Сибирское областничество как интеллектуальное и общественно-политическое движение в эпистолярном и научно-публицистическом наследии Г.Н. Потанина

Введение

Тема сибирского областничества как интеллектуального и общественно-политического движения, всегда находилась в оптике исследователей, поскольку областническая теория, сформулированная в программах и произведениях его идеологов, представляла собой, до некоторой степени, альтернативный проект государственного строительства и организации социума в условиях окраин Российской империи, что наглядно зафиксировано историографической традицией вопроса ^{[1, 2, 3, 9, 10, 13, 14]}.

Вместе с тем, вне пределов исследовательского интереса, по прежнему остаётся широкий круг проблем, связанных с саморефлексией лидеров сибирского областничества, содержанием дискурса феномена областнического движения, репрезентируемого в их текстах, запечатлевших не только научную рецепцию, но и эмоциональное переживание знаковых эпизодов своей общественной биографии, что предопределяет научную значимость и актуальность обращения к эпистолярному и научно-публицистическому массиву материалов, вышедших из под пера областников.

Целью статьи является выявление представлений Г.Н. Потанина об областничестве как интеллектуальном и общественно-политическом движении, формировавшихся в активной фазе его жизненной биографии, что обусловило выбор достаточно условных хронологических рамок исследования - вторая половина ХIХ – начало ХХ вв.

Положения и выводы статьи основываются на эпистолярных материалах (письмах Г.Н. Потанина соратникам, в которых он выступал адресатом и адресантом) и научно-публицистических текстах, отразивших осмысление сибирским областником истории становления и функционирования областничества как идеологии и общественного политического движения.

Основная часть

Принадлежность Г.Н. Потанина к сибирскому областничеству как интеллектуальному и общественно-политическому движению, была тесным образом связана с его культурной и групповой идентичностью, биографическим опытом саморефлексии, репрезентируемом в сокровенных текстах эпистолярного характера, публицистической и научной литературе. Следует отметить, что конструирование Г.Н. Потаниным образа областничества как социокультурного и политического феномена, являлось продуктом его представлений, складывавшихся на протяжении всей жизни, что предопределило формирование сложной и многогранной оценочной модели рассматриваемого явления.

Необходимо также принимать во внимание тот факт, что представления сибирских патриотов, в том числе и Г.Н. Потанина об областничестве, складывались под влиянием «травматических» сюжетов биографии, что, во-первых, способствовало их включению в общественно-политическую деятельность и разработку политической и идеологической программы движения, а во-вторых, придавало рецептивным суждениям эмоционально-экспрессивный характер, что позволяет проникнуть в психологическое состояние авторов, проследить те изменения в оценках областничества, которые были обусловлены личным опытом.

Общеизвестно, что жизненный путь Г.Н. Потанина, широко представленный в отечественной историографии, в том числе и её сибиреведческом сегменте, отмечен рядом травматических сюжетов, во многом определившими его политические пристрастия. Детство Потанина (1835 г.р.) прошло фактически без родительского надзора (мать умерла, когда ему было 5 лет, а отец находился в тюрьме). В 1846 г. он был отдан отцом в войсковое командное училище в г. Омске, где обучался 6 лет, впервые столкнувшись с социальным неравенством. Принадлежность к казачьему сословию ставило в невыгодное положение по отношению к дворянским детям, что рельефно проявлялось в содержании образовательных программ: для кадетов из дворян – танцы и немецкий язык, для казачьих отпрысков – верховая езда и татарский язык. По констатации авторов вступительной статьи к изданию первого тома писем Г.Н. Потанина «с детских лет у Потанина и его сверстников чувство социальной неравноправности перерастало в обиду, рождало стихийный протест» ^{[4, с.11]}.

Не менее травматичным мог стать и следующий период биографии Г.Н. Потанина, связанный с опытом казачьей службы – «25-летней казачьей лямки» ^{[4, с. 11]}. Однако, именно служебные условия и обстоятельства, постоянные разъезды и межличностные контакты способствовали расширению пространства коммуникации будущего областника, в которое входили такие знаковые персонажи – носители «сибирских патриотических веяний», как Ч.Ч. Валиханов, П.П. Семёнов, С.Ф. Дуров, Ф. Усов и др. По свидетельству самого Г.Н. Потанина, его политические убеждения в этот период «еще окончательно не выработались…в молодом казачьем кружке он был «казачьим патриотом», а в доме Капустиных становился «сибирским патриотом», либералом и сторонником реформ» ^[6].

Подъём общественного движения 1850-х – начала 1860-х гг. и рост популярности высшего образования, обеспечили приток в крупнейшие университеты страны (Санкт-Петебургский, Московский, Казанский), выходцев из демократической среды окраинных регионов, что положило начало формированию землячеств, в том числе сибирского, основу которого составили Н.М. Ядринцев, Г.Н. Потанин, Н.И. Наумов, И.А. Худяков и т.д. Именно в начале 1860-х происходит общее оформление политических убеждений Г. Н. Потанина, испытавших на себе влияние с одной стороны революционно-демократической риторики (А.И. Герцен, Н.П. Огарёв, Н.Г. Чернышевский), с другой – федералистских концепций Н.И. Костомарова и А.П. Щапова, что в конечном итоге, оказалось зафиксировано в программе сибирского кружка, лидеры которого требовали введения федеральной общинно-демократической конституции и утверждения права народов на самобытность, областную автономию и самоуправление.

Возвращение Г.Н. Потанина и его соратников из столицы в Сибирь в 1862 - 1864 гг. свидетельствовало об изменении тактики областников и переходе от теоретической работы к пропагандистской деятельности, итогом которой стало известное дело «сибирских сепаратистов», сфабрикованное имперскими и региональными властями в 1865 г., с воспоследовавшими репрессивно-карательными мероприятиями в отношении группы, видным участником и лидером которой являлся Г.Н. Потанин.

С сожалением приходится констатировать, что за гранью интереса ученого остается эмоциональная реакция «жертв», сложная система душевных переживаний и восприятия травмы, что оказало в дальнейшем влияние на конструирование последующей стратегии поведения, запечатленной в их общественно-политической и научно-публицистической деятельности областников ^{[12, с.340]}, добавим, что травматическая ситуация гражданской казни, с последующей каторгой и ссылкой на поселение, пережитая Г.Н. Потаниным, существенно стимулировала осмысление им внутренней природы областнической идеологии, обстоятельств её эволюции в длительной временной перспективе.

Переживание Г.Н. Потаниным травм личной и политической биографии до 1865 г., наиболее ярко материализовалось в текстах, написанных в период 1872-1913 гг., запечатлевших авторское понимание областнической концепции.

В эпистолярном наследии Г.Н. Потанина, составившем 662 письма разным адресатам, среди которых П.П. Семёнов-Тян-Шанский, Л.Н. Майков, В.А. Обручев, А.Н. Пыпин, Н.М. Ядринцев, Д.Н. Анучин и др., в первую очередь выделим эмоционально-оценочный подход автора к областничеству с отчётливым акцентированием личного опыта участия в движении. Так, в одном из первых писем к Н.М. Ядринцеву, отправленным из ссылки в г. Никольск Архангельской губернии, датированным 28 февраля 1872 г., Потанин сообщал: «Я, по примеру Вашему, хотел поэксплуатировать свои собственные «люты дни» и на это рассчитывал, как на первый заработок» ^{[4, с.81]}. В этом же письме, Г.Н. Потанин в иронической манере дал общую картину своего пребывания на каторге: «Об образе моей жизни в Свеаборге не хотелось бы писать, но вкратце постараюсь удовлетворить Ваше требование. Первые полгода работал на площадях, бил молотком щебень, возил таратайки с камнем, колол лед, пилил дрова, пел «Дубинушку», сиживал в гребях. Наконец начальство в виде улучшения моего положения назначило меня в собакобои, и целое лето я был собачьим Аттилой и ужас насаждал в собачьи сердца. Потом меня повысили еще выше - в дровораздаватели, потом в огородники и учители. Кормили нас овсом, что и прилично было для животных, возивших таратайки. Три года не пил чаю, не ел говядины, жил шекером и не получал ни от кого писем, кроме одного от Ивана Федоровича Соколова, да двух от Катанаева» ^{[4, с.82]}.

Показательно, что в последующих письмах, Г.Н. Потанин к травматическому опыту каторги уже не возвращается, сосредоточившись на ключевых вопросах сибирской действительности, в том числе и новых задачах, актуальных для периода переформатирования областнической идеологии.

Формулирование Г.Н. Потаниным первоочередных задач сибирской региональной интеллигенции, в эпистолярных текстах означенного периода, становится своеобразной «стартовой площадкой» осмысления областничества как локального сообщества и общественного движения, представленного в его более поздних произведениях. Так, к числу важнейших функций собственных, и своих соратников, Г.Н. Потанин причисляет задачи прикладного характера, связанные с проведением экспедиционной деятельности и научной экспертизы азиатских пространств, изучением состояния и перспектив местной промышленности и сельского хозяйства, формированием сибирской интеллигенции как актора просвещения, решением ссыльно-каторжного и «инородческого» вопросов ^{[4, с. 84-142]}; ^{[5, с.7, 109-123]}.

Важным здесь является то, что в результате долгосрочной эпистолярной коммуникации деятелей сибирского областничества, их активной журналистской и просветительской деятельности, вдумчивого и регулярного чтения, сопряжённого с осмыслением идеологии и практики движения, происходило накопление материала, позволяющего перейти на новый качественный уровень рефлексии областничества.

Для Г.Н. Потанина, инструментом концентрированной трансляции оценки областнического опыта и репрезентации сложной «биографии» движения, стал его специальный труд «Областническая тенденция в Сибири», опубликованный первоначально отдельными фрагментами в газете «Сибирская жизнь» в 1907 г. и в этом же году отдельным изданием ^[8]. В работе представлена динамическая картина формирования, развития и эволюции областничества как движения и идеологии, что оказалось зафиксировано в структуре научно-публицистического опуса. Г.Н. Потаниным последовательно выделены основные этапы истории областничества: местная областническая тенденция до 1860-х гг., практическая деятельность сибирских областников в 1860-х гг., разработка идеологии движения в этот период и её основные вопросы, а также отдалённые перспективы функционирования областничества ^{[7, с.126-151]}.

Уже в преамбуле своей работы, Г.Н. Потанин чётко разграничивает термин «областничество», вошедший в обиход в начале 1860-х гг. и сибирский местный патриотизм, который тенденциозно проявился значительно раньше в произведениях краеведческого характера и просветительской деятельности региональной художественной интеллигенции ^{[7, с.126]}. По мнению Г.Н. Потанина, сибирский патриотизм впервые был представлен в научно-исследовательских штудиях П.А. Словцова, который «не был щедр на патриотические фразы, но сибирские читатели его книги ^[11], не сомневались, что она была написана в сознании необходимости дать землякам чтение, которое бы привлекало их внимание к своей родине» ^{[7, с.126]}. Предтечей областничества как интеллектуального движения, Г.Н. Потанин называл сибирского поэта П.П. Ершова, который в период обучения в Петербургском университете, составлял план личного служения интересам Сибири: давал себе слово положить начало сибирской литературе, пробудить жизнь в спящей стране, и, создав сибирскую интеллигенцию, вдохнуть духовность в сердца людей, живущих в отдаленном крае ^{[7, с.128]}.

В качестве одного из основных источников зарождения сибирского патриотизма и областнической тенденции, Г.Н. Потанин обозначал крестьянство региона, которое, с его точки зрения «…первым стало выделять себя из остального крестьянского мира, а уже за ним следом и сибирская интеллигенция, выходящая из сибирского народа, начала выделять себя из общероссийской интеллигенции» ^{[7, с.129]}.

Г.Н. Потанин считал, что «туземная» интеллигенция, вышедшая из сибирского крестьянства, формировавшегося обособленно от российских общинно-земледельческих традиций, более расположена к индивидуальным действиям и решениям и «должна ставить себе за священный долг служение интересам всего сибирского народонаселения» ^{[7, с.130]}.

По логике рассуждений Г.Н. Потанина, перерастанию местного патриотизма в областничество, как интеллектуальное и общественно-политическое движение, сопутствовал атмосферный фон реформ 1860-х гг., который возбудил в зарождавшейся сибирской интеллигенции интерес к недостаткам общественной жизни региона, его отсталости в просвещении и приниженном политическом статусе как имперской окраины ^{[7, с.130]}.

Идейное оформление областничества, в понимании Г.Н. Потанина, происходило именно в 1860-е гг., когда произошёл определённый разрыв между исходными патриотическими настроениями, смутными и абстрактными, в представлении поколения П.А. Словцова, П.П. Ершова и их современников и пониманием региональных задач молодыми сибиряками, активно сотрудничавшими со столичной интеллигенцией. Мощное воздействие на становление областничества как идеологии, было предопределено расширением круга чтения студенчества и влиянием западных социальных идей (Э. Тайлор, П.-Ж. Прудон), в том числе и теорий колонизации, ретранслируемых отечественными востоковедами (Пейзын Г.Г., Березин И.Н.). В результате, основу идейной платформы сибирского областничества, составили три сибирских вопроса: о ссылке, колониальной политике и абсентизме молодёжи, преодоление которого возможно только средствами университетского образования. Впоследствии к программе были добавлены вопросы «инородческий» и переселенческий ^{[7, с.132-133]}.

По замечанию Г.Н. Потанина, новое поколение патриотов, вернувшееся в Сибирь, имело весьма смутные понятия о том, как решать две первостепенные стратегические задачи своей программы – изучать Сибирь и пропагандировать знания о ней ^{[7, с.133]}, в силу ограниченности «площадок» для распространения областнической идеологии. Здесь нужно сделать важный комментарий: дефицит каналов коммуникации с обществом (по сути, только две газеты: «Томские губернские ведомости» и «Сибирский вестник»), не позволил областникам в полной мере презентовать свои идеи и объяснить обществу периферийность задач, направленных на отделение Сибири о России, которое, с их точки зрения, должно было произойти естественным образом, как это происходило с европейскими колониями.

Нелепый казус, произошедший в г. Омске, когда в квартире казачьего офицера была обнаружена прокламация, содержавшая соответствующий пункт, стал значимой вехой «перезагрузки» областничества и появления новых коннотаций в программе и идеологии движения. Г.Н. Потанин, размышляя об эволюции, а точнее сказать, систематизации взглядов областников, эпизод с сепаратистским делом рассматривал как позитивный фактор, повлиявший на дальнейшую судьбу лидеров сибирской интеллигенции и областнического движения в целом. В частности, он писал о том, что, например «Ядринцев…в остроге нашёл ту среду, которая была ему нужна для наблюдений…, а наблюдения в Омском остроге, послужили ему материалом для книги «Община в тюрьме и ссылке» ^[16], которая представляет первый протест сибирского жителя против ссылки в Сибирь» ^{[7, с.135-136]}.

Влияние социокультурной среды, в контексте формирования идейной программы областничества, по свидетельству Г.Н. Потанина продолжило выполнять свою конструктивную функцию в первой половине 1870-х гг., в ссыльный период биографии лидеров областников. Оказавшись в условиях многих ограничений, в том числе финансовых, областники занялись активной журналистской работой, сотрудничая с центральными и региональными печатными изданиями. На страницах прессы («Дело», «Волжско-Камская газета», «Сибирь») проговаривались и шлифовались областнические идеи. Г.Н. Потанин, акцентируя внимание на особой роли Н.М. Ядринцева в конструировании идеологии областнического движения, отмечал постоянно расширявшийся спектр обсуждаемых им проблем: наряду с традиционной темой местного патриотизма, Н.М. Ядринцев много писал о судьбах и значении провинциальной печати, необходимости децентрализации умственной жизни в России и гибельном влиянии сосредоточения всей государственной работы в Петербурге ^{[7, с.138]}.

Во многом именно журналистский опыт, полагал Г.Н. Потанин, дал областникам реальную возможность не только разработки, но и профессиональной трансляции своих идей, что в конечном итоге способствовало окончательному оформлению областничества как интеллекуального и общественно-политического движения. В 1880-х гг. появляются и набирают силу печатные органы сибирского областничества: «Восточное обозрение», «Сибирская газета», «Сибирский вестник», выполнявшие задачи трансляции идеологии движения в широких территориальных границах Сибири.

Г.Н. Потанин, рассуждая о феномене репрезентации областнических идей в сибирской прессе, отметил, что с окончанием в 1890-х гг. «золотого века» сибирской периодической печати и исчезновением газет патриотической направленности, в образованном обществе стало складываться искривлённое представление об областничестве, как направлении, ориентированном на вскрытие лишь отрицательных аспектов сибирской жизни. По этому поводу Г.Н. Потанин отвечал своим оппонентам, что основной тенденцией областнической идеологии, которая долгие годы связывала широкие слои региональной интеллигенции, являлась философия преодоления обособленности Сибири: географической, социальной, интеллектуальной, культурной ^{[7, с.141]}.

Будущее сибирской областнической тенденции, Г.Н. Потанин связывал с приобретением Сибирью более независимого статуса по отношению к метрополии – России, полагая, что «…Сибирь в некоторых случаях могла бы послужить почвой для полезных политических опытов, стать примером для других областей и сделаться опорой для развития демократических учреждений в Европейской России» ^{[7, с.151]}.

Заключение

Таким образом, сибирское областничество в эпистолярном и научно-публицистическом наследии Г.Н. Потанина, представлено как сложный и динамично развивавшийся конструкт. На страницах его произведений, как сокровенного, так и публичного характера, логика функционирования областничества встроена в биографический контекст судеб деятелей движения, что, по мнению, Г.Н. Потанина определило эволюцию областнической идеологии, прошедшей долгий путь от манифестаций местного патриотизма, радикально-политических заблуждений, к построению концепции, в которой Сибирь признавалась колонией Российской империи и, по образу и подобию европейских колоний имела право не только на опеку, предоставляемую метрополией, но и на осуществление различных сценариев самостоятельного существования в культурной и общественно-политической сферах.