Трансформация фольклорного приёма утроения в переводе китайской сказки о животных

Воронцова Галина Николаевна аспирант, кафедра общего и русского языкознания, Российский университет дружбы народов 117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 6 Vorontsova Galina Postgraduate student, the department of General and Russian Linguistics, People's University of Friendship of Russia 117198, Russia, g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 6 galin-voroncova@yandex.ru

Народная сказка имеет ряд разновидностей, среди которых особо выделяют сказки о животных. В этом исследовании мы придерживаемся того определения сказки о животных, которое предлагает в своей книге «Русская сказка» В. Я. Пропп: «Под сказками о животных будут подразумеваться такие сказки, в которых животное является основным объектом или субъектом повествования» ^{[8, с. 338]}.

Приём утроения действия используется не только русском фольклоре, о чём упоминает В. Я. Пропп в своей фундаментальной работе «Морфология волшебной сказки» ^{[7, с. 68]}, но и в китайской народной сказке, и особенное место этот принцип утроения занимает в структуре китайской сказки о животных.

В данной статье на материале анализа структуры китайской сказки «Тигр и буйвол» ^{[10, с. 261-263]} мы покажем, как классический фольклорный приём утроения действия функционирует в китайской народной сказке о животных и какие модификации претерпевает структура сказки при переводе на русский язык. Сказка «Тигр и буйвол» была выбрана в качестве примера, потому что в ней наиболее полно отразились механизмы функционирования приёма утроения действия, однако эти механизмы трансформации структуры высказывания при переводе утроения на русский язык действуют также и в других текстах китайских сказок о животных, например, в сказках «Слон и воробей» ^{[10, с. 263-265]}, «Почему солнце восходит, когда кричит петух» ^{[10, с. 231-233]}, «Как проучили лисицу» ^{[10, с. 265-267]}.

Поясним выбор материала исследования: в качестве материала исследования были выбраны тексты китайских сказок о животных, напечатанные в 1956 году в номерах журнала «Миньцзянь вэньсюэ» (《民间文学》) ^[12] и тексты переводов этих сказок, опубликованные в 1962 году при участии Академия наук СССР в книге «Сказки народов Востока» ^{[10, с. 215-275]}. Выбор пал именно на эти тексты, потому что в комментариях издания книги «Сказки народов Востока» даны подробные ссылки на тексты сказок, которые служили материалом для перевода. Изучив современные издания китайских сказок, мы с удивлением обнаружили, что ссылки на тексты оригинала китайских сказок в современных изданиях, как правило, отсутствуют, и, так как народная сказка обычно бывает представлена большим количеством записей, тексты которых могут весьма значительно различаться, мы вынуждены были остановить свой выбор на вышеупомянутых источниках, чтобы быть уверенными, что переводчик использовал именно эти тексты в своей работе.

Также отметим, что в 1956 году журнал «Миньцзянь вэньсюэ» печатался в традиционной китайской иероглифике, поэтому в нашу задачу входило сначала перевести тексты сказок в упрощённую иероглифику, используемую в современном китайском языке, и для удобства читателя примеры, рассматриваемые в статье, приведены уже в упрощённой иероглифике.

В сказке «Тигр и буйвол» основную ткань повествования составляют три семантические группы утроения действия, между которыми располагаются два кратких зеркальных диалога. Последняя реплика каждого третьего уровня утроения действия содержит в себе изменение установившегося в процессе повторения шаблона, происходит значимое развитие действия и изменение сложившегося паттерна, отражающееся лексически и синтаксически.

Буквальный тройной повтор в китайской сказке при переводе на русский язык трансформируется в три разных по форме высказывания. При переводе не сохраняется синтаксический параллелизм, представленный в китайском оригинале, высказывания меняют свою структуру.

Впервые фольклорный приём утроения используется в сказке «Тигр и буйвол» для придания эпического замедления действию, когда главные герои встречают поочередно стадо коров, табун лошадей и отару овец, при этом главным героям приходится отвечать на один и тот же вопрос, заданный в разной форме (в русском переводе):

— Почему вы вместе?

— Почему вы гуляете вместе?

— Что вы делаете вдвоем?

Примечательно, что в китайском оригинале во всех трёх случаях используется абсолютно одинаковое высказывание “你们是做什么的呀？” («Вы что делаете?» – Г. В.).

Ответы главных героев в русском переводе различаются по форме высказывания:

— Мы дружим!

— Да мы друзья!

— Мы с ним друзья, а вам-то что за дело?

Отметим, что в китайском оригинале сказки ответ тигра и буйвола каждый раз представляет собой одинаковые по форме предложения: “我们是朋友嘛！” («Мы есть друзья» – Г. В.).

Тигр и буйвол трижды встречаются с разными группами домашних животных, и каждый раз между героями происходит однотипный диалог. В русском переводе комментарий домашних животных и оценка ими ситуации все три раза выражаются разными высказываниями:

— Не очень-то вы подходите друг к другу! — сказали коровы.

— Странная дружба, что-то она нам не нравится! — прокричали им лошади <…>

Буйвол уже знал, что они (овцы – В.Г.) тоже скажут: «Вы друг другу не подходите!» или «Нам такая дружба не нравится!»

Интересно заметить, что в китайском оригинале сказки ответ вновь все три раза звучит одинаково: “这样的朋友不合理，喂！我们给你们提全意见！” («Такие друзья неразумны! Мы вам делаем замечание!» – Г. В.).

Во всех трёх ситуациях – в выражающих оценку комментариях коров, лошадей и предполагаемой реплике овец, форма китайского предложения совершенно не меняется, включая третий случае, где русский перевод предлагает два разных предложения на выбор («Вы друг другу не подходите!» или «Нам такая дружба не нравится!»).

Во второй раз приём утроения действия используется в сказке «Тигр и буйвол», когда тигр просит буйвола разрешить съесть его, при этом в репликах (1) и (2) китайского оригинала сказки употребляется одно и то же выражение “你让我吃掉你吧” («Ты дай мне съесть тебя!» – Г. В.). Однако в русском переводе эта реплика передается двумя разными по структуре высказываниями («Давай-ка, братец, я тебя съем!» и «Позволь мне, братец, съесть тебя!»). В реплике (3) китайского оригинала сказки выражение, встречавшееся в репликах (1) и (2) – “你让我吃掉你吧” («Ты дай мне съесть тебя!» – Г. В.), употребляется в несколько изменённом виде (就应该让我吃你) в составе сложноподчинённого предложения, но, по сути, к первоначальной структуре фразы добавляется лишь элемент, обозначающий долженствование (应该). В переводе на русский язык эта фраза трансформируется в «Ты <…> должен меня накормить!».

(1) “大哥，你让我吃掉你吧！” --> Давай-ка, братец, я тебя съем!

(2) “大哥！ <…> 你让我吃掉你吧。” --> Позволь мне, братец, съесть тебя!

(3) “大哥， <…> 你既是我大哥，就应该让我吃你 <…>” --> Братец, <…> Ты же — мой старший брат, значит, должен меня накормить! <…>

В третий раз приём утроения действия используется в сказке при описании схватки тигра и буйвола, когда тигр три раза укусил буйвола, а затем буйвол три раза боднул тигра и убил его.

При описании действий буйвола во время сражения в китайском оригинале сказки используются полные предложения, начинающиеся с субъекта действия “水牛戳了一角，老虎身上的藤子断了一半；水牛又戳了一角，老虎身上藤子全断了；水牛戳了第三角，老虎的肠子流出来 <…>” («Буйвол боднул один раз, лианы на теле тигра лопнули наполовину; буйвол боднул ещё раз, лианы на теле тигра полностью лопнули; буйвол боднул в третий раз, кишки тигра вытекли» – Г. В.). Однако в русском переводе это высказывание трансформируется в конструкцию с лексической анафорой, при этом субъект действия опускается:

«Ударил он тигра своим длинным рогом — лопнули на тигре лианы. Ударил во второй раз — все лианы упали на землю. Ударил в третий раз — выпустил ему кишки».

Также в рассмотренном выше переводе на русский язык используется инверсия – «лопнули на тигре лианы», вместо дословного «лианы на теле тигра лопнули наполовину», а фокус во фрагменте «выпустил ему кишки» через изменение синтаксической конструкции перемещается на буйвола как субъекта действия (Сравните с дословным «кишки тигра вытекли»).

При описании действий тигра во время схватки в китайском оригинале вновь используется тройная параллельная конструкция: “他咬了一大口，水牛身上落下一块泥巴; 咬了两大口，又落下一块泥巴；咬了第三口，还是落下一块泥巴 <…>” («Он (тигр) укусил один раз, с тела буйвола упал кусок глины; укусил ещё раз, снова упал кусок глины; укусил в третий раз, всё так же упал кусок глины» – Г. В.). В переводе на русский язык это высказывание трансформируется следующим образом:

«Тигр <…> что есть силы укусил буйвола. Но тот даже ничего не почувствовал: ведь тигр откусил только кусок глины. Тигр куснул буйвола во второй раз — и опять лишь ком сухой глины отвалился. В третий раз кинулся тигр на буйвола – и в третий раз посыпалась с боков буйвола глина».

В этом высказывании наблюдается процесс, противоположный рассмотренному выше: субъект действия опускается в китайском оригинале, в то время как в переводе на русский язык он восстанавливается. Кроме того, не сохраняется синтаксический параллелизм, представленный в китайском оригинале, высказывания меняют свою структуру.

Между тремя семантическими группами утроения действия, составляющими основную ткань повествования и описанными выше, располагаются два коротких однотипных диалога главных героев. В первом из них звери встречаются, и тигр спрашивает у буйвола, куда тот идёт. Во втором диалоге вновь происходит встреча героев, но на этот раз запланированная, и буйвол спрашивает тигра, кто первым будет нападать. Структурно эти краткие диалоги зеркальны, состоят из трёх реплик. В первом диалоге начинает и заканчивает диалог тигр, во втором случае начинает и заканчивает диалог буйвол.

Последняя реплика каждого третьего уровня утроения действия содержит в себе изменение установившегося в процессе повторения шаблона, происходит значимое развитие действия и изменение шаблона, отражающееся лексически и синтаксически. В конце первого утроения буйвол перестаёт слушать окружающих, в конце второго утроения буйвол предлагает устроить сражение, в конце третьего утроения буйвол побеждает и убивает тигра.

В репликах первого утроения буйвол отвечает на вопросы за обоих героев – за себя и за тигра. Параллельно в начале текста о тигре и буйволе говорят как о едином целом, с ними связаны смыслы «друзья» (многократно закрепляется), «любовь», «соседство». В кратком диалоге перед вторым утроением в семантическом поле двух образов возникает тема «братства», которая многократно закрепляется во втором утроении и проявляется однажды в третьем утроении, лишь в реплике буйвола. В заключительной части сказки, после сражения и смерти тигра, в семантическое поле образов вплетаются темы вражды и боязни.

Исходя из результатов анализа, мы приходим к выводу о том, что при переводе на русский язык текста сказки о животных её структура претерпевает изменения. Буквальный тройной повтор, характерный для китайской сказки, при переводе на русский язык трансформируется в три разных по форме высказывания. При переводе не сохраняется синтаксический параллелизм, представленный в китайском оригинале, высказывания меняют свою структуру.

Мы считаем, что потребность переводчика активно использовать средства синонимии вместо троекратного дословного повтора, представленного в тексте оригинала, и потребность трансформировать текстовую структуру китайской сказки при переводе на русский язык связаны с разными формами мышления нашего современника-переводчика и создателей народной сказки, живших в другую историческую эпоху. Также считаем возможным говорить о преимущественном влиянии эстетического идеала отдельного языка и культуры на текстовую структуру народной сказки.