Образ Бориса Годунова в трагедии А.С. Пушкина и в опере М.П. Мусоргского: сравнительный анализ философско-эстетического, психологического и социального компонентов

Чжан Хуэй аспирант Института музыки, театра и хореографии Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена 191186, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Наб. Реки Мойки, 48 Zhang Hui Postgraduate student, the department of Music, Theatre and Choreography, Herzen State Pedagogical University of Russia 191186, Russia, g. Saint Petersburg, ul. Nab. Reki Moiki, 48 ruopera@163.com Другие публикации этого автора

Борис Годунов, будучи сложным и спорным персонажем двух шедевров: поэтического и музыкального, продолжает волновать исследователей, так как неизбежные аллюзии на современную политическую жизнь сопровождают частые постановки оперы Мусоргского и редкие, но яркие, спектакли по драме Пушкина. Так как сценическая судьба только оперы, но не драмы, является актуальной и посей день, в данной статье больший акцент будет делаться именно на ней.

Для работы над постановкой оперы «Борис Годунов» не достаточно просто знать первоисточники, т.е. историческую интерпретацию Н. М. Карамзина, драму А. С. Пушкина и все редакции оперы прославленного композитора. Чтобы создаваемый художественный образ стал цельным и проработанным, необходимо понимать различные грани как заглавного героя, так и его трагедии, а также различные позиции, с которых этого героя и историческую обстановку вокруг него видят его гениальные создатели. Кроме этого, исполнители, приступая к работе над партией Бориса Годунова, стоят перед необходимостью создания своей собственной уникальной ее интерпретации и для этого им также необходимо погрузиться во внимательный разбор того, каким этот терзаемый чувством вины царь представал как для самого композитора, так и для вдохновившего его поэта. Чтобы способствовать этой важной сценической работе, требующей многогранного рассмотрения образа Бориса Годунова, мы выбрали три компонента, через которые и рассмотрим «преступного царя»: 1) философско-эстетический; 2) психологический; 3) социальный.

1. Философско-эстетический компонент

Философско-эстетический компонент чаще всего отражает историческую перспективу, в которой создавались художественные произведения. Кроме этого, он раскрывает фундаментальный взгляд художника как на актуальное для него настоящее, так и на прошлое, которое он, в какой-то степени, пытается осмыслить и отразить.

Отвечая на вопрос о причине привлекательности образа царя Бориса, как для поэта, так и для композитора, Б. В. Асафьев говорит о глубоком чувстве исторической действительности и непрестанном искании правды о человека, свойственные обоим творцам. Именно поэтому драма безжалостного и безостановочного движения истории, которому пытается противостоять и при этом гибнет Годунов – умный политик, дельный правитель, человек желающий просвещения и любящий свою семью, – занимает умы и А. С. Пушкина и М. П. Мусоргского.

Судьбы оперы «Борис Годунов» Мусоргского и одноименной трагедии Пушкина во многом схожи ^[9], но образ царя поэт и композитор видят естественно по-разному. Поэт представляет Бориса Годунова посредством его «диалогов» с окружением, при этом интонации царя говорят о его воли и твердости. Самодержец у Пушкина, прежде всего воплощение власти, и именно в этом представлении Бориса Годунова выражается историческая перспектива взгляда Пушкина на образ царя. Помещая свое представление о Борисе Годунове в рамки потока истории, Пушкин выделяет две его ипостаси: величественную и достойную оправдания, что находим мы в монологах самого Бориса, и на ипостась, обвиняемую в злодеяниях, отраженную в репликах его окружения.

Однако не все исследователи разделяют мнение о наличии дуальности и сложности образа Бориса Годунова у поэта. В своей статье Л. И. Сигида описывает отношение Пушкина к Борису Годунову как к убийце, жаждущему власти, как к лицемеру, не испытывающему муки совести, как к лгуну, не снимающему маску и караемому высшим судом ^{[13, с. 51]}. В этой статье и позиция Карамзина трактуется как осуждающая. Так, исследователь утверждает, что Пушкин в описании трагедии Бориса следует Н. М. Карамзину неотступно, и что причины трагедии героя лежат исключительно в области нравственности и таким образом, грешник карается «законом возмездия, исходящим от Того, Кого обмануть невозможно» ^{[13, с. 52]} .

О. А. Державина считает, что образ Бориса Годунова у Пушкина ближе к образам, рисуемым летописями, на которые часто ссылался Карамзин, и которые старательно изучал Пушкин. Исследователь склоняется к мысли, что Пушкин значительно отходит от образа царя, описанного у Карамзина. По мнению О. А. Державиной, Борис Годунов не является главным героем трагедии Пушкина, он, наравне с Самозванцем, только действующее лицо «беды» Московского государства ^{[5, с. 261]}. Исследовательница, таким образом, приходит к мысли, что поэт хотел показать разобщенность народа и царя, которая только лишь усугубляется тем, что на престоле царь-преступник.

С этой позицией можно согласиться. Логика событий в этой трагедии Пушкина при внимательном сопоставлении действительно выстроена по «Истории государства Российского» Карамзина (о чем, к слову, пишет и сам поэт в своих письмах к П.А. Вяземскому ^{[12, с. 205]}). Однако у Пушкина осью всей трагедии становится историческое время, а не личная драма Бориса, вследствие чего художественная целостность и единство сюжета у Карамзина разрывается в трагедии «Борис Годунов» Пушкина. Подчинение трагедии Пушкина историческому времени выражается как в описании образа Бориса, где главный герой, прежде всего «государь», так и открытым финалом трагедии, говоря тем самым о непрерывном течении времени ^{[7, с. 98]}.

В опере «Борис Годунов» М. П. Мусоргского мы находим отклик на эстетику уже конца XIX века, требующую соприкосновения слов с их жизненной основой, а потому прекрасные формы повествования Пушкина, его «высокий эстетизм» сменяет эмоциональный накал и жизненность, вложенные в оперу «Борис Годунов» Мусоргским ^{[14, с. 74]}.

У композитора в образе Бориса Годунова мы находим заостренную, глубоко личностную трагедию, интенсивно переживающуюся как страдание. Мусоргский рисует живого человека, не выдерживающего тяжелого груза прошлого, в то время как Пушкин видит в Борисе Годунове, прежде всего, государственного деятеля, целенаправленно идущего к власти, не чураясь, при этом, кровавых пятен на совести. Царь у Пушкина это историческое лицо, включенное в активное взаимодействие с окружающим миром, а в опере Мусоргского монологи Бориса обращены, чаще всего, внутрь, рисуя образ драматического героя ^[14].

Как отмечает Р. К. Ширинян, Мусоргский как раз разрывает «пушкинское соподчинение всех частей многосоставной исторической драмы» ^{[14, с. 95]}, снова, как и Карамзин, возвращаясь к личной драме Бориса и выстраивая оперу вокруг личности царя, изображая его обособленным и переживающим. Композитор рисует в первую очередь страдания, муки совести и «исповедь страшного грешника». Трагедия Бориса это, прежде всего человеческая трагедия, в которой разыгрывается драма несовместимости преступления и жизни, зла и добра ^[14].

2. Психологический компонент

Данный компонент раскрывает человеческие стороны героя произведения, указывая как на место этих черт в общем образе персонажа, создаваемом художником, так и на значимость психологической подоплеки всего произведения.

Выделяя в творчестве Пушкина-драматурга четыре этапа, С. М. Бонди относит драму «Борис Годунов» ко второму этапу, указывая на решительный отказ Пушкина от романтизма. Поэт не прибегает к выражению переживаний и страданий и обращается к реальности, внимательно изучая исторические документы и стараясь раскрыть сущность описываемых событий, их логику.

Создавая новый тип реалистичной драмы, Пушкин в трагедии «Борис Годунов» в большей степени углубился в политические события и исторические детали, упустив психологическую глубину образа царя Бориса. Карамзин через Вяземского передавал совет Пушкину обратить внимание на глубокое противоречие в личности Годунова, на «дикую смесь набожности и преступных страстей» ^{[12, с. 456]}. Поэт отвечал на это: «Я смотрел на него с политической точки, не замечая поэтической его стороны: я его засажу за евангелие, заставлю читать повесть об Ироде и тому подобное. Ты хочешь плана? возьми конец десятого и весь одиннадцатый том, вот тебе и план» ^{[12, с. 205]}. Таким образом, можно констатировать, что Пушкин изображал Годунова, главным образом, как политического деятеля, не углубляясь в его индивидуальную психологию ^{[2, с. 561]}.

Общие же психологические черты царя у Пушкина, по мнению О. А. Державиной, характеризуются коварством и жестокостью, при одновременной констатации и положительных черт: «Его Борис – человек от природы умный и добрый, наделенный к тому же чуткой совестью; это отец, горячо любящий свою семью, царь, стремящийся в первые годы своего царствования делать добро народу. Кроме того, это глубоко несчастный человек, страдающий от того ложного положения, в которое его поставили обстоятельства» ^{[5, с. 261]}.

Таким образом, Борис Годунов Пушкина, это по большей части государь, чьи душевные переживания не раскрываются в полной мере в силу выбранной художественной формы – реалистическая трагедия, где в угоду исторической точности отброшен романтизм, а царь – это только один из персонажей трагедии всей России, а не трагедии личности.

В отличие от Пушкина, Мусоргский с самого начала хотел сконцентрировать все внимание на образе царя и на событиях, происходивших в России. В первой версии отсутствовали польские сцены и соответственно любовная линия между Мариной Мнишек и Самозванцем. По мнению Е. А. Михайловой, работа Мусоргского над осмыслением трагедии Пушкина при написании оперы «Борис Годунов» сводилась к углублению и более полному отражению фигуры царя ^[9]. Все линии оперы и взаимоотношения царя созданы, чтобы усилить ощущение его одиночества. Опера начинается с избрания Бориса на царствование и заканчивается в первоначальной версии его смертью, тем самым указывая на Бориса Годунова, как на главного героя.

Михайлова считает, что образ Бориса Годунова у Мусоргского раскрывается не вширь, как у Пушкина, а вглубь: «для композитора главное – страдание царя, внутренний конфликт, погружение в думы о своем грехе, о цене за свой престол» ^{[9, с. 251]}. У Мусоргского, кроме всего прочего, не звучит прямого обвинения в адрес царя, пусть даже и в устах окружения, об его виновности в смерти царевича Дмитрия. Этот вопрос как будто остается открытым, но Борис Годунов все же страдает в связи с этим – мы наблюдаем конфликт совести и души.

Как и Пушкин, Мусоргский рисует образ Бориса Годунова в основных его ипостасях: государственный деятель, любящий семьянин, преступник и мученик совести. Однако если Пушкин делает акцент на первом, то Мусоргский на последней из ипостасей Годунова, а потому опущенный Пушкиным мелодраматизм возвращается в повествование о царе и тем самым делает оперу «Борис Годунов» яркой для сценических постановок.

Мусоргский, как и Карамзин, описывает царя через его самосозерцание («Скорбит душа», «Достиг я высшей власти»), и в каждом появлении Бориса, как психологический фон, звучит трагедия его совести. Р. К. Ширинян, характеризуя музыкальный рисунок партии Бориса Годунова, почти повторяет описания царя Бориса у Карамзина, который подчеркивал, что твердость духа царя сменяется его слабостью в момент возвращения «прошлого» в лице Самозванца. Ширинян пишет: «Образные грани “тверды” в своих словесно-музыкальных очертаниях лишь до той поры, пока ими управляет твердость мысли и представлений. Но вот Борисом овладевает страх, психическое напряжение, нарушающее реальное видение “предметов”. И тогда на смену твердой словесно-музыкальной логике приходит зыбкость, отражающая образную ирреальность, разорванность сознания» ^{[14, с. 99]}. А у Карамзина это звучит так: «Один Бог ведает, что происходило в душе Годунова, когда он услышал сие роковое имя!..» ^{[6, с. 85]}.

Глубину психологического портрета царя, рисуемый Мусоргским, отмечает и Б.В. Асафьев: «...всюду чувствуем истинное душевное благородство, глубокий душевный склад (отцовство и стремление рассеять обвинения, налагаемые молвой врагов), мужественную мысль и величие скорби. Серьезность думы Бориса в первом ариозо («Скорбит душа») в сцене коронации — это редчайший пример музыки, интонирующей чувство долга и высоту помыслов незаурядного человека, жизнь которого могла стать объектом выдающегося художественного замысла. Далее, в сцене в тереме (II акт) Борис раскрывается как любящий отец в общении с семьей, а в беседе с сыном над географической картой русского государства еще и как мудрый правитель. Мусоргский и здесь находит интонации, внушающие слушателям опять очень высокое представление о Борисе. Мало того, его тон отца волнует и вызывает симпатию своей чистой человечностью и искренностью ^{[1, с. 107]}.

Располагая слушателей к Борису Годунову Мусоргский, по мнению Б.В. Асафьева, ведет оперу к важному для него замыслу – этической проблеме личности высокого духовного склада, который испытывает глубокие нравственные страдания в силу своей «высотности» и человечности. Критик также замечает, что для Мусоргского было свойственно обращаться к образам тех, кто носит «в себе зерна высокой человечности и гибнущих либо в борьбе за них, либо за свое отступление от них» ^{[1, с. 108]}.

3. Социальный компонент

Если психологический компонент отражает внутреннее пространство героя, то социальный компонент это внешнее пространство, в котором персонаж действует и раскрывает себя как личность. Окружение, таким образом, может стать еще одной чертой в портрете действующего лица. Оно отражает те стороны, которые внутренним планом отражено быть не может.

Социальная трактовка драмы Пушкина, по мнению Д. В. Одиноковой, получает свое основное раскрытие в работах литературоведов советского времени. При этом ими игнорировались нравственные аспекты драмы в угоду выпячивания мотивов столкновения власти и народа, описывающегося в рамках марксизма-ленинизма ^[10].

Так, Г. О. Винокур центральными проблемами драмы Пушкина и, соответственно, Бориса Годунова, считает отношения царя с боярством, т.е. высшими кругами государства, и проблему взаимоотношения власти и народа, которая является, по сути, еще более широкой проблемой. Винокур пишет: «В пушкинской трагедии поставлены две большие социально-политические проблемы, которые интересовали Пушкина в течение всей его сознательной жизни: 1) правящие классы и народ и 2) царь и боярство» [Цит. по: 10, с. 17].

О том, что для Пушкина важен именно социально-политический план его драмы, писал и Б. П. Городецкий, отмечая, однако, и наличие мотива трагедии совести. Городецкий говорит о «мнении» народа, которое имеет силу и революционный характер, а потому исследователь делает вывод о том, что народ в драме Пушкина сам творит историю: «поражение Годунова расценено им [Пушкиным – Ч. Х.] не как следствие индивидуальных усилий Самозванца, но как результат победы народного антикрепостнического движения против режима Годунова» ^{[4, с. 195]}.

С. М. Бонди указывает на то, что социальная проблематика трагедии была актуальна и во времена Пушкина. По мнению пушкиноведа, незадолго до восстания декабристов, поэт, активно поддерживающий их в борьбе с самодержавием и крепостным правом, делает историческую ретроспективу, находя ответ на вопрос об отношении власти и народа, отразив движения и силы, влекущие события истории. Пушкин придерживался, естественно, позиции Карамзина на причастность Годунова к утверждению крепостного права. Соответственно и свержение Годунова Бонди интерпретирует как возмездие народа за их закрепощение, а не как результат интриг бояр и польского нашествия Самозванца.

Считается, что М. П. Мусоргским опера «Борис Годунов» писалась как «народная музыкальная драма» ^{[8, с. 17]}. При этом А. А. Гозенпуд отмечал, что композитор в работе над оперой «Борис Годунов» видел своей задачей не воскрешение образов прошлого, а проведение параллелей с современностью композитора, которая на его глазах (1860-е годы) начинала перекликаться с историей смутного времени в своем народном гневе в росте революционного движения ^[3]. Исследователь придерживается мнения, что Мусоргский перенимает идею социального заострения конфликта царя и народа у самого Пушкина и неотступно следует за поэтом в своем видение народа, как неподкупного судьи и силы истории: «Мнение народа» определяет успех Самозванца, но грозное молчание народа в финале трагедии знаменует крушение этой поддержки» ^{[3, с. 49-50]}.

Гозенпуд также подчеркивает, что в опере «Борис Годунов» отношения царя и народа имеют динамику. Так, в начале оперы, при избрании царя, народ равнодушен, далее следует осуждение царя устами Юродивого и завершается опера народными сценами открытого восстания масс. Восстанием пользуется Самозванец, и народ вновь обманут, поэтому опера завершается плачем Юродивого над судьбою Руси и ее народа. Даже психологическая драма царя Бориса, по мнению Гозенпуда, неразрывно связана с отношением к нему народа: «Борис не может не видеть равнодушия к нему массы, но властолюбие побеждает. <...> Нарастание народного протеста приводит к постепенно усиливающемуся одиночеству Бориса. Не только муки совести (они играют большую роль в сложном психологическом образе царя), но и сознание тщетности попыток завоевать доверие народа и его любовь определяют драму Бориса» ^{[3, с. 50]}.

Б.В. Асафьев выделяет еще один важный социальный разрез оперы Мусоргского – противостояние основных социальных сил трагедии – интригующих бояр и бунтующего народа ^{[1, с. 107]}. Между этими силами, как между молотом и наковальней гибнет Годунов, обнажая драму великой личности, драму бессильной человечности. Таким образом, мы можем видеть, что в социальном компоненте взгляды Пушкина и Мусоргского схожи.

Выводы

Из проведенного выше сравнительного анализа образа Бориса Годунова в одноименной трагедии Пушкина и опере Мусоргского по трем компонентам можно сделать следующие выводы:

1) Трагедия Пушкина создавалась на принципах реализма и историзма, подчеркивая бессилие и даже второстепенность Бориса Годунова на фоне потока истории, Мусоргский же напротив, ставит царя Бориса в заглавную роль оперы, выстраивая все нравственно-философское размышление вокруг муки совести царя, подчеркивая несовместимость преступления и жизни. При этом общим лейтмотивом является идея о роли личности в истории, правда, для Пушкина первостепенна история, а для Мусоргского - личность;

2) Создавая трагедию в рамках реализма, Пушкин лишь формально намечает психологические переживания Бориса Годунова, предоставляя заглавному актеру задачу «окрасить» царя эмоциями и переживаниями. Мусоргский же, напротив, выделяет в своем произведении именно психологический компонент, а потому душевные переживания и муки Годунова становятся центром всей оперы. Более того, у Мусоргского появляется дополнительный компонент «возвышенности героя» и его бессилия перед бездушной массой, а для Пушкина Годунов все же по большей части человек коварный и заслуживающий своей участи;

3) Социальный компонент образа Бориса Годунова и в трагедии Пушкина и в опере Мусоргского одинаково соответствует проблеме противостояния царя и народа. Особенно этот компонент был раскрыт в советское время, когда тема межклассовой борьбы развивалась особенно интенсивно. При этом народ для Пушкина это такой же элемент истории, как и Годунов, поэтому их противопоставление, скорее абстрактное представление о судьбах правителей. Для Мусоргского же народ является в большей степени личностью, которая своим наличием и характером углубляет трагедию царя.

Таким образом, мы видим, что образ Бориса Годунова может быть представлен в трех основных осях (выделенных нами компонентов), в которых, далее подразделяется на, как минимум, еще два подуровня. Это значит, что работая над интерпретацией партии Бориса Годунова, следует обратить внимание на то:

1) какую основную философскую проблему раскрывает данная постановка – идет ли речь по большей части о личности героя, или берется более широкий контекст и Годунов это только одна из фигур на широком полотне постановки;

2) каким основным личностным чертам царя артист хочет уделить больше внимания – будет ли Годунов в большей степени поглощен страстями или же его трагедия будет создаваться идеей возвышенного устремления к образу великой новой Руси;

3) каким представляется Годунов в отношениях с второстепенными персонажами и народом в целом – будут ли они стихией, которая поглотит его, или же акцент будет сделан на конкретных фигурах окружения, что позволит раскрыть и линию отношения царя с боярами.

Естественно, что обозначенные перспективы схематичны и артист сможет проработать партию, используя и более вдумчивое изучения каждого из направлений, а также рассматривая комбинации этих компонентов. Раскрыть всей сложности и многогранности образа Бориса Годунова невозможно, тем более в статье, так как подлинно гениальные произведения остаются актуальными именно потому, что их героя «вечно живые» и резонирующие с проблемами настоящего. При этом такой же актуальной остается и необходимость изучения этих образов, что и было предпринято в данной статье.