Учет характера дела, по которому вынесено иностранное судебное решение, подлежащее признанию и исполнению в Российской Федерации

Гапонов Марат Дамирович аспирант, кафедра гражданского и административного судопроизводства, Российский государственный университет правосудия 117418, Россия, г. Москва, ул. Новочерёмушкинская, 69 Gaponov Marat Damirovich Postgraduate Student, Department of Civil and Administrative Proceedings, Russian State University of Justice 117418, Russia, g. Moscow, ul. Novocheremushkinskaya, 69 gaponovm7@gmail.com

Введение

Очевидным следствием совершенствования международного гражданского оборота определяется увеличение количественного показателя споров, одной из сторон которых выступают иностранные лица. Разрешение таких споров оканчивается принятием судебных актов, которые предусматривают необходимость их соответствующего признания за границей, а также последующего практического исполнения. Обозначенные моменты относятся к наиболее значимым аспектам международного правового взаимодействия по гражданским делам, поскольку они оказывают влияние не только на права конкретных субъектов, но также на функционирование учреждений юстиции. Как отмечает М. Вольф, среди всех практических сложностей, сопутствующих международным взаимодействиям, одним из наиболее значимых определяется вопрос признания судебных решений, сформированных иностранными учреждениями юстициями, и их непосредственного принудительного исполнения ^{[5, с. 274]}.

Целью исследования определяется изучение договорных положений, обуславливающих спектр судебных решений, принятых иностранными учреждениями юстиции, которые подлежат непосредственному признанию и последующему принудительному исполнению на территории нашего государства, а также выявление сложностей актуальной правоприменительной практики и формирование способов модернизации договорных положений для обеспечения единообразия и четкости их интерпретации и использования судебными инстанциями.

Как правило, преимущественным правовым инструментом, применяемым в рамках взаимодействия, осуществляемого между правовыми системами различных стран в рассматриваемой в настоящей работе сфере, определяется международный договор. В Российской Федерации, аналогично некоторым иным государствам, представленное условие является обязательным, о чем напрямую говорят отдельные нормы текущего отечественного законодательства (в частности, ч. 3 ст. 6 Федерального конституционного закона от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе в Российской Федерации», ст. 409 ГПК РФ, ст. 241 АПК РФ). Как анализируют исследователи, в ситуации с признанием иностранных судебных решений, в отношении которых отсутствует необходимость принудительного исполнения, имеет место возможность обойтись без обязательного международного договора, при условии, что такой вариант прописан в нормах федерального закона, на что указывают положения ст. 415 ГПК РФ и ст. 245 АПК РФ ^[7].

Рассматриваемый правовой инструмент применяется также для исполнения решений, принятых отечественными судами, на территории, не находящейся под юрисдикцией РФ. Необходимым условием прочного и стабильного международного правопорядка, действенной защиты прав субъектов соответствующего гражданского оборота, выступает совершенствование трансграничного сотрудничества в контексте взаимного признания различными государствами судебных решений, принятых иностранными учреждениями юстиции, и их последующего исполнения.

Совокупность международных договоров, заключенных РФ в отношении вопросов, связанных с признанием и исполнением рассматриваемых решений, включает в себя, в частности, таковые выделены в исследовании Н.И. Марышевой и А. И. Щукина: Конвенцию стран СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 г. (далее – Минская конвенция), Соглашение стран СНГ о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности 1992 г. (далее – Киевское соглашение) ^[10].

Кроме того, представленные моменты определяются во многих положениях действующих двусторонних договоров, фиксирующих вопросы оказания правовой помощи по отдельным категориям дел (в частности, гражданским, семейным и пр.). В контексте стран СНГ, данные договора, наряду с вышепредставленными конвенцией и соглашением, формируют единую общность международных договоров, нормы которых направлены на всеаспектное правовое взаимодействие между соответствующими учреждениями юстиции, а также защиту прав субъектов отдельных взаимоотношений.

Существует также ряд многосторонних конвенций, в которых участвует наше государство, предусматривающих соответствующее признание судебных решений, сформированных иностранными учреждениями юстициями, и их последующее исполнение. В частности, речь идет о Гаагской конвенции по вопросам гражданского процесса (1954), Римской конвенции об ущербе, причиненном иностранными воздушными судами третьим лицам на поверхности (1952), Международной конвенции о гражданской ответственности за ущерб от загрязнения нефтью (1969) (с изм., внесенными Протоколом от 27.11.1992) и пр. При этом представленные документы действуют в отношении отдельных категорий гражданских споров.

Основная часть

Исходным действием, применяемым судебными инстанциями для определения возможности отнесения судебных решений, принятых иностранными учреждениями юстиции, к категории подлежащих признанию и исполнению в контексте положений международных договоров, выступает проверка соответствия данных актов конкретным предусмотренным условиям. Сложность данного этапа обуславливается неоднозначностью дефиниции объекта соответствующего признания и исполнения в контексте вариативных международных договоров. При этом, речь идет не только о разности непосредственно сформулированных определений, но также и об отсутствии в договорах конкретной дефиниции. Обозначенные моменты затрудняют единообразную правоприменительную практику. Верховный суд РФ акцентирует отдельное внимание на необходимости четкого соблюдения со стороны судебных инстанций положений международных договоров, поскольку это представляется наиболее значимой гарантией практической реализации отечественным публично-властным субъектом принятых на себя международных обязательств, касающихся защиты прав граждан и хозяйствующих субъектов, что благоприятно отражается на устойчивости и совершенствовании авторитета нашего государства в трансграничных взаимодействиях.

Актуальная потребность принятия во внимание судебными инстанциями конкретных договорных норм зафиксирована, в частности, в п. 9 Постановления Пленума Верховного Суда Украины от 24.12.1999 № 12 «О практике рассмотрения судами ходатайств о признании и исполнении решений иностранных судов и арбитражей и об отмене решений, вынесенных в порядке международного коммерческого арбитража на территории Украины». Также отметим п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда Республики Молдова от 09.12.2013 № 9 «О практике применения судами законодательства, касающегося признания и исполнения решений иностранных судов и иностранных арбитражных решений», предусматривающий недопустимость признания судебных постановлений, сформированных иностранными учреждениями юстициями, и их последующего исполнения, в случае отсутствия закрепления соответствующей возможности в нормах международного договора. Специфика споров, решения по которым относятся к рассматриваемой рамках статьи категории, традиционно определяется непосредственными положениями международных договоров. Так, в рамках Минской конвенции речь идет о гражданских и семейных спорах. Сходная позиция присутствует в преимущественной части двусторонних договоров, касающихся правовой помощи. При этом отдельные из указанных договоров предусматривают некоторую вариативность. В частности, в некоторых фиксируются исключительно гражданские споры; присутствует дифференциация споров на гражданские, семейные, а также трудовые; выделяются гражданские споры, в число которых входят торговые и семейные, и т. д. Присутствуют договора, устанавливающие в качестве рассматриваемых категорий гражданские и торговые споры (например, Договор с Индией 2000 г., ст. 24). В рамках вышеупомянутого Киевского соглашения предусматривается более узкий спектр таких судебных решений. Так, в представленном документе (ст. 1) упоминаются споры, обуславливаемые договорными и другими взаимоотношениями, относящимися к категории гражданско-правовых. Отдельные договоры используют несколько иной подход, при котором наряду с выделением подходящих решений, определяются также те, которые не подлежат соответствующему признанию (например, Договор с Испанией 1990 г.).

По замечанию К. Л. Брановицкого, для отнесения конкретного спора к категории гражданских, исходным источником определяется соответствующий договор. Так, п. 4 ст. 1 двустороннего договора о правовой помощи 1996 г. между Российской Федерацией, с одной стороны, и Польшей, с другой, включает в понятие гражданских споров вариативные взаимодействия семейного и трудового характера. Согласно п. 3 ст. 1 аналогичного Договора, заключенного в 1992 г. между РФ и КНР, понятие гражданских споров распространяется на дела, вытекающие из семейных взаимоотношений, трудовых споров и торговых взаимодействий ^[2]. Сходные положения предусматриваются в договорах с рядом иных государств, что является достаточно актуальной темой исследования, о чем свидетельствуют отечественные и зарубежные труды, в частности Э. Бартена ^[1], К. Л. Брановицкого ^[2-4]. Необходимость представленных уточнений обуславливается разностью специфики правовых систем участников таких соглашений ^[6]. Так, в рамках нашего государства семейное право представляет собой автономную отдельную отрасль, в то время как в иных системах данное право входит в состав гражданского.

По мнению немецкого процессуалиста Х. Шака, момент причисления спора к категории гражданских не зависит от конкретной национальной специфики организации судебных инстанций. Так, даже в случае отнесения трудовых споров к исключительной компетенции особых соответствующих судов, они «не прекращают являться гражданскими спорами» ^{[15, с. 400]}. В положениях значительного числа договоров РФ отдельно подчеркивается признание и последующее исполнение судебных приговоров в непосредственной части, касающейся возмещения ущерба, обусловленного преступным деянием. В контексте интерпретации «гражданского спора», наблюдается отсутствие стремления со стороны судебных инстанций к узкому пониманию обозначенного термина. Например, решением Московского городского суда назначено принудительное исполнение постановления, принятого судебной инстанцией Казахстана, в рамках рассмотрения трудового спора (а именно, взыскание задолженности по зарплате), несмотря на выделение нормами Минской конвенции исключительно гражданских и семейных споров ^[14].

Аналогичные решения во множестве представлены в современной отечественной практике. Отдельные международные договоры утверждают возможность признания и последующего принудительного исполнения исключительно конкретных категорий гражданских и семейных споров (например, лишь о взыскании алиментов и пр.). В частности, положениями двустороннего договора по вопросам взаимодействия в сфере усыновления, заключенного в 2014 г. между РФ, с одной стороны, и Испанией, с другой, устанавливается возможность признания иностранных решений об усыновлении, принятых компетентным соответствующим властным органом (п. 5 ст. 11). В данном случае, спектр конкретных решений обуславливается дефиницией термина «судебное решение», предусматриваемой такими договорами. Некоторые договоры РФ относят к рассматриваемой в настоящей работе категории решений также те, которые проистекают из административных споров. В частности, речь идет о договоре с Аргентиной 2000 г. и пр.

В случае, когда решение, принятое иностранным учреждением юстиции, касается спора, который является шире пределов частноправового характера, необходимым условием его последующей реализации выступает непосредственное предусмотрение такого момента в международном договоре ^[13].

Тем не менее, практическое разрешение вопросов признания конкретных решений, принятых иностранными учреждениями юстиции в отношении дел публично-правового характера, в контексте применения норм различных договоров (в частности, Минской конвенции, а также Киевского соглашения), демонстрирует неоднозначные ситуации. Так, в отдельных ситуациях, отечественные судебные инстанции при использовании норм Минской конвенции делали выбор в пользу принудительного исполнения решений, принятых иностранными учреждениями юстиции по административным делам ^[16].

В качестве примера можно привести решение судебной коллегии Верховного суда РФ, указавшее на отсутствие должного обоснования возврата заявленного ходатайства, касающегося принудительного исполнения иностранного судебного решения (выплаты задолженности гражданином Л., обусловленной таможенными платежами). В данном случае применялись нормы Минской конвенции. В рамках использования положений Киевского соглашения, отечественной арбитражной судебной инстанцией было положительно разрешено ходатайство, заявленное Налоговым комитетом Минфина Республики Казахстан, касающееся принудительного исполнения решения иностранного учреждения юстиции (а именно, Специализированного межрайонного экономического суда Кызылординской области Республики Казахстан), предусматривающего взыскание недоимки по налогам и пени с отечественной компании «З» ^[14]. В данном случае, аналогично предыдущему, несмотря на то, что характер спора не относился к категории гражданско-правовых, судебная инстанция сочла возможным применить нормы Киевского соглашения.

Одновременно присутствует и другая позиция, затрагивающая принудительное исполнение решения, принятого иностранным учреждением юстиции (а именно, судами Казахстана) по спорам о взыскании публичных платежей (в частности, налогов, а также таможенных сборов). Мнение судебной коллегии ВС РФ выразилось в недопустимости принудительного исполнения таких решений на территории РФ ввиду публично-правового характера исходных споров, которые, в свою очередь, не предусмотрены в нормах соответствующих международных договоров как относимые к категории подлежащих соответствующему признанию. В результате, коллегия подчеркнула недопустимость применения нижестоящими судебными инстанциями положений Киевского соглашения ^[10].

Признавая справедливость вышеобозначенной позиции, следует подчеркнуть наличие в текущей практике положительных решений в рамках удовлетворения запросов со стороны трансграничных налоговых органов относительно принудительного взыскания судебных издержек, обусловленных рассмотрением соответствующего гражданского спора ^[11]. Логичность такого положительного разрешения исходит из того, что принудительное взыскание соответствующих средств осуществлялось в рамках гражданских споров, подлежащих признанию согласно нормам международных договоров. Иное положение вещей, представлялось бы неправильным и необъективным. Здесь логично упомянуть сходное понимание положений международных договоров, зафиксированное в Постановлении Пленума ВС Украины от 24.12.2009 № 12. В частности, как отмечают исследователи, п. 9 вышепредставленного документа распространяет положения, затрагивающие порядок формирования разрешения на непосредственное исполнение решений, принятых иностранными учреждениями юстиции в рамках гражданских споров, также на принудительное взыскание соответствующих издержек с должника ^[9].

Мнение белорусских судебных инстанций по обозначенному вопросу является аналогичным. В частности, ВС Беларуси подтверждает правильность и объективность действующей практики взыскания соответствующих судебных расходов непосредственно с должника ^[8].

Аналогичная позиция имеет место в Гаагской конвенции об исполнении иностранных судебных решений 2019 г. Так, общий смысл данного положения сводится к тому, что в случае подпадания судебного решения под категорию подлежащих признанию и последующему исполнению в рамках данной Конвенции, судебное определение, касающееся соответствующих расходов в рамках этого дела, также подлежит аналогичному признанию и исполнению ^[12]. Данное правило действует и в обратную сторону. Иными словами, если исходное решение не признается Конвенцией, то и определение о расходах не подпадает под непосредственное обязательное исполнение.

Сходное положение, касающееся исполнения решений, связанных с взысканием понесенных в связи с рассмотрением дела издержек, включено также в Гаагскую конвенцию по вопросам гражданского процесса (1954, ст. 18). При этом представленный документ (ст. 17) ограничивает круг соответствующих решений, относя к таковым исключительно принятые в рамках гражданских и торговых споров против конкретных субъектов (в частности, истца, а также третьей стороны), которые согласно нормам Конвенции, избавлены от необходимости предоставления залога и соответствующего обеспечения.

Заключение

Адекватное преодоление международных споров и реальная возможность последующего исполнения соответствующих решений за границей представляют собой значимый неотъемлемый компонент эффективного взаимодействия в сфере бизнеса и обеспечения должного благополучия субъектов всех государств. Особое значение в данном вопросе принадлежит определению спектра иностранных судебных решений, которые подлежат соответствующему признанию и непосредственному исполнению. В рамках нашей страны обозначенный момент напрямую связан с существованием конкретного международного договора, что обуславливает необходимость анализа отдельного объекта признания в контексте предусмотренных договорных положений. Одновременно предусматривается возможность признания рассматриваемых решений и без потребности в международном договоре, при условии, что таковые не требуют непосредственного исполнения, и в случаях, зафиксированных текущим федеральным законом.

Исходя из тщательного изучения существующих положений международных договоров, заключенных нашим государством, анализа практических позиций, определенных судебными инстанциями, а также действующих норм отечественного законодательства, сформулирован ряд выводов.

В контексте характера спора, обуславливающего принятие решения, в рамках нашего государства для соответствующего признания и исполнения определяются решения по спорам, относимым положениями международного договора к категории гражданских. При этом решения по таким делам могут формироваться как непосредственно гражданским судом, так и уголовным, коммерческим и пр. С точки зрения практического использования норм Минской конвенции в работе судебных инстанций, следует подчеркнуть расширенное толкование характера гражданских споров, к категории которых причисляются наряду с семейными взаимодействиями, также вопросы, относящиеся к трудовым взаимоотношениям. Представленный подход соответствует общему духу обозначенной Конвенции, и вполне сопоставим с отечественной правовой системой, определяющей трудовое право в качестве отдельной отрасли. Указанный момент обуславливается причислением данного права к частноправовым отношениям. В случае, когда рассматриваемое судебное решение принимается по спору, который является шире пределов частноправового характера, необходимым условием его последующей реализации выступает непосредственное предусмотрение такого момента в международном договоре. При определении относимости актов к предусматриваемым договорными положениями, исходят из субъектов их принятия. В частности, речь идет о государственных судах. При этом спектр действия норм международных договоров нашего государства не распространяется на решения, которые формируются религиозными судами, а также другими органами, относящимися к категории «квази-судебных», поскольку непосредственная фиксация возможности их признания отсутствует во всех существующих обозначенных договорах. Тем не менее, отдельные двусторонние договора, связанные с предоставлением правовой помощи, содержат указания на признание и последующее исполнение решений, сформулированных т.н. «компетентными учреждениями». Исходя из представленного обстоятельства, в ряде случаев в контексте таких договоров представляется возможным рассматриваемое признание. В каждом случае и при любой процессуальной форме издания иностранного акта, в анализируемом в настоящей работе контексте предусматривается необходимость вынесения такового непосредственно по существу дела от лица компетентного уполномоченного органа на основе правоприменительного функционирования, направленного на реализацию правосудия.

Традиционно, постановления судебной инстанции, затрагивающие процессуальные моменты, не рассматриваются как судебные решения, которые подлежат непосредственному признанию и последующему исполнению. В рамках совершенствования и укрепления взаимодействия стран-участниц международных договоров (а именно, Минской конвенции, а также Киевского соглашения), представляется целесообразным дополнить их нормы посредством фиксации возможности исполнения принятых судебными инстанциями определений, обуславливающих внедрение обеспечительных мер. Дискуссионной актуальностью характеризуется также момент, связанный с исполнением соответствующих судебных приказов, сформированных иностранными учреждениями юстиции. Так, если в рамках использования Минской конвенции, обозначенные акты рассматриваются судебными инстанциями как допустимые к соответствующему признанию и исполнению, то в контексте Киевского соглашения складывается противоположная ситуация. Исходя из наличествующей тенденции, обуславливающей необходимость упрощения текущего судебного процесса, представляется логичным зафиксировать в нормах обоих представленных документов возможность исполнения таких актов.

Дополнительным моментом, представляющимся нам спорным, выступает положение текущего отечественного процессуального законодательства, устанавливающее обязанность судебной инстанции отказать в непосредственном принятии к рассмотрению заявления о постановке судебного приказа в случае проживания соответствующего должника на территории, не подпадающей под юрисдикцию нашего государства (п. 2 ч. 3 ст. 125 ГПК РФ, п. 2 ч. 3 ст. 229.4 АПК РФ). В случае, когда нормы международного договора РФ предусматривают необходимость исполнения такого приказа (в частности, представленный момент зафиксирован в положениях Договора с Индией), имеет место разность фактического положения отечественных участников дела, с одной стороны, и иностранных, с другой. Аналогичный момент обретет актуальность в случае присоединения РФ к Гаагской конвенции об исполнении иностранных судебных решений (2019).