Базы данных по истории локальных миграций населения России в конце XIX – XX в.: информационные возможности и методика обработки. Часть I

Дьячков Владимир Львович ORCID: 0000-0003-3365-9111 кандидат исторических наук доцент, кафедра истории, Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина 392036, Россия, Тамбовская область, г. Тамбов, ул. Коммунальная, 70, кв. 27 Dyachkov Vladimir Lvovich PhD in History Associate Professor, Department of History, G.R. Derzhavin Tambov State University 392036, Russia, Tambov region, Tambov, Kommunalnaya str., 70, sq. 27 mayormp@mail.ru Другие публикации этого автора

Статья подготовлена при финансовой поддержке гранта РНФ по проекту № 18-18-00187 «Стратегии демографического поведения сельского населения юга Центральной России в XX – начале XXI в.»

Введение

Сегодня исследователю российских миграций конца XIX – XX в. небывало «легко и просто» с источниками на уровнях от сельского субрегиона и выше. Ныне в Сети размещены как материалы российских и союзных переписей с годовыми отсечками населенности старых городов и крупных сел, ставших городами, так и богатейшие по потенциалу электронные базы данных, что позволяет быстро и результативно обработать большие массивы информации, на что в XX веке ушла бы не одна ученая жизнь. Однако залог исследовательского успеха – в правильной постановке вопросов историческому материалу.

Позволим себе утверждать, что в достаточной мере представляем состояние историко-демографической литературы, посвященной миграционной проблематике. Но при этом обращаем внимание на то, что наиболее крупные работы такой направленности основаны на агрегированных безымянных источниках, которые позволяют видеть широкие процессы направлений и итогов переселений, но не могут в достаточной мере показать внутреннюю личностную мотивацию переселенцев. Так, работы В.М. Кабузана базировались на обобщенных данных ревизских переписей ^[1],[2]. Книга Б.В. Тихонова была основана на материалах Первой Всеобщей переписи населения и данных паспортной статистики ^[3]. Б.Н. Миронов строит свои количественные расчеты миграционного движения россиян на уже опубликованных материалах коллег-историков ^[4]. В крупнейшем исследовании по демографической истории России XX в. миграционные сюжеты также рассматривались на основе опубликованных неперсонифицированных статданных из работ историков, публикаций итогов Всесоюзных переписей населения, а также документах РГАЭ. Но и архивные данные опять-таки носили сугубо статистический характер ^[5].

Даже наиболее интересные работы по миграционному движению населения России в XX в. на межрегиональном уровне базируются на статистических, в отдельных случаях количественных социологических данных ^{[6],[7],[8],[9],[10],[11],[12],[13],[14]}.

Только в единичных работах по истории миграций в последнее время стали использовать первичные источники. В частности, А.А. Соловьев, изучил причины выселения и обстоятельства обустройства переселенцев на новых местах жительства крестьян Вятской губернии на основе прошений и ходатайств жителей конкретных селений в губернское по крестьянским делам присутствие, а О.В. Смурова проанализировала личностные данных об отходниках Костромской губернии на заработки в Москву и Санкт-Петербург в конце XIX в. ^[15],[16].

В конце 1990-х гг. появились исследования миграционных процессов с позиций исторической информатики. Но и они первоначально основывались на агрегированной статистике. В частности, это относится и к очень интересной новаторской статье Л.И. Бородкина и С.В. Максимова ^[17].

Только в 2000-е гг. начали создаваться электронные базы данных микромиграционных процессов на основе первичных источников (ревизских сказок, материалов переписей Москвы, первичных источников мест выезда и мест вселения крестьянских переселенцев и т.д.) ^{[18],[19],[20]}.

В изданиях Ассоциации «История и компьютер» периодически появляются статьи по историко-миграционной тематике с использованием разнообразных информационных технологий и количественных методов. Но и в этих, безусловно, солидных работах, проведенных в рамках крупных проектов, далеко не всегда используются первичные данные о конкретных переселенцах ^[21],[22].

В ходе своих исследований мы учитывали работы, посвященные методам изучения миграций населения как на общероссийском статистическом уровне, так и основанные на первичных персонифицированных материалах ^{[23],[24],[25]}.

Изучая историографический контекст, зная работы коллег, мы стали создавать авторские историко-демографические электронные базы данных, включающие наряду с другими сюжеты о миграционных перемещениях конкретных людей. Представленные в данной статье отдельные базы данных создавались В.Л. Дьячковым совместно с коллегами по лаборатории социальной истории Тамбовского государственного университета (материалы метрических книг, различных переписей населения, сведения о вожаках и других активистах крестьянских выступлений). Сведения для БД о павших в Великой Отечественной войне, вернувшихся с Победой, о Героях Советского Союза, жертвах политических репрессий, участниках белого движения извлекались из опубликованных первичных источников, но были организованы В.Л. Дьячковым в оригинальные формуляры. Базы данных студенческих генеалогий, женских анкет, сведений о тамбовской региональной политической элите являются полностью авторскими. Все эти базы обрабатывались и методологически осмысливались автором данной статьи. Подчеркнем, что в нашем случае за каждой долей процента в таблицах, за изгибами линий графиков, за точками и стрелками на картах, за разноцветьем сегментов диаграмм стоят не листы отчетной безликой часто слепой цифири, а сплетающиеся и расходящиеся судьбы миллионов конкретных, живых людей, собранных историей в когорты, этапы, направления их перемещений по стране и за ее пределами.

Цель данной статьи состоит в том, чтобы представить коллегам многолетние методологические и методические наработки в деле создания и анализа информационного потенциала уникальных персонифицированных баз данных по историко-миграционным сюжетам.

Поскольку данная публикация является частью большой статьи, то обозначим, что в ней представлена источниковедческая оценка и методологическое обобщение результатов работы пока с двумя группами источников.

Результаты нашего исследования выступают материализацией, надеюсь, верно поставленных вопросов историческому материалу и получаемых на них ответов ради достижения поставленной сверхзадачи – вскрытия на разных уровнях механизма миграций населения как важнейшей части социоестественного синергизма контроля человеческих популяций. (Здесь и далее термины «синергия», «синергизм», «синергический» употребляются в их обычном значении усиливающего эффекта взаимодействия двух или более факторов, характеризующегося тем, что совместное действие этих факторов существенно превосходит простую сумму действий каждого из указанных факторов. Термин «подвижный синергизм» обнимает первые два требования триединого принципа историзма – брать изучаемое в развитии и в совокупности всех его сторон, т.е. как систему.)

Предлагаемое исследование – первая часть объемной работы по изучению локальных миграций; автор надеется представить и последующие части.

Объект и методы

Имманентным принципу историзма является правильное понимание объекта исследования и умение ставить верные вопросы историческому материалу. В случае с миграциями населения за физическим перемещением человека по стране или за ее пределы к новому месту жительства и работы стоит изменение социального статуса мигранта в совокупности промежуточных финалов горизонтальной и вертикальной мобильности. То есть, миграция одиночек, сливающихся в ручьи и гигантские людские потоки, всегда – принципиальное изменение социального статуса. По исходному стимулу миграции можно подразделить на добровольные, добровольно-принудительные и прямо принудительные со всем многообразием их массовых вариантов-комбинаций. Дальность миграции (которая в случаях добровольного, инициативного перемещения прямо пропорциональна степени социальной активности, агрессии, амбиции мигранта) распределяется в ее уровни. По параметрам дальности-амбиции и размеров зон-источников мы рассматриваем миграции на межсельском (например, брачный круг популяции того или иного сельского населенного пункта (далее – СНП), субрегиональном (небольшой уезд, советский сельский район), региональном (большой уезд, губерния, советские области, АССР, края, ССР без областного деления), макрорегиональном (группы губерний или областей вроде ЦПР или ЦЧР, ССР с областным делением, национально-географические группы регионов вроде Прибалтики, Закавказья и Средней Азии). Социально-исторические особенности России обязывают вычленять в качестве важнейшего «амбициозного» потока иммиграцию в столицы – Москву и Петербург-Ленинград.

Комплексное постижение подвижного комплекса миграций на всех заявленных уровнях обеспечивается единой совокупностью источников.

Главное требование к массовым источникам по социальной истории – их информативность и качество исполнения должны обеспечить вскрытие и изучение «заказанных» процессов и явлений на максимально длительных и непрерывных линиях репрезентативной и комплексной социографической информации. В данном случае конкретный исследовательский «заказ» состоит в «иллюстрированном» описании методики выявления этапов, подвижных объемов и структуры миграций на уровнях от популяций отдельных сел до страны на чрезвычайно неровном и насыщенном отрезке от Великих реформ до Второй мировой войны включительно.

Требуемые социографические линии и их визуальные отражения, включающие необходимую и достаточную информацию о миграциях рассматриваемого периода, создаются на платформе Excel как наиболее удобной.

К источникам необходимых данных относятся:

а) непрерывные длинные (от 100 до 250 лет) линии полной жизненной «метрической» и «загсовской» статистики по отдельным СНП;

б) материалы Всероссийских и Всесоюзных переписей населения; материалы ревизского, земского и епархиального учетов населения; региональные документы советского учета и организации движения населения в межвоенный период и в 1940-е гг.;

в) «авторские» электронные базы данных (ЭБД) новых массовых источников (опросы женщин - (более 11,5 тыс. персоналий), студенческие генеалогии (более 140 тыс. персоналий));

г) общедоступные общесоюзные БД советских потерь и активного участия советских граждан во Второй мировой войне (более 50 млн. персоналий; https://www.obd-memorial.ru/; podvignaroda.ru/; http://old.v-ipc.ru/);

д) БД жертв политических репрессий в СССР (более 3,5 млн чел.; http://lists.memo.ru/) с особой «тамбовской частью» на платформе Excel (8000 персоналий) и «авторская» БД «Крестьянский мемориал» (3500 тамбовских крестьян, репрессированных в период коллективизации);

е) группа «авторских» и общедоступных БД социальных активистов периода: БД «Вожаки» и «Зеленые» (вожаки и активные участники крестьянских протестов 1880-х – 1921 гг.; 3523 чел.); БД по Героям Советского Союза (ГСС; 12,5 тыс. чел.)) и по полным кавалерам ордена Славы (ПКС; 2671 чел.); БД по общероссийской и региональной социальной и политической элите 1860-х – 1940-х гг. (более 10 тыс. чел.); БД тамбовской региональной социально-политической и культурной элиты XIX – XX вв. (около 3,5 тыс. чел.); БД участников белого движения (более 500 тыс. чел.; http://погибшие.рф/arhiv/uchastniki-grazhdanskoj-vojny/uchastniki-belogo-dvizheniya-v-rossii/) и «красных активистов» – краснознаменцев (более 14 тыс. награжденных орденом Красного Знамени в 1918-1925 гг.; http://kdkv.narod.ru/WW1/index.html) и репрессированных командиров РККА (3 тыс. офицеров, бывших на момент репрессии в звании выше майора; http://www.rkka.ru/handbook/personal/repress/main.htm);

ж) сформированные автором БД по российским социально-антропонимическим процессам XVII - начала XXI в., линии лет рождения выдающихся деятелей мировой и российской истории последних двух тысячелетий, а также хронологии войн и революций в российской и всемирной истории;

з) БД движения характеристик окружающей среды;

и) материалы региональных государственных и ведомственных архивов;

к) коллекции фотодокументов и источников личного происхождения (письма, дневники, воспоминания).

Выводы-подсчеты, сделанные на основе корректного анализа репрезентативной выборки (все представители, характеристики изучаемого явления, процесса или случайная выборка от нескольких тысяч до нескольких десятков миллионов фигурантов) являются точными и конечными.

В настоящей статье рассмотрены возможности изучения миграций российского/советского населения по первым двум группам БД, составленным а) по «метрико-загсовской» жизненной статистике отдельных населенных пунктов Тамбовской области и исторически связанных с ней территорий; б) по информации генеалогий тамбовских студентов и опросов женщин, завершивших период фертильности.

1. Анализ локальных миграций по данным «метрически-переписного» блока

Обратимся к изучению брачных кругов сёл Большая Ржакса и Семеновка Ржаксинского р-на и с. Павлодар Жердевского р-на Тамбовской области во второй половине XIX – начале XX в.

Полные (т.е., с учетом всей персональной и движущейся на ленте времени информации разделов о рождениях, смертях и браках) БД, составленные по «метрико-загсовскому» учету отдельных СНП и церковных приходов в сочетании с «моментальными снимками» переписей позволяют прямо и точно судить о миграциях (локальных и не только) в парадигме движения брачного круга (места рождения и социально-сословное происхождение и положение женихов и невест), о движении населенности СНП и их дворохозяйств, субрегионов и регионов с соответственными изменениями в половозрастных, этноконфессиональных и социально-профессиональных структурах (см. рис. 1 – 8).

Анализ миграций по документам текущего учета движения населения (приходские метрические книги и советские и нынешние «загсовские» карточки) и по материалам различных видов переписей (ревизии, сельскохозяйственные, профессиональные, партийные переписи, отчеты земств и губернаторов, всеобщие переписи населения на уровнях субрегиона, региона, макрорегиона и страны) осуществляется по-разному, исходя из содержания источника, которое, в свою очередь, определено целями его составления. По метрическим книгам и «загсовским» карточкам исследователь работает с конкретными «живыми и мертвыми» людьми, собирая их всех без исключения по дням, месяцам и годам записей в многотысячные вековые когорты. Миграции в этом случае проявляются в указаниях на социально-сословное и географическое происхождение родителей и «восприемников от купели» новорожденных, женихов, невест и поручителей (свидетелей) при заключении брака и, наконец, в записях об умерших. В «переписном» блоке такая же индивидуализация присутствует в ревизиях крепостной поры, но, как и любые «моментальные снимки», сделанные с неровными многолетними интервалами, ревизские сказки не содержат информации о перемещениях людей в «мертвых зонах» между переписями, искушая неопытных и поспешающих историков недопустимыми интерполяциями.

В остальных итогах переписей конкретные судьбы заменены категориями учета и числами, и миграции приходится высматривать под иными углами – в синергическом движении объемов и соотношений постоянного и наличного населения, соотношений внутри половозрастных структур, долей сельского и не сельского населения, в переменах национального и социально-профессионального состава, в сравнении синхронных микро-, мезо- и макрорегиональных картинок в неизменных географических границах. Соединение результатов работы с БД, составленными по материалам текущего учета и по различным переписям населения, формирует достаточно полную «киноленту» о локальных миграциях до уровня региона включительно.

Опосредованно, но не менее точно БД источников данного блока обнажают точки, периоды, ритмы и причины-стимулы всплесков иммиграции-эмиграции, половозрастные структуры потоков мигрантов (См. рис. 9).

Краткие интерпретации отдельных значимых результатов обработки наших БД даны в развернутых пояснениях представленных графиков, диаграмм и карт.

Рис. 1. Брачные круги сёл Большая Ржакса и Семеновка Ржаксинского р-на (красные (невесты) и синие (женихи) маркеры и линии) и с. Павлодар Жердевского р-на (желтые маркеры и линии) Тамбовской обл. во второй половине XIX – начале XX в., реконструированный по данным метрических книг и локализации фамилий по районным Книгам памяти.

По Б. Ржаксе учтены 2480 брачных пар, по Семеновке – 1259, по Павлодару – 970. Помимо размеров и векторов брачных ареалов, долей числа «внеприходских» женихов и невест крупных тамбовских сел, рисунок демонстрирует принципиальное несовпадение даже в пореформенные полвека общего брачного круга Б. Ржаксы и Семеновки, населенных потомками служилых людей «по прибору», и брачного круга Павлодара с его бывшим крепостным населением. Долгая инерция таких социально-сословных «перегородок» внутри пореформенного крестьянства выступала фактором напряжения в субрегиональных популяциях, имея в числе принципиальных последствий нарастание крестьянской социальной агрессии с активизацией крестьянской эмиграции как одной из ее составляющих.

Рис. 2. Движение в 1758 – 1924 гг. брачного круга с. Кузьмина Гать Тамбовского уезда по 7-летиям 28-летнего природно-демографического ритма ^{[1, 2, 3]} (доли мест происхождения женихов и невест прихода Никольской церкви с. Кузьмина Гать). Составлено по разделу «Браковенчания» приходских метрических книг.

Здесь учтены 3233 брачных пары (2947 на отрезке 1758 – 1913 гг., 94 на отрезке 1914 – 1917 гг. и 192 на весьма поврежденном отрезке учета 1918 – 1924 гг.). Непрерывные линии рисунка вскрывают следующие связные локальные миграции в зеркале сегмента брачного круга старого и крупного тамбовского села: 1) падение к 1840-м гг. доли местных, «кузьминских» женихов и невест за счет разрастания д. Комбаровщина как ближних выселок с. Кузьмина Гать при 2) преимущественном сокращении доли «кузьминских» невест за счет развития брачного рынка Кузьминой Гати в сторону популяций г. Тамбов и более 120 ближних (в 8 – 20 км) СНП Тамбовского уезда, родственных по социально-сословному (служилому) происхождению – сс. Бокино, Никольское, Ольшанка, Отрог, Пады, Старчики и т.д.; 3) относительная стабилизация от 1840-х гг. до Первой мировой войны баланса брачного рынка – 75%-83% «кузьминских» женихов при 40%-50% «кузьминских» невест; 5) «вторжение» в 1914 – 1917 гг. женихов (15%) и невест (9%), прибывших из дальних уездов и извне Тамбовской губернии в силу строительства Тамбовского порохового завода и беженства Первой мировой войны; 6) деградация, «автаркия» брачного круга в годы Гражданской войны и 7) слабое его размыкание в первые годы нэпа за счет ближних СНП.

Рис. 3. География происхождения женихов с. Кузьмина Гать в 1914 – 1917 гг.

В 1914 г. в 1 км от с. Кузьмина Гать (5,5 тыс. чел. в 1917 г.) началось строительство крупнейшего порохового з-да (будущий г. Котовск), и с. Кузьмина Гать с одноприходским селом-спутником Комбаровщина стали главными местными «донорами» стремительно растущего заводского поселка (8 тыс. чел. к 1917 г.) и частью его брачного круга. В свою очередь поселок порохового завода «снабжал» Кузьмину Гать женихами и невестами не тамбовского и даже не русского происхождения из числа специалистов, рабочих и охраны Тамбовского порохового (ТПЗ). Такое взаимное обогащение брачных кругов в соединении с модернистскими новшествами (снабжение, жилье, здравоохранение) резко улучшило локальные популяции поселка ТПЗ и ближних к нему СНП. При этом среднегодовое число браков в Кузьминой Гати упало с 33 в 1906 – 1913 гг. до 20 в 1914 – 1916 гг., демонстрируя огромную как временную, так и безвозвратную «эмиграцию» женихов в армию и на фронт.

Рис. 4. География происхождения невест с. Кузьмина Гать в 1914 – 1917 гг. (% в числе невест периода).

Рис. 5. География происхождения женихов с. Кузьмина Гать в 1918 – 1924 гг.

В данный период Пороховой завод и его поселок пришли в упадок, население поселка ТПЗ сократилось до 2 тыс. чел., что привело к деградации брачного круга с. Кузьмина Гать, оттоку его молодого и активного сегмента в Тамбов и за пределы губернии, подрыву модернистских структур с соответственным ухудшением всех демографических индексов.

Рис. 6. География происхождения невест с. Кузьмина Гать в 1918 – 1924 гг.

Рис. 7. Направления иммиграции в Тамбовский край и потоки внутренней аграрной миграции в конце XVI – начале XX в. Составлено по материалам ревизий, переписей, истории населенных пунктов Тамбовской обл., а также по БД движения фамилий в тамбовских сельских популяциях. Черными сплошными линиями отграничены историко-географические этапы заселения Тамбовщины (этапы основания СНП). Красными маркерами обозначены первые 10 крупных СНП, по которым были получены длинные непрерывные ряды полной жизненной статистики. На сегодня таковых СНП и городских приходов – 50, и это прибавление состоялось преимущественно за счет сел в южной полосе тамбовского региона – в нынешних Знаменском (2), Мордовском (4), Токаревском (4), Жердевском (3), Ржаксинском (4), Уваровском (4) районах. При составлении схемы использована карта, изданная картографическим заведением А. Ильина (СПБ, 1911).

Студенческие-генеалогии и анкеты женщин, завершивших плодовитую деятельность

К вопросу об анкетировании женщин – Именно такое определение объектов опросов (а не «женщин, вышедших за рамки фертильного возраста») сложилось в ходе анкетирования, длящегося уже более 20 лет. Одной из главных целей опросов было выявление непрерывного движения через XX век итогового числа детей, рожденных за плодовитую жизнь женщины, и перемен в социоестественном синергизме факторов, обеспечивших (в нашем, российском случае) столь стремительное многократное крушение плодовитости. Поначалу опрашивались пожилые женщины, явно достигшие менопаузы. Но наша новейшая история содержала и содержит немало условий женского вторичного бесплодия, малодетности и бездетности, настигающих в совершенно фертильном и даже молодом возрасте: безвременная потеря супруга, безбрачие, тяжелая и иная вредная для здоровья работа, болезнь или несчастный случай, контрацепция, абортивная практика. Нельзя упускать из виду и динамику первичного бесплодия. Потому залогом опросов женщин стал не почтенный возраст, а точное знание того, что респондентка уже наверняка никого не родит по объективным обстоятельствам.

Нам уже доводилось говорить об огромных исследовательских возможностях пополняемых авторских БД генеалогий и анкет ^{[4, 5, 6]}. Их формуляры содержат прямой вопрос о миграциях женщин-респонденток и наших студентов с их родственниками до 4-го – 6-го поколения предков, и ответы на него связаны в БД с остальными сорока информационными параметрами от ФИО, точного времени и места рождения до «интимного блока», что через совокупность отдельных судеб показывает не только направления, старты и мотивы миграций, но и определяет их место в подвижном социоестественном синергизме жизни и смерти популяций (см. рис. 10). И это место столь значимо, что при обработке тех же анкет мы обязательно делим опрошенных женщин на главные группы-линии: «сельчанки» (т.е., те, кто родились и прожили свою плодовитую жизнь в селе), «мигрантки» (те, кто родились в селе, но до или в самом начале плодовитого периода переехали в города) и «горожанки» (родившиеся и прожившие свои фертильные годы в городской среде). Анкеты и генеалогии при их растущей репрезентативности позволяют вычленить и оценить подвижные доли и менявшееся социально-демографическое воздействие менее «населенных» подвидов миграций вроде редких переездов горожанок в село, аграрной миграции по причине переезда родительской семьи или заключения брака, перемещений в сельской социально-профессиональной иерархии после периода учебы в городе и т.д.

Пример подлинного заполненного формуляра опроса женщин, завершивших свою плодовитую деятельность, с методическими рекомендациями В.Л. Дьячкова, приводится в Приложении 1. Классификация социально-профессиональных групп женщин (профгруппы мигранток в города) приводится в Приложении 2; на рис. 8 они показаны цветом.

Рис. 8. Движение по 7-летиям рождения социально-профессиональных групп женщин анкет (сегмент «мигрантки в города»).

Диаграмма составлена по 7,5 тыс. анкет, собранных и обработанных к 2010 г., что на то время обеспечило репрезентативность до 200 анкет для семилетий рождения в 1892 – 1898 гг. и в 1899 – 1905 гг., и по 600-800 анкет для восьми семилетий рождения на отрезке 1906 – 1961 гг. Семилетия рождения неизменны и соответствуют 4-м фазам 28-летнего природно-демографического цикла (ритма). На сегодня дополнительно собрано и ждет внесения и продолжения обработки в БД еще около 4,5 тыс. анкет. По понятным причинам их большинство получено от женщин, родившихся в циклических семилетиях отрезка 1948 – 1982 гг., что позволяет не только существенно продлить шкалу рождений, но и развить репрезентативность до возможности приемлемо точного отражения социально-демографических процессов уже по годам рождения респонденток. С расширением в 2010-е гг. географии происхождения студентов-интервьюеров существенно расширена география происхождения опрашиваемых женщин. Если прежде около 70% анкет были получены от уроженок Тамбовской области, то ныне прирост их числа по преимуществу обеспечен опросами уроженок и жительницами областей, соседних с Тамбовской, а регионов Европейского Юга России, Восточной Украины и Средней Азии. На рис. 10 в качестве примера информационных возможностей анкет дан «женский профессионально-мигрантский» фрагмент социоестественного синергизма, обеспечившего катастрофическое (в 7-15 раз, с 7-9 детей до 0,4 ребенка для горожанок) и стремительное (за 70 лет, в три поколения) падение числа детей, рожденных женщинами Центра России за свою удлинившуюся (!) плодовитую жизнь. В случае с группой «уроженки сел, мигрировавшие в начале фертильного периода в города» внутренне подвижный синергизм обрушения их плодовитости сложился и складывается из «недетных» профессий, требующий высоких уровней образования, из взлета контрацепции и абортивной практики, из занятости на «вредных» работах, из растущего безбрачия и потерь супруга в обоюдно плодовитом возрасте.

БД опросов женщин при достаточной репрезентативности (желательно от 100 респонденток на год рождения) обладает огромным потенциалом вскрытия синергических социальных процессов, но, к сожалению, в «микро-уровневом» случае с Ярославкой и Сычевкой принципиальный миграционный разворот этих сел в «железнодорожную» эпоху минимизировал присутствие их уроженок 1885 – 1959 гг. рождения до 18 (2 из Сычевки, 16 из Ярославки; все – из группы «сельчанки», т.е., родившиеся и прожившие свои жизни в фертильном периоде в родных селах, и ни одной «мигрантки» из «разбегавшихся» популяций, т.к. направление и цель эмиграции исключали возможность быть опрошенными в пределах Тамбовской области). На таком числе респонденток, пусть и с возможной добавкой из пока необработанной части анкет, можно строить лишь самые общие заключения о социально-демографическом поведении женщин из наших никифоровских сел. Правда, особенно резкие отличия жизни особенных микро-популяций анкеты выявляют и на небольшом их числе. Так, небольшое (60) число опросов уроженок небольшой (600 жителей) тамбовской татарско-мусульманской д. Энгуразово с изолированным в 1930-е – 1970-е гг. брачным кругом дружно показывает как втрое (!) большую, чем в соседних СНП Уваровского р-на, долю непроизвольных выкидышей, так и особенно низкий потолок вертикальной социальной мобильности в результате неизбежного инбридинга. С другой стороны, так же небольшое (140) число анкет из тамбовского Котовска с его «казусом» вскрывает не только доли выкидышей у его работниц, но и много большие доли вторичного бесплодия из-за не слишком «здорового» химического производства, обеспечивающее жизнь этому городу ^[7].

А «казус Котовска» есть явление резкого улучшения качества популяции и ее социально-демографических характеристик, снижения и «перенацеливания» накопившейся крестьянской агрессии в перенаселенных аграрных регионах, «демографических мешках». Оно было вскрыто В.Л. Дьячковым на примере Тамбовского порохового завода (г. Котовск), основанного в 1914 г. в 20 км к югу от Тамбова в зоне тамбовского «демографического мешка». Популяция стремительно росшего ТПЗ была смешанной и на ¾ состояла из наиболее активных и молодых крестьян из СНП в округе радиусом в 30-40 км. Сброс наиболее агрессивных частей деревенских микропопуляций в лучшую городскую жизнь оказался настолько эффективным, что питавшая ТПЗ крестьянская округа не только не приняла участия в крестьянском «зеленом» протесте, но и приобрела в событиях 1917–1921 гг. очевидный «красный» оттенок.

Наши студенческие Excel-генеалогии проигрывают анкетам в комплексности, точности и «интимной дотошности» не только из-за несколько отличающегося формуляра, но и потому, что в отличие от целевых опросов женщин, проводимых мотивированными энтузиастами, генеалогии составляются студентами разных специальностей как обязательный «допуск к экзамену» по истории с ограничением тщательности и глубины информации, полученной от родителей и бабушек с дедушками. Тем не менее, студенческие генеалогии «берут числом» (более 140 тыс. фигурантов на сегодня), широкой социальной и национальной географией (более сотни регионов рождения и проживания, благодаря небывалой людской круговерти последних полутора веков, представлены весьма репрезентативно), глубиной непрерывного времени (минимум 4-5 поколений или репрезентативно до рождений в середине XIX в.) и готовой возможности комплексного поиска в пополняемой сводной БД на Excel-платформе, совместимой в силу единых исследовательских целей с остальными нашими ЭБД.

В качестве обобщенной «закольцовки» данной части обсуждения источников по локальным миграциям рассматриваемого периода скажем, что «метрико-загсовский» и «переписной» блоки, опросы женщин и студенческие генеалогии при корректной (историчной!) методике получения и обработки данных оказываются необходимыми, обязательными и часто незаменимыми источниками знания и инструментами вскрытия подвижного социоестественного синергизма отечественной новой и новейшей истории на максимально длинных и непрерывных рядах комплексной демографической и социографической информации. Локальные миграции – важнейшая, но часть этого синергизма.

Надеемся, что приведенные в статье методологические наблюдения и образцы методических приемов будут заинтересованному читателю в овладении ремеслом обработки информационных возможностей разнообразных «традиционных» и новейших массовых источников по социальной истории России конца XIX – XX в.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Пример заполненной анкеты женщины, завершившей свою плодовитую деятельность

Фамилии опрошенной изменены ради соблюдения «тайны личной жизни», ответы записаны в 2012 г. студенткой истфака ТГУ без изменений стиля респондентки из Мичуринского р-на Тамбовской обл. Формуляр анкеты содержит методические указания В.Л. Дьячкова лицам, проводящим опрос.

Анкета № 1

Подготовила Мякишева Екатерина

Вопросы к женщинам, закончившим плодовитую деятельность (возраст – любой, главное – точное знание того, что опрашиваемая более никого не родит)

Внимание!!! Ответы (особенно на вопросы «интимного» блока - №№15-19) желательно записывать дословно, с сохранением лексики и интонации. При отсутствии информации ставить знак «?» или «не знаю». При отказе отвечать – писать «отказ». И никакой самодеятельности!

1. Фамилия (девичья и в замужестве), имя, отчество (Если респондентка стесняется называть свое полное имя – достаточно инициалов, но это не слишком хороший вариант, т.к. каждый пункт анкеты – ценнейшая и взаимосвязанная информация)

Ответ: Кузнецова Лидия Ивановна. Девичья фамилия Петрова

2. Число, месяц, год рождения (в крайнем случае, год рождения)

Ответ: 22 марта 1940 г.

3. Точное место рождения – населенный пункт, район, область

Ответ: с. Старое Хмелевое, ул. Пасека

4. Социальное происхождение – род занятий, профессии отца и матери

Ответ: родной отец 25 апреля 1945 г. умер на войне, а отчим был на 3-й группе, т.к. на войне голову разбили, мать – рабочая в колхозе.

5. Даты рождения матери и отца

Ответ: мать – 1915 год, август, отец – 1916 г., отчим с 1922 г.

6. Места рождения отца и матери

Ответ: мать и родной отец – с. Старое Хмелевое, отчим – с. Новое Хмелевое

7. Год (хорошо бы и месяц) вступления родителей в брак

Ответ: первый в 1938 г., второй в 1953 г.

8. Уровень образования родителей (Коротко, например, 7 кл – отец, 4 кл – мать)

Ответ: не помню

9. Число детей у родителей – выживших и умерших, с указанием пола (например, всего 6м+2д, умерло в младенчестве 2м)

Ответ: 1 д+2 м (дочь от 1-го брака и 2 сына от 2-го брака)

10. Год и причина смерти родителей (если умерли, например, отец – 1997, язва желудка, мать – 2001, инсульт)

Ответ: отец 25 апреля 1945 г. умер на войне, отчим от старости в 1980 г., мать задавил внук неисправной машиной в 1984 г.

11. Уровень образования опрашиваемой

Ответ: закончила 7 классов

12. Род занятий опрашиваемой (если несколько профессий, то в хронологической последовательности)

13. Ответ: после окончания школы доярка 10 лет, вахтер в общаге 12 лет, затем на 2-ю группу.

14. Год и месяц (или возраст) замужества, возраст мужа при вступлении в брак (указать характер и число (если несколько) браков – официальный, гражданский. Указать, если брак был расторгнут. Вариант ответа – 21ж – 24м)

Ответ: 1-й брак -1957 год, число не помню, в 1958 г. развод, свекровь много лезла, муж пил, бил, в 1959 г. поехала в Рязань семечками торговать и встретила второго, и в 1959 г. вышла замуж за него, и мы приехали в Мичуринск. Оба официально заключены были.

15. Число детей живых и умерших с указанием их пола (например, 1м+1д). Неплохо указать и годы рождения детей.

Ответ: 2м+1д дочь с 1961 г., сын с 1963 г., еще один сын с 1970 г.

16. Наличие мертворождений и непроизвольных выкидышей с желательным указанием причины (например, 1 выкидыш – надорвалась на работе)

Ответ: не было такого

17. Наличие и, если – да, число и характер абортов (например, 2 – 1 – у повитухи, 1 –в больнице, или – нет, не делала)

Ответ: 6 абортов по 6 месяцев, каждый у бабки.

18. Наличие и характер контрацепции (например, - да, презерватив и или - да, прерванный половой акт (ППА)

Ответ: не предохранялись

19. Наличие добрачной половой жизни (например, - да, в 17 лет, с будущим мужем)

Ответ: не было до брака

20. Возраст начала месячных (Желательно точнее, например, 13,5 лет. Полезно, если женщина назовет и возраст менопаузы, климакса)

Ответ: 17 лет

21. Миграции, смена места жительства (например, Сосновка – в 1975 г. Сахалин – в 1997 г. Москва)

Ответ: не мигрировала

22. Неестественные смерти ближайших родственников (к ближайшим родственникам относятся: родители, родные братья и сестры, собственные дети; к неестественным смертям относятся: смерть на войне, убийство, смерть от несчастного случая, самоубийства, смерть в молодом возрасте. Например, отец – ВОВ, 1943; брат утонул, сына зарезали и т.п.).

Ответ: брат сводный в 27 лет разбился в Москве на мотоцикле, охранником работал в милиции, отец умер на войне 25 апреля 1945 г., мать внук на неисправной машине задавил.

ПРИЛОЖЕНИЕ 2

Обозначения профессионально-образовательных групп женщин

Здесь и в других наших исследованиях движения российских структур родов занятий применяется их авторская классификация, разработанная 15 лет назад. Первые цифры кода нашей классификации являются кодом профессиональной группы в международной классификации HISCO, затемследует номер профессионально-образовательной группы в нашей классификации. Код профессионально-образовательных групп, не имеющих места в классификации HISCO, имеет последовательный номер только в нашей классификации. В итоге наши профессионально-образовательные группы в предлагаемой сочетанной классификации с кодами и аббревиатурами групп выглядят так: