Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Культура и искусство
Правильная ссылка на статью:

Репрезентация сюжета романа "Ивейн, или Рыцарь со львом" в западноевропейских иконографических программах XIII-XIV вв.

Хрипкова Елена Авенировна

ORCID: 0000-0002-8101-680X

кандидат искусствоведения

доцент, Российский государственный гуманитарный университет

111399, Россия, г. Москва, ул. Чаянова, 15, к.5, оф. 303

Khripkova Elena

PhD in Art History

Docent, the department of Theory and History of Art, Russian State University for Humanities

111399, Russia, Moscow,RUSSIAN STATE UNIVERSITY FOR THE HUMANITIES, Chayanova Street 15, к.5, office #303

samary@inbox.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.7256/2454-0625.2022.4.37895

Дата направления статьи в редакцию:

14-04-2022


Дата публикации:

21-04-2022


Аннотация: Обьектом настоящего исследования являются репрезентации сюжета рыцарского романа «Ивейн или Рыцарь со львом» в западноевропейском искусстве XIII-XIV вв. Предметом исследования являются особенности визуального языка светского средневекового искусства, проявившие себя в различных визуальных репрезентациях данного сюжета. Целью настоящей работы было выявить сходство и отличие в структуре различных иконографических программ, созданных на основе данного романа в рассматриваемый период, проанализировать зависимость визуальной интерпретации текста от функционального назначения памятника (иллюминированных рукописей и монументальных росписей), а также сопоставить существующие визуальные репрезентации истории Ивейна со структурой самого литературного сюжета. Основными методами исследования в данной работе стали методы иконографического и иконологического анализа, предполагающие выявление взаимосвязей между образами иконографической программы памятников и литературными сюжетами, на которых эти программы основаны. Новизна работы заключается в выявлении структурных особенностей иконографических программ рассматриваемых памятников, их сходства и отличия от программ религиозного содержания рассматриваемой эпохи, что важно для понимания общей картины развития визуального языка западноевропейского средневекового искусства XIII-XIV веков. В результате проведенного исследования сделан вывод, что рассмотренные светские программы значительно уступают по своей структурной сложности программам религиозного характера, в большинстве своем представляют визуальную интерпретацию сюжета, предназначенную для демонстрации и прославления традиционного образа жизни рыцарского сословия и развлечений, и лишь одна из рассмотренных иконографических программ указанного периода, имеет усложненную структуру, наиболее близкую к базовому литературному сюжету и может быть рассмотрена, также как и сам текст поэм Кретьена де Труа и Гартмана фон Ауэ, в контексте понимания его религиозной основы.


Ключевые слова:

иконографическая программа, Шмалькальден, интерпретация, визуализация, Рыцарь Льва, Роденегг, фрески, теологическая основа, структура программы, иллюминированные рукописи

Abstract: The object of this study is the representation of the plot of the knight's novel "Iwein or the Knight with the Lion" in Western European art of the XIII-XIV centuries. The subject of the study is the features of the visual language of secular medieval art, which manifested themselves in various visual representations of this plot. The purpose of this work was to identify similarities and differences in the structure of various iconographic programs created on the basis of this novel in the period under review, to analyze the dependence of the visual interpretation of the text on the functional purpose of the monument (illuminated manuscripts and monumental murals), as well as to compare the existing visual representations of the history of Yvaine with the structure of the literary plot itself. The main research methods in this work are the methods of iconographic and iconological analysis, involving the identification of relationships between the images of the iconographic program of monuments and literary subjects on which these programs are based. The novelty of the work consists in identifying the structural features of the iconographic programs of the monuments under consideration, their similarities and differences from the programs of the religious content of the era under consideration, which is important for understanding the overall picture of the development of the visual language of Western medieval art of the XIII-XIV centuries. As a result of the conducted research, it is concluded that the considered secular programs are significantly inferior in their structural complexity to programs of a religious nature, most of them represent a visual interpretation of the plot intended to demonstrate and glorify the traditional lifestyle of the knightly estate and entertainment, and only one of the considered iconographic programs of this period has a complicated structure closest to the basic one It can be considered, as well as the text of the poems of Chretien de Troyes and Hartmann von Aue, in the context of understanding its religious basis.


Keywords:

iconographic program, Schmalkalden, interpretation, visualization, The Lion Knight, Rodenegg, frescoes, the theological basis, program structure, illuminated manuscripts

Целью более обширного исследования, частью которого является эта статья, является выявление специфики визуального языка средневекового западноевропейского искусства в различных вариантах его проявления, в различных памятниках, посвященных визуализации религиозных и светских сюжетов. При этом фокус внимания большей частью сосредоточен на памятниках искусства, основанных на религиозных текстах, поскольку искусство этой эпохи – это, прежде всего, искусство христианской церкви. В связи с этим, памятников, представляющих религиозные сюжеты, сохранилось намного больше и в основе их изобразительных программ лежат тексты Священного Писания, литургические тексты и проповеди.

Как известно, традиция извлечения нескольких уровней смысла из текстов Священного Писания, характерная для средневековой экзегетической традиции, берет «свое начало в недрах эллинистической науки» [1, с.79], а также продолжает иудаистскую традицию толкования сакральных текстов. Она подхватывается Оригеном [2], развивается св. Иеронимом и св. Августином вслед за св. Иоанном Кассианом, который предложил четыре способа толкования Священного Писания: исторический, аллегорический, тропологический и анагогический, что становится важной частью средневековой экзегезы [3, с.518]). Подробный анализ методов интерпретации текста Священного Писания можно найти в статье В. Я. Саврея [4]. Иконографические программы романской эпохи, основанные на текстах св. Писания, по предположению К. Кенделла, также могут быть рассмотрены по аналогии с самим текстом св. Писания в контексте извлечения из них нескольких уровней смыслов, согласно христианской экзегетической традиции [5, р.3-17]. Для монументальной храмовой декорации к этим уровням интерпретации можно добавить еще целый ряд смысловых коннотаций, среди которых весьма важная роль должна быть отведена литургическим текстам и символам [6, с.180-193]. В этом случае весьма полезным представляется рассмотреть также структуру и функции иконографических программ этого времени, посвященных иллюстрации светских сюжетов, без чего картина была бы неполной.

Знаменитый средневековый роман в стихах французского поэта Кретьена де Труа «Ивейн или Рыцарь со львом» (Chrétien de Troyes “Yvain ou le chevalier au lion”), сюжет которого стал необычайно популярен в средневековом западноевропейском обществе в последующие столетия был написан между 1176 и 1181 гг. [7]. Образ Ивейна или Рыцаря Льва стал образцом для подражания и воспитания. В начале XIII века (ок. 1203 года) был сделан авторский перевод этого текста на немецкий язык рыцарем - поэтом Гартманом фон Ауэ, который полностью сохранил сюжетную линию Кретьена де Труа [8]. Текст Гартмана фон Ауэ, в свою очередь, лег в основу немецких монументальных фресковых циклов XIII века, которые дошли до нас в Тюрингии (Шмалькальден) и в Южном Тироле (Роденегг). Что касается рукописей, то «Ивейн» Гармана фон Ауэ дошел до нас в 13 полных манускриптах и 17 фрагментах, датированных XIII - XVI веками [9, c.129-130].

Текст истории Ивейна в изложении Кретьена де Труа и Гартмана фон Ауэ можно разделить на две части: 1 – завоевание прекрасной дамы и возвращение к рыцарским забавам, 2 – разрушение прежней жизни, безумие, преображение и рождение доблестного и справедливого героя – защитника слабых и поборника справедливости. В первой части Ивейн восстанавливает честь своего родственника Калогренана, сражаясь с рыцарем волшебного источника, дорогу к которому ему указывает лесной пастух, управляющий дикими животными. Преследуя Аскалона (Эскладоса) - рыцаря источника, он попадает в его замок, где входная решетка ворот разрубает его коня сразу после седла, и Ивейн застревает в воротах. К счастью, он встречает свою старую знакомую Люнету, придворную даму хозяйки замка Лодины, которая дает ему волшебное кольцо, сделавшее его невидимым, что позволяет ему укрыться от ищущих его людей Лодины. Супруг Лодины Эскладос погибает от ран и Лодина неутешна. Ивейн наблюдает за горюющей Лодиной и влюбляется в прекрасную вдову, с помощью Люнеты ему удается на ней жениться. Далее следует визит короля Артура к волшебному источнику, где Кей – сенешаль Артура вызывает бурю, налив воды на волшебный источник, также как в свое время это сделал Ивейн. Ивейн, который став рыцарем источника, унаследовал от поверженного врага не только супругу и замок, но и обязанность защищать чудесный источник, сражается с остроязычным Кеем, сбивая его с коня, вручает коня королю Артуру и приглашает всех в замок, где после пира и развлечений, рыцарь Гавейн, его друг из ближайшего окружения Артура, уговаривает его вернуться к рыцарским забавам, покинуть супругу и отправиться на поиски приключений. Лодина отпускает Ивейна с условием, что он вернется ровно через год в назначенный день. На этом первая часть заканчивается. Ивейн проводит год в развлечениях и турнирах, и забывает об обещании, данном супруге. Вскоре посланница Лодины напоминает ему о несдержанном обещании и сообщает, что теперь он отвергнут и Лодина больше не желает его знать. Внезапно осознав, что столь легкомысленно утраченная им любовь его супруги была для него главным смыслом жизни, от горя Ивейн сходит с ума и скитается в лесу как дикий человек, утратив одежду, иногда подкармливаясь у отшельника. В конце концов, его спящего находит другая знатная дама и с помощью целительного снадобья возвращает ему разум и здоровье, после чего наступает преображение Ивейна – он вспоминает, что он рыцарь, и становится защитником слабых, совершая различные подвиги, начав с освобождения льва от змея-дракона. Спасенный им лев становится его постоянным спутником и другом. Наконец, совершив немало подвигов, с помощью хитрой уловки все той же Люнеты, он получает окончательное прощение Лодины.

Этот развернутый светский сюжет, в котором большое место отводится подвигам и духовной трансформации Ивейна, может быть рассмотрен также с позиций выявления его теологической основы. В статье Ф. Тобина «Теологическая среда Гартмана» [10], посвященной поискам религиозной основы в текстах романов Гартмана фон Ауэ, автор делает несколько важных выводов. Во-первых, он констатирует, что Гартман фон Ауэ проявляет религиозную основу во всех своих работах, но в тексте «Ивейна» эта теологическая составляющая, с его точки зрения, проявляется в меньшей степени, чем в двух других («Эрек» и «Бедный Генрих»). Во-вторых, Ф. Тобин отмечает, что характер «богословия» и религиозности текстов Гартмана фон Ауэ связан с религиозными представлениями, передаваемыми посредством проповеди от священства к мирянам. При этом фокус внимания автора статьи при анализе текстов Гармана фон Ауэ сосредоточен на отношениях рыцарей и их возлюбленных, на реализации неудержимого физического желания обладать прекрасной дамой, лишающего рыцаря рассудка и способствующего его падению, что приводит к констатации греховности человеческой природы, слабости ума и необходимости божественной помощи [10].

Несмотря на то, что текст «Ивейна», с точки зрения Ф. Тобина, уступает другим сочинениям Гармана фон Ауэ по своей религиозной основе, тем не менее, идея данного подхода к истории Ивейна может оказаться весьма продуктивной. Это связано с тем, что помимо анализа отдельных персонажей и объектов (лесной пастух, управляющий дикими зверями – которых можно сравнить с дикими, безудержно развлекающимися и сражающимися рыцарями, нуждающимися в управлении доброго пастыря; волшебный источник; дерево со спускающимися на него птицами; лев; змей-дракон и пр.), вызывающих определенные библейские ассоциации. Сам сюжет «Ивейна», в котором немалое место отводится описанию душевных состояний героя, очень ярко проявляет ключевую тему христианских визуальных программ - тему Падения и Искупления, и мог бы послужить не только для прославления рыцарской доблести, но и в качестве назидательного примера духовной трансформации героя. Как замечает Ф. Тобин [10, р.10], человеческий интеллект, из-за проступка Адама, «затуманен до такой степени, что он может легко впасть в ошибку, даже моральную ошибку, если предоставить его самому себе», что и демонстрирует поведение Ивейна. Его «падение» начинается во второй части сюжета, а именно с клятвопреступления рыцаря, забывшего об обещании, данном им своей супруге – прекрасной даме Лодине, браком с которой заканчивается первая часть истории.

Осознание этого проступка приводит его к самой низкой точке духовного состояния – безумию и одичанию, но из этого, почти животного состояния, начинается и возрождение Ивейна. Начало этого процесса – его встреча с отшельником, при этом и жизнь безумца Ивейна, забывшего собственное имя, в чем-то похожа на жизнь отшельника: она еще более аскетична, без одежды, еды и крова, но в отличие от отшельника, жизнь Ивейна проходит в этот момент как в тумане, в неосознанности, в беспамятстве и отсутствии самоидентификации.

Этот период неосознанности, завершившийся сном в обнаженном состоянии, закончился встречей с узнавшей его дамой, исцелившей его снадобьем своей хозяйки, и принесшей ему одежду. Это беспамятство, сон и новые одежды, предшествующие исцелению – своеобразная аллюзия к рождению в новую жизнь, точнее к перерождению, преображению и трансформации Ивейна. Из «дикого рыцаря», обуреваемого страстями, подчиненного всецело традициям придворной жизни, ради которых он даже оставляет самое дорогое для него – как он осознает это потом - любимую женщину и теряет ее любовь, он превращается в защитника слабых, змееборца, подобно св. Георгию и арх. Михаилу. Подобно святым отшельникам он спасает льва, и лев становится его постоянным сопровождающим. Эта битва Ивейна со змеем и спасение льва выглядят весьма символично в контексте известных агиографических текстов о жизни святых [11, c.263; 12, c.362-368]. Выбирая между змеем и львом, Ивейн как бы делает выбор между пороком и добродетелью, повергая змея - он повергает порок и начинает свое служение и свой духовный рост. Далее Ивейн совершает другие подвиги, сталкиваясь напрямую в схватке с демоническими силами, освобождая 300 дев, сражаясь с великаном на горе и освобождая Люнету от предстоящей казни. Лев при этом всегда остается его товарищем и помощником. Являясь оппозицией змею, он символически представляет добродетель, а сама возможность выбора между сражающимися змеем и львом напоминает о столь популярной в визуальных программах XII-XIII веков теме битвы пороков и добродетелей, основанной на «Психомахии» Пруденция.

История Ивейна стала источником вдохновения для ряда визуализаций. Для XIII века – это два крупных монументальных иллюстративных цикла росписей в замках Роденегг и Шмалькальден, которые будут находиться в фокусе нашего внимания, а также два цикла миниатюр начала XIV века. Кроме этого, есть очень краткие циклы – максимум два изображения или репрезентации одной сцены или фигуры Ивейна., которые приходятся большей частью на XIV век. К ним относятся:

· Небольшая панель из слоновой кости (рис.1), сделанная в Париже в 1330-1350 годы (9,7x 5,8 см), возможно часть шкатулки, изображающая Ивейна у источника и лесного Пастуха, которая находилась сначала в коллекции барона Роберта фон Хирша, но в 1978 году была приобретена частным коллекционером в Вашингтоне [13]. Сцена представляет Ивейна с конем, стоящего с одной стороны источника и лесного пастуха, покрытого волосами вместо одежды и сидящего с другой стороны источника. За спиной пастуха, держащего в руке дубинку, у крайнего правого края панели возвышается зубчатая башня с зарешеченным окном, а перед ним из чаши фонтана стекает поток воды. Напротив дикаря, с другой стороны чаши фонтана, стоит Ивейн и держит в правой руке чашу, куда стекает другой поток воды из верхней части фонтана.

·

Рис. 1. Ивейн у источника и Пастух. Слоновая кость из Парижа, XIV в. Источник изображения: [13, p.57, fig.1].

· Фрагмент (две сцены) ковра Анны Мальтерер (из монастыря St. Katharina zu Adelhausen, около 1320) (рис.2). Вышивка шерстью по льняному полотну, (63 x 485 см.), представляющие битву Ивейна с Аскалоном, и Люнету с кольцом, представляющую Ивейна Лодине [14, 36a];

Рис.2. Фрагмент истории Ивейна. Ковер Анны Мальтерер (из монастыря St. Katharina zu Adelhausen,

около 1320. (Augustinermuseum, Freiburg im Breisgau). Источник изображения:[14, s.36a].

· Замок Рункельштейн в Больцано: изображение трех рыцарей короля Артура в качестве образцов для подражания - Ивейна, Гавейна и Ланцелота на балконе замка Рункельштейн (Больцано).

Рис.3 Фрагмент истории Ивейна. Декорация сидений хора в соборе Честера. Источник изображения: URL: http://www.misericords.org.uk/chester.html

· Несколько английских мизерикордий - резных украшений сидений для монашеского хора в Линкольне, Честере, Оксфорде, представляющие одну очень выразительную сцену из истории Ивейна – решетку замка Аскалона (Эскладоса) и заднюю часть несчастного коня (рис.3).

При анализе визуальных программ, посвященных этому сюжету, мы сталкиваемся с существенным отличием в репрезентации истории Ивейна в монументальной живописи и в рукописных источниках.

Циклы Ивейна в монументальной живописи XIII века – в замке Роденегг и в Шмалькальдене - иллюстрируют, главным образом, только первую часть истории. Эти германские росписи датированы 1220-1230 годами, творческий авторский перевод Гартманом фон Ауэ романа Кретьена де Труа «Ивейн или Рыцарь со львом», который ложится в основу этих росписей – был выполнен около 1204 года или чуть ранее.

Более ранних иллюстративных примеров, чем фресковые циклы XIII века, не обнаружено. Из иллюминированных рукописей XIII-XIV веков есть только два французских манускрипта, представляющих иллюстрации к Ивейну с разной степенью подробности. Эти рукописи иллюстрируют не только начальный этап истории, но и ее конец. Самый подробный цикл сохранился во французском манускрипте XIV века из Библиотеки Национале в Париже (MS. Francais 1433, ок. 1320- 1330). В отличие от фресковых циклов в замках иллюстративный ряд этого манускрипта доводит историю до счастливого конца, изображая довольно подробно подвиги «трансформированного» Ивейна. Программа, которую мы видим в замковых фресковых циклах - заканчивается значительно раньше.

Цикл истории Ивейна в замке Роденегг

Первый иллюстративный цикл в замке Роденег не сохранился полностью в деталях, однако составить представление о его программе вполне реальная задача. Утрачены некоторые фрагменты сцен, но много материала сохранено, поэтому можно говорить не только об иконографии, но и о стиле живописи.

Роспись начинается на входной стене с правого угла, дальнего от входа, если стоять внутри, развернувшись к входной двери, а заканчивается представлением Ивейна Лодине. Порядок сцен представлен на схеме (рис.4.).

Рис.4 История Ивейна. Схема росписей в замке Роденегг. Источник изображения: [15, s.46, Abb.5].

Оставшееся место на стене не предполагает возможности для дальнейшего подробного развития сюжета – на стену приходилось по 3-4 сцены (рис.5).

Рис.5 История Ивейна. Фрагмент росписи замка Роденегг.

Тироль. Источник изображения: [15, Abb.XII].

Первая сцена плохо сохранилась. По всей видимости, это сцена с дамой, стоящей в дверях, которая провожает сидящего верхом рыцаря, что представляет начало истории в замке гостеприимного хозяина, приютившего на ночь сначала Калогренана, а позднее самого Ивейна, после чего их путь лежал к лесному пастуху. Вполне возможно, что это может быть Калогренан, с поражения которого в битве с Аскалоном и его возвращением в гостеприимный замок, начинается история. На следующей стене художник изображает встречу Ивейна с лесным пастухом, Ивейна у волшебного источника и его сражение с рыцарем источника, в котором Ивейн наносит противнику смертельную рану.

Рис.6 Ивейн и лесной пастух. Ивейн у источника. Битва Ивейна с рыцарем источника.

Фрагмент росписи замка Роденегг. Тироль. Фото автора.

Далее представлены: возвращение в замок раненого Аскалона и преследующий его Ивейн; смерть Аскалона в замке; влюбленный Ивейн, подсматривающий за Лодиной с помощью Люнеты, когда она отдает приказ о поиске убийцы мужа; безуспешные поиски Ивейна в замке людьми Лодины. Заканчивается этот цикл сценой, когда Люнета подводит Ивейна к Лодине, уговорив ее рассмотреть его кандидатуру в качестве будущего мужа и защитника замка. Лодина при этом сидит в глубокой печали – ей еще предстоит решиться на брак с убийцей мужа.

Таким образом, основные эпизоды программы – это сцены, посвященные прославлению рыцарской доблести Ивейна и Аскалона, и сцен, разворачивающихся в замке Аскалона, включающие также весьма выразительных и эмоциональных персонажей - бестолковых придворных Лодины, неуклюжих и неспособных справиться с поставленными задачами по защите замка, поиску Ивейна и отмщению своего господина (рис. 7).

Рис.7 История Ивейна. Фрагмент росписи в замке Роденегг. Тироль. Фото автора.

Цикл фресок в замке Роденегг визуализирует только первую часть истории Ивейна, до брака с Лодиной. Этот вопрос имеет прямое отношение к датировке фресок, проблема которой, равно как и вопрос о художнике и заказчике остается в поле дискуссий [16, s.6]. Николо Расмо, который занимался реставрацией росписей в замке Роденегг, предложил сначала датировать эти фрески периодом 1200 -1220гг. [17, s.71, 13], однако вскоре склоняется к мнению, что возможна более ранняя датировка - около 1200 года [18, s.26]. Возможность более ранней датировки поддерживают также Х. Шкленар [19, s.179f.], В. Мертенс [20, s.72f] и A. Массер [21, s. 394-397]. Волкер Шуп, оставляя конечное решение вопроса по датировке за стилистическим анализом фресок, разделяет предположение, что такая сокращенная программа цикла может быть связана с более ранней датировкой фресок Роденегг и возможностью их создания на основе неоконченной версии романа, который мог быть известен в замке Роденегг, еще до его окончания [16, S.6].

Цикл истории Ивейна в замке Шмалькальден

Второй цикл, посвященный истории Ивейна -это роспись, датируемая периодом 1220-1230 гг., которая украшала свод и стены небольшого помещения на первом этаже в Гессенхофе в городе Шмалькальден (Тюрингия) [22]. Цикл фресок в Гессенхофе в связи с состоянием сохранности недоступен для посещения, но копии фресок воссозданы в аналогичном архитектурном пространстве в музее замка Вильгельмсбург (Шмалькальден). Свод помещения разделен на семь ярусов, в которых сцены повествования плавно перетекают одна в другую, сцена пира представлена отдельно на стене в аркосолии. Иконографическую программу росписи составляют следующие эпизоды [15, Abb.XIII; 20]:

1-й регистр – празднование Пятидесятницы при дворе короля Артура (сцена в королевских покоях); Ивейн отправляется в путь и встречает лесного пастуха с дикими животными; следующий эпизод, возможно, должен был бы представлять гостеприимство в замке, но сохранность росписи оставляет этот вопрос открытым.

2-й регистр – Ивейн у волшебного источника; Битва с Аскалоном; Ивейн преследует Аскалона; Ивейн застревает в воротах замка; Люнета дает ему волшебное кольцо, которое делает его невидимым.

3-й регистр - Лодина оплакивает Аскалона, который лежит на смертном одре; люди Аскалона ищут Ивейна; Люнета советует Лодине новое замужество; Ивейн предстает перед Лодиной (рис.8).

Рис.8. История Ивейна. Роспись в замке Шмалькальден (прорисовка). Первая часть.

Источник изображения: [15, Abb.XIII].

4-й регистр. Лодина советуется со своими придворными; Ивейн и Лодина обьявляют о предстоящем браке; брачный покой.

В аркосолии отдельно представлена большая сцена свадебного пира.

Рис.9. Сцена брачного пира в аркосолии. История Ивейна. Роспись в замке Шмалькальден (прорисовка).

Источник изображения: [15, p.107. Abb.10]

5-й регистр – Король Артур у волшебного источника; Ивейн сражается с Кеем; Ивейн отдает лошадь Кея королю; Лодина приветствует гостей.

6-й регистр – Ивейн покидает Лодину, отправляясь на рыцарские подвиги; прощание Артура; Ивейн едет навстречу приключениям; Ивейн сражается со змеем.

В 7-м регистре изображения утрачены.

Рис.10 История Ивейна. Роспись в замке Шмалькальден (прорисовка).

Вторая часть. Источник изображения:[20, tab.II].

Цикл заканчивается битвой Ивейна со змеем и обретением льва в качестве друга и союзника. Целый ряд сцен, которые произошли с Ивейном до его встречи со львом и змеем, здесь опускаются. Таким образом цикл в Шмалькальдене резюмирует: отправляясь на подвиги, Ивейн сражается со злом и пороком (змеем) и обретает добродель и славу, символически представленные львом. Никакого безумства, утраты памяти, нарушения клятвы и прочих негативных фраментов истории здесь не представлено.

Циклы иллюстраций истории Ивейна в рукописях

Из известных рукописей рассмариваемого периода, представляющих текст истории Ивейна, есть только два известных иллюминированных манускрипта - рукопись конца XIII – начала XIV века из библиотеки университета Принстона (Garrett125) и французская рукопись (fr.1433) из Библиотеки Национале в Париже первой половины XIV века.

Сравнивая их визуальные интерпретации истории Ивейна, Нэнси Блэк отмечает, что анализ декораций средневековых иллюминированных рукописей показал, что «определенное иллюминирование или программы иллюминирования были, на самом деле, «чтениями» или «толкованиями» текста, которые предоставляют нам важные подсказки того, как средневековые читатели понимали определенные письменные тексты. В то время как декорации в некоторых рукописях, кажется, просто декоративны или выполняют в основном мнемоническую или структурную функции», иллюстрации двух известных рукописей Ивейна Кретьена де Труа являют два дополнительных примера рукописей, «иллюстрации которых обеспечивают визуальные интерпретации текста; и из-за их острых различий друг от друга, представляют примеры двух противоположных интерпретаций того же самого текста среди средневековых читателей» [23]. Она констатирует, что более ранняя рукопись акцентирует темы, «которые касаются героизма и войны, буквально по тексту; более поздний автор программы в основном интересовался любовью и человеческими отношениями», более выразительными в целом [23, p.45]. Различия также имеются в расположении миниатюр на странице и в распределении изобразительного пространства между сюжетами.

В манускрипте Garrett 125, как правило, миниатюра занимает большую часть листа и представляет одну сцену, по принципу «одна миниатюра – одно событие», в рукописи 1433 – миниатюра занимает обычно половину листа, заключена в прямоугольную рамку и разделена на самостоятельные компартименты, каждый из которых представляет свой эпизод, причем между выбранными эпизодами существует определенная связь.

В рукописи Garrett 125 Ивейн проиллюстрирован семью иллюминациями, включающими один инициал А и шесть миниатюр. Рукопись была собрана в XIX веке и порядок расположения листов не последователен, он включает три произведения, листы, с текстами которых, перемешаны друг с другом, таким образом, нет последовательного изложения текста. Кроме того, в рукописи отсутствуют четыре листа текста Ивейна [23, p.46]. Программную основу этого иллюстративного цикла Ненси Блэк видит в противопоставлении любви и ненависти, идей гармонии и дисгармонии, мира и войны [23, p.54-57].

Программа иллюстраций истории Ивейна в принстонской рукописи Ms. Garriett 125 начинается с инициала “А”, где представлено, как Калогренан рассказывает о своем путешествии к источнику и поражении в битве. В момент рассказа из дверей спальни выходит королева, обращая жест рук к стоящему Калогренану с просьбой продолжать рассказ. В центре сцены, развернувшись к Калогренану, с недовольным лицом сидит Кей, королевский сенешаль, который не успел встать при появлении августейшей особы. Согласно тексту Кретьена де Труа, Кей в этой сцене упрекает Калогренана в том, что он прежде всех встал, приветствуя королеву. Цветовая гамма одежд персонажей ограничена красным и сине-фиолетовым оттенками, при этом красный цвет выделяет главных персонажей сцены – Калогренана, Кея и королеву Гвиневру (MS Garrett 125, fol.40r). Следующая сцена, посвящена уже браку Ивейна и Лодины (MS Garrett 125, fol.52r).

Таким образом, программа иллюстрирования истории «Ивейна» в данном случае, включает только начало и конец первой части повествования, после чего, пропуская все сцены, которые касаются нарушения Ивейном обещания, данного Лодине, его безумия и скитаний в лесной чаще, его чудесного спасения, иллюстратор сразу же обращается к сцене освобождения льва от змея. В такой визуальной интерпретации истории Ивейна нет никаких теологических аллюзий: идей «падения и искупления», пастуха, источника, отшельника, поддерживающего Ивейна в период его безумия, нет даже битвы с Аскалоном (Гартман фон Ауе) или Эскладосом (по Кретьену де Труа). Есть только благородный рыцарь, который после брака с прекрасной дамой отправляется совершать подвиги. В сцене битвы со змеем и освобождения льва Ивейн представлен в доспехах, на коне и со щитом, на котором уже изображен герб в виде льва, хотя события, связанные с этим образом в рассматриваемом сюжете, еще не произошли (MS Garrett 125, fol.37r).

Далее, как и следовало ожидать, представлены подвиги рыцаря: битва Ивейна с великаном (MS Garrett 125, fol.56v); сражение Ивейна с тремя противниками (один из которых должен был бы представлять Кея, что никак не отражено художником!) в защиту Люнеты (MS Garrett 125, fol.58v); сражение Ивейна с двумя демоническими отпрысками (MS Garrett 125, fol.52r); заключительная битва Ивейна с Гавейном (MS Garrett 125, fol.38r) (см. URL: https://catalog.princeton.edu/catalog/9936584593506421). Во всех этих сценах рыцарь представлен с мечом, на коне, в полном военном облачении, но с открытым лицом, и только лишь в сцене битвы Ивейна с Гавейном оба рыцаря представлены в забралах. Этот факт легко обьяснить следованием иллюстратора сюжету, согласно которому Ивейн и Гавейн сражались, не узнавая друг друга.

В рукописи начала XIV века из парижской национальной библиотеки (fr. 1433), которую в оцифрованном виде можно найти на ее сайте (URL: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/btv1b105096493), иллюстративный цикл состоит из десяти миниатюр, включающих девять иллюминаций, заключенных в прямоугольную рамку, занимающих около половины страницы, и один инициал “L”, в котором представлен достаточно абстрактный образ рыцаря на белом коне (fol.61r). Также как в принстонском манускрипте, в парижской рукописи иллюстрации размещены в тесной связи с текстом. Иллюстративный ряд, однако, начинается несколько раньше, с истории Калогренана – родственника Ивейна. Первая сцена представляет битву Калогренана и Эскладоса - рыцаря источника (fol.65r), далее следует сцена посещения Ивейном гостеприимного замка (fol.67 v). Третья миниатюра представляет несколько сцен – битву Ивейна и Эскладоса, сцену разговора Ивейна с Люнетой и оплакивание Экскладоса в замке (fol.69v). Четвертая сцена представляет похороны Эскладоса (fol.72v). Пятая миниатюра посвящена битве Ивейна с Кеем в присутствии короля Артура (fol. 80v), шестая миниатюра включает несколько сцен – роковое сообщение от Лодины; безумие и одичание Ивейна; лечение Ивейна знакомой дамой и его первый подвиг – битву со змеем и освобождение льва (fol.85). Далее следующая миниатюра иллюстрирует основные подвиги Ивейна: встречу Ивейна и Люнетты, заточенной в часовню; бой Ивейна и великана; сражение Ивейна с тремя противниками и освобождение Люнетты (fol.90). Лист 104 (fol.104) также демонстрирует серию сцен: приезд Ивейна, вместе со спутницей, просящей о защите, в замок, подвластный демонам, где были заключены девы – ткачихи; битва с демонами и освобождение 300 дев, наконец, бой Ивейна и Гавейна, не узнающих друг друга, их узнавание и встречу. Причем последние три сцены включены в один компартимент этой миниатюры. Сама миниатюра состоит из четырех частей, каждая из которых заключена в свою рамку. Заключительная миниатюра довольно подробно иллюстрирует счастливое воссоединение Ивейна и Лодины (fol.118).

Итак, в отличие от текста романа Кретьена де Труа, в котором разворачивается довольно сложная фабула, проявленная как в событиях, так и в отношениях между героями, в иллюстративном цикле принстонского манускрипта (MS Garrett 125) полностью отсутствует идея трансформации и развития героя и рисуется достаточно статичный образ «благородного рыцаря», представляющий пример для подражания, чем и ограничивается морально-нравственный аспект этого иллюстративного ряда. Автор иллюстраций, в этом случае, излагая сюжет, представляет Ивейна в буквальном и в переносном смысле как рыцаря, закованного в доспехи, проявляя лишь одно его основное достоинство – воинскую доблесть. В сравнении с этим иллюстративным рядом, образ Ивейна в цикле фресок замка Роденегг, являет героя как эмоционального, подверженного спонтанным решениям человека. Не случайно автор программы включает в нее не только сцену сражения с Аскалоном, которая безусловно занимает доминирующее место в системе росписи этого зала, но и небольшой эпизод, когда влюбленный герой в смятении подсматривает за Лодиной через потайное окошко вместе с Люнетой (рис.11).

Рис.11. Ивейн, подглядывающий за Лодиной. Замок Роденегг. 1200-1230гг. Тироль.

Источник изображения: [15, Abb.XIVb].

Ивейн в росписях замка Роденегг предстает не как идеальный обобщенный герой, но как живой и эмоциональный человек. Другие персонажи, участвующие в сценах в замке Лодины, также весьма выразительны и эмоциональны. Они являют характеры отчасти гротесковые, что оставляет живое и яркое впечатление от живописного повествования на стене.

Программа фрескового цикла в Шмалькальдене несколько подробнее, и длиннее, чем программа в замке Роденегг, здесь показан и свадебный пир, и прибытие короля Артура со свитой к источнику, и битва Ивейна с заносчивым Кеем, который был им сбит с коня прямо перед взором монарха. Ивейн, тем не менее, всецело соответствует здесь образу идеального рыцаря. Покидая свою прекрасную даму ради служения благородным идеалам добра и справедливости, он сразу же вступает в битву со змеем и освобождает льва. Сцена брачного пира, занимающая все пространство аркосолия на стене, ритмичные картины, представляющие занимательную историю благородного рыцаря - все это прекрасно развлекало бы гостей во время пира, вполне соответствуя возможным пожеланиям светского заказчика. Однако, подобная программа, впрочем также как и программа в замке Роденегг, вовсе не демонстрирует духовную трансформацию героя, и не только не поднимает темы «падения - искупления», составляющей религиозную основу сюжета Кретьена де Труа и Гартмана фон Ауэ, а, напротив, также как и в последующем иллюстративном ряде Принстонского манускрипта, кажется специально избегает всех эпизодов, в которых рыцарь мог бы выглядеть не слишком идеальным.

В иллюстрации рукописи из Библиотеки Национале в Париже (fr.1433), мы встречаем самое полное и детальное изложение сюжета, наиболее подробное и близкое к тексту, по сравнению со всеми тремя имеющимися развернутыми иллюстративными циклами. История не заканчивается счастливым бракосочетанием Ивейна и Лодины и отъездом Ивейна, как в замке Роденегг, или битвой со змеем и освобождением льва, как в Шмалькандене, а продолжается дальше, прославляя рыцарскую доблесть, бесстрашие и сострадательность Ивейна. Однако этот иллюстративный цикл не ограничивается демонстрацией подвигов Ивейна. В нем довольно подробно изображены и печальные моменты его истории, его безумие и одичание, счастливое выздоровление и наконец, воссоединение с некогда оставленной супругой. При этом, мы имеем дело с единственной светской программой иллюстраций этого сюжета, максимально близко подошедшей к передаче богословской основы текста поэмы и его структуры, которую можно сопоставить со структурой текста религиозного, и выявить в этой визуальной программе исторический, аллегорический (в контексте параллелей светского сюжета с религиозными аналогами) и тропологический или морально-нравственный аспекты. Правда, и в этом случае, даже в самом подробном изложении, визуализация этого сюжета вряд ли может претендовать на усложнение смысловой структуры иконографической программы, оставаясь на уровне трех интерпретационных уровней.

Таким, образом, следует констатировать, что в отличие от цикла миниатюр парижской рукописи XIV века, монументальные программы XIII столетия, посвященные иллюстрации истории Ивейна, расположенные в помещениях замков, значительно упрощены и демонстрируют всего лишь иллюстрацию наиболее выразительных и занимательных эпизодов сюжета, используя его как развлекательный нарратив. При этом изобразительный ряд вовсе не перегружен чередой событий, требующих богословского осмысления или духовной работы. Напротив, изобразительное пространство отдано изображению сцен конных поединков, подвигов героя – идеального рыцаря, или изложению истории завоевания им руки и сердца прекрасной дамы. Такая упрощенная структура программы светских росписей может быть обьяснена, по всей видимости, ключевой ролью заказчика, его предпочтениями и задачей украшения помещения с целью развлечения гостей и демонстрации могущества, богатства и воинской доблести рыцаря - хозяина замка.

Библиография
1. Ванеян С. С. Архитектура и иконография. «Тело символа» в зеркале классической методологии. М.: Прогресс-Традиция, 2010. 831 c.
2. Нестерова О. Е. Allegoria pro typologia. Ориген и судьба иносказательных методов интерпретации Священного Писания в раннепатристическую эпоху. М.: ИМЛИ РАН, 2006. 293 c.
3. Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. М.: АСТ; Минск: Харвест, 2000. 799 c.
4. Саврей В. Я. Методы интерпретации текста Священного Писания // Идеи и идеалы 2016. т. 1. №. 4 (30). С. 9-22.
5. Kendall C. B. The Allegory of the Church: Romanesque Portals and Their Verse Inscriptions. Toronto: University of Toronto Press, 1997. 401 p.
6. Хрипкова Е. А. Базилика Сен-Дени аббата Сугерия. М.: ДПК-Пресс, 2013. 356 c.
7. Кретьен де Труа. Ивэйн, или Рыцарь со Львом //Ланселот, или Рыцарь Повозки. Ивэйн, или Рыцарь со Львом / Перевод с фр. В. Микушевича. - М.: Ладомир, 2019. С. 247-478.
8. Hartmann Von Aue. Iwein: The Knight with the Lion, translated by J.W. Thomas. Lincoln and London:University of Nebraska Press, 1979. 149 p.
9. Михайлов А.Д. Творчество Кретьена де Труа // Французский рыцарский роман и вопросы типологии жанра в средневековой литературе / Отв. ред. Н. И. Балашов.-М.: Наука, 1976. 351 c.
10. Tobin F. Hartmann’s Theological Milieu // A Companion to the Works of Hartmann Von Aue/ ed. By F.G. Gentry. NY. USA: Camden House, 2005. P. 9-20.
11. Иаков Ворагинский. О святом Георгии // Золотая легенда. М: Издательство Францисканцев. 2017. т.1. C. 263-276.
12. Иаков Ворагинский. О святом Иерониме // Золотая легенда. М: Издательство Францисканцев, 2018. Т.2. С. 362-368.
13. Rushing J.A. Adventure in the Service of Love: Yvain on a Fourteenth-Century Ivory Panel // Zeitschrift für Kunstgeschichte, 1998. Bd. 61. H. 1. P. 55-65.
14. Schweitzer, H. Die Bilderteppiche und Stickereien in der städtischen Altertümersammlung zu Freiburg im Breisgau. .// Schau-ins-Land: Jahresheft des Breisgau-Geschichtsvereins Schauinsland. Freiburg, Br.: Verein, 1904. P.35-64.
15. Schupp V. und Szklenar H. Ywain auf Schloss Rodenegg. Eine Bildergeschichte nach dem Iwein Hartmanns von Aue. Sigmaringen: Thorbecke,1996. 120 s.
16. Schupp V. Die Ywain-Erzählung von Schloss Rodenegg // Literatur und bildende Kunst im Tiroler Mittelalter: die Iwein-Fresken von Rodenegg und andere Zeugnisse der Wechselwirkung von Literatur und bildender Kunst./Egon Kühebacher (Hrsg.). Innsbruck: Inst. für Germanistik d. Univ. 1982, S. [1]-27.
17. Rasmo N. , Wandmalereien in Südtirol, Bozen:(Privatdruck der) Sparkasse der Provinz Bozen. 1973. 157 s.
18. Rasmo N. Der Iwein-Zyklus auf Schloß Rodeneck // Burgen und Schlösser in Öster-reich. Zeitschrift des österreichischen Burgenvereines. 1977/78. 13, S. 22-27.
19. Szklenar, H. Iwein-Fresken auf Schloß Rodeneck in Sudtirol // Bibliographical Bulletin of the International Arthurian Society 1975. № 27. P.172-180.
20. Mertens, V. Laudine. Soziale Problematik im 'Iwein' Hartmanns von Aue, Berlin.: E. Schmidt. 1978. 126 s.
21. Masser, A. Wege der Darbietung und der zeitgenössischen Rezeption höfischer Literatur, in: Deutsche Heldenepik in Tirol. König Laurin und Dietrich von Bern in der Dichtung des Mittelalters / hrsg. von Egon Kühebacher. Bozen: Verlagsanstalt Athesia. 1979. S.382-406.
22. Weber P., Die Iweinbilder aus dem 13. Jh. im Hessenhofe zu Schmalkalden // Zeitschrift für bildende Kunst N.F. Leipzig und Berlin : Verlag von E. A. Seemann. 1901. S.1-24.
23. Black N. B. The language of the illustrations of Сhrétien de Тroyes's "Le chevalier au Lion (Ivain)"// Studies in Iconography. 1993. Vol. 15. Р. 45-75.
References
1. Vaneyan, S. S. (2010). Architecture and Iconography. "The body of the symbol" in the mirror of classical methodology. M.: Progress-Tradition. 831 p.
2. Nesterova, O. E. (2006). Allegoria pro typologia. Origen and the fate of Allegorical methods of interpreting Holy Scripture in the Early Patristic Era. Moscow: IMLI RAS. 293 p.
3. John Cassian the Roman.(2000). Writings. Moscow: AST; Minsk: Harvest. 799 p.
4. Savrei, V. Ya. (2016). Methods of interpretation of the text of the Holy Scripture. Ideas and Ideals 1, N. 4 (30), 9-22.
5. Kendall, C. B. (1997). The Allegory of the Church: Romanesque Portals and Their Verse Inscriptions, Toronto: University of Toronto Press. 401 p.
6. Khripkova, E. A. (2013). Saint-Denis basilica of Abbot Suger. Moscow: DPK-Press. 356 p.
7. Chrétien de Troyes. (2019). Yvain, the Knight of the Lion, translated by V. Mikushevich In Lanselot, the Knight of the Cart. Yvain, the Knight of the Lion (pp. 247-478). Moscow: Ladomir.
8. Hartmann Von Aue. (1979). Iwein: The Knight with the Lion, translated by J.W. Thomas. Lincoln and London:University of Nebraska Press. 149 p.
9. Mikhailov, A. D. (1976). The work of Chretien de Troyes. In N. I. Balashov (Ed.) The French knight's novel and questions of genre typology in medieval literature (pp.129 - 130). Moscow: Nauka.
10. Tobin, F. (2005). Hartmann’s Theological Milieu. In F.G. Gentry (Ed.) A Companion to the Works of Hartmann Von Aue (pp. 9-20). NY. USA: Camden House.
11. Jacob Voraginsky. (2017). About St. George. In Golden legend (S.263-276). T.1. Moscow: Franciscan Publishing House.
12. Jacob Voraginsky. (2018). About St. Hieronymus. In Golden legend (S.362-368). T.2. Moscow: Franciscan Publishing House.
13. Rushing, J. A. (1998). Adventure in the Service of Love: Yvain on a Fourteenth-Century Ivory Panel. Zeitschrift für Kunstgeschichte, 61 (1), 55-65.
14. Schweitzer, H. (1904). Die Bilderteppiche und Stickereien in der städtischen Altertümersammlung zu Freiburg im Breisgau. [The tapestries and embroideries in the municipal antiquities collection in Freiburg im Breisgau]. In Schau-ins-Land: Jahresheft des Breisgau-Geschichtsvereins Schauinsland (ss. 35-64). Freiburg, Br.: Verein.
15. Schupp, V. und Szklenar, H. (1996). Ywain auf Schloss Rodenegg. Eine Bildergeschichte nach dem Iwein Hartmanns von Aue. [Ywain at Rodenegg Castle. A picture story based on the Iwein Hartmanns von Aue]. Sigmaringen: Thorbecke.120 s.
16. Schupp, V. (1982). Die Ywain-Erzählung von Schloss Rodenegg. [The Ywain narrative of Rodenegg Castle]. In Egon Kühebacher (Hrsg.) Literatur und bildende Kunst im Tiroler Mittelalter: die Iwein-Fresken von Rodenegg und andere Zeugnisse der Wechselwirkung von Literatur und bildender Kunst. (ss. 1-27). Innsbruck: Inst. für Germanistik d. Univ.
17. Rasmo, N. (1973). Wandmalereien in Südtirol. [Wall painting in South Tyrol]. Bozen:(Privatdruck der) Sparkasse der Provinz Bozen. 157 s.
18. Rasmo N. (1977/78). Der Iwein-Zyklus auf Schloß Rodeneck. [The Iwein cycle at Rodeneck Castle]. In Burgen und Schlösser in Österreich. Zeitschrift des österreichischen Burgenvereines. 13, 22-27.
19. Szklenar, H. (1975). Iwein-Fresken auf Schloß Rodeneck in Sudtirol. [Iwein-Frescoes at Rodeneck Castle in South Tyrol]. In Bibliographical Bulletin of the International Arthurian Society 27, 172-180.
20. Mertens, V. (1978). Laudine. Soziale Problematik im 'Iwein' Hartmanns von Aue. [Laudine. Social problems in the 'Iwein' of Hartmanns von Aue] Berlin: E. Schmidt. 126 s.
21. Masser, A. (1979). Wege der Darbietung und der zeitgenössischen Rezeption höfischer Literatur. [Ways of presentation and contemporary reception of court literature]. In von Egon Kühebacher (hrsg.) Deutsche Heldenepik in Tirol. König Laurin und Dietrich von Bern in der Dichtung des Mittelalters (ss.382-406). Bozen: Verlagsanstalt Athesia.
22. Weber, P. (1901). Die Iweinbilder aus dem 13. Jh. im Hessenhofe zu Schmalkalden. [The Iwein paintings from the 13th century. in the Hessenhofe in Schmalkalden]. In Zeitschrift für bildende Kunst N.F. (ss.1-24). Leipzig und Berlin: Verlag von E. A. Seemann.
23. Black, N. B. (1993). The language of the illustrations of Сhrétien de Тroyes's "Le chevalier au Lion (Ivain)" In Studies in Iconography. 15, 45-75.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Обращение к достаточно архаичным периодам развития культуры и искусства в наши дни оправданно лишь в том случае, если оно несет новую информацию и при этом обладает актуальностью – для этого почти всегда требуется перебросить «мостик» от этих периодов до наших дней, показать, каким образом идеи или концепции прошлого находят отклик в современности. С этой точки зрения почти наверняка любой научный материал будет иметь эвристическую значимость. Посмотрим, так ли обстоит дело в случае с представленной на рецензирование статьей.
Прежде всего в ней обращает на себя внимание вполне «рабочая» цель исследования, а именно «выявление специфики визуального языка средневекового западноевропейского искусства в различных вариантах его проявления, в различных памятниках, посвященных визуализации религиозных и светских сюжетов». Актуальность данного поворота исследования, конечно, под вопросом, однако, я полагаю, если бы автор расставил акценты нужным образом, с обоснованием актуальности вопросов бы и не возникло.
Между тем автор имеет свою четко обозначенную позицию при изучении довольно сложного, хотя и в общем-то достаточно изученного явления Средневековья. В частности, нетривиальный выбор автора в пользу малоизвестного, но от этого не потерявшего своего эпохального колорита романа «Ивейн, или Рыцарь со львом», позволяет получить любопытные в научном плане результаты, которые в целом убеждают в правоте авторского подхода. Автор обращает внимание на светский сюжет романа, и от этого поиск «религиозной основы» выглядит достаточно неожиданно и вместе с тем закономерно, поскольку сама эпоха, стиль эпохи, жанровая и идейно-художественная основа культуры и искусства средних веков к этому практически обязывает. В этом-то и состоит новизна исследования, и ожидания от предпринятых автором обобщений с точки зрения оценки их выверенности и обоснованности вполне себя оправдывают. Подчеркну, что автор не злоупотребляет, если можно так выразиться, погружением в сюжетную канву анализируемого произведения, старается акцентированно выделить ключевые моменты, которые позволят раскрыть обозначенную тему исследования, например, автор вычленяет библейские мотивы, дает оценку их «репрезентации» в исследуемом художественном произведении, но также, что не менее значимо, соотносит их с «западноевропейскими иконографическими программами XIII-XIV вв.» На первый взгляд, само понятие «иконографической программы» как будто бы здесь не совсем уместно, но после знакомства с содержанием статьи становится понятно, почему именно в таком ключе автор решил выстроить логику своей работы, но также и адекватным образом подошел к применению основного понятия. Хотя все же его дефиницию, возможно, нужно было сразу обозначить в начале статьи, но это не имеет, на самом деле, принципиального характера.
В конечном итоге автору важно было показать различные варианты «визуализации» (или репрезентации) сюжетной канвы романа через призму оценки средневековых исторических событий, среди которых важное место занимают религиозные искания. Кстати, автор не погружается настолько в само религиоведение или даже историю религий, чтобы «затмить» истинные смыслы рассматриваемого художественного произведения в угоду абсолютизации религиозного начала. Как раз данного направления исследования, которое часто дает о себе знать в работах на историко-религиозную тематику, автор в основном не затрагивает, хотя вполне ясно, что религиозный контекст является применительно к эпохе средних веков вполне себе самодостаточным феноменом для исследования. Так или иначе автор это прочувствовал и сумел выбрать то направление, которое открывает возможности для формулирования своей собственной позиции.
В целом статья выдержана в научном стиле, читается легко, не содержит серьезных упущений автора, сопровождается интересным иллюстративным материалом, а потому располагает к опубликованию.