким же примерно бэкграундом. Так он нашел И. Я. Лойфмана, который тоже был физиком. Парадокс заключается в том, что и Руткевич, и Лойфман, будучи физиками, стали отходить от проблем собственно физики и обращаться к проблемам мировоззрения, методологии и, что интересно, проблемам аксиологии. Тогда началось развитие аксиологического подхода в эстетике и этике. Этим занимался Л. М. Архангельский.

Я могу сказать абсолютно уверено, что философия в Екатеринбурге (Свердловске) началась вместе с философским факультетом. Первый набор на факультет был сделан в 1965 году. Это было в недрах, как сказал Владимир Серафимович, исторического факультета. Но это было, условно говоря, искусственное оплодотворение, не внутри историков родилась философия. А вот когда я поступил в 1966 году в университет, то это уже был самостоятельный факультет. И если говорить о традициях, то на этом факультете складывается одна из чрезвычайно импонирующих мне традиций – традиция культивирования разнообразия. Причем разнообразия не только дисциплинарного или субдисциплинарного, но и концептуально-методологического. Не смотря на свои очень конкретные интересы (ленинская теория отражения) первый декан философского факультета М. Н. Руткевич способствовал развитию этого разнообразия. И это было очень важно.

Не менее важно для философии, как и вообще для всякого творческого дела, присутствие индивидуальности. Преподаватели философского факультета были, возможно, не конгениальными по своему креативному потенциалу, но чрезвычайно самобытными людьми. Обнаружилось, что они к философии относятся не как к делу идеологическому, но как к делу профессиональному. Получилось так, что на факультете возникло сразу несколько таких гнездышек, где культивировалась философия. При этом был еще прицел на молодежь. Почему? Потому что для философского факультета надо было формировать профессиональных философов. Сегодня выпускники этого философского факультета составляют его кадровую основу.

И тут я скажу про свой профиль. В 60-е годы в русле всеобщего интеллектуального подъема в нашей стране начинает развиваться такой раздел философского знания как эстетика. Эстетика получает развитие в разных регионах: в Москве – М. Ф. Овсянников, А. Н. Илиади, Ю. Б. Борев, С. Х. Раппопорт, в Ленинграде – М. С. Каган и его школа, в Тарту – Л. Н. Столович. Они все приезжали к нам. У нас возникла очень хорошая эстетическая среда. И очень важно было то, что эти эстетики пошли по пути отказа от прежних догматических концепций, например, натурализма в эстетике. Они стали развивать аксиологическую эстетику. При этом они понимали ценностные отношения и ценности по-разному. И это тоже было важно. Почему? Потому что это рождало постоянные споры, постоянные дискуссии, постоянный обмен мнениями. Они очень активно работали, писали, публиковались, выступали. К нам приезжал М. С. Каган. Когда он написал книгу «Морфология искусства» ^[7], то прочитал спецкурс по этой книге. Потом он стал заниматься систематизацией человеческой деятельности и прочитал такой спецкурс. Спецкурсы по эстетике читали Л. Н. Столович, А. Н. Илиади, С. Х. Раппопорт. И это привело к тому, что у нас образовалась большая группа исследователей, которая специализировалась по эстетике. При этом надо отдать должное моему учителю А. Ф. Еремееву, что он никогда не заставлял нас заниматься тем, чем занимался сам. То есть возникла эстетика многоаспектная, многоголосая, полиметодологическая. Кто-то ориентировался на классическое искусство, кто-то на современное, кто-то на эстетическое воспитание, кто-то еще на какие-то вещи. Короче говоря, вот это сочетание самобытности Еремеева, очень творческого человека, и влияние контекста – оживление эстетики – сыграло решающую роль в моей философской судьбе.

Надо сказать, что в Екатеринбурге (Свердловске) параллельно школе Руткевича (школе философского факультета) была другая, очень интересная школа – школа социальной философии Г. В. Мокроносова, который работал в УПИ и был заведующим кафедрой философии. Там работали А. М. Мосоров и один из крупнейших наших социальных мыслителей В. Е. Кемеров. И это была тоже очень интересная струя, которая влияла на нас, а мы влияли на нее. И я позволю себе сказать, что там, где есть множество, там, где есть разнообразие, там, где есть конкуренция, там, где есть свобода выбора, там есть развитие. Там, где есть догматизм, там, где есть искусственное ограничение, там, где невозможен полет фантазии, там есть только стагнация. И в этом плане мне кажется, что вопрос о традиции на сегодняшний день еще открыт. Я бы не торопился с выводами насчет традиции, которая имеет, что ни говорите, определенные устоявшиеся такие профили, колею, тематику и т.д. Мне нравится, что мы находимся в состоянии не засклеротизированных традиций. Это такая не перебродившая живая масса, несмотря на то, что философскому факультету уже более пятидесяти лет.

Тут я буду двигаться к концу и скажу такую проблемную вещь: мы сегодня испытываем состояние некоторого если не тупика, то проблематичности нашего будущего. Почему? Жизнь забросила очень многих талантливых философов в другие сферы, в бизнес, в менеджмент, в рекламу, в пиар – куда угодно. Сегодня другие ценностные ориентации у молодежи. Их очень интересует возможность карьеры, их очень интересует возможность каких-то разнообразных проектов и многого, многого другого. И наши академические, такие спокойные, глубокие формы творчества для них недостаточно динамичны. Поэтому я заканчиваю знаком вопроса. Будущее философских традиций, мне кажется, сегодня под вопросом.

Е.Н. Яркова: Спасибо, Лев Абрамович! Коллеги, не знаю почему, но слушая вот этот общий ваш исторический нарратив, посвященный описанию философских традиций российских регионов, я испытываю переживание, близкое к потрясению. Возможно, это связано с тем, что за этими сюжетами стоят такие разные судьбы, таких разных людей. У нас есть еще выступление представителя красноярской философской традиции Вячеслава Ивановича Кудашова ^[8]. Так сложилось, что это выступление пришлось поставить ближе к концу круглого стола, за что я хочу извиниться.

В.И. Кудашов: Елена Николаевна, спасибо большое. И здесь нет особого смысла извиняться, ведь вполне исторически закономерно, что красноярский философ выступает после других. Если рассматривать, так сказать, историко-культурную ситуацию, то красноярская философия и институализирована позже, и менее известна, и имеет меньше ярких, значимых имен. Сегодня у нас около половины преподавателей – это выпускники философского факультета Уральского госуниверситета. Раньше, до 90-х годов, это были выпускники Московского и Ленинградского университетов. С 2006 года в Красноярске был открыт свой, правда, историко-философский факультет, который просуществовал автономно не очень долго. Я лично деканом был всего два года. Сейчас у нас просто огромная кафедра философии, хотя выпускников, специалистов и бакалавров достаточно много. Магистратуру, правда, мы по разным причинам открыть не можем. Аспирантура работает давно и очень успешно. Диссертационный совет по философии стабильно работает, много соискателей своих и иногородних. То есть формируется не красноярская философская школа, а красноярское философское сообщество.

Почему словосочетание «региональная философия» имеет какой-то своеобразный оттенок вторичности? Во многом это связано с историческими особенностями нашего чрезмерно централизованного государства. Хоть оно и называется у нас Федерацией, по сути, остается империей. И так уж сложилось, что Московский университет в этом смысле является доминирующим. Российское философское общество делает попытки поддерживать регионы. Это правильная политика, но при такой чрезмерной централизации это практически невозможно сделать. Всегда остаются регионы, провинции, «туземцы». Владимир Серафимович уже начал с отсылки к известной статье. Мы ее давно уже разбирали. Если интересно, можете посмотреть новосибирский журнал «Идеи и идеалы» с целой подборкой статей по этой теме ^[8]. Ее начал новосибирский философ Н. С. Розов с идеи сибирской философии, со ссылки к этим концептам туземной и провинциальной философии. Мы с моим докторантом написали свою статью в ответ ^[10]. Я не буду повторять ее тезисы, но главная идея заключается в том, что, на наш взгляд, сама постановка вопросов чрезмерно социологизирована, что есть некая столичная философия, даже если эта столичность не в нашей стране, а где-то в Европе, в США. И мы должны следовать, например, аналитической философии. Здесь в этом смысле очень хорошими «провинциалами» являются томичи и новосибирцы. А Красноярск, Иркутск, Барнаул, Омск, Кемерово в этом смысле являются «туземцами». У нас даже был такой «туземный» философ Н.М. Чуринов. Его самобытные идеи продвигали возглавляемые им диссовет и кафедра философии в аэрокосмическом университете.

Еще одна историческая специфика нашей страны: практически до 1991 года Красноярск – это военно-промышленный город, который был закрыт, и почти никаких контактов с внешним миром не было. Иностранцы ограничивались поездкой на Столбы и проездом по Транссибирской магистрали. Вот с 1990 годов город открылся и, соответственно, появилась возможность для свободного философствования. Много людей стали защищаться сначала в других городах. Лично я защищался в Иркутске. Появилась возможность для свободной, открытой философии. И возникает вопрос: сложилась ли философская традиция в Красноярске?

На мой взгляд, может быть полезным рассуждение по поводу самого понятия «традиция» и можно ли им описывать всю живую сибирскую и красноярскую философию? У нас, конечно, есть свои, так сказать, отцы-основатели, мы их чтим, но они для нас не абсолютные образцы как теоретики и методологи, а больше духовно-нравственные ориентиры. Это В. Ф. Голосов — первый красноярский доктор философских наук, который стал заведующим кафедрой старейшего педагогического университета. Его преемник А. М. Гендин (учеником которого я могу считаться, так это записано в Википедии, во всяком случае), возглавлял кафедру вплоть до самой смерти в 2015 году. И, конечно, А. Я. Райбекас, который более тридцати лет заведовал кафедрой философии Красноярского госуниверситета. Университет у нас молодой, он фактически отпочковался от Новосибирского университета. Лидирующим было физико-математическое направление, но была и очень серьезная традиция философствования. А. Я. Райбекас был в хорошем смысле диаматчиком, занимался теорией свойства, вещи, отношения, темами, связанными с логикой и философией науки. А. М. Гендин в большей степени занимался социально-философскими проблемами, его цитировали в США. Он разрабатывал теорию прогнозирования, прогностику. Но их идеи не получили такого развития, которое мы могли бы обозначить словом «школа» или «традиция».

Само понятие «традиция», как все знают, происходит от латинского tradere – переносить, передавать. Оно подразумевает в самом общем смысле три части в своей структуре. Во-первых, некоторого субъекта транслятора, который передает знания, навыки, способы видения мира. Во-вторых, субъекта реципиента, который принимает эти знания, навыки, способы видения мира. Наконец, в-третьих, объект передачи, содержание традиции. Кстати, в итальянском языке есть понятие, которое означает не того, кто передает, а того, кто предает, то есть один корень у слов «передатчик» и «предатель». Сама традиция заключает в себе возможность ее искажения. Мне кажется, что понятие «традиция», с одной стороны, адекватно ухватывает смысл передачи философской, любой интеллектуальной связи поколений. А с другой стороны, она содержит в себе возможности тройного искажения: на уровне того, кто транслирует некоторые смыслы, на уровне того, кто воспринимает эту трансляцию, и на уровне самого содержания этой трансляции. Важно при этом понимать, что субъект-транслятор сам по себе не может быть субъектом традиции, поскольку он становится основателем традиции только в том случае, когда кто-то ее принимает, ему необходимы какие-то ученики, последователи.

Вот так и получается, если уже брать наш исторически конкретный красноярский случай, что мы не можем сказать, что мы напрямую принимаем традиции наших уважаемых предшественников – Гендина, Райбекаса и др. Скорее всего, в Красноярске сложился плюрализм самых разных направлений, «многотемие» и «многометодологичность». У нас есть и аналитическая философия, и философия сознания. Исследуется, например, религиозное сознание. Профессор Е. Н. Викторук занимается проблемой профессиональной этики. Вокруг нее тоже складывается некоторая традиция. Хотя я бы воспользовался другим, созданным М. А. Розовым понятием – понятием «социальная эстафета». Мне кажется, понятие эстафеты в нашем случае лучше описывает рассматриваемые процессы – не как жесткий механизм передачи традиции, а как некоторое направление, где, возможно, эстафета будет передаваться от поколения к поколению философов с разными интересами.

Мне также кажется, что максимально точно определяют ситуацию развития философского сообщества и с социальной, и с когнитивной точки зрения понятия «сеть», «ризома». Мы подпитываемся идеями друг друга. Например, у нас достаточно давно существует красноярский философский семинар. С 1996 года он, несмотря ни на что, работает стабильно ежемесячно в Краевой научной библиотеке. Сейчас там же по субботам действует красноярский клуб «Енисей и Аполлон». Надо сказать, что не только профессиональные философы, но и художники, артисты, музыканты философствуют. Иногда утомляет их наивность, профессиональная неподготовленность, неумение оперировать конкретными концептами. Вместе тем это же развитие вот этой самой сети. Иногда там появляются новые интересные идеи, концепты, формы выражения философской мысли. Печатаются сборники, в том числе стихов. У меня была одна аспирантка, которая даже танцевала Ницше. Развиваются разные формы передачи мысли, передачи духовного содержания. Поэтому мы не можем говорить, что на красноярской земле совершенная философская пустыня в связи с историческими условиями, о которых я сказал. Тяга к духовности, к философии существует на разных уровнях, а не только на профессиональном. Не так много городов могут похвастаться такой длительной традицией работы философских семинаров, клубов на добровольной основе, это требует большого энтузиазма, времени, сил.

Ваш проект является очень многообещающим началом, которое описывает реальность региональных форм существования философской жизни в России. Она есть, она живет. Если бы ситуация в России сложилась более гармонично, допустим, как это было в США, где нет такого монополизирующего, стягивающего к себе и в какой-то степени от этой самой монополии загнивающего центра. В США есть Гарвард, есть Стэнфорд, есть Беркли (я называю университеты, где я лично был). И там ведь нет проблем столицы, периферии, провинции. Просто люди работают, каждый в своей школе мысли. Там множество журналов, мощная Американская философская ассоциация, которая включает в себя целый ряд направлений: есть свои ницшеанцы, кантианцы, марксисты...

И там нет ситуации, когда столица вынуждена искусственно создавать какие-то условия для того, чтобы в регионах проводились философские конференции или конгрессы. Вряд ли можно похвастаться, что у нас есть какие-то ресурсы для организации таких крупных мероприятий, как, например, всероссийские конгрессы. Но мы можем проводить, и этим занимаемся с Владимиром Серафимовичем уже много лет, Сибирский философский семинар. Я надеюсь, что Тюмень подключится к этому, ставшему уже традиционным с 2010 года мероприятию. И когда-нибудь в вашем славном городе мы проведем очередной семинар. Эти семинары, кстати, давно уже переросли рамки региональных, поскольку в них участвуют и иностранцы, и представители западных российских окраин, в том числе и города-героя Москвы. У нас даже была такая тема: есть ли вообще сибирская философия, стоит ли о ней говорить…

В.С. Диев: Это было в 2019 году.

В.И. Кудашев: Да-да. Или есть просто хорошая и плохая философия, и не нужно ей давать какие-то территориальные привязки. Наверное, философия должна быть хорошей, а от плохой нужно отказываться. Но, на мой взгляд, есть смысл рассуждать о региональной философии: новосибирской, тюменской, красноярской, сибирской. У нас есть свои имена, нам есть чем гордиться. У нас есть свои направления, книги, журналы, интересные публикации. Я не вижу какого-то низкого уровня в новосибирских, томских журналах. С удовольствием их читаю, как и журналы, которые издаются в Институте философии. Это наш ориентир. Пытались, конечно, сделать Красноярск «краем высокой культуры», это лозунг одного из наших бывших краевых начальников, П.С. Федирко, благодаря которому в 70-80 годы Красноярск продвинулся в плане многих культурных, спортивных достижений. Однако, как философы мы вряд ли можем похвастаться особыми достижениями. Я с этого начал и, видимо, этим буду заканчивать. Тем не менее мы вполне вписываемся в российский, международный и уж тем более сибирский контексты. И с большим удовольствием желали бы продолжить и ваш проект какими-то посильными высказываниями, идеями, частью из которых я с вами поделился.

Е.Н. Яркова: Да, вот сама идея регионального философского сообщества как такой подвижной сети, акторами которой являются не только профессиональные философы, но и философы-любители мне кажется очень сильной и достойной развития. Это тот случай, когда акторно-сетевая теория очень хорошо «ложится» на материал. Видимо, потому, что в момент формирования традиции или школы включаются механизмы сборки. Спасибо, Вячеслав Иванович, за интересную информацию к размышлению. Однако Ирина Васильевна хотела что-то добавить?

И.В. Черникова: Да, у нас остается еще вопрос, по которому никто из нас не высказался: какую роль играют философские традиции в жизни региона и страны, насколько они значимы для развития отечественной философии?

Думаю, что диалог между философскими школами регионов и философией в столице всегда был и есть. Мы уже сегодня использовали термины «ризома» и «сеть». Они хорошо отражают суть этого взаимодействия, характеризующего работу сложного организма. Возможно, у «философского организма» в России и есть центр. Думаю, что с этим нельзя не согласиться. Но и взаимодействие школ и традиций тоже есть. Особенно сегодня, когда в связи с пандемией все мы работаем в основном дистанционно (нет худа без добра). Зато есть возможность прямого участия в онлайн формате в семинарах, конференциях, проводимых секторами ИФ РАН, МГУ и другими вузами страны. У нас есть контакты с философами Петербурга, Москвы, это наши коллеги, с которыми мы взаимодействуем, подключаясь к любым интересующим нас семинарам и конференциям, это снимает пространственные границы. С другой стороны, те, кто работает в центре, не смотрит на нас как на представителей региональной или «туземной» философии, далеких от их уровня мышления. Нет, я такого никогда не испытывала в отношении себя и своих коллег. Связи у нас были и есть. Я думаю, что о региональной философии говорить можно, но только по территориальному признаку. Что касается традиции, фактически все, кто сегодня выступал, отметили одно: полиморфизм, многообразие форм реализации традиции.

Е.Н. Яркова: Хочу добавить о роли философской традиции. Как мне кажется, настоящая философская традиция – это еще и определенный профессиональный уровень. В определенном смысле она выступает как заслон от различного рода дилетантизма.

В.С. Диев: Я понял ваш тезис, поддерживаю. Считаю, что должен быть здоровый консерватизм… и, конечно, должны быть носители традиции, т. е. независимые люди, которые могут себе позволить сказать: «ты написал чепуху». Философия, как осетрина, либо хорошая, либо никакая. Полагаю, если есть «философское блюдо» и оно читается с интересом, вызывает эмоции – это хорошо. И неважно, это перевод с английского или же это наш оригинальный автор. Сегодня студент, работающий над курсовой, меня спросил: «Что считается философской работой? Каковы ее критерии?» Я ответил, что комиссия решит.

Е.Н. Яркова: Это конвенционализм.

В.С. Диев: Считаю, что очень важна роль экспертов. Должны быть независимые эксперты, которые не зависят от конъюнктуры, не держатся за место, а держатся за идею.

В.И. Кудашов: Поскольку мы, как сказала Ирина Васильевна, четвертый вопрос не раскрыли, хочу добавить свои соображения о роли философской традиции в жизни региона и в мировой традиции. На мой взгляд, традиция существует на двух уровнях. На первом, явном уровне, традиция представлена специалистами-исследователями, создающими философские тексты. А второй уровень – это «неявная традиция», которая вписывается в некое трансцендентальное измерение, когда она уже распространяется среди всех неявных реципиентов, среди широких народных масс, если угодно, и становится имплицитной в конкретном регионе, городе, территории. Это то, что мы называем некоторым духом Красноярска, Томска, Новосибирска. Но ведь это делается не само собой, а благодаря усилиям конкретных людей, преподавателей, регулярно занимающихся передачей этой идущей от Сократа философской традиции критического мышления. Но без рутинного повседневного труда переход к этой трансцендентальной традиции невозможен. Мне кажется, традиция – это такое явление многоуровневое, и на это тоже следует обратить внимание.

Дягилева Т.В.: Коллеги, если позволите, мне тоже хотелось бы сказать о роли философской традиции в жизни региона. Как мне кажется, тюменский регион – прекрасный пример того, как социокультурная ситуация влияет на формирование и развитие философской традиции. Во второй половине XX Тюмень превращается в регион нового промышленного освоения Севера. Ф. А. Селиванов пишет: «…философская мысль зародилась в Тюмени в конце 60-х Это было время великих свершений, открытий нефтяных и газовых месторождений на севере Тюменской области. В Тюмени господствовала атмосфера поиска, дерзаний и надежд, преодоления невероятных трудностей» ^{[11, C. 151]}. Интересно, что в конце XX – начале XXI века Тюмень становится своего рода интеллектуальным магнитом, притягивающим этико-философскую мысль России. Здесь живут и работают: создатель рубежной в истории советской этики концепции рационалистической этики Фёдор Андреевич Селиванов, первооткрыватель прикладной этики в России Владимир Иосифович Бакштановский, автор оригинальной антропокосмистской концепции морали Юрий Михайлович Федоров и др. ^[12]. Проблемы региона привлекают внимание ведущих этиков России: Ю. В. Согомонова, А. А. Гусейнова, Р. А. Апресяна. Представляется очевидным, что повышенное внимание к тюменскому региону было обусловлено стремлением осмыслить особую, связанную с индустриальным освоением Сибирского Севера нравственную ситуацию, сложившуюся в этом регионе. Нельзя не согласиться с еще одним представителем тюменской этико-философской традиции М. Г. Ганопольским, что новое индустриальное освоения Севера – не только социально-экономический, но и нравственный процесс, который ведет к становлению региональной общности нового индустриального типа. Становление такого рода общности сопряжено с формированием индустриального этоса, который по определению рационалистичен. Формирование индустриального рационального этоса, в свою очередь, ведет к образованию некоего зазора, условно говоря, между практикой и теорией. Инициаторами преодоления этого зазора становятся тюменские этики, которые направляют свои усилия на «извлечение» рациональной морали из рационального этоса. Тюменские этики не только создают рациональную этику, но направляют свои усилия на продвижение новой рациональной морали. Ориентация на сопряжение теории и практики ведет к рождению специфического направления исследований – прикладной этики ^[13].

И.С. Михайлов: Татьяна Владимировна, если позволите, я продолжу Вашу мысль. Дело в том, что и сегодня ситуация не изменилась. Мы по-прежнему нуждаемся в осмыслении тех процессов, которые происходят в Тюменском регионе. Более того, по-прежнему остается актуальной задача этической рефлексии относительно нравственной ситуации нашего нефтегазового региона, поиска моделей морального регулирования его жизни. В связи с этим я хотел бы поднять такую тему, как актуальность философских традиций. Очевидно, можно говорить о живых философских традициях и философских традициях, которые интересны только в плане изучения прошлого. Полагаю, что тюменская этико-философская традиция – это живая традиция. Например, Тюменский индустриальный университет ежегодно проводит «Селивановские чтения», в рамках которых, конечно, речь идет не только о Ф. А. Селиванове, но о Ю. М. Федорове, о В. И. Бакштановском, щ М.Г. Ганопольском, о Н.В. Зотове и др. Но дело даже не в «Селивановских чтениях». В Тюмени сегодня работают ученики Селиванова и ученики его учеников. Тоже можно сказать и о Бакштановском. Атмосфера этического поиска не исчезла, этот поиск продолжается. Есть даже такая любопытная деталь, что философы, переезжающие в Тюмень из других регионов, начинают заниматься этикой. Видимо, это важно для Тюмени. Конечно, все эти явления нуждаются в исследованиях, которых пока явно недостаточно.

Яркова Е.Н.: Вот, коллеги, всегда интересно послушать молодых, а они, как выясняется, не наши противники, а наши единомышленники. Это обстоятельство не может не радовать, и позвольте рассматривать его как заключительный мажорный аккорд, завершающий наш круглый стол. Огромное всем спасибо!

Заключение

Предлагаемый вниманию читателя круглый стол можно считать первым в отечественной науке опытом обсуждения философских традиций сразу нескольких российских регионов: Томска, Новосибирска, Екатеринбурга, Красноярска, Тюмени. Уже простое сопоставление этих традиций позволят сделать значимые выводы.

Формирование философских традиций российских регионов, а также актуализация в их рамках той иной сферы философствования (логики и методологии науки, этики, эстетики и т.д.) обусловлена: во-первых, «человеческим фактором» – присутствием в этом регионе особого рода философов, философов-подвижников, обладающих не только исследовательским талантом, но харизматическим даром внушать любовь к философии и философствованию; во-вторых, наличием в этом регионе естественно-научных или социально-гуманитарных школ, в русле развития которых вполне закономерно рождается стремление к философскому осмыслению конкретно-научных проблем; в-третьих, образованием некоей региональной (разгерметизация «закрытого» до 1990–х годов военно-промышленного Красноярска, превращение Тюмени в нефтегазодобывающий регион) и общероссийской (хрущевская оттепель) социокультурной ситуации, которая становится триггером развития философских традиций российских регионов; в-четвертых, культивированием разнообразия интеллектуальной жизни, отказом от авторитарных форм ее организации и переходом, пусть частичным, к плюралистическим формам; в–пятых, развитием системы высшего университетского образования, высшей стадией которого является рождение философского факультета; в-шестых, созданием философского сообщества, философской культурной среды, в пространстве которой складывается диалог между философами-профессионалами и философами-любителями.

Что касается роли философских традиций российских регионов в жизни этих регионов, то она осмыслена пока недостаточно. Рефлексия относительно путей развития философского знания в России – трудная, но чрезвычайно важная задача.

*Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Тюменской области в рамках научного проекта № 20-411-720003. Funding: the research was fundid by RFBR and Tyumen Region, number 20-411-720003