«Вилаят Чачан» по данным хроники «История Гирейхана» (XV в.)

УДК 94(470.6)+930.2

В статье на основании данных сочинения «История Гирейхана» (далее – «История…», хроника) рассматривается история упомянутого в тексте «вилаята Чачан», или «Чеченской области». Сама хроника (арабский текст) является повествованием о деятельности некоего Гирейхана – выходца из Крыма – и его потомков в пределах Северного Кавказа и Крыма в XV веке и позднее. Ранее содержание «Истории…» прямо или косвенно было исследовано и подвергнуто некоторому анализу А. Г. Булатовой, Д. М. Атаевым, авторским коллективом сборника дагестанских исторических сочинений ^{[1, с. 169–177]}. Хроника представлена тремя списками, два из которых (А, В) находятся в Республике Дагестан, а один (Б) – в фондах азербайджанской академии наук. При этом списки А (с. Верхний Дженгутай) и Б совпадают полностью, вплоть до строк на странице (по-видимому, оригинал и копия). Учитывая тот факт, что первоначальный текст-основа, дополнявшийся вплоть до 2-й пол. XIX века несколькими авторами, датируется концом XV века, а бумагу, на которой составлен текст всех трех списков, относят к концу XIX – нач. XX в., следует учитывать вероятность значительных вставок от переписчиков хроники ^{[1, с. 169, 170]}.

Согласно тексту, описание жизни Гирейхана записано сыном последнего, Мирзабеком, в 886 (1481–82) году хиджры. Внук Гирейхана родился в 1496 году. По мнению исследователей, Гирейхан был выходцем из рода Гиреев. Его действительное пребывание на Северо-Восточном Кавказе подкрепляется родословной некоторых дагестанских тухумов, возводящих генеалогию к «Гирейхану из Крыма» ^{[1, с. 169, 170, 172]}.

Исследователи отмечают, что деятельность «Гирейхана ал-Чаркаси по имени Гиримхан», действовавшего в XV в., «совпадает по времени с правлением Хаджи-Гирея (ум. в 1466 г.), родоначальника правящей династии Крымского ханства – Гиреев, и Менгли-Гирея (1468–1515)» ^{[1, с. 169–170]}. Принимая во внимание мнение, согласно которому в личности Гирейхана мог скрываться реальный представитель правящего рода Гиреев, а также учитывая тот факт, что именно в XV веке Хаджи-Гирей добился суверенитета Крыма (1428) ^{[2, с. 596]} и состоял в конфликте с ханами Большой Орды, мы рассматриваем повествование в хронике в контексте общеисторических сведений указанного периода и региона.

Отправной точкой исследования можно считать сообщение хроники, в которой утверждается, что через пятнадцать лет после начала войны на Кавказе брат Гирейхана «стал соперничать, спорить… и противодействовать» ему ^{[1, с. 171]}. Известно, что после смерти Хаджи-Гирея (1466) власть перешла к одному из его сыновей – Нурдевлету, братья которого начали борьбу за власть, приведшую к свержению Нурдевлета и восшествию на престол Менгли-Гирея в 1467 году ^{[3, с. 95, 96, 129; 4, с. 134–135]}. Таким образом, начало покорения Гирейханом Кавказа, согласно тексту, следует отнести к 1452 году (путем вычета 15 из 1467). Последний факт (покорение Кавказа с 1452 г.) примечателен тем, что именно тогда состоялся разгром хана Большой Орды – Сеид-Ахмеда – Хаджи-Гиреем. Несмотря на то, что хану удалось сбежать, часть его войск перешла на сторону крымчан, а Хаджи-Гирей завладел брошенным шатром своего противника – ордобазаром: это, согласно традиции, ознаменовало унаследование Гиреем статуса хана Орды ^{[5, с. 43; 6, с. 77–78]}. Таким образом, вполне вероятно, что с того момента могла начаться экспансия Гиреев на Кавказе.

По всей видимости, условия для осуществления планов Гиреев в данном регионе возникли еще ранее: в 1441, а по другим данным – в 1443 году ^{[7, с. 178]}) Хаджи-Гирей окончательно возглавил крымских татар; к 1443 году, практически одновременно с захватом Хаджи-Гиреем Перекопа, на Северо-Восточном Кавказе возникает кумыкское шамхальство ^{[8, с. 200; 9, с. 133]}, правители которого пользовались той же тамгой – гребень (тарак), – что и род Гиреев, и были их традиционными союзниками-вассалами ^{[9, с. 133–134]}. Она же красовалась на гербе брагунских князей Таймазовых. Последние возводили свою родословную к «властелину Татартупа» Бораг-хану, связывавшемуся с домом Гиреев ^{[8, с. 200–201; 9, с. 128]}. Примечательно, что в высших кругах шамхальства существовали термины «крымство» (права наследования престола) ^{[9, с. 130]} и «крым-шамхал» (сам наследник) ^{[10, с. 248]}, а шамхалы назывались потомками «правителя Дагестана Гирей-хана» ^{[1, с. 16]}. В сочинении «Тарих Дагестан» также утверждается о том, что шамхал «числился в ханской и хаканской генеалогии» ^{[1, с. 101]}.

С другой стороны, вторжению способствовала и ситуация в черкесской среде. Крайне популярный у Чингизидов хан Узбек был воспитанником черкесских князей-аталыков Токтай-хана, при этом адыгские племена «выступали в составе татаро-монгольских войск» ^{[11, с. 63]}. При Узбеке у черкесов был свой собственный беглербек, подчинявшийся ордынцам ^{[9, с. 126]}. Согласно Калкашанди, в начале XV века часть черкесов (в том числе Кабарда) продолжала подчиняться Орде ^{[11, с. 70; 12, с. 296]}. А. А. Максидов отмечает, что на протяжении всей «своей истории династия Гиреев Крыма имела родственные и политические связи с аристократическими домами Черкесии», а к XV веку Черкесия «приобрела для внешней политики Крыма особое значение» ^{[13, с. 25]}.

Весьма примечательно, что кабардинские предания указывают на временное пребывание их предков в Крыму. Более того, после переселения на восток ими были подчинены черкесские племена. «По преданиям, сохранившимся у осетин, – пишет Н. Ф. Грабовский, – черкесы до прихода из Крыма кабардинских князей, назывались казахами, – имя, которое они удержали за собою и в устах мингрельцев, и теперь еще называющих их казах-мепе, т. е. царями казахов. С этим согласуется и свидетельство Константина Багрянородного, который называет землю черкес, прилегающую к Черному морю, Сихиею, а выше лежащую страну Казахиею…» ^{[14, с. 133]}. Более того, по замечанию Н. М. Будаева кабардинским дворянам приписывается «пришлое, тюркское происхождение (крымское, ногайское, кумыкское и т. д.)» ^{[15, с. 118]}. Это объясняет и тот факт, что в ногайском эпосе при описании событий, связанных с Тимуром, отмечается личность «калмыцкого хана Кабардына», который «с большим войском» бежал из владений Тимура к Тохтамышу ^{[16, с. 430–431]}. Очевидную фонетическую близость «хана Кабардына» с названием кабардинцев отметил Н. С. Семенов ^{[16, с. 460]}. В этой связи обращает на себя внимание текст адыгской (по-видимому, кабардинской) поэмы, где в качестве довода при оспаривании дворянских прав говорится: «Хан-я-бюнь-терь-яй» («мы принадлежим к Ханскому роду») ^{[17, с. 189]}. И. Ф. Шопен, рассматривая связь между кипчаками и касогами-черкесами, отмечал, что слово «козак» означает храбрец, беспардонный (или бездомный, одинокий ^{[16, с. 437, 460]}), а сами воины-козахи составляли передовые полки и даже внутреннюю стражу султанши Валиде. Деление войска на полки-кезики (автор проводит параллель с этнонимом касаг) приписывается Чингисхану и сравнивается с казачьим делением на полки-волости под управлением полковника-атамана (на примере запорожцев) ^{[18, с. 293–294]}. Неудивительно, что В. М. Аталиков, рассматривая тюркскую топонимию Кабардино-Балкарии (Кызбурун, Герменчик, Бештау и пр.) и исследуя происхождение кабардинской элиты, заключает, что явившимся сюда в XV веке кабардинцам «была понятна эта топонимика, и они не сочли нужным ее менять» ^{[19, с. 34]}.

Таким образом, источники указывают на то, что состоявшееся в XV веке перемещение черкесов-касогов (кабардинцев) в пределы Центрального и далее – Северо-Восточного Кавказа происходило под руководством элиты, имевшей прямые генеалогические или этнические связи с «татарами» или, в данном случае, с крымчанами. В совокупности со сведениями, указывающими на прямую связь Гиреев с новыми правителями Шамхальского владения, можно говорить о благоприятной почве, возникшей в обоих концах Кавказа в 1-й половине XV века для экспансии Гиреев.

В начале текста хроники «Гирейхан ал-Чаркаси» называет себя «эмиром и раисом» «Чаркаса», «Чачана» и «Гирима». «В течение семи лет» он «сражался вместе с ними против неверующих (очевидно, с мусульманами этих областей против «неверующих» края. – З. Т.). Уже затем он «был над странами, местами и вилайатами, [начиная] от нашего (т. е. Крымского. – З. Т.) вилайата» ^{[1, с. 170]}. Исходя из сведений «Истории…», война в пределах Крыма, Чаркаса и Чачана длилась семь лет с 1452 года. То есть датой окончательного покорения «Чачана» является 1459 год.

На рубеже XIV–XV веков Крым переживает тяжелый период. Здесь пытаются укрепиться ханы, эмиры и удельные мятежные владетели Орды: Тохтамыш, Бек-Пулад, Таш-Тимур, Идиг, Тимур-Кутлуг, Шади-бек, Пулад-хан, Тимур-хан, Керим-бирды и др. ^{[7, с. 121, 123–125, 138, 139]}. Крым становится «надежным убежищем» для одних и долиной смерти – для других; это «исключительный период истории татарского Крыма». Смерть Идига в 822 (1419–20) году только усугубляет ситуацию. Как пишет де-Ленуа, побывавший в Крыму, «все в означенной стране были в резне и всеоружии». Первая треть XV века для Крыма была особенно кровавой ^{[7, с. 139, 144–145]}. Все эти процессы, безусловно, выталкивали с полуострова и его округи племена, искавшие более спокойное обиталище. К. Х. Унежев пишет, что после разгрома ордынцев Тимуром избыточное горное чеченское население стало выселяться в предгорья и плоскость и столкнулось «с кабардинцами, занявшими в XV веке почти всю северокавказскую степь и приобретшими тогда большую силу» ^{[20, с. 205]}. Следует отметить, что в чеченских преданиях отмечается целый ряд предводителей, действовавших против касогов-кабардинцев и их вассалов в рассматриваемый период: Акхмер, Воккхал, Лорс, Мед и пр. ^{[21, с. 101–102, 105–107, 110–113]}.

Прозвище ал-Чаркаси (Черкесский), данное Гирейхану в хронике, безусловно, указывает на его крепкую связь и, по-видимому, руководство над черкесами. По утверждению бесленейского бека, черкесы (в том числе Кабарда) состояли в качестве конницы на вооружении у ханов Крыма со времен «Коджа-Хаджи-Герай-хана» ^{[7, с. 192]}, т. е. Хаджи-Гирея. Адыги частью были в подданстве татар, а нынешняя Кабарда в начале XV века «составляла татарскую область Бестан (Бештау) с главным городом Жулат». При этом татары «кочевали на равнинах Черкесии» ^{[22, с. 85–86]}. Подтверждением присутствия крымских татар на Северном Кавказе в начале XV века служит также известный могильник Борга-каш, который по мнению М. Х. Багаева похож «по архитектуре на несохранившиеся маджарские мавзолеи» и связан с фамилией вышеупомянутого Бораг-хана ^{[23, с. 66]}. Того же мнения о неместном (Крым или Дагестан) характере архитектуры памятника придерживался и Л. П. Семенов ^{[24, с. 15]}. Багаев указывает на экспансию кабардинцев на Центральный Кавказ из западных областей Прикубанья вследствие разгрома местного населения татарами. Уже к середине XV века «Черкесия граничила с тюменскими равнинами», а ее племена были «в вассальной зависимости от Золотой Орды…» ^{[23, с. 66, 68, 69]}, что полностью соответствует утверждению «Истории…» о покорении «Чачана» к 1459 году.

Сведения о завоевании Гирейханом и черкесами Центрального и Северо-Восточного Кавказа подтверждаются и другими источниками. Вахушти Багратиони отмечает, что после нашествия Тимур-Ленга и падения Константинополя (1453) овсов (асов) стали теснить «крымские ханы» (т. е. гирей-ханы) и «татарские кочевники-магометане», которые «вступили в Кавказ и покорили племена кавказцев, кои суть двальцы». При этом «Овсетия стала называться Черкесией, или Кабарда» ^{[25, с. 69]}. Указанная географическая область Овс[ети], или Асия, занимает, главным образом, территорию современной Кабардино-Балкарии, а также Карачаево-Черкесии и Осетии ^{[25, с. 72]}. Следует отметить, что еще в конце XIV века, согласно Шереф-ад-Дину Йезди, описавшему поход Тимура на Кавказ, был известен правитель асов по имени Бураган; упоминается также Бури-берди (по-видимому, ойконим). Владения асов, согласно тексту, располагались на «горе Эльбурз» (т. е. в теснинах Кавказа) ^{[26, с. 181]}. О. Б. Бубенюк указывает на балкарцев как «народ асов» (жителей географической Асии) источника ^{[25, с. 67]}. Неудивительно и то, что современный Владикавказ, возникший, вероятно, на месте другого поселения, и сегодня именуется чеченцами Бури-тIе (т. е. Бури) ^{[27, с. 560]}, что обнаруживает прямую фонетическую связь с упомянутым топонимом Бури-берди. Учитывая же расположение Владикавказа и Татартупа (Джулата) на Тереке и утверждение о владении последним все тем же Бюри-, или Бораг-ханом (в эпосе «Эдиге» также упоминается Берке-хан – владетель Татартупа) ^{[8, с. 201; 9, с. 128]}, складывается некоторая картина владений Бораг-хана. По некоторым данным даже «…город Маджар также находился в области Борга» ^{[9, с. 125]}.

Брагунские князья Таймазовы в своей родословной записи (1834) отмечают, что происходят от «Каймаса, вышедшего из Крыма с Бораханом из фамилии Бораган» ^{[28, л. 12]}. В другом архивном источнике (1872) также сообщается о том, что предки князей Таймазовых «во время великих смут, происходивших в Крыму за право владения ханским престолом» покинули Крым вместе с человеком «из дома крымских ханов – по имени Бюри-хан» в числе пяти тысяч других его приверженцев. Этот Бюри-хан «…бежал на Кавказ, где с помощью князей Кубанских (т. е. черкесских! – З. Т.) он занял место для поселения своего, первоначально там, где теперь существует деревня Андреева, в Кумыкском округе, а потом, вследствие раздора с Князем Шамханом Тарковским, Бюри-Хан перешел на место, находящееся между слиянием реки Сунжи с рекою Тереком и поселил там аул Бюри-хан, называемый русскими Бораган» ^{[29, л. 20–20 об.]}.

Важное место в вопросе определения времени нашествия крымчан на восточные области Кавказа занимает памятник Борга-каш. А. Ц. Тутаев в своем повествовании о «князе Бексултане Бораганове» утверждает, что последний прибыл в пределы современной Ингушетии в XV веке «с целью завоевания Кавказа». Князь Бексултан был «внук известного богача Князя Борга…» (т. е. владетеля Джулата конца XIV века) ^{[30, л. 4 об., 18]}. Следовательно, сам Бексултан должен был жить и действовать, по крайней мере, со второй четверти XV века. Интересные зацепки обнаруживаются у Л. П. Семенова, который, ссылаясь на местных жителей, пишет, что в склепе Борга-каш «погребены князь Бек-Султан Таймазов и какие-то кабардинцы» (вновь крымчане и черкесы). При этом «муллы, приезжавшие из Чечни в сел. Плиево, читали надписи на памятнике и сообщили, что он сооружен в 1430 году» ^{[24, с. 12]}. Последнюю датировку, по-видимому, следует связать с распространением чумы в 1428–1430-е гг. ^{[22, с. 85]}. В 1925 году Л. П. Семенов сфотографировал надписи на памятнике, которым был дан следующий перевод: 1) «808» (1405–06), 2) «Бек Султан, сын Худашада», 3) «Мастер сооружения Гирей» ^{[24, с. 15]}. К 1405 году, вероятно, также можно отнести распространение очередной эпидемии чумы, как раз завершившейся к тому времени ^{[31, с. 702]}. В различии датировок мы также не видим противоречий, так как 1430 год соответствует 833(٨٣٣)–834(٨٣٤) году по хиджре. Графическая путаница между этим и 808 (٨٠٨) годами нам представляется невозможной, что позволяет предположить о наличии обеих датировок на памятнике (дата постройки и погребения Бексултана Таймазова, а также дата погребения «кабардинцев», вероятно, – вассалов и сподвижников Бексултана). Перечисленные сведения с учетом данных исследователей позволяют полагать, что строение Борга-каш имеет отношение к личности, состоявшей в родстве с упомянутым владетелем асов и бораганов Бора-ханом. По всей видимости, мавзолей был возведен после ухода полчищ Тимура, однако хоронили здесь не только самого Бексултана Таймазова, но и других людей, вероятно, из его окружения или потомства.

Если появление Тимура временно свернуло экспансию крымчан Бораг-хана в данном регионе, то описанные выше смутные события в Крыму сразу после ухода завоевателя должны были вновь спровоцировать движение на восток. В этой связи интересен тот факт, что грузинские источники относят появление ираноязычных осетин в Южной Осетии и заселение ими Двалетии к началу XV века, объясняя это походами Тимура в 1395–1396-е и 1400 гг. ^{[25, с. 71]}. Кроме того, после разрушения Тимуром Астрахани, Маджар и Азова многие были вынуждены бежать из городов, тесня местных туземцев ^{[31, с. 702]}. С другой стороны, считается, что на определенном историческом этапе «…тюркоязычные предки карачаевцев и балкарцев могли какое-то время быть сокрыты, как и многие народы Северного Кавказа, под термином черкесы» ^{[25, с. 72]}. Последнее замечание объясняется и кабардинскими исследователями. В частности, К. Х. Унежев указывает на то, что карачаево-балкарцы и кумыки по языку «являются ближайшими наследниками кипчаков», т. е. золотоордынцев ^{[11, с. 79]}.

Источники позволяют также определить время тюркизации общин географической Асии. В частности, «начало тюркской колонизации» балкарского общества связывается с личностью Басиата, который жил при некоем «Джанибек-хане» (речь, по всей видимости, идет «о Джанибек-хане маджарском», который по приказу Тохтамыша в 1386 году прошел через Дарьял и Дербент с войной против султана Ахмада, а затем вернулся обратно) ^{[32, с. 72; 33, с. 67–68]}. Балкарские таубии связывают исход своих предков с городом Маджар (пригород Буденновска) ^{[32, с. 73]}, который, как было отмечено, также считался частью области Борга ^{[9, с. 125]}. Известно и имя брата Басиата, Бадилята. Между прочим, утверждается, что они сыновья «одного крымского вельможи, ушедшие из Крыма на Кавказ вследствие притеснений от родного дяди». Братья поселились сначала на Куме (т. е. в Маджаре), а затем явились на Кашка-тау (Балкария). Бадилят ушел в Дигорию, «где стал родоначальником дигорских дворянских фамилий, а Басиат поселился в Балкаре около нынешнего аула Кунима, на левом берегу Черека». Басиат со своей мусульманской дружиной подчинил себе местное население – выходцев из Сванетии, а также туземцев, состоявших «из Осетин-Дигорцев и других ранних пришельцев» ^{[32, с. 79]}. Имеются также и упоминания Таймазовых: предок Мисаковых, равноправных Басиатам, «жил сначала на Кумыкской плоскости с князьями Таймазовыми», а затем явился в Балкар на Кашка-тау ^{[32, с. 83]}. Штедер считал братьев Баделятов «потомками маджарского хана». Более того, младший из них «познакомился с черкесами, женился на дочери их князя» ^{[33, с. 66]}. З. Н. Ванеев полагал рубеж XV–XVI вв. за «начало баделянских родов», однако Ф. Х. Гутнов показывает, что появление Бадела в Дигории свершилось ранее XVI века, ссылаясь на упоминание «невиданного оружия» – пищали. Действительно, самое раннее упоминание термина Басиани, связанного с личностью Басиата, обнаруживается в цховатской надписи, датируемой, по некоторым данным, началом XV века ^{[33, с. 66–67]}.

Этническая картина, судя по данным исследователей, меняется и восточнее дигорских владений: Н. Г. Волкова пишет о вытеснении нахчийских обществ из Куртатинского и Даргавсского ущелий осетинами и кабардинцами в Санибанское, а оттуда – в Чми и на правый берег Терека ^{[34, с. 143]}. На те же процессы, спровоцированные появлением кабардинцев, указывает и Г. В. Вертепов ^{[35, с. 183–184]}. Вытесненные в горы и оказавшиеся взаперти осетинские общества вошли в вассальную зависимость от кабардинских князей и выплачивали им подать ^{[35, с. 195]}. Ираноязычные беженцы, хлынувшие в горы, составили новые горные общества, смешавшись с местным населением. Последовательным образом эти события описывает Вахушти Багратиони ^{[36, с. 168]}. В. Б. Пфафф определяет время иранизации Тагаурии «не раньше XV–XVI столетий» и утверждает, что ее общества «образовались большею частью из беглых валаджирцев (алагирцев)» (т. е. жителей предгорного села Алагир). Этим автор объясняет то, что тагаурцы «ничего почти и не умеют рассказать о феодальном веке, хотя история этого века преимущественно разыгралась в этом же ущелье…» ^{[37, с. 79(185)]}. В. Х. Тменов считает, что «…время завершения иранизации ущелий восточной части Северной Осетии определяется упоминанием в предании о Тага и Курта» братьев, которые действовали «заодно» с кабардинцами против местных нахчийских племен ^{[38, с. 125]}. Выводы исследователей подтверждаются выдающимся осетинским ученым В. И. Абаевым, который утверждает, что местная, кавказская, лексика в осетинском языке «далеко выходит за пределы того, что можно было бы назвать заимствованием», и делает вывод о «длительном двуязычии в период формирования осетинского народа и языка» ^{[39, с. 119]}. Субстратным для осетинского В. И. Абаев называет язык, родственный «чечено-ингушскому» ^{[40, с. 89]}. Академик В. П. Алексеев указывал на то, что «мощный субстратный слой местного кавказского происхождения выявлен и в языке, и в культуре», а переход «на тюркскую и иранскую речь» датировал «не раньше, чем в эпоху позднего средневековья» ^{[41, с. 101]}.

Исходя из сказанного, процесс тюркизации и иранизации горного массива Балкарии и Осетии состоялся или был запущен в XV веке. Особняком, как было отмечено, стоят дигорцы, которые составляли собой автохтонное население в горах на границе указанных областей и подвергались одновременно тюркскому и иранскому языковому влиянию ^{[32, с. 70–71]}. В этой связи заслуживает особенного внимания следующее утверждение В. И. Абаева: «Ряд совпадений ведет от чеченского прямо к осетинскому, минуя ингушский. Мало того, некоторые из них связывают чеченский с западным, дигорским диалектом осетинского языка, минуя иронский. Все вместе это указывает на большую древность и глубину осетино-вайнахских связей» ^{[39, с. 112]}. Добавим к этому, что на основании исследования В. И. Абаева В. П. Кобычев, проводя также свой собственный анализ, делает выводы о смене языка и частично его носителей в горах между Дигорией и современной Чечней ^{[42, с. 21–30]}. Заключительным выводом можно считать утверждение В. И. Марковина, указывающего на единое происхождение осетин (в данном случае – дигорцев) с чеченцами и их долгое соседство с ираноязычными осетинами, влияние которых «лишило их родного языка, и они (дигорцы. – З. Т.) стали называться осетинами» ^{[43, с. 61]}.

Все приведенные сведения в совокупности вполне объясняют деление в «Истории…» северокавказских земель на две административные области: вилаят Чаркас и вилаят Чачан, – оставляя открытым вопрос об общей границе этих владений. Вместе с тем, изложенные данные позволяют считать, что граница «Чачана» проходила, по крайней мере, не восточнее верховий Терека, но, вполне вероятно, охватывала и земли к западу. Касательно же причин названия плоскости и гор региона «Чачаном», помимо озвученных в нашем анализе аспектов, можно указать на аул Чечен, располагавшийся до 1651 года на Сунже. Последний мог быть самым крупным плоскостным поселением области или его главным центром-метрополией ^{[44, с. 501; 45, с. 205–206]}.

Далее читаем в хронике: «Затем я пришел в вилайат Канудж и Шамах (Гянджа и Шемаха в современном Азербайджане. – З. Т.). Все они с помощью Аллаха, всезнающего владыки, покорились и подчинились мне в течение четырнадцати лет» ^{[1, с. 170–171]}. Следовательно, после покорения Чачана (1459) – плоскости Северо-Восточного Кавказа – Гирейхан, минуя Дагестан (горы), направился вдоль берега Каспия на Ширван. Поскольку общие действия на Северном и Южном Кавказе, согласно источнику, длились четырнадцать лет (1452–1466), а начало закавказских походов могло состояться лишь после покорения Чачана, война в Гяндже и Шемахе могла идти в 1459–1466-е годы. Затем (по-видимому, в 1466–1467-е гг. либо одновременно с походами на Ширван) Гирейхан направляет свои силы на горы и покоряет «вилайат Дагестан», давая 84 сражения и освободив 49 «мест» ^{[1, с. 171]}. Затем в «Истории…» сообщается об уже упомянутой смуте и «соперничестве» брата Гирейхана. Согласно хронике, именно «неверующие», узнавшие о том, что «[затаил] в своем сердце» брат хана, поддержали его, «бросали ему и его сподвижникам ломтик за ломтиком и укреплялись в областях мусульман». Наконец, противостояние привело к открытому конфликту. «Мы сражались с [их] отрядами, испытали [много] бед. Нам не было помощи и поддержки… Мы убивали, и нас убивали» ^{[1, с. 171]}.

Хаджи-Гирей – первый хан Крыма – скончался в августе 1466 года ^{[46, с. 129]}, оставив после себя, по некоторым данным, восемь сыновей. По старшинству наследником становился второй, Нурдевлет, поскольку первый, Девлет-яр, не дожил до смерти отца ^{[4, с. 134; 46, с. 130]}. В источниках сообщается, что сразу после кончины хана сыновья стали соперничать за престол ^{[4, с. 134]}. Нурдевлет при поддержке беев сел на трон и правил на протяжении года. В конфликт были втянуты генуэзцы Кафы, поддержавшие своего воспитанника ^{[46, с. 131]} – шестого сына Хаджи-Гирея, Менгли, которому ранее удалось временно одолеть Нурдевлета, хотя и пришлось вскоре бежать к итальянцам. Как отмечает Л. П. Колли, во всех областях Крыма, включая и генуэзскую Кафу, на протяжении года «происходили большие беспорядки», убийства и кровавые столкновения ^{[4, с. 134–135, 137; 46, с. 130–131]}. В конце концов, интригами и убеждениями партия Менгли добилась от беев переизбрания хана: в июне 1468 года Менгли двинулся к столице Крыма – Кырк-Еру с отрядом генуэзцев и бейской кавалерией. Нурдевлет оборонялся с середины лета до конца года, когда Менгли одержал верх. После своей победы Менгли значительно снизил размер дани с Кафы ^{[46, с. 132–133; 47, с. 41–42]}. Таким образом, биография первых Гиреев и история Гирейхана вновь обнаруживают многочисленные параллели.

После междоусобицы Гирейхан был вытеснен из «родных и излюбленных мест» и бежал на Кавказ со своими сподвижниками, семьей и «многочисленными обществами». Исходя из текста, местом поселения было с. Аркас («Хиркис», Дагестан): здесь обосновалось шестнадцать домов вместе с героем хроники. Затем – еще тридцать один дом. Владение этим местом продлилось двенадцать лет (1467–1478) ^{[1, с. 171–172]}.

Примечательно, что Л. П. Колли указывает на бегство сверженного Нурдевлета именно на Северный Кавказ – во владения черкесов ^{[4, с. 137]}. Сюда бывший хан ушел «с горстью своих верных друзей и придворных» и отсюда «продолжал агитировать против своего более счастливого брата» ^{[46, с. 131]}. Утверждается даже, что в Черкесии беглый хан «оставался до конца жизни» ^{[4, с. 135, 137]}. Кроме того, согласно исследованию Г. Ф. Чурсина, все три рода (тухума) дагестанского аула Согратль являются «выходцами из Крыма», а относительно родоначальника одного из них – Абу-Гасана – сообщается следующее: «…будучи вынужден уйти из Крыма, он прибыл в Дагестан и основался сначала в hАркасе, откуда был вытеснен своими же единоплеменниками (один из крымских выходцев – князей основал крепость hАркас). Отсюда Абу-Гасан бежал в сел. Кулу в Казикумухе. За совершенное им там убийство Абу-Гасан был выселен, перебрался в Андалал и основал аул Согратль» ^{[48, с. 20]}. Это сообщение, очевидно, является устным преданием, подтверждающим содержание хроники.

Совпадения в истории Гиреев и героев «Истории…» обнаруживаются и в части, касающейся цитаты о победах и поражениях Гирейхана. Пока Менгли-Гирей укреплял свою власть, пять его братьев во главе с Нурдевлетом, находясь в Черкесии, составляли заговор, пытаясь спровоцировать турецкое вторжение в Крым. Кроме татар Нурдевлет опирался «на поддержку черкесов» ^{[13, с. 25]}. Беглый хан, воспользовавшись услугами Якопо Гримальди, где-то в 1470 году нанял вооруженный отряд «партизанов» с целью нападения на Солхат (Старый Крым) и Кафу. Согласно рапортам итальянцев, по-видимому, к апрелю (или ранее) 1471 года на Тамани «или ближе к Каффе, на Керченском полуострове» уже состоялось сражение верных Менгли генуэзцев с Нурдевлетом, его братьями и их отрядом, вследствие чего соперники нового хана, если верить документам, были заключены под стражу в крепости Кафы ^{[46, с. 133–135]}. Этот факт также оправдывает утверждение «Истории…» о поддержке брата Гирейхана «неверными». Между тем, статус заключенного, очевидно, не мешал Нурдевлету поддерживать связь с внешним миром и продолжать политическую борьбу против брата: Нурдевлет мог «принимать иногда в своем жилище друзей и знакомых, держать при себе довольно значительное число рабов и слуг», а также отправлять посыльных. Примечательно, что ко времени задержания генуэзцами Нурдевлета относится переписка Кафы с метрополией (1471), согласно которой первой настоятельно рекомендуется «всеми силами избегать всякого рода тяжб и контроверсий» с соседними «правителями Мангупа, Абхазии и Черкесии» и «держаться в дружбе с этими правителями» ^{[46, с. 144, 147]}.

В марте 1475 года, в преддверии османского вторжения, знать низложила хана, который вновь бежал в Кафу; летом турки заняли город, отправив Менгли в Стамбул, а Нурдевлет повторно стал Крымским ханом. В течение следующих полутора лет трон переходил из рук Нурдевлета к ордынцам и обратно, однако ему так и не удалось укрепиться на месте ^{[47, с. 49, 55–57]}.

Далее в «Истории…» отмечается, что в последующем (1478) к Аркасу явилось войско брата Гирейхана, «Умалата», который взял в плен или убил многих людей, разрушил село, но хану и части переселенцев удалось бежать и поселиться в Аваристане (в оригинале: Арабистан), где они провели еще два года (1479–1480). Наконец, отсюда одиннадцать домов приверженцев Гирейхана явилось в с. Куркли. Далее в тексте: «Я отдал [жителям] сто курушей, чтобы они приняли нас в свою общину …Мы стали, таким образом, частью их общины…». Основная хронология текста завершается на том, что по истечение пяти лет (1481–1485) Гирейхан «завещал это место своим детям» и запретил им переселяться ^{[1, с. 172]}. Последним же фиксируемым хроникой годом столкновения Гирейхана с войсками своего брата является указанный 1478 год. Известно, что плененный Менгли провел у турецкого султана три года ^{[47, с. 54]} и вернулся обратно в Крым (в качестве хана), изгнав Нурдевлета, как раз в 1478 году, когда состоялся поход «Умалата» на Аркас ^{[47, с. 58, 59]}. Это подразумевает вероятность кавказского похода крымцев при Менгли-Гирее, направленного против Нурдевлета и его черкесов. На тот период приходится время напряженности между Менгли и адыгами ^{[22, с. 85–86]}. Утверждается, что турецко-татарская хроника «приписывает именно ему (Менгли. – З. Т.) формальное подчинение адыгов Крымскому ханству». «Можно полагать, – сообщается в труде по истории Кабардино-Балкарии, – что при султане Баязиде II (1481–1495 гг.) крымские ханы присвоили себе формальную власть над адыгами, время от времени требуя дани и совершая на них вооруженные нападения» ^{[22, с. 86]}.

В 1479 году Нурдевлет с братом Хайдером прибыли в Москву под покровительство Ивана III ^{[3, с. 91, 94]}. В «Истории о Казанском царстве» сообщается, что в 1480 году во время стояния хана Ахмеда на р. Угре Иван III послал Нурдевлета «с воеводою князем Василием Ноздроватым, напасть невзначай на “Большую Золотую Орду”… Нур-даулет… доплыл в ладьях до орды и, найдя в ней одних стариков, жен и детей, разгромил ее… Удачное нападение Нур-даулета и было… причиною, почему Ахмед бежал с р. Угры» ^{[3, с. 132]}. Поскольку в конфликте с ханом Ахмедом Иван III и Менгли-Гирей выступали союзниками, то, во-первых, Нурдевлет, фактически, прекратил конфронтацию с Менгли, состоя в одной коалиции с ним, а, во-вторых, вполне мог иметь свободное сообщение с Северо-Восточным Кавказом.

Следует указать и на то, что вплоть до последней трети XVI века главная ставка шамхалов располагалась в с. Кумух – в 12 км южнее упомянутого в «Истории…» села Куркли (последнего пристанища Гирейхана и его семьи) ^{[49, с. L]}. Учитывая же факт возведения шамхалами своей родословной к Гиреям, а также использования ими той же тамги, можно считать, что указанные нами очевидные сходства в биографиях Гиреев, героя «Истории…» и правителей Шамхальства имеют прямую связь. Напомним, что сын Гирейхана, Мирзабек, согласно тексту, впервые записал «Историю…» в 886 (1481–82), а Хаджимухаммад ал-Куркли – в 889 году (1484–85) ^{[1, с. 172–173]}; следовательно, наши датировки событий (по данным хроники) представляются наиболее приближенными к реальной последовательности событий.

На данный момент нет достаточных оснований утверждать, что личности Нурдевлета и «Гирейхана ал-Чаркаси» идентичны. Безусловно, в образ Гирейхана, по всей видимости, включены биографические сведения из жизни Нурдевлета, но сам герой хроники, возможно, мог быть его побочным (чанка) сыном либо одним из шестерых братьев (исключая Хайдера) или близким родственником, который отразил в своем сочинении их совместный путь, выступая в качестве члена семьи Гиреев и их наместника, по крайней мере, на Северо-Восточном Кавказе.

Наконец, проведенная работа позволяет также считать, что, согласно «Истории…», покорение «вилайата Чачан» началось в середине XV века и завершилось вытеснением чеченцев в горы к 1459 году. Мы лишь можем предполагать, обращая внимание на этнографические данные, что вторжение в пределы данного вилаята (после покорения частично лояльного «вилайата Чаркас») началось в 1454 году, когда чеченский предводитель Акхмер Хаза-Пула был вынужден покинуть плоскость в районе современного с. Шаами-Юрт под напором черкесов ^{[50, с. 70]}. Нам также представляется, что покорение «Чачана» Гиреями, пусть и состоялось в 1459 году, но являло собой завершение процесса, начавшегося в более ранний период: вероятно, завоевание происходило тремя–четырьмя волнами, в последней трети XIV (явление Бора-хана), начале (сразу после Тимура), конце первой трети (вследствие очередных беспорядков в Крыму) и, наконец, середине XV века.

Таким образом, «История Гирейхана», несомненно, представляет собой ценный труд по истории чеченцев и их области в XV веке.