Цифровая революция: опыт периодизации и проблемы прогнозирования

Милославов Алексей Сергеевич кандидат философских наук доцент, Кафедра философии науки и техники, Санкт-Петербургский государственный университет 199034, Россия, Санкт-Петербург, г. Санкт-Петербург, ул. Университетская Наб., 7-9 Miloslavov Aleksei Sergeevich PhD in Philosophy Docent, the department of Philosophy of Science and Technology, Saint Petersburg State University 199034, Russia, Sankt-Peterburg, g. Saint Petersburg, ul. Universitetskaya Nab., 7-9 miloslavov-as@mail.ru

К настоящему времени в литературе посвященной социальным проблемам стало общим местом утверждение о том, что мы живем в эпоху «цифровой революции». И действительно, компьютерные технологии оказываются повсеместно включенными в разнообразные сферы деятельности человека, нередко замещая последнего. Влияние вычислительных машин и созданных на их основе инфо-коммуникационных технологий (ИКТ) на социальные практики обсуждается в работах философов и лингвистов, педагогов и социологов. Применение разработанных специалистами в области computer science инструментов и возможности, открывающиеся в данном направлении, оказываются вызовом для специалистов в области экономики и управления, для юристов и ученых, занимающихся когнитивными науками. Многие публикации, связанные с «цифровой революцией», имеют в своем содержании значительную часть высказываний футурологического характера, в которых представители научного сообщества, бизнесмены и политики пытаются спрогнозировать будущее развитие событий.

Но функция предсказания (или «предвидения») в научном познании может быть корректно реализована, если исследователю известен закон или совокупность законов, в соответствии с которыми, с учетом сложившейся ситуации, можно осуществить рациональный прогноз. В противном случае мы имеем дело с «оракулами», которые на основе увиденного в настоящее время пытаются предсказать будущее. К сожалению, именно такого рода «прогнозирование» часто встречается в текстах, посвященных тенденциям развития IT-отрасли и тем изменениям в жизни человека, которые могут быть обусловлены влиянием технологических инноваций.

Так, например, когда в 1980-е годы прошлого столетия обсуждались перспективы развития «artificial intelligence» многие авторы приходили к выводу, что наиболее перспективным подходом к решению задач, возникающих в указанном направлении, является «функциональное» (феноменологическое) воспроизведение интеллектуальных способностей человека. Альтернативный подход (структурный), в рамках которого моделируют нейроны и строят из них сети для обработки информации, считался на тот момент времени неперспективным. Данная точка зрения нашла свое отражение, например, в ^[1]. Её следствиями явились сокращение программ финансирования исследований в рамках второго направления и частичная утрата научным сообществом интереса к нейросетевым технологиям. Но, как хорошо известно, в настоящее время нейронные сети являются базовым подходом для разработки многих систем «искусственного интеллекта». А некоторые авторы говорят о приближающейся в скором времени возможности «эмуляции всего мозга» ^[2].

Другой пример не совсем удачного «прогнозирования» относится к социальному аспекту «цифровой революции». Если обратиться к многочисленным публикациям, выходившим на заре эпохи развития Internet, то можно обратить внимание на то, что в числе основных достоинств коммуникации, осуществляемой во «Всемирной паутине», указывалась «анонимность». Предполагалось, что возможность интернет-общения между «обезличенными» пользователями может стать не только гарантией свободы в кибер-пространстве, но и создаст условия для «когнитивного экспериментирования» ^[3]. В настоящее время «анонимность» как важное качество коммуникации в Сети может быть поставлена под сомнение. И проблема здесь не только в законодательных актах различных государств, направленных на контроль Интернета. Появление социальных сетей и их популярность демонстрируют тот факт, что для значительного числа пользователей цифровые коммуникационные площадки важны не «анонимностью», но, наоборот, возможностью самоидентификации. Люди сообщают о важных событиях из жизни, вкусах, привычках, указывают место учебы или работы, город или страну проживания. Конечно, случаи «анонимности» встречаются, но чаще всего это характерно для ресурсов специфического содержания, либо для тех, общение на которых может отражать сильное социальное или политическое напряжение относительно представленных материалов.

Причины неудач в прогнозировании развития IT-отрасли и хода «цифровой революции» мы обсудим несколько позже. Тогда же мы обсудим и возможные методологические принципы, которые могли бы способствовать оптимизации прогнозов. А сейчас обратимся к истории «цифровой революции», а точнее, к проблеме её периодизации.

Одной из важных для социально-гуманитарного познания задач является выделение значимых этапов в истории того или иного процесса. Научное значение периодизации в работе историка сходно со значением систематизации в естественных науках. Как в последнем случае корректное выполнение интеллектуальной процедуры позволяет упорядочить эмпирический материал, так и историческая периодизация способствует организации многообразия событий прошлого в целостную картину.

Но грамотно выполненная систематизация может способствовать и эффективному выполнению эвристических процедур. Аналогично обстоит дело и в случае периодизации. Эвристический потенциал здесь заключается в том, что при определенных условиях оказывается возможным установить общую тенденцию в историческом процессе. Также могут быть выявлены специфические особенности характерные для какого-либо конкретного «участника» событий. В качестве «участника» здесь подразумеваются разнообразные социальные общности.

Другое дело, что, как в случае с систематизацией, к решению задачи по периодизации необходимо подходить аккуратно. В противном случае результат ее выполнения может породить эвристические бесполезные, а в содержательном плане вводящие в заблуждение конструкции. Пример такой ситуации мы встречаем в работе ^[4], авторы которой выделяют следующие этапы развития вычислительной техники в СССР и постсоветской России: «- золотой век — конец 40-х - середина 60-х годов XX века; - роковое решение — середина 60-х - конец 70-х годов XX века; - экспансия персональных компьютеров — восьмидесятые годы XX века; - постсоветский период — девяностые годы XX века и далее» ^{[4, с.18]}.

У читателя может сразу возникнуть вопрос: «А как могло возникнуть, так называемое, «роковое решение», если до этого был «золотой век?» (Под «роковым» авторы цитируемой работы подразумевают решение советских властей отказаться от собственных разработок в области ЭВМ и перейти к копированию западных образцов.) Дело, здесь, даже не в том, что представленная периодизация ничего не объясняет. В ней смешиваются разнородные основания. Действительно, период прошлого столетия с конца 40-х годов до средины 60-х можно считать весьма успешным в развитии отечественной информатики и вычислительной техники, но только если рассматривать его через призму результатов, проводившихся тогда исследовательских и опытно конструкторских работ. Однако, если посмотреть на тот же период времени с точки зрения социальной истории науки, то «золотой век» советской вычислительной техники, к сожалению, утратит часть своего блеска. Административные методы управления, противостояние министерств и отдельных исследовательских коллективов – эти, и другие причины, существенным образом тормозили процессы внедрения вычислительной техники в экономической и социальной сферах. Исключение здесь составляют работы, связанные с решением военных задач. Внимательное знакомство с документами, опубликованными, например в ^[5] и ^[6] приводит именно к такому выводу.

Итак, какие же концептуальные и методологические установки могут помочь нам в решении задачи построения корректной периодизации, охватывающей события цифровой революции.

Во-первых, представляется разумным рассматривать цифровую революцию как явление, носящее одновременно социальный и эпистемический характер. Развитие компьютерных технологий оказывает влияние на разнообразные социальные практики, существенным образом трансформируя последние. Использование вычислительных машин в различных сферах деятельности, в свою очередь, порождает новые направления для исследовательской и инженерной работы. Поэтому автор этих строк считает, что при выделении периодов цифровой революции требуется учитывать оба указанных вектора ее движения.

Во-вторых, говоря о развитии самих компьютерных наук, следует держать в уме интересную историко-эпистемологическую ситуацию. Она заключается в следующем. Уже к концу 30-х годов XX в. сформировалась основная концептуальная база и технологии, необходимые для создания цифровых компьютеров. Были разработаны и нашли применение на практике различные способы кодирования информации. Развитие электротехники обеспечило аппаратную составляющую, достаточную для создания вычислительных машин. Был предложен математический аппарат необходимый описания и проектирования релейно-контактных схем. Кроме того, идея механического выполнения арифметических операций обрела широкую практическую реализацию (арифмометры и т.п.) Традиция логических исследований выявила правила, в соответствии с которыми следует работать с информацией. Наконец, появились различные модели для представления вычислительных процедур, в том числе, и те, в основе которых лежало понятие «машины» (А. Тьюринг, Э. Пост).

Таким образом, цифровую революцию не стоит рассматривать по аналогии с «научными революциями» в смысле Т. Куна. Здесь не имеет смысла говорить о смене «несоизмеримых» парадигм. Но, скорее о том, что разнообразные «ручейки» интеллектуальной деятельности слились в итоге в большой «водоем», ставший «средой» для появления цифровых ЭВМ.

Начавшаяся в 1939 г. мировая война прервала спокойную научную жизнь. Но успешное применение вычислительных машин в задачах криптографии и баллистике позволило оценить их потенциал представителям военных ведомств, государственным чиновникам и менеджерам крупных компаний. Идея компьютеризации вышла за пределы узкого круга представителей научного сообщества и инженеров-новаторов. Таким образом, мы может говорить о первом этапе цифровой революции, длившимся со второй половины 30-х до средины 50-х годов XX в. Для него характерно формирование теоретического фундамента будущей области научной и технической деятельности и признание значимости зарождающейся отрасли со стороны элит (политических, экономических, научных).

Второй этап, границы которого простираются от средины 50-х до конца 60-годов, является временем формирования основных направлений в развитии computer science. Понимание предметного поля исследований смещается от «изучения автоматических вычислений» (study of automatic computing) к «обработке информации» (information processing) ^[7]. Компьютерное моделирование и обработка больших данных, сетевые технологии для автоматизации администрирования и «думающие» компьютеры – значительный комплекс понятий и идей зародился в рассматриваемый период. В свою очередь, представители научного сообщества прикладывали серьезные усилия в целях популяризации зарождающейся отрасли знаний. В публичном пространстве по поводу создания компьютеров и их возможностей высказывались Н. Винер, А. Тьюринг. К. Шеннон, А. Колмогоров и другие специалисты. В ^[8] автор заявляет о необходимости распространения знаний о компьютерной технике повсеместно: «Они (наши идеи) не достигают достаточного количества людей и небольших мест. Они не доходят до сельских общин… Люди, которые находятся на фермах страны, важны для нас в новых технических областях» ^{[8, c.53]}. Одновременно формируются образовательные программы, связанные с подготовкой специалистов по информатике, а новые профессии (например, «программист») постепенно обретают общественное признание. Важной характеристикой данного этапа является и то, что проектирование компьютеров, особенно в 50-е годы, еще не подвержено тенденции «глобальной коммерциализации». В работе, связанной с созданием вычислительных машин, проявляли себя не только представители коммерческих компаний, но и университеты. Таким образом, осуществлялась своеобразная «пролиферация» идей. А дальнейшее развитие событий верифицировало их жизнеспособность ^[9].

Следующий этап цифровой революции уместно связать с появлением персональных компьютеров и появлением Internet. Вычислительные машины разместились на многих рабочих столах, в том числе и в домашних условиях. Данное обстоятельство привело к необходимости разработки удобных для пользователя приложений и инструментов. Актуальной становится проблема человеко-машинного диалога. В тоже время ЭВМ начинают «захватывать» сознание масс. В свою очередь, учебные дисциплины, связанные компьютерами, выходят за рамки университетов и становятся элементом школьных образовательных программ. Первые успешные попытки применения сетевых технологий для реализации совместной работы демонстрируют эффективность Internet в различных сферах деятельности. Этот период можно очертить границами со средины 70-х до начала 90-х гг. прошлого столетия.

Наконец, текущий этап цифровой революции, начавшийся со второй половины 90-х годов XX в., мы связали бы с тем, что цифровые технологии становятся главным инструментом коммуникации. Компьютеры, ранее занимавшие целые помещения, переместились в дамские сумочки и карманы мужских пиджаков. Они изменили наши коммуникативные практики, осуществляемые в различных сферах: частной, профессиональной, финансовой и т.д. Эффективность применения ЭВМ при выполнении рутинной интеллектуальной работы сформировала у наших современников иллюзию того, что если результат получен на компьютере, то он заслуживает безусловного доверия. Данное обстоятельство вызывает серьезные опасения у некоторых специалистов ^[10]. Наконец, приобщение значительного количества пользователей к сложным технологиям, породили еще две существенные проблемы «цифрового мира» – «информационная безопасность» и «информационная экология».

Можно ли предложить корректный прогноз дальнейшего течения цифровой революции, которая обрела перманентный характер? На наш взгляд, сделать это крайне затруднительно. Возможные ошибки могут быть обусловлены следующими факторами.

Во-первых, мы не можем предсказать ни изменения, которые могут произойти в научном знании, ни возможные результаты инженерно-изобретательской деятельности. Показательным примером подобной ситуации является эпизод, описанный В. Гейзенбергом в книге «Часть и целое» ^[11]. Автор мемуаров в компании Н. Бора и Э. Резерфорда в 1936 г. обсуждал перспективы применения атомной энергии в технических и, в том числе, в военных целях. «Разговоры о техническом применении энергии атомного ядра – полная чушь», – подвел итог обсуждения Эрнест Резерфорд. Остальные участники разговора согласились этой точкой зрения ^{[11, c.276]}. Как известно, через несколько лет О. Ган открыл расщепление ядра урана, что в свою очередь радикально изменило ситуацию не только в области физики, но и на путях развития цивилизации в целом.

Вторым фактором, затрудняющим прогнозирование возможных изменений в «цифровом мире», является то, что некоторые из запускаемых технических проектов, могут оказаться «проектами с открытым выходом», т.е., такими, результат реализации которых принципиально не может быть предсказан ^[12]. В качестве яркого примера здесь можно указать историю появления Internet. Напомним, а об этом уже многие забыли, что первоначально перед американскими специалистами была поставлена задача создания надежной системы связи на случай ядерной войны. То, во что воплотятся некоторые идеи, разработанные при решении относительно узкой военно-технической проблемы, никто из разработчиков проекта АRPA не предвидел.

Наконец, обратим внимание на то, что в настоящее время остаются не до конца понятными принципы и механизмы рецепции инноваций в общественном сознании. Рассматривать человека как существо, реализующее сугубо рациональные формы поведения, у нас нет оснований. Какие продукты деятельности специалистов в IT-отрасли получат общественное признание и станут точкой бифуркации для социальной сферы? Предшествующие события в ходе цифровой революции не дают уверенности в том, что прогнозы, сделанные относительно перспектив конкретных проектов могут быть достаточно надежными. Конечно, психологи и специалисты по маркетингу a posteriori могут объяснить имевшую место популярность таких экстравагантных порождений «цифрового мира», как «тамагочи» или «ловля покемонов», но построить удовлетворительную, работающую модель для оценки перспектив того или иного конкретного IT-проекта вряд ли представляется возможным.

В заключение скажем несколько слов о методологических принципах, которые могли бы способствовать корректному прогнозированию дальнейшего течения «цифровой революции».

Первый из них является «запретительным» по содержанию и состоит в следующем. Разумно отказаться от указания более или менее конкретных сроков реализации «глобальных проектов» в сфере информационных технологий. Данный принцип обусловлен следующим. Во-первых, невыполненные в заявленные сроки обещания могут существенным образом понизить внимание заинтересованных лиц к перспективным направлениям. Так, например, сокращение финансовой и организационной поддержки исследований в области artificial intelligence, наблюдавшееся во второй половине 60-х – начале 70-х годов XX века, в значительной мере было обусловлено разочарованием инвесторов, научных фондов и государственных структур в достигнутых результатах. Последние явно не соответствовали ранее заявленным некоторыми представителями научного сообщества обещаниям. Хорошие примеры, отображающие подобного несовпадения прогнозов с реальностью, приведены в ^[13]. Во-вторых, могут сформироваться новые направления научно-технической деятельности, которые могут ускорить или существенным образом затормозить работу по ранее заявленным проектам. Так, настоящее время в технологически развитых странах наблюдается существенное снижение интереса к исследованиям в области мирной ядерной энергетики, обусловленное ориентацией научно-технического сообщества на разработку способов получения энергии из альтернативных, экологически безопасных источников.

Второй методологической установкой, которую можно посоветовать взять на вооружение желающим прогнозировать «цифровое будущее» является выбор той перспективы, которую можно назвать «средним уровнем масштабирования». Как было отмечено выше, потенциал узкоспециализированных проектов сложно оценить по причине наличия «иррационального фактора» их рецепции. С другой стороны, обращение к опытам «глобального» социального прогнозирования, связанного с развитием компьютерных технологий и их воздействием на общество, демонстрирует сомнительность подобного рода практик. Так, например, на заре «цифровой эпохи» высказывались опасения относительно того, что дальнейшее включение вычислительных машин в сферу общественного производства приведет к катастрофическому росту безработицы и социальным катаклизмам. Однако, дальнейший ход исторических событий показал, что становление IT-отрасли привело не только к снижению востребованности «старых профессий», но и к формированию новых сфер трудовой деятельности.

Под «средним уровнем масштабирования» здесь понимается выявление перспективных направлений исследовательской работы и инновационных практик безотносительно к их конкретной технологической реализации. Так, например, если мы будем обсуждать перспективы развития on-line образования, с учетом его потенциала и ограничений, то данная методологическая установка представляется корректной. Но, если речь зайдет о том, что в скором времени «преподавателя-человека» могут заменить вычислительные машины, то данный уровень «масштабирования» проблемы, на наш взгляд, не следует считать серьезным.

Бесполезным прогностическим мероприятием с точки зрения «среднего уровня масштабирования» выглядит также обсуждение вопросов о перспективах развития той или иной платформы on-line образования. В этой ситуации, мы не имеем возможности предсказать, какие инструменты для решения образовательных задач будут предложены на альтернативных площадках, и кто окажется победителем в конкурентной борьбе.

Наконец, отметим, что в случае разговора о дальнейшем развитии цифровой революции, полезно помнить о социально-антропологическом измерении анализируемых процессов. Действительно, развитие вычислительной техники способствовало формированию социо-технических объектов и явлений. В силу этого перспективы развития технологических инноваций не могут адекватно оцениваться вне общественно значимой системы координат.

Благодарность:

Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований в рамках научного проекта № 18-011-00920.

This article was prepared with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research as part of scientific project No. 18-011-00920