«Огнестрельные художества» в честь Российского государства за границей. К вопросу о репрезентации России в Европе при Петре I

Тюхменева Екатерина Александровна кандидат искусствоведения старший научный сотрудник, Научно-исследовательский институт теории и истории изобразительных искусств Российской академии художеств 119034, Россия, г. Москва, ул. Пречистенка, 21 Tyukhmeneva Ekaterina Alexandrovna PhD in Art History Senior Scientific Associate, Research Institute of Theory abd History of Visual Art of the Russian Academy of Arts 119034, Russia, g. Moscow, ul. Prechistenka, 21 tyukhmeneva@mail.ru Другие публикации этого автора

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-012-42023.

Тема, касающаяся проведения торжеств, устроенных в честь Российского государства в европейских державах в конце XVII – первой четверти XVIII в., давно находится в поле зрения специалистов по отечественной истории. Возникает она в связи с деятельностью Петра I и активным выходом России в тот период на международную арену, ознаменовавшимся, в частности, открытием российских посольств при иностранных дворах. Последние годы отмечены появлением ряда публикаций, посвященных празднествам по случаю Полтавской победы и заключения Ништадтского мира. Их авторы – Г. В. Шебалдина ^{[20, с. 113–115]}, Т. А. Базарова ^{[3, с. 61–64]}, Е. А. Тюхменева ^{[17, с. 334–343]}, Н. Ю. Болотина ^{[5, с. 390–403]} – вводят в научный оборот новые архивные материалы. Заграничным фейерверкам петровской эпохи отведен и один из разделов монографии Д. Д. Зелова об истории отечественных триумфов и огненных «потех» первой половины XVIII столетия ^{[10, с. 85–100]}. На основании существующей литературы в отмеченной работе в хронологическом порядке дается описание большинства фейерверков, а там, где это известно, указываются места проведения и имена их создателей. Исходя из военно-политических реалий того времени, исследователь предлагает интерпретацию некоторых аллегорических изображений. Цель настоящей статьи – выявить основные принципы построения фейерверочных и иллюминационных композиций, а также проанализировать содержавшийся в их программах арсенал сюжетов и образов в контексте репрезентативной культуры изучаемого периода. При этом особое внимание будет уделено графическим источникам, еще недостаточно задействованным в историографии.

В соответствии с устоявшимися нормами европейского церемониала поводом к созданию огненных представлений в честь Российского государства служило пребывание Петра I за границей, в том числе – в составе Великого посольства 1697–1698 гг. Первым считается фейерверк, сожженный 24 мая 1697 г. в Кенигсберге по распоряжению бранденбургского курфюрста Фридриха III, рассчитывавшего подписать с российской стороной союзный договор. Грандиозные торжества по случаю встречи русского посольства, сопровождавшиеся огненными «потехами», прошли и в Амстердаме 16–22 августа 1697 г. Стоит отметить, что их организацию осуществлял симпатизировавший России бургомистр этого города Николас Витсен.

Огненными представлениями отмечались также дни рождения и именин Петра I. Существуют сведения, что 29 июня 1697 г. фейерверк был сожжен в Кенигсберге (хотя в тот момент русский царь находился в Пиллау), а в 1698 г. – в Вене. 30 мая 1717 г. были организованы фейерверк и иллюминация парка в французском Марли. Все эти торжества проводились за счет принимающей стороны. Русской же миссией был устроен фейерверк 29 июня 1697 г. в Пиллау, подготовленный «от московских бамбардиров» ^{[11, стб. 876]}. Он мыслился, очевидно, не только в качестве знака признательности Фридриху III, но и как способ продемонстрировать возможности набирающего силу Российского государства. Однако бранденбургский курфюрст не приехал лично поздравить Петра с именинами, чем сильно раздосадовал молодого монарха. В любом случае, фейерверк в Пиллау можно считать, если не первым, то одним из первых огненных представлений, осуществленных нашими соотечественниками за границей.

С этого момента российская сторона начала активно праздновать на территориях иностранных держав (с разрешения страны-хозяйки) свои важные военные успехи. Открывает этот ряд фейерверк 28 ноября 1697 г. перед посольским двором в Амстердаме, посвященный победе над турками при Тавани. Особым размахом отличались торжества по случаю Полтавской победы, переломившей ход Северной войны. Осенью 1709 г. они прошли в Берлине, Копенгагене и Гааге. Причем, празднование Полтавской виктории за границей произошло раньше, чем в Москве. Несколько раз отмечалась и годовщина этой победы: в 1712 г. в Стамбуле (Константинополе) и в 1717-м – в Спа, где Петр тогда пребывал на лечении. Не менее грандиозно проходило празднование Ништадтского мира. Оно состоялось в Гааге, Париже, Копенгагене, Берлине, Вене, Дрездене, Гамбурге, Амстердаме, Гданьске (Данциге) и Стамбуле. Нередко датам и срокам проведения торжеств придавалось определенное значение. Так, трехдневные празднования Полтавской победы в Гааге соответствовали трем дням, в течение которых были разгромлены и захвачены в плен шведские войска ^{[12, с. 1098–1099]}. Согласно воле широкомасштабно мыслящего Петра I торжества Ништадтского мира должны были начаться по всей России и за рубежом в один день – 22 октября 1721 г., именно тогда, когда ему будет преподнесен титул императора ^{[17, 334]}.

Огненные «потехи» устраивались за границей и по поводу династических браков с представителями Дома Романовых. Так, 8 апреля 1716 г. в Гданьске был сожжен фейерверк в честь венчания царевны Екатерины Иоанновны с герцогом Мекленбург-Шверинским. Известны гравюры с изображением иллюминаций в Киле 16 и 18 января 1725 г., сопровождавших торжества, посвященные предстоящей свадьбе цесаревны Анны Петровны и герцога Голштинского ^{[21, № 598–600],[13, с. 197]}.

Как свидетельствуют источники, амстердамский фейерверк 1697 г. был представлен на реке Амстел и виновники торжеств смотрели на него из специально отведенного для них дома, а венский фейерверк 1698 г. – «против посольскаго двора» ^{[11, стб. 1363]}. Празднества, организованные российской стороной, как правило, проходили прямо на русском дворе, реже – в сдаваемом в наем для таких случаев помещении (Вена, 1721) или за чертой города (Дрезден, 1721), что зависело от предпочтений страны-хозяйки. Фейерверочный спектакль, разыгрывавшийся на специально отведенном для него месте, обычно дополнялся иллюминацией дома и двора, где проводилось торжество, и близлежащего к ним пространства. Особое значение придавалось освещению интерьеров. В отличие от фейерверка, сжигавшегося однократно либо повторявшегося несколько раз, иллюминации горели в течение всего периода празднеств.

Фейерверочное представление обычно состояло из нескольких частей или отделений, которые могли проходить даже в разных местах, например, сначала на суше (на береговой кромке), а затем на воде. Вода не только делала представление более безопасным, но и многократно усиливала производимый «артифичными огнями» эффект, а также позволяла органично ввести в световую композицию морские образы. Продолжительность фейерверочного представления варьировалась от тридцати минут до полутора–двух часов.

В создании «огнестрельных художеств» принимали участие преимущественно местные творческие и военные кадры. Так, проведением фейерверка 24 мая 1697 г. в Кенигсберге занимался подполковник Штейтнер фон Штернфельд, главный инженер и артиллерист Пруссии и, очевидно, Бессер, церемониймейстер и придворный стихотворец Фридриха III. Именно ему было поручено решение вопросов, связанных с организацией пребывания русского посольства в Кенигсберге. Триумфальная арка фейерверка 19 августа 1697 г. в Амстердаме была построена по эскизам голландского архитектора Стевана Веннекаля, а автором фейерверка 28 ноября 1697 г. являлся мастер огнестрельного дела Моисей Карибес, которому русская сторона позже оплатила все расходы ^{[10, с. 88, 91, 93]}. Пожалуй, единственным исключением оказывается фейерверк 29 июня 1697 г. в Пиллау, приготовленный, как уже говорилось выше, «от московских бамбардиров». В устройстве фейерверка 1717 г. в Спа активную роль играл Петр I, который сам приобрел все необходимое ^{[7, с. 180]}.

Особую тему для изучения составляют графические источники, посвященные заграничным торжествам в честь Российского государства. Отметим некоторые моменты, важные в рамках настоящей статьи. На сегодняшний день в поле зрения исследователей находятся гравюры с изображением фейерверков в Амстердаме 1697 и 1721 гг., в Гааге 1709 г., в Дрездене 1721 г. и триумфальной арки в Копенгагене 1721 г. ^{[14, стб. 1709–1713, № 605–607],[13, с. 180, 184–186, 192–194],[8, с. 220–222, № 7–8],[18, с. 31, № 28]}. На большинстве гравюр, созданных в качестве памятной фиксации празднества, фейерверки запечатлены в полном великолепии с множеством огней, т.е. в самом разгаре действия. В случае с амстердамским фейерверком 1721 г. такое изображение дополняется листами, содержащими один из фасадов и развертку фасадов фейерверочной постройки (без показа собственно фейерверочных огней). При этом традиционно используется фронтальная точка зрения, позволяющая продемонстрировать все основные элементы огненного спектакля. Лишь фейерверк 1709 г. в Гааге представлен с небольшой высоты и в диагональном ракурсе, поскольку его композиция развивалась по горизонтали. В верхнем левом углу данной гравюры сделана врезка, где отражен момент угощения народа с фонтанами вина и раздачей хлебов. Образы наделены литерами, пояснение к которым приведено в нижнем поле листа. На эстампе с дрезденским фейерверком угощение народа включено в общую композицию, хотя оно проходило не одновременно с огненным спектаклем. Наконец, существуют гравюры, фиксирующие амстердамские фейерверочные постройки 1697 и 1721 гг. как часть городской среды и не обладающие торжественным пафосом.

Среди огненных представлений, устроенных по случаю прибытия русского посольства и Петра I, выделяются два – кенигсбергское и амстердамское, состоявшиеся соответственно 24 мая и 19 августа 1697 г. Программа первой части кенигсбергского фейерверка, проходившей на городской площади, содержала приветствие русскому царю. Согласно свидетельствам очевидцев, «для превысочайшие чести В(еликого) Г(осуда)ря» было сделано «огнестрельными художествы» восемь горящих пирамид с «именем» Петра I и изображением российского герба – двуглавого орла под тремя коронами ^{[11, стб. 832],[4, с. 81–82],[9, с. 275]}. Над пирамидами виднелась надпись «Виват», выполненная, очевидно, латинскими литерами. В следующих частях, разыгрывавшихся на воде, прославлялись военные достижения России. Фейерверочная постройка второй части была выдержана «в форме триумфальных ворот или победной арки», к которой с обеих сторон примыкали галереи «с горящими пикинерами (вид пехоты в европейских армиях XVI – начала XVIII в., вооруженной преимущественно 5–6 метровыми пиками. – Е.Т.) в панцирях». В центре арки находился московский герб («всадник на коне побеждающ змия»). Над ним появлялась надпись, выполненная в данном случае, очевидно, в знак почтения к гостям, на русском языке и дублирующая надпись, возникавшую в первой части: «царь Петр Алексеевич да живет». Архитектурную конструкцию окружали «плавающие сирены и лебеди». В третьей части был представлен «флот перед Азовом», позволивший одержать столь значимую для России победу. «И все горели изрядными разных цветов огни, – констатирует автор «Статейного списка», – и много число ракет водяных и верховых пускано, которые вверху так же действие имели разноцветными огни и многими расходящимися ракеты» ^{[11, стб. 832]}. По заключению Бессера, разнообразие и богатство фейерверочных огней доставило «ушам и взорам присутствующих такое удовольствие, что по крайней мере иностранцы нам откровенно признавались, что никогда ничего подобного не видали» ^{[4, с. 81–82]}. Зажжение фейерверка сопровождалось девятью пушечными выстрелами, громовыми звуками труб и литавр.

Программа амстердамского фейерверка была близка решению второй части кенигсбергского огненного представления. Как показывают графические и письменные источники, на выступавшей из воды скале черного мрамора возвышалась триумфальная арка ионического ордера, имевшая входы с каждой из четырех сторон и больше напоминавшая открытый парковый павильон (беседку) ^{[11, стб. 917],[8, с. 68; 220–222, № 7–8],[4, с. 150–152],[13, с. 180]}. Ее высота достигала почти двенадцать метров. Все внутреннее пространство арки занимало изображение российского двуглавого орла с монаршим вензелем под короной над ним. Орла сопровождала латинская надпись: «Великий Царь Петр Алексеевич да живет». На одной оси с этим геральдическим изображением, обозначавшим русских гостей, но ниже, в центре переднего и заднего фасадов скалы-основания располагался герб принимающей стороны – города Амстердама. Венчавшая триумфальную арку композиция – поддерживаемый дельфинами земной глобус в окружении трубящих тритонов с трезубцами в руках – вероятно, призвана была олицетворять столь желанный Петром I морской триумф России, важным шагом к которому стало взятие Азовской крепости. В боковых проходах арки находились фигуры Марса и Геркулеса, отождествлявшиеся с российским монархом. Стоит напомнить, что именно эти античные образы охраняли вход в первые триумфальные врата в России, возведенные «при башнях» Всехсвятского (Большого Каменного) моста в Москве в 1696 г. по тому же случаю – в честь победы в Азовской кампании ^{[16, с. 113–115]}. В амстердамском фейерверке по периметру скалы-основания были поставлены пьедесталы с урнами (или вазами), в каждой из которых содержалось по 25 ракет. Между ними было помещено еще сто ракет, а вокруг скалы-основания – огненные фонтаны. Фейерверк начался с разрывов нескольких бураков, после чего зажглись российский герб и монарший вензель. Огонь вырывался из глобуса и колонн арки, а также из трезубцев и рогов, которые держали Тритоны. «Сверх того, – говорится в описании фейерверка, – были сожжены невиданные по красоте водяные бураки (petards d’eau), извергавшие столько ракет и змеек (serpenteaux), что ослепляли глаза зрителей» ^{[8, с. 222]}.

Известно, что в венском фейерверке 29 июня 1698 г. традиционно присутствовала адресованная российскому монарху приветственная надпись-монограмма «V.Z.P.A», которая означала «Vivat Zar Petrus Alexiowicz» и была выполнена разноцветными огнями. Причем, Петр сам зажег этот фейерверк летучей ракетой ^{[11, стб. 1362–1363],[4, с. 495]}.

В программе фейерверка в Пиллау 29 июня 1697 г., как заметил Д. Д. Зелов, отразилась военно-политическая ситуация того времени ^{[10, с. 89–90]}. Основу композиции огненного представления, проходившего на берегу залива, составило изображение триумфальной арки, так же как это было во второй части предшествующего ему кенигсбергского фейерверка 24 мая 1697 г. Арку сопровождала горевшая голубым светом латинская надпись, гласившая в переводе «Да здравствуют союзники, да убудет полумесяц, да завянут лилии!» ^{[19, с. 204]}. Союзниками здесь, как нетрудно догадаться, выступали Петр I и Фридрих III, заключившие несколько дней назад (22 июня 1697) союзный договор между Россией и Бранденбургом в противовес Турции и Франции.

Триумфальная арка стала основой и большинства огненных композиций, посвященных празднованию Полтавской виктории и Ништадтского мира. В русскоязычных источниках той эпохи она именуется, как правило, на латинский манер «триумальный аркус», в ее обозначении встречается также отечественный перевод-эквивалент «торжественные врата» ^{[15, с. 168],[17, с. 336–337]}.

В рассматриваемый период прослеживается несколько вариантов использования этого апеллирующего к римской античности символа победы и военного торжества. Так, в берлинском фейерверке 1709 г. триумфальная арка служила центром огненного спектакля. Во время празднеств 1721 г. в Копенгагене и Париже, а 1712 и 1721 гг. в Стамбуле, как позволяют заключить имеющиеся материалы, в виде триумфальных были украшены и иллюминованы въездные ворота русского двора. Триумфальная арка 1721 г. в Гааге, очевидно, представляла собой отдельно стоящую декоративную конструкцию, включавшую в свою композицию фонтаны вина. Размеры арок были довольно внушительными и могли достигать 21 метра в высоту (Берлин, 1721). В берлинском фейерверке 1709 г. и копенгагенской иллюминации 1721 г. триумфальную арку дополняли обелиски, другой восходящий к древности знак неугасающей в веках славы.

Основным сюжетом огненных спектаклей в Берлине и Амстердаме 1721 г. стало затворение Храма Януса, так же как это было в Петербурге (22 октября 1721), а затем и в Москве (устроен 28 января, повторен 8 февраля 1722). «Для лутчаго выразумения притчин(ы) сей репрезентации или сего пред(ъ)явления, – говорится, например, в реляции берлинского празднества, – надобно знать, что болшой корпус архитектурной, которой был в средине, презентовал капище Янусово, против того, как мы из гистории и в поемах описано находим, имея в затворении б(о)га Марса в цепях скованнаго. Его вид, яко издревле нам представлено, есть четвероличной, которой почтен бустом бога Януса на четыре лица. Ворота спереди убраны были ж победоносным оружием Императора Всероссийскаго. И то капище в то же время торжественно украшено было. Мошно лехко усмотреть, что сие капище Янусово затворенное значит обыкновение древних цесарей, победителей, миротворителей(…) (с) которым(и) Его Императорское Всероссийское Величество по справедливости сравнен был». «Оное капище, – заключает автор текста, – изъяснено сими словами. Во славу Петра Перваго, Императора Всея Великия России, Принца Августейшаго, щастливейшаго и победителнейшаго, который один содержал войну северную морем и сухим путем, которой везде триумфовал, и которой во знак и во удивление всей Европе даровал мир своим неприятелем, под такою кондициею, как он сам того пожелал» ^{[17, с. 339]}.

Все огненные композиции 1709, 1712 и 1721 гг. строились по принципам, близким геральдическим изображениям: с выделением центра, соблюдением вертикальной и горизонтальной иерархии и принципов симметрии. Существовал также определенный набор элементов, которые непременно включались в программы фейерверков и иллюминаций, даже в самые лаконичные. Прежде всего, это литеры, обозначавшие имя и титул Петра I, и изображение российского герба. Они могли сопровождаться краткой или пространной надписью, приветствующей и прославляющей монарха и его военно-политические достижения. Как уже отмечалось в литературе, в огненных композициях Петр I называется императором еще с 1709 г. ^{[10, с. 97–98],[5, с. 398]}. Например, согласно гравюре, в гаагском фейерверке, посвященном Полтавской победе, горевшие белым огнем литеры «PIR» под короной обозначали «Petrus Imperator Russorum» ^{[13, с. 184–186],[18, с. 31, № 28]}. Перечисленные выше элементы – вензелевые и геральдические знаки, панегирические надписи – располагались, если не в центре, то на центральной вертикальной оси композиции.

Обязательной составляющей заграничных фейерверков и иллюминаций, отмечавших военные успехи России, стали военные трофеи или арматура. Они либо включались в аллегорические и эмблематические картины и фигуры, либо выступали как самостоятельный, самоценный образ. Не исключено, что в гаагском фейерверке 1709 г. использовались реальные, захваченные русскими трофеи шведской армии ^{[12, с. 1101],[15, с. 167],[10, с. 96]}.

Большое значение придавалось элементам, почерпнутым из растительного мира, прежде всего лавру и пальме, традиционным знакам победы и военного триумфа. Так, например, «ворота на улице» русского двора в Стамбуле во время празднования третьей годовщины Полтавского сражения были наделены «изрядным украшением с палмовыми и лавровыми, и иными ветвями с натуралными и деланными цветами, из шумихи зделанными штуками, от воздуха носимыми» ^{[1, с. 63]}. В убранстве берлинских «торжественных врат» 1709 г. использовались, очевидно, сосновые ветви ^{[15, с. 168]}, а «на всяк стороне» Храма Януса берлинского фейерверка 1721 г. виднелись «палмовыя дерева зеленеющие, х которым некоторые виктории трофеи и буклиеры (щиты. – Е.Т.) были присовокуплены», с надписями, прославляющими заключение мира ^{[17, с. 339]}.

Развернутые огненные композиции дополнялись историческими, мифологическими, аллегорическими и эмблематическими сюжетами и образами, отвечавшими праздничному поводу. В программах фейерверков и иллюминаций, посвященных Полтавской победе и подписанию Ништадтского договора, главенствовали соответственно «персоны» Виктории и Мира. Неизменными спутниками триумфа оказывались трубящие Славы.

В берлинском фейерверке 1709 г., обладавшем весьма насыщенной программой, был задействован образ Петра I–всадника ^{[15, с. 169]}. Конное изображение правителя, имевшее давнюю, восходящую к античности традицию, было решено в типичной для барочной культуры иконографии полководца-триумфатора. В венчавшей фейерверочные «торжественные врата» композиции царскую персону сопровождали Виктория с лавровым венком в руке и трубящая Слава, а рядом с пьедесталом, на котором возвышался всадник, находились фигуры скованных пленников (или рабов). Подобное изображение Петра встречалось в центральной картине Строгановских триумфальных ворот, возведенных по тому же случаю в Москве к декабрю 1709 г. ^{[16, с. 82–83]}.

Ниже, по сторонам проезда берлинских «торжественных врат» размещались Паллада (Афина) и Марс, олицетворявшие, согласно надписям, силу и милость российского правителя, одолевшего мощного и гордого противника. Над фигурами античных богов располагались связанные с ними по смыслу эмблемы, направленные «противо великоречия» шведов. На одной из них был представлен российский орел, низвергающий грозовыми молниями с вершины горы вооруженного «кавалера» ^{[15, с. 169–171]}. Другая композиция, как неоднократно отмечали исследователи, являлась ответом на шведскую медаль, выбитую в 1706 г. при заключении Альтранштадтского договора, как символ ожидавшегося скорого падения Российского государства ^{[15, с. 170–171],[10, с. 95–96],[2, с. 265]}. Симптоматично, что тот же сюжет с незначительными изменениями был повторен в московском фейерверке 1 января 1710 г., посвященном Полтавской победе ^{[2, с. 265]}. «Главныя обстоятельства сия победы», а также ее «плоды» представали в боковых «крыльях» берлинских «врат» ^{[15, с. 169–170]}. К первому относились композиции с изображением бегства шведской армии от Полтавы и переправой Карла XII через Днепр, перекликавшиеся с содержанием картин упоминаемых выше московских Строгановских триумфальных ворот 1709 г. ^{[6, с. 170–172]}. Плоды победы были ознаменованы фигурами пленников, скованных под отобранными у неприятеля военными трофеями, и изображением слагающего оружие шведского войска под Днепром.

Перед «торжественными вратами» разыгрывалась сцена морского триумфа – из воды возникала колесница Нептуна, запряженная двумя белыми лошадьми, «на одной стороне Днепр, на другой Ворскла» – реки, между которыми происходили связанные с Полтавским сражением события. Эту сцену препровождала надпись, отражавшая основную идею всего фейерверочного спектакля: «Земля и Океан Фаму (Славу. – Е.Т.) до звезд проводит». Иллюминационную декорацию окружали различные водяные огни ^{[15, с. 171]}.

Программа стамбульских огненных композиций 1712 г., посвященных годовщине Полтавы, так же как берлинского фейерверка и московской праздничной декорации 1709 г., была направлена на прославление личных качеств Петра I, способствовавших процветанию и славе своего отечества, и «ко укоризне гордых его неприятелей». Более того, некоторые сюжеты, задействованные в 1712 г., встречались в берлинском фейерверке 1709 г. Так, согласно описанию, на одной из эмблем, украшавших окна дома, где проходило пиршество, был представлен падающий с горы молодой человек, а на третьем плане фейерверка – российский орел, поражающий молниями шведского льва под стенами Полтавы. «При том же, – говорится далее в тексте, – реки Ворскла и Днепр, за которою во знак утекающаго неприятеля был изображен заяц» ^{[1, с. 63–64]}.

Необходимо подчеркнуть, что четвертый и пятый планы стамбульского фейерверка прославляли два недавно состоявшихся брачных союза – тогда еще наследника российского престола царевича Алексея Петровича с принцессой Шарлоттой Вольфенбюттельской (в октябре 1711) и самого Петра I с Екатериной Алексеевной (в феврале 1712). Обе композиции были идентичны и изображали с помощью жестяных лампадок два сердца, над которыми разворачивались приветственные латинские надписи, не нуждающиеся в переводе: «Вивант царь Петр эт царица Екатерина» и «Вивант кронпринц Алексей эт кронпринцесса Шарлота». Причем «сие два плана» горели не только всю ночь, но и «купно с протчими иллуминациами и лампадами и две последующие» ^{[1, с. 63–64]}, что свидетельствует о серьезном значении, которое придавалась освещению этих важных для России событий за рубежом.

Живописные и скульптурные композиции, сопровождавшие фейерверки и иллюминации 1721 г., отображали как военно-политическое могущество победившего в Северной войне Российского государства, так и плоды мирного состояния. Как можно видеть на гравюре, вокруг Храма Януса амстердамского фейерверка восседали фигуры Паллады, Геркулеса, Нептуна и Меркурия, как покровителя торговли ^{[14, стб. 1709–1711, № 605–606],[13, с. 192–193]}. Согласно описанию берлинского фейерверка, «внизу у винных фонтанов были некоторыя лица Бл(а)гочестия, имянами своими, яко Мир Вечной, Спасение Рода Ч(е)л(о)в(е)ческаго, Радость Всемирная, Желание Всенародное, Виктория и Мир, последуемыя Веселием», которые «заперли Марса и исполнили свое желание» ^{[17, с. 339]}. В программе копенгагенской триумфальной арки военные успехи России прославляли исторические картины, содержавшие сюжеты, связанные с морской тематикой. Их дополняли названия отвоеванных земель и городов (Ливония, Эстония, Ингрия, Корела и Даго, Эзель, Кексгольм, Выборг), начертанные на ленте, обвивавшей боковые обелиски в верхней части арки ^{[17, с. 341],[14, стб. 1712–1713, № 607],[13, с. 194]}.

Визуальный ряд обязательно сопровождали надписи прославляющего и поясняющего характера. Первые, как мы видели, обладали самостоятельным значением и были посвящены Петру I. В них обычно включалась титулатура российского монарха, перечислялись его заслуги, нередко в сопоставлении с легендарными и историческими героями прошлого, например, с Геркулесом (Петр при этом назывался Северным Геркулесом), Александром Македонским, победителем Голиафа Давидом. Тексты поясняющего характера относились к живописным композициям и фигурам, входившим в фейерверочные и иллюминационные программы. При этом надписи могли быть почерпнуты из произведений античных авторов, а также книг по символике и эмблематике, или являться ответом на шведские девизы-высказывания по отношению к России.

Как уже отмечалось выше, триумфальную арку в Гааге 1721 г. дополняли фонтаны вина, сделанные в виде фигур орлов, представлявших герб Российской империи. Напиток – обычно красное и белое вино – подавался прямо из позолоченных клювов птиц. «Стояли оные орлы, – говорится в описании торжеств, – на пиедестале под триумфалным аркусом, где видны были следующие надписи. // Вверху под литерами Р.Р:, сплетеными вместе, а знаменующими ПЕТРА ПЕРВАГО: Всевышший да дарует ПЕТРУ ПЕРВОМУ имянем и своими делами лета Несторовы. А пониже: Он есть ПЕРВЫЙ и первый камень фундаменталный г(осу)д(а)рства ВЕЛИКАЯ Россия, ниже: Весь свет никогда же видели подобного МОНАРХА. Под двоеглавным орлом, которой есть императорский герб Его Ц(а)рского Величества, видно было: Орлы триумфовали в войне. Они же триумфуют миром и (г)де же Марс пред сим ц(а)рствовал, тамо н(ы)не повсюду ц(а)рствует оной мир. Север дватцетилетнее время стенал в смятении; но мир возобновил тишину. Под винными фонтанами: Реки крови текли пред сим; н(ы)не же реки винные потекут. Марс будучи в узах, Бахус вооружается» ^{[17, с. 336]}.

Надо сказать, что фонтаны вина являлись обязательным атрибутом празднеств, устраиваемых Российским государством за границей, и всегда обладали по барочному ярким идейно-художественным решением. Например, в композицию гаагского фонтана вина 1709 г. входили персонификации рек Днепра и Ворсклы, обозначавшие место, где проходили события, связанные с Полтавским сражением. Сопровождавшая их надпись поясняла: «Ворскла поражения, а Днепр последняго свидетель полону. Вином красным кровь, белым вздыхания шведов предзнаменуй» ^{[13, с. 184–186],[18, с. 31, № 28],[12, с. 1100]}. Во время празднеств в Стамбуле 1712 г. один из подобных фонтанов изображал Самсона, разрывающего пасть льва. Из «челюстей» животного текло красное вино, а из рук библейского героя – белое ^{[1, с. 63]}. Симптоматично, что тот же сюжет, широко распространенный в петровское время как символ Полтавской победы, был выбран для памятного центрального фонтана в Петергофе, созданного уже в царствование Анны Иоанновны. Фонтаны вина в Копенгагене 1721 г., так же как и гаагские, были сделаны в виде фигур российских орлов ^{[17, с. 341]}.

Как показало исследование, «огнестрельные художества», рассчитанные и на элитарного, и на массового зрителя, являлись одной из ярких форм репрезентации России на территориях иностранных держав в течение всего анализируемого периода. На привычном, по крайней мере, для образованного европейца языке они не только прославляли военно-политические достижения Российского государства, но и отражали далеко идущие намерения его правителя. Так, мысль об обретении имперского статуса начала активно проводиться в программах огненных представлений, начиная с празднований Полтавской победы. В основе большинства фейерверочных и иллюминационных композиций, подготовленных и принимающей, и российской стороной, лежал мотив триумфальной арки, что в целом было характерно для посольской церемониальной традиции того времени. Важная роль отводилась оформлению фонтанов вина. При этом арсенал задействованных в заграничных торжествах сюжетов и образов был близок программам создававшихся в России праздничных комплексов. Значимость «огнестрельных художеств» в качестве серьезного источника информирования и возможности заявить о себе была четко осознаваема молодым и энергичным Петром, повелевшим устроить на чужой территории ответный фейерверк уже в самом начале своего первого путешествия по Европе.