Возникновение категории «акцессорность» и исторические особенности её рецепции в российском гражданском праве

Трухан Роман Петрович Соискатель ученой степени кандидата юридических наук. Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Белгородский государственный национальный исследовательский университет». 629851, Россия, Ямало-Ненецкий автономный округ, г. Тарко-Сале, микрорайон Геолог, 24, кв. 17 Trukhan Roman Petrovich Applicant for the degree of candidate of legal sciences. Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education "Belgorod State National Research University". 629851, Russia, Yamalo-Nenetskii avtonomnyi okrug, g. Tarko-Sale, mikroraion Geolog, 24, kv. 17 trukhan.roman@yandex.ru Другие публикации этого автора

Надточий Светлана Олеговна кандидат филологических наук доцент, кафедра иностранных языков, Воронежский институт высоких технологий 394000, Россия, Воронежская область, г. Воронеж, ул. Ленина, 73 а, оф. 5 Nadtochii Svetlana Olegovna PhD in Philology the department of Foreign Languages, Voronezh State Institute of Physical Culture 394000, Russia, Voronezhskaya oblast', g. Voronezh, ul. Lenina, 73 a, of. 5 Puh4884@mail.ru

Актуальность настоящего исследования определяется, на наш взгляд, двумя аспектами:

- широким использованием категории «акцессорность» в мировой цивилистике;

- отсутствием закрепления данного понятия в рамках гражданского права России.

Для понимания сложившейся ситуации необходимо, по нашему мнению, обратиться, прежде всего, к исследованию генезиса категории «акцессорность». Само понятие акцессорности имеет богатую историю в цивилистике со времен римского права и означает придаточность, вспомогательный характер обязательства, которое следует юридической судьбе основного обязательства. Поэтому институт обеспечения гражданско-правовых обязательств находится в фокусе абсолютного большинства исследований, посвященных свойству акцессорности. Обусловлено это, прежде всего, правовыми традициями ^[21].

Истоки акцессорных обязательств берут свое начало в римском праве, в рамках которого, помимо идеологического компонента, до настоящего времени влияющего на развитие государственно-правовых систем различных стран современного мира ^[15], были заложены основные принципы доктрины акцессорности. И это представляется не случайным. Детальная регламентация важнейших элементов гражданско-правовых отношений в римском праве служила средством борьбы с негативными явлениями в правой сфере жизни общества ^[16]. Так, по мнению M. Kazer, сам принцип акцессорности сложился в эпоху ранней Республики ^[29]. Изначально акцессорность в римском праве предполагала наличие дополнительного обязательства по гражданско-правовому договору, наряду с основным. При этом, известен принцип римского права относительно акцессорности: «in omnibus speciebus liberationum etiam accessiones liberantur, puta adpromissores hypothecate pignora» (Ульпиан). Иначе говоря, римская правовая доктрина утверждала, что с прекращением основного обязательства прекращаются и дополнительные.

Для обеспечения обязательств римское право, предлагало два основных средства: ответственность должника могла гарантироваться другим лицом (поручительство) либо вещью (в основном, посредством залога) [30. С. 457]. Древнейшей формой реального обеспечения являлась «fiducia», в силу которой должник передавал кредитору вещь в собственность до исполнения собственного обязательства [20. С. 274].

Институции Гая выделяли принцип функциональной дополнительности (акцессорности) гарантийного обязательства, который заключался в зависимости обязанности поручителя от самого существования основного обязательства. С прекращением последнего (исполнением или с наступлением невозможности исполнения), ответственность с гаранта, как правило, снималась (Gai., 3 ,126) [11. C. 518]. В III в. до н.э. развивается еще одна форма вещного обеспечения – «pignus datum», или институт залога, если применять к его характеристике современные категории. Со II в. до н.э. развивается форма залога без передачи владения вещью кредитору – «hypotheca» [12. C. 525-526]. Довольно часто в римском праве встречается присоединение добавочного должника в форме так называемого «adpromissio». Основной целью такого присоединения является поручительство: за долг основного должника берет на себя ответственность другое лицо - поручитель. Анализируя мнение, высказанное Ульпианом в D. 46, 3, 43 («In omnibus speciebus liberationum etiam accessiones liberantur, puta dpromissores hypothecate pignora»), А.М. Покровский также соглашался с тем, что в римском праве, в случае прекращения обязательств прекращались и дополнительные обязательства ^[18]. Отсюда, на наш взгляд, можно вывести характерную формулу римской правовой доктрины применительно к акцессорности: действительность акцессорного правоотношения предопределена действительностью основного правоотношения [23. C. 1-12], то есть термин рассматривался в качестве добавления непосредственно к главной вещи. Данная формула устанавливает достаточно прозрачное правило ^[32]: нет основного обязательства - нет и дополнительного. Приведенная нами квинтэссенция акцессорности в её юридическом понимании в последующем экстраполировалась на обязательственное право, а в нём осуществлялось формирование концепции акцессорных и принципиальных обязательств. В последующем указанная концепция была унаследована как англо-саксонской правовой системой, так и романо-германской правовой системой ^[22].

Таким образом, необходимо заключить, что категория «акцессорность» изначально возникает в результате необходимости детального урегулирования гражданско-правовых отношений. Древнеримский законодатель стремился исключить существования каких-либо правовых «лакун». Следует отметить, что с позиций историко-правовой науки, рецепция римского права в Западной Европе осуществлялась достаточно полно и последовательно. Немаловажным представляется и то, что это была так называемая «первичная рецепция». Соответственно, в рамках иных правовых систем, испытывающих исторически влияние иных правовых традиций, помимо римской, а также в силу вторичности рецепции римского права, воспроизведение его ключевых категорий по определению не могло быть столь же полным и последовательным, как в Западной Европе.

Так, например, вторичная рецепция римского права, которая (с определенными оговорками) происходила в России уже в Новое время, закономерно привела к проникновению в российскую цивилистическую доктрину категории «акцессорность». При этом, данного термина в российском праве мы (до настоящего времени) не встречаем. Упоминание о ней, пожалуй, впервые в дореволюционной научной литературе можно встретить у Л.В. Гантовера (1882-1918 гг.), который составил подробный комментарий к проекту разработанного в те годы Вотчинного Устава.

Так, дефиниция «вещное право» применительно к объекту регулирования Устава заменялась в нем понятием «вотчинное право», куда и входило право залога. Согласно документу, отличие залога от других вотчинных прав заключалось в его несамостоятельности [9. C. 32], иначе говоря, он имел исключительно акцессорное, дополнительное значение ^[25]. В целом, в отечественном гражданском праве дореволюционного периода залог рассматривался как дополнительное обязательство, обеспечивающее требование кредитора [8. C. 53]. В «Своде законов гражданских» он был помещен в раздел об обязательствах, как способ обеспечения их исполнения. В связи с данным фактом, многие цивилисты той эпохи (например, Г.Ф. Шершеневич) придерживались именно «акцессорного» понимания в отношении залога, упоминая о невозможности обеспечения им будущих обязательств [24. C. 224].

Русскими дореволюционными цивилистами выделялся также институт обеспечения исполнения обязательства, в котором одним из способов обеспечения его исполнения было возложение на должника дополнительных обременений на случай неисполнения им основного обязательства либо привлечение к исполнению обязательства, наряду с должником, и третьих лиц – так называемых поручителей.

Р.С. Бевзенко, анализируя едва ли не единственную «акцессорную» норму российского дореволюционного права (ст. 1554 ч. 1 т. Х Свода законов Российской империи), которая устанавливала, что «договоры и обязательства по обоюдному согласию могут быть укреплены и обеспечены: поручительством, условием неустойки, залогом имуществ недвижимых, закладом имуществ движимых», подчеркивает, что, несмотря на очевидные пробелы в правовом регулировании акцессорных обязательств, в стране к началу ХХ века сложилась богатая судебная практика применения этой нормы. Исследователь приходит к выводу о том, что «дореволюционная доктрина хотя и ссылалась на ст. 1554 Законов гражданских как на отправную точку в рассуждениях относительно природы обеспечения исполнения обязательств, но делала это, скорее, в качестве ритуала» [3. C. 232]. Мы, со своей стороны, не можем согласиться с исследователем в плане оценки вышеупомянутой ст. 1554 как некой «ритуальной». Она, на наш взгляд, скорее недостаточно полно регулировала договорные обязательства, а потому не могла применяться в полной мере.

Вместе с тем, на этапе становления теории обеспечения в дореволюционном праве России, Покровский И.А. подчеркивал «негибкость» отечественной модели регулирования акцессорных обязательств и рассматривал в качестве примера для российского законодателя регулирование акцессорных обязательств в праве европейских государств (Германия, Швейцария, и др.) [19. C. 141], поскольку германская и швейцарская модель обеспечения позволяла поддерживать высокую оборотоспособность в отрыве от основных требований. Такое ослабление Покровский И.А. называл «абстрагированием» от основного требования. Мы также склонны придерживаться мнения, что и спустя более столетия – в настоящее время, законодатель РФ в отношении внедрения категории «акцессорность» в российское право должен ориентироваться на мировой опыт.

Со своей стороны, К.Н. Анненков придерживался мнения о «придаточности» акцессорного обязательства лишь при наличии основного обязательства [1. C. 29]. Отметим, что эти идеи получили свое применение в современной законодательной и судебной форме.

А.М. Нолькен, в свою очередь, рассматривал вопрос о возможности поручительства в том случае, если основное требование еще не возникло, иначе говоря, он считал возможным существование поручительства в отношении будущего требования. По мнению исследователя, поручительство считается действительным с момента заключения договора, порождающего обязанности поручителя, но не в момент наступления будущего требования. Важным, на его взгляд, было то, чтобы основное требование наступило, хотя и в неопределенном времени, и в этом случае требования к поручителю могли быть предъявлены уже со стороны кредитора [17. C. 100-101]. Бернштейн К.И. указывал на тождество основного и дополнительного обязательства. Он считал, что, если в совокупности альтернативное дополнительное обязательство обладает приоритетом по отношению к основному, то это соответствует принципу законности. По его мнению, когда основное обязательство является альтернативным, исходя из трактовки распространенного в цивилистике принципа тождественности, «то поручитель отвечает вещью, которую должен был дать должник, это поручительство; если иным предметом – это не поручительство, а иной договор» [7. C. 290].

Однако, считаем закладываемый Бернштейном К.И. смысл в тождество основного и дополнительного обязательства весьма далек от акцессорности и не имеет к этому понятию даже косвенного отношения. Поскольку, исторически сложилось так, что под акцессорным обязательством понимается дополнительное обязательство, зависящее от существования основного обязательства. Поэтому принцип тождества обязательств основан на необоснованном смешении таких гражданско-правовых категорий как договор (сделка) и обязательство. Эти категории не тождественны. Обязательство – это правоотношение, а договор – форма выражения воли сторон, направленной на возникновение правоотношения. Вступление в силу договора автоматически не порождает возникновение обязательства, которое во многих случаях обусловлено последующим наступлением определенных юридических фактов.

Таким образом, можно сделать вывод, что в русской дореволюционной теории обеспечения цивилисты зачастую высказывали полярные мнения об акцессорности. При этом ими, как правило, двигало стремление сделать регулирование правоотношений, вытекающих из обязательств, более «удобным». Очевидно, что внимание исследователей было вызвано процессом сближения русского права с западноевропейским вследствие «Великих реформ» и развитием экономических отношений.

Если публичное право советской эпохи строилось на новых, по сравнению с дореволюционными, идеологических концептах, то советская цивилистика (после реабилитации самого понятия «частное право», которое стало использоваться для характеристики социалистической правовой реальности) во-многом продолжала традиции дореволюционной.

Так, в юридической литературе советского периода анализ понятия «обеспечение исполнения обязательства» обычно связывалось с обеспечительными мерами. Например, М.М. Агарков, характеризуя способы обеспечения исполнения обязательств, сформулированных в ГК РСФСР 1922 г., указывал, что «все они являются дополнительными в том смысле, что их существование предполагает действительность того основного требования, которое они обеспечивают. Но в остальном они могут обладать значительной самостоятельностью по отношению к основному обязательственному отношению» [2. C. 62].

Важно отметить, что данное смешение акцессорного обязательства и обеспечительного было произведено еще германскими правоведами XIX века. Как следствие, в подавляющем большинстве исследований акцессорные обязательства до настоящего времени раскрываются уже через призму обеспечительных обязательств. Такой подход к понятию акцессорности в российской правовой доктрине наделяет её чертами сущностной и непременной характеристики любого способа обеспечения. С данной позиции эти способы всегда закономерно акцессорны, по причине того, что возникают не сами по себе, а на базе и с целью обеспечения основного обязательства. Иначе говоря, акцессорность понимается как проявление функционального назначения обеспечения.

При этом советская наука гражданского права оказалась не чужда и некоторых новаций в исследовании феномена акцессорности. Например, в цивилистической литературе той эпохи, впервые был поставлен вопрос о сохранении акцессорных обязательств не только в рамках отношений «возникновения – прекращения», но и при изменении содержания основного требования. Был введен термин «новация», в результате которой все акцессорные меры должны прекращаться, как способ прекращения обязательств. Тем самым в советской цивилистической доктрине было разработано ещё одно «проявление» акцессорной связи, характеризующееся сохранением дополнительных обязательств при изменении основного. В данной связи М.М. Агарков говорил о проявлении «дополнительности» в том смысле, что существование обеспечительных обязательств предполагает действительность того основного требования, которое они обеспечивают [2. C. 57]. В остальном же, пояснял правовед, они могут быть вполне самостоятельными. Исходя из вышесказанного, можно констатировать, что в советский период, в научном обороте укоренилось отождествление терминов «обеспечительное» и «акцессорное» обязательство [26. C. 776].

На современном этапе российские цивилисты также отмечают обеспечительный характер акцессорных обязательств. Так, Б.М. Гонгало относит акцессорные обязательства к способам обеспечения обязательств, где определяет их как «установленные законом или договором меры имущественного характера, существующие в виде акцессорных обязательств, стимулирующие должника к исполнению обязательства и (или) иным образом гарантирующие защиту имущественного интереса кредитора в случае неисправности должника» [10. C. 222]. А.С. Бакина указывает, что «акцессорное обязательство по своему характеру регулятивное, где существуют два регулятивных правоотношения – основное и дополнительное. При этом акцессорное обязательство имеет обеспечительный характер с точки зрения выполняемой им экономической функции» [5. C. 91]. Р.С. Бевзенко полагает неверным распространенное в российской науке утверждение об изучении того или иного обеспечительного института исходя из «акцессорности возникновения» или «акцессорности прекращения». В своей концепции автор рассматривает развитие акцессорности на всех этапах существования обязательства и характеризует особенности его практического воплощения через сочетание пяти элементов: 1) акцессорность возникновения; 2) акцессорность объема требования; 3) акцессорность следования за главным требованием; 4) акцессорность прекращения; 5) акцессорность в части возможности принудительного осуществления, вследствие чего правильно изучать указанные аспекты по отдельности друг от друга ^[4]. Предложенная Р.С. Бевзенко пятизвенная структура акцессорности – является давней разработкой немецких исследователей ^[31]. Тем не менее, она успешно была принята Российской цивилистикой. В.С. Ем упоминает об акцессорности применительно к обеспечению обязательств [28. C. 84]. Так, на его взгляд, соглашение об установлении какого-либо из перечисленных способов обеспечения исполнения обязательств порождает принадлежностное, акцессорное (obligationes accessoriae) обязательство, призванное обеспечить исполнение основного. В.В. Витрянский и М.И. Брагинский в своем фундаментальном труде отразили особенности акцессорности через использование дефиниции «дополнительность» [6. C. 482]. При этом авторы нашли три основных проявления «дополнительности»: во-первых, это недействительность обеспечения при недействительности основного требования; во-вторых, следование обеспечения за главным обязательством при уступке требования по последнему; в-третьих, это прекращение обеспечения при прекращении обеспечиваемого им обязательства. В свою очередь, В.П. Мозолина объясняет сущность акцессорного обязательства следующим образом: «Во-первых, оно обеспечивает фактически существующее, то есть не прекратившееся основное обязательство» [27. C. 275].

М.П. Крашенинников, анализируя отечественную правовую литературу, указывает на два признака акцессорных обязательств: Первый – это обусловленность дополнительного обязательства основным. Данный факт означает, что возникновение акцессорного обязательства зависит от наличия так называемого основного обязательства, и содержание дополнительного обязательства связано с содержанием основного. Вторым признаком, определяющим акцессорность обязательства, является, по его мнению, «дополнительность» (зависимость). Акцессорное обязательство является зависимым по отношению к основному; при недействительности основного дополнительное также будет являться недействительным ^[14]. Следует отметить, что такой механизм закреплен главой 23 ГК РФ для акцессорных обязательств, рассматриваемых в качестве обеспечительных.

По мнению М.А. Егоровой, соглашение сторон об изменении или расторжении договора как правоотношения следует отнести к акцессорным (дополнительным) обязательствам ^[13]. Указанное мнение также поддерживается в трудах М.П. Крашенинникова ^[14]. В частности, как обосновывается М.А. Егоровой, акцессорный характер соглашения определяется его основными особенностями как двусторонней сделки.

С точки зрения учения об акцессорности обязательств, с позицией М.А. Егоровой, нельзя согласиться. Поскольку указанными соглашениями новые самостоятельные обязательства не создаются, т.к. соглашение об изменении договора меняет содержание, объем и другие условия уже существующих обязательств.

Соглашение об изменении договора может устанавливать и новые обязательства, в том числе, данные новые обязательства могут носить акцессорный характер, но это не дает основания рассматривать все подобные соглашения в качестве акцессорных. Правильнее их называть дополнительными соглашениями и не использовать в этом случае термин «акцессорность», который в доктрине употребляется применительно не к соглашениям, а к обязательствам. Вместе с тем соглашения о расторжении договора вообще никогда не устанавливают обязательства.

А.И. Фролов отмечает, что: «Акцессорность как понятие общецивилистическое требует простоты и постоянства в своем объёме. В этой связи заслуживает поддержки узкий подход к пониманию акцессорности, в соответствии с которым акцессорность означает лишь то, что обязательство не может возникнуть или существовать, если основное обязательство не возникло или не существует, а также, что прекращение основного обязательства влечет прекращение акцессорного ^[23].

В целом, мы согласны с упомянутыми выше авторами относительно характеристик феномена акцессорности в российском праве и находим научную дискуссию по этому поводу исключительно полезной. Со своей стороны, мы предлагаем закрепить понятие «акцессорность в рамках Гражданского кодекса Российской Федерации следующим образом: «акцессорное обязательство есть предусмотренное в соответствии с законодательством Российской Федерации или вытекающее из сущности договорных обязательств между лицами, связанное с основным обязательством, дополнительное обязательство имущественного или личного неимущественного характера, исполнение которого находится в прямой зависимости от исполнения обязательства, которое закон или договор определяет в качестве основного. Первичными акцессорными обязательствами являются те, без которых невозможна нормальная эксплуатация товаров, получение услуг, пользование результатами осуществления работ, правами и преимуществами. Вторичное акцессорное обязательство – обязательство, зависящее и прямо вытекающее из первичного.

Во всех случаях первичные акцессорные обязательства должны указываться в качестве таковых в рамках закона или договора. Прекращение основного обязательства влечет прекращение всех связанных с ним дополнительных обязательств. Возобновление основного обязательства влечет возобновление всех связанных с ним дополнительных обязательств. В отдельных случаях при определении вторичного акцессорного обязательства допустимо исходить из общих начал законодательства и обычаев делового оборота». Таким образом, предлагаемая нами норма определит основные акцессорные обязательства, что позволит, среди прочего, исключить многие юридические споры. При этом, в силу невозможности перечисления всех акцессорных обязательств, она оставит определенный простор правоприменителю.

Вместе с тем, включение данного положения в ГК РФ, закономерно повлечет и изменение иных норм законодательства.

Таким образом, на основании изложенного, необходимо сделать следующие выводы:

- акцессорность означает в самом общем виде придаточное, вспомогательное обязательство, которое следует юридической судьбе основного обязательства, что присуще не только обеспечительным обязательствам. Поэтому значение данного понятия нельзя сводить исключительно к целям обеспечения основного обязательства «узкий подход», поскольку это обедняет представление о роли акцессорных обязательствах в системе правовых отношений;

- исследователи, придерживающиеся как широкой, так и узкой концепций акцессорных обязательств, внесли несомненный вклад в общее учение об акцессорности в гражданском праве, которое в его современном виде базируется на положениях романо-германской правовой доктрины. Можно предположить наличие акцессорных обязательств, связанных не только с принципиальными обязательствами, но также и с абсолютными правоотношениями, возникающими на основании права собственности и иных вещных прав. Анализ концепций акцессорных обязательств позволяет выделить три основных вида классификации данных обязательств: по структуре, по направленности и по правовым основаниям;

- понятие акцессорности исторически было связано с необходимостью детального урегулирования различных сторон правовых отношений в рамках римского гражданского права. Первичная рецепция римского права в Западной Европе, осуществлявшаяся на низких ступенях развития государства и общества западноевропейских стран, закономерно приводила к полному заимствованию древнеримской правовой модели. Вторичная рецепция римского права в России, испытавшая влияние различных правовых традиций и происходившая в гораздо более позднее время, отличалась известным выборочным характером, в рамках которого далеко не все традиционные для римского права категории были закреплены в законодательстве;

- для российской правовой системы понятие акцессорности является доктринальным. Сам по себе данный термин в законодательстве не упоминается. Поскольку в рамках как правовой доктрины, так и правоприменения Российской Федерации в настоящее время фактически сформированы правила и принципы понимания «акцессорности» (в широком смысле), то в соответствующую главу Гражданского кодекса Российской Федерации целесообразно включить предлагаемое нами определение акцессорного обязательства.