Роль трансцендентальной рефлексии в реализации способности суждения судьями

Балановский Валентин Валентинович кандидат философских наук ведущий научный сотрудник, Балтийский федеральный университет имени И. Канта 236016, Россия, Калининградская область, г. Калининград, ул. Александра Невского, 14 Balanovskii Valentin Valentinovich PhD in Philosophy Leading Scientific Associate, Immanuel Kant Baltic Federal University 236016, Russia, Kaliningradskaya oblast', g. Kaliningrad, ul. Aleksandra Nevskogo, 14 v.v.balanovskiy@ya.ru Другие публикации этого автора

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-011-00067

Введение

Профессия судьи, как и любая другая профессия, имеет свои особенности, связанные с необходимостью выполнять специфические только для этого вида деятельности задачи. Особенности эти могут относиться как к сфере должного, что выражено в квалификационных требованиях, различных цензах или даже ожиданиях общества от представителей данной профессии, так и к сфере действительного, что выражается в фактических данных о судьях, преимущественного социально-демографического характера. Так, согласно законодательству и нравственным ожиданиям граждан судья не должен ошибаться. Фактически судьи ошибаются, а граждане, особенно участники процесса, зачастую не верят в компетентность суда. В теории можно было бы ожидать, что кадровый состав судов, как и всё население России, примерно поровну представлен мужчинами и женщинами. Фактически в нашей стране имеется гендерная диспропорция в пользу женщин, от колоссальной на уровне мировых судов, до умеренной на уровне федеральных судов, за исключением Верховного Суда и Конституционного Суда Российской Федерации, где превалируют мужчины. Все эти моменты со второй половины 1940-х годов стали предметом изучения правоведов в США ^[20]. Это связано с развитием социологии права, стимулом развития которой послужили вполне прагматические задачи предсказания развития судебных процессов. В России подобные исследования до сих пор редкость и оживление в социологии права можно наблюдать только с 2000-х годов ^[4],[12]. И если российские учёные немного пролили свет на то, кто такие судьи, изучив половозрастной состав, уровень образования и другие социальные социально-демографические параметры, то вопрос о том, как судьи принимают решения, который изначально был в фокусе внимания американских социологов, пока остаётся не до конца раскрытым. Данное исследование призвано отчасти восполнить эту лакуну. Его цель заключается в том, чтобы ответить на вопрос, как судьи реализуют свою способность суждения, с какими проблемами при этом сталкиваются и как эти проблемы можно решить? Работа велась научным коллективом в рамках проекта РФФИ № 19-011-00067 на стыке теоретической философии, философии и социологии права, теории государства и права в трёх направлениях: трансцендентальном, формально-юридическом и социологическом. Конечным результатом стали выводы, позволяющие сформулировать рекомендации, которые могли бы внести вклад в повышение эффективности судопроизводства в Российской Федерации, в том числе с учётом перспектив развития и внедрения систем искусственного интеллекта. Однако обо всё по порядку.

Функционирование трансцендентальной рефлексии у судей: особенности, проблемы и пути их решения

В ходе проведённого исследования было установлено, что философская система И. Канта вполне применима к анализу современного российского судопроизводства. Открытия этого мыслителя нашли отражение в действующем процессуальном законодательстве Российской Федерации и правоприменительной практике. Наибольший эвристический потенциал в данном контексте был выявлен у понятия трансцендентальной рефлексии, которое тесным образом связано с концепцией способности суждения.

Впервые понятие трансцендентальной рефлексии вводится Кантом в «Критике чистого разума» ^{[7, c. 248–249]}. Оно обозначает присущий сознанию субъекта универсальный инструмент различения, выполняющий сразу несколько важных функций, без которых невозможна никакая деятельность, в первую очередь, познавательная. С одной стороны, трансцендентальная рефлексия обеспечивает первоначально-синтетическое единство апперцепции или трансцендентальное единство самосознания, то есть возможность идентифицировать содержания нашего сознания именно как наши, а не чьи-то другие. Кант отмечает, что каждое наше представление должно сопровождаться неким маркером, который бы позволял понять, что это именно моё представление. Он пишет, что таким маркером является изначальное представления «я мыслю», которое должно «быть одним и тем же во всяком сознании» ^{[7, c. 127]}. Таким образом, в этом своём качестве трансцендентальная рефлексия позволяет выделить индивида из всего остального мира, отличить субъект от других субъектов и объектов. Если такого различения не происходит, то нельзя в полной мере говорить о нормальном функционировании сознания, поскольку речь, скорее, идёт о психических расстройствах.

Другая важнейшая функция трансцендентальной рефлексии заключается в том, что она обеспечивает правильную реализацию способности суждения. То есть, благодаря ей удаётся избежать ошибок в суждении. В данном случае трансцендентальная рефлексия предстаёт в качестве инструмента, который позволяет отличать одни содержания нашего сознания от других и определять источники их происхождения ^{[7, c. 248]}, которых, согласно Канту, ровно три: чувственность, рассудок и разум. Если такого различения не производить, то содержания сознания начинают смешиваться, что приводит к появлению довольно странных, иногда даже фантастических ментальных конструктов. Например, к гипостазированию абстрактных понятий, таких как числа или геометрические фигуры, как если бы они были реальными чувственными объектами; к абсолютизации пространства и времени; к внушённым галлюцинациям. Кроме того, если, вынесению суждения не предшествует трансцендентальная рефлексия, то неизбежно возникают ошибки. Например, делаются неправильные выводы из фактов или используется неверный принцип для практических суждений.

Говоря в терминах философии Канта, судьи, от которых можно было бы ожидать виртуозного владения способностью суждения, особенно суждения практического, так же, как и представители других профессий, не избавлены от сложностей в функционировании трансцендентальной рефлексии. Это следует хотя бы из того факта, что ежегодно отменяются или изменяются тысячи решений судов первой инстанции в апелляционном порядке по основаниям, которые указаны в процессуальных кодексах Российской Федерации и которые, как было показано в других наших статьях ^[1],[2], на удивление хорошо соотносятся с понятиями определяющей и рефлектирующей способности суждения.

Что касается функционирования трансцендентальной рефлексии у судей в качестве инструмента, обеспечивающего единство самосознания, то здесь, на наш взгляд, есть как минимум две фундаментальные трудности, значение которых для судопроизводства довольно сложно определить без отдельного психологического, а не трансцендентального, исследования. Вместе с тем, не назвать их в контексте данной статьи было бы неправильным.

Первая трудность заключается в том, что, по крайней мере, в уголовном судопроизводстве согласно статье 296 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации «суд постановляет приговор именем Российской Федерации» ^[13]. При этом приговор постановляется после оценки доказательств, а согласно части 1 статьи 17 УПК РФ суд оценивает «доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью» ^[13]. Таким образом, судья единолично или в составе коллегии, как субъект принятия решения, сталкивается с некой коллизией. С одной стороны, он должен судить не как он сам, а именем Российской Федерации, то есть выступать в качестве своеобразного обезличенного абсолюта, носителя, и что более важно, проводника универсальных ценностей законности, справедливости, равенства и др. С другой стороны, тот же самый закон предписывает основываться помимо законодательства на свои внутренние убеждения и совесть. В итоге, судья или член коллегии судей вынужден выступать как минимум в двух лицах — как Российская Федерация и как вполне конкретный субъект. Такая ситуация является если не проблемой, то определённо вызовом для единства самосознания субъекта. А при расщеплении самосознания в первую очередь страдают когнитивные способности, а значит, возникает вероятность ошибки в суждении. Кроме того, это приводит к непредсказуемости тактики судьи — до последнего момента участники процесса не знают, примет ли судья решение, основываясь на свои представления и опыт, или он обратится к опыту Российской Федерации или конкретного субъекта Российской Федерации, что, скорее, похоже на прецедентную систему права. В последнем случае можно усмотреть некоторую угрозу принципу индивидуальности судопроизводства, так как наша правовая система не прецедентная и суд, по большому счёту, каждый раз должен судить как первый раз.

Другая трудность для сохранения единства самосознания судьи заключается в том, что суд при принятии решения должен руководствоваться понятием распределяющей справедливости, а не справедливости как таковой ^{[8, c. 327–328]}. То есть суд, даже если он точно знает все сопутствующие, но не доказанные юридически значимые обстоятельства дела, обязан судить только на основе доказательств и в силу единого для всех закона, причём беспристрастно, не отдавая предпочтение ни одной из сторон. Действительно, совершенно очевидно, что закон, поскольку это универсальная формула, не совершенен и не может уместить в себя всё многообразие возможных ситуаций. Соответственно он, за редчайшим исключением, не может казаться одинаково справедливым каждой стороне судебного процесса. Он и не служит для того, чтобы стать вместилищем нравственной высшей справедливости. Таким образом, судья снова оказывается в двусмысленной ситуации. С одной стороны, он обязан судить в силу закона на основе оценки доказанных юридически значимых обстоятельств дела. С другой стороны, он, как и любое другое разумное существо, является носителем универсального внутреннего нравственного принципа, который может даже вступать в противоречие если не с нормами писанного права, то с предоставленными сторонами обоснованиями их позиции. Одним из следствий такой ситуации, когда внутри судящего субъекта сталкиваются принципы распределяющей справедливости и справедливости как таковой, является то, что суд, хоть это и не в полной мере соответствует его целям и задачам, проникнувшись добрыми чувствами к одной из сторон дела, начинает разъяснять ей, как лучше поступить, чтобы её права были восстановлены. В подобных ситуациях может нарушаться как принцип равенства сторон, так и принцип беспристрастности.

Вместе с тем, как отмечалось выше, насколько указанные трудности вносят разлад в единство самосознания судей, приводят ли они к нарушению функционирования когнитивных способностей или к иным проблемам, это может установить только отдельное психологическое исследование. Однако артикуляция возможных затруднений, связанных с обеспечением единства самосознания судей, обусловленных спецификой их деятельности, могла бы быть использована по крайней мере в дидактических целях в процессе подготовки студентов, которые ещё не выбрали дальнейшую карьерную траекторию, или при переподготовке или повышении квалификации состоявшихся судей, поскольку это отчасти позволяет морально подготовиться к некоторым специфическим нравственным выборам, которые случаются в жизни каждого судьи.

Что касается функционирования трансцендентальной рефлексии у судей в качестве инструмента различения содержаний сознания, позволяющего избегать ошибок в суждении, то здесь тоже могут возникнуть и возникают некоторые затруднения. Связаны они непосредственно с проблемами при реализации определяющей и рефлектирующей способности суждения. Применительно к деятельности судей, определяющая способность суждения отвечает за применение норм материального и процессуального права при уже выясненных юридически значимых обстоятельствах дела, рефлектирующая — за определение круга юридически значимых обстоятельств дела и их оценку. Причём во втором случае роль трансцендентальной рефлексии гораздо важнее, чем в первом. Всё потому, что рефлектирующая способность суждения используется, в первую очередь, для работы с содержательной частью судопроизводства, то есть с той частью, которая связанна с рассмотрением дела по существу. Именно здесь велика вероятность ошибки от неправильного соединения содержаний сознания, что приводит к построению судьёй нерелевантной имеющимся фактам модели ситуации. Такое случается, например, когда недоказанные факты принимаются в качестве доказанных, или рассматриваются обстоятельства, не имеющие юридического значения в рамках данного процесса, как если бы они имели такое значение.

Здесь следует кратко остановиться на определении некоторых понятий. Так, ранее в формально-юридической части нашего исследования было установлено, что «под юридически значимыми обстоятельствами следует понимать определяемые судом конкретные жизненные или процессуальные обстоятельства, которые нуждаются в доказывании в рамках процесса, а в определённых процессуальными нормами случаях принимаются в качестве доказанных или без доказательства, и сведения о которых, полученные в предусмотренном законом порядке, необходимы и достаточны для правильного рассмотрения и разрешения дела судом» ^{[3, c. 22–23]}. В свою очередь, «под оценкой судьями юридически значимых обстоятельств следует понимать комплекс ментальных действий судьи, направленных на обеспечение взаимосвязи между юридически значимыми обстоятельствами, доказательствами и выводами суда» ^{[3, c. 26–27]}.

Некорректная реализация определяющей или / и рефлектирующей способности суждения у судей является основанием для отмены или изменения их решений. Это закреплено в нормах российского процессуального законодательства. Например, в пункте 4 части 1 и частях 2 и 3 статьи 330 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации ^[5] отражены основания для отмены или изменения решений судов первой инстанции в апелляционном порядке, связанные с некорректной работой определяющей способности суждения, то есть с неправильным применением норм материального и процессуального права при установленных обстоятельствах дела. В свою очередь в пунктах 1–3 части 1 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации отражены основания, которые можно связать со сложностями в реализации рефлектирующей способности суждения судьями, то есть с неверной оценкой юридически значимых обстоятельств дела.

Сложности в функционировании трансцендентальной рефлексии в контексте реализации определяющей и рефлектирующей способности суждения отчасти диагностированы самим Кантом. Так, в «Критике чистого разума» он приводит пример судьи, который, несмотря на прекрасное знание законов, не в состоянии применять их к установленным обстоятельствам дела ^{[7, c. 154]}. Это означает, что имеет место изъян определяющей способности суждения. Как его исправить? Кант не даёт рецептов — он склонен полагать, что такой изъян имеет природное происхождение и не может быть устранён. Следовательно, если судья будет систематически демонстрировать неспособность применять нормы материального или процессуального законодательства, то его путь в профессии должен быть окончен. Однако в действительности есть одно средство, которое предусмотрено процессуальными нормами. По-видимому, исправить недостатки определяющей способности суждения судьи, рассмотревшего дело по первой инстанции, призваны последующие инстанции. То есть в данном случае срабатывает внешняя помощь, которая может исходить либо от более способных коллег, либо в некоторых случаях от систем искусственного интеллекта, о чём ниже будет сказано чуть подробнее.

Относительно рефлектирующей способности суждения Кант менее категоричен. Её можно и нужно тренировать. Лучше всего это делать путём решения практических задач или изучения опыта успешного решения таких задач, чему в современных реалиях должны служить различные формы повышения квалификации и переподготовки судей. Причём, как бы парадоксально это не звучало, поскольку рефлектирующая способность у нас одна, а способов её употребления несколько, то развивать её можно разными путями. То есть упражнения в вынесении суждений вкуса и нравственности, а также суждений, связанных с научным познанием общих закономерностей, могут рассматриваться как одинаково полезные для развития рефлектирующей способности суждения, в том числе, с целью повышения эффективности оценки судьями юридически значимых обстоятельств дела.

Кроме того, существуют вспомогательные инструменты, позволяющие облегчить работу рефлектирующей способности суждения. В частности, к таковым можно отнести теорию рефлексивных игр, разработанную В.А. Лефевром ^[9] на основе переосмысления идей Канта в рамках деятельности Московского методологического кружка. Данная теория позволяет по отражению ситуации в сознании участников ситуации реконструировать целостную картину этой ситуации, с учётом искажений, возникающих из-за противоречия интересов, ценностных установок и особенностей восприятия всех участников данной ситуации. Существуют даже специфические адаптации теории рефлексивных игр для целей следствия, процессуального обвинения и защиты ^[6].

Также ценные методические приёмы оперирования рефлектирующей способностью суждения в следствии и судопроизводстве можно найти в теории доказывания. В частности, в ней находит отражение представление о том, что в деятельности судей имеется творческий, принципиально неформализуемый элемент. Так, Т. Андерсон, Д. Шум и У. Твайнинг показывают, что для определения и оценки юридически значимых обстоятельств дела требуется абдуктивное или образное мышление ^{[14, p. 54]}. Данный тип мышления отвечает за формулирование гипотезы, то есть первоначальной картины дела, без которой невозможно определить круг обстоятельств, имеющих значение для дела.

В качестве вспомогательных средств, облегчающих задачу рефлектирующей способности суждения, можно было бы рассмотреть также теорию игр и теорию принятия решений, которые ознаменовали новый этап в развитии экономической науки. Однако делать это нужно с осторожностью. Дело в том, что как правило, теория игр исходит из предположения о принципиальной рациональности поведения игроков. В данном случае под рациональным экономисты понимают такое поведение, руководствуясь максимой которого игрок поступает так, чтобы это в наибольшей степени соответствовало реализации его собственных интересов ^{[18, p. 56]}. Учитывая богатую историю и сильное влияние философии прагматизма на западе это неудивительно. Однако деятельность судьи не может быть разложена по правила теории игр, так как суд начинается там, где сломались принципы рационального поведения, особенно, когда мы говорим об уголовном судопроизводстве. Действительно, нарушать закон и лишаться за это свободы крайне не прагматично, когда человек идёт на преступление с холодной головой, и иррационально, когда преступление совершается в состоянии аффекта. Обычная потребительская рациональность также не всегда срабатывает, под суд попадают представители иной культурной среды, в которой прагматизм и личные интересы не являются ценностью и ведущим мотивом. Кроме того, математические теории опираются на генерализацию очень большой выборки данных, когда в дело вступают большие числа, на основании которых можно выявить закономерности. В отношении судопроизводства генерализация не всегда возможна, поскольку ситуации, требующие разрешения в суде всегда максимально конкретны, по сути, единичны, и должны оцениваться как отклонение от правила, полученного путём генерализации и сформулированного в виде общей нормы права.

В обрисованном контексте особый интерес представляет проблема внедрения систем искусственного интеллекта в судопроизводство. Сама идея привлекать электронных помощников с целью повышения эффективности отправления правосудия может быть представлена как желание подменить или разгрузить определяющую или рефлектирующую способность судей за счёт цифровых помощников. Причём по состоянию на сегодняшний день можно выделить даже некие тенденции в решении этого вопроса, характерные для разных стран.

Так, судебная система США раньше других встала на путь внедрения систем алгоритмического судопроизводства. В частности, это привело к распространению программных комплексов по оценке рисков рецидива ^[19] вроде системы COMPAS (Correctional Offender Management Profiling for Alternative Sanctions). Одна из задач этого цифрового помощника заключается в том, чтобы облегчить работу судьи по оценке юридически значимых обстоятельств дела с целью принятия решения о мере наказания осуждённого. В данном случае помощь заключается в том, что COMPAS на основании своих внутренних алгоритмов делает прогноз вероятности рецидива со стороны осужденного, соответственно, чем выше риск рецидива, тем серьёзнее мера наказания, применяемая судом. Таким образом, система COMPAS призвана разгрузить рефлектирующую способность суждения судей. Однако, как говорилось выше, реализация рефлектирующей способности суждения, поскольку она имеет дело с содержательной, фактической стороной дела, не может быть в полной мере алгоритмизирована. Соответственно подобные попытки могут иметь печальные последствия для правосудия. Справедливость последнего утверждения подтверждается правоприменительной практикой США. Дело в том, что система COMPAS успела попасть в центр нескольких громких скандалов, связанных с нарушением принципов индивидуальности правосудия, открытости, недискриминации, в том числе по расовому признаку ^[15]. Несмотря на то, что разработчики COMPAS пытались защититься от критики ^[16], это им не очень удалось. В 2018 году была принята «Европейская этическая хартия использования систем искусственного интеллекта в судебных системах и их среде функционирования», где COMPAS характеризуется как система, нарушающая фундаментальные принципы правосудия ^{[17, p. 52–53]}.

В Европейском союзе пошли другим путём. Здесь учли негативный опыт внедрения систем искусственного интеллекта в судопроизводство в США. Результатом стало принятие упомянутой выше Хартии. В данном документе отдельно прописываются принципы внедрения систем искусственного интеллекта в уголовное судопроизводство с одной стороны, и в гражданское и административное, с другой стороны. Во втором случае цифровые помощники могут использоваться в качестве вспомогательных, а не обязательных как COMPAS, средств, например, для прогноза на основе статистических данных исхода дела и финансовых затрат, чтобы стороны процесса до начала тяжбы могли решить, стоит ли тратиться на судебное разбирательство, или дешевле будет заключить мировое соглашение. Также могут использоваться различные справочные системы, позволяющие облегчить поиск информации судьям или профессиональным юристам. В уголовном судопроизводстве согласно Хартии должен неукоснительно соблюдаться принцип индивидуальности судопроизводства, в том числе в части оценки судом объективных характеристик осуждённого при назначении наказания, что исключает возможность внедрения систем, подобных COMPAS ^{[17, p. 49]}. Таким образом, в Европейском союзе акцент при внедрении систем искусственного интеллекта в судопроизводство делается не на оценку юридически значимых обстоятельств, а на решение каких-то вспомогательных технических вопросов, с которыми компьютеры справляются лучше человека. Можно предположить, что в европейских странах получат распространение системы, помогающие в реализации определяющей способности суждения судей, то есть на стадии, когда установлены все юридически значимые обстоятельства дела, ситуация предельно ясна и нужно только её правильно классифицировать и применить подходящую и единственно возможную в данном случае норму права. Возможно, в этом случае цифровые помощники окажутся лучше человека. Например, система искусственного интеллекта LawGeex значительно быстрее и качественнее юристов оценивает существенные условия договоров, находит в них ошибки и тонкие места. Как показал эксперимент, делает она на это в 212 раз быстрее, чем высококлассные специалисты в области гражданского права ^[21]. Это означает, что в сфере, где предельно ясны все юридически значимые обстоятельства, и остаётся только правильно соединить термины, существенные условия и нормы права, как в договорных отношениях, у систем искусственного интеллекта есть перспективы.

Выводы

Чтобы оценить влияние проблем с реализацией определяющей и рефлектирующей способности суждения судьями на современное российское судопроизводство достаточно обратиться к статистическим данным Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации. Например, в 2019 году в рамках гражданского судопроизводства в апелляционном порядке были окончены производством 790857 дел. По итогам их рассмотрения по 117144 делам суд вынес апелляционные определения об отмене или изменении решений судов первой инстанции, что составляет 14,8 % от общего числа оконченных производством апелляционных дел ^[10], и это не так уж мало. Причём из общего числа отменённых или изменённых решений судов первой инстанции в апелляционном порядке 45,3 % таких отмен или изменений были произведены из-за нарушения или неправильного применения норм материального и процессуального права, то есть некорректной реализации определяющей способности суждения, а 41,8 % — из-за неправильной оценки юридически значимых обстоятельств, то есть из-за некорректной реализации рефлектирующей способности суждения. Оставшиеся 12,9 % отмен приходятся на смешанные основания. Из этих данных нетрудно заключить о том, что некорректная реализация способности суждения судьями приводит к снижению эффективности судопроизводства в целом. Поэтому решение данной проблемы имеет вполне практическое значение. Другой вопрос, что нужно сделать, чтобы её решить?

Если опираться на результаты, полученные в ходе нашего исследования, то представляется возможным сформулировать следующие рекомендации, которые учитывали бы особенности функционирования трансцендентальной рефлексии при реализации способности суждения судьями.

Во-первых, внимание стоит обратить на развитие рефлектирующей способности суждения у будущих или назначенных судей, то есть их умению определять круг юридически значимых обстоятельств и производить их оценку. Отчасти это уже делается в рамках переподготовки или повышения квалификации кадрового состава судов. Вместе с тем, как видно из статданных, удаётся это пока не в полной мере. Поэтому, возможно, при подготовке, переподготовке, повышении квалификации было бы целесообразным обратиться к более широкому спектру научных и методических материалов, которые позволяли бы формировать навыки более эффективного пользования рефлектирующей способности суждения. Например, к концепции способности суждения у Канта, к теории рефлексивных игр или теории доказывания.

Во-вторых, было бы не лишним проведение отдельных исследований влияния некоторых особенностей судопроизводства, в первую очередь уголовного, на обеспечение единства самосознания судей, поскольку раскол в этом единстве, согласно Канту, может приводить к расстройству когнитивных способностей субъекта, а, следовательно, к ошибкам в суждении.

В-третьих, нужно осторожно подходить к выбору технических средств, помогающих в реализации способности суждения судей. Поскольку в России широкое внедрение систем искусственного интеллекта пока остаётся задачей будущего, нужно учитывать опыт, в первую очередь негативный, стран, где этот процесс уже активно идёт. Соответственно акцент при этом должен делаться на те системы искусственного интеллекта, которые призваны облегчить деятельность судей по решению второстепенных вопросов технического характера, или оказывать помощь в реализации определяющей способности суждения, то есть в применении норм материального и процессуального права при полностью определённых юридически значимых обстоятельствах дела. Что же касается систем, призванных отчасти подменить рефлектирующую способность суждения судей, то они несут в себе множество рисков, отчасти обусловленных тем, что данный вид ментальной деятельности до конца не может быть алгоритмизирован.

В-четвёртых, внимания заслуживает проблема гендерной диспропорции судебной системы России. Как было показано в ряде исследований ^[4],[12], в том числе наших ^[11], на уровне мировых, районных судов и даже судов уровня субъекта Российской Федерации число женщин превалирует. Причём если на уровне судов субъекта Российской Федерации в различных регионах данная диспропорция может быть заметна не очень сильно, то на уровне мировых судов, например в Калининградской области, она экстремально велика. Всё это говорит о каких-то серьёзных социальных проблемах, которые также могут влиять на эффективность судопроизводства. В частности, такая ситуация может быть вызвана тем, что гарантии, предоставляемые судьям, в том числе финансовые, а также престиж профессии не в полной мере компенсируют всех тягот данной профессии. Поэтому в судах, особенно низших инстанций, в состоянии выживать только женщины, которых отличает выносливость, терпеливость и скрупулёзность, в то время как мужчины, как кормильцы, ищут более денежные в менее длинной перспективе ниши. С другой стороны, данная диспропорция может быть следствием сложившейся системы рекрутирования будущих судей. Дело в том, что основным источником подпитки судейских кадров являются сотрудники аппаратов судов. В подавляющем большинстве это женщины, поскольку только они в состоянии на протяжении долгого времени выполнять довольно низкооплачиваемую и не самую простую работу помощников судей и секретарей судебных заседаний. Всё это говорит о том, что судья и до, и после того как он стал судьёй, испытывает колоссальный стресс, что не может не влиять на эффективность использования их когнитивных способностей.