DOI: 10.7256/2454-0625.2020.11.34358
Дата направления статьи в редакцию:
18-11-2020
Дата публикации:
11-12-2020
Аннотация:
В статье анализируется женское начало, отраженное в образах богинь японской и китайской мифологии, связанных с солярным культом и световой символикой. Сделана попытка проследить роль женского начала в мифологическом феномене Неба и связи его с Землей. Предметом исследования являются японские и китайские мифы и сказания, иконографические образы богинь и их посредников лис в религиозной живописи XIII - нач. XX вв. Использовались сравнительно-исторический и иконографический методы исследования, опирающиеся на философские, культурологические и искусствоведческие научные материалы. Актуальность темы обусловлена тем, что в глобализирующимся мире страны Дальнего Востока в большей мере способны противостоять утрате мировоззренческих ориентиров, благодаря традиционализму и духовному самосознанию, сохраняя национально-культурную идентичность. Новизна исследования заключается в рассмотрении на основе иконографического материала и мифологических сюжетов световых манифестаций богинь, как проявления энергии женского начала и отражение их в феномене связи Неба и Земли. Сделан вывод, что для оценки японского и китайского искусства необходимо учитывать мультикультурное взаимодействие этих стран, основанное на гармонии существования человека и природы. Богини Солнца и Луны, богини Земли стремятся осуществлять связь с Небом, как в частности автохтонное божество Инари через своих посредников лис. Богини Солнца и Луны, богини Земли стремятся осуществлять связь с Небом, как в частности автохтонное божество Инари через своих посредников лис. Женское начало, воплощенное в феминности божественных лис представлено в бесконечной борьбе за бессмертие и возможность присутствия на Небе в лучах света и разума. Световая насыщенность женских образов способствует их духовности.
Ключевые слова:
буддизм, синтоизм, даосизм, световая символика, женское начало, Небо, природа, мифология, духовность, кицунэ
Abstract: This article analyzes female principle reflected in the images of goddesses of Japanese and Chinese mythology associated with the solar cult and light symbolism. An attempt is made to trace the role of female principle in the mythological phenomenon of Sky and its connection with Earth. The subject of this research is the Japanese and Chinese myths and legends, iconographic images of goddesses and their resemblance in foxes (Kitsune) in the religious painting of the XIII – early XX centuries. In the course of this work, the author applies comparative-historical and iconographic methods of research that lean on scientific materials dedicated to philosophy, culturology and art history. The relevance of the selected topic is substantiated by the fact that in globalizing world, the countries of the Far East are more capable of retaining ideological paradigms and preserving their national cultural identity due to traditionalism and spiritual consciousness. The novelty of this work consists in examination based on the iconographic material and mythological themes of solar manifestations of goddesses as demonstration of the energy of female principle and its reflection in the phenomenon of Sky – Earth connection. The conclusion is made that for assessing Japanese and Chinese art, it is essential to consider multicultural interaction of these countries founded on the the harmony of existence of human nature. The goddesses of Sun, Moon and Earth seek to communicate with the Sky, as in particular the autochthonous deity Inari through their intermediaries, the foxes. The sun and moon goddesses and Earth goddesses seek communication with the Sky, as the autochthonous deity Inari through their mediators – foxes. The female principle, resembled in femininity of divine foxes, is described as the endless struggle for immortality and opportunity to be in Heaven surrounded by the steam light and reason. The light saturation of female images contributes to their spirituality.
Keywords: buddhism, shintoism, taoism, light symbolism, feminine, Heaven, nature, mythology, spirituality, kitsune
Алый отсвет зари
тонов распустившейся розы
и в закатных лучах
расцветает ирис лиловый
вот он, образ нашего мира.
Нисимура Ёкити
Без лисиц-демонов ни одна деревня не будет полной.
Китайская пословица
Восприятие окружающего мира, красоты природы, связано у Японцев с особенностями эстетического мировоззрения. Эстетический опыт, его эмоциональные и интеллектуальные составляющие дополняют друг друга в научном и философском плане, что нашло отражение в работах Т.П. Григорьевой, Е.Л. Скворцовой, О.И. Макаровой, Сасаки Кэнъити, Нисида Китаро, Иазири Масуро и др. Наиболее важные эстетические идеи заключены в триаде категорий (моно-но аварэ, юген, саби), предложенной Ониси Ёсинори и составляют своеобразие японской культуры. Философско-эстетические мысли японцев выражены в культурных традициях и мифологии, впитавших синтоиские, буддийские и даоссиские религиозные взгляды, что явилось основой духовного развития и гармоничного сосуществования человека и природы. Японские мифологические системы и разные типы мировоззрений коррелировали с китайскими, в частности с пантеистическим мистицизмом. Изучению японской мифологии посвящены труды Н.И. Конрада, А.Е. Глускиной, Л.М. Ярмаковой, Н.А. Мещарекова, В.Б. Спиваковского, Яниситы Кунио, Д.Т. Судзуки, Ообаяси Тарё, Ёсида Ацухико и др.
Китайская мифология представляет взаимодействие древнекитайской, даосской, буддийской и народной мифологий, базируется на древних исторических и философских сочинениях. Особенности китайской мифологии заключаются в историзации мифических персонажей под влиянием мировоззрения сформированного многообразием религий. Даосско-буддийское виденье мира является одним из определений Пути Дао. В китайской мифологии главная роль принадлежит феномену Неба, обители Солнца. В изучение мифологии Китая внесли вклад: Л.С. Васильев, Б.А. Рифтин, Е.А. Торчинов, В.П. Даниленко, В. Эберхард, Э. Бирелл, Лу Синь, Юань Кэ, Го Вэй, Чон Джэсо, Ту Вэймин и др.
Миф выступает как феномен культуры, наполненный архетипами, как форма сознания, духовная составляющая культуры и ее смысл. А.Ф. Лосев считал, что миф – это совпадение общей идеи и чувственного образа «миф есть сама фигурность и изваянность, сама выразительность и картинность» [5, с. 481-843]. Он относился к мифу «серьезно» [5, с. 468], так как миф является частью исторических и культурологических знаний, то есть представляет один из элементов культуры и отождествляется с жизнью. Мифы как опора культуры передавали дух и ментальность китайского и японского народов.
Формирование японского буддизма (дзен-буддизма) сопровождалось постепенным процессом его интеграции в автохтонную религиозную традицию Японии – синтоизм, основывающийся на анимистических верованиях глубокой древности, культах предков, магических и шаманских ритуалах, уважении к авторитету и общественному устройству. Взаимодействие между буддизмом и синтоизмом проходило через несколько фаз в соответствии с закономерностями, являющимися общими для большинства буддийских культур.
Сначала буддисты рассматривали местных ками (духи, божества) как опасных существ, которых нужно направить к просветлению. Постепенно они трансформировались в защитников дхармы, как проявления будд и бодхисаттв, и сгруппировались в иерархическую структуру, став гарантами мира и процветания. Будды и бодхисаттвы отвечают за духовные благодеяния (лучшая реинкарнация и полное освобождение (мокша)), ками же помогают в мирских делах, кроме того, будды обычно были добры ко всем, а ками стали наказывать тех, кто совершает грех. В индуизме характерной особенностью богов является умение проявлять себя во многих формах, чем позже стали обладать будды и бодхисаттвы, в Японии этой «полезной» функцией владели ками.
Большая часть японского искусства представляет собой ответ на взаимодействие с другими культурами. Буддизм, который зародился в Индии (I тысячелетие до н.э.) и распространился по всей Азии, оказал влияние на культуру и искусство Японии. Повсеместно используется буддийская иконография, пронизанная символизмом в попытке предать сверхъестественные качества божеств. Искусство династии Тан (VIII в.) повлияло на формирование японской художественной культуры, а с IX в. получает распространение иконография китайского эзотерического буддизма. Чань-буддизм благодаря китайскими монахами в XIII-XIV вв. оставил неизгладимый след в визуальной японской культуре. Целые культурные блоки от системы письма и каллиграфии до административно-политического устройства государства и архитектуры были заимствованы у китайцев.
Одной из распространенных характеристик японского искусства является понимание мира природы как источника духовного прозрения и божественного начала. Синто наделило большую часть природы ноуменными качествами, что, в свою очередь, породило чувство близости к миру духов и благоговейное отношение к природе. Скалы, водопады, старые могучие деревья считались обителью духов и понимались как их олицетворение. Буддийские представления о мимолетности жизни и цикличности времени были объединены с традицией искать наставления у природы.
Классическая японская философия понимает реальность как постоянное изменение. Мир потока, который открывается нашим чувствам, является единственной реальностью: нет ничего постоянного, вечного или стабильного. Искусство Японии традиционно отражало это фундаментальное непостоянство – иногда с грустью, но чаще со «спокойным» восхищением. В буддийской традиции осознание фундаментальных условий существования – это не повод для нигилистического отчаяния, а скорее призыв к активной деятельности в настоящий момент и благодарность за то, что нам дано.
…мир есть хаос,
это явь – всего лишь наваждение.
Я присутствую, но меня нет с вами.
Меня нет, но я существую…
Сакутаро Хигивара
Вместо того, чтобы противостоять и конкурировать с синтоистскими божествами и системами верований, буддизм смог легко адаптироваться и стал включать их особенности. Магико-религиозный ритуал, наряду с акцентом на очистительные и экзорцистские обряды, отражал и расширял некоторые функции существующей синтоистской религиозности, еще более усиливая привлекательность эзотерического буддизма у японских аристократов. Биографии святых и истории основания храмов содержали множество эпизодов, где бродящие по земле небесные и демонические силы взаимодействуют с людьми, потустороннее становиться частью обыденной жизни. Резкое разделение между Небом и Землей, добром и злом было сглажено, потусторонние существа приобрели черты человеческой амбивалентной природы.
До периода Хэйан (VIII-XI вв.), синтоиские божества (ками) в основном считались невидимыми, часто бесформенными духами, которые населяли небо, горы, водопады и олицетворяли различные природные явления. Вера синто, обожествляющая природу, означала, что географические особенности местности можно интерпретировать как определенную мандалу. Религия синто содержит огромное количество ками, каждый из которых играет важную роль в японской мифологии, основанной на синтоистских и буддийских учениях, отраженных в мифолого-летописных сводах «Кодзики» и «Нихон сёки» (VIII в.), связывающих мифологическое происхождение Вселенной и рождение Японии как империи.
Китайская мифология – это сплетение даосской и буддийской систем, базирующихся на философских трактатах «Книга гор и морей» (IV-II вв. до н.э.) и поэзии Цуй Юаня (IV в. до н.э.). Проявление красоты в восточно-азиатской мифологии связано с проникновением света во тьму, свет пронизывающий тьму представляет жизненную энергию, которая после разделения Неба и Земли наполняет мифические образы, в частности женские, создавая красоту утонченного космоцентризма, где эстетическое начало мироздания заложено в самой природе. Несмотря на то, что мужское начало ян – активно, а женское инь – пассивно, свет затрагивает и его, отражаясь в образах богинь японского и китайского пантеона. Свет выступает как суть божества, его белый цвет символизирует трансцендентность и изображается в виде прямых линий, исходящих из него. Свет – это рождение Солнца, его созидающее начало, победа над злом и утверждение добра, где женское начало играет главную роль.
Аматэрасу[1] – небесная богиня Солнца и важное божество синто, от которой ведет свое происхождение японская императорская семья. Она родилась из левого глаза своего отца Идзанаги, наградившим ее ожерельем из драгоценных камней и возложившим на нее ответственность за Такамагахару – обитель всех ками. Один из ее братьев, бог бури Сусаноо, был послан, чтобы править морями. Сочетавшись браком, они родили множество детей. В последствии Сусаноо уничтожил рисовые посевы, осквернил жилище своей сестры. Возмущенная богиня удалилась в небесную пещеру, и тьма обрушилась на мир. Мириады богов придумали, как выманить солнечную богиню, устроив шумный праздник. Аматэрасу стало любопытно, как боги могут веселиться, когда мир погружен во тьму, она выглянула из своего убежища и увидела себя в зеркале[2], и тут же была схвачена богами, таким образом в мир вернулось Солнце. Главное место поклонения Аматэрасу Великий Храм Исэ, главная святыня синто в Японии.
Мифология Неба и солнечная тематика отражены в китайской легенде о древе Фусан, поддерживающее свод своей кроной, на верхушке которого сидит петух лилового цвета, возвещающий рассвет, а на самом древе живет десять солнц в образе золотых воронов. Каждый ворон с рассветом летит на запад, где растет древо Жо-му, подобно Фусан оно освещает Землю, как вечерняя заря. Свет исходит из листьев древа Жо-му похожих на листья лотоса, а на ветвях, проделав путь по небу восседают солнца-вороны[3]. Си-хэ – китайское божество, считалась матерью десяти солнц, которых она по очереди выводила на небо, поэтому каждый год солнце имело разный характер. Однажды все солнца вышли одновременно и наступила сильная жара и засуха. Люди стали молить о помощи, на их зов пришел великий лучник Хоу И, уничтожив девять солнц он оставил только одно. Принцип гармонии существования человека и природы был сохранен. Мир расцветает только с восходом Солнца, которое выполняет свою преобразующую и животворящую функцию.
В пору летних дождей
проглянуло яркое солнце
озарило траву
и кузнечики со сверчками
вновь заводят свои напевы.
Ко хэй Цутида
Цукиёмо (бог Цукиёми) – «луна, видимая ночью», божество, связанное с лунным календарем. В японской мифологии может иметь как женскую, так и мужскую ипостась. Рождена богом Идзанаги во время ритуала очищения из капель воды после омовения правого глаза. Она управляет страной, где господствует ночь. Однажды Аматэрасу приказала Цукиёму спуститься на землю к божеству зерна Укэмоти-но ками. Угощение оскорбило Цукиёму, так как было вынуто из о рта Укэмоти-но ками и она убивает её. Рассерженная Аматэрасу прогоняет Цукиёму, с тех пор Солнце и Луна существуют раздельно, одно ночью, другое днем. Так Аматэрасу избавилась от конкурента за власть во Вселенной. Цукиёму почитается в синтоиских храмах, посвященных божеству Луны.
Чанъэ (Чан Э), китайская богиня Луны, чья красота прославляется в стихах и романах, нашла убежище на Луне, когда ее супруг знаменитый лучник Хоу И, обнаружил, что она украла эликсир бессмертия, данный ему богами. Хоу И попытался выстрелить в нее из своего лука, но не смог этого сделать. В одной из версий легенды, оказавшись на Луне, богиня превращается в жабу. Каждый год в 15-ый день 8-ого лунного месяца китайцы отмечают «Праздник середины осени» в память о Чанъэ. Многие выходят на улицу, чтобы попытаться увидеть контур жабы на поверхности Луны. Типично изображение Чанъэ[4] как, молодой женщины, одетой в длинные развевающиеся одежды с красивыми украшениями в волосах, плывущей к Луне, часто с дворцом на заднем плане, иногда там присутствует лунный заяц, готовящий эликсир бессмертия. До того, как стать богиней Луны, Чанъэ была женщиной, известной во всем Китае своей красотой с бледной, молочной кожей, черными волосами, как ночь и губами цвета вишни. Иногда Чанъэ может изображаться как уродливая жаба.
Вот выплыла луна,
И самый мелкий кустик
На праздник приглашен.
Исса
К западу лунный свет
Движется. Тени цветов
Идут на восток.
Бусон
В соответствии с природой мифов существует множество историй и версий одной и той же легенды о происхождении и деяниях богини даосского пантеона Нюйвы, главной из которых является повествование о ней как о создательнице человечества и спасительнице мира, осуществляющей связь Земли и Неба. Одна из самых известных историй о том, как она сотворила людей из глины на берегу Желтой реки. Сначала богиня тщательно вылепляла мужчин и женщин своими руками по своему образу, видя, что этот процесс занимает слишком много времени, она окунула ветку ивы (в другой версии – стебель лотоса) в глину и бросила ее, каждая капля превратилась в человека. Первая «партия сделанных вручную» людей стала правителями и высшими слоями общества, а вторая – простым народом. Социальная стратификация социума таким образом получила божественное обоснование. Богиня предположительно изобрела музыкальные инструменты и институт брака. Нюйва[5] изображалась с человеческой головой, змеиным телом и диском луны в руках, олицетворением женского принципа инь.
Гуаньинь является богиней милосердия в китайской мифологии (корейской, вьетнамской, японской[6]), она всевидящее существо, которому молятся верующие в моменты отчаяния и страха. Образ Гуаньинь изначально основан на буддийском ботхисаттве Авалокитешваре. Миф о нем распространился по всему Китаю во времена появления буддизма и смешался с местным фольклором. Его имя переводиться как «тот, кто слышит голоса страдающих».
О Гуаньинь существует множество легенд. Одна из них рассказывает о мальчике с больной ногой из Индии по имени Шаньцай (санскр. Судхана), который мечтал изучать дхарму (буддийское учение) у Гуаньинь. Он отправился в опасное путешествие, чтобы найти её. При встрече Шаньцай произвел большое впечатление на богиню, и она решила испытать его, создав иллюзию нападения опасных бандитов, готовых причинить ей вред. Оценив ситуацию Шаньцай попытался спасти Гуаньинь, пожертвовав собой. Его храбрость и чистое сердце были вознаграждены, богиня исцелила его тело и сделала своим учеником.
Гуаньинь[7] изображают в развевающейся белой мантии и нефритовых ожерельях. В китайской культуре белый цвет и нефрит символизируют чистоту. Она часто несет вазу с очистительной водой в одной руке (божественный нектар жизни) и ветвь ивы в другой, символом изгнания зла, обычно ее представляют стоящей на спине дракона, сидящей на цветке лотоса[8] или летящей на облаках. Её образ украшается жемчугом, символизирующим женское начало – инь, Гуаньинь предстает как проявление полной Луны, символ совершенства.
Буддийское искусство, как и все религиозное искусство, тесно связано с духовной жизнью верующих, с его помощью можно проследить постепенную гендерную трансформацию бодхисаттвы. Гуаньинь изображалась в мужском образе как монах не только в ранних легендах, но и в представлениях адептов, однако между X и XVI вв. божество приобретает исключительно женскую форму и становиться самым любимым у китайцев. «Богиней милосердия» она была названа благодаря миссионерам-иезуитам, которые отмечали её явное сходство с иконографией Мадонны, поскольку иногда она изображалась с младенцем на руках, что подчеркивало ее покровительство материнству. Она похожа на Зеленую Тару, еще одно проявление сострадания в буддизме Ваджраяны. В тибетском буддизме Тара – активное женское проявление Авалокитешвары, многие тибетские учителя говорят, что Гуаньинь является более правильным аспектом Зеленой Тары.
Гуаньинь играет значительную роль в «Путешествии на Запад»(XVIв.). Когда монаху Сюань-цзан не удается подчинить короля обезьян Сунь У-куна, богиня дает ему волшебный обруч, позволяющий контролировать короля. Всякий раз, когда Сюань-цзан и его спутники встречают злобного и сильного демона, богиня появлялась, чтобы помочь победить его.
Китайское общество, в основном сельскохозяйственное, всегда уделяло большое внимание пониманию природы и жизни. Мир природы рассматривался как видимое проявление действий высшей силы через порождающее взаимодействие дуализма инь-ян (женщина-мужчина). В культуре, пропитанной метафорами и аллегориями, где природа источник вдохновения, все традиционное китайское искусство символично[9].
В японской мифологии Инари бог/богиня злаковых культур Азии, особенно риса –ками изобилия. Культ богини возник в V в. н.э. Она может представать как в мужском, так и в женском обличии, образе старика или девы, едущая на белой лисе и несущая пучки риса в руках. Ее образ связан с различными проявлениями буддийской богини Дакинитэн[10] и одним из семи богов счастья – Дайкокутэном, который почитался как приносящий удачу защитник земли, сельского хозяйства, фермеров, торговли.
Инари[11] изображается красивой молодой женщиной с распущенными темными волосами в расшитом кимано, верхом на белой лисе она летит по облакам, сжимая ваджру (оружие богов в индуизме), в буддизме символ силы духа. В руке она держит триаду священных буддийских драгоценностей[12], остальные разбросаны вокруг нее как обильные благословения. В облике богини Инари проявился синкретизм синтоистского божества и буддийской богини[13]. С её образом связаны мифологические существа – кицунэ – лисицы.
Посланники Инари О-ками не могут творить зла и клянутся помогать людям. Их статуи, имеющие красные нагрудники можно увидеть около храмов и кладбищ, чаще всего они парные, олицетворяющие мужское и женское начало. В пасти лисы могут держать различные символические предметы: священный свиток, камень счастья, исполняющий желания или ключ от Рая. Ворота святилищ красят в красный цвет, чтобы они уберегали от влияния злых сил.
Богиня Инари в образе лисы исполняет желания достойного человека. Древняя легенда рассказывает, как одна замужняя женщина много лет молилась в храме богини Инари, прося подарить ей ребенка. Однажды статуя лисы возле храма взмахнула хвостом и пошел снег, что явилось добрым предзнаменованием. Женщина возвращалась домой и нищий попросил у нее поесть, она накормила его тем, что было в доме. Под видом нищего к ней приходила богиня Инари и добрая женщина была вознаграждена – у нее вскоре родился ребенок.
Образ лисы-оборотня – одно из самых популярных существ в китайской мифологии, столь же знакомое в каноне китайского фольклора, как и гномы в ирландских сказках. Каждый ребенок знает о лисах, которые принимают форму красивых женщин и соблазняют мужчин, часто женатых. В современной азиатской поп-культуре есть фильмы, сериалы, игры и т.п. с участием соблазнительных лисичек. Все эти интерпретации являются весьма упрощенными и не дают образу лисы раскрыться в полной мере как он предстает в китайской истории, легендах и литературе.
Кицунэ[14], японская лиса-оборотень, также известна как Кумихо в Корее и Хули Цзин в Китае. В основном это одно и то же существо, но с некоторыми различиями в зависимости от региона. Во всех трех культурах лиса-оборотень в основном рассматривается как злое существо. Они искали общества людей по разным причинам, которые почти всегда плохо заканчивались для несчастного. Лиса-оборотень, встречая человека поглощала его жизненную силу[15], могла съесть часть человеческой плоти, чаще всего сердце, которое считалось основным носителем жизненной энергии, тем самым овладевая всеми его воспоминаниями и знаниями. Чем старше лиса-оборотень, чем больше жизненной энергии людей она поглотила, тем сильнее становилась. Лиса могла принимать человеческую форму только достигнув возраста 500 лет, каждые 100 лет у нее появляется дополнительный хвост, увеличивается сила и место в иерархии. Знаменитый образ девятихвостой лисицы[16] показывает могущественное потустороннее существо, достигшее 900 лет и овладевшее различными магическими умениями.
В Корее лиса-оборотень может принять человеческую форму в возрасте 100 лет, это форма всегда будет женской, но, чтобы трансформироваться ей требуется человеческий череп. «В Японии … – для достижения желаемого лисе надо было лишь покрыть свою голову водорослями в лунную ночь» [9, с. 416-417]. Часто Кумихо принимает форму того, кого знает предполагаемая жертва, что делает последнюю доверчивой и дает возможность подобраться к ней достаточно близко. Принимая облик конкретного человека Кумихо начинает вести себя по-другому: говорит в иной манере; употребляет в пищу необычные продукты; имеет иной цвет глаз и стараться изо всех сил скрыть свой хвост, отказываясь повернуться спиной.
В Китае лиса-оборотень Хули Цзин – также всегда женщина, которая пытается соблазнить мужчин, обличенных властью в надежде на возможность манипулировать политическими и дворцовыми интригами исключительно для собственного развлечения. В китайских историях о лисах-оборотнях Хули Цзин может показаться доброй и очень полезной для некоторых мужчин, с которыми она вступает в любовную связь. «Лиса стремиться выбрать себе в супруги – юношу, ибо светлое начало в нем еще очень сильно. Последствия такого рода отношений для человека вполне предсказуемы: светлое начало в его организме насильственным образом убывает, жизненная энергия ослабляется» [1, с. 50]. Но лиса всегда злая и двуличная по отношению к женщинам в семье, будь то родственники или слуги. Ей нравится плести интриги с женщинами, жестокие и часто фатальные, в которых внезапная гибель ее оппонента похожа на несчастный случай. Избранник Хули Цзин очень быстро приходит к власти, приобретая огромное богатство. Однако, как только Хули Цзин заберет всю жизненную энергию мужчины и тот постареет, она покидает его, разбитого и увядающего без любви и удачи.
Мелькнул хвост лисий
Нет мне теперь покоя –
Жду каждый вечер.
Сюраюки Тамба
Кицунэ обладают способностью становиться невидимыми, однако они не могут скрыть свою тень, которая имеет форму лисы, их можно обнаружить, окуривая помещение благовониями, дым обрисует силуэты и отпугнет Кицунэ. Кицунэ также избегает зеркал и любой гладкой поверхности, в том числе водной глади, поскольку в них отражается их подлинный облик.
Ночью лисицы собираются вместе, и по очереди одна за другой отправляются в путешествие по рекам и горам с бумажными фонариками, чтобы отпраздновать лисью свадьбу, однако в префектуре Токусима считается, что это похоронная процессия, которая неожиданно исчезает в пространстве. По мнению японцев, если на улице идет дождь и светит солнце («грибной дождь»), это означает, что лисы празднуют свадьбу. Многие верят, что души умерших людей переселяются в лису, часто можно найти лисьи норы в местах захоронений. Дух лисы кюби – хранитель – лисица хитрая, умная, выбирает «заблудшую» душу, оберегает ее и сопровождает к реинкарнации, путь к которой усеян цветами ликориса – хиганбана[17] («другой берег», «Рай чистой Земли», «небесный цветок»). В буддийских сутрах упоминается, что с неба падают ярко-алые цветы, прославляя подвиги святых.
Кицуне-би (лисий огонь)[18], феномен «бродячих огоньков» распространен по всему свету, может выглядит как множество плавающих сфер света, обычно их размер всего несколько сантиметров в диаметре, а высота не более метра над землей. Сферы такие же яркие, как бумажные фонарики[19] и в большинстве случаев имеют красный или оранжевый, иногда сине-зеленый цвет. Кицуне-би появляются только ночью и могут состоять из очень длинной вереницы огней. Они образованы лисами, которые выдыхают огненный шар изо рта и используют его, чтобы освещать путь ночью, обычно это признак того, что рядом находится большое количество кицунэ, освещающими праздники, шествия или собрания магических существ. Кицуне-би могут быть опасны для людей, иногда их используют, чтобы сбить путников с пути и сыграть с ними злую шутку или заманить любопытных в темную чащу к группе голодных ёкай (демоны-людоеды).
Цвет лисы рыжий сравнивается с огнем, грозовой тучей. Она обладает магическими, сверхъестественными способностями, являясь разновидностью демонов, ударив хвостом может вызвать огонь и пожар, и как огнедышащий дракон выдыхает пламя, выступая в двух ипостасях как солнце и огонь, может приносить добро и разрушающее зло. Узнать оборотня можно поднеся к нему огонь, тогда он примет подлинное обличие. Лиса встречается в утренние и вечерние сумерки, в период межвременья, называемом в Сибири «лисья темнота». Период связанный с магией и волшебством. Лиса выступает проводником в царство сверхъестественных существ, обитателей «сумеречной зоны» (в кельтской мифологии – Фейри). Финны называют северное сияние «лисьими пожарами». Скандинавские народы считают лису спутником Локки – хитрого, коварного бога огня. В русских народных сказках она выбирается из трудных ситуаций, что указывает на житейскую мудрость. В христианстве лиса пособница сатаны, шкурка ее напоминает пламя Ада. В Китае считается госпожой «лазоревой зари». Как в Китае, так и в Японии обладает свойством суккубов, вытягивающей из мужчин силу.
О злодеяниях лисы-оборотня повествует легенда о буддийском монахе Гэнно, которому исповедовался дух лисы, принявший вид красивой, соблазнительной женщины и совершавшей жуткие поступки[20]. В начале дух сбегает в Индию, где становиться возлюбленной принца Хадзоку, была разоблачена и вернулась в Китай. Овладевает супругой императора Лю Вау и уничтожив династию бежит в Японию. При японском дворе обольстив императора Тоба, пыталась разрушить империю. Дух поклялся Гэнно, что раскаялся в своих преступлениях и рассказал, как его обнаружили на празднике, когда погасло освящение во всем дворце императора, тогда от Девы пролился таинственный, яркий свет. Деву обличили и прогнали собаками и стрелами, она приняла облик лисы и убежала к Камню Смерти на болоте в Нагу, где в образе духа убивала всех, кто проходил мимо Камня и где встретила монаха.
Лиса выступает как проводник между сознанием и подсознанием, проникает в сны, способствует появлению иллюзий, одержимости. Лиса (Рейко) как бы вселяется в человека, повышает его сексуальность, изменяет поведение, вкус, что вызывает необходимость в помощи экзорцистов (очищение огнем), наводит безумие, искажает время и пространство.
Лисы в легендах не всегда ассоциируются со злом, иногда они проявляют себя с положительной стороны: лечат простуду, приносят богатства нуждающимся, помогают в исполнении желаний.
Однажды мужчина выкупил у детей раненного лисенка, оказав помощь отпустил его. У добросердечного человека был больной сын и спасти его могла только печень лисы. Родители мальчика огорчались, что не имеют возможности ее достать. Ночью странный незнакомец принес в их дом печень, доктор приготовил лекарство и ребенок выздоровел. На следующий день к ним пришла молодая женщина и сообщила, что она и странный незнакомец родители лисенка, которого они сами убили, чтобы спасти их сына.
Бьякко – образ белой лисы, считающийся доброжелательным духом[21]. В Японии легенда гласит, что Величайший Мастер Оммё[22] эпохи Хэйан (VIII-XI вв.), фактически был бьякко, превратившимся в женщину. Бьякко был также популярным персонажем в классической японской литературе («Цуригицунэ», «Лиса и охотник»), где его внешний вид соответствует статуям лис, посланников богини Инари[23] в храме Фусими (г. Осака). Верующие предлагают лисам жареный соевый сыр, являющийся их любимой едой.
Белая лиса Бьякко посланник богов, связана с падающими звездами и кометами, в которых видели спускающихся на землю космических небесных лисиц. Ее превращения многообразны, она может даже обратиться в небесное светило, вторую луну, чей белый цвет выступает как символ небытия. Через 1000 лет лиса превращается в три звезды в созвездии Скорпиона. Кицунэ носит жемчужины на шее или во рту, звездные жемчужины являются источником огоньков, которые сопровождают лисиц. Перед Новым годом зажигается «лисий огонь» у подножия старого дерева, яркое пламя которого указывает на небесных лис, дарящих процветание и богатый урожай. Белые лисы – верховные животные и составляют свиту богини Инари. «Воздушная» лиса Куко и божественная лиса Тенко (Амагитсунэ) прислуживают ей, достигают возраста 1000 лет и имеют девять хвостов, и золотой мех. В некоторых легендах Инари предстает в облике лисицы и ассоциируется с Мёбу – божественным лисом. Главный символ Инари драгоценный звездный камень (хоси-но тама), исполняющий желания, круглый, белый, испускающий мягкий свет, светящийся ярко особенно ночью. Девятихвостые лисы обладают магическими свойствами, бесконечной проницательностью, имеют неограниченную власть над временем и пространством, могут трансформироваться в любое существо, они белоснежно-белые, иногда могут быть серебристыми или золотистыми. Спускаясь на землю на двух белоснежных лисицах Инари несет людям добро и процветание.
От самой лисы исходит свечение, она появляется в ореоле света, в ее действиях присутствует огонь в разных вариантах, что говорит о энергии мудрости, осознании временных событий, о ее циклическом обновлении, стремлении пройти колесо обращений, дойти до Неба, накопить энергию и преобразоваться в небесную лису, то есть вырваться из тьмы к свету, к бессмертию[24]. Помогает ей в этом энергия ци, полученная при рождении, а также огонь живущий в пасти и на кончике хвоста. Энергия ци с годами усиливается и дает возможность трансформироваться в людей. Совершают свои поступки и действия лисы в человеческой ипостаси. Со смертью ци исчезает. Девятихвостая лисица становиться святой, приближаясь к миру горнему, уйдя из суетного мира людей. Женское начало в божественных лисах ведет борьбу за бессмертие, за возможность присутствовать на Небе, через своих посредников богиня Инари стремиться осуществлять связь Неба и Земли. Почитание светоносных духов активно проявляется в восточных религиях.
Свет как природно-космическое явление аналогичен жизненной энергии. Все божества пронизаны светом, энергия света исходит от богини Солнца, Луны и богини Инари, так как она сама лисица, таинственная и мистическая. Мистическим светом сияют лисы, сопровождающие Инари, они воплощение феминности и утверждают сокровенную красоту югэн и магию, где главенствует эстетическое начало. Многие мистические сказания говорят о том, что женское начало, связанное с Солнцем и Луной, играет большую роль в борьбе с чудовищами, разрывающими и пожирающими эти светила, что объясняет лунные фазы и затмения Солнца и Луны.
Таким образом, мифология Японии и Китая представляет результат насыщенного взаимодействия, обобщения и варьирования сюжетов и мотивов сказаний. Божества имеют сменяющие друг друга ипостаси женского и мужского начала. Женскому началу уделяется должное внимание в связи со светом и тьмой, Небом и Землей. Тьма (инь) отождествляется с хаосом в начале творения. Свет (ян) появляется позже тьмы, чтобы урегулировать хаос, следовательно, из двух полярных сил женскому началу (инь) отдается первенство. Религиозное осмысление Неба заключается в устремленности к свету, свет как божественная субстанция находиться в душе, искра в душе, свет в сердце как «Золотой цветок», распускающийся в нем способствует духовному развитию и совершенствованию человека. Сущность жизни выступает как свет сердца. Символом взаимодействия человека и природы, надеждой на спасение становиться радуга, она обещает встречу Неба и Земли, как мост между мирами. Радуга ассоциируется с небесным драконом, змеем, хвост которого как дуга сияет разноцветными красками, она как солнечная, райская, божья дуга, подчеркивает связь с Солнцем и Божественной энергией[25]. Радуга в библии указывает на взаимодействие между людьми и творцом «Я полагаю радугу Мою в облаке, чтоб она была знамением вечного завета между Мною и между землею» (Бытие, 9:13). В западном искусстве Христос в образе Судьи сидит на радуге, она атрибут Девы Марии и Троицы. В японской мифологии радуга была мостом, по которому боги Идзанаги и Идзанами спускались на Землю, и стоя на небесном мосту, опуская копье в пучину вод, создавали острова из капель, падающих с копья. Свет, идущий от звезд (тянь-и), одеяние Неба воспринимается как свет человеческих душ «небесных подданных». Свет чистый, испускаемый божеством (Буддой), его «радужное тело» способствует духовному восхождению мудрости, полноте знания. Свет выступает как божественное творение космического масштаба, созидательное начало и имеет ассоциативную эстетическую и смысловую нагрузку.
Небо наблюдает за людьми, ему помогают Солнце и Луна, которых называют «небесные глаза» (тянь-янь). От справедливости и милости Неба зависят судьба и жизнь. Небо играет главную роль как высшее божество[26] обитель Солнца, отсюда и название Китая – Поднебесная страна, а Японии – страна Восходящего Солнца, страна Гармонии. Единая триада соединяет Небо, Землю и человека, где определяющую роль играет Дао. Дао – природная мудрость, общий закон движения всего живого, путь, судьба, внутренний потенциал. Восточной культуре чужды западноевропейские учения Сократа, Платона и Аристотеля, отражающие противопоставления бессмертной души и смертного тела, активного разумного начала и пассивной материи. В этой культуре у истоков всего находится Единое, Великая Пустота, незыблемый покой. Жизнь переходит в смерть, смерть в жизнь, осмысливается сущность Будды и небесное Дао.
Происходит постепенное изменение всего сущего, борьба и единство противоположностей инь и ян, добра и зла[27], тьмы и света, которые равнозначны, но находятся в вечном противоборстве, чему уделяет большое внимание восточная философия. Брак Неба и Земли нашел отражение в образах различных духов, отожествление явлений природы с человеком создало веру в воспроизводство всего живого. Многие мифы говорят о том, что Солнце и Луна возникли благодаря соитию духов-тотемов. В условиях раннего земледелия возник миф о браке Неба и Земли, связывающий плодородие почвы с половым актом. Небо оплодотворяет Землю дождем, так Земля выступает в женской роли инь, Небо в мужской – ян. Язык символов способствует пониманию различных природных событий. Дуалистическая структура мира воплощается в Небе и Земле, образуя мистическое восприятие Природы и происходящих явлений, и отражение их в невысказанной Пустоте. Путь Дао способствует стремлению к гармонии с внутренним миром человека, с природой и всей Вселенной. Для создания мировой гармонии осуществляется связь Неба и Земли в котором участвует женское начало как важный элемент «Небо играет роль в высшей части “Я”, которое способно направить формирование личности к самым высоким началам, предназначенным человеку, к наиболее возвышенным целям существования человечества» [7, с. 98].
Духовность и нравственность в век глобальной профанизации общества может быть достигнута постоянным совершенствованием «…задача обучения быть настоящим человеком состоит в том, чтобы “сформировать одно тело с Небом, Землей и множеством вещей”, ибо существует внутреннее единство между имманентностью и трансцендентностью» [10, c. 16-37].
[1]Изображение богини нашло отражение у многих художников, в частности у Утагава Кунисада «Богиня Аматэрасу» (1856).
[2] Зеркало является одним из трех императорских сокровищ Японии, два других – это ожерелье и меч с драгоценными камнями.
[3] Фэн-хуан – (китайский феникс) огненная птица напоминающая солнце на восходе, воплощает женский принцип инь, знаменует процветание и благополучие.
[4] Изображение «Чанъэ» Цукиёми Ёситоси XIX в.; «Богиня Луны» Тан Инь (ок. 1510 г.)
[5] Изображение «Нюйва и Фуси» (роспись по шелку), династия Тан (651-676).
[6] В Корее это богиня милосердия Кваным, в Японии – Каннон, помощница Будды Амитабхи. С ней связано появление талисмана – Манэки-нэко – кошка с поднятой лапкой.
[7] Художественное изображение «Бодхисаттва Авалокитешевара (Гуаньинь)» (фреска, династия Тан (VII-X вв.)).
[8] Ее часто изображают с цветком лотоса, который является одновременно китайским символом плодородия и буддийским символом чистоты.
[9] Без культурного контекста понять изображение очень сложно, поскольку оно проникнуто множеством символов, имеющих различные значения: бамбук символ стойкости духа, который гнется, но не ломается; нефрит символизирует чистоту и вечную жизнь; дракон символ императора, мудрости, стихии воды; журавль – долголетие; утки-мандаринки – супружескую верность. Среди множества символов, взятых из растительного мира, популярны орхидея, конфуцианский символ чистоты и верности; зимняя слива, которая цветет даже в конце зимы и символизирует духовную чистоту и несгибаемость; сосна – супружеское счастье, долголетие.
[10] Дакини или Дакинитэн, как ее называют в Японии, эзотерическая богиня и важная фигура в сингонском буддизме. Она изображается как красивая полуобнаженная женщина верхом на белой лисе, несущая драгоценность, исполняющую желания. По всей Японии ее почитают как богиню зерна, лис и удачи, которая готова исполнить любое желание. Она служит Бэндзайтэн, богине мудрости, и Дайкокутену, богу зерна. В синто-буддийском синкретизме богиня связана с ками Инари. Это японская версия дакини из индийской космологии. Дакини была важна для знати и классов самураев в Средние века. И Сёгун, и император почитали и молились дакини, полагая, что невыполнение этого требования положит конец их правлению. Тайные ритуалы, связанные с поклонением дакини, передавались устно через императорский дом. Они стали неотъемлемой частью императорской церемонии возведения на престол. В буддийской космологии дакини изначально были гневными духами, которые служили Кали и пировали, употребляя в пищу плоть людей. Они были активными, мудрыми духами, напоминающими греческих муз, выглядели как красивые обнаженные женщины с мечами для вырезания сердец и чашами из черепов. Дакини слушали учения Будды и обращались в буддизм, им требовалось человеческое мясо, чтобы выжить, но они обещали есть только недавно умерших для этого им была дана возможность видеть на шесть месяцев в перед в будущее. Таким образом, они могли подождать смерти людей и полакомиться их плотью. В Китае дакини стали ассоциироваться с китайским фольклором о лисах, которые маскируются под красивых женщин и питаются жизненной силой человека.
[11] Изображение Утагава Куниёси (XIX в.) «Явление Инари войну».
[12] Три драгоценности буддизма: прибежище в Будде – просветлённом учителе; в Дхарме – истине, которой учил Будда и в Сангхе – общине его благородных учеников и последователей.
[13] Инари посвящены 32 тыс. синтоиских храмов по всей Японии. Образ её настолько популярен, что даже известная косметическая корпорация Shiseido чтит Инари как своего покровителя.
[14] Изображение Утагава Куниёси (гравюра XIX в.) «Девятихвостая лиса нападает на князя Хандзоку».
[15]Энергия ци или чи, важное понятие китайской философии, означающее жизненную энергию, пронизывающую всю Вселенную.
[16] Изображение Утагава Куниеси «Возрожденный Дакки (из Китая) по волшебству появляется в зале почтовой станции» (серия «Волшебная лиса в трех странах», 1849-1850).
[17] В Японии хиганбана – хрупкий цветок смерти «паучья лилия», «лисья трава», «лисий фейерверк», «лисий факел», «бритва лисы», «цветок пепелищ и погостов», «лисий цветок», «цветок одержимости», отождествляется с приходом осени, Днем Равноденствия и праздником Хиган (поминовения мертвых), загробным миром, демонической лисой-оборотнем. Красный цвет сочетается с образом роковых красавиц (цветок куртизанок). Огненно-красный цвет цветка с закрученными лепестками напоминает сполохи пламени. Появление листьев после цветения подчеркивает, что это цветок мертвых, где все наоборот. Цветок становиться символом мистической, мрачной, эротической, сумеречной культуры упадка.
[18] Изображение Андо Хиросиге (XIX в.) «Лисьи огни у Железного дерева переодеваний в Одзи».
[19] Бумажные фонарики возникли в период династии Хань (25-220), и в основном использовались в качестве ламп в древнем Китае, позднее эта традиция перешла и в Японию, где получил распространение складной вариант – тётин. При их изготовлении использовались различные виды материалов – бамбук, дерево, ротанг, металл как каркас, покрытием служила бумага или шелк, внутрь вставлялась свеча. Первоначально, монахи использовали фонарики в 20-й день 1-ого лунного месяца для поклонения Будде. Император Лю Чжуан был буддистом и приказал придворным и гражданам зажигать фонарики, позже этот обычай постепенно стал грандиозным праздником среди простых людей. Во времена династии Тан (618-907), фонарики стали символизировать процветающую и сильную страну. В настоящее время бумажные фонарики несут декоративную функцию и широко используются во время ежегодного фестиваля. Бумажные фонарики могут отличаться тонким мастерством, украшены яркими рисунками с изображением дракона, феникса, божества или иероглифами. Их формы разнообразны, восьмиугольные, шестиугольные, круглые, в виде цветка лотоса и т.д. Среди фонариков красные известны больше всего в мире, при их изготовлении используется красная ткань или бумага. В китайской культуре красный фонарь является символом благополучной жизни и процветающего бизнеса, поэтому на главных праздниках, таких как Китайский Новый Год (праздник Весны) и День Образования Китайской Народной Республики он всегда присутствует в парках или вдоль главных улиц. Ими могут украшать не только улицы и здания, их часто запускают в небо или в плавание по воде (О-Бон – очистительный ритуал пуска фонариков по течению реки в Японии), такая процессия из множества светящихся сфер выглядит очень красиво особенно ночью. В некоторых известных китайских кварталах за границей можно увидеть красные фонари круглый год. Они стали символом китайской культуры во всем мире.
[20]ИзображениеУтагава Куниеси (XIX в.) «Леди Квайо-Фуджин принимает свою истинную форму лисы, в то время, как король Хансоку беспомощно наблюдает».
[21] Генко – черная лиса, ассоциируется с добрыми делами.
[22] Абэ-но Сэймэй (921-1005), японский легендарный мастер оммёдо – древнеяпонская эзотерическая космология.
[23] Изображение Косон Охара (нач. XX в.) «Посланник Инари».
[24] Народные сказания гласят, что японские лисы кицунэ живут под радугой.
[25] Лунная радуга сияет ночью, свет её слабого белого свечения. В Китае радуга – тянь-гун («лук неба») имеет пять цветов, каждый из которых символизирует энергию природных явлений и их силу.
[26] У. Блейк (1757-1827) считал, что в каждом человеке заключается Небо. Земная жизнь - это путь души из вечности в вечность. Духовный мир есть мир небесный, а истинная духовность заложена в самой Природе.
В одном мгновенье видеть вечность,
Огромный мир – в зерне песка,
В единой горсти – бесконечность
И небо – в чашечки цветка.
У. Блейк
|
В прозрачной росе –
Всего и конец, и начало –
отблески зари…
Кавабата Бося
|
Блейковское постижение мира и осмысление природы соотносятся с японской поэзией. Вечность как поэтическое и пророческое видение включает в себя истинную духовность и разум. У Блейка мир «небо – в чашечке цветка» у Бося мир в капле дождя. Бося минимальным количеством средств создает совершенные образы Вечности и Бесконечности, т.е. отражение «вечного в малом».
Омо-но Комати (1825-1900) – японская поэтесса, представляя классическую японскую поэзию говорила:
Краса цветов так быстро отцвела! И прелесть юности была так быстротечна! Напрасно жизнь прошла Смотрю на долгий дождь И думаю: как в мире всё невечно!
Состояние временности зафиксировано и в стихах У. Блейка.
[27]У. Блейк, находясь под влиянием мистического и символического опыта отразил в произведении «Бракосочетания Неба и Ада» (1789-1790) становление зла (стихия огня) как символа духовной свободы, метания духа, способствующего движению мысли, творческой движущей энергии, которая может преобразовывать и развивать мир, а добро выступает как символ пассивности, духовного застоя и догматизма. И только сочетание добра и зла - этих противоположных начал дают истинную духовность.
Библиография
1. Алимов И.А. Бесы, лисы, духи в текстах сунского Китая.-СПб: «Наука», 2008. 284 с.
2. Бир Р. Тибетские буддийские символы. Перевод с англ. Л. Бубенкова.-М.: Ориенталия, 2013. 336 с.
3. Блейк У. Песни Невинности и Опыта/Пер. с англ. С. Степанова. –СПб.: Издательская группа «Азбука-классика», 2009. 272 с.
4. Васильев Л.С. Культы, религии, традиции в Китае.-М.: Ломоносовъ, 2015. 517 с.
5. Лосев А.Ф. Диалектика мифа.-М.: Издательство «Мысль», 2001. 558 с.
6. Луцкий А., Скворцова Е. Духовная традиция и общественная мысль в Японии XX века.-М.: ЦГИ Принт, 2014, 530 с.
7. Кожевников Н.Н., Данилова В.С. Научное, религиозное и философское осмысление Неба и Земли. Сoncorde №1, 2020. С. 90-101
8. Мещеряков А.Н. Книга японских символов.-М.: Наталис, 2004. 556 с.
9. Накорчевский А.А. Синто. 2-е изд. испр. и доп. –СПб.: «Азбука-классика»; «Петербургское Востоковедение», 2003. 448 с.
10. Ту Вэйман. Духовный гуманизм: личность, социум, Земля, Небо. Век глобализации №2, 2019. С. 16-37
11. Уильямс Чарлз. Китайская культура: мифы, герои, символы/Пер. с англ. С. Федорова.-М.: ЗАО Центрполиграф, 2011. 478 с.
12. Хэдленд Дэвис: Легенды и мифы Древней Японии/Пер. с англ. Грищенков Р.-СПб.: СЗКЭО, 2020. 560 с.
13. Япония: Мир в капле дождя. Иностранная литература №2 (спец. выпуск), 2012. 288 с.
14. Японская мифология: энциклопедия.-М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2006. 464 с.
15. Элиаде М. Трактат по истории религий: в 2 т. Пер. с фр. А.А. Васильевой.-СПб.: Алетейя, 1999. 806 с.
16. Ambros R. Barbara. Women in Japanese Religions (Women in Religions). NYU Press, 2015. 248 p.
17. Breen John, Teeuwen Mark. Shinto in History: Ways of the Kami. Routledge, 2013. 368 p.
18. Bathgate Michael. The Fox's Craft in Japanese Religion and Culture: Shapeshifters, Transformations, and Duplicities. Routledge, 2003. 144 p.
19. Foster Dylan Michael. The Book of Yokai: Mysterious Creatures of Japanese Folklore. University of California Press, 2015. 336 p.
20. Kang Xiaofei. The Cult of the Fox: Power, Gender, and Popular Religion in Late Imperial and Modern China. Columbia University Press, 2006. 269 p.
21. Kincaid Christopher. Come and Sleep: The Folklore of the Japanese Fox. CreateSpace, 2016. 136 p.
22. Tsuji Nobuo. History of Art in Japan. Columbia University Press, 2019. 664 p.
References
1. Alimov I.A. Besy, lisy, dukhi v tekstakh sunskogo Kitaya.-SPb: «Nauka», 2008. 284 s.
2. Bir R. Tibetskie buddiiskie simvoly. Perevod s angl. L. Bubenkova.-M.: Orientaliya, 2013. 336 s.
3. Bleik U. Pesni Nevinnosti i Opyta/Per. s angl. S. Stepanova. –SPb.: Izdatel'skaya gruppa «Azbuka-klassika», 2009. 272 s.
4. Vasil'ev L.S. Kul'ty, religii, traditsii v Kitae.-M.: Lomonosov'', 2015. 517 s.
5. Losev A.F. Dialektika mifa.-M.: Izdatel'stvo «Mysl'», 2001. 558 s.
6. Lutskii A., Skvortsova E. Dukhovnaya traditsiya i obshchestvennaya mysl' v Yaponii XX veka.-M.: TsGI Print, 2014, 530 s.
7. Kozhevnikov N.N., Danilova V.S. Nauchnoe, religioznoe i filosofskoe osmyslenie Neba i Zemli. Soncorde №1, 2020. S. 90-101
8. Meshcheryakov A.N. Kniga yaponskikh simvolov.-M.: Natalis, 2004. 556 s.
9. Nakorchevskii A.A. Sinto. 2-e izd. ispr. i dop. –SPb.: «Azbuka-klassika»; «Peterburgskoe Vostokovedenie», 2003. 448 s.
10. Tu Veiman. Dukhovnyi gumanizm: lichnost', sotsium, Zemlya, Nebo. Vek globalizatsii №2, 2019. S. 16-37
11. Uil'yams Charlz. Kitaiskaya kul'tura: mify, geroi, simvoly/Per. s angl. S. Fedorova.-M.: ZAO Tsentrpoligraf, 2011. 478 s.
12. Khedlend Devis: Legendy i mify Drevnei Yaponii/Per. s angl. Grishchenkov R.-SPb.: SZKEO, 2020. 560 s.
13. Yaponiya: Mir v kaple dozhdya. Inostrannaya literatura №2 (spets. vypusk), 2012. 288 s.
14. Yaponskaya mifologiya: entsiklopediya.-M.: Eksmo; SPb.: Midgard, 2006. 464 s.
15. Eliade M. Traktat po istorii religii: v 2 t. Per. s fr. A.A. Vasil'evoi.-SPb.: Aleteiya, 1999. 806 s.
16. Ambros R. Barbara. Women in Japanese Religions (Women in Religions). NYU Press, 2015. 248 p.
17. Breen John, Teeuwen Mark. Shinto in History: Ways of the Kami. Routledge, 2013. 368 p.
18. Bathgate Michael. The Fox's Craft in Japanese Religion and Culture: Shapeshifters, Transformations, and Duplicities. Routledge, 2003. 144 p.
19. Foster Dylan Michael. The Book of Yokai: Mysterious Creatures of Japanese Folklore. University of California Press, 2015. 336 p.
20. Kang Xiaofei. The Cult of the Fox: Power, Gender, and Popular Religion in Late Imperial and Modern China. Columbia University Press, 2006. 269 p.
21. Kincaid Christopher. Come and Sleep: The Folklore of the Japanese Fox. CreateSpace, 2016. 136 p.
22. Tsuji Nobuo. History of Art in Japan. Columbia University Press, 2019. 664 p.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.
Тема, обозначенная в названии статьи, любопытна с той точки зрения, что раскрывает таинственный мир световой символики, являющейся определяющим звеном развития духовной культуры. Тем более автор прибегает в своей работе к сравнительному анализу двух самобытных культур – японской и китайской. Кроме того, в свете необходимости всестороннего изучения и последующего сохранения локальной этнической культуры проблема мифологических образов двух культур может рассматриваться как фактор сохранения традиционных ценностей, присущих той или иной культуре. Само по себе это обстоятельство позволяет поддержать начинания автора в рецензируемой статье. Отмечу также, что внимание к этнокультурному своеобразию всегда находится на пике интереса современного знания, что обеспечивает и ценность исследований, осуществляемых в данном направлении.
Конечно, вопрос о световой (или цветовой) символике не нов для исследований, с завидной регулярностью авторы разнообразных (философских, культурологических, искусствоведческих и др.) исследований обращают свое внимание на концепт световой символики. Вместе с тем автор статьи рассматривает световую символику в довольно оригинальном ключе – в основе духовной культуры Японии и Китая. Это позволяет рассчитывать на получение значимого и любопытного в научном плане результата.
Мне представляется, что тему световой символики в культурах, чьи корни уходят вглубь веков, невозможно рассматривать вне религиозного контекста. И автор в своей работе этот момент также посчитал необходимым отразить. Так, например, автор приводит примеры того, как японское искусство оказалось под влиянием буддизма: повсеместное использование буддийской иконографии, пронизанная символизмом в попытке предать сверхъестественные качества божеств, и т.д. Полагаю, автор выбрал верное направление научного поиска и резонно уделил в своем исследовании повышенное внимание к связи религиозных основ бытия и искусства. При этом автор не уходит от основной лини своего исследования – связь двух культур – японской и китайской. По этому поводу автор статьи, в частности, отмечает, что «целые культурные блоки от системы письма и каллиграфии до административно-политического устройства государства и архитектуры были заимствованы у китайцев». Заявленную тему также невозможно раскрыть без подробного анализа специфики духовной культуры, и автор уделяет этому моменту достаточное внимание, что позволило ему сделать вывод о наличии в японской культуре и искусстве такой специфической черты как «понимание мира природы как источника духовного прозрения и божественного начала. Синто наделило большую часть природы ноуменными качествами, что, в свою очередь, породило чувство близости к миру духов и благоговейное отношение к природе». Анализ этих черт культуры, безусловно, необходим для достижения поставленной в работе главной цели. В конечном итоге автор подводит нас к непосредственному предмету своего рассмотрения – световой символике.
Автор излагает сюжеты и дает интерпретацию мифологической символике прежде всего для того, чтобы показать, что буддийское искусство, как и все религиозное искусство, тесно связано с духовной жизнью верующих, с его помощью можно «проследить постепенную гендерную трансформацию бодхисатвы». Огромное число сюжетов древнейших мифов не могло не остаться незамеченным автором в его анализе, но главное здесь – не количественный показатель, а тонкие грани духовности и цветовой символики. Автор плавно подводит в своей работе к этому элементу оригинальной культуры. Также отмечу, что автор выстраивает довольно любопытный образный ряд искусства Китая и Японии. Так, например, в работе уделено внимание мифологии о лисе. И автор показывает, как создается образ лисы, почему он так важен для национальной самобытной культуры: «лиса выступает как проводник между сознанием и подсознанием, проникает в сны, способствует появлению иллюзий, одержимости». На примере этого образа автор показывает, каким способом в культуре реализуется «светообраз», который имеет выраженную символическую нагрузку. По этому поводу, автор, в частности, замечает, что «от самой лисы исходит свечение, она появляется в ореоле света, в ее действиях присутствует огонь в разных вариантах, что говорит о энергии мудрости, осознании временных событий, о ее циклическом обновлении, стремлении пройти колесо обращений…»
Итак, автору удалось на основе анализа своеобразия мифологии Японии и Китая проследить параллели взаимодействия, обобщения и варьирования сюжетов и мотивов сказаний. Так, например, автор показывает, как представлен гендерный аспект в мифологии: «божества имеют сменяющие друг друга ипостаси женского и мужского начала». Кроме того, в символике света автор видит тот фат, что «свет (ян) появляется позже тьмы, чтобы урегулировать хаос, следовательно, из двух полярных сил женскому началу (инь) отдается первенство».
Полагаю, что автор в полной мере раскрыл обозначенную в названии статьи тему, хотя все же местами в статье символика света пересекается с символикой цвета. И автору имело бы смысл очертить границы света и цвета в работе, хотя на самом деле проанализированные примеры в статье отражают и тот аспект, и другой.
Таким образом, статья обладает рядом преимуществ, которые позволили автору достичь поставленной цели. Я полагаю, что статья заслуживает возможности быть опубликованной в научном издании.
|