Писатель и экзистенциализм: художественная литература как средство выражения экзистенциальных идей

Введение

Экзистенциализм французского философа и писателя Жана-Поля Сартра (1905-1980) в первую очередь связан с отчуждением индивида и его способностью влиять на общество. Теория литературы Сартра фокусируется конкретно на отношениях между писателем, читателем и социальным контекстом обоих. Будучи романистом-интеллектуалом и экзистенциальным философом, Сартр считал, что существует тесная связь между литературой и философией. Поэтому его идеи о литературе и экзистенциализме обладают авторитетом писательского опыта романиста, а также философа и критического мыслителя.

Предметом исследования в данной статье являются экзистенциальные концепты в художественной литературе, с помощью которых возможно проиллюстрировать, что не только философские труды, но и художественные произведения могут являться носителями экзистенциальных идей и, более того, в отличие от научно-философских трактатов, они доступны для понимания широкому кругу читателей. Поэтому целью данной статьи является выявление и рассмотрение экзистенциальных концептов в художественной литературе. Методология исследования в настоящей работе обусловлена присутствием исключительных характеристик в экзистенциальной парадигме художественного сознания рассматриваемых нами писателей, что проявляется в наборе экзистенциальных концептов, создающих уникальные конструкты их произведений. В работе используются методы, актуальность которых подтверждается практикой их применения в современной социально-гуманитарной науке, а именно: диалектический, биографический, культурно-исторический и герменевтический методы, а также метод анализа и синтеза. Для достижения поставленной цели мы планируем опираться, в первую очередь, на теории литературы и экзистенциализма Жана Поля Сартра. Научная новизна данной работы определяется, во-первых, рассмотрением экзистенциальной парадигмы применительно именно к художественной литературе, и не просто к ее отдельным произведениям, а к их комплексу, что позволяет говорить об определенной тенденции; а во-вторых, выводом автора о принципиальной возможности применения теорий Сартра для анализа самых разнообразных художественных произведений на предмет обнаружения в них экзистенциальных концептов, в том числе о возможности ретроспективного исследования художественной литературы, например, XIX века, включая и русскую литературу, что в настоящее время представляется весьма перспективным направлением, так как вопросы морали, поднятые в русской литературе XIX века, до сих пор остаются весьма актуальными для современного общества.

Для Сартра вопрос личной морали занимает центральное место в мотивах писателя, побуждающих его писать. Сартр верил не только в то, что моральное чувство отдельного писателя проявляется в его художественной литературе, но и в то, что читатель также узнает об окружающей среде, которая создала эту моральную чувствительность в соответствующем сообществе. Теория литературы Сартра может помочь в попытке лучше понять ценность писателя в обществе. Исследователю необходимо осознавать важность контекстуализации личностей писателей не только с их работами, но и со временем и местом, где они пишут. Представляется интересным выяснить, как идеи Сартра об экзистенциализме и литературе могут быть применены к писателям и их трудам таким образом, чтобы исследователь мог анализировать как художественную технику писателей, так и оценивать их роль в обществе. Другими словами, как теории Сартра позволяют нам лучше понять отдельного писателя в социальном, политическом и моральном контексте, как на национальном, так и на международном уровнях. «Вымышленный прием всегда связан с метафизикой романиста. Задача критика состоит в том, чтобы определить последнее, прежде чем оценивать первое» ^[21].

Экзистенциализм и «экзистенциалисты»

Ключевые аспекты всей экзистенциальной мысли состоят в том, что человек обладает свободной волей и, следовательно, несет ответственность за свои действия. Очевидно, что экзистенциализм озабочен освобождением индивида от ограничений общества. Философская терминология, порой, проблематична, особенно когда речь идет о попытке объединить отдельных философов вместе. Существует общая тенденция группировать разрозненных философов и их теории на одном удобном основании. Эта проблема особенно остро ощущается с «экзистенциалистами», многие из которых спорили бы друг с другом о своих убеждениях. Экзистенциальный ярлык неявно допускает широту идей. Экзистенциальная теория, в первую очередь, касается существования личности и свободы, которая сопровождает это существование. И это стало удобным ярлыком для применения к философам, писателям и художникам, которые не вписывались в другие идеологические и художественные категории. Экзистенциализм никогда не был организованным движением. Выводы, которые делали Кьеркегор, Хайдеггер, Сартр соответствуют историческим обстоятельствам, в которых они оказались. В каком-то смысле экзистенциализма столько же, сколько и «экзистенциалистов».

Свобода воли означает, что выбор каждого человека делает его уникальным. Но это противоречит естественному желанию человека принадлежать к группе, что побуждает людей искать сходства. Этот парадокс лежит в основе экзистенциализма. Французский философ Габриэль Марсель ввел термин «экзистенциальный» в 1943 году. Хотя этот термин применялся ретроспективно к таким мыслителям, как Сёрен Кьеркегор, Фридрих Ницше, Мартин Хайдеггер. Также он применялся к коллегам Марселя: Жану Полю Сартру, Симоне де Бовуар и Альберу Камю. Сам Камю не считал себя экзистенциалистом, хотя это не мешало другим считать его таковым. Сартр первоначально предпочитал термин «феноменологическая онтология». Позже он принял термин «экзистенциализм».

Известно, что Альбер Камю и Жан Поль Сартр, которого Камю считал наставником и другом, поссорились из-за философской повести первого «Бунтующий человек», появившейся в 1951 году и, казалось, выступавшей против марксистских принципов, которые Сартр и другие некоммунистические левые с энтузиазмом принимали. Они больше никогда не разговаривали. Хотя их ссора была политической по своей сути, это не помешало Камю попытаться дистанцироваться от любых связей с Сартром и французскими экзистенциалистами. В одной в своих записных книжек он писал про экзистенциалистов, что «когда они обвиняют друг друга, можно быть уверенным, что делается это для уличения всех остальных» ^[2]. Эта цитата наводит на мысль, что разногласия могли быть скорее личными, чем идеологическими. Несмотря на такие протесты, Камю по-прежнему рассматривается как экзистенциальный писатель, и его романы, которые были столь же важны, как и любые другие тексты в популяризации философии, свидетельствуют о его экзистенциальных взглядах.

Некоторые комментаторы также включают в число экзистенциалистов феноменологов Эдмунда Гуссерля и Марселя Мерло Понти. Между всеми вышеперечисленным философами и писателями существуют заметные различия. Некоторые, такие как Кьеркегор и Марсель, были преданными христианами, в то время как другие, включая Хайдеггера и Сартра, были откровенными атеистами. Поскольку экзистенциализм имеет дело с индивидом, то таких различий не только следует ожидать, но и можно считать их необходимыми для философии. Различий у представителей экзистенциализма великое множество.

Можно утверждать, что вся экзистенциалистская философия восходит к Рене Декарту и его вере в то, что единственное, в чем он мог быть уверен, – это его собственное существование. Утверждение Декарта, впервые выраженное в Рассуждениях о методе, что «Я есть, я существую, всякий раз, когда оно произносится мною или задумано умом, обязательно верно», было упрощено до содержательного «Я мыслю, следовательно, я существую» ^{[1, с. 52]}. Приняв эту уверенность за «истину», последующие философы использовали ее в качестве отправной точки для изучения того, что можно сказать о человеке, человеческой природе, его существовании или существовании Бога. В своей книге «Словарь Сартра» Гэри Кокс описывает, как Сартр признал, что он и другие экзистенциалисты были в долгу перед Декартом: «Возможно, главной заботой континентальной философии со времен Декарта было выявление и преодоление проблем его дуализма и разработка более последовательной философии разума. Сартр – часть этой традиции. Он описывает себя как посткартезианца, признавая Декарта основателем дискурса, в котором он участвует» ^{[16, p. 60]}.

Чтобы упростить проблему, можно сказать, что общая тема всех экзистенциальных философов и писателей заключается в том, что они озабочены «существованием» и «истиной». «Существование» может относиться только к отдельному человеку, тогда как «истина» по своей сути является универсальным суждением, касающимся «существования» всех индивидов. Именно в пересекающихся отношениях между понятиями «существование» и «истина» экзистенциализм избегает обвинений в том, что он является чисто солипсистским направлением и пропагандирует моральный релятивизм. Философия существования стала основой интересов экзистенциалистов. Философские вопросы, которые касались «экзистенциалистов», были затронуты некоторыми писателями, не только в философских трудах, но и в художественной литературе, драме и реже в поэзии.

Экзистенциальная парадигма в художественной литературе

Художественная литература казалась наиболее подходящей для художественного выражения экзистенциальных идей, что вполне понятно, учитывая, что Сартр придает ей первостепенное значение как наиболее подходящему способу передачи идей и идеалов человека. Среди наиболее известных писателей-экзистенциалистов был сам Сартр. Его работы в качестве романиста и драматурга, особенно его трилогия «Дороги свободы» и пьеса «Мухи» представляли многие аспекты его экзистенциальных идей способами художественной литературы. Трилогия «Дороги свободы» не была завершена. Сартр отказался от этого проекта, чтобы сосредоточиться на своих политических и философских трудах.

К другим известным «экзистенциальным» романистам относят Альбера Камю, Франца Кафку, Сэмюэля Беккета... Также этот термин был применен ретроспективно к русскому писателю Федору Михайловичу Достоевскому, концептуальный афоризм которого «если Бога нет, то все дозволено» Сартр считал самой сутью экзистенциализма. Сегодня Достоевский является признанным экзистенциальным писателем XIX века. Его романы пронизаны экзистенциальной проблематикой, в частности, он «пытается решить экзистенциально-психологическую проблему природы преступного поведения человека» ^{[4, с. 58]}. В таком случае перед нами встает закономерный вопрос: если теории Сартра столь органично могут быть применены к романам Достоевского, то почему бы не применить их аналогичным образом и к другим авторам художественных произведений, в том числе представляющим русскую литературу, включая писателей, являющихся предшественниками Достоевского и оказавших на него существенное влияние. Так, известно, что Достоевский находился под большим впечатлением от творчества другого русского писателя и поэта – Михаила Юрьевича Лермонтова, «алмазная проза» которого, воплощенная в романе «Герой нашего времени», послужила своеобразной искрой для мыслей Достоевского. Рассматривая экзистенциальные основания природы преступного поведения Раскольникова, Достоевский во многом отражает в своем персонаже черты героя Лермонтова – Печорина, ибо экзистенциальные основания природы преступного поведения обоих персонажей во многом сходны. Фактически, можно утверждать, что Раскольников у Достоевского рождается из образа Печорина. Основная разница между главными героями двух русских писателей заключается лишь в их социальном статусе: родись Печорин бедным – он стал бы Раскольниковым, будь Раскольников богат – он превратился бы в Печорина. Поэтому экзистенциальные теории, выведенные в Западной Европе в ХХ веке, на наш взгляд, вполне возможно применить и к русским писателям первой половины XIX века, а не только к Достоевскому. Общей чертой Лермонтова и Достоевского с западноевропейскими экзистенциальными писателями ХХ века является выражение в их работах озабоченности, возникающей из осознания того, что человек свободен и несет ответственность за свои собственные поступки. Пожалуй, самый яркий пример созвучия романов Лермонтова и Достоевского с экзистенциальными художественными произведениями ХХ века – это роман Камю «Посторонний». Главный герой Мерсо убивает неизвестного ему человека. Несмотря на то, что его судили и признали виновным, Мерсо не испытывает угрызений совести. Он не сопротивляется заключению в тюрьму, поскольку он физически на это не способен, и это состояние его не угнетает. Его явное безразличие означает, что он чужд не только обществу, которое не может понять причин, стоящих за убийством, но чужд и самому себе.

Другие известные экзистенциальные произведения, такие как пьеса Беккета «В ожидании Годо» и «Молодой Адам» Трокки, описывают схожую проблематику. В первом случае именно страх перед тем, что свобода воли и ответственность означают для индивида, заставляет бездействовать главных героев, ожидать указаний о том, что делать, от вечно отсутствующего Годо. В романе Трокки также описано убийство и суд, но на этот раз виновный, рассказчик Джо, избегает наказания и довольствуется тем, что наблюдает за судом над человеком, осужденным за его преступление. И снова поражает отсутствие эмоций или раскаяния, поскольку Джо, как и Мерсо, по-видимому, лишен какого-либо морального императива действовать так, как общество сочло бы морально приемлемым. Таким образом, здесь мы может отметить практически полную тождественность со взглядами Печорина, которого Лермонтов поставил выше морали или попросту вне ее, подобно будущему ницшеанскому сверхчеловеку. Связующая тема во всех этих текстах заключается в том, что если человек свободен и ответственен, то только он может решать, что означают понятия «правильно» и «неправильно», и поэтому суждение исходит только от индивида. Такая литература изображает мрачное существование, которое предполагает, что экзистенциальная жизнь – это болезненная жизнь, которую нужно терпеть в одиночестве, как это и делал герой Лермонтова – Печорин.

Сартр рассматривал литературу как наиболее подходящую форму для обмена идеями. В литературном манифесте «Литература и экзистенциализм» Сартр заявляет, что литература лучше всего подходит для передачи человеческих идей. Он считает, что писатель выражает свое бытие через свое письмо. Сартр упоминает роль критика, не указывая, какого рода критика он имеет в виду. Возможно, что здесь подразумеваются два отдельных вида критики: литературная и философская. Можно утверждать, что задача литературного критика состоит, главным образом, в том, чтобы изучить технику романиста. Задача философского критика может быть определена как изучение метафизики романиста. Однако Сартр утверждает, что задача критика состоит в том, чтобы определить последнее, оценивая первое. Для Сартра «критик», по крайней мере с точки зрения литературы, – это тот, чья задача состоит в том, чтобы изучить как то, что пишет писатель, так и попытаться выяснить, почему он это пишет, выяснить, как создается смысл. Критик Сартра определяется тем, что он критикует, но он не может считаться выполнившим свою задачу, если он не занимается метафизикой. И то, и другое необходимо.

Одно из основных положений, лежащих в основе экзистенциальной философии Сартра, заключается в том, что «существование предшествует сущности». В работе «Экзистенциализм – это гуманизм» он поясняет, что имеет в виду под этим утверждением: «Что это означает «существование предшествует сущности»? Это означает, что человек сначала существует, встречается, появляется в мире, и только потом он определяется. Для экзистенциалиста человек потому не поддаётся определению, что первоначально ничего собой не представляет. Человеком он становится лишь впоследствии, причём таким человеком, каким он сделает себя сам. Таким образом, нет никакой природы человека, как нет и бога, который бы её задумал. Человек просто существует, и он не только такой, каким себя представляет, но такой, каким он хочет стать. И поскольку он представляет себя уже после того, как начинает существовать, и проявляет волю уже после того, как начинает существовать, и после этого порыва к существованию, то он есть лишь то, что сам из себя делает. Таков первый принцип экзистенциализма» ^[12]. Принцип экзистенциализма Сартра основан на его атеизме. Поскольку Бога не существует, человек не «создан» по какому-либо плану и образу. Сравнение, которое использует Сартр, – это сравнение между человеком и ножом для бумаги. Нож для бумаги создан для выполнения определенной работы. Его сущность, причина его существования определяется до его существования. Человек рождается без такого «плана», поэтому он создает свою собственную сущность, он, благодаря свободному выбору, который он делает, создает самого себя. Если это так, то писатель в первую очередь создает свою сущность посредством своего письма, и критик может узнать больше о человеке, изучив как текст, так и стоящие за ним рассуждения.

Сартр, рассматривая отдельного писателя и его отношения с читателем, приходит к выводу, что именно в этих отношениях литература становится конкретной. Точно так же, как индивид раскрывает «бытие» через свои отношения с миром, так и читатель необходим для того, чтобы литература «была». Писателям нужна свобода читателя, чтобы их работа существовала подлинно. Без этого они перестанут функционировать как авторы, и их работы окажутся в безвестности, непрочитанными. Свобода писателя и свобода читателя создают императив для перемен.

Сартр одновременно находился в положении теоретика и творческого писателя. Художественная литература становится средством, с помощью которого Сартр выражает свою философию. Сартр считал, что все действия являются свободными, и что письмо является художественным выражением этой свободы. Писатель не может поступить иначе, как выразить эту свободу. Литература – это идеальное средство как для писателя, так и для читателя осознать свою собственную свободу и свободу друг друга. Сартр считает, что эти отношения между писателем и читателем способствуют дальнейшим изменениям в социальном контексте.

Когда писатель делает свободный выбор писать, он выбирает то, что, по его мнению, лучше, как для него, так и для всех, и если действия писателя убедительны, и те, кто читает, верят в это, тогда на них может повлиять текст, изменить их взгляд на мир и их место в нем. Это воплощает парадокс, лежащий в основе философии Сартра: экзистенциалист – это уединенное «я»; но письменность – это вмешательство, обращение к социальной и трансисторической совокупности индивидов. Письменность предполагает как индивидуальность, так и возможность социальных изменений. Сартр считал, что «ангажированный» писатель пишет не для настоящего, а о настоящем в надежде, что он сможет определить будущее. Как говорит Бернар Анри-Леви в своей биографии Сартра: «Безупречный писатель – это тот, кто с твердостью, решимостью и ясностью решает обратиться не к какому-то будущему, отдаленному и, следовательно, вымышленному периоду, а к тому самому времени, современником которого он является. Он – тот, кто, не довольствуясь разговором об этом времени, которое принадлежит ему, принимает решение говорить и за него» ^{[13, p. 66]}.

Отношения между читателем и писателем – это отношения, которые в большей или меньшей степени понимают обе стороны. С точки зрения писателя, он добьется успеха, если убедит читателя изменить свою прежнюю точку зрения или свои ценности, будь то эстетические или этические, чтобы приблизиться к точке зрения писателя. Писатель и читатель заключают этот договор свободно. Действительно, у читателя есть ожидание, желание быть затронутым. Это ожидание, которое стремятся оправдать многие писатели. Эта активная связь занимает центральное место во взглядах Жана Поля Сартра на литературу и экзистенциализм. Эстетика и замысел писателя неразрывно связаны, но отношения между ними иерархичны. Намерение автора является первичным. Стиль, тематика, язык, обстановка, персонаж, сюжет, время и место выступают в качестве инструментов написания. Существует напряженность между намерением и эстетикой, поскольку происходит переход от субъективного к объективному. Писатель должен принять свою единственную точку зрения и изложить ее таким образом, чтобы другие не только поняли, но и оценили ее. Писатель, как и все другие художники, стремится дать своему читателю определенное чувство, которое обычно называют эстетическим удовольствием, и это чувство, когда оно появляется, можно рассматривать в качестве признака того, что работа выполнена.

Достаточно сказать, что если писатель доставляет эстетическое удовольствие хотя бы одному читателю, то он достигает определенного уровня успеха, но это удовольствие или радость должны способствовать выражению замысла художника. Эстетической радости самой по себе недостаточно, и это еще один пример внутренней связи между писателем и читателем. Эстетика писателя позволяет отдельному писателю оказывать коллективное воздействие и, следовательно, позволяет убедительно донести его намерение. Эстетика Сартра ясна. Искусство и, в частности, литература, имеет мало общего с какой-либо идеей красоты или искусства для себя. Пишут, чтобы просветить своих читателей. Создают вымысел, чтобы разжечь как свое собственное воображение, так и воображение своих читателей, и именно в воображаемом можно предвидеть перемены. Именно это определение эстетики писателя позволяет теориям экзистенциализма и литературы Сартра успешно достигать своих целей. Чтобы преуспеть в написании литературы – к чему Сартр всегда стремится, даже, возможно, в своих фактологических работах – писатель должен заниматься современными проблемами. Он должен быть готов задавать соответствующие вопросы и бросать вызов существующим нормам таким образом, чтобы повысить осведомленность своих читателей и вдохновить их на действия. Литература бросает вызов аспектам современного мира. Текст показывает, как отдельный писатель смотрит на мир и как он реагирует на него. Перед читателем стоит задача переоценить свое собственное мировоззрение, а писателю бросает вызов реакция читателя. Утверждение, что литература обязательно имеет дело с современным миром, верно, поскольку только современный мир будет непосредственно оспорен и изменен. Это не означает, что предмет литературы должен быть ограничен этим миром, но мир, о котором говорится, обязательно является тем, в котором пишет писатель, независимо от того, когда и где разворачивается действие романа: писатель, такой как Сартр, например, не пишет о политической коррупции в Древнем Вавилоне, если только он не комментирует политическую коррупцию в свое время. Написание литературы повышает социальную, политическую, историческую и философскую осведомленность писателя, в то время как чтение литературы повышает эти же формы осведомленности у читателя.

Автобиографическая книга Сартра 1964 года «Слова» разделена на две отдельные части. Первая называется «Читать», а вторая – «Писать». Сартр стремится разграничить свою жизнь на эти два отдельных этапа, подчеркивая, что все писатели сначала были читателями, но не все читатели становятся писателями. Затем роль писателей приобретает большее значение, поскольку они понимают отношения между читателем и писателем с обеих сторон, и что и писатель, и читатель проецируют смысл на текст. Это аналогично отношениям исполнителя и зрителя. Точно так же, как исполнитель побуждается к выступлению, потому что он сначала был зрителем, так и писатель побуждается писать тем, что он прочитал. Буквальный примат чтения над письмом здесь не подразумевается, поскольку письмо и чтение являются взаимными актами. Воображение работает при чтении так же, как и при письме, и при письме воображение писателя было и остается информированным всей историей работы воображения при чтении. Эта универсальная способность к творчеству рассматривается Жаком Рансьером в книге «Эмансипированный зритель»: «наши достижения – идет ли речь об обучении или игре, о говорении или письме, о занятиях искусством или созерцании – удостоверяют вовсе не нашу причастность некой способности, воплощенной в сообществе. Речь идет о способности анонимов, способности, делающей каждого/каждую равным/равной любому другому/любой другой» ^{[6, c. 18]}. Эта способность может оставаться скрытой, но наличие возможности творить позволяет людям осознавать, что они свободны. Действительно, они должны быть свободными, поскольку, хотя они могут быть вдохновлены одним и тем же искусством, их реакция на него, формирование их личной эстетики, может быть только индивидуальной. Люди, которые никогда не узнают друг друга, которые остаются «анонимными», будут реагировать на одни и те же художественные стимулы обязательно уникальным образом. Рансьер продолжает: «Именно в этой способности связывать и разделять заключается эмансипация зрителя, то есть эмансипация каждого из нас как зрителя. Быть зрителем – это не пассивное состояние, которое нам нужно преобразовать в активное. Быть зрителем – наша нормальная ситуация. Когда мы изучаем и учим, действуем и познаем, мы – те же зрители, которые ежесекундно связывают видимое с тем, что уже видели, говорили, делали и воображали» ^{[6, c. 18]}.

В экзистенциальном смысле, поскольку мы не можем преодолеть человеческую субъективность, мы должны признать, что негатив одного человека может отражать позитив другого. Искусство можно рассматривать как поле битвы идей и идеалов. Именно это делает претензии на «высокое» и «низкое» искусство спорными. Если функция искусства заключается в обмене идеями и идеалами, то, несомненно, метод передачи этих идей можно рассматривать только с точки зрения того, насколько «успешным» был художник в передаче идей своей конкретной аудитории, а не каких-то абстрактных художественных достоинств.

По Сартру, цель искусства состоит в том, чтобы восстановить этот мир, дать возможность увидеть его таким, каков он есть, но так, как если бы он имел свои источники в человеческой свободе. Это центральная идея в теориях Сартра, которые связывают эстетику и мораль. Но эстетическая ценность и моральная ценность – это не одно и то же. Сартр признает, что данные ценности, хотя и разные, но неразрывно связаны. В книге «Что такое литература?» он рассматривает эту связь со ссылкой на автора и читателя: «вселенная писателя обнаруживается во всей своей глубине только через осмысление, восхищение и возмущение читателя; и благородная любовь – это клятва что-то поддержать, благородное возмущение – клятва что-то изменить, а благородное восхищение – клятва кому-то подражать; хотя литература – это одно, а мораль – нечто совсем иное, в основе эстетического императива мы всегда различаем моральный императив. Поскольку тот, кто пишет, одним тем фактом, что он берет на себя труд писать, признает свободу своих читателей, а тот, кто читает, одним тем фактом, что он открывает книгу, признает свободу писателя, произведение искусства, с какой бы стороны на него ни взглянуть, – это акт доверия в области человеческой свободы» ^{[11, c. 69]}.

Термин «экзистенциальный» столь же проблематичен в применении к писателю, как и в применении к философу, поскольку он предопределяет то, что ожидается в работе. На самом деле, про многих писателей можно сказать, что они озабочены «существованием» и «истиной», что их персонажи страдают, думают о повседневной жизни. Но, кроме этого, важно понять исследует ли писатель предпосылки их существования, рассматривает ли их глубоко индивидуальный опыт; представлены ли они изолированными, одинокими, отчужденными, учитывает ли писатель политический, экономический и моральный климат в современном ему обществе, наконец, верит ли он, что социальные изменения могут произойти с помощью литературы…

Сартр ставит прозу выше других видов искусства. Он называет прозу «империей знаков». Слова – это прежде всего не объекты, а обозначения объектов. Дело не в том, нравятся они сами по себе или нет, а в том, правильно ли они указывают на определенную вещь или определенное понятие. Теория литературы Сартра ставит отдельного писателя в центр социальных и политических изменений. Философия и художественная литература Сартра касались конкретной ситуации во Франции в то время, когда он писал. Но в итоге они стали универсальными. Сартр полагал, что ответ на вопрос «Для кого пишут?» таков: для максимально возможной читательской аудитории и, в конечном счете, для всех. То есть пишут для универсального читателя, и послание писателя чаще всего адресовано всем людям. Художественная литература может дать нам представление о конкретном времени и месте, которые Сартр считает первостепенно важными. Их идеи и идеалы призваны стать актуальными для каждого человека, независимо от национальных границ.

Идеи Сартра сегодня по-прежнему актуальны. Поскольку понятия национальности и принадлежности пересматриваются и изменяются, идет процесс глобализации, теории Сартра позволяют критикам контекстуализировать писателей за пределами таких очевидных границ. Сегодня представляется интересным выяснить, могут ли идеи Сартра об экзистенциализме и литературе быть применены к писателям и их творчеству таким образом, чтобы «критик» мог анализировать как метафизику романиста, так и его художественную технику, и, более того, оценивать его роль в обществе и за его пределами.

Если искусство воспринимается как эстетическое выражение идей и идеалов, то мы должны признать, что в конечном счете все связанные с этим ценности будут в значительной степени субъективными, будь то моральные или эстетические. Успешный литературный критик, по крайней мере, согласно Сартру, имеет дело с метафизикой писателя, а также с его эстетикой. Для Сартра намерение писателя имеет первостепенное значение. Когда Сартр говорил о существовании хороших и плохих романов, он имел в виду это намерение, а не какое-либо поверхностное эстетическое суждение. Плохой роман стремится угодить лестью, в то время как хороший – это акт веры и уникальная точка зрения, с которой автор может представить мир тем свободам, согласия с которыми он хочет добиться. Это точка зрения, согласно которой мир всегда должен быть наполнен свободой.

Заключение

Изучая художественную литературу и тех, кто ее создает, интересно проследить переход от индивидуального к универсальному и роль писателя в этом движении. В частности, любопытно посмотреть, как писатели представляют идеи и ценности людей и влияют на них. Политика, язык, класс, пол, религия и нация – все можно рассматривать с точки зрения убеждения в том, что, изменяя эстетические и моральные ценности людей посредством искусства, художник влияет на более широкие политические, социальные, культурные сферы. С точки зрения изменения эстетических и моральных ценностей, цель художника состоит в том, чтобы воздействовать на последние посредством первых. Читатель меняется и тем, и другим. Читателя заставляет по-другому смотреть на мир писатель, который выбрал свои слова, свои поступки не только как лучшие для писателя, но и как лучшие для всех. Но это не односторонний процесс. На художника влияют другие, чтобы он творил, и это действие творения требует ответа, который заново создает изменения.

Теории литературы и экзистенциализма Сартра в значительной степени считались устаревшими после подъема структурализма и постструктурализма в литературной критике в 1960-х и 1970-х годах, но впоследствии они были пересмотрены. Постепенный поворот к политике в литературоведении в конце ХХ века представил творчество Сартра в ином свете. Этические и политические аспекты его экзистенциальной мысли и активности; его драматические, интерактивные рассказы о письме и чтении; и его портрет читателя как сложного человека со специфическими интересами и ценностями служат образцами для тех писателей и теоретиков, которые критически взаимодействуют не только с институтом литературоведения, но и с миром в целом.

Философия и литература связаны с пониманием окружающего нас мира, и экзистенциализм оказался философским движением, которое наиболее явно признает это. Мысли Сартра об экзистенциализме и литературе еще больше укрепили эти идеи, установив отношения между писателем, читателем и обществом, в котором они оба живут. Жан Поль Сартр был убежден в том, что литература – это наиболее подходящий способ, с помощью которого человек может осознать и изменить общество.

Таким образом, мы можем утверждать, что в художественно литературе, начиная с первой половины XIX века и до современности, можно найти огромное количество экзистенциальных концептов. При этом художественная литература, в отличие от научных философских трудов, является прекрасным средством выражения экзистенциальных идей, становящихся понятными широкому кругу читателей, а не только профессиональным философам. Теории литературы и экзистенциализма Жана Поля Сартра могут быть применены для выявления и анализа экзистенциальных концептов в самых разнообразных произведениях художественной литературы, в том числе ретроспективно, как это было показано в настоящей статье на примере русских писателей – М. Ю. Лермонтова и Ф. М. Достоевского.