Принципы разнообразия и новизны в галантной эстетике

Зайцева Наталья Владимировна кандидат искусствоведения генеральный директор, ООО "Вуаяжер" 194100, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Харченко, 1, кв. 34 Zaуtseva Nataliya Vladimirovna PhD in Art History Director General, "Voyager" LLC 194100, Russia, g. Saint Petersburg, ul. Kharchenko, 1, kv. 34 nvzaytseva@mail.ru Другие публикации этого автора

Процесс обновления эстетики в период модерна и постмодерна, который В.В. Бычков назвал периодом «пост-культуры»^{[1, c. 164]}, в первую очередь затрагивает инструментарий, категориальный аппарат, который использовался в эстетике последнее столетие, внося корректировки в классические понятия, категории и принципы.

На фоне споров о содержательности эстетики в современном мире принцип историчности, исторического развития эстетических категорий и понятий помогает воспринять процесс развития искусства во всей его целостности. Трудно не согласиться с мнением, что «история эстетики – это не почтенное прошлое, в котором не осталось никаких связей, а процесс, внутри которого развивается эстетическая мысль» ^{[2, c. 3]}.

Современная концепция искусства как постоянного обновления начинает складываться задолго до XX века. В галантной эстетике не только впервые выдвигаются эстетические требования новизны и разнообразия, но эти требования получают свое онтологическое обоснование, превращаясь в эстетические принципы искусства Нового времени. В свете дискуссий об обновлении теории эстетики, представляется важным рассмотреть историческое движение и переход требования разнообразия и новизны в принцип искусства нового времени, что позволяет уйти от абсолютизации современного искусства как радикально нового.

Внимание современных европейских специалистов не случайно обращено к XVII веку и на протяжении последних десятилетий ведется дискуссия вокруг галантной эстетики, поскольку с этим периодом мы связывает начало философии, искусства, ментальной и поведенческой модели Нового времени. Этот радикальный поворот был связан с историческими и социо-культурными процессами: трансформацией рыцарского сословия в придворное, формированием монархии классического образца, появлением нового социо-культурного пространства салонов. Происходило встраивание старой феодальной аристократии в новую модель монархии классического образца, что привело к смене идеала, модели поведения и познавательного способа, одним словом, трансформации авторитарного средневекового разума на новоевропейский ^{[3, c. 138]}.

Поэтому вопросам галантной эстетике, генезису галантного этоса в XVII веке посвящены многочисленные работы современных исследователей, таких как А. Адам ^{[4, pp. 277-284]}, Ж.-М. Пелу ^{[5, p. 512]}, Анн Мадлен Гуле p^{[6, pp. 89-104]}, многочисленные работы А. Виала ^{[7, pp.115-134]}, Д. Дени ^{[8, p. 389]}. Рассматривая различные аспекты галантной эстетики, они формулируют ее основные признаки, такие как светский характер, принцип неуловимого, искусство нравиться, особенности эстетических категорий.

Однако, принцип разнообразия и новизны оказался вне сферы внимания исследователей. Вместе с тем, он является основополагающим принципом эстетики Нового времени, поскольку он означал полный разрыв с традиционализмом, характерным для средневеково-ренессансного сознания.

В данной работе ставится целью исследовать в силу каких причин появляются требование разнообразия и новизны в галантном социуме, как из сферы светских и гендерных отношений эти требования приходят в литературу и искусство, становясь одним из главных эстетических принципов галантной эстетики. Представляется важным рассмотреть феномен искусства XVII века, когда новизна и разнообразие становятся признаком не авангардного искусства, не уделом узкой группы художников, порывающих со старой традицией и пробивающих слой косности и неприятия своего новаторства, а хорошо сформулированным и осознанным принципиальным требованием нового искусства.

Можно выделить несколько аспектов проблемы - философско-мировоззренческий, социальный, гендерный и художественный.

Если говорить о философско-научном аспекте проблемы, то свое идеологическое обоснование принципы разнообразия и новизны находят в картезианстве. Новый философско-мировоззренческий фундамент картезианства и галантный идеал меняют взгляд на смысл творчества, пытаясь преодолеть ренессансный кризис сознания и стремясь гармонизировать мир и личность. Возможность такой гармонизации картезианство видело в том, чтобы повернуть человека внутрь самого себя. Картезианская философия заставляла иначе посмотреть на процессы движения, изменения и разнообразия вселенной. В отношении движения Декарт отделяет бога от мироздания. Он выдвигает гипотезу о первоначальном привнесении в мир движения. Бог дает толчок к движению, но он неизменен. Созданный же Богом мир, состоящий из элементов частиц находится в круговом или или вихревом движении^{[9, c. 183]}. Декарт пытается «объяснить причину всех изменений, происходящих в мире, и всего существующего на Земле разнообразия» ^{[9, c. 184]}. Для этого чувственные формы он сводит к трем элементам - огню, земле и воздуху, то есть в разнообразии он ищет систему. Новизна же воспринимается Декартом как вечное изменение и движение.

При этом возникает вопрос как сложная философская система, которой является картезианство, могла повлиять на формирующийся галантный этос? Очень часто исследователи упускают из виду, что проникновение картезианства в придворную и светскую среду было очень глубоким. Один из первых исследователей Декарта Фуше де Карей в работе «Декарт и Принцесса Палатинская или влияние картезианства на женщин XVII века» назвал Декарта интеллектуальным властителем XVII века и подчеркнул своевременность появления его философии и то, как легко она усваивается светским обществом: «Картезианство нравилось прежде всего элите общества своей благородной смелостью и своей свободной поступью…Это была философия благородного человека. Гете, которого трудно заподозрить в пристрастии к Декарту или его веку, заметил, что для того, чтобы понять этого философа, нужно всегда помнить, что он был дворянин и французский дворянин, носивший шпагу и видевший свет. Отвергнутая школой его философия была встречена салонами. Женщины, которые составляли суверенную империю, были его первыми адептами»^{[10, p. 5]}.

Картезианская модель - персоноцениричная и революционная, она отходит от традиционалистской модели и полностью порывает с прошлым. По мнению философов, моралистов и ученых XVII века суть миропорядка, созданного Богом, - это разнообразие и перетекание форм и материи. Продолжая идеи Декарта, они видели в жизни и искусстве не просто движение, но движение восходящее, воспринимая историческое движение как эволюцию и улучшение ситуации. Жизнь и искусство начинают восприниматься не как созерцание, а как движение.

В знаменитом споре «старых» и «новых» формулируется принцип прогресса цивилизации. Галантная эстетика, опираясь на картезианскую философию, с присущим ей рационализмом, воспринимает все происходящие изменения позитивно как прогресс и движение вперед. Разнообразие мира ощущается ею как данность. Созданная творцом природа предлагает большое разнообразие видов и сортов, поэтому «нет ничего более естественного, чем разнообразие», - утверждает писатель и моралист XVII века Контьер ^{[11, p. 73]}. При этом он уточняет, что не следует путать разнообразие с непостоянством, которое идет от каприза воображения, тогда как разнообразие происходит от плодородия и обилия.

Требование к разнообразию и новизне из сферы природы и мироздания распространяются на социальные и гендерные отношения. Если говорить о гендерной революции XVII века, то многие исследователи отмечают радикальную смену идеала, когда любовь страдальческая сменяется идеалом веселости и непостоянства. По мнению Жан-Мишеля Пелу, который посвятил свое исследование вопросам гендерных отношений, галантность добровольно отказывается от любви страдальческой, но сохраняет все свое почтение к власти любви, придавая ей квазиофициальный статус ^{[12, p. 5]}.

Ученые XVII века пытаются объяснить и оправдать новый идеал непостоянства и изменчивости, обращаясь к мировому порядку. Так известный врач и ученый Николя Венетт пишет: «Мы не ошибемся, если причислим наше непостоянство к мировому порядку, в котором Бог создал природу. Она сохраняется только благодаря изменениям, последовательной смене одного другим. Звезды постоянно находятся в движении, сменяются времена года противоположные друг другу, природные элементы входят в соединение и смешиваются, создавая бесконечную борьбу без разрушения. Все поколения в этом мире живут и сохраняются только благодаря изменениям. Сам человек во чреве своей матери формируется разными материями и выживает только благодаря разнообразию своих движений. […] Кровь, благодаря которой мы живем, состоит из частей столь разнообразных, что мы не смогли бы жить, если бы ее состав был однородным, а качества одинаковыми. Все, что существует в мире сохраняется только благодаря разнообразию и непостоянству. Поэтому неустойчивость нашего темперамента творит непостоянство наших склонностей, способствуя целесообразной красоте мира и принося нам нам разнообразие и легкость»^{[13, p. 269]}.

Переосмысление старой теории человеческихтемпераментов приводит Николя Венетта к выводу, что в силу этого человек - самое непостоянное существо: «Наши действия зависят от нашего темперамента и поскольку наш темперамент очень не постоянен из-за смены настроения, мы можем сделать вывод, что человек - самый непостоянное и самое изменчивое изо всех животных. Что его разум далек от того, чтобы разрушать его слабости, служит зачастую увеличению его непостоянства» ^{[13, p. 270]}. Определив непостоянство как закон человеческой природы, Николя Венетт делает вывод, что в силу этого разнообразие привлекает благородных людей в общении и гендерных отношениях.

В XVII веке разнообразие и новизна во взаимоотношениях рассматривается с точки зрения одного из безусловно позитивных качеств, которые нравятся как в мужчинах, так и в женщинах. Вытекающее отсюда непостоянство не осуждается, а напротив приобретает положительную каннотацию. Контьер в книге «Искусство нравиться» пишет об этом:

Красавицы всегда изменчивы.

Чтобы им понравиться нужно разнообразие

Очень сильное однообразие утомляет рано или поздно.

Увлекает именно непостоянство красавиц ^{[11, p. 75]}

Впрочем, постоянная новизна в отношениях, по мнению моралистов, была опасна своей близостью к либертинажу и избежать этого возможно было только глубокими внутренними качествами: «Нужно знать человеческое сердце, когда желаешь понравиться. Мужчин больше всего трогает новизна как высшая степень совершенства, но цвет новизны короток. То, что нравиться как новое, утомляет, становясь привычкой. Чтобы удержать вкус к новизне, нужно в себе самом иметь средства и разнообразные достоинства», - пишет знаменитая хозяйка салона маркиза де Ламбер ^{[14, p.63]}.

Необычайно важным разнообразие и новизна приобретают в светском общении. Причина этого, по мнению маркизы де Ламбер, кроется в том, что разнообразие - это главный признак глубокого ума: «Чтобы убеждать и чтобы трогать, нужно нравиться и нравиться можно только благодаря грации. Ваш ум был сформирован этим. Он - тонкий и изящный, его идеи ясны, живы и чисты. Он вкладывает во все, что делает разнообразие - во всех оборотах речи, описании, своих выражениях, привязанностью к каждой идее»^{[14, p. 503]}.

Эти теоретические принципы находят выражение в идеале светского общения. Книги по искусству беседы учат тому, что беседа не должна превратиться в научный диспут, разговор на одну тему утомляет, поэтому следует менять сюжеты ^{[15, pp.77-166]}. Мадлен де Скюдери, рассуждая об искусстве построения беседы, советует учитывать место, время и личность людей, ведущих ее, но любую беседу следует разнообразить сюжетами ^{[16, p.33]}. Философ и моралист Монкри в «Искусстве нравиться в беседе» продолжает: «Самое большое очарование беседы состоит в разнообразии сюжетов, которые сменяют друг друга как бы случайно, но незаметные связи присутствуют» ^{[17, p. 179]}.

Следует отметить, что пространство салонов было местом, в котором происходило переосмысление целей искусства, формировался новый эстетический вкус. Одним словом, именно светские салоны являлись тем социо-культурным пространством, в котором формировались, воспитывались и унифицировались вкусы французской элиты, местом приобретения эстетического опыта. Многочисленные литературные и философские споры, которыми пестрит светская переписка, начиная от маркизы Севинье ^{[18, p. 543]} до Нинон де Ланкло ^{[19, pp. 80-134]}, демонстрируют эти процессы. В данном случае, именно «эстетическое выступает одной из важнейших способностей для видения, оценки и понимания новизны» и, в силу своей природы становится одним из главных критериев новизны»^{[20, pp. 108-122]}.

Разнородная в социальном отношении публика, заполняющая салоны, наряду с королевским двором была потребителем и заказчиком произведений искусства. Чем объяснить этот феномен, когда идеи новаторства не только не вызывали неприязни и отторжения, но, напротив, подхватывались и становились главным требованием к произведениям искусства? Объяснить это можно тем, что новый галантный этос и новая идеология, находящаяся на подъеме, ясно артикулируют главный принцип нового искусства, дистанцируясь от прошлого. Это было не стремление к разнообразию и новизне, которые заложены в самой природе искусства и эстетического. Принцип разнообразия и новизны стал точкой несоприкосновения, точкой разлома старого и нового. Так писатель Андре Марешаль пишет, что отличие современно театра от театра античного заключается в разнообразии: «Разница современного и античного театров состоит в том, что античный театр только повествует, тогда как наш хочет всегда действия и разнообразия»^{[21, p. 3]}.

Писатели, философы, моралисты пишут об этом же, рассуждая о разных видах искусства. Как следствие, искусство XVII века создает доселе невиданное разнообразие новых форм - комедия-балет, романы героические и пасторальные, галантные новеллы, эпистолярные романы, очерки путешествий, мемуары и так далее.

Разнообразие и новизна в литературных произведениях оцениваются как изощренность и профессионализм автора. Принцип разнообразия сюжета и действия становится главным требованием, основным условием возможности понравиться зрителю: «если вымысел не совсем нов, то должен быть новый поворот. Если же в повороте нет изящества новизны, то должно быть нечто неуловимое, что доставляет восхищение и удовольствие», - пишет философ и моралист Доминик Буур ^{[22, p. 101]}.

Разнообразие должно присутствовать в самой структуре произведения искусства. В драматургии, по мнению Поля Пелиссона, это выражается в том, «что стихи, которые перемешиваясь с прозой, должны составлять с ней единое целое» ^{[23, p. 21]}. Примером может служить «Любовь Психеи и Купидона», в которой Лафонтен соединяет прозаический сюжет - прогулку в Версале с сюжетом поэтическим. По мнению Лафонтена, наряду с разнообразной формой необычайно важен новый неожиданный финал, который держит зрителей в напряжении до конца пьесы: «никогда не следует раскрывать финал событий заранее, его нужно подготовить, но он не должен быть предсказан» ^{[24, p. XI]}.

Моралист и писатель Ортиг де Воморьер считает, что в легких жанрах, таких как комедия, принцип разнообразия особенно важен, поскольку «там нужно больше разнообразных характеров, чем в трагедии, больше описания нравов, что я нахожу более сложным, и в ней должно ввести события достаточно интересные и достаточно новые, чтобы развлечь и просветить зрителей, и, чтобы заставить смеяться благородных людей» ^{[25, p. 168]}.

Историк Антуан Фелибьен, анализируя пьесу Мольера «Жорж Данден», ее серьезным достоинством считает разнообразие частей, которые составляют единство: «Пьеса состоит из частей столь разнообразных и очаровательных, что можно утверждать, что доселе не было поставлено на театре пьесы, способной более удовлетворить вкусы зрителей. Проза была написана простыми словами, соответствующими действию, которое представлялось. Стихи, пелись между актами комедии и великолепно соответствовали сюжету, столь тонко передавая переживания, которыми декламаторы были взволнованы, что не было ничего более трогательного. Казалось, что две комедии играются в одно время, одна в прозе, вторая в стихах. Вместе с тем они так хорошо соединялись в один сюжет, что казалось, что это одна пьеса, представляющая одно действие» ^{[26, p. 217]}.

Принцип разнообразия, новизны и неожиданности утверждаются одним из первых историков искусства Роже де Пилем как основополагающие принципы живописи. Поскольку человек, рассматривая произведение искусства, получает не только «удовольствие для ума», но и «удовольствие для глаз, которое идет от того, что неожиданно», очень важно удивление, неожиданность в первом впечатлении от картины ^{[27, p. 77]}. Роже де Пиль, рассматривая работы Рубенса, видит в них стремление следовать разнообразию природы которая не нуждается в правилах и ограничениях: «Рубенс был уверен, что разнообразие природы - одно из самых больших красот. Его не найти, привязываясь лишь к статуям и барельефам» ^{[27, p. 256]}. Художник выбирает из всего этого разнообразия, но «выбор состоит не в том, чтобы взять бездумно все, что встречается, а соотвественно тому, что требует выразить сюжет, изображая фигуры то так, то иначе, согласно принципу разнообразия, как удовольствие для глаз и лучшего отображения природы, в которой не существует двух одинаковых предметов»^{[27, pp. 253-254]}. Таким образом, художник не превращает картину в хаос и нагромождение предметов, а следует осознанному выбору.

В архитектуре стремление к разнообразию выражается в разнообразие материалов, которые, дополняя друг друга, составляют одно целое. Фелибьен, описывая гроты Версаля, говорит, что нет ничего экстраординарного в этих гротах, нет роскоши и золота, лишь мозаика, соединенная с большим количеством раковин. Но, самое главное, это «огромное разнообразие, которое мы здесь встречаем, которое и составляет его красоту»^{[26, p. 358]}.

Как это не парадоксально, даже в споре «древних» и «новых», в отношении архитектуры, только принцип разнообразия был признан обеими сторонами. Так Клод Перро утверждал, что «если сооружение нравится, то вовсе не из-за пропорций, о которых многие и не слышали», кроме того, не существует неизменных правил. Разнообразие - вот то, что нравится ^{[28, p. vj]}. Противники Перро и сторонники архитектурных правил соглашались с этим: «Любовь к разнообразию столь необходимая, чтобы нравится во всех сферах искусства», - пишет Шарль - Этьен Бризо, последователь Франсуа Блонделя^{[29, p. 56]}. Слишком строгая простота при отсутствии разнообразия порождает холодную красоту и монотонность. За счет чего можно достичь разнообразия, следуя правилам? «Пропорции во всех типах здания могут быть бесконечно разнообразными»^{[29, p. 57]}.

В книгах по архитектуре XVIII века разнообразие уже становится основополагающим принципом: «Рассмотрим полностью обширное здание, которое должно быть разрезано и прервано разной высотой. Для этого не достаточно нарисовать несколько выступающих корпусов. Нужно чтобы они представляли для глаз контраст и разнообразие, которое возникает, когда смотрят издалека, когда все части сливаются и видны только массы», - пишет Ле Комю де Мезьер ^{[30, pp. 73-74]}.

Разнообразие и новизна начинают прочно ассоциироваться с удовольствием и не только эстетическим. Историограф короля Людовика XIV Поль Пелиссон рассматривает разнообразие и новизну как главные эстетические принципы современного искусства, поскольку искусство увеличивает разнообразие мира и доставляет удовольствие. По его мнению, в произведениях искусства нас привлекает новизна рисунка, «ничто так не заставляет смеяться как неожиданное, ничто так не развлекает, как то, чего не ожидаешь. Разнообразие, которое полезно и похвально в разного рода работах, совершенно необходимо в том, что ставит целью удовольствие»^{[23, p. 19]}.

В силу чего принцип разнообразия наиболее ярко проявляется в королевских праздниках. По форме они отличались от всех предшествующих эпох. Новизна состояла в постоянном разнообразии действия - прогулка, закуски, катание по каналам на лодках, представление, ужин, фейерверк. Сценография праздника строилась на постоянном движении участников, смене ракурсов и смене развлечений, стремлении удивить и поразить неожиданностью. По принципу разнообразия было организованы приемы и само пространство залов в королевских покоях. Из описания вновь открывшихся залов Версаля становится ясно, что их организация была направлена на постоянную смену впечатлений, поскольку принцип разнообразие лежит в основе эстетического удовольствия, которое получают участники светского общения: «Самое большое истинное удовольствие состоит в том, чтобы менять развлечения, поскольку удовольствие длительное становится менее ощутимым и их меняют так часто, как того пожелают. Вначале здесь играют в одну игру, потом в другую, затем слушают симфонию, смотрят на танцы, ведут беседы, проходят в комнату с картинами, где накрыты закуски и находят там в изобилии все, что может удовлетворить вкус. Воображение только и ищет того, что ему может понравиться, глаза смотрят, руки берут», - пишет анонимный автор в журнале «Меркюр галан» ^{[31, p. 56]}.

Разнообразие воспринимается, таким образом, как роскошь, достойная короля и самое главное украшение королевских покоев. Поэтому разнообразием и красотой Версаль, в котором проходили праздники, должен был напоминать Эдем. Разнообразие становится основополагающим принципом садового искусства, который формулируется в учебниках по садоводству: «Разнообразие серьезно способствует украшению сада. […] Планируя пространство сада следует помещать рядом части, которые противоположны одна другой […] В этом изумительном разнообразии глаз радуется и разум находит то, чем он может удовлетвориться. Не только в главной идеи создания сада должно быть разнообразие, но и в каждой его части в отдельности» ^{[32, p. 116]}.

Поэтому Кольбер собирает в Версале все разнообразие флоры и фауны мира: «Нам бы хотелось иметь все, что можно найти самого любопытного на островах Америки, например, цветы, фрукты, а также раковины, которые могли бы служить украшением и декодированием садов королевского дворца и для того, чтобы представить их королю. […] Что бы вы разыскивали с тем же вниманием есть ли где красивые раковины, редкие растения, вечнозеленые кустарники, необычные цветы, одним словом, все что может быть любопытного и уникального, чтобы отправить мне на обратном пути с французскими кораблями ^{[33, p. 343]}.

Эстетизация быта, наращивание эстетического опыта повседневности приводит к тому, что требования к разнообразию и новизне вторгаются с сферу кулинарии и сервировки стола. Разнообразие подачи блюд и их украшения становится основополагающим принципом новой гастрономии. Пьер де Люн пишет книгу для профессионалов - дворецких в богатых домах и посвящает ее дворецкому Гильома де Ламуаньена монсиньеру Шантелу. В этой книге подробно разбирается принцип разнообразия как в сервировки блюд, так и в их приготовлении ^{[34, p.364]}. Ему вторит повар Николя де Бонефон, который пишет, что на столе следует сервировать блюда по принципу симметрии, иерархии и разнообразия ^{[35, p. 375]}.

На столе рядом не должны были стоять одинаковые блюда, они сервировали по принципу контраста. «Главным украшением обеда является безупречная учтивость и изобилие, которое насыщает вас более своим видом, чем пищей, чтобы увеличить сияние красоты разнообразием. Музыка, игра, развлечения превосходно соединяются, чтобы представить предметы еще более пышно и достойно всеобщего восхищения», - пишет автор популярной книги по кулинарии месье Ле Сьер Робер ^{[36, p.314]}.

Новизна в кулинарии, новые вкусовые оттенки становится особенностью французской кухни: «всегда новый соус, незнакомое рагу»,- злословит Сент-Эвремон или неизвестный сицилиец ^{[37, p. 286]}. Описание новых рецептов на обедах мелькают в рассказах писателей: «Там было столько различных рагу, приготовленных в новой манере, что все это нравилось как новизна для вкуса» ^{[38, p. 471]}.

В конечном итоге, принцип разнообразия и новизны находит свое онтологическое обоснование в трактате «О прекрасном» швейцарского ученого Жан-Пьера де Круза, чьи идеи перекликаются с идеями его современника Монтескье. Жан-Пьер де Круза был последователем Декарта, во время своего пребывания в Париже он близко сходится с Мальбраншем и, безусловно, он был знаком с идеями Джона Локка. По мнению де Круза, человеческий разум тяготеет к новизне и разнообразию, «поскольку он рожден, чтобы без конца и без остановки их постигать» ^{[39, p. 12]}. Постигая мир, человек избавляется от уныния и вялости. Прекрасное напрямую связано с разнообразием и новизной: «величие, разнообразие и новизна соединяются, чтобы создать прекрасное и, чтобы его увеличить» ^{[39, p. 93]}. Однако, для того, чтобы не утонуть в разнообразии мира, необходимо единообразие, без которого разнообразие утомляет и запутывает. Как соединить эти две противоположности? В разнообразии нужно искать единство: «Альтернатива единству и разнообразию заключается в регулярности. В этом соединении заключается отчасти природа прекрасного. Потому что наши чувства, также как ум наслаждаются разнообразием, которое уменьшается порядком и единством» ^{[39, p. 114]}. В этом он последовательно продолжает идеи Декарта, который в разнообразии искал систему.

В отношении эстетической категории прекрасного де Круза пытается соединить картезианство и сенсуализм, объясняя, что существует идея прекрасного, которая нисколько не зависит от чувства. Боле того, чувства, которые захватывают человека, мешают рассмотреть эту идею. Однако, «человек способен на идею и чувство, откуда происходит многое, в том числе, эксперимент». Бог создает совершенный человеческий ум и, если человек мыслит правильно, опираясь на знания, то может получить наслаждение от мироздание, «созданного в пропорциях, которые там царят» ^{[39, p. 64]}.

Таким образом, как мы видим, в философии, науке, социальных и гендерных отношениях, искусстве и в повседневности в XVII веке на первый план выходят принципы новизны и разнообразия, как главные критерии прекрасного и отражение разнообразия мира и его гармонии. Моралисты, литераторы, философы, историки искусства XVII века едины во мнении, что разнообразие и новизна является основополагающими принципами новой эстетики.

Галантная эстетика XVII века, опираясь на картезианство и рационализм, не пасует перед бесконечным разнообразием мира, который находится в постоянном движении. Искусство Нового времени рассматривает принцип разнообразия и новизны как отражение богатства и разнообразия окружающего мира, непостоянной природы самого человека и, следовательно, как главное условие того, что нравиться. Разнообразие воспринимается как удовольствие для глаз и разума. Оно противопоставляется монотонности и утомительной статике: «Так, например, повести нравятся нам разнообразием сюжетов, романы - разнообразием чудесных событий, театральные пьесы - разнообразием страстей; люди же, способные учить других, всячески стараются избегать монотонности изложения», - подвел итог прошлого века Монтескье ^{[40, pp. 138-139]}.