Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Международное право
Правильная ссылка на статью:

К вопросу о запрещённых методах и средствах ведения военных действий в контексте современного международного гуманитарного права и права международной безопасности

Корженяк Анастасия Михайловна

ORCID: 0000-0002-7162-2785

магистрант Международно-правового факультета, бакалавр права, кафедра международного права, Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД России

119454, Россия, г. Москва, проспект Вернадского, 76

Korzhenyak Anastasia Mikhailovna

Bachelor's Degree, the department of International Law, Moscow State Institute of International Relations of the Ministry of Foreign Affairs of Russia

119454, Russia, g. Moscow, prospekt Vernadskogo, 76

mihkor@gmail.com
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2644-5514.2021.4.36572

Дата направления статьи в редакцию:

02-10-2021


Дата публикации:

31-12-2021


Аннотация: В данной работе проанализированы историко-правовые особенности становления и эволюции международного гуманитарного права (МГП) и его принципов в контексте общей теории международного права и современной политической ситуации. Автором детально и наиболее полно, со ссылкой на международно-правовые документы, регламентирующие правила ведения войны и вопросы международной безопасности, а также на отдельные примеры из судебной практики раскрыты и систематизированы методы и средства ведения военных действий, на которые распространяются ограничительно-запретительные режимы. Целью исследования являются анализ и систематизация международно-правовых норм, направленных на недопущение применения запрещённых методов и средств ведения военных действий. Автором были применены метод функционального сравнения, формально-юридический, историко-правовой, системный, антропологический методы.    Объектом исследования являются отношения между субъектами международного права в сфере ограничения в выборе методов и средств ведения военных действий. Предмет настоящего исследования составляют международные конвенции, международные обычаи, общие принципы права, признанные цивилизованными нациями. Элементы научной новизны состоят в том, что в данной статье представлен взгляд автора на сущность актуальных проблем в области международного гуманитарного права, становление и эволюцию МГП в контексте ограничения в выборе методов и средств ведения войны, представлена авторская систематизация и классификация запрещённых методов и средств ведения боевых действий. Автор приходит к выводу о том, что разрешение многих разногласий заключается исключительно в добросовестном выполнении уже существующих норм МГП, в рамках которых целесообразно предотвращать и потенциальные гуманитарные риски. Приводится заключение о наличии у четырёх протоколов к одному из основополагающих источников МГП – Конвенции о конкретных видах обычного оружия 1980 г. (КНО) – существенного упущения в виде отсутствия механизма контроля за соблюдением установленных запретов.


Ключевые слова:

международное гуманитарное право, ведение военных действий, запрещённые методы, запрещённые средства, вооружённый конфликт, право международной безопасности, глобальная безопасность, стратегическая стабильность, обеспечение национальной безопасности, КНО

Abstract: This article analyzes the historical-legal peculiarities of establishment and evolution of international humanitarian law and its principles in the context of the general theory of international law and current political situation. Referring to the international legal documents that regulate the rules of conducting warfare and issues of international security, as well as case law, the author describes and systematizes the methods and means of conducting warfare that are classified under restraining and prohibitive regimes. The goal of this research lies in the analysis and systematization of international legal norms aimed at prevention of the use of prohibited methods and means of conducting warfare. The object of this article is the relations between the actors of international law with regards to restrained use of means and method of conducting warfare. The subject is the international conventions, international customs, general principles of law recognized by the civilized nations. The scientific novelty consists in the author’s view of the essence of relevant issues in the sphere of international humanitarian law, establishment and evolution of international humanitarian law in the context of restrained use of methods and means of conducting warfare. The author presents the original systematization and classification of the prohibited methods and means of conducting warfare. The conclusion is made that many disagreements can be solved by responsible compliance with the existing norms of the international humanitarian law that is intended to prevent potential humanitarian risks. The author reveals that the four protocols to one of the fundamental sources of the international humanitarian law – the Convention on Prohibitions or Restrictions on the Use of Certain Conventional Weapons (1980) have such significant shortcoming as the absence of control mechanism for compliance with the established prohibitions.


Keywords:

international humanitarian law, conduct of hostilities, prohibited methods, prohibited means, armed conflict, international security law, global security, strategic stability, national security ensuring, Inhumane Weapons Convention

I. Становление и эволюция международного гуманитарного права: ограничение в выборе методов и средств ведения войны

Испокон веков и, к сожалению, в настоящее время не все споры государства готовы решать мирным путём, зачастую прибегая к ведению боевых действий, ужасающие и разрушительные последствия которых как в отношении самих государств, так и их граждан вызвали стремление установить правила для ведения войны. Тем не менее лишь с принятием 22 августа 1864 г. Женевской конвенции (Конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях (Женевская конвенция I). Женева, 12 августа 1949 г. – действующая редакция (впервые принята 22 августа 1864 г.)) было положено официальное начало развитию международного гуманитарного права (далее – МГП). За последние 156 лет произошла колоссальная трансформация во всех областях человеческой жизни, политической обстановке, экономической, научно-технической деятельности, особенно отчётливо после Второй мировой войны. Россия является не только ответственной участницей действующих соглашений, но и автором и проводником целого ряда важнейших инициатив. К сожалению, страны Запада не выдвигают никаких значимых инициатив, а российские, судя по всему, преднамеренно пытаются дискредитировать вместо того, чтобы решать имеющиеся проблемы и вырабатывать компромиссы.

Прежде чем перейти к основной проблематике исследования, необходимо осветить некоторые теоретические вопросы, а также историко-правовые аспекты возникновения и развития международного гуманитарного права. Наиболее точным представляется определение понятия международного гуманитарного права, сформулированное И.И. Котляровым в диссертационном исследовании, как «системы международно-правовых принципов и норм, регулирующих отношения между государствами (вернее сказать, сторонами, так как ими могут быть и иные субъекты международного права) в период вооружённых конфликтов в целях защиты жертв войны, ограничения применения воюющими методов и средств ведения военных действий и устанавливающих ответственность за их нарушение» [5]. В задачи МГП помимо указанного также входит ограничение последствий военных действий и установление «минимальных стандартов гуманности» [12, с. 19]. Источниками МГП (как и международного права в целом) являются международные договоры, международные обычаи, общие принципы права, а в качестве вспомогательных инструментов толкования велика роль «мягкого права», судебных прецедентов и доктрины [12, с. 23-29]. Субъектами МГП являются государства, нации и народы, осуществляющие право на самоопределение, к этой же группе относятся участники внутренних вооружённых конфликтов, борющиеся за свои права и свободы, реализующие свои интересы, международные межправительственные организации и государственно-подобные образования (квазигосударства), являющиеся субъектами международного права с точки зрения классической школы международного права.

Следует отметить, что Россия ещё в XVIII веке внесла существенный вклад в формирование правил ведения военных действий, в частности, развивала требования гуманности по отношению к детям, женщинам, старикам, раненым и больным, немалое внимание уделялось режиму военного плена, институту нейтралитета в морской войне. Тем не менее кодификация большинства обычных норм ведения войны на международном уровне началась во второй половине XIX-начале XX вв. и особое развитие получило после Второй мировой войны. Немаловажно сразу отметить существенный недостаток первых договоров в сфере МГП – наличие в них оговорки «clausula si omnes» [9, с. 491]. Суть её заключалась в том, что действие первых конвенций распространялось лишь на те государства, которые были одновременно стороной по международному договору и выступали при этом стороной в военном конфликте. Во избежание злоупотреблений и придания конвенциям большего смысла и значения оговорка была впоследствии заменена на клаузулу «erga omnes», что означает обязательность для всех.

Принципиально важным является изначальное отсутствие запрета на ведение боевых действий, существовавшее параллельно с отсутствием права на ведение войны. Таким образом, вплоть до начала Первой мировой войны функционировала «теория нейтральности международного права в отношении права на войну», пока в 1928 г. не был принят Пакт Бриана-Кэллога, провозгласивший «отказ от войны в качестве орудия национальной политики», т.е. запрет на обращение к войне как способу разрешения международных споров. Эта формулировка впоследствии была доработана Уставом ООН и изменена на «всеобщий запрет применения силы». Тем не менее до сих пор единое мнение по данному вопросу не было достигнуто, так как положения Декларации о принципах международного права 1970 г. (Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН (принята резолюцией 2625 (XXV) ГА ООН от 24 октября 1970 года)), в которой были произведены попытки разъяснить этот конкретный принцип, имеют рекомендательный характер, а признание актов агрессии входит в исключительную компетенцию Совета Безопасности ООН, хотя бы один из постоянных членов которого всегда голосовал против при постановке данного вопроса.

Исходя из смысла положений международных договоров, следует различать два вида вооружённых конфликтов: международные и немеждународные. Отличительной особенностью первого вида является столкновение между двумя или несколькими государствами. В комментарии МККК к Женевским конвенциям 1949 г. «международный вооружённый конфликт» определяется как «противоречие между двумя государствами, результатом которого является вторжение вооружённых сил, даже при отрицании состояния войны одной из сторон» [17, с. 84]. ДП-I 1977 г. расширяет понятие, включая в него военные действия наций и народов, реализующих право на самоопределение и борющихся за национальное освобождение от колониального господства (п. 4 ст. 1 ДП-I). Более ёмко: вооружённая конфронтация двух либо нескольких государств или национально-освободительного движения и войск метрополии [9, с. 492]. Напротив, вооружённые конфликты немеждународного характера (регулирование предусмотрено ст. 3, одинаковой для всех четырёх Женевских конвенций 1949 г.) происходят на территории лишь одного государства – между его вооружёнными силами и негосударственными вооружёнными формированиями или же исключительно между последними [12, с. 63] (бунты, действия повстанческих сил, гражданские войны) [16, с. 64-76]. К последним применим Дополнительный протокол II 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г. (далее – ДП-II), касающийся защиты жертв вооружённых конфликтов немеждународного характера (п. 1 ст. 1 ДП-II) [17, с. 85-86]. Приведём свежий интересный пример: поскольку Сирия не идентифицирует себя как жертву косвенной агрессии, совершённой извне, то и вооружённый конфликт в Сирии является вооружённым конфликтом немеждународного характера. В связи с этим стороны, участвующие в данном конфликте, в том числе на стороне правительства Сирии, несут полную ответственность за соблюдение запрещений и ограничений ДП-II.

Хотя отраслевые принципы международного гуманитарного права и не зафиксированы ни в одном общепризнанном источнике, большинство правоведов (Батырь В.А., Егоров С.А., Капустин А.Я., Котляров И.И. и другие) выделяют семь классических принципов, отражающих юридическое содержание международно-правовых норм: гуманизация вооружённых конфликтов (как всеобщий и основополагающий принцип); ограничение воюющих в выборе методов и средств ведения войны; защита жертв войны; защита гражданских объектов; охрана природной среды в период ведения боевых действий; защита интересов нейтральных государств; ответственность государств и физических лиц за серьёзные нарушения норм МГП. Необходимо обратить внимание и на принцип проведения различия между гражданским населением и комбатантами, между гражданскими и военными объектами и направлять свои действия только против военных объектов (ст. 48 ДП-I; см. Консультативное заключение МС ООН 1996 г. о ядерном оружии, §§ 78-79: один из «главных принципов» МГП и один из «незыблемых принципов международного обычного права»). Отсюда вытекает принцип установления баланса между гуманностью и военной необходимостью, которая не предоставляет карт-бланш для ведения ничем не ограниченной войны. Более того, воюющие должны выполнять свои обязательства в гуманитарной сфере, включая обеспечение гуманного обращения, при любых обстоятельствах, независимо от действий противника, характера и причин возникновения конфликта. Взаимосвязаны с предыдущими и принципы предосторожности, соразмерности, запрета на причинение излишних страданий [14, с. 96-101].

В толковании ряда юристов-международников человеческий контроль над насилием в ходе войны подразумевает оговорка Мартенса – это сформулированное в 1899 г. русским юристом и дипломатом Ф. Ф. Мартенсом правило о том, что, даже если то или иное положение прямо не предусмотрено нормами действующего права, в ситуациях вооружённых конфликтов сторонам необходимо в первую очередь руководствоваться принципами гуманности, человечности и здравого смысла и требованиями общественного сознания (ч. 2 ст. 1 ДП-I). То есть даже во время боевых действий существует объективная необходимость соответствия общепризнанным принципам международного права и установившимся между людьми обычаям, основанным на гуманности и законности.

Ещё одним важным шагом для раскрытия темы исследования является следующий юридический анализ. Международный пакт о гражданских и политических правах человека 1966 г. представляет собой многосторонний международный договор, то есть он основан на договорных (диспозиционных) началах, так же, как и нормы МГП. Соответственно, более корректно исходить из примата императивных норм (jus cogens) и производного характера диспозиционных норм международных многосторонних договоров. К тому же, само по себе наличие в Уставе ООН Главы VII, содержащей императивные нормы, «запрещающие применение силы и угрозы силой» («jus contra bellum»), а также право на индивидуальную и коллективную самооборону («jus ad bellum») с соответствующими ограничениями, устанавливаемыми СБ ООН в порядке принятия резолюций принудительного характера, указывает на то, что состояние международных отношений не исключает вероятности нарушения мира или актов агрессии. Нормы МГП действуют в специфических условиях вооружённого конфликта, гарантируя минимальный уровень безопасности и защиты, когда объективно полный объём прав, предусмотренный нормами в области прав человека для мирного времени, не может быть обеспечен. Поскольку первичной базой для МГП являлись законы и обычаи войны («jus in bello»), основанные на многосторонних договорах, эта отрасль международного права является диспозиционной в отличие от императивных норм о запрете войны, содержащихся в Уставе ООН и принципах Нюрнбергского трибунала: возникает ситуация незавершённой универсализации конвенций и протоколов к ним, поскольку государства обладают суверенным правом заключать, ратифицировать или не ратифицировать, денонсировать тот или иной договор или объявить о выходе из какого-либо многостороннего договорного режима.

Значимым событием в развитии МГП стало проведение по инициативе российских дипломатов Первой Гаагской конференции мира 1899 г., одним из итогов которой стало принятие Конвенции о законах и обычаях сухопутной войны. Второй раздел Конвенции посвящён ведению боевых действий, а его первая глава раскрывает средства нанесения поражения противнику, применения осады (блокады как разновидности осады), бомбардировок (ст. ст. 22-28). То есть это первый вступивший в силу документ, который содержит ограничения по применению материальных средств и тактических методов воюющими и фрагментарные правила по защите гражданского населения и культурных объектов. Тогда же была принята Декларация о неупотреблении легко разворачивающихся или сплющивающихся в человеческом теле пуль. Преследуя всё ту же цель установления всеобщего мира, была созвана Вторая Гаагская конференция мира 1907 г., на которой было принято 13 конвенций. Например, IV Гаагская конвенция о законах и обычаях сухопутной войны (пересмотр Гааги II 1899 г.), V – о правах и обязанностях нейтральных держав и лиц в случае сухопутной войны, IX – о бомбардировании морскими силами во время войны и другие. Выполнение поставленных задач было сорвано и грубо нарушено Первой мировой войной, которая, к тому же, и воспрепятствовала созыву Третьей конференции мира. Главнейшим историческим рубежом в развитии права вооружённых конфликтов является период после Второй мировой войны с её потрясшими человечество грубейшими и жесточайшими нарушениями норм и обычаев МГП. Помимо Устава ООН и Статута Международного суда от 26 июня 1945 г., отдельно необходимо отметить решения Нюрнбергского (1945-1946 гг.) и Токийского (1946-1948 гг.) трибуналов (Устав Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси, принятый в Лондоне 8 августа 1945 г. для организации работы Нюрнбергского (1945-1946 гг.) и Токийского (1946-1948 гг.) трибуналов, непосредственно решения, вынесенные в результате данных процессов, а также Принципы международного права, признанные Уставом Нюрнбергского Трибунала и нашедшие выражение в решении этого Трибунала (принятые в 1950 г. на второй сессии Комиссии международного права ООН)), Женевские конвенции 1949 г., Дополнительные протоколы I и II к ним 1977 г. Протоколы содержат ряд пробелов: в п. 2 ст. 43 ДП-I не фиксируется разница между регулярными и нерегулярными вооружёнными силами, что делает приведённое определение «вооружённых сил» неполным и неточным. Далее, ставится под сомнение применение ДП-I в случае задействования «новых видов оружия» (ст. 36 ДП-I). Уязвимыми и недоработанными моментами остаются вопросы урегулирования ведения морской и воздушной войны. Последние, кстати, так и не были ратифицированы США и такими государствами, как Израиль, Индия, Ирак, Иран, Турция и др., на территории которых продолжаются вооружённые конфликты.

Необходимо особо выделить, что ООН не предполагала в начале её формирования включать вопросы международного гуманитарного права в повестку дня: в частности, Комиссией международного права, чьей основной задачей является кодификация и прогрессивное развитие международного права, было высказано мнение, что таким образом может быть подорвано оказанное ООН доверие в установлении мира и безопасности на планете [1, p. 20]. Несмотря на это, 12 августа 1949 г. в Женеве были заключены четыре упомянутых выше международных договора. Женевская Конвенция I об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях представляет собой действующую редакцию Женевской конвенции от 22 августа 1864 г.; II – об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооружённых сил на море – это пересмотр X Гаагской конвенции о ведении военных действий на море; III – об обращении с военнопленными; IV – о защите гражданского населения во время войны (III и IV – это ревизия IV Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г.). Сегодня это самые широко ратифицированные международные договоры, что доказывает не только чрезвычайную актуальность и необходимость норм МГП, но и в целом активное, по крайней мере, стремление государств признавать и соблюдать общепризнанные гуманитарные стандарты.

Среди фундаментальных источников также следует прежде всего упомянуть: Конвенцию о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющими неизбирательное действие 1980 г. (Конвенция о «негуманном» оружии, далее – КНО) и пять Протоколов к ней (два запретительных – о необнаруживаемых рентгеном осколках и ослепляющем лазерном оружии – и три ограничительных, но при этом государство должно выразить согласие быть связанным по крайней мере двумя протоколами, а не всеми); Парижскую конвенцию о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении 1993 г. (далее – КЗХО) и другие.

Принцип ограничения применения силы рассматривается и реализуется в двух плоскостях: «jus contra/ad bellum» и «jus in bello» [2; 4, с. 643-653]. Эти понятия отражают два возможных варианта развития событий, первый из которых заключается в предотвращении вооружённого конфликта в принципе в результате действия абсолютного запрета на применение военной силы (Устав ООН: пп. 3-4 ст. 2), исключение составляют чрезвычайные ситуации («jus contra/ad bellum»). Второй вариант подразумевает то, что, если вооружённый конфликт оказался неотвратим, очевидна необходимость в осуществлении контроля за применением военной силы, в установлении сдерживающих насилие, жестокость и бесчеловечность ограничений для комбатантов в выборе методов и средств ведения войны («jus in bello»).

Часто разграничивают тесно связанные между собой отрасли международного права – международное гуманитарное право и право международной безопасности. Последнее скорее выполняет функцию «jus contra/ad bellum», так как имеет целью обеспечить мирное и безопасное сосуществование государств посредством установления ограничений на системы вооружений и продвигая политику разоружения – сокращения и ликвидации материальных средств ведения вооружённых конфликтов. Международное гуманитарное право, напротив, по сути своей представляет собой именно «jus in bello», то есть такой исход событий, когда вооружённый конфликт стал неизбежной реальностью, а потому регламентирует вопросы, связанные, во-первых, с ограничением воюющих в выборе методов и средств ведения войны и, во-вторых, с защитой жертв и участников войны. Тем не менее по причине наличия неразрывной связи между этими двумя отраслями международного права в настоящей статье также исследуются отдельные вопросы права международной безопасности и некоторые международно-правовые аспекты разоружения. Определив понятие, задачи, субъекты, источники и принципы МГП, перейдём к подробному рассмотрению принципа ограничения комбатантов в выборе методов и средств ведения войны в контексте отраслевых принципов МГП.

II. Запрещённые методы ведения военных действий

Под методами ведения вооружённых конфликтов понимаются тактические приёмы и порядок использования средств ведения войны для подавления и полного уничтожения живой силы, вооружения и военной техники противника, максимальное разрушение его сооружений, инфраструктуры, линий и средств связи, коммуникаций.

Ещё Санкт-Петербургская декларация об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль 1868 г. провозгласила несколько правил, лежащих в основе методов ведения вооружённой борьбы: во-первых, потребности войны должны соотноситься с категорией человеколюбия; во-вторых, непременно следует предпринимать все возможные меры по уменьшению бедствий войны; в-третьих, единственной законной целью воюющих может быть лишь ослабление сил противника.

Далее необходимо сказать, что принцип ограничения воюющих в выборе «средств» (на тот момент развития МГП под термином «means» подразумевались вперемешку и методы, и средства ведения войны, между которыми в настоящее время проводится различие) нанесения вреда противнику содержался в ст. ст. 22-23 сначала II Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1899 г., а потом и IV Гаагской конвенции 1907 г. с аналогичным названием (далее – Гаага 1907 г.). Затем этот важный принцип нашёл дальнейшее развитие в ст. 35 Дополнительного протокола I 1977 г. к Женевским конвенциям 1949 г. (далее – ДП-I).

Проанализировав тексты международных договоров и исследования различных авторов, удалось систематизировать запрещённые методы ведения войны по следующим критериям:

1. направленность применения запрещённого метода – а) против комбатантов противника; б) против гражданского населения; в) против объектов; г) против собственности [3, с. 205-206; 362-363];

2. объект нападения – жертвы войны; непосредственные законные участники военного конфликта; природная среда; гражданские объекты (незащищённые города, селения, жилища, строения); объекты, необходимые для выживания гражданского населения (продукты питания, ирригационные сооружения и т. д.); опасные объекты (атомные электростанции, дамбы, плотины и т. д.); объекты, представляющие культурную ценность и не используемые при этом для выполнения военных задач (храмы, исторические памятники, здания, отведённые для науки, искусства, благотворительности);

3. пространственная сфера ведения вооружённого конфликта – запрещённые методы ведения сухопутной, морской, воздушной войны.

Используя составленную классификацию в качестве опоры и ссылаясь на статьи международных договоров (Гаага 1907 г. (ст. 23); I, II, III, IV Женевские конвенции 1949 г. (ст. ст. 3 (общая), 35, 44, 50 (I), 51 (II), 130 (III) и 28, 33, 147 (IV) соответственно); ДП-I 1977 г. (ст. ст. 35, 37, 38, 39, 41, 75, 85) и другие), представим запрещённые методы ведения войны в наиболее полном виде:

  • предательское убийство или нанесение ранений лицам, относящимся к гражданскому населению или вооружённым силам противника (п. «б» ст. 23 Гаага 1907 г.);
  • совершение непосредственных нападений на гражданское население и гражданские объекты, культурные ценности (ст. 53 ДП-I; Конвенция о защите культурных ценностей в случае вооружённого конфликта, Гаага, 14 мая 1954 г.), установки или сооружения, содержащие опасные силы, если это приведёт к чрезмерным потерям, ранениям среди гражданского населения или причинит ущерб гражданским объектам (это означает, что нападение должно всегда осуществляться только по изолированным целям военного назначения, недопустимо использование в качестве «живых щитов» гражданских и других покровительствуемых лиц, обладающих защитным статусом, к примеру, парламентёра, сопровождающих его барабанщика, трубача или горниста; удержание таких лиц – ст. 28 Женевской конвенции IV; репрессалии в отношении них или их имущества – ст. 33 Женевской конвенции IV, п. 6 ст. 51 ДП-I );
  • нападение на лиц, вышедших из строя («hors de combat») вследствие ранения или болезни, бедствия на летательном аппарате (п. 1 ст. 42 ДП-I – не относится к военнослужащим воздушно-десантных войск): запрещены убийство или ранение противника, безусловно сдавшегося, а это предполагает, что он сложил оружие или же исчерпал все материальные средства защиты и отражения нападения. Окружённый противник должен получить возможность сдаться в плен (п. 3 ст. 41 ДП-I).
  • совершение неизбирательных нападений (п. п. 4-5 ст. 51 ДП-I): подобные атаки не направлены или не могут быть направлены на конкретные военные объекты, их последствия не ограничены, нападения осуществляются без различия гражданских и военных лиц и объектов, ожидаются чрезмерные потери среди гражданского населения по сравнению с достигаемым военным преимуществом, не используется высокоточное оружие (т.е. приборы целеуказания и целеопределения не отличаются высокими качественными и тактико-техническими характеристиками). Из этого следует запрет «ковровых бомбардировок» [11, с. 960-982; 989-993], «бомбовых ковров» [3, с. 206], или «массированных бомбардировок» – ситуация, когда отдалённые друг от друга военные объекты распределены по населённым пунктам. Из принципа защиты гражданского населения вытекает требование точности ударов. Однако на практике гарантировать его невероятно сложно, поэтому был разработан принцип соразмерности, то есть нельзя причинять больший ущерб, нежели требуется для выполнения боевой задачи.
  • взятие в заложники;
  • отдача приказа на разграбление города или местности (ст. 47 Конвенции 1907 г., ст. 33 Женевской конвенции IV, п. 2 ст. 41 ДП-I), в том числе взятых приступом/штурмом (ст. 7 IX Гаагской конвенции); отдача приказа не оставлять никого в живых, угрожать, что никому не будет дано пощады или вести военные действия на этой основе; совершение актов насилия или угрозы их совершить с целью терроризирования гражданского населения, геноцида, апартеида (п. 2 ст. 51 ДП-I);
  • использование голода среди гражданского населения в качестве метода ведения войны (п. 1 ст. 54 ДП-I);
  • применение оружия, снарядов или веществ, способных причинить излишние страдания;
  • атака или бомбардировка необороняемых городов (ст. 25 Положения к Гаагской конвенции 1907 г.), нейтральных, демилитаризованных зон, атака и уничтожение медицинских формирований, санитарных транспортных средств (в том числе летательных аппаратов, госпитальных судов), гражданских авиалайнеров, нападение военно-морскими силами на открытые и незащищённые порты, города, селения, жилища и другие невоенные объекты без специального оповещения (ст. 3 IX Гаагской конвенции); нападения на раненых и больных, парламентёров с белым флагом, медицинских работников, духовный персонал, личный состав формирований гражданской обороны (поисково-спасательные отряды, пожарные, сапёры);
  • истребление или захват частной собственности противника [15, с. 291-303], за исключением случаев, вызванных необходимостью (ст. 46 Гаага 1907 г.; ст. ст. 53, 147 Женевской конвенции IV);
  • захват рыболовных судов, а также выполняющих научно-исследовательские или религиозные функции (ст. 47 Руководства Сан-Ремо по международному праву, применимому к вооружённым конфликтам на море 1994 г. (далее – Сан-Ремо);
  • принуждение лиц служить в вооружённых силах государства противника или участвовать в боевых действиях против их родины (ст. 51 Женевской конвенции IV; ст. 23 Гаага 1907 г.);
  • использование не по назначению опознавательных эмблем, то есть Красного Креста, Красного Полумесяца или Красного Кристалла и других признанных на международном уровне отличительных знаков, сигналов и пр. [15, с. 25-28; 439-440; 476-477];
  • незаконное использование парламентёрского или национального флагов, военных знаков и форменной одежды неприятеля, нейтрального государства, ООН и иных отличительных признаков, установленных международным договором (Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г., касающийся принятия дополнительной отличительной эмблемы (Протокол III), 8 декабря 2005 г.);
  • причинение обширного, долговременного и серьёзного ущерба природной среде (Конвенция о запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на природную среду 1976 г.; ст. 55 ДП-I или, например, ст. 44 Сан-Ремо);
  • вероломство (п. 1 ст. 37 ДП-I): а) «осуществление враждебного акта под прикрытием права на защиту» [3, 203, 362-363]; б) действия, направленные на то, чтобы заставить противника поверить, что он имеет право на защиту или обязан её предоставить согласно нормам международного права, применяемого в период вооружённых конфликтов [8, с. 135-136]; в) невыполнение обещания, данного противнику [7, с. 175]; г) предательство, коварство, действие путём обмана или измены; злонамеренность, злой умысел. Формами вероломства в соответствии со ст. 37 ДП-I являются: злоупотребление парламентёрским флагом (флагом перемирия), симулирование капитуляции, выхода из строя вследствие ранений или болезни, симулирование обладания статусом гражданского лица или некомбатанта или статусом, предоставляющим защиту, путём использования знаков, эмблем или форменной одежды ООН, нейтральных государств или других государств, не являющихся сторонами вооружённого конфликта. Обязательный элемент, отличающий вероломство, – это последующие действия, ради которых и совершался обман. Поэтому необходимо отличать вероломство от военных хитростей, не запрещённых МГП (п. 2 ст. 37 ДП-I). На этом делался акцент ещё в Конвенциях 1899 г. и 1907 г. (ст. 24 – «ruses of war»). Под введением противника в заблуждение с целью заставить его действовать опрометчиво понимаются: маскировка (природная, дымовые завесы и пр.), ложные цели и операции, отвлекающие удары, демонстративные действия, дезинформация, применение специальных технических устройств (радиоэлектронных, иных средств связи и т. п.).

Отметим также п. 2 ст. 2 Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания 1984 г., который гласит: «Никакие исключительные обстоятельства, какими бы они ни были, будь то состояние войны или угроза войны, внутренняя политическая нестабильность или любое другое чрезвычайное положение, не могут служить оправданием пыток». Пример из судебной практики: «Вооружённые действия на территории Конго (Демократическая Республика Конго против Уганды)» – решение Международного суда ООН от 19 декабря 2005 г. («совершали акты убийства, пыток и других бесчеловечных видов обращения с конголезским гражданским населением, разрушали деревни и гражданские здания, не проводили различий между гражданскими и военными объектами <…>») [6, с. 175-196].

Выделим некоторые особенности методов ведения морской войны. Так, существуют два отличия от сухопутной войны касательно бомбардировок: 1) воюющие могут атаковать и бомбардировать объекты военного назначения даже в незащищённом районе (ст. 2 IX Гаагской конвенции о бомбардировании морскими силами во время войны 1907 г., ст. 46 Сан-Ремо); 2) необходимо оповещение с предоставлением достаточного, разумного срока. Отличием также является возможность захвата частной собственности во время ведения морской войны, и большую роль играет режим «призов» (приз – это государственная или частная собственность противника (торговые суда и грузы), захваченная во время морской войны, а также собственность нейтрального государства, подпадающая под военную контрабанду или транспортируемая с нарушением этим государством правил нейтралитета)). Бомбардировка ВМС, морская блокада (хотя всё же существуют определённые ограничения правомерности – ст. 42 Устава ООН) и минная война относятся к незапрещённым методам ведения боевых действий. Вдобавок, интересно заметить, что согласно Правилам действия подводных лодок по отношению к торговым судам в военное время 1936 г. (Приложение к Протоколу (Лондон, 1936 г.)) военные суда могут потопить торговое судно, лишь предоставив возможность заранее доставить и обеспечить безопасность пассажиров, экипажа и судовых бумаг.

Что касается характерных черт запрещённых методов ведения воздушной войны, то в этой связи следует, как минимум (аналогичные нормы содержатся и в других договорах, например, в ДП-II (ст. ст. 11-14) и другие), сослаться на два документа: на Дополнительный протокол I 1977 г. и Правила ведения воздушной войны 1922-1923 гг.(ст. ст. 18-20, 22-25; признаны частью международного обычного права, т.к. не были кодифицированы в виде международного договора, а стали проектной разработкой комиссии юристов, которая создавалась в соответствии с резолюцией, принятой на Вашингтонской конференции 1921-1922 гг. об ограничении морских вооружений. Хотя эти Правила и обладали влиятельным значением, тем не менее они представляли собой «a non-binding instrument», то есть не приобретали обязательной юридической силы и, следовательно, не образовывали обязательные для соблюдения сторонами правила поведения. Это, однако, не помешало Генеральной Ассамблее Лиги Наций в 1938 г. признать неправомерными воздушные бомбардировки на территории Испании и сформулировать основополагающие правила проведения воздушных атак на военные объекты). Так, ст. 57 ДП-I требует принятия разумных мер предосторожности при проведении военных операций с воздуха «с тем, чтобы избежать потерь среди гражданского населения и ущерба гражданским объектам». То есть запрещены неизбирательные нападения и бомбардировки невоенных объектов (также ст. 24 Правил), ущерб должен быть минимизирован, а о нападениях, затрагивающих гражданское население, должно быть сделано заблаговременное предупреждение. Из этого вытекает запрещённый метод ведения воздушной войны, заключающийся в нападении или угрозе нападения на гражданское население с целью террора, несения им натуральных повинностей или уплаты денежных контрибуций (также ст. 23 Правил ведения воздушной войны). Ст. 22 Правил указывает и на недопустимость уничтожения частной собственности, не служащей военным целям. Ст. 24 ДП-I предусматривает уважение и защиту от нападений на санитарные летательные аппараты, которые, однако, не могут быть использованы в целях достижения преимущества над противником, например, посредством сбора, обработки и передачи данных войсковой разведки. Следовательно, запрещённый метод – это нападение на медицинские и санитарные транспортные средства, имеющие соответствующие отличительные знаки. В продолжение этого тезиса ст. 19 Правил ведения воздушной войны запрещает указанным формированиям использовать ложные внешние опознавательные эмблемы. Ст. 20 закрепляет запрет нападения на терпящих бедствие и покидающих воздушное судно на парашюте вплоть до приземления. По аналогии с ведением морской войны ст. 25 Правил ведения воздушной войны повторяет по содержанию формулировку ст. 5 IX Гаагской конвенции о бомбардировании морскими силами во время войны 1907 г.: соответственно, командир летательного аппарата при бомбардировке тоже должен предпринять все возможные меры для сохранения объектов, представляющих культурную, духовную или научную ценность.

III. Запрещённые средства ведения боевых действий

Под средствами ведения войны понимается использование определённых видов оружия, вооружений и иной военной техники, применяемые вооружёнными силами воюющих сторон с целью нанесения вреда противнику, уничтожения его живой силы, материальных средств, подавления способности к сопротивлению и, в конечном итоге, нанесения ему поражения.

Следуя логике предыдущего пункта настоящей статьи, классифицируем средства ведения вооружённой борьбы с целью выделения среди них запрещённых по следующим критериям: 1) масштаб применения, радиус поражения, иные поражающие факторы – обычное оружие и оружие массового поражения (уничтожения); 2) физическое и психологическое воздействие – причиняющие излишние повреждения и страдания (п. 2 ст. 35 ДП-I); 3) технические возможности – оружие неизбирательного действия (п. 4 ст. 51 ДП-I); оружие, наносящее обширный, долговременный и серьёзный ущерб природной среде (п. 3 ст. 35 ДП-I); 4) пространственная сфера применения – сухопутными войсками, военно-морским флотом, воздушно-космическими силами.

На данный момент международными договорами установлен запретительный или ограничительный режим следующих средств ведения войны:

  • снаряды весом менее 400 г, начинённые взрывчатыми или горючими веществами – это самое первое ограничение в выборе средств войны, которое было установлено Санкт-Петербургской декларацией об отмене употребления взрывчатых и зажигательных пуль 1868 г., в соответствии с которой государства-участники условились отказаться в случае войны между собой от применения сухопутными и морскими войсками снарядов весом менее 400 г, имеющих свойство взрывчатости или снаряжённых ударным или горючим составом, ввиду того, что их использование увеличивает страдания раненых, неизбежно приводит к их гибели и противоречит законам гуманности, так как достаточно вывести солдата из строя. Кстати, указанный вес был выбран произвольно, поскольку винтовочные пули были гораздо легче, а артиллерийские снаряды весили намного больше.
  • пули, легко разворачивающиеся или сплющивающиеся в человеческом теле: по Гаагской декларации 1899 г. к ним относятся «оболоченные пули, коих твёрдая оболочка не покрывает всего сердечника или имеет надрезы». Проникая на определённую глубину в тело человека, из-за смещённого центра тяжести они начинают вращаться и вызывают тяжёлое ранение, часто несовместимое с жизнью.
  • яды или отравленное оружие: регулируется Гаагскими конвенциями 1899 г. и 1907 г. (п. «а» ст. 23); данный запрет не снимается даже в случаях военной необходимости;
  • снаряды, имеющие единственное назначение распространять отравляющие вещества, удушающие или вредоносные газы (Гаагская декларация 1899 г. об удушливых газах);
  • удушливые, ядовитые или другие подобные газы и бактериологические средства (Женевский протокол 1925 г. (Протокол о запрещении применения на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств, обладающего универсальным характером применения): «применение на войне удушливых, ядовитых или других подобных газов, равно как и всяких аналогичных жидкостей, веществ и процессов, справедливо было осуждено общественным мнением цивилизованного мира»). На самом деле газы – это разновидность химического оружия, которое может быть во всех трёх видах физического состояния, то есть ещё в жидком и твёрдом. Несмотря на существующий запрет, удушливые и ядовитые газы неоднократно применялись во время вооружённых конфликтов в XX-XXI вв.
  • химическое оружие – «токсичные химикаты и их прекурсоры», используемые для запрещённых целей (Гаагская декларация 1899 г., Женевский протокол 1925 г., КЗХО 1993 г.);
  • бактериологическое (биологическое) и токсинное оружие – способно вызывать массовые заболевания (эпидемии чумы, холеры, тифа и др.) среди людей, животного и растительного мира под воздействием болезнетворных микроорганизмов (ст. 23 Положения о законах и обычаях сухопутной войны к Конвенции 1907 г.; ст. ст. I-IV Конвенции о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении 1972 г., далее – КБТО);
  • средства воздействия на природную среду, которые имеют широкие, долгосрочные или серьёзные последствия, в качестве способов разрушения, нанесения ущерба или причинения вреда (Конвенция о запрещении военного или любого иного враждебного использования средств воздействия на природную среду 1977 г.);
  • необнаруживаемые осколки (Протокол о необнаруживаемых осколках (Протокол I, далее – П-I к КНО, 1980 г.): «любое оружие, основное действие которого заключается в нанесении повреждений осколками, которые не обнаруживаются в человеческом теле с помощью рентгеновских лучей»);
  • мины-ловушки («любое устройство или материал, которые спроектированы, сконструированы или приспособлены для того, чтобы убивать или наносить повреждения, и которые срабатывают неожиданно, когда человек прикасается или приближается к кажущемуся безвредным предмету или совершает действие, кажущееся безопасным») и другие устройства с дистанционным управлением или приводящиеся в действие автоматически по истечении определённого промежутка времени (Протокол II о запрещении или ограничении применения мин, мин-ловушек и других устройств с поправками, внесёнными 3 мая 1996 г., далее – ДП-II к КНО – дополненный);
  • зажигательное оружие с целью нападения на гражданское население или военный объект с воздуха в месте сосредоточения гражданского населения (ст. 2 Протокола III о запрещении или ограничении применения зажигательного оружия, далее – П-III к КНО). Протоколом запрещено применять доставленное по воздуху зажигательное оружие против гражданского населения, против гражданских объектов и против любого военного объекта, расположенного в районе сосредоточения гражданского населения. При этом есть ст. 18 Правил ведения воздушной войны 1922-1923 гг. (необязательных для соблюдения, как отмечалось выше): «воздушным судам или против них не запрещается использовать трассирующие, зажигательные или разрывные снаряды», независимо от того, подписали ли государства Санкт-Петербургскую декларацию 1868 г. или нет, положение данной статьи действует в равной степени для всех.
  • ослепляющее лазерное оружие (если его применение приводит к необратимой и неизлечимой потере зрения: Протокол IV об ослепляющем лазерном оружии 1995 г., далее – П-IV к КНО);
  • в контексте войны на море можно выделить следующие запреты: 1) торпеды, которые в конце боевого хода, не попав в цель, не тонут или не становятся безопасными каким-либо иным образом; свободно плавающие мины, если только они не предназначены для нанесения удара по военному объекту и не становятся безвредными в течение одного часа после потери контроля над ними(ст. ст. 79, 82 Сан-Ремо); 2) мины, автоматически взрывающиеся от соприкосновения и не закреплённые на якорях, за исключением тех, которые устроены так, что делаются безопасными самое большее, спустя один час после того, как тот, кто их поставил, утратит над ними наблюдение; 3) мины, закреплённые на якорях и автоматически взрывающиеся от соприкосновения, которые не делаются безопасными, как только они сорвутся со своих минрепов; 4) самодвижущиеся мины, которые, не попав в цель, не делаются безопасными (ст. 1 VIII Гаагской конвенции о постановке подводных, автоматически взрывающихся от соприкосновения мин 1907 г.); 5) автоматически взрывающиеся от соприкосновения мины, установленные у берегов и портов противника с единственною целью прерывать торговое мореплавание (ст. 2);
  • противопехотные мины * (1) Конвенция о запрещении применения, накопления запасов, производства и передачи противопехотных мин и об их уничтожении (Оттавская конвенция, далее – КЗПМ) 1997 г.; 2) Мапутская декларация 1999 г.). «*»Россия не является участницей.
  • кассетные боеприпасы *

Государства-участники Дублинской конвенции по кассетным боеприпасам от 3 декабря 2008 г. (ККБ) обязуются не применять кассетные боеприпасы ни при каких условиях (п. 1 ст. 1), причём это положение применяется «mutatis mutandis» (с оговорками) к разрывным малокалиберным бомбам, предназначенным для разбрасывания или высвобождения из кассетных устройств, установленных на летательном аппарате. Отметим тонкие детали: обсуждение вопроса о запрещении кассетных боеприпасов было перенесено с площадки КНО в Дублин и закончилось подписанием соответствующей Конвенции. Документ содержит длинный перечень исключений, распространяющихся на кассетные боеприпасы западных стандартов, однако не распространяется на российские боеприпасы. То есть в содержащемся в этом документе определении был применён избирательный подход к кассетным боеприпасам, подлежащим уничтожению. В результате данные вооружения на основе неубедительных критериев оказались поделёнными на «плохие» и «хорошие». Для многих государств впоследствии это стало сдерживающим моментом для присоединения к ККБ. В частности, Россия остаётся среди стран, отказавшихся присоединиться к Дублинской Конвенции.

Что касается принятия мер по разрешению постконфликтных проблем, следует обратить особое внимание на Протокол V по взрывоопасным пережиткам войны 2003 г. (далее – П-V к КНО, Россия активно участвовала в его разработке, ратифицировала в мае 2008 г.). ВПВ – это неразорвавшиеся артиллерийские снаряды, авиабомбы, ручные гранаты, боевые элементы кассетных боеприпасов и др.

Весомый вклад в выполнение ДП-II и П-V к КНО внесли миротворческие действия ВС РФ (в 2014 г. создан Международный Противоминный Центр (МПЦ) ВС РФ) по разминированию и освобождению от любых взрывоопасных предметов территорий Сирии (Пальмира, Алеппо и Дейр-эз-Зор), территорий Лаоса, а также Южной Осетии. Важно отметить сдержанное отношение России к предложению о возобновлении в рамках КНО самостоятельной экспертной работы по наземным минам, отличным от противопехотных (НМОП) ввиду того, что такие мины являются законным средством обороны, и, согласно общепризнанной статистике, данный вид мин не представляет наибольшую гуманитарную угрозу для военнослужащих и гражданского населения. Тем не менее потенциальные гуманитарные риски в связи с этими минами должны разрешаться в рамках уже действующих норм МГП, включая ДП-II к КНО. Также, в Вооружённых силах РФ проводятся мероприятия по соблюдению требований ДП-II, в т. ч. уточнена и принята к исполнению национальная система технических требований к наземным минам, включая противопехотные и непротивопехотные. Приняты на вооружение и разрабатываются новые, более эффективные образцы средств поиска и обезвреживания мин (по материалам отчётности по Протоколу II с поправками к Конвенции о негуманном оружии за период с 01.01.2019 по 31.12.2019 – данные Минобороны РФ).

Что касается проблематики боеприпасов взрывного действия в густонаселённых районах (БВД), то Российская Федерация в лице своих ключевых ведомств отстаивает вполне обоснованную позицию о том, что существующие нормы МГП в полной мере регулируют использование БВД. По сути, сейчас продвигается тезис о необходимости выработки новых юридически обязывающих норм, запрещающих либо резко ограничивающих применение в густонаселённых районах любых средств поражения взрывного действия (оперативно-тактические ракетные комплексы, РСЗО, артиллерийские снаряды, авиабомбы, РПГ и т.п.). Но в свете того, что многие государства не хотят накладывать дополнительные ограничения на их применение, а лишь констатируют приверженность соблюдению норм МГП в ходе боевых действий, вопрос состоит исключительно в добросовестном выполнении в отношении БВД уже существующих норм, прежде всего ДП-I.

Таким образом,нормы МГП действуют в специфических условиях вооружённого конфликта, гарантируя минимальный уровень безопасности и защиты, когда объективно полный объём прав, предусмотренный нормами в области прав человека для мирного времени, не может быть обеспечен. Возникает ситуация незавершённой универсализации международных договоров, поскольку государства обладают суверенным правом заключать, ратифицировать или не ратифицировать, денонсировать тот или иной договор. Очевидны существенный вклад государств в кодификацию и прогрессивное развитие МГП,однакона фоне текущей политической ситуации необходимы добросовестное соблюдение уже действующих норм МГП, достижение баланса между неизбежностью войны и её гуманностью, между вопросами гуманитарного характера и интересами национальной безопасности.

Исследовав соответствующие договорные и доктринальные положения, теоретические аспекты, выстроив классификацию и проведя систематизацию запрещённых методов и средств ведения войны, можно сделать вывод о стремлении государств в рамках МГП установить элементарные правила ведения боя на основании принципов гуманности, разумности, соразмерности, проведения различия между военными и гражданскими целями. Разрешение многих разногласий заключается исключительно в добросовестном выполнении уже существующих норм МГП, в рамках которых целесообразно предотвращать и потенциальные гуманитарные риски. Кроме того, несмотря на то что, например, в рамках одного из основополагающих источников МГП – Конвенции о конкретных видах обычного оружия 1980 г. (КНО) – в разные годы были установлены запрет на оружие, оставляющее необнаруживаемые осколки, запрет или ограничение применения мин, мин-ловушек и других устройств, зажигательного оружия, ослепляющего лазерного оружия, существенным упущением всех этих четырёх протоколов является отсутствие механизма контроля за соблюдением установленных запретов.

Библиография
1. Kalshoven Frits, Zegveld Liesbeth. Constraints on the Waging of War: An Introduction to International Humanitarian Law. Cambridge University Press, 4th edition, 2011. – 295 с.
2. What are jus ad bellum and jus in bello? – https://www.icrc.org/en/document/what-are-jus-ad-bellum-and-jus-bello-0.
3. Батырь В.А. Международное гуманитарное право. М.: Юстицинформ, 2011. – 688 c.
4. Кольб Р. О происхождении терминологической пары jus ad bellum / jus in bello. – Текст: непосредственный // МККК, № 18, 1997. – С. 643-653.
5. Котляров И.И. Международно-правовое регулирование вооруженных конфликтов: основные теоретические проблемы и практика: диссертация ... доктора юридических наук: 12.00.10 / Котляров Иван Иванович; [Место защиты: Московский университет МВД РФ]. – Москва, 2008.
6. Краткое изложение решений, консультативных заключений и постановлений Международного Суда (1992-1996 годы). № R.97.V.7. ООН, Нью-Йорк, 1998. – 308 c.
7. Лукашук И.И. Международное право. Особенная часть. Изд. 3-е, перераб. и доп. М.: Волтерс Клувер, 2005. – 544 с.
8. Международное гуманитарное право. / под ред. И.И. Котлярова, 4-е изд. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2019. – 303 с.
9. Международное право: учебник. 5-е издание, переработанное и дополненное. / Отв. ред. С.А. Егоров. – М.: «Статут», 2014. – 530 с.
10. Международное право: учебник. / отв. ред. А. Н. Вылегжанин. 2-е изд. – М.: Издательство Юрайт; ИД Юрайт, 2010. – 1003 с.
11. Международное право = Völkerrecht / Вольфганг Граф Витцтум [и др.]; пер. с нем., 2-е изд. / [В. Бергманн, сост.]. – М.: Инфотропик Медиа, 2015. — 1072 с.
12. Мельцер Н. Международное гуманитарное право. Общий курс. МККК, 2017. – 419 с.
13. Мельцер Н. Непосредственное участие в военных действиях. Руководство по толкованию понятия в свете международного гуманитарного права. МККК, 2009. – 110 с.
14. Непосредственное участие в военных действиях. Руководство по толкованию понятия в свете международного гуманитарного права. МККК, 2009. – 110 с.
15. Правовая защита во время войны в 4 томах. Т. 3. Часть III. Прецеденты и документы (№ 69-171), относящиеся к современной практике международного гуманитарного права. / Сассоли М., Бувье А. М.: МККК, 2008. – 986 c.
16. Типология вооружённых конфликтов // Международный журнал Красного Креста. Том 91, Номер 873, Март 2009. – 282 с.
17. Черноудова М.С. Понятие конфликта в международном праве. – Текст: непосредственный // Московский журнал международного права №2/2005/58. – С. 77-93.
References
1. Kalshoven Frits, Zegveld Liesbeth. Constraints on the Waging of War: An Introduction to International Humanitarian Law. Cambridge University Press, 4th edition, 2011. – 295 s.
2. What are jus ad bellum and jus in bello? – https://www.icrc.org/en/document/what-are-jus-ad-bellum-and-jus-bello-0.
3. Batyr' V.A. Mezhdunarodnoe gumanitarnoe pravo. M.: Yustitsinform, 2011. – 688 c.
4. Kol'b R. O proiskhozhdenii terminologicheskoi pary jus ad bellum / jus in bello. – Tekst: neposredstvennyi // MKKK, № 18, 1997. – S. 643-653.
5. Kotlyarov I.I. Mezhdunarodno-pravovoe regulirovanie vooruzhennykh konfliktov: osnovnye teoreticheskie problemy i praktika: dissertatsiya ... doktora yuridicheskikh nauk: 12.00.10 / Kotlyarov Ivan Ivanovich; [Mesto zashchity: Moskovskii universitet MVD RF]. – Moskva, 2008.
6. Kratkoe izlozhenie reshenii, konsul'tativnykh zaklyuchenii i postanovlenii Mezhdunarodnogo Suda (1992-1996 gody). № R.97.V.7. OON, N'yu-Iork, 1998. – 308 c.
7. Lukashuk I.I. Mezhdunarodnoe pravo. Osobennaya chast'. Izd. 3-e, pererab. i dop. M.: Volters Kluver, 2005. – 544 s.
8. Mezhdunarodnoe gumanitarnoe pravo. / pod red. I.I. Kotlyarova, 4-e izd. M.: YuNITI-DANA, 2019. – 303 s.
9. Mezhdunarodnoe pravo: uchebnik. 5-e izdanie, pererabotannoe i dopolnennoe. / Otv. red. S.A. Egorov. – M.: «Statut», 2014. – 530 s.
10. Mezhdunarodnoe pravo: uchebnik. / otv. red. A. N. Vylegzhanin. 2-e izd. – M.: Izdatel'stvo Yurait; ID Yurait, 2010. – 1003 s.
11. Mezhdunarodnoe pravo = Völkerrecht / Vol'fgang Graf Vittstum [i dr.]; per. s nem., 2-e izd. / [V. Bergmann, sost.]. – M.: Infotropik Media, 2015. — 1072 s.
12. Mel'tser N. Mezhdunarodnoe gumanitarnoe pravo. Obshchii kurs. MKKK, 2017. – 419 s.
13. Mel'tser N. Neposredstvennoe uchastie v voennykh deistviyakh. Rukovodstvo po tolkovaniyu ponyatiya v svete mezhdunarodnogo gumanitarnogo prava. MKKK, 2009. – 110 s.
14. Neposredstvennoe uchastie v voennykh deistviyakh. Rukovodstvo po tolkovaniyu ponyatiya v svete mezhdunarodnogo gumanitarnogo prava. MKKK, 2009. – 110 s.
15. Pravovaya zashchita vo vremya voiny v 4 tomakh. T. 3. Chast' III. Pretsedenty i dokumenty (№ 69-171), otnosyashchiesya k sovremennoi praktike mezhdunarodnogo gumanitarnogo prava. / Sassoli M., Buv'e A. M.: MKKK, 2008. – 986 c.
16. Tipologiya vooruzhennykh konfliktov // Mezhdunarodnyi zhurnal Krasnogo Kresta. Tom 91, Nomer 873, Mart 2009. – 282 s.
17. Chernoudova M.S. Ponyatie konflikta v mezhdunarodnom prave. – Tekst: neposredstvennyi // Moskovskii zhurnal mezhdunarodnogo prava №2/2005/58. – S. 77-93.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Предмет исследования в представленной статье, как следует из ее наименования, составляет проблема запрещённых методов и средств ведения военных действий в контексте современного международного гуманитарного права и права международной безопасности. Заявленные границы исследования полностью соблюдены автором.
Методология исследования не указана автором. Исходя из содержания работы, им использовались всеобщий диалектический, логический, формально-юридический, историко-правовой, сравнительно-правовой методы исследования.
Актуальность избранной темы исследования обоснована ученым в тексте самой работы недостаточно – по сути, о ней речь идет в одном предложении: «Испокон веков и, к сожалению, в настоящее время не все споры государства готовы решать мирным путём, зачастую прибегая к ведению боевых действий, ужасающие и разрушительные последствия которых как в отношении самих государств, так и их граждан вызвали стремление установить правила для ведения войны». Также автору необходимо раскрыть степень изученности поднимаемых в статье вопросов и перечислить ведущих ученых, которые занимаются их исследованием.
В чем проявляется научная новизна исследования, сам автор прямо не указывает. Фактически она проявляется в предложенной им систематизации запрещенных методов ведения войны, а также средств. Представленная на рецензирование работа, безусловно, заслуживает внимания читательской аудитории.
Научный стиль статьи выдержан автором в полной мере.
Структура работы не вполне логична. Вводная часть исследования фактически отсутствует. Основная часть статьи состоит из трех разделов: «I. Становление и эволюция международного гуманитарного права: ограничение в выборе методов и средств ведения войны»; «II. Запрещённые методы ведения военных действий»; «III. Запрещённые средства ведения боевых действий». Заключительная часть статьи содержит общие выводы по результатам проведенного исследования.
Содержание работы полностью соответствует ее наименованию, но не свободно от некоторых недостатков.
Так, в доработке нуждается вводная часть исследования.
Следует согласиться с автором в том, что «Прежде чем перейти к основной проблематике исследования, необходимо осветить некоторые теоретические вопросы, а также историко-правовые аспекты возникновения и развития международного гуманитарного права». Далее ученый приводит дефиницию понятия «международное гуманитарное право», сформулированную И. И. Котляровым, и поддерживает данное определение, не приводя примеров альтернативных позиций ученых и не аргументируя свою позицию. Кроме того, как И. И. Котляров считает субъектами международного гуманитарного права государства, а автор придерживается более широкого подхода, полагая в числе субъектов такового помимо государств «… нации и народы, осуществляющие право на самоопределение, к этой же группе относятся участники внутренних вооружённых конфликтов, борющиеся за свои права и свободы, реализующие свои интересы, международные межправительственные организации и государственно-подобные образования (квазигосударства), являющиеся субъектами международного права с точки зрения классической школы международного права».
Ученый не приводит дефиниций понятия «право международной безопасности».
Автор справедливо отмечает, что «Разрешение многих разногласий заключается исключительно в добросовестном выполнении уже существующих норм МГП, в рамках которых целесообразно предотвращать и потенциальные гуманитарные риски». В частности, в работе говорится о том, что «… несмотря на то что, например, в рамках одного из основополагающих источников МГП – Конвенции о конкретных видах обычного оружия 1980 г. (КНО) – в разные годы были установлены запрет на оружие, оставляющее необнаруживаемые осколки, запрет или ограничение применения мин, мин-ловушек и других устройств, зажигательного оружия, ослепляющего лазерного оружия, существенным упущением всех этих четырёх протоколов является отсутствие механизма контроля за соблюдением установленных запретов». Возникает вопрос, каким может быть этот механизм контроля?
Библиография исследования представлена почти 40 источниками – фактически в число источников включены ряд авторских комментариев. Источники довольно разнообразны и представлены международными документами, монографиями, диссертационной работой, научными статьями, учебниками. Этого вполне достаточно с формальной точки зрения, однако автору рекомендуется также ознакомиться с научными работами В. П. Бодаевского, М. Н. Брайдже, А. К. Князькиной, Д. Льюиса, А. А. Ляшко, С. М. Магомедовой, Н. Р. Миннуллина, Е. А. Потапова, А. Н. Смирновой, Р. Р. Цамаева, М. Г. Янаевой и др. Это позволит автору усилить теоретическую базу исследования и раскрыть тему исследования с большей полнотой и глубиной.
Апелляция к оппонентам как таковая отсутствует, потому что в основном работа построена на анализе международных документов и практики ведения войн. В научную дискуссию автор не вступает.
Выводы по результатам проведенного исследования имеются («Разрешение многих разногласий заключается исключительно в добросовестном выполнении уже существующих норм МГП, в рамках которых целесообразно предотвращать и потенциальные гуманитарные риски. Кроме того, несмотря на то что, например, в рамках одного из основополагающих источников МГП – Конвенции о конкретных видах обычного оружия 1980 г. (КНО) – в разные годы были установлены запрет на оружие, оставляющее необнаруживаемые осколки, запрет или ограничение применения мин, мин-ловушек и других устройств, зажигательного оружия, ослепляющего лазерного оружия, существенным упущением всех этих четырёх протоколов является отсутствие механизма контроля за соблюдением установленных запретов»).
Интерес читательской аудитории к представленной статье может быть проявлен, прежде всего, со стороны специалистов в сфере конституционного и международного публичного права.