Похвальные качества мударриса в работах Мухаммада Aли Чукури

Саитбатталов Искандер Расулевич кандидат филологических наук доцент, кафедра истории РБ, археологии и этнологии Института истории и государственного управления, федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования "Башкирский государственный университет" 450076, Россия, республика Башкортостан, г. Уфа, ул. Валиди, 32, оф. 413 Saitbattalov Iskander Rasulevich PhD in Philology Docent, the department of History of the Republic of Bashkortostan, Archeology and Ethnology, Bashkir State University   450076, Russia, respublika Bashkortostan, g. Ufa, ul. Validi, 32, of. 413 buranniy89@hotmail.com Другие публикации этого автора

Важнейшее место в творчестве башкирского поэта, педагога, историографа, каллиграфа и суфийского шейха Мухаммада‑‘Али ибн ‘Абд ас‑Салиха ал‑Чукури (1828-1889) занимают панегирики в жанрах марсиййа и мадхиййа, посвящённые выдающимся деятелям мусульманской общины Урало‑Поволжья – муфтиям и кадиям Оренбургского магометанского духовного собрания, суфийским наставникам и их заместителям, руководителям (мударрис) и рядовым преподавателям (халфа) разных медресе. Художественные достоинства этих объёмных произведений, облечённых в форму маснави и искусственной касиды, по-разному оцениваются литературоведами и читателями: на одном полюсе находится высказанное ещё в советское время и повторяемое до сих пор мнение о «непоэтичности» таких произведений ^{[5, c. 186]}, на другом – представление о них как о «великолепных» ^{[6, c. 588]}. Какими бы ни были поэтические характеристики этих текстов, они, будучи основанными на личном жизненном опыте автора и его непосредственных впечатлениях, крайне информативны и представляют собой уникальный источник сведений о внутренней жизни, учебных программах и организации башкирских медресе, а также о биографиях их наставников. Настоящая работа посвящена анализу тех положительных характеристик, которыми наделены персонажи‑мударрисы в поэме-маснави М.‑‘А. Чукури «Китаб ал‑асма’» ‘Книга имён’.

Текст дошёл до нас в составе является частью сборника «Манз̣умат ʻАлиййа» ‘Стихи ‘Али / Наилучшие стихи’, хранящегося в отделе редких и рукописных книг Национальной библиотеки Республики Башкортостан им. А.‑З. Валиди под шифром Р-3940 ^[9], и занимает его страницы 188-208 включительно. Рукопись содержится на обеих сторонах листов, выполнена коричневато-чёрными чернилами с правками фиолетово-синими чернилами почерком «таʻлик» и представляет собой автограф автора. Текст произведения трёхъязычен: титульный лист и предисловие (с. 188-191) написаны на арабском языке, основная часть и заключение – на старотюркском с включением отдельных бейтов на арабском и фарси. Дата переписки поэмы набело – 1274 год по лунной Хиджре – указана в её предисловии на арабском языке и соответствует 1858 году. В послесловии поэмы автор сообщает, что произведение не является законченным и представляет собой «копию без конца и порядка» (ғәйр там вә мөрәтиб нөсхәдүр), переписанную набело из черновых фрагментов в качестве упражнения по чтению для одного из сыновей автора. Время появления черновиков автором не уточняется, однако в самом начале названного сборника упоминается, что «Первое из написанных ‘Алӣ Г̣āрӣ в меру побуждений на протяжении 25 лет бейтов и стихов начало составляться в медресе деревни Танып племени Гайна в [виде] напоминания о качествах учителя и [посмертной] элегии матери» ^{[9, c. 5]}. Очевидно, речь в данном отрывке идёт именно о стихах, вошедших впоследствии в поэму.

Поэма разделена автором на 4 неравные части: 1) первая часть (байты 1-164) никак не озаглавлена и имеет наибольший объём, превышающий половину всего произведения. Она представляет собой автобиографию автора с 8 до 18 лет – от поступления в медресе села Югомаш Урман‑Гирейской волости (ныне Янаульский район Башкортостана) до отъезда на учёбу в Мензелинский уезд; 2) «Асмā’ ал-асāтӣз̱ ал-хамс̣ат ал-маз̱кӯрӣн» ‘Имена пяти упомянутых учителей’ (байты 165-208) – рассказ о похвальных качествах мударриса Тавабила ибн Сабака из села Югомаш; 3) «Устāз̱ с̱анӣ ан-нāз̣им имāм к̣арйат К̣āзāнчӣ» ‘Второй учитель стихотворца имам деревни Казанчи’ (байты 209-227) – рассказ о похвальных качествах и детстве имама Ахмера из села Казанчи (ныне Старые Казанчи Аскинского района Башкортостана); 4) «Исм ал-устāз̱ ас̱-с̱āлис̱» ‘Имя третьего учителя’ (байты 228-283) – рассказ о качествах и облике хазрата Наср ад-Дина из села Бураево (ныне районный центр в Башкортостане).

Автор, будучи представителем знатного и богатого рода (его отец был указным имамом, дед – юртовым старшиной, прадед – главным старшиной Осинской дороги, предок в 12 поколении Майкы-бий – полководцем и другом Чингисхана ^{[6, с. 585]}), отмечал среди достоинств мударрисов благородное происхождение. Так о Тавабиле ибн Сабаке сообщается, что он состоит с автором в родстве (старший брат или дядя его матери), и говорится о его происхождении:

Аның аслы Гәрәй Чат ауылыдандур, * Буны сәмғем ҡарилар ҡәүледәндүр.

Бу хәҙрәт атасы мулла Сабаҡдур,* Сабаҡ Сарман вә Күчтәндиндүр.

‘Его происхождение – из деревни Гирейский Чат, * Я слышал это со слов стариков.

Отец этого хазрата – мулла Сабак. * Сабак [потомок] Сармана и Кучтана’.

Сопоставление этих данных с архивными документами позволяет выяснить, что имам Тавабил Сабаков (1771-1844) был сыном старшины Гирейской волости Сабака (Сабика) Сарманова ^{[4, с. 117]}, то есть представителем той же социальной группы, что и семья поэта. Это же касается третьего учителя Наср ад‑Дина ибн ‘Абд ал‑Хакима, предки и родственники которого возглавляли башкирский род Ельдяк и одноимённую волость ^[1].

Әмирдүр бәғҙесе һәм бәғҙе кәтиб, * Алар арасыда күб зи-мөратиб.

Некоторые [из них] – начальники и некоторые – писари, * Среди них много обладателей степеней.

Косвенное отражение таких представлений зафиксировано, очевидно, и в эпизоде, в котором юный автор просит отца отправить его в Казань и получает категорический немотивированный отказ, а также предложение отправиться в Мензелинский уезд: либо в с. Мачти (ныне Мастеево Актанышского района Татарстана) – родовое гнездо башкирского дворянского рода Султановых ^{[8, c. 256]}, либо в с. Каташ‑Каран (ныне Сармановский район Татарстана), где в то время преподавал ‘Абд ан‑Насир ибн ‘Абд ар‑Рахим, впоследствии известный под нисбой Тайсугани – один из известнейших мударрисов своего времени ^{[8, с. 406]}.

Однако незнатное происхождение не умаляло в глазах М.‑‘А. Чукури авторитета учителя. Рассказ о происхождении учителя Ахмара из села Казанчи от «неграмотных мусульман» перерастает в трогательную сцену, в которой стремящийся к знаниям ученик погоняет лошадь на пахоте, декламируя выученный урок по науке сарф.

Следующая группа похвальных качеств наставника связана с возрастом и опытом. При характеристике Тавабила ибн Сабака прямо говорится о разумном решении отца доверить ребёнка старому учителю, а также отмечается, что он преподавал шариатские науки в течение сорока лет. Возраст имама Ахмара не называется, но говорится о том, что он учился у мударриса Валида ибн ‘Абд ар‑Рахима в д. Кайпан, которому в 1834 году было 89 лет ^[3]. О Наср ад‑Дине ибн ‘Абд ал‑Хакиме говорится, что он учился в сёлах Казанчи и Симак (ныне Татарстана, место пребывания шейха ‘Абд ар‑Рафика ас‑Симаки), приступил к преподаванию в 1836 году и занимался им на момент написания поэмы 22 года.

Третья группа похвальных качеств связана с решительностью в исполнении требований шариата и настойчивостью в ведении преподавательской деятельности, которые проявлялись в конкретных поступках. Так Тавабил ибн Сабак исполнял все пять намазов только в мечети и только с учениками, всегда ходил в заплатанной одежде, проводил в день два-три общих урока и занимался индивидуально с некоторыми шакирдами, а также проводил с ними воспитательные беседы, а Наср ад‑Дин ибн ‘Абд ал‑Хаким охарактеризован так:

Сурәтдә, сирәтендә инҡийадан * Алыбдур “Үнмүзәдж”-не улйадан.

В облике и образе жизни с покорностью * Он принял «Унмузадж» за образец.

Наконец, М.‑А. Чукури очень подробно перечисляет отдельные качества, присущие каждому из его наставников, причём использует целый арсенал разнообразных приёмов индивидуализации, создания портретного описания. Помимо эпитетов (сәлим ‘мирный’, сәһил ‘лёгкий [в обращении]’, тәмғе йыҡар ‘побеждающий страсти’, зи-мөғәлләм ‘обладатель образования’ – Тавабил, шәриф ҙат ‘благородная личность’, ҡәнәғәт ‘довольный [своей долей]’, сыйанатлы ‘бережливый’ – Ахмар, кәрим ‘щедрый’, хаким ‘мудрый’, маһир ‘умелый’ – Наср ад‑Дин), сравнений (миҫле ғази ‘подобно воителю’ – Тавабил), автор использует речевые характеристики (две беседы Тавабила – с учениками и с автором на уроке чистописания), воспоминания современников (детство Ахмара), описания полезных деяний на пользу умме (три воздвигнутых мударрисом медресе и образцовое устройство домашнего хозяйства), развёрнутые сравнения на основе значений и созвучий имён героев:

Хосусан бу илдә дарисының, * Гөзидәсе замана дарисының

Борайда мулла Наср ад-Дин диделәр, * Бу дәмдә ҡылды баср ад-дин диделәр.

Особенным среди учителей этой страны, * Избранным среди учителей этого времени

Бураевского муллу Наср ад‑Дина назвали, * В это время показавшим религию назвали.

Мөбарәк сөхбәтендән миск вә ғәнбәр * Тәғәттар әйләмеш садиҡлар әзбәр.

Тауабил сиғәседүр джәмғ-и табил, * Тәбәл зәндик сүз аңлар джөмлә ҡабил.

Мускус и амбру из его благородных бесед, * Праведные распространяли, [рассказывая] наизусть.

Смысл [имени] Тавабил – много специй, * Как барабанный бой, понимали слова все встречные.

Анализ представлений о похвальных качествах мударрисов, нашедших отражение в поэзии М.‑‘А. Чукури, позволяет увидеть не только его личный положительный опыт и вытекающие из него взгляды, но и минимум четыре социальных измерения личности мусульманского учителя в XIX веке. Во-первых, он обязан был обладать рядом черт, одобряемых религией и демонстрируемых в качестве таковых хадисами и адабной литературой. Во-вторых, он должен был быть достаточно компетентным и опытным, не уступая наставникам, но и не превозносясь над ними. В-третьих, мударрис в представлении М.‑А. Чукури – это цельная личность, способная не только преподавать, но и постоянно быть живым примером для учеников, других педагогов и простых верующих, причём не только в вопросах религиозных наук, но и в рутинном труде и ведении домашнего хозяйства. В-четвёртых, мударрису желательно быть выходцем из элиты – потомком древнего благородного рода или членом семьи чиновников Башкиро-Мещеряцкого войска.

Последнее измерение связано с двумя факторами: с одной стороны, ко времени жизни поэта всё больше башкир переводилось в «неслужилое» состояние и возможности карьерного роста в качестве чиновников и офицеров уменьшались, из-за чего знатные семьи отправляли часть детей по учёной стезе. С другой стороны, по мере ослабления военной организации всё большую роль в жизни башкирских общин начинали играть именно представители ‘уламы. Не случайны, видимо, в этой связи и военные коннотации в некоторых описаниях (Тавабил ибн Сабак – воитель, Наср ад‑Дин ибн ‘Абд ал‑Хаким – крепкий замок, ‘Абд ан‑Насир Тайсугани – герой и др.), и использование по отношению к имамам жанровых форм, обращаемых в других регионах к правителям.

Наконец, детальное описание личных качеств, духовного строя, характерных черт поведения, речевых особенностей, зачастую выходящее за пределы высокого стиля, присущего мадху, позволило М.‑А. Чукури, создать первые образцы психологически достоверного рассказа о человеке в башкирской и других литературах Урало­‑Поволжья.

Работа выполнена в рамках поддержанного РФФИ проекта № 17-04-00193 и при поддержке гранта Главы Республики Башкортостан.