Исторические закономерности внешней политики Дании: чем был обусловлен отказ от нейтралитета после Второй мировой войны?

Белухин Никита Евгеньевич магистр, кафедра Истории и политики стран Европы и Америки, Московский Государственный Институт (Университет) Международных Отношений МИД РФ 119454, Россия, город федерального значения Москва, г. Москва, ул. Проспект Вернадского, 76, корпус B Belukhin Nikita Evgen'evich Master's Degree, the department of History and Politics of the Countries of Europe and America, Moscow State Institute (University) of International Relations of the Ministry of Foreign Affairs of the Russian Federation 119454, Russia, gorod federal'nogo znacheniya Moskva, g. Moscow, ul. Prospekt Vernadskogo, 76, korpus B sarovwinter@gmail.com Другие публикации этого автора

Внешняя политика суверенных государств как правило содержит ряд исторических черт и закономерностей, которые продолжают проявляться на современном этапе и формируют определённую внешнеполитическую традицию, что особенно характерно для великих держав, но проявляется и в политике малых стран, несмотря на то, что они обладают ограниченной свободой действий на международной арене ^[12]. Внешняя политика Дании является прекрасной иллюстрацией приведённого тезиса, особенно в связи с проблемой гарантий безопасности страны в свете угрозы со стороны великодержавных соседей. Кроме того, чтобы понять исторические закономерности отказа Дании от проведения политики нейтралитета и выбор в пользу атлантической идентичности необходимо рассмотреть внешнюю политику Дании в исторической перспективе.

Место и значение Дании в системе европейских государств продолжительное время определялось положением страны в качестве охранителя проливов, связывающих Балтийское и Северное моря. Контроль Дании над балтийскими проливами позволял стране начиная с 1429 г. взимать так называемую зундскую пошлину, что являлось значительным источником дохода для королевской казны и важным инструментом влияния как на региональные балтийские державы, включая Швецию, так и на торговые европейские державы, включая Нидерланды и Англию ^{[8, c. 321]}. Наивысшего расцвета Дания добилась в эпоху Кальмарской унии. Дания на тот момент располагала территориями, которые давали богатые пошлинные выступления, отлично подходили для сельского хозяйства и предоставляли стратегические преимущества . С Данией считался как Ганзейский союз, так и императоры Священной Римской империи. Власть Дании распространялась на Норвегию с её островными владениями, а именно Гренландией, Исландией и Фарерскими островами, датской короне принадлежали помимо Ютландии и Датских островов области на территории нынешней Швеции Сконе, Блекинге, Халланд и проливы, герцогства Шлезвиг и Гольштейн, датские монархи формально правили и в Швеции. Однако начиная с 1471 г. регенты дома Стуре постепенно добились фактической независимости Швеции в рамках унии, а восстание Густава Эриксона в 1523 г. знаменовало распад унии и начало медленного упадка регионального лидерства Дании и его постепенный переход к Швеции.

Для Дании период с фактического распада Кальмарской унии в 1523 г. до окончания Великой Северной войны в первую очередь прошёл под знаком датско-шведских войн, в ходе которых влияние Дании в Балтийском море понесло существенный ущерб. Достаточно сказать, что в период (1563–1720) Дания и Швеция 8 раз воевали против друг друга, причём все войны длились в совокупности около 30 лет. С конца XVI в. Швеция проводит политику активной внешней экспансии, направленную на установление господства на Балтийском море и поддерживаемую желанием использовать «революцию цен» в Европе для обогащения ^{[5, c. 71–72]}. Одним из своих главных соперников Швеция видит Данию, контролировавшую оба берега пролива Эресунн и в силу своего привилегированного положения взимавшую зундскую пошлину. Кроме того, активная внешняя политика Дании и Швециеи поддерживалась нарастанием абсолютистских тенденций в обеих странах. В ходе первых датско-шведских войн – Северной семилетней (1563-1570) и Кальмарской (1611-1613) – был сохранён территориальный статус-кво, однако, по условиям Штеттинского мира 1570 г. Фредерик II отказывался от прав на шведский престол, что означало де-юре распад Кальмарской унии, а Юхан в свою очередь от претензий на Норвегию, пролив Эресунн и остров Готланд. В ходе следующих войн Дания несколько раз подвергалась успешному вторжению с южной границы, которая надолго стала слабейшим звеном обороны страны ^[23]. Во время Тридцатилетней войны (точнее во время так называемой датской фазы или как её принято именовать в датской историографии Цесарской войны — войны с императором), в которую Кристиан IV вступил в 1624 г. в качестве герцога Гольштейна, опасаясь уступить роль защитника протестантских князей Германии шведскому королю, Шлезвиг и Гольштейн, а также Ютландия оказались захвачены имперскими войсками. Несмотря на это, согласно условиям мира в Любеке в 1629 г., Дания и на этот раз вышла из войны без территориальных потерь, хотя пребывание иностранных войск в Ютландии привело к серьёзному ущербу для экономики страны и обнищанию населения, а кроме того международному престижу датской монархии был нанесён серьёзный удар. С этого момента начинается открытое доминирование Швеции, и Дания терпит ряд серьёзных военных поражений. Слабостью Дании решил воспользоваться шведский король и в 1643 г., опираясь на союз с Францией а затем и с Нидерландами, лишившими Данию господства на море и балтийских проливах, объявил ей войну ^[17]. Леннарт Торстенссон, по имени которого и названа данная война, возглавил наступление шведских войск, на тот момент находившихся в Германии, молниеносно овладел Шлезвигом и Гольштейном. По условиям мира в Брёмсебру в 1645 г., Дания уступала Швеции провинции Емтланд и Херьедален, острова Эзель и Готланд, а провинция Халланд передавалась Швеции на 30 лет. Несмотря на то, что данные провинции составляли всего лишь чуть более, чем 2 % от всего населения датского государства на тот момент и соответственно имели малый экономический вес, сам факт изменения границ, которые не менялись в течение столетий, был весьма значителен. Кроме того, Швеция была освобождена от зундской пошлины. В дальнейшем во время двух войн Карла Густава (1657 – 1660) Дания вновь подверглась успешному вторжению с юга и стояла на грани уничтожения, а единственной незахваченной территорией оставался Копенгаген. Именно в ходе войн Карла Густава окончательно установились современные границы Дании, Швеции и Норвегии, которые действуют до сих пор. По условиям мирного договора, подписанного в Роскилле в 1658 г. и мира в Копенгагене в 1660 г. Дания уже окончательно уступала Халланд в пользу Швеции, лишалась провиниций Сконе, Блекинге и Бохуслен, но смогла вернуть Борнхольм и норвежскую провинцию Трондхайм Лен, которые ещё в ходе войны были освобождены от шведов силами местного населения ^[19]. Для Дании потеря провинций означала потерю одной четвёртой части населения, второго крупнейшего города в стране – Мальмю и одной из наиболее плодородных аграрных областей, а соответственно и существенные экономические потери. Попытки датской монархии вернуть бывшие провинции в ходе войны за Сконе (1675-1679) и в ходе участия Дании в Северной войне (1709-1720) успехом не увенчались, хотя по условиям Фредериксборгского мира в 1720 г. Швеция вновь обязывалась выплачивать зундскую пошлину. В ходе этих войн собственно датские территории оказались не затронуты, но в то же время после Северной войны датский король Фредерик IV отказался от попыток вернуть Сконе и сосредоточился на консолидации южных территорий Дании, т.е. в первую очередь немецких герцогств Шлезвига и Гольштейна. Наиболее важными успехами Дании на данном направлении стало то, что после окончания Северной войны Дания присоединила готторпские владения в Шлезвиге и Гольштейне, так как готторпский герцог не придерживался положенного ему нейтралитета. Шлезвиг по условиям так называемого «Окончательного договора» (дат. Definitivtraktat) со Швецией, заключенного в 1750 г. переходил во владение датского короля Фредерика V и его мужского потомства. Передача Шлезвига гарантировалась Россией, Австрией, Францией и Великобританией . Окончательная передача Гольштейна под власть датской короны состоялась 16 ноября 1773 г., хотя переговоры по его заключению начались ещё в 1767 г., 4 года спустя после свержения Петра III, по совместительству Петера Ульриха или в русской традиции Петра Фёдоровича, правящего герцога Гольштейнского. Согласно условиям договоров, подписанных 16 ноября 1773 г. в Киле и 10 декабря 1773 г. в Ольденбурге, Павел Петрович отказывался от наследственных прав на герцогскую часть Шлезвига и передавал герцогскую часть Гольштейна под власть датской короны в обмен на графства Ольденбург и Дельменхорст ^[2]. Данные соглашения также были дополнены оборонительным и наступательным договорами России и Дании, заключенными 12 августа 1773 г. ^[2] . Шведский король Густав III тем временем составлял фантастические планы по присоединению Норвегии, и каждый раз советникам с трудом удавалось образумить монарха, но в реальности до нападения на Норвегию дело не дошло, даже когда шведский король в 1788 г. развязал войну против России, а Дания по условиям «Вечного союза», заключённого с Россией в 1773 г., вступила в войну со Швецией и отправила часть войск из Норвегии во главе с кронпринцем, по счастливой случайности находившимся в Норвегии и генералом Карлом Гессенским для боевых действий против Швеции. Великобритания и Пруссия потребовали тем временем, чтобы Дания прекратила участие в войне, что вскоре и произошло . В целом, несмотря на часто меняющийся баланс сил между крупными европейскими державами, определявшийся главным образом противостоянием между Францией и Англией и борьбой за влияние между Австрией и Пруссией, Дания пыталась по возможности сохранять нейтралитет, что в условиях крупных войн между колониальными державами, доктрины «вооруженного нейтралитета» и в целом достаточно неточно сформулированных правил о морской торговле во время войны позволяло Дании вести обширную торговлю с воюющими сторонами.

C началом 19 в. и наполеоновских войн Данию постиг ряд показательных крупных потрясений, которые нанесли ещё больший удар по статусу и обороноспособности Дании — сокрушительное для Дании Копенгагенское сражение 2 апреля 1801 г., которое явилось результатом отказа Дании выйти из союза с Россией, к тому времени объединившейся вместе с Францией против Великобритании, бомбардировка Копенгагена в 1807 г., произошедшая по схожей причине, когда Дания, вынужденная выбрать одну из двух сторон —присоединиться к континентальной блокаде совместно с союзниками Наполеона, либо принять сторону британцев —, проявила нерешительность, в результате чего Копенгаген подвергся бомбардировке британского флота, а датский флот в свою очередь оказался захваченным . Эти два события с одной стороны показали, что Дания не является сильной морской державой в военном отношении и её флот после событий 1807 г. уже не никогда не смог обрести прежнюю мощь, с другой стороны они выявили слабость и нерешительность правящих кругов Дании, которые, оказываясь перед выбором в пользу той или иной великой державы, не смогли принять однозначное решение, что и привело к внешнеполитической катастрофе. С другой стороны, данные события доказывали важность стратегического положения Дании как ключа к Балтийскому морю для британцев, так и выхода для немцев в Северное море, хотя после постройки Кильского канала роль проливов снизилась. Участие Дании в Наполеоновских войнах ещё раз продемонстрировало то, что Дания беззащитна против наземного вторжения. После окончания Наполеоновских войн и подписания Кильских мирных договоров 1814 г. датская политика безопасности начинает всё больше склоняться к следованию принципам нейтралитета. Более того, по итогам Наполеоновских войн Дания понесла наибольшие территориальные потери в сравнении с другими участниками (не учитывая территорию Гренландии, Дания лишилась 2/3 своей территории), но намного важнее было то, что соотношение немецкоговорящего и датскоговорящего населения после подписания договора стало 2 к 1, то есть около трети населения Дания составляли немецкоговорящие, что впоследствии вызвало рост националистических настроений ^[13]. Более того, по условиям акта Венского конгресса Гольштейн и Лауэнбург вошли в состав немецкого союза и таким образом приобрели двойное подданство, ситуация усугублялась тем, что Шлезвиг и Гольштейн не могли быть разделены по условиям постановления 400-летней давности ^{[3, 11]}. Впоследствии неурегулированный статус герцогств сыграл на руку Бисмарку. Дальнейшее снижение международного статуса Дании выразилось в том, что во второй половине XIX в. по инициативе США проводится международная конференция, на которой была достигнута отмена зундской пошлины. По результатам конференции, Дания подписала с европейскими государствами и США договоры в 1857 г., по условиям которых прекращались сборы с торгового флота держав, подписавших договор. Дания также обязывалась поддерживать в должном состоянии маяки и остальные элементы морской инфраструктуры и обеспечивать безопасный проход судов через проливы Эресунн и Большой Бельт. Отмена зундской пошлины стала ещё одним свидетельством упадка международного статуса Дании и ограничения сферы её влияния. В то же время к середине XIX в. наметилось потепление отношений между давними региональными противниками — Данией и Швецией. Одной из возможных причин политического сближения Дании и Швеции и наращивания культурных и научных связей между двумя странами стало растущее национальное движение в немецких герцогствах, особенно усилившееся на протяжении 1840–х гг ^[9]. Одновременно наметились тенденции внешнеполитического сотрудничества двух королевств — две страны в течение 1850–х гг. приняли совместные декларации о нейтралитете. Также Швеция в ходе Трёхлетней войны (1848-1850) прислала в порядке скандинавской солидарности вспомогательные силы для поддержки датчан ^[9]. Однако с принятием ноябрьской конституции 1863 г. общей как для Дании, так и для Шлезвига и проведением так называемой националистической политики «Дания до Эйдера», направленной на включение Шлезвига в состав Дании и отказу от Гольштейна и Лауэнбурга, противоречия между Пруссией и Данией разгорелись с новой силой . Несмотря на давление со стороны Великобритании и шведско-норвежского королевства, принципиальный отказ Швеции на этот раз оказывать союзническую помощь, вступление прусских и австрийских войск в Гольштейн и Лауэнбург, президент-министр Кристиан Халль отказался принимать меры по отмене Ноябрьской конституции вопреки личной просьбе нового короля Кристиана IX и последующему правительству Дитлева Монрада был представлен ультиматум по отмене Ноябрьской конституции в течение 48 часов, который естественно был неосуществим, а 31 января 1864 г. австро-прусские силы уже были готовы к форсированию Эйдера. Подобная самоуверенная политика Дании объяснялась фатальной переоценкой военных возможностей Дании и расчётом на вмешательство других европейских государств. Здесь стоит отметить дипломатию Бисмарка, удержавшего Великобританию и Швецию от оказания помощи Дании, а также ослабшее влияние России в Европе после Крымской войны ^[18].

В ходе войны 1864 г. Дания вновь подверглась наземному вторжению с юга, и за короткий промежуток времени территория Ютландии оказалась под контролем австро-прусских сил. Исход войны 1864 г. предопределил оборонную политику Дании на более чем на столетие вперёд. После поражения от Пруссии и Австрии и поражения Франции во франко-прусской войне 1871 г., военная доктрина приобрела оборонный характер, главным вопросом которой стала стоимость строительства укреплений и их организация вокруг Копенгагена и близлежащих районов, то есть единственной части территории страны, которую Дания была бы способна оборонять при любых обстоятельствах. Также Дания стремилась проводить такой внешнеполитический курс, который бы исключал любой предлог для германского вторжения на территорию страны. С этого момента Дания активно стремиться к достижению нейтрального статуса и в 1890–х гг. неоднократно выступала с заявлением о том, что нейтралитет составляет ключевой элемент её внешней политики, однако для Дании, в отличие от Швеции, стремившейся демонстрировать независимость своих внешнеполитических действий, было важно добиться от великих держав признания и гарантий такого нейтралитета. В то же время каждая из великих держав стремилась сделать нейтралитет Дании выгодным для себя. Важно отметить, что после поражения в войне с Пруссией, важным партнёром Дании становится Россия, у двух стран имелись близкие династические узы, однако Дания уже принципиально начала придерживаться политики нейтралитета, что препятствовало дальнейшему сближению двух стран. Россия в свою очередь добивалась выгодного для себя нейтралитета Дании, и с начала 1870–х гг. в русской прессе всё чаще появляются высказывания о необходимости нейтрализации Дании, а во время столкновения англо-российских интересов в 1885 г. Россия сделала попытку организовать совместное выступление балтийских государств с целью не пускать чужие флоты в Балтийское море, превратить его в mare clausum, но данная инициатива не встретила ответного интереса у других балтийских держав ^[4]. Другой важной инициативой Российской империи в деле нейтрализации стал меморандум Ф.Ф. Мартенса от 1889 г. о нейтрализации Дании и в перспективе всей Скандинавии, в соответствии с которым России отводилась роль державы-гаранта и союзника Дании, а также предоставлялось право вмешаться в случае нарушения нейтралитета страны. По всей видимости Александр III и Кристиан IX обсуждали данный проект, но это не привело к значительным результатам. Cам же Ф.Ф. Мартенс высказывал свои соображения о возможной нейтрализации Дании на Гаагской мирной конференции 1899 г., а позднее 15 ноября 1903 г. в журнале «Revue des deux Mondes» выходит статья Мартенса «Нейтрализация Дании», в которой признанный международный юрист отстаивал мысль о том, что Дания может как самостоятельно объявить себя нейтральной, либо заручиться гарантиями держав Балтийского региона, которые стремятся к сохранению своей сферы влияния и по аналогии с Великобританией, оказавшей покровительство Бельгии во время франко-прусской войны, и не допустят захвата Дании как «ключа» от Балтики; данная статья вызвала интерес как в высших кругах Дании, так и России ^[4]. В дальнейшем, несмотря на активную переписку Мартенса и известного датского юриста Хеннинга Матцена, который сподвиг датского премьер-министра Дейнтцера предпринять инициативу по нейтрализации Дании в начале 1904 г. и на то, что российскому императору по-видимому удалось склонить немецкого кайзера к мысли о возможности предоставления совместных гарантий датского нейтралитета двумя великими державами (Россия в данном случае руководствовалась необходимостью отвести угрозу введения британского флота в Балтийское море и его нападения на российские порты и военные объекты, в дальнейшем такая возможность была исключена соглашением с Великобританией в 1907 г.), данный план не удалось осуществить, так как Вильгельм II в силу соображений о том, что Германии пришлось бы прикрывать тылы России на Балтике в случае конфликта в Средней Азии и планов немецких военно-морских сил о блокировании британского флота в датских проливах отказался от идеи датского нейтралитета. Дальнейшее поражение России в войне с Японией и постепенное создание противостоящих друг другу альянсов в лице России-Великобритании-Франции и Германии-Австро-Венгрии привело к тому, что основный очаг напряженности переместился из Балтийского моря в Северное — в частности, немецкий военно-морской флот в 1905–1910 гг. перебазировался в акваторию Северного моря как реакция на концентрацию британских военно-морских сил в том же районе и как следствие того, что Россия фактически лишилась основной части балтийского флота после 1905 г., который уже не мог представлять серьёзной угрозы для немецкого господства на Балтике. Несмотря на интересы, которые Великобритания имела в Балтийском море, Дания в британском военном планировании стала рассматриваться как преимущественно сфера влияния Германии. В условиях усиления напряженности на германо-французской и германо-российской границе, а также на Северном море Германия, получившая господство на Балтийском море вследствие поражения России в русско-японской войне и осознавшая, что угроза северному фронту Германии со стороны британцев снизилась, перестала проявлять к Дании особый интерес. Улучшение датско-немецких отношений сопровождалось с секретными переговорами правительства И.К. Кристенсена в лице Луиса Карла Фредерика Люткена с начальником немецкого генштаба Гельмута фон Мольтке, в ходе которых была согласована политика нейтралитета Дании с ориентацией на Германию в случае войны, в условия которой напоминали союзные отношения (об этих переговорах стало известно лишь в 1919 г.) ^[15]. Также была подписана конвенция об оптантах в 1907 г., предоставившая населению не имевшему гражданства (детям датских подданных за границей гражданство начали автоматически предоставлять с 1898 г.) и состоявшему из потомков датских оптантов, оставшихся проживать в Шлезвиге в статусе иностранцев, возможность приобрести гражданство Германии, а с ним и гражданские и политические права, в том числе избирательное право ^[16]. Можно утверждать, что наличие позитивной динамики в датско-немецких отношениях и что важнее, относительная неважность Дании в связи с более важными стратегическими приоритетами немецкого планирования позволили Дании сохранить нейтралитет и избежать оккупации страны в период Первой мировой войны.

Наиболее продуктивное сотрудничество на поприще координации внешнеполитических действий скандинавских стран наблюдалось в преддверии и во время Первой мировой войны, а также в межвоенный период. После Первой мировой войны Дания по результатам референдума 1920 года вернула северные части Шлезвига, однако, премьер-министр Цале и министр иностранных дел Эрик Скавениус отказались от франко-бельгийских предложений о присоединении большой части Германии, которые активно поддерживали шовинистические круги Дании. В 1912 г. три скандинавские страны приняли общие для них правила нейтралитета, учитывавшие необходимость соблюдение прав нейтральных держав в случае начала военных действий на Балтийском и Северном морях, которые действовали до конца 1930–х гг. ^[6]. По итогам Первой мировой войны, скандинавские государства, опиравшиеся на схожий успешный опыт мировой войны, разделяли многие общие цели, в том числе сохранение сложившегося равновесия сил, которое поместило страны в своеобразный вакуум безопасности после 1918 г., что нашло отражение в сотрудничестве скандинавских делегаций в Лиге наций на протяжении 1920–х гг., которая оказалась предпочтительней чем северный региональный союз ^[6]. Вплоть до начала 1930–х гг. «внешняя политика скандинавских стран по большей части проходила в Женеве». В отношении советской России Дания проводила осторожную политику. С одной стороны Дания де-факто признала революционный режим и дала большевикам разрешение держать в Копенгагене дипломатическую миссию и бюро пропаганды вплоть до начала 1919 г., а датские социалисты даже назвали Октябрьскую революцию «мирной революцией», надеясь на то, что большевистское руководство заключит мир с Германией и тихо уйдёт в отставку; c другой стороны, посол Дании в России, а впоследствии министр иностранных дел Харальд Скавениус требовал немедленной военной интервенции и в январе 1919 г. на мирной конференции в Париже выступал с призывами организовать совместную интервенцию в советскую Россию, которые, однако, были отвергнуты ^[1]. Кроме того, существенное беспокойство у датских политиков вызвала Ноябрьская революция в Германии и совпавшее с ней наступление большевиков на Прибалтику и Центральную Европу и в связи с этим, датское правительство разрешило британскому флоту использовать Копенгаген в качестве базы, санкционировало вербовку добровольцев для борьбы с большевизмом и, наконец, в тайне присоединилось к политической и экономической блокаде большевистской России вплоть до весны 1920 г. после ухода британского флота. Однако в 1921 г. по оценкам военной разведки Дании большевики чисто технически были не в состоянии вести военные действия против какой-либо державы. В 1923–1924 гг. на волне признания СССР, Дания также де-юре признала СССР, хотя ещё до этого в ноябре 1919 г. Дания под нажимом Великобритании де-факто приняла Литвинова как де-факто представителя большевистской власти, который на тот момент по сути являлся единственным представителем советской власти в Западной Европе. После Первой мировой войны Россия, как и Германия утратили своё в традиционном понимании международное влияние, а потеря Россией статуса балтийской державы в результате образования трёх независимых прибалтийских государств, отделения Финляндия и возрождения польского государства, в целом, обеспечивало Дании прочные гарантии безопасности. В этих условиях оборонная политика Дании (ещё в 1909 г. Ригсдагом был принят закон об обороне (дат. forsvarslov), который ориентировал вооруженные силы на защиту только основных территорий страны, в частности острова Зеландии и Копенгагена) в духе международного развития после Первой мировой войны строилась на основе оборонительного закона 1922 г., который предусматривал снос устаревших укреплений вокруг Копенгагена, а также сокращение сухопутных войск и военного флота, которые должны были выполнять функцию защиты нейтралитета и предотвращать использование территории Дании в военных целях. Другой тенденцией в политике безопасности Дании являлось стремление всеми силами избежать конфликта с Германией, что особенно ярко проявилось весной 1939 г., когда Дания в отличие от других соседей Германии приняла предложение Гитлера о заключении пакта о ненападении. Кроме того, Дания присоединилась к Лиге Наций только убедившись в том, что членство не обязывало страну к участию в военных санкциях. На попытки СССР в 1930 г. заключить пакт о ненападении с Данией, очевидно в силу опасений о возможном использовании Великобританией территории страны в качестве базы для нападения на СССР, Дания ответила отказом; c подписанием датско-германского и советско-германского договора о ненападении Балтийское море в целом оказывалось поделённым между Советским Союзом и Германией, а Дания оказалась в сферу влияния Германии и стремилась к улучшению отношений с Москвой (отказалась от обсуждений оборонного пакта с Финляндией после Зимней войны 1939–1940 гг., не голосовала за исключение СССР из Лиги Наций, заключила торговые соглашения с СССР уже после оккупации страны Гитлером и др.). В целом, попытки создания оборонительного союза нейтралов в 1930–е гг. успехом не увенчались в силу значительных расхождений во взглядах руководства скандинавских стран – Дания и Норвегия склонялись к схожей точке зрения о том, что вооруженные силы должны использоваться для предотвращения случайных нарушений нейтралитета, а не для обороны от агрессии одной из великих держав, в то время как Швеция выступала за активное наращивание оборонных усилий таких как усиление военных приготовлений, увеличение действующей армии и повышение срока службы в армии. Норвегия выступала за союз нейтралов, а Дания опасалась, что станет первым объектом критики и нападения в случае создания оборонительного союза северных стран; вместе с тем были и положительные примеры двустороннего сотрудничества между Норвегией и Швецией, Швецией и Финляндией, а на встрече министров 9 мая 1939 г. решение Дании подписать 31 мая 1939 г. подписать пакт о ненападении с Германией на 10 лет вместе с дополнительным приложением, установившим, что транзитная торговля с третьими странами не будет считаться поддержкой агрессора, получило поддержку министров иностранных дел Норвегии, Швеции и Финляндии. Таким образом, тенденции внешнеполитического сотрудничества скандинавских государств сохранялись и в преддверии Второй мировой войны, однако они так и не привели к созданию институционализированного политического или оборонительного союза.

В условиях обострения международной напряженности, зарождающейся холодной войны и вынужденного отказа от политики нейтралитета перед Данией вставал выбор стратегии безопасности в послевоенной Европе — правительство последовательно рассматривало несколько вариантов таких как попытку создать Скандинавский оборонительный союз в составе Дании, Швеции и Норвегии, а также переговоры по созданию меньшей версии оборонительного союза со Швецией в 1948 г., и, наконец, вступление в НАТО в 1949 г. С обострением международной напряженности, вызванной коммунистическим переворотом в Чехословакии в феврале 1948 г. и подписанием в апреле 1948 г. договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между СССР и Финляндией в Дании начался так называемый «пасхальный кризис», во время которого полиция и вооруженные силы находились в состоянии повышенной готовности, а в самой стране ходили слухи о возможном коммунистическом вторжении. В этих условиях социал-демократическое правительство во главе с премьер-министром Хансом Хедтофтом, пытавшееся сохранить нейтралитет и избежать втягивания в новый вооружённый конфликт, начало переговоры с Норвегией и Швецией. Социал-демократы надеялись, что подобный союз позволит им обеспечить сохранение нейтрального статуса Северной Европы и в то же время предоставит преимущества военного и политического сотрудничества. На конференции в Карлстаде Швеция 5 января 1949 г. выдвинула предложение создать военный союза сроком на десять лет, который был бы основан на обязательстве участников не вступать в военные союзы и заключать военные соглашения с другими государствами и имел своей целью не допустить участия трёх скандинавских в военных действиях за исключением ситуаций, когда одна из них подвергалась нападению со стороны третьей державы или при введении ООН военных санкций против той или иной державы ^[24]. Данное предложение, однако, оказалось неприемлемым для Норвегии, которая считала, что необходимо создать систему тесного сотрудничества с другими государствами Европы и США путём совместных программ в области вооружений и совместного военного планирования. В свою очередь Швеция была готова признать необходимость совместных программ, связанных с вооружениями, но отвергала идею совместного планирования как несовместимую с концепцией нейтралитета. Норвегия же, имея за плечами опыт Второй мировой войны, считала, что организация эффективной обороны невозможна без сотрудничества с другими государствами Запада. В целом, именно неспособность скандинавских государств придти к единому пониманию концепции нейтралитета и модели взаимодействия, которая должна существовать между союзом трёх скандинавских государств и западными государствами привела к срыву переговоров ^[7]. Отклонив предложение СССР о заключении пакта о ненападении, Норвегия приняла предложение США об участии в проводившихся на тот момент переговорах по созданию в НАТО, закончившиеся присоединением Норвегии к альянсу. Швеция, расположенная в непосредственной близости от Финляндии не желала предпринимать шаги, которые могли спровоцировать негативную реакцию СССР и решила следовать своей традиционной политике нейтралитета. Данные события осложнили ситуацию для Дании, которая до последнего надеялась на успешный исход переговоров по оборонному сотрудничеству, но столкнувшись с тем, что сохранить нейтралитет на практике, находясь так близко к государствам социалистического лагеря, будет невозможно, у Дании оставалась только одна возможность обеспечить безопасность страны и гарантии против повторной оккупации уже силами «мирового коммунизма» ^[20]. Дания подписала 4 апреля 1949 г. Североатлантический договор и стала одним из 12 членов основателей НАТО. Густав Расмуссен, министр иностранных дел Дании на тот момент, подписывавший договор от лица Дании, заявил в связи с этим, что Дания пошла на этот шаг, так как договор является «инструментом мира и не преследует иной цели кроме защиты стран-участниц в случае вооружённого нападения» ^[20].

Представляется, что негативный опыт Второй мировой войны, который привёл к оккупации страны подвёл черту под политикой нейтралитета и привёл к тому, что в представлении датских политиков наилучшая гарантия безопасности страны теперь состояла не в том, чтобы избегать вовлечения в конфронтацию между великими державами, а в том чтобы заручиться гарантиями безопасности посредством участия в военных альянсах и повышения своего статуса как на международной арене в целом, так и в глазах союзников. Как отмечает в своей статье, министр обороны Дании Николай Ваммен более, чем 150 лет спустя после поражения в войне 1864 г., политика безопасности Дании характеризуется активным участием страны в структурах НАТО, ЕС, ООН, а начиная с 2000 г. и участием в «коалициях согласных» или «желающих» ^[22].

Таким образом, история Дании является историей компромиссов и уступок, и в исторической перспективе Дания прошла путь от влиятельной региональной державы, чьё могущество было подорвано войнами со Швецией в рамках Вестфальской системы международных отношений с середины XVI в. по конец XVII в. и продолжало медленно затухать на протяжении XVIII в., к державе второго порядка, чья сфера влияния в XIX в. в рамках Венской системы ограничивалась регионом Балтийского моря и отдельными северогерманскими землями, входившими в Германский союз (Гольштейн и Лауэнбург), а затем к стране, которая по мере возможности в максимальной степени придерживалась нейтралитета после поражения в войне 1864 г. Условный период политики нейтралитета продлился до окончания Второй мировой войны в 1945 г., после чего Дания приняла историческое решение об отказе от нейтралитета и вступлении в апреле 1949 г. в Организацию североатлантического договора (НАТО).

Особенностью положения Дании в системе международных отношений исторически выступала необходимость приспосабливаться к меняющемуся балансу сил между великими европейскими державами — Великобританией, Россией, Германией, Францией, а после Второй мировой войны и США. Дания зачастую оказывалась в сфере интересов сразу нескольких великих держав, которые добивались выгодных для себя уступок и соглашений. Иногда Дании удавалось успешно маневрировать между великими державами и добиваться выгод для себя, не в последнюю очередь ведя торговлю с воюющими сторонами в статусе нейтральной державы — это происходило в течение 18 в., а также во время Первой мировой войны. Однако, когда положение Дании оказывалось слишком важным для одной из великих держав с военной или стратегической точек зрения, нерешительность датских политиков приводила либо к крупным катастрофам как в ходе Наполеоновских войн, либо к оккупации страны как во время Второй мировой войны. Под влиянием великих держав в странах региона также усиливались тенденции к более тесной интеграции, созданию оборонительных союзов. В свою очередь, великие державы стремились предотвратить создание единого североевропейского фронта, делая ставку на двусторонние отношения и вовлекая одну из стран в сферу своего исключительного влияния. Проблема внешнего влияния в регионе Северной Европы остаётся актуальной и по сей день, несмотря на то, что после холодной войны политические лидеры Дании отказались от рассмотрения международных отношений как пространства великодержавной конкуренции. Однако на современном этапе, как отмечают датские исследователи, в связи с действиями России в отношении Украины, а также в регионе Балтийского моря вновь возникает положительная динамика в процессах региональной политической интеграции, интеграции в сфере безопасности и обороны и укреплении регионального единства на фоне пресловутой российской угрозы ^[14].

Подводя итог, можно сказать, что внешнеполитическая стория Дании начиная с распада Кальмарской унии во многом шла по пути территориальных потерь и постепенного ограничения сферы непосредственного влияния и интересов страны, в свою очередь выгодное стратегическое положение на Балтийском море превращало Данию в предмет интересов великих европейских держав. В определённые периоды та или иная крупная региональная или великая европейская держава оказывалась преимущественное влияние на формирование приоритетов безопасности Дании. Дания, таким образом, связывала проведение своей политики безопасности с ориентацией на ту или иную державу. Условно в период (1523–1814) такой державой можно считать Швецию, однако, на определённых направлениях политики проявлялось влияние России. По мере роста национального движения в герцогствах Шлезвиг и Гольштейн, укрепления Германского союза и объединения разрозненных земель под лидерством Пруссии и, наконец, образования Германской империи Дания всё больше втягивается в сферу влияния Германии. По мере нарастания антагонизма среди европейских держав в начале 20 в. Дания находится на пересечении интересов Германской и Российской империй. Вновь по мере усиления агрессивной политики Германии в Европе Дания попадает в сферу немецкого влияния. После окончания Второй мировой войны в политике Дании постепенно росли тенденции атлантизма, ориентации на США, что особенно ярко проявилось уже в постбиполярную эпоху. В нынешних условиях по мере того, как влияние США оспаривается «поднимающимися державами» Дания стремится найти баланс между различными центрами силы, установить баланс между атлантизмом, европеизмом и субрегиональной идентичностью в качестве государства Северной Европы.

В то же время тенденции к созданию оборонного и военного союза скандинавских государств, внешнеполитическому сотрудничеству усиливались под влиянием внешних угроз. Примерами этого являются планы по проведению скоординированной политике нейтралитета перед Первой мировой войной, планы создания оборонного союза перед и после Второй мировой войны. Однако формального полноценного и единого «фронта» северных держав не создано до сих пор в силу сложившихся различий внешнеполитических и оборонных ориентаций. Одновременно с этим в моменты наивысшего военного напряжения государства Северной Европы выбирали различные курсы во внешней политике, стремясь при этом сохранить связи с остальными странами региона.

Наконец, подлинный нейтралитет Дании в реальности был труднодостижим и всё же приобретал ту или иную ориентацию, например, прогерманскую в первые годы (1914-1916) Первой мировой войны. С одной стороны, способность Дании обеспечить нейтралитет военными средствами представлялась ограниченной (в ходе Тридцатилетней войны, последовавшей за ней Торстенссонской войны (1643-1645) и войн Карла Густава (1658-1660) большая часть территория Дании оказывалась за короткое время захвачена войсками противника). С другой стороны, само географическое положение Дании на пересечении важных морских торговых путей, позволявшее контролировать Балтийские проливы, делало Данию объектом военных планов великих держав, стремящихся установить господство на Балтийском море и что в свою очередь вынуждало Данию выступать в роли балансира между ними в соответствие с меняющимся соотношением сил. Так Дания неминуемо совершала действия, которые истолковывались враждебными сторонами как отступление от принципа нейтралитета.