Тобольская мужская гимназия и революционные волнения 1905–1907 годов.

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ и Тюменской области в рамках научного проекта № 20-413-720014

Введение

Одним из крупнейших событий в истории России являлась Первая русская революция 1905–1907 гг. Она потрясла старый строй буржуазно-помещичьей России, широкой волной прокатившись от Петербурга до Дальнего Востока. Помимо рабочих и крестьян в борьбе против самодержавия приняли участие представители образовательных учреждений страны. Не обошли события революции и образовательные учреждения Тобольской губернии.

Вопросы участия учащейся молодёжи в событиях Первой русской революции 1905–1907 гг. в России рассматривались Б. К. Тебиевым ^[1]. Социальную активность различных слоев населения, Курской губернии в условиях революции 1905 г. проанализировала А. Г. Евдокимова ^[2]. Протестные акции воспитанников средних учебных заведений Петербурга, Казани, Ярославля, Вятки, Оренбурга, Елецка, Тюмени изучались в работах Т. И Пашковой, Е. В. Мироновой, С. Ю. Иерусалимской., А. С. Масютина, А. С. Алешина, О. А. Саввина, В. С. Сулимова ^{[3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10]}. Ищенко О. В. был проведен анализ текстов ученических газет и журналов, издававшихся в Сибири, охарактеризованы основные требования выдвигаемые воспитанниками различных заведений Сибири в изучаемый период ^{[11, 12]}.

До настоящего времени выступления учащихся тобольской классической гимназии в годы Первой русской революции не нашло должного отражения в российской историографии. Преимущественно изучались проблемы, связанные с активностью представителей рабочего класса и учащихся духовных школ региона в революционный период ^{[13, 14, 15, 16]} В исследовании Ю. П. Прибыльского проанализирована эволюция системы среднего образования в Сибири, уделено внимание отдельным периодам истории Тобольской мужской гимназии ^[17].

Детальному изучению участия учащихся светских школ Тобольской губернии в событиях 1905–1907 гг. мешало, в первую очередь, отсутствие достаточной источниковой базы в местных архивах, а также стереотипные подходы исследователей советского периода в угоду идеологии. В наше время появилась возможность рассмотреть многие вопросы более объективно, в том числе и работу светских школ региона в период 1905–1907 годов. Целью данной работы является впервые раскрывает деятельность учащихся Тобольской мужской гимназии в годы Первой русской революции. Предмет данного исследования – деятельность учащихся Тобольской мужской гимназии в 1905–1907 гг. Объектом исследования является Тобольская мужская гимназия. Основой работы служат принципы историзма, целостности, объективности, всесторонности. Используются как общенаучные, так и традиционные для исторических исследований методы: системный, историко-сравнительный, проблемно-исторический.

Исследование проведено на основе неопубликованных ранее документов Государственных архивов г. Тобольска и Томска, относящихся к истории Тобольской мужской гимназии.

Основная часть

С 1879 г. Тобольскую мужскую гимназию возглавлял магистр богословия Петр Иванович Панов ^{[18, с. 213]}. Будучи достаточно осторожным руководителем, Петр Иванович пытался оградить гимназистов от вмешательства в революционные процессы. Педсоветом Тобольской мужской гимназии в 1905 г. принимались меры для нормального хода учебно-воспитательного дела, несколько нарушенного окружающими условиями общественной жизни России ^{[19, л. 60]}.

За успехами и поведением учеников гимназии следили классные наставники. Они в конце каждой четверти сообщали на заседаниях педсовета точные и подробные сведения касающиеся успеваемости и поведения учащихся. Особое внимание всегда обращалось на малоуспешных учеников, обсуждались возможные меры для поднятия их успеваемости и исправления их поведения ^{[19, л. 69 об.]}.

Нередко появлялась надобность общаться с родителями, опекунами и родственниками учащихся. Классные наставники иногда посещали своих учеников на дому, знакомились с условиями домашней жизни учащихся, со средой, в которой они проводили внеклассное время [Там же].

Велось наблюдение за учениками и вне стен гимназии – на улице и общественных местах. Несмотря на все указанные меры, спокойное течение жизни гимназии в 1905 г. под влиянием внешних событий было нарушено: в конце первого полугодия и в первой половине второго ^{[19, л. 70]}.

29 апреля ученик 6 класса Шабунин принес в класс прокламацию за подписью Гапона, обращенную к русскому пролетариату и предложением истребления всего существующего правопорядка в империи. Одноклассник Лебедев по одной версии попросил почитать этот печатный листок, а по другой выхватил из рук читающего (подлинность факта не установлена из-за разных показаний) – и положил в карман блузы, пояснив, что «такую гадость» читать не следует, и что он знает, как поступить с этим документом. Не сказав директору гимназии об этом, он передал листок своему отцу, члену Тобольского губернского управления. В связи с этим 30 апреля на большой перемене стало заметно волнение среди учеников старших классов: гимназисты увидели в данном поступке Лебедева не только нарушение правил товарищества, но даже шпионство. Хотя директор и объяснил, что в поступке Лебедева нельзя было видеть злого умысла, что поступок его можно назвать только бестактным. Однако учащиеся продолжали волноваться, и 2 мая предъявили требование об удалении из гимназии данного ученика. Это требование не могло быть исполнено, и некоторые ученики самовольно оставили гимназию, за что педсоветом они тотчас же были временно уволены с правом обратного поступления только после сдачи экзаменов по всем предметам в конце августа ^{[19, л. 70–70 об.]}.

Администрацией гимназии было проведено тщательное расследование инцидента. Никакой «политической подкладки» в поступке учеников, самовольно прекративших занятия со 2 мая, расследование не установило, а только лишь выявлено раздражение против нетоварищеского поведения Лебедева. Были учтены ходатайства родителей и заступающих их место об оказании снисхождения к их питомцам и о принятии их обратно в гимназию без всякого экзамена. К тому же ученики, хоть и не все, высказали директору гимназии и преподавателю Шиллерову сожаление о произведенной ими забастовке. В связи с необходимостью надзора за учениками в летние каникулы педсовет постановил: из учеников, самовольно покинувших гимназию 2 мая, освободить от экзаменов после каникул всех учеников которые прошли образовательные курсы, за исключением ученика 6 класса Синицына не имеющего даже удовлетворительных знаний по предметам Закона Божьему и греческому языку ^{[19, л. 71]}.

По отношению к Синицыну требования были также пересмотрены. Ученик, по просьбе своей матери с 10 мая перестал поддерживать бастовавших, и с разрешения директора посещал уроки. Вел себя в это время безукоризненно и получил за год по всем предметам вполне удовлетворительные баллы. Потому педсовет нашел возможным не подвергать ученика никакому взысканию и перевести в 7 класс без испытаний ^{[19, л. 71 об.]}.

Несмотря на все возможные действия со стороны руководства гимназии конфликт между гимназистами и семьей Лебедевых продолжился. Ученики 6 класса Соболев и Котовский обратились к директору гимназии с жалобой на оскорбление в их адрес отцом Лебедева. Встретив на улице учеников, Лебедев замахнулся на них палкой, публично кричал и грозил выгнать из гимназии, не стесняясь в выражениях. Директор гимназии посоветовал ученикам попросить своих родителей обжаловать действия Лебедева, так как оскорбление было нанесено ученикам вне стен учебного заведения.

Отец Лебедева, пытаясь оправдать свои действия перед попечителем округа, в августе отправил в Томск телеграмму. В депеше Лебедев указал, что его сын весной отобрал в классе «преступную Гапоновскую прокламацию», что привело к забастовке учеников, в том числе и сына директора гимназии. Отец Лебедева не поддался на уговоры преподавателей и не забрал своего сына из гимназии. Семье был объявлен бойкот ^{[20, л. 24 об.]}.

Первые три дня нового учебного года прошли спокойно. Однако с приходом Лебедева 22 августа на занятия одноклассники не могли не обнаружить по отношению к нему своего неприязненного чувства. Только он успел подняться на верхний этаж, как раздались крики учеников 5-8 классов в адрес Лебедева – «шпион». На следующий день ученики закидали Лебедева сырыми яйцами. Для оправдания своей просьбы удалить Лебедева гимназисты обвиняли его в самонадеянности и вспыльчивости. Поводом к этому послужило, главным образом, поведение самого Лебедева и его отца, которые вели себя по отношению к ученикам старших классов вызывающе ^{[20, л. 41 об.]}.

Последнее обстоятельство и другие соображения педагогического характера заставили педсовет прийти к заключению, что ученику Лебедеву следует оставить гимназию. Он оставил школу 10 октября. Между тем, в России в этот период совершились события, заставившие жить не спокойно все общество, в том числе родителей и опекунов учащихся. Довольно было малейшей искры, чтобы вспыхнул пожар. Эта искра, вначале зароненная в духовную семинарию, воспитанники которой предъявили своему начальству ряд требований, попала затем в гимназию ^{[20, л. 73]}.

В таком состоянии вступила Тобольская гимназия в период Первой русской революции. 1905 год в отчетах о состоянии учебно-воспитательного процесса мог ничем особо не отличаться от отчетов предыдущих лет, однако, отголоски событий Кровавого воскресенья 9 января наложили свой отпечаток на жизнедеятельность мужской гимназии.

Очередное заседание педсовета гимназии состоялось 15 октября. На заседании был заслушан доклад директора. Почти одновременно с забастовкой атеистически настроенных учеников духовной семинарии, по поводу непринятия их петиции епархиальным начальством, в которой они просили введения изменений в учебную программу началось брожение и в старших классах гимназии. Оно выразилось в том, что в перемены проходили совещания. Времени на переменах для обсуждения вопросов не хватало и ученики четырех старших классов пришли к директору с просьбой разрешить им собрание для обсуждения насущных вопросов. Они заявили, что не желают делать сходок без ведома начальства вне стен гимназии в каком-либо частном доме или в саду Ермака. В виду такой откровенной просьбы и с учетом тяжелого положения, переживаемого средней школой, и руководствуясь примером гимназий европейской России в прошлом году, когда ученикам предоставлялось временное право устраивать совещания в учебных заведениях, директор разрешил ученикам собраться в один из ближайших праздничных дней для обсуждения злободневных вопросов. Однако поставил условие о проведении собрания в комнате рядом со своим кабинетом, где он будет следить за мероприятием.

17 октября в понедельник после обедни в гимназической церкви, директор спустился в свой кабинет и стал ждать учеников. Через 5—10 минут ему доложили о сборе учеников в одном из классов верхнего этажа. Учащиеся закрыли дверь на ключ и начали совещание. В классе оказались шесть учеников четвертого класса, и директор предложил выпустить младших школьников, так как им не разрешили участвовать в сходке. Гимназисты сказали, не могут найти ключ, что являлось ложью. После выхода учеников с совещания помощник наставника спросил о решениях собрания. Гимназисты ответили, что ничего определенного они не решили по причине неорганизованности. На следующий день в 12 часов ученики вновь пришли к директору с просьбой разрешить продолжение сходки во время последних двух уроков, но Панов отказал. Тогда ученики просили о продолжении вчерашней сходки после уроков. Директор согласился и дал разрешение на присутствие на собрании по выбору преподавателей И.П. Львова и П. П. Ершова. Последний руководил порядком совещания, прошедшего «совершенно тихо и спокойно» ^{[20, л. 67 об.]}.

Плодом двух совещаний явилась петиция учеников из 29 пунктов, направленная в педсовет. Свою петицию ученики начали так: «Ненормальности школьной жизни, как-то: удручающая бесцветность ее, педантизм, бесправие учащихся, подавление их личности, неправильное отношение воспитателей к воспитанникам, стали для нас невыносимы. Пробудившееся сознание этих ненормальностей заставляет нас протестовать против них, так как школа вместо того, чтобы дать нам запас истинных знаний и сделать из нас тружеников для счастья родины, старается подавить в нас всякую самостоятельность и возможность свободно мыслить» ^{[20, л. 68]}. Петицию подписали ученики 5—8 классов и передали 19 октября в 10 часов после молебна по случаю царского манифеста. Директор не хотел давать ход петиции, как составленной учениками, но, желая успокоить «сильно приподнятое настроение учащихся» в прошлые дни, решил представить педсовету на обсуждение все пункты документа для спасения гимназии от грозящей забастовки. Перед обсуждением петиции директор высказал свой взгляд на ее характер. Во-первых, она не являлась самостоятельным плодом учеников гимназии, а, скорее всего, была прислана из Европейской России, и целиком, без дополнений подписана ими, с целью присоединиться по пожеланиям учеников средних школ всей страны. Во-вторых, доказательством данного предположения служили два момента. Например, ученики просили ввести преподавание законоведения, истории философии и психологии, а также увеличить количество уроков математики. Данные меры были приняты уже с начала учебного года. В-третьих, директор был убежден, что в числе 66 учеников, подписавших петицию, половина, если не более, сделали это под давлением основной группы учеников, побоявшись бойкота с их стороны. Данный способ самовыражения к великому сожалению директора «свил себе гнездо» и в средних школах, приобретя «широкое право гражданства» ^{[20, л. 68]}. Из 29 пунктов петиции педсовет принял решение удовлетворить 18 пунктов, которые нисколько не нарушали устава гимназии. Например, человеческое, добросовестное и равное отношение школьной администрации к учащимся, вежливое обращение со всеми учениками, предоставлении выбора квартир родителям учеников, опекунам их и заступающим их место, разрешение суждения по вопросам религии, политики и жизни.

По остальным пунктам учащимся было отказано в удовлетворении, как не подлежащим компетенции педсовета. Например, отмена обязательных богослужений, допущение ученических сходок, снятие внешкольного надзора за учениками, право жить приходящим иногородним ученикам, где им угодно по их желанию, право предлагать увольнять учителей. Когда решение педсовета было объявлено ученикам, последними порядок в гимназии до конца отчетного учебного года не нарушался ^{[20, л. 72]}.

События второй половины октября 1905 г. быстро стерли из памяти гимназистов и педагогов инцидент с учеником Лебедевым. В связи с царским манифестом 17 октября, «в ознаменование гражданской свободы», 20 и 22 октября в г. Тобольске были устроены две «совершенно мирных прогулки» по улицам. П.И. Панов отмечал в послании попечителю в конце месяца: «Особенно выделялось грандиозное шествие на кладбище к могилам декабристов». Организаторы данного мероприятия, «празднуя такое торжество свободы и неприкосновенности личности», пригласили к участию и воспитанников учебных заведений города, в том числе и многих учеников старших классов гимназии. «Окружив плотным кольцом» могилы декабристов, толпа примерно из 2000 человек пропела «вечную память», послушала речи и стихи, прокричала «ура» и «да здравствует свобода». На обратном пути в 5 часов вечера, толпа пела студенческие песни революционного содержания. Собравшиеся пропели вечную память против здания жандармского управления, что «привело в смущение тихое спокойное» до этой поры местное общество ^{[20, л. 65]}.

Очередные волнения были связаны с празднованием 80-й годовщины со дня восстания декабристов на Сенатской площади. Директор гимназии, опасаясь слухов по поводу предстоящей уличной манифестации, и возникновения случайных столкновений демонстрантов с народной толпой, способной привлечь учащихся школ во время занятий, по просьбе некоторых родителей и по соглашению с губернатором, разрешил ученикам не ходить в этот день в гимназию. Директор предупредил гимназистов, чтобы они не присоединялись к демонстрации, опасаясь всяческих несчастий. В других учебных заведениях ученики также были распущены по домам ^{[20, л. 73]}.

13 июня 1906 г. из Министерства народного просвещения (далее МНП) попечителю учебного округа пришло секретное распоряжение запросить у директора Тобольской гимназии о прошедшем происшествии, связанном с учеником 6 класса А. Шабуниным, прочитавшим вслух ученикам революционное воззвание. Весной 1906 г. в Министерство внутренних дел поступило сообщение о найденном в Тобольске 28 марта на парадном крыльце губернаторского дома разрывном снаряде. Имелось указание на то, что снаряд был положен кем-то из учащихся. Из тех же сведений следовало, что многие ученики гимназии злоупотребляли спиртными напитками и были все «проникнуты духом своеволия, при чем легко поддаются тлетворному влиянию чуждых гимназии и вредных элементов» ^{[21, л. 37–38 об.]}.

В доносе указывалось, что директор не пользовался надлежащим авторитетом у воспитанников вследствие преклонного возраста и слабости характера. В результате МНП по приказанию замминистра запросило у попечителя отзыв «по содержанию приведенных сведений» ^{[20, л. 72]}.

В начале августа 1906 г. директор гимназии отчитался перед попечителем об отсутствии каких-либо секретных расследований по обвинению учеников гимназии в политических преступлениях. Некоторые ученики старших классов «подпадали под влияние вредных элементов, но никаких активных проявлений своего сочувствия пропаганде обнаружено не было» ^{[20, л. 79]}. Далее П. И. Панов объективно замечал: «При настоящих тяжелых условиях жизни, которые переживаются всей Россией, а учебными заведениями в частности, чрезвычайно трудно и даже невозможно сохранить учащуюся молодежь от увлечения модными противоправительственными идеями» ^{[20, л. 80]}. Петр Иванович считал, что сведения о гимназии, имевшиеся в министерстве, являются результатом доноса одного частного лица, открыто заявлявшего, что он отомстит гимназии за некорректное отношение к нему со стороны учащихся.

Данный товарищ, боясь оскорблений общества в свой адрес, бежал рано утром из города, проникнув тайком на пароход перед самым его отправлением. Панов был уверен, что это Лебедев. Лебедев, находившийся по своим делам в Петербурге, постарался очернить гимназию, так как его сыну было предложено в минувшем учебном году оставить гимназию и держать экзамен за 6 класс экстерном.

Вечером 1 мая 1907 г. в Тобольске прошла народная манифестация по поводу привоза ссыльных. Толпа с криками и песнями прошла мимо пансиона. Из второго этажа здания в открытые окна послышались крики «ура». Воспитатель находился на нижнем этаже. Панов срочно сообщил о случившемся происшествии телеграммой в Томск. Подробности обещал выслать почтой.

Губернатор Н. Л. Гондатти 4 мая отправил попечителю Л. И. Лаврентьеву конфиденциальное послание. В соответствии с ним 1 мая около восьми часов вечера в Тобольск прибыл из Тюмени, на специально зафрахтованном пароходе с баржей, партия политических арестантов в 179 человек. Среди них 101 были осуждены за политические преступления на каторжные работы.

При встрече присутствовала посторонняя публика, удерживаемая на приличном расстоянии воинским нарядом от арестантов. Среди публики было замечено немало гимназистов, последовавших при отправлении партии от пристани по тюрьмам, за арестантами. Они пели революционные песни. Во время прохода партии мимо пансиона гимназии, часть пансионеров, скорее всего, вместе с приходящими учениками, забравшись в здание, открыла окна и стала махать осужденным платками, крича «ура». Те же действия повторились на обратном пути, когда часть горожан, разгоняемая солдатами, бежала мимо пансиона. Гимназисты вновь выражали свое сочувствие из пансиона. Со стороны начальства гимназии при этом никаких мер воздействия на учеников не принималось. Губернатор просил директора гимназии «взыскать как можно строже» с гимназистов, участвовавших в указанных безобразиях. Гондатти считал необходимым сообщить попечителю о случившемся происшествии.

В тот же день отчет о проступке учеников отправил в Томск директор гимназии со своей версией происходящего. Из него следовало, что вечером, 1 мая в Тобольск пришел первый пароход, на котором прибыло 180 арестантов-матросов из Тюменской тюрьмы. День стоял хороший, и публика по традиции массово встречала первые пароходы. На пристани собралось много народа из обыкновенного любопытства. Среди них были политические ссыльные и учащиеся разных школ. Немало присутствовало и гимназистов, выделявшихся своей форменной одеждой. Любопытство подогревалось еще и приходом на пристань роты солдат. Администрация вообще не знала о приходе парохода с арестантами и не сделала никаких распоряжений. К тому же данное событие произошло в родительский день и на кладбище собралось множество народа помянуть своих родных. Ходили слухи, что там готовится митинг с речами, и директор поручил инспектору съездить на кладбище. Факт присутствия гимназистов на кладбище не подтвердился. С горы он увидел приближающийся пароход из Тюмени и бегущую на пристань толпу. Здесь уже находилась громадная толпа, стоящая группами у сходней, оцепленных солдатами. После вывода первой партии арестантов-уголовников на берег все было спокойно. Во вторую очередь вывели партию матросов, запевших революционную песню. Публика зашумела и сопровождала процессию до горы. Часть народа поднялась на гору до тюрьмы. Когда партия арестантов поравнялась с пансионом, матросы снова запели, и горожане подняли «страшный шум, крича ура» ^{[21, л. 110 об.]}.

Окна на верхнем этаже пансиона были открыты. Старшие пансионеры, «случайно попав в толпу», остановились у здания, где находился инспектор, пробравшийся через толпу к пансиону. На верхнем этаже у открытых окон оставалось пять пансионеров 1-2 классов. Увлекшись гулом толпы, они тоже крикнули и в двух окнах махнули платками. Дежурный надзиратель был в этот момент на нижнем этаже, разучивая с пансионером 6 класса пьесу. Проводив арестантов, толпа возвращалась обратно с пением песен. Было уже темно, небо заволокло тучами, начался дождь. Полицейские и военный патруль, пользуясь узким проходом у пансиона, преградили толпе дорогу. Начался гвалт, раздались резкие свистки. К моменту прихода директора в пансион, благодаря надзору дежурного и старшим пансионерам, окна были закрыты и воспитанники не допускались к окнам. Свистки, скорее всего, раздались в адрес полиции. Старшие пансионеры подумали, что освистывают их за невыход из пансиона. Затем толпа отправилась дальше и разошлась на Большой Архангельской улице. В толпе гимназистов замечено не было, кроме одного ученика 5 класса, который после окончания экзаменов должен был оставить гимназию. Такова была версия случившегося директора П. И. Панова.

Получив сообщение от Панова, попечитель был настроен очень решительно, считая, что гимназисты принимали активное участие в проводах арестантов с пристани до тюрьмы. Лаврентьев просил доложить, было ли проведено расследование об участниках данного события, обсуждали ли поведение гимназистов на педсовете. Какие взыскания были наложены на учащихся, принявших участие в демонстрации и смевших «выражать сочувствие отъявленным врагам Государя, отечества и всякого разумного порядка» ^{[21, л. 111]}.

П. И. Панов ответил попечителю 28 мая, что начальник губернии и Тобольское жандармское управление не зафиксировали ни одного случая с активным участием гимназистов в демонстрации 1 мая. Большая толпа народа собралась в большинстве своем из простого любопытства, «без всякой политической подкладки» ^{[21, л. 112]}. К числу любопытных относились и ученики гимназии, сопровождавшие толпу. Кто именно участвовал из гимназистов в шествии, по причине большого количества народа, установить было трудно. К дознанию было привлечено три человека – мещане г. Тобольска. Активного участия гимназистов в пении и криках было не обнаружено. Однако на совещании с членами педсовета директор вынес порицание ученикам старших классов с предупреждением за их участие в толпе, хотя бы из простого любопытства. Если в будущем будет замечено даже пассивное участие в любой народной демонстрации, то на виновных будут наложены строгие меры взыскания вплоть до отчисления из гимназии. Что же касалось до криков «ура» и махания платками из окон пансиона во время прохождения шумевшей и певшей толпы, то расследованием инспектора было установлено, что настроением толпы увлеклись пять учеников младших классов. Они крикнули «ура» без осознания, «не выражая этим какой-либо симпатии преступникам», не зная, кто эти люди, и за что их направляют в каторжную тюрьму ^{[21, л. 113]}.

Директор гимназии был глубоко убежден, что «детвора примкнула к голосам ревущей толпы из стадного начала, так свойственного детскому возрасту» ^{[21, л. 114]}. Петр Иванович сделал им выговор и сообщил родителям. Относительно одного ученика старшего класса, уходившего из пансиона на гору, как и о втором ученике, возвратившемся с горы вместе с толпой, директор собирался высказать свое мнение после сдачи экзаменов данными учениками.

Еще одна протестная акция состоялась 17 октября 1907 г. Неизвестное лицо на крыше пансиона у трубы вывесило черный флаг с изображением мертвой головы. Размер флага был не больше аршина в длину, а череп, вырезанный из бумаги, покоился на двух костях. Данный проступок можно было совершить ночью или ранним утром, когда дворовый караульный снимался со своего поста. Панов ручался за старших пансионеров, что они не могли этого сделать, так сами узнали об этом лишь утром в 8-ом часу после снятия флага. Маленьким пансионерам повесить флаг было сложно, так как нужно было подниматься по высокой лестнице со двора, к тому же рискованно было лезть по крыше к трубе, к которой и был привязан флаг. Древком служила палка, вынутая из метлы. Директор считал происшествие делом посторонних лиц. Пансионеры запирались на ночь в 8 часов вечера и задние двери открывались только в 7 часов утра, когда опасно было подниматься на крышу из боязни быть замеченным. Неприятный инцидент закончился снятием флага ^{[21, л. 115]}.

Следует отметить, что П. И. Панов довольно лояльно относился к нарушению дисциплины со стороны учеников гимназии, пытаясь объективно рассматривать сложные моменты, связанные с поведением учащихся. У него не было стремления без причины нагнетать обстановку вокруг нарастания напряженности в обществе, связанной с возрастанием роли политики в жизни страны.

Заключение

События 1905–1907 гг. привели к уходу П. И. Панова с поста директора гимназии. Имея большой педагогический стаж, он не был готов воспринять веяния нового времени, считая, что создавшаяся ситуация ни к чему хорошему Россию не приведет. Проникновение одной революционной прокламации в стены гимназии после событий 9 января 1905 г. привело к продолжительному конфликту между учениками учебного заведения. Произошла забастовка ряда учащихся, что выразилось в отказе посещать занятия по причине невыполнения администрацией гимназии требования гимназистов.

Манифестом от 17 октября 1905 года были дарованы населению гражданская свобода, неприкосновенность личности, свобода совести, слова, собраний, союзов. Однако консервативная школьная система не была готова предоставить учащимся декларируемые права и свободы в полном объеме. Активизация деятельности учащихся Тобольской мужской гимназии после провозглашения Манифеста 17 октября была связана с подготовкой петиции по внесению изменений в учебно-воспитательный процесс для противодействия запретам и ограничениям. Учащиеся старших классов гимназии начали принимать активное участие в демонстрациях, собраниях, сходках, несанкционированных властью. Участвовали в праздновании годовщины восстания декабристов на Завальном кладбище, отмечали Первомай, регулярно собирались для обсуждения текущих вопросов в Саду Ермака.

Следует признать, что в действиях учащихся Тобольской мужской гимназии не проявлялось определенной политической программы, сформированных убеждений, что приводило к участию в стихийных мероприятиях.