Мировое соглашение и другие результаты процедуры судебного примирения

Макаренко Наталья Николаевна Адвокат Адвокатской палаты Московской области, председатель Экспертного совета Адвокатской палаты Московской области, адвокат МКА "Град", соискатель аспирантуры Всероссийского государственного университета юстиции 140030, Россия, Московская область, пос. Малаховка, ул. Советская, - Makarenko Natal'ya Nikolaevna lawyer at Chamber of Lawyers for the Moscow Region, chairman of the Expert Board at Chamber of Lawyers for the Moscow Region, lawyer at GRAD Company, post-graduate student at All-Russian State University of Justice 140030, Russia, Moskovskaya oblast', pos. Malakhovka, ul. Sovetskaya, - mail@advokat-makarenko.ru Другие публикации этого автора

В соответствии с Постановлением Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г. «Результатами примирения лиц, участвующих в деле, могут быть, в частности:

1) мировое соглашение в отношении всех или части заявленных требований;

2) частичный или полный отказ от иска;

3) частичное или полное признание иска;

4) полный или частичный отказ от апелляционной, кассационной жалобы, надзорной жалобы (представления);

5) признание обстоятельств, на которых другая сторона основывает свои требования или возражения».

Иначе говоря, мировое соглашение является не единственным итогом примирительной процедуры; ее результатами может также стать частичное урегулирование спора.

Более того, словосочетание «в частности» позволяет нам предположить что в данной статье Постановления Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г. указаны не все потенциально возможные результаты примирительных процедур, т.е. можно предположить, что их потенциально больше, чем указано. Иначе говоря, в реальности их больше.

На наш взгляд, одним из результатов, который не указан в данной статье, является прекращение примирительной процедуры в виду отказа суда в утверждении мирового соглашения, либо ввиду провала примирительной процедуры (невозможности примирения). В связи с этим, стоит отметить, что формулировка Постановления Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г. не является на наш взгляд удачной. В свою очередь, Хозяйственный процессуальный кодекс Республики Беларусь куда более полно отражает всевозможные результаты примирительных процедур: «Примирительная процедура завершается при: достижении примирения и заключении соглашения о примирении; недостижении примирения по заявлению одной или обеих сторон либо по уведомлению примирителя; истечении срока примирительной процедуры».

Мировое соглашение конечно же является основным результатом примирительной процедуры, или, по крайней мере, той целью ради которой была инициирована данная процедура. Другие результаты примирительной процедуры, помимо незаключения мирового соглашения или отказа в его утверждении, свидетельствуют о частичном успехе примирительной процедуры (частичный отказ от иска или частичное признание иска) или являются не чем иным как одной из форм примирения (полный отказ от иска или полное признание иска).

В связи с этим стоит еще раз обратить внимание на неудачность формулировки данной статьи. Действительно, отказ или признание (как частичное, так и полное) иска оформляются все тем же мировым соглашением и по сути не являются отдельной формой, или видом, результата примирительной процедуры. Как верно отметил ВАС РФ в Постановлении № 50 от 18 июля 2014г. « О примирении сторон в арбитражном процессе»: «…утвержденное судом мировое соглашение основывается на примирении сторон на взаимоприемлемых условиях, что влечет за собой окончательное прекращение гражданско-правового спора (полностью либо в соответствующей части)». Иначе говоря, мировым соглашением заканчивается любая примирительная процедура, за исключением случаев недостижения хотя бы частичного примирения или отказа в утверждении мирового согалшения, так как – по утверждению ВАС РФ – мировое соглашение заключается даже тогда когда примирение возможно лишь «…в соответствующей части», под которые подпадают в частности частичный отказ от иска или частичное признание иска.

Таким образом, выделенные в Постановлении Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г., помимо мирового соглашения, отдельные результаты примирительной процедуры, в итоге оформляются мировым соглашением и, по сути, не являются отдельными от мирового соглашения результатами. Законодателю следовало бы более последовательно сформулировать, что итогами примирительной процедуры является заключение мирового соглашения в случае примирения в целом или частично, либо незаключение мирового соглашения в случае недостижения (даже частичного) примирения. В свою очередь, среди оснований для заключения мирового соглашения, законодателю следовало бы выделить : частичный или полный отказ от иска; частичное или полное признание иска; полный или частичный отказ от апелляционной, кассационной жалобы, надзорной жалобы (представления); признание обстоятельств, на которых другая сторона основывает свои требования или возражения.

Итак основным итогом примирительных процедур является мировое соглашение, которое подписывается сторонами в случае успешного (или даже частично успешного) завершения процедуры примирения. Действительно, в отличие от судебного способа разрешения споров, где итогом процедуры является судебное решение, в рамках альтернативного способа разрешения споров, принятие итогового решения принадлежит самим спорящим, а не внешнему, по отношению к самому спору, органу государственной власти – суду. Иначе говоря, мировое соглашение как итог процедуры судебного примирения, как и ряда других АРС, еще раз подтверждает диспозитивную природу данных производств, так как прекращение по ним осуществляется актом воли самих сторон процесса, а не третьим лицом – судом. Последний лишь придает данному соглашению особую юридическую силу.

Стоит отметить, что мировое соглашение является общим для всех АРС – в том числе и судебного примирения – институтом. Действительно, однозначным подтверждением такому утверждению является общее правовое регулирование основных аспектов мирового соглашения для всех процедур АРС: Постановление Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г. регулирует вопрос «результатов примирительных процедур» (ст. 1538) общими для всех примирительных процедур положениями. Как следствие, вполне логичным является, на наш взгляд, использование уже устоявшихся в доктрине процессуального права понятий касающихся данного института и их применения в новой процедуре АРС – судебному примирению.

Изначально, наука рассматривала мировое соглашение как институт сугубо материального, т.е. гражданского, а не гражданско-процессуального права. Так в частности В.А. Рязановский писал : «Мировое соглашение представляет собой гражданско-правовой договор, прекращающий существующее обязательство между сторонами (чаще всего новацией)» ^[1]. Аналогичным образом И.Е. Энгельман подчеркивал, что «Мировая сделка по существу своему - учреждение гражданского права, поэтому и ее допустимость, условия, действительность и обязательность определяются по нормам гражданского права» ^[2]. Иначе говоря, изначально мировое соглашение рассматривалось как институт материального, а не процессуального, в смысле – судебного, права.

Такой подход к интерпретации природы данного института является вполне логичным, так как речь шла о сугубо диспозитивном институте, где предполагалось, что само заключение мировой сделки осуществляется самими сторонами, т.е. в отсутствии третьего лица – примирителя. Стоит также отметить, что среди «результатов примирительных процедур», закрепленных в Постановлении Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г. мы также обнаружим: частичный или полный отказ от иска; частичное или полное признание иска; полный или частичный отказ от апелляционной, кассационной жалобы, надзорной жалобы (представления); признание обстоятельств, на которых другая сторона основывает свои требования или возражения, которые, в свою очередь, являются основаниями для прекращения рассмотрения дела по существу судом (ст. 220 ГПК РФ и ст. 150 АПК РФ), и, в принципе, являются институтами свободной воли сторон не требующие участия третьего лица – суда. Иначе говоря, среди результатов примирительных процедур мы обнаружим все те диспозитивные способы разрешения споров во внесудебном порядке, которые не только осуществляются без участия суда, но и запрещают последнему рассматривать дело по существу. Таким образом, материально-правовой подход к пониманию природы медиативного соглашения в принципе верен, так как он легко поддерживается аргументацией возможности его внесудебного заключения, а также общего запрета суду рассматривать дела по существу в отношении которых было заключено мировое соглашение (основания прекращения рассмотрения дела по существу).

В тоже время, стоит напомнить, что в нашем случае речь идет именно о судебном примирении, что несколько изменяет природу сугубо материально-правового медиативного соглашения. Действительно, как пишет Калашникова С.И. «Наиболее распространенная точка зрения по проблеме правовой природы результата примирительной процедуры заключается в следующем: необходимо разграничивать медиативное соглашение, заключенное в рамках частной медиации, с одной стороны, и в судебной медиации, с другой. Первое рассматривается в качестве сделки, второе приравнивается: к мировому соглашению … В целом, это отвечает мировой практике. Так, в праве многих зарубежных стран соглашения заключенные в рамках частной медиации, рассматриваются как договоры гражданско-правового характера, на которые распространяются общие требования материального законодательства о двусторонних сделках и, в частности, о мировой сделке» ^[3]. Очевидно, что говоря о судебной, а не частной процедуре примирения, природа результатов его проведения – мирового соглашения, будет скорее смешанной – материально-процессуальной, чем сугубо материальной, хотя Калашникова С.И. и указывает, что в том, что касается «….соглашений, заключенных по результатам судебной медиации, здесь возможно несколько вариантов, в частности, такие соглашения: 1) расцениваются в качестве гражданско-правовой сделки (преимущественно в странах общего права); в этом случае основанием для прекращения производства по делу будет являться, например, направленное в суд уведомление о заключении медиативного соглашения (Канада, Онтарио); 2) приравниваются к судебному решению (например, в Словении), либо 3) рассматриваются в качестве судебного мирового соглашения, процессуальной природы. Соответственно, такое соглашение подлежит судебному утверждению и только после этого приобретает юридическую силу (например, в Финляндии, Румынии)». Иначе говоря, как отмечалось в науке гражданского процесса еще с давних пор, судебное мировое соглашение является «не процессуальным договором, а более сложным юридическим составом, в который входят договор в смысле сделки гражданского права и ряд элементов процессуального значения» ^[4], хотя бы в силу того, что оно утверждается судебным органом. Таким образом, органическое, или институционное понятие мирового соглашения, утвержденного судом, не может являться сугубо материально-правовым и непременно содержит процессуальные элементы.

В целом мнения процессуальной доктрины – несмотря на изученность вопроса – довольно противоречивы, хотя и стоит отметить, что сугубо материально-правовое понимание мирового соглашения стало миноритарным в науке процессуального права с появлением федерального закона 193-ФЗ и это несмотря на тот факт, что данный правовой акт в принципе рассматривает медиативное соглашение как гражданско-правовую сделку: «Медиативное соглашение по возникшему из гражданских правоотношений спору, достигнутое сторонами в результате процедуры медиации, проведенной без передачи спора на рассмотрение суда или третейского суда, представляет собой гражданско-правовую сделку, направленную на установление, изменение или прекращение прав и обязанностей сторон» (п. 4, ст. 12). В тоже время, данное положение уточняет, что «к такой сделке могут применяться правила гражданского законодательства об отступном, о новации, о прощении долга, о зачете встречного однородного требования, о возмещении вреда. Защита прав, нарушенных в результате неисполнения или ненадлежащего исполнения такого медиативного соглашения, осуществляется способами, предусмотренными гражданским законодательством» (п. 4, ст. 12), а в науке гражданского процесса отмечается, что в соответствии с данным положением “…к медиативному соглашению по возникшему из гражданских правоотношений спору могут (но не должны) применяться правила гражданского законодательства об отступном, новации, прощении долга, зачете встречного однородного требования, возмещении вреда. Пределы свободы сторон при заключении медиативного, соглашения могут ограничиваться лишь императивными нормами права (что особенно актуально при проведении примирительных процедур по спорам из семейных, трудовых, публичных правоотношений), но не существующими типичными, правовыми конструкциями. Таким образом, медиативное соглашение в большинстве случаев будет содержать обязательства различной правовой природы и в этом смысле носить комплексный характер. Данное обстоятельство важно учитывать и в практике проведения процедуры медиации” ^[3].

Более простой подход к интерпретации ст. 12 Закона о медиации основывается на различии медиативного соглашения и мирового соглашения. Так, в частности Масленникова Л.В. пишет, что «из норм ст. 12 закона о медиации можно сделать вывод о том, что отличия медиативного соглашения, утверждаемого судом в качестве мирового соглашения от медиативного соглашения, которое стороны не направляют в суд, являются процессуальные характеристики действий сторон и последствия исполнения этих соглашений: первое будет исполняться добровольно или принудительно с помощью службы судебных приставов, второе – добровольно или принудительно, но с использованием института искового производства в суде»^[12].

Как следствие, мы можем утверждать, что если в соответствии с федеральным законом 193-ФЗ, медиативное соглашение, по возникшему из гражданских правоотношений спору, представляет собой гражданско-правовую сделку, только если оно было достигнуто сторонами в результате процедуры медиации, проведенной без передачи спора на рассмотрение суда или третейского суда, то оно не является сугубо гражданской-процессуальной сделкой. В свою очередь, если оно было достигнуто в рамках процедуры медиации, проведенной с передачей спора на рассмотрение суда его природа носит скорее смешанный материально-процессуальный характер. Иначе говоря, в соответствии с логикой самого законодателя мировое соглашение является гражданско-правовой сделкой только если оно было достигнуто без его передачи на рассмотрение суда и, соответственно, оно не будет является гражданско-правовой сделкой если оно было достигнуто при процедуре, проведенной с передачей спора на рассмотрение суда. Таким образом, даже основываясь на положениях закона о медиации, мы можем утверждать что мировое соглашение достигнутое в рамках процедуры судебного примирения не является простой гражданско-правовой сделкой, если оно было разработано в рамках судебной процедуры.

В российской науке арбитражного и гражданского процесса устоялось именно такое, смешанное, понимание сущности мирового соглашения заключенного в судебном порядке ^[5]. Отдельные авторы идут намного дальше – предлагая даже новые квалификации мирового соглашения: «Представляется, что медиативное соглашение, заключенное по результатам судебной медиации; не следует приравнивать к мировому соглашению» ^[3]. Если присмотреться подробнее к сущности мирового соглашения с целью прояснения того, что в нем относится к материально-правовым элементам, а что к процессуально-правовым, то мы обнаружим что само соглашение является именно гражданско-правовой сделкой, тогда как сама процедура его заключения, так и последствия такого заключения являются процессуальными. Иначе говоря, межотраслевая природа мирового соглашения заключается в его двойственной природе – мировой сделке как материально-правовом институте и мировом соглашении как процессуальном институте ^[6].

Данные размышления, касающиеся по большей части медиативного соглашения, заключаемого в рамках процедуры медиации, a fortioti применимы и к мировому соглашению, заключаемому в рамках процедуры судебного примирения, где процессуальные элементы – роль суда, выражены куда более сильно, чем в процедуре медиации. В тоже время, стоит отметить, что правовое регулирование мирового соглашения и, в частности, его наиболее процессуальных аспектов – заключения и исполнения, будут, в соответствии с Постановлением Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г., гармонизированы. Тем, не менее, в процессе примирительной процедуры, судебный примиритель обладает большими полномочиями, чем в рамках процедуры медиации, в том числе и в отношении процесса разработки мирового соглашения, что придает данному институту более судебный, процессуально-правовой характер.

Напомним, что в соответствии с Постановлением Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г., в рамках процедуры судебного примирения – и в отличие от процедуры медиации, где роль медиатора менее значительна – судебный примиритель может, например, «В целях соотнесения и сближения позиций сторон по делу и выявления дополнительных возможностей для урегулирования спора с учетом их интересов, оказания им содействия в достижении взаимоприемлемого результата примирения, основанного в том числе на понимании и оценке сторонами обоснованности заявленных требований и возражений, судебный примиритель вправе вести переговоры со сторонами, другими лицами, участвующими в деле, изучать представленные сторонами документы, знакомиться с материалами дела с согласия суда и осуществлять другие действия, необходимые для эффективного урегулирования спора и предусмотренные Регламентом проведения судебного примирения, в том числе давать сторонам рекомендации в целях скорейшего урегулирования спора и сохранения между сторонами деловых отношений». Напомним, что в отличие от процедуры медиации, где медиатор «не вправе вносить, если стороны не договорились об ином, предложения об урегулировании спора» (п. 5, ст. 11 федерального закона 193-ФЗ), полномочия судебного примирителя, в том числе и в отношении разработки самого мирового соглашения, заключаемого в рамках данной процедуры, кажутся куда более обширными. Как следствие, природа мировых соглашений, заключаемых в рамках судебного примирения находит в себе больше процессуально-правовых элементов, чем в рамках процедуры медиации, что позволяет говорить именно о смешанной, а не сугубо материально-правовой природе данного института.

Более того, в отдельных отраслях права судебное примирение более похоже на институт процессуального права нежели материального; в частности там, где на примирителя возлагаются дополнительные обязанности, связанные с наличием публично-правовых элементов в споре (например в рамках медиации с семейном праве). Недаром в науке рекомендуется для применения процедуры медиации, например, в семейно-правовых спорах, внедрить обязательность применения примирительных процедур ^[7], что несомненно, по многим критериям ее приравняет к судебному разрешению споров нежели к медиации. Наличие публично-правовых элементов в рамках данных правовых споров (необходимость защиты прав ребенка или более слабой стороны процесса в целом) требует коррелятивного увеличения полномочий медиатора, который, в частности, и в отличие от медиатора например в коммерческих спорах, может предлагать определенные способы разрешения спора, а также участвовать в составлении самого мирового соглашения. Иначе говоря, как и в рамках медиативных процедур, отягощенных публично-правовыми элементами, так и в судебном примирении, где роль судебного примирителя и суда, утверждающего мировое соглашение, высока, мировое соглашение является более процессуально-правовым актом нежели материально-правовым, т.е. скорее процессуально-правовым нежели гражданско-правовым.

В тоже время стоит отметить, что в рамках общего, для всех примирительных процедур, правового регулирования, примиритель наделен рядом других полномочий также свидетельствующих о насыщенности процессуально-правовыми элементами мирового соглашения. Действительно, достаточно напомнить, что в соответствии с Постановлением Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г., примиритель может отказать в утверждении мирового соглашения: «Суд не утверждает мировое соглашение, если оно противоречит закону или нарушает права и законные интересы других лиц». Данное полномочие суда следует рассматривать со всей серьезностью несмотря на отсутствие реальных полномочий в составлении мирового соглашения. Действительно, в соответствии с Постановлением Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г. судебный примиритель (как и медиатор) «При рассмотрении вопроса об утверждении мирового соглашения суд вправе предложить сторонам исключить из мирового соглашения отдельные условия, противоречащие закону или нарушающие права и законные интересы других лиц». Иначе говоря, судебный примиритель не обладая полномочиями на составление содержания мирового соглашения, может повлиять на его содержание, а своим правом отказа в утверждении мирового соглашения, на наш взгляд, может напрямую повлиять на мнение сторон и, как следствие, на его содержание.

О процессуальной, или, как минимум, смешанной природе мирового соглашения свидетельствует и ряд последствий его заключения: исполнительная сила и неоспоримость. Так, в частности, в науке отмечается, что «При утверждении судом мирового соглашения суд выносит определение о прекращении производства по делу. Важным моментом является то, что после утверждения мирового соглашения оно имеет силу решения суда. Следует отметить, что мировое соглашение – это обычное соглашение для прекращения процессуального права спора и установления новых прав и обязанностей для сторон, а также последствий такого соглашения, которые могут различаться в зависимости от заключения мирового соглашения в процессе, или утверждение уже заключенного сторонами акта»^[8]. Иначе говоря, последствия заключения мирового соглашения, заключённого в рамках судебного процесса, и вне его, различаются, что, на наш взгляд, позволяет квалифицировать природу данных соглашений различными: как сделку, т.е. материально-правовой акт, в отношении мировых соглашений заключенных вне судебного процесса, и как материально-процессуальный акт в случае с мировыми соглашениями, заключенными во время судебного процесса.

По вопросам последствий, заключенных мировых соглашений в рамках судебного процесса, Зейналов Р.И. так же отмечает: «В случае же если мировое соглашение уже утверждено арбитражным судом можно утверждать, что последствие есть прекращение судопроизводства по делу, а также неприменение вынесенных ранее судебных постановлений. Об этом при утверждении суды апелляционной и кассационной инстанции делают соответствующую ссылку. Данное правило бесспорно, однако законом не подкреплено. Таким образом, п. 7 ст. 141 АПК РФ включает в себя только положение об исполнительном производстве: «В определении об утверждении мирового соглашения, заключенного в процессе исполнения судебного акта арбитражного суда, должно быть также указано, что этот судебный акт не подлежит исполнению»» ^[8]. Иначе говоря, утверждение мирового соглашения в рамках процесса придает ему исполнительную силу приводящую к отмене судебных актов принятых ранее по данным вопросам, что еще раз придает ему процессуально-правовую природу нежели материально-правовую, посредством наделения свойствами присущими судебным актам, а не актам частного права – соглашениям.

В тоже время, материально-правовая природа мирового соглашения как сделки проявляется в том, что действия суда в отношении мирового соглашения серьёзно ограничиваются. Так, например, Князев Д.В. и Сердюкова Н.В. в частности отмечают: «Заключая соглашение, стороны самостоятельно разрешают спор, и от судьи требуется лишь проверить законность данного мирового соглашения. Суд как бы снимает с себя ответственность за необоснованность судебного акта. Достаточно проверить соответствие мирового соглашения закону, не вдаваясь в исследование доказательств» ^[9]. Как мы уже отметили, данное умозаключение является практически достоверным только в отношении действующей процедуры медиации, тогда как станет менее верным с вступлением в силу изменений, вносимых в процессуальное право законопроектом в Постановлением Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г., так как полномочия примирителя серьезно расширены в данном отношении.

Высший арбитражный суд, на первый взгляд, также склоняется скорее к материально-правовому пониманию мирового соглашения. Так, в своем постановлении № 50 от 18 июля 2014 г. «О примирении сторон в арбитражном процессе» он указывает, что «мировое соглашение представляет собой соглашение сторон, то есть сделку, вследствие чего к этому соглашению, являющемуся одним из средств защиты субъективных прав, помимо норм процессуального права, подлежат применению нормы гражданского права о договорах, в том числе правила о свободе договора (статья 421 Гражданского кодекса Российской Федерации). Таким соглашением, если оно утверждено арбитражным судом, стороны прекращают спор (полностью или в части) на основе добровольного урегулирования взаимных претензий и утверждения взаимных уступок». В тоже время, в данном положении Постановления Высшего арбитражного суда, несмотря на явный упор на материальное право, указывается и на применение норм процессуального права, что, на наш взгляд, никак не лишает мировое соглашение процессуально-правовых аспектов, т.е. следует все же говорить о смешанной природе мирового соглашения. Более того, по верному замечанию многочисленных представителей науки гражданского права ^[10], результат примирения основан на взаимных уступках сторон, тогда как гражданско-правовые сделки – которыми являются, как считает Высший арбитражный суд, и мировые соглашения – основаны на взаимности интересов его участников. Иначе говоря, мало того, что определение природы мирового соглашения как сугубо материально-правового института не является корректным – его понимание как сделки и вовсе неприемлемо.

Если вернуться, в ракурсе сущности мирового соглашения, к вопросу полномочий суда, то в случае с мировым соглашением, заключаемым в рамках процедуры судебного примирения, мы можем наблюдать, что полномочия суда в отношении мирового соглашения также свидетельствуют, на первый взгляд, о сугубо материально-правовой сущности мирового соглашения. Действительно, если в соответствии с Постановлением Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г. роль суда несколько изменилась – основным направлением его работы при утверждении мирового соглашения стала защита прав и законных интересов третьих лиц, то ее ограниченный характер вроде бы никак не изменился. Это утверждает Серегина Н.М. : «При утверждении мирового соглашения суд всестороннее и полно обстоятельств дела не исследует. Собственно говоря, то, что выступает содержанием мирового соглашения, с позиции гражданского процесса является определённой правовой фикцией. Но для утверждения мирового соглашения суду вовсе не обязательно констатировать существование действительного материального правоотношения, достаточно констатации законности условий такого соглашения» ^[11]. Такая ограниченность полномочий суда в отношении определения содержания мирового соглашения свидетельствовала долгое время о повышенной диспозитивности процедур утверждения мировых соглашений; о том, что, по сути дела, речь идет о сделке, т.е. материально-правовом отношении. Тем не менее, напомним что в соответствии с Постановлением Верховного суда РФ № 1 от 18 января 2018 г. роль суда несколько изменилась, так как «вправе вести переговоры со сторонами, другими лицами, участвующими в деле, изучать представленные сторонами документы, знакомиться с материалами дела с согласия суда и осуществлять другие действия, необходимые для эффективного урегулирования спора и предусмотренные Регламентом проведения судебного примирения, в том числе давать сторонам рекомендации в целях скорейшего урегулирования спора и сохранения между сторонами деловых отношений».

Таким образом, как сокращенный характер полномочий суда в отношении утверждаемого им мирового соглашения и, коррелятивно, повышенные полномочия сторон в отношении него, так и процессуальные последствия мирового соглашения (исполнительная сила) свидетельствуют о том, что мировое соглашение носит скорее смешанную, материально-процессуальную природу. Такое заключение можно сделать и основываясь на судебной практике. Так, в частности, в Определении Конституционного суда Российской Федерации от 24 февраля 2004 г. №1-О указывается: «мировое соглашение представляет собой соглашение сторон о прекращении спора на основе добровольного урегулирования взаимных претензий и утверждения взаимных уступок, что является одним из процессуальных средств защиты субъективных прав». Такое определение является межотраслевым так как сочетает в себе как отсылку к материально-правовой природе (соглашение), так и к процессуальной (процессуальное средство защиты) природе данного правоотношения.

На наш взгляд, верным в определении правовой природы мирового соглашения является, межотраслевой подход определяющий мировое соглашение, заключенное в рамках судебного производства как, с одной стороны, сделку, т.е. материально-правовой институт и, в тоже время, с другой стороны, мировое соглашение как институт процессуального права. Такое понимание, правовой сущности мирового соглашения, как материально-процессуального института стало еще более актуальным с появлением идеи судебного примирения, при котором, в сравнении с аналогичным институтом в рамках процедуры медиации, полномочия суда в отношении мирового соглашения расширены.