Реализация позитивной юридической ответственности

Кузьмин Игорь Александрович ORCID: 0000-0002-6478-6028 кандидат юридических наук доцент, кафедра теории и истории государства и права, Иркутский юридический институт (филиал) Университета прокуратуры Российской Федерации 664035, Россия, г. Иркутск, ул. Шевцова, 1 Kuzmin Igor Aleksandrovich PhD in Law Associate Professor, Department of Theory and History of State and Law, Irkutsk Law Institute (branch) of the University of the Prosecutor's Office of the Russian Federation 664035, Russia, g. Irkutsk, ul. Shevtsova, 1 grafik-87@mail.ru Другие публикации этого автора

Статья подготовлена при поддержке РФФИ, проект № 19-011-00103 А «Юридическая ответственность в правовой системе России: концепция взаимодействия, взаимосвязей и устранения противоречий с иными элементами правовой системы».

Позитивная юридическая ответственность, по мнению ряда исследователей, не является собственно-юридической категорией и статус самостоятельного правового феномена за ней не признается. Между тем, мы отмечаем, что действие профилактической (превентивной) функции юридической ответственности находит себя в правомерном поведении, реализации соответствующей обязанности соблюдать предписания правовых норм и воздержании от злоупотребления своими субъективными правами ^{[4, с. 5-18]}. Соответствующие аспекты действия профилактической функции ответственности зачастую рассматриваются в качестве форм реализации (проявления) позитивной юридической ответственности ^{[9, с. 28]}. В этой связи, реализация профилактической функции негативной юридической ответственности нами будет в дальнейшем компромиссно именоваться «реализация позитивной юридической ответственности». Отметим, что в нормах права ответственность употребляется в разных значениях. Так, согласно ст. 25 Закона Кыргызской Республики от 17.06.1996 г. № 22 ^[22] работники госпожарнадзора несут установленную законом ответственность за ненадлежащее выполнение возложенных на них надзорных функций по профилактике пожаров (негативный аспект), а ответственность за обеспечение пожарной безопасности в жилых и прочих помещениях и постройках (позитивный аспект) возлагается на домовладельцев и арендаторов.

Очевидными представляются непродуманность и заведомая бесперспективность правоохранительной политики, направленной на борьбу с последствиями правонарушений, проводимая при игнорировании причин и условий их массового совершения. Неспособность выявлять и устранять корни социальных проблем, динамика которых проходит ряд стадий (непонимание – разобщение – спор – конфликт – девиантное поведение – делинквентное поведение), неизменно приводит к мысли о неэффективности правоохранительной системы в части противодействия противоправному поведению и обеспечения защиты государства, общества и личности, в целом национальной безопасности. Обозначенное положение является, в свою очередь, следствием убежденности многих граждан в безнадежности и безуспешности борьбы с правонарушениями, побуждает их отказаться от сотрудничества с правоохранительными органами и собственного правомерного поведения, руководствуясь маргинальными, конформистскими и иными нежелательными мотивами.

Интересным в этом плане представляется анализ наиболее известного произведения Сунь-Цзы «Искусство войны», в котором загадочный японский воин-философ, живший более двух тысяч лет назад, последовательно проводит мысль о том, что лучшая победа достигается без борьбы, а наилучшая стратегия позволяет решать задачи, не переводя их в состояние выраженного конфликта. Среди прочего, проводится мысль о том, что опережавшие развитие болезни лекари (устраняющие болезни до их появления), равно как и одерживающие победы без войн великие воители, часто остаются безызвестными и бесславными ^{[25, с. 101]}. Экстраполируя обозначенные идеи на современность, мы можем с высокой степенью уверенности предположить, что само ведение борьбы с правонарушаемостью (в особенности, с коррупцией, экстремизмом и терроризмом), посредством дорогостоящих и малоэффективных методов и средств, создает повышенную заинтересованность у некоторых государственных «заказчиков» и «исполнителей» в самом факте и длительном продолжении такой бесполезной борьбы. Возможность получать и тратить в своих целях значительные государственные (и не только) средства – мощный стимул для недобросовестных должностных и близких к ним лиц в демонстрации статистически-выдающихся результатов противодействия нарушениям, при практически полном отсутствии реального стремления к их минимизации и устранению. Близкие коннотации могут быть обнаружены и в сфере научно-методического обеспечения правоохранительной деятельности. Например, научно-педагогический работник, изучая соответствующие вопросы противодействия правонарушениям, кровно заинтересован в повышении собственных наукометрических показателей, следуя «политическим трендам», и не будучи замотивированным вести продуктивный научный поиск по совершенствованию правоохранительной системы, вопреки научной этике и основам социологии науки ^{[17, с. 237-238]}. Напротив, использование показавших свою применимость и действенность методов и средств борьбы с правонарушениями, не требующих существенных затрат и не оставляющих обширное «поле» возможностей обогащения (расширения влияния), зачастую интереса у упомянутых ранее лиц, не вызывает. И это настоящая проблема для подавляющего большинства государств. В правовой политике юридической ответственности любому государству надлежит руководствоваться позицией выдающегося стратега и военачальника Чжугэ Ляна, жившего в III в.: «философия войны – это философия достижения позитивного через негативное, посредством недеяния» ^{[25, с. 19]}. Государству не следует вмешиваться в общественные отношения, объективно не нуждающиеся в правовой охране, обеспечивая свое разумное присутствие в сферах, требующих этого и создавая условия для удовлетворения нужд граждан, учитывая действие иных социальных регуляторов с акцентом на саморегулирование.

Восприняв по факту основные идеи Сунь-Цзы и Чжугэ Ляна, Япония убедительно доказывает их применимость и эффективность на сегодняшний день. Рейтинг по уровню опасности жизни в разных странах мира, составленных на основе общемировой статистической базы данных Numbeo (индекс преступлений «Crime Index for Country»), показывает, что за предшествующие написанию статьи 2 года Япония занимала 1 (2018) и 2 (2019) позиции в списке как наиболее безопасное государство мира ^[29]. Таких нетривиальных результатов, по мнению экспертов, удалось достичь благодаря включенной профилактике преступлений, при которой правоохранительные органы (начиная с квартальных полицейских) постоянно контролируют свою подведомственную территорию, поддерживая постоянные контакты с местными жителями и фиксируя все подозрительное ^[2]. Н. А. Морозов в своем диссертационном исследовании приходит к мнению, что низкие показатели преступности в Японии обусловлены уверенностью властей в реальности построения общества, свободного от преступности, вопреки позиции российской криминологии и практики, исходящей из идеи достижения социально приемлемого уровня контроля преступности со стороны государства. Автором называются базовые причины такой ситуации: антикриминогенный потенциал национального традиционализма, блокирующий криминальные инициативы на уровне мотивации, отказ от пути репрессий в уголовной политике в пользу мобилизации всего общества на борьбу с преступностью ^{[16, с. 13-15]}. В связи с этим необходимо согласиться с положениями п. 4 Инструкции по профилактике правонарушений среди лиц, содержащихся в учреждениях уголовно-исполнительной системы (далее – УИС), утвержденной приказом Минюста России от 20.05.2013 г. № 72. Согласно норме, сотрудникам учреждений УИС надлежит выявлять соответствующих лиц, имеющих намерение совершить правонарушение, и принимать меры еще на стадии обнаружения умысла. Системное толкование данного правоположения в совокупности с другими нормами документа позволяет выявить примерный механизм его реализации:

- обеспечение и поддержание квалификации сотрудников специальных служб учреждений ФСИН, позволяющей им своевременно выявлять признаки-риски возможных социальных конфликтов, их участников и истинных мотивов (целей) последних (так, согласно п. 20 психологические службы УИС повышают психологическую компетентность сотрудников учреждения, включая навыки бесконфликтного общения, психологическое сопровождение при осложнении оперативной обстановки);

- налаживание эффективного взаимодействия с территориальными органами ФСИН России, правоохранительными органами, государственными и общественными организациями по вопросам профилактики правонарушений (п. 7);

- подготовительная профилактическая работа в форме мероприятий по предупреждению правонарушений на основе изучения обстановки, определение задач профилактической работы, тактических способов их решения (в силу п. 16 эти функции выполняют оперативные отделы учреждений УИС, общая правовая основа для подобных мероприятий, проводимых учреждением в целом, заложена в п.п. 11-14);

- предварительное выявление лиц, склонных к противоправным действиям, имеющих психические заболевания, новые татуировки и иные подобные приметы (совместно с заинтересованными службами осуществляют отделы воспитательной работы – п. 17 и медицинские подразделения учреждения УИС – п. 19);

- обеспечение мер, исключающих возможность совершения лицами, содержащимися в учреждениях УИС правонарушений (данные полномочия осуществляются, в том числе подразделениями охраны – п. 18);

- постановка на учет лиц, о которых имеются сведения об их намерениях совершить правонарушение или негативным образом повлиять на других лиц (возлагается на сотрудников подразделения учреждения УИС, инициировавшем постановку на профилактический учет – п. 8);

- своевременное выявление возникающих конфликтных ситуаций, в результате текущего (включенного) мониторинга и принятие мер для их разрешения и урегулирования, посредством охраны, изоляции и надзора (чем занимаются, преимущественно, отделы безопасности (режима) учреждений УИС в силу п. 15 совместно с иными отделами, например, воспитательной работы);

- обобщение опыта, полученного в предшествующей профилактической работе, в том числе с точки зрения ее качественного анализа, слабых и сильных сторон (чем занимается непосредственно ФСИН России и ее территориальные органы, на основании п.п. 9-10).

Целостное видение стадий и субъектов профилактической работы по предотвращению правонарушений еще на этапе возникновения условий для формирования социальных конфликтов и противоправных умыслов является основой для дальнейшего совершенствования пенитенциарной политики, позволяет обнаруживать дефекты правового регулирования и своевременно устранять (преодолевать) их. Разграничение подготовительной, основной и последующей (контрольной) стадий профилактики правонарушений представляется здесь оправданным применительно к любым условиям и ситуациям, когда требуется надлежащим образом организовать и воплотить в жизнь соответствующие превентивные установки.

Сказанное во многом оправдывает и возвышает любые действия государства, которое официально и на деле отдает приоритет профилактическим мерам по борьбе с правонарушениями, стремится не допускать их уже на стадии складывания условий, способствующих возникновению социальных конфликтов/отклонений. Р. А. Семенюк, рассуждая о криминогенной социальной ситуации, видит в ней «многоуровневый и многозвенный комплекс негативных процессов, происходящих в обществе и выражающих квинтэссенцию общественных отношений». По мнению автора, эта «социальная ситуация способствует формированию в обществе социальных конфликтов и моделей их разрешения преступным путем, которые через конкретные… жизненные ситуации... реализуются в конкретных преступлениях» ^{[23, с. 17]}. Особое значение здесь приобретает конвергенция отраслей права, происходящая на фоне усложнения и переплетения общественных связей. К примеру, следует согласиться с мнением Е. В. Лунгу в том, что содержание конституционно-правовых отношений обнаруживает себя и в содержании уголовных правоотношений (в контексте гуманизации законодательства) ^{[11, с. 194]}.

По высказанному еще в 1985 г. американским ученым-урбанистом П. Лавракасом мнению, до тех пор, пока не будут изменены акценты государственной политики, рассматривающей полиции, суды и тюрьмы в качестве основных механизмов сокращения преступности, граждане не перестанут испытывать трагические уровни виктимизации. Органы уголовного правосудия созданы в качестве средства реагирования на преступность, и не следует ожидать, что они сами предотвратят ее ^{[30, с. 110]}. В этом смысле определенного внимания заслуживает «Оксфордское руководство по предупреждению преступности», авторы и редакторы которого дифференцировали четыре основных стратегии профилактики преступности. Профилактика развития (1) нацелена на блокирование роста криминального потенциала у отдельных лиц, находящихся в «группе риска». Профилактика на уровне общин (2) подразумевает воздействие с целью изменения социальных условий и институтов (семьи, сверстников, социальных норм, организаций и пр.), влияющих на правонарушения в жилых массивах. Ситуативное предупреждение (3) относится к мерам, сокращающим число преступлений путем уменьшения возможностей и повышения риска (сложности) при их совершении. Предупреждение, осуществляемое правоохранительными органами (в т.ч. уголовного преследования) (4) рассматривается как традиционное сдерживающее, реабилитационное (вспомогательное) ^[31]. В собственном смысле этого слова к реализации позитивной юридической ответственности относятся только две последних стратегии, так как профилактика развития и профилактика на уровне общин охватываются правом лишь с точки зрения собственно-регулятивных норм, правовой культуры и правового сознания.

Интересной представляется практика применения закона Республики Казахстан «О пробации» от 30.12.2016 г., под которой понимается система видов деятельности и индивидуально определяемых мер контрольного и социально-правового характера, направленных на коррекцию поведения лиц, категории которых определены законом, для предупреждения совершения ими уголовных правонарушений (ст. 1). Для реализации данного закона учрежден специальный правоохранительный орган – Служба пробации. К. Х. Рахимбердин обозначил критические замечания относительно положений закона, который вопреки практике зарубежных стран, где служба пробации является институтом гражданского общества, признал за ней роль милитаризированной структуры. Исследователь также высказал сомнение относительно сужения функциональной характеристики пробации до предупреждения преступлений, понимает под ней форму социально-правового контроля за осужденными, выстроенную в систему решения задач по ресоциализации правонарушителей, которые не изолированы от общества и находятся под контролем службы пробации ^{[18, с. 95-98]}. Уже в конце 2020 г. в структуре ФСИН России запланировано учреждение службы пробации, осуществляющей надзор за осужденными и ориентированной на постпенитенциарную адаптацию и социализацию бывших заключенных. Соответствующие решения предусмотрены актуальной редакцией Концепции развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 г., утвержденной распоряжением Правительства РФ от 14 октября 2010 г. № 1722. Документ также подразумевает применение сотрудниками УИС комплекса индивидуальных профилактических мер по предупреждению правонарушений, в том числе преступлений, совершаемых осужденными.

Установление юридической ответственности за противоправное поведение не должно стать самоцелью законодателя, а быть закономерным результатом развития общественных отношений и, соответственно, сферы правового регулирования, объективно нуждающихся в охране именно средствами юридической ответственности. Так, принятие 14 июня 2007 г. Закона Иркутской области № 38-оз «О запрете на территории Иркутской области деятельности по организации и проведению азартных игр» не возымело практически никакого эффекта, поскольку административная ответственность за нарушение запрета отсутствовала в федеральном и региональном законодательстве. Принудительных мер в виде массового возложения обязанностей прекратить деятельность и изъятия игровых автоматов оказалось недостаточно. Вследствие этого был принят Закон Иркутской области от 09 октября 2007 г. № 81-оз, которым были введены меры административно-правовой ответственности за нарушение указанного запрета, после которого первоначальный закон начал действовать на порядок эффективнее. При отсутствии обозначенной необходимости законодателю следует проявить умеренность и ограничиться введением более мягких мер ответственности или иных (помимо ответственности) мер государственного принуждения, чтобы не допустить разрушения социальных связей под «жестким» воздействием негативных санкций-наказаний. Как отметил Конституционный Суд Российской Федерации (далее – КС РФ) в постановлении от 11.12.2014 г. № 32-П, реализация общеправовых принципов уголовно-правового регулирования предполагает недопущение избыточного ограничения прав и свобод других лиц при применении мер уголовно-правовой ответственности. Последняя должна быть дифференцированной, отвечать требованиям справедливости, разумности и пропорциональности. В другом своем постановлении (от 14.02.2013 г. № 4-П) КС РФ отметил, что невозможность назначить ниже низшего административное наказание лицам за нарушение установленного порядка организации, либо проведения публичного мероприятия или организацию иного массового мероприятия, повлекшего нарушение общественного порядка, потенциально влечет чрезмерное ограничение права собственности граждан, несовместимое с требованием справедливости. Отсюда, по мнению КС РФ, мера административной ответственности в виде штрафа с нижним порогом в 10 000 рублей из предупредительной меры воздействия становится избыточным обременением. Тем не менее, дифференциация юридической ответственности за правонарушения также должна иметь объективные рамки. Например, предложенные ранее Верховным Судом Российской Федерации ^[20] и поддержанные отдельными исследователями ^{[19, с. 14-18]} изменения в уголовное законодательство России, подразумевающие формирование «квазиуголовного права» посредством разделения уголовных правонарушений на преступления и проступки, по нашему мнению, выходят за пределы разумного. Как отмечает В. А. Уткин, к подобным инициативам надо подходить с большой осторожностью, интерпретируя и осуществляя гуманизацию уголовного закона на концептуальной основе ^{[27, с. 109-110]}. Определенное негативное влияние оказывают и меры ответственности, утратившие актуальность и отягощающие систему законодательства и систему права. К таким мерам ответственности мы относим, в частности, норму ст. 13.24 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 г. № 195-ФЗ, предусматривающую наказание за повреждение телефонов-автоматов, практика по которой практически отсутствует.

Обращаясь к реализации позитивной юридической ответственности, мы отмечаем ее исключительную значимость и особую роль в системе функций юридической ответственности. Так, Н. В. Витрук полагает, что позитивная сторона негативной конституционной ответственности даже превалирует в ее содержании ^{[1, с. 36]}. Вопрос о понятии юридической ответственности мы решаем, исходя из ее объективного и субъективного смыслов. Юридическая ответственность в объективном (статутном) смысле – закрепленные в санкциях правовых норм меры государственного принуждения в виде определенных лишений, которые могут быть применены к лицам за совершение противоправных деяний. В субъективном смысле юридическая ответственность – это субъективная обязанность лица перетерпеть меры государственного принуждения в виде соответствующих лишений за уже совершенное противоправное деяние ^{[10, с. 36-37]}. Несложно заметить, что понятие ответственности дифференцируется в зависимости от того, на каком уровне правового регулирования (нормативном или индивидуальном) мы ее рассматриваем. Юридическая ответственность в объективном смысле оказывает опосредованное правовое воздействие на общественные отношения (на неопределенный круг лиц и ситуаций), а субъективная юридическая ответственность способна оказывать непосредственное правовое воздействие (на конкретных лиц и ситуации), что характеризует регулятивную функцию ответственности ^{[6, с. 75-76]}. Следовательно, реализация позитивной юридической ответственности – это не что иное, как выполнение негативной ответственностью своей профилактической функции.

Профилактическая функция ретроспективной (негативной) юридической ответственности напрямую вытекает из ее регулятивной функции и проявляется на всех уровнях правового регулирования. Как обоснованно замечает Д. А. Липинский, положение, при котором функционирование ответственности ограничивается выполнением карательной и восстановительной функции без учета профилактической, не может именоваться иначе как дисфункция юридической ответственности ^{[8, c. 41]}.

Относительно реализации позитивной юридической ответственности на уровне объективного права мы отмечаем следующее.

Во-первых, ответственность в объективном смысле оказывает первостепенное воздействие на общественное сознание субъектов права, включая и потенциальных правонарушителей. Нормы права, санкции которых содержат меры ответственности, после обретения юридической силы распространяют общепревентивное действие на своих адресатов, «объем» которых может колебаться от населения административно-территориальной единицы равной городу (району), если речь идет о муниципальной правовой ответственности до всего человечества, в случае с международно-правовой ответственностью. Принципиально важно обеспечить результативность юридической ответственности уже на этом этапе, когда нет юридических фактов – правонарушений, а общественный порядок не претерпел под их негативным влиянием «необратимых изменений», для чего следует обеспечить максимальное соответствие мер ответственности принципу справедливости в его актуальной историко-политической интерпретации. Не случайно в ст. 68 Закона Китайской Народной Республики «О правотворчестве» обязательной частью процедуры создания административно-правовых актов является заслушивание всего спектра мнений заинтересованных органов, организаций и граждан, для чего можно проводить круглые столы, диспуты, конференции и иные публичные обсуждения ^{[24, с. 67]}.

С. И. Гирько, безусловно, прав, утверждая, что деятельность по предупреждению правонарушений в УИС, в числе своих адресатов должна охватывать также криминальное поведение сотрудников самой пенитенциарной системы ^{[3, с. 29]}. Как отмечает А. В. Марков, нормативная ответственность является моделью (образцом, слепком) логической необходимости, это «социальное воплощение "логической технологии действительности"… Источником ответственности является нормативное единство субъективного права и юридической обязанности… В нормативной логике этого единства заложена юридическая ответственность» ^{[14, с. 124-125]}.

Во-вторых, рассматриваемая ответственность должна вводиться только при условии наличия социальной необходимости в повышенной охране определенных общественных отношений. Так, А. В. Малько и Р. С. Маркунин убеждены, что утрата доверия как основание конституционно-правовой ответственности властных субъектов будет способствовать формированию позитивной ответственности в качестве необходимости добровольного выполнения лежащих на данных лицах обязанностей (моральных, политических, правовых) ^{[13, с. 14]}. Между тем, критерии определения наличия/отсутствия потребности в мерах юридической ответственности на системной основе в законодательстве не закреплены. Проводимая на сегодняшний день в России политика по внедрению оценки регулирующего воздействия может стать хорошим фундаментом для разработки соответствующей методики определения потребности в закреплении мер юридической ответственности. Так, в п. 1 ст. 26.3-3 Федерального закона от 06.10.1999 г. № 184-ФЗ установлено, что проекты нормативных правовых актов (НПА) субъектов Российской Федерации, устанавливающие, изменяющие или отменяющие ранее установленную ответственность за нарушение НПА субъектов Российской Федерации, затрагивающих вопросы осуществления предпринимательской и инвестиционной деятельности, подлежат оценке регулирующего воздействия. Содержание методических рекомендаций по организации и проведению соответствующей оценки, утвержденных приказом Минэкономразвития России от 26.03.2014 г. № 159, далеко не бесспорно. Так, согласно п. 1.10 рекомендаций, степени регулирующего воздействия НПА разграничиваются в зависимости от того устанавливается (высокая степень), изменяется (средняя степень) или отменяется (низкая степень) ответственность за нарушение нормативных правовых актов, затрагивающих вопросы осуществления предпринимательской и инвестиционной деятельности. Причем в сводном отчете оценка расходов и доходов субъектов предпринимательской ответственности, связанных с введением или изменением ответственности, указывается только в случае, если проект НПА имеет высокую степень регулирующего воздействия (п. 4.1 Методических рекомендаций). Подобный формальный подход к разграничению высокой и средней степени регулирующего воздействия в связи с введением или изменением меры ответственности представляется несколько поверхностным. К примеру, увеличение законодательными органами субъекта Российской Федерации административного штрафа для предпринимателей в три раза (изменение ответственности – средняя степень) окажет гораздо более сильное регулирующее воздействие, чем его первоначальное установление (введение ответственности – высокая степень).

В-третьих, юридическая ответственность должна быть снабжена механизмами реализации, позволяющими обеспечить своевременность и неотвратимость наступления юридической ответственности для потенциальных правонарушителей. Как верно отмечал упомянутый выше учитель Сунь-Цзы, «чтобы безупречно защищаться, защищайся там, где нет нападения» ^{[25, с. 136]}. Суть данной мысли заключается в том, чтобы создать единую, в известном смысле монолитную, нормативную конструкцию юридической ответственности, само наличие которой в законе способно остановить лиц – потенциальных правонарушителей от противоправных деяний, понимающих неизбежность ее наступления и эффективность механизмов реализации. Даже при отсутствии серьезных показателей правонарушаемости государство должно обеспечить надежную охрану общественных отношений в соответствующей сфере, в том числе мерами юридической ответственности. Вместе с тем, действенность механизмов реализации ответственности также зависит от активности институтов гражданского общества и отдельных граждан, которые способны с высокой степенью результативности оказывать профилактическое воздействие на потенциальных правонарушителей, а в отдельных случаях и сообщать государству об имеющихся социальных проблемах. Так, своевременное выявление неблагополучной семьи органами опеки на основании информации, поступившей из совета дома или соседей, способно предотвратить множественные правонарушения членов данной семьи, включая и детей, в том числе и за счет применения иных мер принуждения (например, постановка несовершеннолетних на профилактический учет).

Обобщая изложенное, мы убеждаемся, что установление мер юридической ответственности в нормах права должно основываться, как минимум, на трех концептуальных идеях: 1) эвентуальности ответственности, ее готовности к применению в конкретных общественных отношениях; 2) профилактическом характере ответственности, поддерживаемой обществом, соответствующей принципу справедливости (естественно-правовым положениям); 3) нацеленности ответственности на охрану наиболее важных общественных отношений, которые не могут быть качественно защищены иными мерами государственного принуждения.

Применительно к реализации позитивной юридической ответственности на уровне субъективного права заметим следующее.

Во-первых, реализация позитивной юридической ответственности в конкретных правоотношениях оказывает превентивное воздействие, прежде всего, на нарушителя норм, претерпевающего определенные лишения. Мировоззрение правонарушителя корректируется «на будущее» с акцентом на правомерное поведение. Предполагается, что он примет для себя осознанное решение в дальнейшем воздерживаться от противоправных актов исходя из сформированного у него мотива к законопослушному поведению (маргинального или социально-активного) по принципу частной превенции. Соответственно, все остальные субъекты правоотношений – третьи лица, получившие информацию о факте привлечения к ответственности конкретного лица (лиц), стремятся выстраивать собственное правомерное поведение по принципу общей превенции. В. А. Леванский и Н. Я. Соколов, опираясь на результаты проведенного ими социологического исследования, выявили, что 78% от общего числа опрошенных юристов-практиков (800) считают, что граждане поступают согласно правовым предписаниям, поскольку несоблюдение последних влечет ответственность (наказание). Правоведы склоняются к тому, что в ответах закономерно прослеживается высокая роль ответственности в обеспечении правомерного поведения. С другой стороны ими усматривается излишняя «зацикленность» респондентов на возможности принуждения ^{[7, с. 8]}. А. И. Хорошильцев, размышляя над проблемами эффективности права, пришел к выводу, что в условиях недостаточности организационных и информационных средств, чтобы сформировать мотивацию к законопослушному поведению используются механизмы власти права (предельно возможные), связанные с принудительными мерами воздействия за несоблюдение нормативных требовании. Данный уровень власти права в меньшей степени требует собственной власти права, так как основным фактором мотивации служит возможность принуждения со стороны государства. Соответственно здесь эффект от права достигается не столько самим правом, сколько средствами государственной власти ^{[28, с. 50-51]}. Мы полагаем, что достигаемый таким образом правовой результат в виде правомерного поведения на перспективу, все-таки относится к действию права, так как юридическая ответственность является комплексным правовым средством, которое демонстрируется с целью показать реальным и потенциальным нарушителям готовность государства оперативно, неотвратимо и решительно реагировать на любые нарушения. Тем не менее, формирование маргинального мотива (на основе страха перед наказанием) – сомнительное достижение. Стоит лишь смягчить ответственность или поставить носителей такой мотивации в условия «отсутствия опасности наказания» и правонарушение неизбежно. В отдельных случаях, во избежание существенных деформаций правосознания, имеет смысл отказаться от возложения ответственности в принципе, ограничившись более мягкой мерой. Например, ч. 2 ст. 31 Деликтно-процессуального кодекса Эстонии от 22.05.2002 г. гласит: «В случае малозначительного проступка производство по делу о проступке начинать необязательно и можно ограничиться устным предупреждением лица, совершившим деяние с признаками проступка». Названные обстоятельства показывают, что достичь стойких показателей законности одними лишь мерами юридической ответственности (тем более в краткосрочной перспективе) невозможно, необходимо комплексное социальное регулятивное влияние на мировоззрение и сознание (правосознание) лиц различными социальными средствами.

Во-вторых, процесс реализации юридической ответственности в субъективном смысле, как правило, включает в себя ряд стадий. По мере развития дела о юридической ответственности профилактический эффект последней возрастает. Так, на процессуальной стадии возбуждения дела превентивная функция ответственности практически не выполняется, в то время как на стадии исполнения принятого по делу решения – существенно возрастает. К примеру, Ю. Б. Самойлова и Ю. Л. Шепелева поднимают проблему профилактики преступлений совершеннолетних на стадии предварительного расследования ^{[21, с. 63-65]}. Соответственно, на стадии возникновения юридической ответственности, когда о противоправном деянии и его лице почти никто не знает, а материальное правоотношение ответственности находится в зачаточном состоянии, говорить о какой-либо существенной превенции не приходится. В свою очередь, на стадии непосредственной реализации ответственности (наказания) изучаемая функция находит свое непосредственное выражение. Мы намеренно привели в качестве примеров процессуальные стадии движения дела о юридической ответственности и стадии развития материального правоотношения юридической ответственности, поскольку от гармонизации материального и процессуального права зависит успех в достижении требуемых результатов законности. Подобный подход был воспринят и в федеральном законе «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации» от 23.06.2016 г. № 182-ФЗ. Так, в ч. 1 ст. 6 Закона, раскрывается материально-правовое содержание основных направлений профилактики правонарушений (включая повышение уровня правовой грамотности и развитие правосознания граждан), а в ч. 2 перечислены формы их реализации, преимущественно процессуального характера. Важно помнить, что в отдельных случаях (в частном праве) юридическая ответственность может быть реализована самостоятельно, когда правонарушитель добровольно выполняет свою обязанность претерпеть негативные санкции, выплачивая штрафную неустойку, возмещая убытки и т.д. Здесь нет процессуальной составляющей и акта применения права, конкретизирующего ответственность, но есть действия правонарушителя, который, не дожидаясь возложения на него санкций, осознанно их претерпевает ^{[12, с. 135]}. И в этом также присутствует свой профилактический эффект, который еще предстоит изучить в рамках специализированного междисциплинарного исследования.

В-третьих, реализация позитивной юридической ответственности имеет внешнюю (объективную) и внутреннюю (субъективную) стороны, взаимосвязь которых необходимо учитывать в процессе профилактики противоправного поведения. Объективная сторона реализации позитивной юридической ответственности заключается в правомерном поведении, когда субъекты права не совершают правонарушений, а также иных сопутствующих действий, это внешнее проявление профилактического эффекта, фактический правопорядок, то – к чему стремится государство. Как писал еще К. Маркс «Помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом» ^{[15, с. 14]}. Вместе с тем, объективная сторона весьма поверхностно характеризует реализацию позитивной юридической ответственности, учитывает лишь ее результат, не затрагивая механизм формирования правомерного поведения, его развертывание в сознании лица, то есть, без учета субъективной стороны реализации позитивной юридической ответственности. Стремление законодателя и правоприменителя получить лишь «внешнее благополучие» в виде правомерного поведения в перспективе не принесет ожидаемого долговременного эффекта, поскольку субъективная сторона такого поведения, как отмечалось ранее, может быть чрезвычайно «шаткой», основываться на маргинальных, конформистских, иных нежелательных мотивах. Любое ослабление социально-правового контроля, изменение обстановки и иные факторы способны в считанные секунды сделать из законопослушного гражданина опасного правонарушителя, не имеющего в своем сознании убежденности в необходимости действовать правомерно. В. А. Тиканов, А. В. Сумачев и С. П. Зарубин в методических рекомендациях по профилактике правонарушений, совершаемых лицами, содержащимися в следственных изоляторах, в целом учитывают двойственную объективно-субъективную сущность превентивной работы на различных стадиях разрешения конфликтных ситуаций. Так, меры воздействия на конфликт между подследственными включают в себя методы и средства внешнего влияния на поведение (установление очередности пользования / изъятие предмета спора, физическое разобщение конфликтующих сторон и т.д.), а также инструментарий внутреннего влияния (переориентирование подследственного, разъяснение правовых и «естественных» последствий конфликта и т.д.) ^{[26, с. 18-19]}. Заметим, что в ст. 8 Уголовно-исполнительного кодекса Российской Федерации от 08.01.1997 г. № 1-ФЗ отражены базовые принципы соответствующей отрасли законодательства: «рационального применения мер принуждения, средств исправления осужденных и стимулирования их правопослушного поведения, соединения наказания с исправительным воздействием», которые, по сути, повторяют обозначенную идею комплексной объективно-субъективной профилактической деятельности.

Следовательно, на этапе реализации (применения) мер юридической ответственности требуется исходить из следующего: 1) основным объектом воздействия выступает сознание правонарушителя (частная превенция), а общество оценивает справедливость назначенных ему мер ответственности и способы их претерпевания, делая соответствующие выводы, от которых непосредственно зависит общая превенция; 2) профилактика правонарушений имеет прямую взаимозависимость со стадиями возложения юридической ответственности и по мере развития процесса ее роль повышается, что не исключает важность превентивной работы на ранних стадиях, а также потребность в дальнейшем изучении добровольной формы реализации ответственности; 3) наравне с методами и средствами, воздействующими на внешние проявления поведения субъектов права должны использоваться и инструменты, нацеленные на сознание, создающие устойчивые мотивы к правомерному поведению.

Реализация позитивной юридической ответственности нуждается в должном общетеоретическом (научном и научно-методическом) обеспечении, основной направленностью которого должна стать проработка проблематики системы юридической ответственности. В самом общем понимании данная система выстраивается как часть правовой системы и комплексно включает в себя различные правовые явления, которые могут быть подразделены на три подсистемы:

- нормативная подсистема (комплекс норм права, закрепляющих противоправные деяния и меры ответственности за их совершение, обстоятельства, отягчающие и смягчающие наказание);

- процессуальная подсистема (совокупность процессуальных норм, актов, правоотношений и иных процессуальных средств, составляющих механизм, позволяющий установить, конкретизировать и реализовать субъективную обязанность правонарушителя претерпеть наказание);

- организационная подсистема (совокупность субъектов, официально участвующих в процессе выявления, конкретизации и реализации субъективной юридической ответственности) ^{[5, с. 66-67]}.

Универсальность предложенного подхода к пониманию системы юридической ответственности заключается в возможности ее экстраполяции на любые формы правоохранительной деятельности, включая и профилактику правонарушений.

По нашему мнению УИС обладает огромным методологическим и методическим потенциалом, эффективными средствами реализации позитивной юридической ответственности. Так, согласно ст. 5 Закона Российской Федерации «Об учреждения и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» от 21.07.1993 г. № 5473-I структура УИС охватывает собой федеральный орган, территориальные органы, учреждения, исполняющие наказания и иные организации (медицинские, научно-исследовательские, образовательные и др.). Будучи ориентированной на исправление осужденных и предупреждение совершения новых преступлений УИС позволяет аккумулировать ценный опыт профилактической деятельности, который (с некоторой адаптацией) можно будет использовать в масштабах, равных сфере действия упомянутого ранее закона «Об основах системы профилактики правонарушений в Российской Федерации». Даже общий анализ выложенных на сайте www.elibrary.ru научных и методических материалов, подготовленных работниками образовательных организаций Федеральной службы исполнения наказаний России, показывает глубокий уровень проработанности поднятой проблематики. При всех сложностях, с которыми сталкивается национальная УИС, следует заметить, что результаты ее деятельности не ниже, а иногда и выше, чем в других развитых странах. Публикация на официальном сайте ФСИН России от 25 мая 2020 г. под заглавием «Тюрьмы США: отличия от российских» демонстрирует, что высокий уровень материальной обеспеченности американских тюрем не позволяет должным образом реализовывать профилактическую функцию и поддерживать необходимую дисциплину по ряду обстоятельств:

1) перенаселенность американских тюрем, вследствие суровости национальной юстиции (за преступления небольшой, по меркам нашей страны, тяжести в США можно получить длительный срок лишения свободы, нет аналога колоний-поселений);

2) недостаточный контроль за заключенными, вызванный недостатком сотрудников тюремной охраны, что особенно явно проявляется в тюрьмах, не относящихся к федеральному подчинению (в результате – распространены факты насилия, торговли наркотиками и оружием и т д.);

3) отсутствие единой государственной системы тюрем (в числе 4500 пенитенциарных учреждений, помимо хорошо обеспечиваемых во многих смыслах федеральных, также значительную долю занимают тюрьмы штатов и муниципальные тюрьмы с худшими условиями);

4) легализация торговли мелкими (бытовыми) вещами между заключенными нередко становится объектом для «разборок» или перерастает в торговлю запрещенными вещами;

5) общественный контроль за деятельностью тюрем институтами гражданского общества (вопреки российской практике и законодательству) практически не осуществляется, относится к ведению попечительских советов, которые в основном решают вопросы материального обеспечения заключенных.

Подведем итоги проведенному исследованию.

Во-первых, реализация позитивной юридической ответственности нацелена на достижение высоких показателей правомерного поведения и в основной своей части выражена в осуществлении профилактической функции негативной юридической ответственности.

Во-вторых, правоохранительная политика по профилактике правонарушений должна быть ориентирована на устранение их причин еще на этапе складывания мотивов девиантного поведения, не перешедшего правовые границы. Концептуальные идеи древневосточных мыслителей о том, как одерживать победы без войн, успешно применяются в практике отдельных азиатских государств и в потенциале могут быть заложены в основу правоохранительной деятельности большинства стран, включая и Россию. Необходимо поверить в саму возможность победы над преступностью и сделать шаг в сторону поиска и применения эффективных и доступных средств ее профилактики (включая взаимодействие с институтами гражданского общества), исключив какую-либо корыстную заинтересованность недобросовестных «псевдоборцов» в дальнейшей трате колоссальных средств на иллюзию противодействия преступности. Для этого следует внести соответствующие изменения в документы стратегического планирования, в законодательство и в образовательные программы подготовки, повышения квалификации и переподготовки специализированных кадров.

В-третьих, юридическую ответственность за противоправное поведение следует вводить лишь в случае наличия реальной необходимости повышенной защиты для наиболее значимых правоотношений, поскольку ее излишнее (избыточное) применение может замедлить развитие, деформировать и даже разрушить систему уже сложившихся / складывающихся отношений. Чтобы не допустить этого, требуется разграничивать юридическую ответственность в объективном (на уровне норм права) и субъективном (на уровне юридической обязанности правонарушителя понести наказания) смысле. Рекомендуется учесть обозначенные по тексту концептуальные идеи (характеристики) осуществления профилактической деятельности при реализации позитивной юридической ответственности на уровне объективного и субъективного права.

В-четвертых, предлагается воспринять авторское видение системы юридической ответственности (в единстве ее нормативной, процессуальной и организационной подсистем) для профилактики противоправного поведения. В качестве одной из ведущих площадок апробации предложенной методологической конструкции следует признать уголовно-исполнительную систему, предназначение которой и накопленный опыт позволяют проводить прикладные исследования на высоком уровне.