К вопросу об автобиографизме ранней драматургии М. Ю. Лермонтова (драмы «Menschen und Leidenschaften» и «Странный человек»)

Денисова Екатерина Андреевна аспирант кафедры истории русской литературы филологического факультета Московского Государственного Университета имени М.В. Ломоносова 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1 Denisova Ekaterina Andreevna Postgraduate student, the department of History of Russian Literature, faculty of Philology, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1 katrine-den@mail.ru Другие публикации этого автора

Обращение Лермонтова к драматургии датируется 1829-1830 г.; первый драматический опыт, маленький фрагмент под названием «Цыганы» (1829), представляет собой попытку создания либретто на основе трех литературных произведений. Уже в следующем 1830 году Лермонтов параллельно работает над двумя самостоятельными текстами – стихотворной трагедией «Испанцы» и прозаической драмой «Menschen und Leidenschaften». Исследователями отмечается автобиографический характер драмы «Menschen und Leidenschaften» и следующей за ней драмы «Странный человек» ^[18]. В то же время очевидна идейно-философская близость драм лермонтовской лирике этого же периода; по замечанию Б. М. Эйхенбаума, «юношеские драмы Лермонтова представляют собой сюжетное развитие тех патетических монологов, которые произносит его лирический герой» ^{[18, с. 164]}.

Автобиографизм, понимаемый как преломление биографического материала в художественном произведении, в раннем творчестве Лермонтова имеет концептуальное значение, связанное с характерной для Лермонтова потребностью творческого освоения любой значимой, драматической жизненной ситуации. В исследовательских работах отмечается «исповедальный» характер ранней лермонтовской лирики, которая, как пишет А. И. Журавлева, «может быть прочитана как своеобразный поэтический дневник романтически настроенного русского юноши» ^{[5, с. 16-17]}. Очевидна при этом различная специфика лирики и драмы в отношении проблемы автобиографизма. Жанр лирического стихотворения, позволяющий выразить чувство, возникшее под влиянием жизненных событий, основан на художественном обобщении; определяющей характеристикой драмы как рода литературы является сюжетность, выступающая в качестве «организующего начала произведения» ^{[16, с. 33]}. Работая над драмой, сюжет которой основан на реальном событии, автор должен переосмыслить произошедшую с ним ситуацию и как бы создать новую историю, наполнив ее событиями и персонажами. Выведение авторской эмоции на уровень сюжета способствует увеличению дистанции между автором и героем.

Таким образом, по сравнению с лирикой и поэмами драмы представляют собой новый этап в развитии специфики лермонтовского автобиографического дискурса. Как замечает А.И. Журавлева, «сохраняя духовный автобиографизм, присущий лермонтовской лирике, драматургия оказалась автобиографичной и в более прямом смысле. За исключением первого опыта – трагедии в стихах «Испанцы», - во всех предшествующих «Маскараду» пьесах использованы эпизоды и психологические ситуации из жизни самого Лермонтова» ^{[4, с. 186-187]}. Общность биографического контекста, лежащего в основе драм «Menschen und Leidenschaften» и «Странный человек», позволяет рассмотреть на примере двух произведений процесс трансформации биографического в художественное, а также роль автобиографического дискурса в формировании сюжета, образов героев и идейно-смыслового аспекта.

Сюжет драмы «Menschen und Leidenschaften» (1830) строится на изображении семейного конфликта. Несомненна непосредственная связь изображаемого в драме с историей весьма напряженных отношений между бабушкой поэта Елизаветой Арсеньевой и его отцом Ю. П. Лермонтовым; «в первые годы детства для ребенка была, конечно, тайной шаткость его семейного положения; но с годами она стала ему открываться и <…> вызвала в нем нравственное потрясение. Молодому поэту приходилось нередко колебаться между живым чувством к любившей его женщине и чувством, <…> которое он питал к своему отцу» ^{[7, с. 18]}, - пишет Н. Котляревский. Предположительно, именно в феврале 1830 г., во время встреч с отцом, юному Лермонтову стали известны обстоятельства давней семейной распри ^{[6, с. 78]}. Сведения об имущественных спорах между родными, инициатором которых выступала Е. А. Арсеньева, дали Лермонтову возможность обвинять в конфликте именно бабушку; в сюжете драмы помещица Марфа Ивановна Громова действительно оказывается виноватой в семейной распре. Тем не менее конфликт, послуживший импульсом к написанию драмы, так и не получает разрешения в рамках сюжета. Юрий Волин делает выбор в пользу отца после того, как дядя рассказывает ему о коварстве бабушки; в то же время герою ее жаль, он мучается своей неблагодарностью по отношению к Громовой («Она мне дала воспитание, ухаживала за моим детством, ей я обязан пропитаньем, богатством, всем, что я имею, кроме жизни… и в несколько дней я ее приблизил к могиле…» ^{[10, с.194]}). В конечном счете, именно отец оказывается виноват в гибели сына – поверив клевете, он в порыве гнева проклинает Юрия, что становится последней каплей его разочарованности в жизни.

Текст драмы предваряется стихотворным посвящением, адресат которого в рукописи старательно зачеркнут. В качестве возможного адресата предполагается А. Г. Столыпина, двоюродная сестра матери Лермонтова ^{[12, с. 61-90]}. В пользу этого предположения говорит карандашный рисунок на полях драмы, изображающий девушку у засохшего дерева; аналогичный сюжет связан со стихотворением «Дереву», которое снабжено припиской Лермонтова: «Мое завещание (Про дерево, где я сидел с А. С.)» ^{[9, с. 407]}. Это совпадение позволяет предположить автобиографический аспект в интерпретации образа главной героини драмы – Любови. С этим образом в драме связан комплекс мотивов, характерный для лирики Лермонтова того же времени; возлюбленная становится ангелом-утешителем для героя, любовь к ней понимается как спасение от ненависти и необходимое условие для возможности возвращения к жизни. В качестве непреодолимого препятствия для влюбленных выступает в данном случае близкое родство. Монолог, обращенный к двоюродной сестре, тематически крайне близок к аналогичному эпизоду в будущем романе «Вадим» ^{[10, с. 163]}.

Разочарование героя в жизни и в людях обусловлено в данном случае невозможностью разрешить семейную распрю, любовью к девушке, которая не может быть с ним, чувством одиночества и болезненной чувствительностью к происходящему; он боится, что даже друг может посмеяться над высказанными страданиями. В то же время он с поспешностью подозревает и обвиняет друга в коварстве, а девушку в измене, которых не было в действительности; с его точки зрения героиня-ангел оказывается способна к измене («Я преклонял мои колена, как перед ангелом, ангелом невинности – Боже Всемогущий, прости, что я оклеветал твое чистейшее творенье!» ^{[10, с. 184]}).

Помимо довольно «прямого» автобиографизма в формировании сюжета о семейном конфликте, автобиографическое в драме «Menschen und Leidenschaften» проявляется в создании образа главного героя, смысловым стержнем которого является размышление о своём месте в жизни и мироздании, оканчивающееся выводом о невозможности положительного разрешения конфликта внутреннего мира героя с окружающим миром. Процесс художественного освоения семейного конфликта не ограничивается написанием только одной драмы; следующая драма Лермонтова «Странный человек», написанная во второй половине 1831 года, столь же автобиографически значима, как и «Menschen und Leidenschaften» ^{[2, с. 77]}. Такое понимание основывается, помимо прочего, на предисловии к драме, где автор нарочито указывает на автобиографический контекст сюжета:

«Я решился изложить драматически происшествие истинное, которое долго беспокоило меня и всю жизнь, может быть, занимать не перестанет. Лица, изображенные мною, все взяты с природы; и я желал бы, чтобы они были узнаны, тогда раскаяние, верно, посетит души тех людей…» ^{[10, с. 205]}

Согласно помете Лермонтова на обложке X тетради, первый вариант драмы окончен 17 июля 1831 года. В начале лета Лермонтов бывал в гостях в подмосковном имении Ивановых; к этому времени, скорее всего, относится кульминация отношений с Натальей Федоровной Ивановой и последовавший разрыв. О том, что Лермонтов был в гостях у Ивановых, упоминается в письме В. А. Шеншина, друга Лермонтова, к Н. И. Поливанову; в том же письме имеется приписка самого Лермонтова, схожая по тону с текстом «Странного человека»:

«Я теперь сумасшедший совсем. <…> впрочем, мне теперь не до подробностей <…> Нет, друг мой! мы с тобой не для света созданы; — я не могу тебе много писать: болен, расстроен, глаза каждую минуту мокры. <…> Много со мной было» ^{[9, с. 408-409]}.

См. в «Странном человеке» слова Владимира Арбенина:

«Как моя голова расстроена; все в беспорядке в ней, как в доме, где пьян хозяин» ^{[10, с. 213]}.

Записка написана 7-го июня 1831 года, а «Странный человек» завершен 17 июля; очевидно, Лермонтов работал над драмой в июне, по следам свежих впечатлений. Однако он продолжает работу над драмой и далее; окончательно текст ее был завершен в октябре-декабре 1831 года. 1 октября 1831 года умирает его отец Ю. П. Лермонтов; осмысление этого события в лирике («Ужасная судьба отца и сына», «Прекрасны вы, поля земли родной», «Эпитафия») совпадает по времени с завершением драмы.

Сюжет «Странного человека» основан на конфликте между отцом и матерью главного героя; при этом, по сравнению с предыдущей пьесой, семейный разлад еще более обостряется. И отец, и мать в разной степени виновны в семейном конфликте; при этом сочувствие Владимира Арбенина лежит на стороне умирающей матери, которая умоляет отца о встрече и прощении. Мать героя носит имя матери самого Лермонтова; также в тексте драмы Владимир Арбенин неоднократно называет мать ангелом («Ангел! Ангел! Не умирай так скоро…» ^{[10, с. 249]}). В ноябре того же 1831 года Лермонтов пишет стихотворение «Ангел», для которого очевидно влияние глубокого детского музыкального впечатления от песни матери; воспоминание о нем описано в автобиографических заметках Лермонтова от 1830 года: «Когда я был трех лет, то была песня, от которой я плакал: ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие, ее певала мне покойная мать» ^{[9, с. 386]}. В драме «Странный человек» обнаруживается похожий рассказ о детстве главного героя:

«Аннушка. А бывало, помню, (ему еще было 3 года) бывало, барыня посадит его на колена к себе и начнёт играть на фортепьянах что-нибудь жалкое. Глядь: а у дитяти слезы по щекам так и катятся! ^{[9, с. 219-220]}»

По мнению исследователей ^[18], образ главного героя драмы – Владимира Арбенина служит своеобразной проекцией лермонтовского понимания самого себя в данный период; в пользу этого свидетельствуют биографические детали, художественное воспроизведение истории отношений с Н. Ф. Ивановой, а также идейно-философское сходство образа Владимира Арбенина с лирическим героем Лермонтова этого периода.

Важно заметить, однако, различие в презентации главного героя в сюжете «Странного человека» по сравнению с предыдущей драмой. Юрий Волин в драме «Люди и страсти» является активным субъектом повествования, мы видим происходящее его глазами; через призму личности и мировосприятия главного героя поданы все события сюжета. В тексте «Странного человека» Арбенин занимает сравнительно меньшее место. Он непосредственно участвует в семи сценах драмы; в оставшихся шести сценах из тринадцати главный герой изображен через призму его восприятия отдельными людьми или обществом в целом; акцент сделан на том, как окружающие люди воспринимают «странного человека» Владимира Арбенина. Показательно, что переломные моменты в жизни Владимира Арбенина – развязка конфликта с отцом, когда последний проклинает сына, сумасшествие и смерть героя – мы не видим непосредственно на сцене, а узнаем об этом из рассказов других персонажей; каждый рассказ при этом представляет собой точку зрения говорящего на описываемое событие. В сюжете драмы, таким образом, сконструирована целая система субъективных взглядов персонажей на личность главного героя. Обращает на себя внимание появление в «светских» эпизодах безымянного 3 гостя, который, принимая в последней сцене участие в разговоре о гибели Арбенина, произносит монолог в его защиту. Это позволяет предположить, что возникающий в пьесе образ «защитника» Арбенина является выражением мнения самого автора относительно личности и судьбы героя; этому соответствует своеобразная цель написания драмы, указанная в предисловии: «…я хотел, я должен был оправдать тень несчастного!» ^{[10, с. 205]}. Из данной фразы очевидно, что Лермонтов не отождествляет себя с героем драмы, а как бы оценивает его со стороны.

Наиболее примечательно отношению к Арбенину Белинского, который считает себя другом главного героя; в оппозиции Белинский – Арбенин обостренное чувство собственной чуждости миру, присущее главному герою, сталкивается с непониманием со стороны друга, в силу принципиально иного уровня мировосприятия последнего:

«Белинский. Друг мой! Ты строишь химеры в своем воображении и даешь им черный цвет для большего романтизма.

Владимир. Нет! Нет, говорю я тебе: я не создан для людей: я для них слишком горд, они для меня – слишком подлы» ^{[10, с. 232]}.

Атмосфера непонимания со стороны близких и друзей, а также изображение различных по уровню интерпретации точек зрения на личность главного героя, возможно, имеет автобиографические основания. Достаточно вспомнить характеристику поведения Лермонтова в этот период, данную в воспоминаниях А. П. Шан-Гирея: «Особо чувствительных утрат он не терпел; откуда же такая мрачность, такая безнадежность? Не была ли это скорее драпировка, чтобы казаться интереснее, так как байронизм и разочарование были в то время в сильном ходу, или маска, чтобы морочить обворожительных московских львиц? Маленькая слабость, очень извинительная в таком молодом человеке» ^{[17, с. 37]}.

Автобиографический характер драмы как своеобразного «личного дневника» позволяет рассматривать отмеченную особенность презентации Арбенина в тексте как свидетельство специфики соотношения автора и героя. Для семнадцатилетнего Лермонтова написание драмы становится не только способом художественного освоения и разрешения семейного конфликта; не менее важно для него осмысление собственной личности, своих внутренних противоречий. Поиск своего места в мире становится философской основой образа Юрия Волина; в «Странном человеке» фокус внимания смещается на оценку обществом поведения Владимира Арбенина. Разница в год между написанием двух драм предполагает процесс взросления, духовного роста автора, чем обусловлена разница в восприятии себя, потребность взглянуть со стороны на героя, который является отстраненной проекцией собственной личности. Драматическая форма, предполагающая диалогичность и разнообразие персонажей, как нельзя лучше подходит для решения этой задачи; в сюжете драмы Лермонтов моделирует ситуации, в которых проявляются те или иные автобиографически значимые качества созданного им героя. Помимо семейного конфликта, особое значение в этом смысле приобретает изображение отношений Владимира Арбенина и Наташи Загорскиной.

Как уже упоминалось, любовный конфликт романа носит отпечаток истории отношений Лермонтова с Натальей Федоровной Ивановой; в пользу этого говорят многочисленные текстовые и семантические сходства со стихотворениями «ивановского» цикла. Однако в лирике невозможно передать историю отношений в силу самой специфики данного литературного рода. Стихотворения ивановского цикла отражают общее настроение, яркие моменты отношений Лермонтова с Ивановой, в то время как драма предполагает событийную основу, то есть дает возможность автору выстроить сюжет, соотнесенный с реальными биографическими событиями. Согласно исследованиям И. Л. Андроникова ^[1], «Странному человеку» присуща автобиографическая точность в изображении героини; однако автобиографический дискурс выражается в данном случае не в совпадении биографических деталей, а в специфике передачи истории отношений в драматическом произведении.

В тексте драмы имеется указание на время знакомства Арбенина и Натальи Загорскиной:

«<Владимир> Год тому назад, увидав ее в первый раз, я писал о ней в одном замечании. Она тогда имела на меня влияние благотворительное, а теперь – теперь, когда вспомню, то вся кровь приходит в волнение» ^{[10, с. 213]}.

Кульминация отношений Лермонтова с Ивановой и начало написания драмы относится к лету 1831 года; однако первое по хронологии из стихотворений ивановского цикла, озаглавленной «Н.Ф. И…вой», датируется 1830 годом. В этом стихотворении намечено противоречие между стремлениями героя, который связывает с возлюбленной надежду на обретение гармонии с собой и с миром, и искренним непониманием со стороны девушки:

Мои неясные мечты

Я выразить хотел стихами,

Чтобы, прочтя сии листы,

Меня бы примирила ты

С людьми и с буйными страстями;

Но взор спокойный, чистый твой

В меня вперился изумленный,

Ты покачала головой,

Сказав, что болен разум мой,

Желаньем вздорным ослепленный ^{[8, с. 78]}.

Содержащаяся в стихотворении квинтэссенция будущих отношений определяет и смысл любовного конфликта драмы. Наташа Загорскина в драме – вполне обычная, «земная» девушка, которую Арбенин пугает силой своей страсти и внутренних противоречий. Первоначальная симпатия к герою сменяется жалостью и даже некоторым раздражением в его сторону ^{[10, с. 252]}; Загорскину привлекает Арбенин, однако она не может понять и оценить масштаба его личности; логичным и оправданным с психологической точки зрения выглядит союз с равным ей по характеру и уровню Белинским. В финальном монологе-прощании с Арбениным она сочувствует его горю, понимая, однако, что не может дать ему требуемого чувства: «я его не люблю, но мне как-то страшно его огорчить» ^{[10, с. 265]}.

Особенности восприятия героем возлюбленной соответствуют мотивной структуре ивановского цикла. Для героя возможность любви, персонифицированная в Наташе, является необходимым условием существования в земном мире, которое становится невозможным после измены возлюбленной – Загорскина сообщает Арбенину, что выходит замуж за Белинского. Обвинительный тон последнего разговора Арбенина и Загорскиной, основанный на мотиве предательства и раскаяния неверной возлюбленной, находит соответствие в стихотворениях, написанных после разрыва с Ивановой (см., напр., стихотворение «К Н.И.»). Каждая сцена в драме снабжена определенной датой; действие укладывается во временной промежуток около года (26 августа – 12 мая). История отношений героев, таким образом, развивается в драме параллельно семейному конфликту; трагический разрыв в итоге оказывается финальным ударом для Арбенина, который делает невозможным его дальнейшее существование.

Рассматривая ранние драмы Лермонтова как своеобразную систему художественного освоения биографических событий, можно сделать некоторые выводы о специфике передачи автобиографического в драматических произведениях. Стимулом написания первой драмы становится потребность художественного освоения событий; семейная распря, открывшаяся 16-летнему Лермонтову, интерпретируется как трагедия, что вызывает необходимость соответствующей жанровой формы. Обращение к драматическому роду обусловлено также стремлением не просто выразить возникшие чувства и эмоции, а рассказать полноценную историю, основанную на реальных событиях. Написание следующей драмы также мотивировано откликом на пережитое; в ее основе лежит потребность отобразить историю отношений с Ивановой, о чем свидетельствует подчеркнутое внимание к биографическим деталям (к примеру, указание конкретных дат для каждой сцены). Сюжетность и диалоговая форма драмы дают возможность создания целого спектра персонажей, а также передачи различных точек зрения на личность главного героя.

Два текста представляют собой разный фокус взгляда на личность и поведение «странного» человека, чей «несчастный» характер обусловлен как семейной драмой, так и личными внутренними противоречиями; в первой драме на передний план выходит внутренний мир героя, во второй акцент сделан на оценке героя окружающими, критическом противоречии между миром героя и миром «обыкновенных» людей. Суть автобиографического метода выражается здесь в создании главного героя, являющегося проекцией собственной личности, и вслед за тем постепенном отдалении от него, формировании взгляда со стороны на его характер и поступки. Процесс дальнейшего художественного обобщения биографического материала и увеличения дистанции между автором и героем продолжится в первом прозаическом произведении.