Франсиско Хавьер Клавихеро (1731-1787) и Общество Иисуса: влияние ордена на жизнь и творчество новоиспанского историка

Веселова Ирина Юрьевна кандидат исторических наук Старший преподаватель кафедры иностранных языков Факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета дружбы народов 117198, Россия, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, 10 корп. 2 Veselova Irina PhD in History Senior Lecturer, Department of Foreign Languages, Faculty of the Humanities and Social Sciences, Peoples' Friendship University of Russia 117198, Russia, g. Moscow, ul. Miklukho-Maklaya, 10 korp. 2 irinaxochitl@gmail.com Другие публикации этого автора

Орден иезуитов, или Общество Иисуса – это монашеский орден римско-католической церкви, учрежденный папой Павлом III в 1540 году. К середине XVII века он обрел большое влияние в Европе и за ее пределами. Смыслом деятельности иезуитов было миссионерство: члены Ордена могли свободно общаться с иноверцами и еретиками и проповедовать во всех частях света. Стремление к христианизации язычников и обращению в католическую веру представителей иных конфессий воплотилось в широкой просветительской и благотворительной деятельности Общества. Помимо традиционных монашеских обетов члены Общества давали клятву верности папе, что позволяло им пользоваться многочисленными привилегиями: они имели право заниматься любыми видами предпринимательства, не платить податей и не подчиняться местным законам, как церковным, так и светским. Иезуиты появились в латиноамериканских колониях еще во второй половине XVI века и за короткое время добились там внушительных успехов в духовной, миссионерской и образовательной деятельности.

Историография

Подъем научного интереса к фигуре Клавихеро в мексиканской историографии пришелся на вторую треть XX века. После революции 1910-1917 гг. на волне популярности темы формирования национального самосознания, многие мексиканские и латиноамериканские авторы, в частности, Габриэль Мендес Планкарте ^[1], Виктор Рико Гонсалес ^[2] и их кубинский коллега Хулио Ле Риверенд Брусоне ^[3] писали о Клавихеро как об основоположнике мексиканского национализма. При этом каждый историк, который когда-либо писал о Клавихеро, не мог не затронуть тему его духовной карьеры в качестве члена ордена иезуитов.

В 1946 году в журнале Cuadernos Americanos вышла статья историка Хосе Миранды, посвященная роли Клавихеро в мексиканском Просвещении. Миранда считал, что Клавихеро, наряду со своим соотечественником-просветителем Хуаном Диасом де Гамаррой (1745-1783), был «чемпионом новаторского мышления» ^[4]. В связи с этим Миранда достаточно однобоко истолковал отношения историка-иезуита с вышестоящими сановниками и предстоятелями ордена, представив Клавихеро революционером, который «никогда не отказывается от своей цели в борьбе за новизну, и постоянно держит в страхе воинственных миссионеров; не отвергает идеи преподавать согласно новым тенденциям и находится в постоянном конфликте с властями» ^[5].

Другой мексиканский историк Эусебио Кастро, вслед за Мирандой, описал Клавихеро как «великого страдальца мексиканского Просвещения»: «Темперамент Клавихеро горячий и мятежный. Внутри Ордена он переживает глубокие психологические кризисы и нерешительность в своем призвании. Ведет закрытую жизнь, демонстрируя недовольство методами и образованием своего времени и места» ^[6]. По мнению Кастро, Клавихеро стал человеком, опередившим свое время, страдавшим от окружающих его условий и несправедливости в отношении иезуитов. В связи с этим одной из главных причин написания «Древней истории Мексики» Кастро называет обиду Клавихеро на «деспота, который их изгнал» ^[7]. В трактовке этого историка Клавихеро являлся интеллектуальным лидером группы иезуитов-новаторов.

В 1970-е годы произошел знаковый поворот в изучении жизни и творчества мексиканского мыслителя. Одним из первых среди мексиканских авторов, по-новому взглянувших на Клавихеро, стал Хесус Гомес Фрегосо. В противовес устоявшемуся мнению Гомес Фрегосо подставил под сомнение индихенизм мексиканского мыслителя и его коллег-иезуитов, назвав его романтизированным, и подчеркнул важность изучения религиозной стороны жизни новоиспанского историка для понимания его творчества ^[8].

Американский историк Чарльз Ронан, написавший одну из самых серьезных научных работ, посвященных Клавихеро, как и Гомес Фрегосо, попытался избавить фигуру новоиспанского мыслителя от окружавших ее мифов. При этом он уделил много внимания отношениям Клавихеро с его собратьями-иезуитами и вышестоящими лицами ордена. Считая «Древнюю историю Мексики» вторичной по своему характеру работой ^[9], гораздо более высокую оценку Ронан дал другому труду Клавихеро - «Истории древней или нижней Калифорнии», как по-настоящему полному и обстоятельному изложению деятельности иезуитов на калифорнийском полуострове.

Источники

До нашего времени сохранилось несколько архивных и опубликованных документов, позволяющих реконструировать жизненный путь Клавихеро в качестве послушника, а затем и полноценного члена Общества Иисуса. Ключевыми среди них являются два публицистических источника, увидевших свет благодаря итальянскому историку Ринальдо Фрольди. Первый – речь, произнесенная Клавихеро в 1773 году в Болонье перед изгнанными иезуитами накануне упразднения ордена ^[10], второй - письмо Клавихеро неизвестному адресату, посвященное реакции мексиканского мыслителя на упразднение ордена иезуитов ^[11]. Предполагаемая дата его написания – 1776 год. Эти источники являются ключевыми для понимания отношения самого Клавихеро к Обществу Иисуса, а также его оценки действий тех, кто был ответственен за преследования иезуитов.

Основная часть

В раннем возрасте Франсиско отправили в иезуитскую коллегию Святого Иеронима в Пуэбле для изучения латинской грамматики, поэзии и риторики, а затем - в коллегию Святого Игнатия, где прошел он курс философии. Закончив это учебное заведение, Клавихеро пожелал остаться в нем для изучения теологии. 13 февраля 1748 года он стал послушником (новицием) ордена иезуитов в новициате маленькой деревушки Тепотсотлан недалеко от Мехико. Немаловажную роль в выборе духовного пути сыграла атмосфера, царившая в родительском доме. Биограф и близкий друг Клавихеро Хуан Луис Манейро полагал, что на Франсиско сильно повлиял пример его отца, «человека уважаемого и скромного» ^[12]. В своём завещании Блас Клавихеро просил отправить его тело в госпиталь при обители Святого Бернардина в Пуэбле и провести обряд погребения так, словно это «бедняк умер в том госпитале» ^[13]. Судя по всему, Блас Клавихеро был человеком богобоязненным и склонным к самоуничижению ради спасения души. О набожности семьи Клавихеро также свидетельствует обширный список изображений святых, содержащийся в описи имущества Клавихеро-старшего ^[14].

Двое младших братьев Франсиско также связали свою жизнь с Обществом Иисуса: Мануэль стал его аффилированным членом, а Игнасио - полноценным членом ордена. В целом подобная практика духовной карьеры была широко распространена среди младших сыновей в креольских семьях. Приветствуя духовную карьеру своих детей, дон Блас руководствовался в том числе и чисто практическими взглядами, учитывая положение иезуитов в колониальном обществе. Орден открыл перед Клавихеро и его братьями большие возможности, поскольку в нем состояли выдающиеся новоиспанские мыслители той эпохи.

Можно было бы предположить, что после окончания семинарии Клавихеро сделал осознанный, взвешенный выбор, раз и навсегда решив связать свою жизнь с церковным служением. Однако все оказалось сложней. Первые месяцы послушничества дались Франсиско непросто. По всей видимости, Клавихеро неоднократно жаловался на свое положение, отказывался проявлять смирение и следовать некоторым правилам Ордена. Дело дошло до того, что провинциал падре Андрес Хавьер Гарсия написал Клавихеро письмо, в котором убеждал молодого новиция проявить смирение: «Все вещи в начале кажутся сложными, и если Вам, мой любезный, невыносима жизнь, посвященная вере, это потому, что Вы в начале пути, и принимаете ее с тоской, не желая преодолевать» ^[15]. Падре Гарсия уверял Клавихеро, что его состояние – это происки дьявола, пытающегося сбить его с истинного пути, и посоветовал «сопротивляться искушению» ^[16].

Слова ли наставников возымели действие, или же Клавихеро сам нашел в себе силы принять избранный путь, но послушание он не оставил. Вероятно, отдушиной в рутине повседневной жизни ордена для него стала наука, поскольку с этого момента он приступил к активному изучению языков: греческого, французского, португальского, а также иврита и науатля. В Пуэбле, в коллегии Святого Ильдефонсо, Клавихеро снова прошел курс схоластической философии. В этот период Клавихеро начал изучать философию Нового времени, читая труды Томаса Висенте Тоски и Бенито Херонимо Фейхоо ^[17]. Он ознакомился с трудами Декарта, Лейбница, Гассенди, Ньютона и других авторов. Однако это знакомство происходило в сложных условиях, поскольку Манейро упоминает о духе консерватизма, царившем в учебном заведении ^[18]. Обсуждение идей философов Нового времени не было запрещено, однако не приветствовалось.

Еще в период обучения Клавихеро был временно назначен на должность репетитора (prefecto de estudiantes) в коллегии Святого Ильдефонсо. Он пробыл на этом посту всего несколько месяцев. Его главной целью в рамках полученной должности стало изменение методики преподавания философии в семинарии. Однако коллеги отказались пойти навстречу Клавихеро. Он написал письмо провинциалу Хуану Антонио Бальтасару с просьбой помочь в разрешении проблемы, но тот, признавая достижения преподавателя, все же отказал ему во избежание скандала ^[19]. Причин для отказа было несколько. Описав этот эпизод, Жерар Декорме отметил, что на тот момент Клавихеро состоял в Ордене всего пять лет - малый срок, чтобы предлагать реформы в образовании ^[20]. Другим фактором могли стать консервативные взгляды высшего духовенства и их предубеждение в отношении новых философских течений.

После окончания курса в Пуэбле Клавихеро отправился в Мехико, чтобы изучать теологию в иезуитской коллегии Святых Петра и Павла. Там он познакомился с группой молодых иезуитов, ведущих активную интеллектуальную деятельность. Общение с ними, безусловно, оказало сильное влияние на Клавихеро. Наставником и другом Клавихеро стал Хосе Рафаэль Кампой (1723-1777) – мексиканский ученый, уроженец Соноры, один из видных деятелей мексиканского Просвещения. Он проявлял живой интерес к новым философским течениям, возникшим в Европе, и сыграл большую роль в их распространении в Новой Испании. Именно Кампой познакомил молодого исследователя с коллекцией исторических документов, находящихся в коллегии Святых Петра и Павла. Клавихеро особенно заинтересовала коллекция манускриптов, собранных мексиканским мыслителем доном Карлосом Сигуэнса-и-Гонгорой (1645-1700), несколько томов которой были посвящены древним мексиканцам. Эти источники заинтересовали Клавихеро и подтолкнули его к изучению истории, и, в частности, к исследованию индейских кодексов. Впоследствии, находясь в коллегии Святого Григория, он посвятил этому занятию пять лет.

В 1753 году Клавихеро завершил курс теологии, но ему еще не исполнилось 22 года. Он вынужден был ждать достижения положенного возраста, чтобы принять сан. В этот короткий период с 1753 по 1754 год он преподавал риторику в коллегии Святых Петра и Павла ^[21]. Затем, 13 октября 1754 года Клавихеро принял сан. Вплоть до 1758 года он получал краткосрочные назначения в качестве преподавателя в различные учебные заведения Новой Испании.

В 1758 году Клавихеро был назначен в коллегию Святого Григория в Мехико для обучения индейцев. Биограф падре Франсиско Феликс де Себастьян отметил, что поскольку Клавихеро неоднократно просил отправить его изучать язык коренного населения и «посвятить себя службе на благо индейцев» ^[22], церковные верхи уступили его просьбам и назначили в коллегию Святого Григория. Однако по мнению ряда современных авторов, это назначение не было желанным для мексиканского мыслителя, поскольку не было связано с миссионерской деятельностью ^[23]. Эту точку зрения подтверждают некоторые эпизоды биографии Клавихеро, относящиеся к указанному периоду.

В коллегии Святого Григория у Клавихеро произошел конфликт с ректором учебного заведения. В своем письме провинциал Педро Реалес сетовал на то, что Клавихеро отказывался выполнять свои обязанности, «посвятив себя другим заботам и исследованиям…» ^[24]. Внимание падре Франсиско было полностью захвачено собственными научными изысканиями, в угоду которым он игнорировал правила, установленные в учебном заведении. Этот эпизод из жизни Клавихеро свидетельствует о его непростом характере. В упомянутом выше письме провинциал Педро Реалес обвинил Клавихеро, помимо непослушания, в его «нелюбви и неприязни к индейцам» ^[25]. Это обвинение в отношении Клавихеро звучит, по меньшей мере, странно, поскольку известно, что он вырос в окружении представителей коренного населения, а также неоднократно просил отправить его миссионером в Калифорнию. В этом случае можно предположить два варианта: либо Реалес перечислил все поступившие к нему жалобы, не разбираясь, какие из них являются правдой, а какие – домыслами, либо Клавихеро был настолько недоволен атмосферой, царившей в коллегии, что вел себя неподобающим образом со всеми окружающими людьми, в том числе и с учениками-индейцами. Если второй вариант верен, то он подтверждает своенравный характер мыслителя.

Специалисты по-разному интерпретируют конфликты Клавихеро с начальством ордена, равно как и природу его темпераментности. По мнению мексиканского историка Хосе Миранды, Клавихеро по своей природе был чувствительным человеком. Миранда даже назвал его «великим страдальцем мексиканского Просвещения» ^[26]. По его мнению, Клавихеро пережил глубокий эмоциональный кризис, оказавшись в новом окружении, и с тех пор неоднократно становился заложником собственных переживаний. Американский историк Чарльз Ронан также отмечал сложный характер Клавихеро, исходя из указанных выше свидетельств. Однако он считал, что Миранда и другие исследователи искажают характер мексиканского мыслителя, приписывая ему чрезмерную эмоциональность и страсть к наукам. Ронан отрицал идею о том, что Клавихеро был «пылким вестником новой философии, боровшимся за освобождение от оков, дабы войти в аудитории и поделиться со своими студентами открывшимся ему знанием» ^[27]. По его мнению, мексиканскому мыслителю, скорей всего, не приносила удовольствия преподавательская деятельность. Такой вывод Ронан сделал, исходя из сведений о том, что Клавихеро неоднократно просил отправить его миссионером в Нижнюю Калифорнию. По мнению Ронана, упомянутый конфликт был всего лишь одной из общих дисциплинарных проблем для всех религиозных орденов ^[28]. Следует подчеркнуть, что на основе единичного случая сложно судить о характере Клавихеро в целом, о его отношении к работе, к своим студентам и коллегам. Однако, принимая во внимание подоплеку конфликта и свидетельства биографов Клавихеро, можно с уверенностью сказать, что падре Франсиско привлекало миссионерство.

В 1766 году Клавихеро был переведен в коллегию Святого Томаса в Гвадалахаре. По всей видимости, он не желал этого назначения, из-за чего пребывал в подавленном настроении. В письме провинциалу Сальвадору Гандаре Клавихеро жаловался на свое здоровье и душевное состояние: «Мой дух исполнен беспокойством и горечью, меня одолевают идеи столь зловещие, что мало того, что я делаюсь непригодным для своих обязанностей, я боюсь, что они или лишат меня рассудка, или подорвут мое здоровье, или же приведут меня к полному отчаянию» ^[29]. В связи с этим Клавихеро просил перевести его обратно в Вальядолид. Столь экспрессивный стиль переписки, изобилующий преувеличениями, был характерен для той эпохи. Письмо не произвело впечатления на провинциала, и падре Франсиско пришлось остаться в Гвадалахаре.

В библиотеке коллегии Святого Томаса Клавихеро нашел записи иезуита Сегизмундо Тараваля, миссионера, свидетеля индейского восстания 1734 года в Калифорнии. Информация, полученная из этих материалов, стала одним из первых кирпичиков в фундаменте будущей «Истории древней или нижней Калифорнии» - второй по значимости работы падре Франсиско. По-видимому, миссионерские практики ордена, привлекавшие Клавихеро, также отчасти обусловили его интерес к индейской культуре.

Декрет об изгнании иезуитов, обнародованный в Мехико 25 июня 1767 года, застал врасплох всех членов ордена. Клавихеро узнал о нем, находясь в Гвадалахаре. Ему пришлось сделать непростой выбор: отречься от Общества и остаться на родине или покинуть ее, сохранив верность своим собратьям-иезуитам. Франсиско сделал выбор в пользу ордена, в отличие от своего младшего брата Игнасио, оставшегося в Новой Испании, о чем свидетельствует документ, сохранившийся в Генеральном архиве нации в Мексике ^[30]. Ровно четыре месяца спустя Франсиско Клавихеро вынужден был навсегда покинуть Новую Испанию. Всего из испанской империи были изгнаны около 6000 тысяч иезуитов, из них – примерно 2600 человек из заморских колоний. Из Новой Испании были изгнаны 678 иезуитов (464 креола и 153 испанца) ^[31]. Многие латиноамериканские изгнанники погибли от болезней во время тяжелого плавания в Европу. Для основной массы оставшихся в живых конечной точкой этого трудного путешествия стала Италия. Лишь малая часть уже состарившихся иезуитов смогла вернуться на родину в 1814 году.

Изгоняя иезуитов, испанский монарх утверждал свою независимость от Святого престола. Однако в этом событии скрывался парадокс: церковь, которой был нанесен серьезный удар, являлась одним из оплотов Короны в Новом Свете. Она решала конфликты между разными социальными группами, а также выступала в роли элемента, объединяющего столь пестрое колониальное общество ^[32]. Иезуиты были связующим звеном креольской элиты с короной и с остальным миром. Учебные заведения потеряли основную массу своего преподавательского состава, а многие семьи лишились братьев и сыновей.

Вопрос о том, насколько сильным ударом по образованию в колониях стало это событие, вызывает много споров среди современных исследователей. Мексиканский историк-иезуит Мариано Куэвас утверждал, что с того момента пришло в упадок то, что являлось основой экономики страны – образование молодежи. По его мнению, изгнание стало причиной потери 90 % мексиканского образования ^[33]. Историки следующего поколения, Фернандо Тарраго и Мария Торалес Пачеко, высказали иную точку зрения, указав, что изгнание дало толчок реформе образования, проведенной Карлом III в испанских колониях ^[34]. Власти вице-королевства занялись вопросами, связанными с бывшими иезуитскими коллегиями, начав с раздела имущества Ордена. Затем внимание было уделено изменению учебных программ. Для преподавания философии начали применять более практические и экспериментальные методы в противовес традиционному схоластическому подходу. Однако Испания не располагала необходимыми человеческими ресурсами, чтобы заполнить пустоту, оставленную таким влиятельным религиозным институтом как Общество Иисуса ^[35]. Поэтому с отъездом иезуитов из Новой Испании в сфере образования появилась пустота, для заполнения которой понадобилось некоторое время.

Изгнание иезуитов стало не только сильным ударом по церкви, но и по классу колониальных землевладельцев, в земли которых была вложена значительная часть церковного капитала ^[36]. Иезуиты, благодаря своим экономическим привилегиям, фактически существовали в режиме наибольшего благоприятствования, вне монополий, вне таможенного режима и с доступом ко всем видам предпринимательства. Они активно занимались и кредитованием под залог недвижимости, и операциями с выморочным имуществом. Таким образом, они стали активным и - к середине XVIII века - неотъемлемым участником хозяйственной жизни колоний. После их изгнания образовалась лакуна, которую ни епископальная церковь, ни другие ордена долго не могли заполнить ввиду отсутствия у них подобных привилегий. Отсюда проистекало недовольство всех тех, кто был связан с иезуитами хозяйственными узами.

Долгое и опасное путешествие из Новой Испании закончилось для Клавихеро в сентябре 1768 года в Болонье. Оттуда он отправился в Феррару. Иезуитам пришлось заново организовывать свою жизнь в чужой стране. Многие из них продолжали надеяться, что декрет будет отменен, и они смогут вернуться на родину. Феликс де Себастьян отметил, что в Италии Клавихеро «жил в радости, несмотря на то, сколько всего ему приходилось переносить, и был утешением для всех своих пострадавших товарищей» ^[37].

Вопреки запрету со стороны властей, многие иезуиты продолжали поддерживать отношения со своими родственниками, друзьями и учениками, оставшимися в Новой Испании. Более того, родственники и бывшие ученики поддерживали их морально и материально, используя межконтинентальные торговые каналы ^[38]. Клавихеро, как и остальные, переписывался с родственниками и другими иезуитами. Его старший брат Хуан высылал ему деньги ^[39], который были так необходимы в условиях того, что назначенное испанской короной пособие выплачивалось нерегулярно.

В июне 1770 года Клавихеро переехал в Болонью, где оставался до самой смерти. Город, в котором проживали выдающиеся умы Италии, безусловно, произвел сильное впечатление на мексиканского ученого. Ввиду плачевного положения членов ордена и отсутствия прежних обязанностей Клавихеро оказался предоставлен сам себе и приступил к занятию, которое привлекало его на протяжении всей жизни – к изучению документов, которые он нашел в библиотеках города. Результатом его непрерывной исследовательской деятельности стали две масштабные исторические работы – «Древнюю историю Мексики» и ««Историю древней или нижней Калифорнии». Историю доколумбовых цивилизаций Клавихеро начал изучать еще в Новой Испании. Наличие доступных документов в итальянских библиотеках, помощь знакомых в поиске материала и наличие свободного времени существенно помогли ему реализовать задуманное. Благодаря этим факторам Клавихеро смог накопить достаточно сведений, которые в итоге составили основу его ключевого труда.

В результате изгнания иезуитов в лице Клавихеро и его товарищей Мексика потеряла ряд выдающихся мыслителей. С другой стороны, это изгнание, а также тесный контакт с европейской культурой Просвещения, стали толчком для написания ряда блестящих работ, которые оставили после себя латиноамериканские иезуиты. Италия на тот момент была одной из передовых стран в деле Просвещения. Однако в ее культурном поле также сталкивались и переплетались традиции и новшества. Как отметил итальянский исследователь Мигель Батлори, иезуиты принесли в Италию ростки испанской (по своему началу) культуры, сделали их более универсальными и посадили их в итальянскую почву, получив плоды для своей далекой родины ^[40]. Вслед за Батлори мексиканский историк Элиас Трабульсе отметил, что в Италии изгнанным иезуитам удалось добиться блестящих результатов, и сложно сказать, были бы реализованы многие из их проектов, если бы они остались на родине ^[41]. Итальянское окружение повлияло на латиноамериканских иезуитов, а те, в свою очередь, обогатили итальянскую и, в целом, европейскую общественную мысль своими работами.

В Болонье Клавихеро застало печальное событие - упразднение ордена иезуитов. Изгнание иезуитов из Испании и других европейских государств не удовлетворило противников Общества Иисуса. В октябре 1772 г. в Рим с особым поручением был направлен полномочный посланник Испании Педро Моньино, будущий граф де Флоридабланка. Ему было приказано добиться у папы буллы на упразднение ордена. 21 июля 1773 года папа Климент XIV под давлением французского и испанского дворов издал указ Dominus ac Redemptor, упразднивший Общество Иисуса. Это событие произвело на Клавихеро едва ли не сильнейшее впечатление, чем изгнание из Новой Испании. Если само изгнание он принял с покорной обреченностью, то упразднение ордена стало в его глазах настоящим преступлением. Клавихеро гордился достижениями ордена, который, по его словам, «за два века получил больше мучеников в своих миссиях, обратил в христианство больше варварских стран и искоренил для церкви больше ересей, чем все остальные религиозные ордена, вместе взятые за то же самое время» ^[42].

Речь Клавихеро, произнесенная им в 1773 году в Болонье перед его братьями-иезуитами незадолго до упразднения ордена была наполнена хрупкой надеждой на то, что упразднения удастся избежать. Все несчастия, постигшие орден, Клавихеро расценивал как испытания, посланные свыше. Он призывал братьев не поддаваться меланхолии и надеяться на лучшее, уповая на милость Господа: «Какая боль, какая тоска была бы видеть, как рушится это благородное здание под ударами зависти и клеветы!» ^[43]. Надежды Клавихеро и его собратьев не сбылись, орден иезуитов был упразднен. В этом событии новоиспанский мыслитель видел упадок всей католической церкви.

У Клавихеро были непростые отношения с высшим духовенством. Его церковную карьеру нельзя однозначно назвать успешной, поскольку во многих ситуациях ему приходилось отстаивать свои интересы перед вышестоящими сановниками. Однако вступление в Общество Иисуса открыло перед ним большие возможности. В иезуитских коллегиях Новой Испании будущий историк познакомился с молодыми интеллектуалами-современниками и впитал интеллектуальные и духовные традиции иезуитов, что оказало решающее влияние на его последующую исследовательскую деятельность. Несмотря на то, что изгнание ордена из Испании и ее колоний оторвало Клавихеро и его коллег от их корней и культурной среды, оно поспособствовало появлению ряда выдающихся научных работ, написанных новоиспанскими иезуитами.