Категория хронотопа в жанре акафиста

Во второй половине ХХ в. исследовательский интерес к феномену хронотопа переходит из сферы точных ^[18] и общественных ^{[34, 28]} наук в область филологических изысканий. Впервые в литературоведении хронотоп описывается М. М. Бахтиным как«существенная взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе» ^{[3, с. 234]}. Изучение темпорально-локативных компонентов художественных произведений продолжается в работах Д. С. Лихачева ^[20], Ю. М. Лотмана ^[23], В. Н. Топорова ^[32] и др. Лингвистика определяет хронотоп как «комплексную текстовую категорию, объединяющую в значительной степени изоморфные категории текстового времени и текстового пространства» ^{[26, с. 388]}. В работах С. М. Беляковой ^[4], Т. И. Дешериевой ^[9], Р. А. Каримовой ^[16], Г. Е. Малыгиной ^[24], З. А.Тураевой ^[33], И. Я. Чернухиной ^[36] и др. анализируются способы экспликации текстового времени. Структура и возможности реализации текстового пространства выявляются в результате языковедческих разысканий С. Ю. Богуславской, Р. Гжегорчиковой, В. Л. Ибрагимовой ^[10], Н. А. Николиной, Л. Н. Федосеевой ^[35], И. Я. Чернухиной ^[36] и др.

Предметом настоящего исследования является категория хронотопа в текстотипе акафиста. Акафист входит в состав жанров функционального религиозного стиля, изучение которого начинает осуществляться на рубеже XX–XXI вв. В отечественной лингвистике появляются работы И. В. Бугаевой, С. С. Вареник, А. К. Гадомского, И. М. Гольберг, Г. В. Гриненко, А. И. Гречаной, Д. А. Звездина, А. И. Изотова, С. Н. Ипатовой, Т. В. Ицкович, Ю. С. Карагодской, О. А. Крыловой, Л. П. Крысина, В. В. Куклева, Ю. Т. Листровой-Правды, О. А. Прохватиловой, О. Е. Павловской, В. И. Постоваловой, М. Б. Расторгуевой, Н. Н. Розановой, В. А. Салимовского, Т. Б. Трошевой, Л. В. Христолюбовой, В. С. Худяковой, О. В. Чевелы и других исследователей. За рубежом специфика религиозных текстов находится в поле рассмотрения таких ученых, как К. Байер, М. Войтак, Х. Куссе, Й. Мистрик и др. Ученые составляют общую характеристику стиля, применяют различные подходы и методы исследования, вводят специальные термины для обозначения способов религиозной коммуникации, изучают уникальность жанров. Отдельного внимания заслуживают научные идеи Т. В. Ицкович, связанные с описанием принципа прототекстуальности религиозного стиля ^[12], а также с изучением категорий времени и пространства, в том числе на примере жанра православной проповеди ^[13] и жития ^[14].

Акафист впервые описывается в фундаментальном исследовании А. В. Попова «Православные русские акафисты» ^[31] в 1903 году. В конце ХХ столетия публикуется описание акафистов синодального периода, выполненное А. А. Лебедевым ^[19]. Об истории акафиста пишет протоиерей Максим Козлов ^[17], издается объемный религиоведческий анализ И. П. Давыдова ^[8]. Весомым вкладом является языковедческая монография священника Ф. Людоговского «Структура и поэтика церковнославянских акафистов» ^[22], вышедшая в 2015 году. В диахронном аспекте рассматривает акафист священник М. Плякин ^[29]. Исследователями изучаются отдельные факторы жанровой специфики акафиста и своеобразие определенных акафистных текстов. Так, М.Н. Голик ^[7] изучает лексический состав новописаных акафистов; О.А. Шапорева ^[37] описывает морфемно-словообразовательные особенности наименований лиц в акафистах; Е.А. Полетаева ^[30] показывает своеобразие акафистографии на примере «Акафиста преподобному Нифонту» и т.д.

В настоящей работе акафист анализируется с позиций функциональной стилистики как текстотип религиозного стиля, то есть как обобщенная текстовая структура, в которой выделяются те или иные компоненты, определяющие тексты разных жанров ^{[15, с. 2]}. В качестве структурирующего компонента текстотипа рассматривается текстовая категория хронотопа, которая «воплощает в себе отдельную смысловую линию текста – идею времени и пространства, «выраженную группой средств, которые образуют внутритекстовую целостность» ^{[26, с. 353]}. Методика категориально-текстового анализа, применяемая в работе, позволяет определить типовую реализацию языковых единиц с учетом их текстовой значимости в рамках определенного функционального стиля ^{[25, с. 161]}. Научная новизна настоящего исследования заключается в выявлении коммуникативно-прагматической специфики текстотипа акафиста на примере экспликации текстовой категории хронотопа.

Акафист признается продуктивно развивающимся жанром религиозного стиля, что связано с канонизацией сонма святых новомучеников ХХ в., а также с тенденцией заполнения вакантных позиций общей акафистной системы ^{[22, с. 24]}. Значительный рост корпуса акафистных текстов не вызывает модификационных изменений текстотипа, жанрообразующие параметры которого строго каноничны. В последующих акафистах, создаваемых по образцу изначально уникального «Акафиста Пресвятой Богородице», сохраняются основные черты первоисточника. Используемые для исследования тексты православных акафистов канонизированным святым принадлежат к различным временным периодам – начиная с XIV по ХХI вв.

Перейдем к результатам исследования. Как показывает анализ текстов, в акафистах актуализируются три типа хронотопа – сакральный, объективный (разновидности: объективно-сакральный и объективно-профанный) и субъективный (разновидности: субъективно-сакральный и субъективно-профанный).

Охарактеризуем темпорально-локативные компоненты сакрального хронотопа, отражающего христианское представление о невидимом духовном мире. Ведущим сакральным хронотопом текстотипа акафиста является хронотоп Царствие Небесное – время и пространство «живой» вечности, в которой живет Бог ^{[21, с. 233]}. Сакральное время данного хронотопа реализуется в текстах посредством прямых лексических указателей со значением вечности: вечный, присно (всегда), непрестанно, бесконечно, выну (всегда), на веки, во веки веков.

Косвенные темпоральные указатели обозначают вечное пребывание вечного Бога с помощью синонимического ряда словосочетаний, которые одновременно являются ядерными сигналами сакрального пространства: Царствие Небесное, Горний Иерусалим, райские селения, Небесное Отечество, блаженные обители Отца Небеснаго и др. Идентичность экспликации сакрального времени и сакрального пространства проявляется в синонимических наименованиях Бога во всех ипостасях: Бог, Господь, Отче Небесный, Сыне Божий, Христос Бог, Спаситель, Дух Святый, Царю Небесный Утешителю, Троица Святая. Сакральный темпорально-локативный номинативный ряд составляют имена Богородицы: Пречистая Дево, Богоматерь, Госпожа Владычица, Царица Небесная; святых, пророков, а также называния ангельских чинов: Радуйся, святых сопричастниче; <…>, радуйся, благодати Божий таинниче; радуйся Пресвятыя Троицы верный исповедниче ^{[2, с. 121]}. Авторами акафистов при экспликации сакрального хронотопа используются графические средства (написание с заглавной буквы). Сакральное время и сакральное пространство обозначается с помощью прямого или реминесцентного цитирования прототекста ^[12] – Священного Писания (Евангелия): радуйся, нищих духом в Царствие Небесное водителю; радуйся плачущих по Бозе утешителю; радуйся, кротких к дивному наследию приуготовителю; радуйся алчущих правды истинный насадителю ^{[2, с. 173]}.

Косвенным темпоральным указателем является молитвенное обращение адресата акафиста к вечному Богу: и от веры во Христа никакоже отступил еси, вопия Ему: "Ничтоже мя разлучит от любве Твоея, Христе Боже" ^{[2, с. 780]}. Сакральное время связывается с эсхатологическим пониманием завершения человеческой истории, осмысляемым как переход к безвременной вечности. В текстах употребляются прямые лексико-семантические указатели: последние времена, конечные времена, перед Концом и др.

В качестве морфологических сигналов сакрального времени применяется особый тип употребления форм настоящего времени несовершенного вида – несобственно настоящее: болящия исцеляеши, страждущия утешаеши, мир и отраду скорбным сердцам изливаеши ^{[1, с.174]}; предстоя же со святыми Престолу Божию ^{[2, с. 641]}. По утверждению В. В. Виноградова, главное значение форм несобственно настоящего – «действие вне ограничений во времени» ^{[5, с. 373]}. Текстовая значимость данных морфологический средств экспликации сакрального времени определяется контекстом, который репрезентирует ситуацию безвременного постоянства, свойственного вечности. Как отмечают исследователи, глагольные формы несобственно настоящего являются «слабым немаркированным семантическим членом оппозиции временных форм несовершенного вида» ^{[27, с. 492]}. Это косвенные темпоральные указатели. Наши наблюдения за морфологическими возможностями обозначения сакрального времени в текстах акафистах не подтверждают утверждения о доминантности «морфологического времени» (грамматического времени глаголов) в структуре текстового «лингвистического времени» (темпоральности), излагаемого в работах Т.И. Дешериевой ^{[9, с. 112]} и С.М. Беляковой ^[4]. Понятие грамматического времени приобретает по отношению к тексту реляционный характер ^{[25, с. 31]}. Прямыми темпоральными указателями являются лексико-семантические средства.

Обратимся к особенности текстового выражения сакрального пространства. В текстах акафистов, в соответствии с христианским вероучением, Царствие Небесное есть вечная жизнь с Богом, которая ожидает святого в будущем, после земной кончины, и достижима в настоящем, во время его праведной жизни. Ядерные и периферийные экспликаторы сакрального пространства Царствия Небеснаго, ожидающего святых в загробной жизни, совпадают с косвенными темпоральными сигналами хронотопа Царствие Небесное. В настоящем времени Царствие Небесное рассматривается как сакральное время-пространство души святого – адресата акафиста. Текстовая экспликация представлена различными пространственными метафорами: храме Духа Святаго; жилище Духа Святаго; сосуде, исполненный благодати; стамно скудельная, благодати вместилище; чаше духовного омовения; мысленные горы, к Небеси нас возводящии, граде, вверху горы стояй и др.

Метафорическое осмысление получают сакральные пространства Иерусалим, Сион, которые используются в качестве синонимов при обозначении Царствия Небеснаго и противопоставляются по аксиологической оси сакральным местам Вавилон, Египет: радуйся, Пресветлый Сионе, гражданине Иерусалима Горнего ^{[2, с. 65]}. Сакральную окраску приобретают метафоры сторон света. Так, метафора Восток, графически оформляемая как имя собственное,соответствует имени Иисуса Христа: радуйся, Востока незаходимаго присносияющая заре ^{[2, с. 900]}.

Завершая характеристику сакрального хронотопа, укажем на наличие в текстах акафистов темпорально-локативного описания «вечного бытия без Бога», которое оппозиционно «вечному бытию с Богом» ^{[11, с. 25]}. Сакральное время вечности наряду с прямыми указателями: горькие вечные муки, вечное мучение поддерживается включениями инфернальной лексики: сатана, диавол, князь тьмы, лукавый, демоны, духи зла, духи нечистыя и др. Ядро локативного поля представлено устойчивыми словосочетаниями и развернутыми лексико-синтаксическими конструкциями: геенна огненная; бездна адская; езеро, горящее огнем и серою и др. Периферийными единицами являются предложно-падежные формы со значением тьмы.

Таким образом, сакральный хронотоп эксплицируется лексико-семантически, метафорически, прототекстуально. Морфологические единицы косвенно указывают на «безвременность» сакрального времени и находятся в периферийной зоне локативного поля.

Объективный хронотоп соотносится с реальным историческим временем- пространством, «исходной смысловой точкой» ^{[23, с. 255]} которого становится земное странствие ^{[2, с.861]} святого – адресата акафиста. В текстах представлены две хронотопические разновидности. Объективно-сакральный тип хронотопа реконструирует пространственно-временную сетку фактической жизни святого. Объективно-профанный хронотоп отражает время-пространство фонового коллективного рецепиента, включенного в событийный нарратив. Разновидности объективного хронотопа противопоставляются как сакральное vs профанное, то есть как святое vs лишенное святости. Общим для обеих разновидностей является отсутствие числовых датировок. Каждая хронотопическая разновидность характеризуется своими особенностями.

Объективно-сакральное время образуется прямыми единицами лексико-семантического поля со значением времени: в день той же бяша суббота, вшед в шатер свой, молился еси ^{[2, с.711]}, деннонощно во врачебнице трудился еси ^{[1, с.188]}; нощию стогны града обходивый ^{[1, с. 650]}, три бо и шестьдесят лет постился еси ^{[2, с. 328]}; используются номинации церковных праздников: в день Благовещения; в день памяти преподобнаго Сергия. Прямые темпоральные сигналы дополняются косвенными указателями, создающими временной контекст. Авторами используются развернутые конструкции, описывающие исторические обстоятельства: богоявлене Тихоне, како в лютых гонениих престол первосвятительский имея, священную жизнь стяжавая, православую утвердил еси веру ^{[1, с.335]}, упоминаются определенные события, являющиеся относительной точкой отсчета ^{[8, с.116]} объективно-сакрального времени: егда обретены быша твоя мощи ^{[2, с. 839]}.

В качестве грамматических способов экспликации объективно-сакрального времени используются категории проспекции и ретроспекции ^{[6, с.106–112]}, создающие эффект обратимости времени. Сигналами ретроспекции выступают наречия и предлоги с темпоральной семой «предшествующего времени» прежде, пред, перед, до. Проспекция реализуется включением в текст вербальных пророчеств, символов, предсказывающих события будущего, а также компрессионным изложением будущих событий посредством перечисления предикатов в глагольной форме прошедшего времени: Видяши мати твоя, преподобне отче Серафиме, теплую любовь твою к иноческому житию, <…> благослови тя на тесный путь иноческим святым крестом своим, егоже до конца жития твоего на персех носил еси ^{[2, с.452]}. Глагольные формы дифференцируются по видовому признаку, грамматическое время при этом не меняется.

Объективно-сакральное пространство в текстах акафистов может быть открытым (свободным для перемещения) или закрытым (замкнутым, ограниченным). Ядерными локативными единицами являются топонимы и географические термины, в том числе названия географических объектов (морей, рек, гор и пр.), стран, городов, селений, наименования обителей, монастырей, храмов: призвал еси во град Москву древняго и немощнаго старца первосвятителя Иова и купно с ним молился еси в храме Успения Богоматере ^{[1, с. 520]}. Сакральные земли Иерусалим, Вавилон, Египет, восток, запад и др. приобретают референтное значение, обозначают реальные географические территории; являются ядерными локативными единицами: Света небеснаго и благоухания чуднаго храм мироносицы Марии Магдалины во Иерусалиме исполнися ^{[1, с. 601]}. Закрытое объективно-сакральное пространство выражается лексемами темница, ров, пещера. В текстах наблюдается высокая частотность экспликации специфической разновидности закрытого пространства гроб, рака (с мощами): Благодати причастна явися священная рака, содержащая многоцелебныя мощи твоя, чудотворче святый ^{[2, с.75]}.

Объективно-профанная разновидность хронотопа воссоздает факультативную пространственно-временную реальность, являющуюся фоном объективно-сакральных событий. Прямыми темпоральными указателями являются дейктические единицы: сей, этот в комбинации с лексемами век, времена, житие и др. Косвенные указатели создают исторический контекст событий, оттеняющих основную нарративную линию текста: Бурею помышлений сумнительных и стремлений мятежных волнума в пучину инославнаго суемудрия погружаема, Русь утопаша ^{[1, с. 518]}. К косвенным указателям относятся грамматические формы прошедшего времени, выражающие семантическое свойство действия, произведенного в прошлом.

Объективно-профанный тип пространства является локативным фоном обыденной жизни, которую ведут люди, не достигшие духовного совершенства. Ядерные единицы локативного поля данной разновидности совпадают с экспликаторами объективно-сакрального хронотопа. Это топонимы, географические термины. Тип объктивно-профанного пространства, как правило, открытый: царь Ваах <…> ополчи сто тысящ воинов на град Магеддон ^{[1, с. 411]}. Специфична периферия локативного поля, которую составляют этнонимы: пермяне ^{[1, с. 294]}, литовцы ^{[2, с.117]}; экзотизмы: пагоды буддийския; личные имена: о злом умышлении Святополка, яко хощет его убити ^{[2, с.714]}.

Итак, объективный хронотоп в текстотипе акафиста реконструирует пространственно-временную историческую реальность, которая, с одной стороны, приобретает сакральную окраску при описании земной жизни святого и, с другой стороны, воссоздает детали профанного окружающего мира.

Субъективный тип хронотопа отражает время-пространство коллективного адресанта акафиста. Поскольку «чувство авторства» не свойственно жанру акафиста ^{[20, с.61]}, под термином «коллективный адресант» понимается интегрированная субъективная позиция автора и читателя (исполнителя) текста. Выделяются две разновидности субъективного хронотопа. Субъективно-сакральный хронотоп соотносится с вневременной и внепространственной ситуацией всегда и везде, которую А.В. Попов называет «субъективная бесконечность» ^{[31, с. 21]}. Это хронотоп духовного мира коллективного адресанта, в котором отражается христианская (православная) картина мира. Субъективно-профанный хронотоп передает ситуацию здесь и сейчас, обозначая конкретное время и место прочтения текста акафиста.

Охарактеризуем представленные хронотопические разновидности. Субъективно-сакральный хронотоп воплощает перцептуальное восприятие ^{[28, с. 15]} хронотопа Царствие Небесное и его догматического антипода – вечного бытия без Бога ^{[11, с. 25]}. Коллективный адресант умозрительно соотносит пространственно-временные координаты собственного духовного мира с сакральной вечностью. Используются падежные формы личного местоимения мы (ны) в сочетании с текстовыми экспликаторами сакрального хронотопа: во тьме многобожия седящим, путеводящая к Солнцу правды Христу Богу, Емуже молися, во свете заповедей Его всегда нам бывати ^{[1, с. 241]}.

Субъективно-сакральное время всегда выражается с помощью форм расширенного настоящего времени глаголов первого лица множественного числа: поем твоя крепкие подвиги, почитаем страдания, хвалим долготерпение ^{[1, с. 438]}. Посредством императивных форм глаголов 2 лица единственного числа выстраивается прямая речь коллективного адресата, обращенная к адресату акафиста. Экспликация сакрально-темпоральной связи земного и Божественного усиливается цикличностью повторов радуйся – императивной инициали хайретизмов ^{[19, с. 186]}: радуйся, стопам Христовым подражавый, радуйся в пустыни просиявый; радуйся, совершенства учителю, радуйся, врагов прогонителю ^{[2, с. 397]}.

Субъективно-сакральное пространство соотносится с сакральным пространством вечности, ожидающим человека после смерти. Авторами применяется эсхатологическая лексика: умоли Господа <…> по смертнем же успении нашем, в день Страшного Суда одесную Праведнаго Судии стати ^{[1, с. 513]}. Восприятие коллективным адресантом субъективно-сакрального пространства в земной жизни выражается с помощью пространственных пейоративно окрашенных метафор. Наиболее частотны производные от лексемы грех: посети нас, сущих в темнице греха ^{[1, с. 629]}.

Субъективно-профанный хронотоп отражает реальную ситуацию исполнения гимнографического текста – акафиста. В качестве темпоральных сигналов выступают глагольные формы первого лица, которые употребляются в значении собственно настоящего времени, указывая на момент речи. Конкретность момента подчеркивается ядерными локативными сигналами предложно-падежных словосочетаний со значением места: Призри милостивно на ны, недостойныя, многими беззаконии непотребны себе сотворшия, к раце мощей твоих ныне притекающия и из глубины сердца к тебе взывающия ^{[2, с.640]}.

Субъективный хронотоп в тексте акафиста выражает время и пространство коллективного адресанта, который, в соответствии с христианской картиной мира, воспринимает действительность в контексте сакрально-профанной дихотомии, пребывая телом на земле, а духом – на Небе.

Исследование текстовой категории хронотопа на материале текстов акафистов, посвященных православным святым, позволяет сделать следующие выводы. Текстотип акафист характеризуется тремя типами хронотопов. Сакральный хронотоп репрезентирует пространственно-временную картину невидимого духовного мира. Объективный хронотоп воссоздает исторически реальное время и пространство; при этом объективно-сакральная разновидность хронотопа отражает темпорально-локативные особенности фактических событий из жизни святого – адресата акафиста, тогда как объективно-профанная разновидность соотносится с пространственно-временным описанием профанного мира, представленного в текстах как фоновая действительность. Субъективный хронотоп формируется вокруг коллективного адресанта акафиста – интегрированного субъекта текста и также реализуется в двух вариантах. Субъективно-сакральный хронотоп передает ситуацию всегда и везде, которая обозначает перцептуальное самоопределение субъекта текста в духовном мире. Субъективно-профанный хронотоп здесь и сейчас воссоздает пространственно-временные обстоятельства произнесения гимнографического текста.

Таким образом, текстовая категория хронотопа, обладая свойством отражательности, с помощью темпоральных и локативных экспликационных средств воспроизводит свойственную текстам религиозного стиля дихотомию Божественного и земного (сакрального и профанного). Коммуникативо-прагматическая обусловленность проявляется в специфике пространственно-временных разновидностей хронотопов. Сакральный хронотоп Царствие Небесное противопоставляется объективно-профанной и субъективно-профанной разновидностям хронотопа. Объективно-сакральный хронотоп имплицитно соотносится с субъективно-сакральным хронотопом.

Эффективность категориально-текстового подхода обеспечивает возможность детального изучения текстотипа акафиста.