Юридический и фактический моменты окончания преступления

Маликов Сергей Владимирович кандидат юридических наук Старший преподаватель кафедры уголовного права Московского государственного юридического университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА) 125993, Россия, г. Москва, ул. Садовая-Кудринская, 9 Malikov Sergey Vladimirovich PhD in Law Senior Lecturer of Department of Criminal Law of the Kutafin Moscow State Law University (MSAL) 125993, Russia, g. Moscow, ul. Sadovaya-Kudrinskaya, 9 s.v.malikov@yandex.ru Другие публикации этого автора

Проблема установления момента окончания преступных деяний, имеющих протяженный во времени характер не получила однозначного теоретического решения и соответственно законодательного закрепления. В данном случае преступная деятельность приобретает сложный характер в силу того, что воздействие на объект уголовно-правовой характер растянуто во времени и не ограничено моментом нарушения уголовно-правового. Конструирование сложных единых преступлений весьма распространенный прием законодательной техники, анализом которого занимались еще дореволюционные ученые ^{[1, с. 368; 2, с. 638]}. Наиболее распространенная точка зрения характеризует содержание единичного преступления с позиции как объективных, так и субъективных критериев. А. А. Герцензон указывал, что единичным преступное деяние явится в том случае, если виновный совершит деяние, объединенное единым намерением, единой целью, посягающее на единый объект и выражающееся в деятельности, которая, несмотря на все ее разнообразие, подчинена единому преступному замыслу, направленному на достижение определенного результата ^{[3, с. 440]}.

Применительно к сложным составам преступлений, в конструкции которых имеется два обязательных действия либо альтернативно указаны действия, последствия или субъекты, как правило, трудностей не возникает: законодатель недвусмысленно закрепляет момент их окончания.

Сложности возникают при необходимости установления момента окончания преступления в случаях, когда оно имеет продолжаемый или длящийся характер. Учеными зачастую оттеняются их свойства предметности и продуктивности (воздействие на окружающий мир и преобразовательный аспект деятельности, включающий отражение происходящих в объективном мире изменений), ограничивая их развитие исключительно рамками появления состава преступления.

Исследователи в целом правильно устанавливают механизм таких преступлений, подчеркивая лишь юридическую форму единичных сложных деяний посредством указания на их протяженный во времени характер (деятельность, система действий, функциональные взаимосвязанные телодвижения) и оставляя за пределами продолжающийся характер воздействия на объект уголовно-правовой охраны после того как юридически в действиях лица имеется в наличии все признаки состава преступления. Наиболее ярко это проявляется в длящихся преступлениях.

Адекватной юридической оценке подобных деяний способствует установление нескольких моментов окончания. О проблеме несовпадения юридического и фактического моментов окончания длящихся преступлений упоминается в отечественной литературе с середины 1950-х г. со ссылками на немецкую уголовно-правовую доктрину.

М. И. Федоров в связи с рассмотрением начала течения сроков давности отмечает, что в литературе при определении момента окончания преступления нередко не учитывается различие между его юридическим и фактическим окончанием, которые не всегда совпадают. По его словам, возможно такое положение, когда фактическое окончание преступления наступит значительно раньше юридического.

В то же время указанный ученый приводит не вполне удачный пример, когда фактическое окончание наступает раньше юридического: смерть потерпевшего, наступившая спустя продолжительное время после причинения ему опасного для жизни повреждения, является обязательным признаком оконченного убийства. Однако фактически преступление следует считать оконченным с момента нанесения повреждений, с этого момента и надо исчислять давностный срок ^{[4, с. 392]}.

Такая ситуация является следствием некорректной формулировки нормы о времени совершения преступления и говорить об оконченном преступлении в момент, когда не имеется всех признаков состава преступления ни терминологически, ни с точки зрения закона неприемлемо.

В рамках единых сложных преступлений значение имеет установление юридических и фактических моментов окончания длящихся преступлений. Юридическим окончанием можно считать момент, когда в деянии лица содержатся все признаки конкретного состава преступления (т.е. оконченное преступление), однако фактически негативное воздействие на объект уголовно-правовой охраны продолжается до того оно не будет устранено по воле самого виновного либо вопреки ей. Прекращение причинение ущерба объекту уголовно-правовой охраны – фактический момент окончания длящегося преступления, с которого, в частности, начинают исчисляться сроки давности.

С момента фактического, а не юридического окончания преступления исходят теория и практика при определении срока давности в длящихся и продолжаемых преступлениях: срок давности в отношении длящихся преступлений исчисляется со времени их прекращения по воле или вопреки воле виновного (добровольное выполнение виновным своих обязанностей, явка с повинной, задержание органами власти и др.), а в отношении продолжаемых деяний с момента совершения последнего преступного действия из числа составляющих продолжаемое преступление.

Так, Верховный Суд РФ указал, что преступление, предусмотренное ч. 3 ст. 327 УК РФ, считается оконченным с момента прекращения возможности использования подложного документа. Фактические обстоятельства совершенного осужденным преступления свидетельствуют о том, что использование К. заведомо подложного диплома об образовании осуществлялось на протяжении всего периода нахождения его на должности главы администрации района, поскольку отсутствие такового делало бы невозможным занятие им указанной должности. Исходя из установленных судом обстоятельств, преступление, совершенное К., является длящимся и считается оконченным в момент его пресечения в результате проведенной прокурором, а не в момент представления документа для трудоустройства ^[5].

Такой подход позволяет акцентировать внимание на одном аспекте, на который помимо прочего указывал В. Д. Филимонов ^{[6, с. 95-96]} и который подробно исследовал С. В. Землюков ^[7] – причинение вреда общественным отношениям. Преступный вред – это социально-психологическое явление. С одной стороны, он выступает как заключительный элемент преступного деяния, в котором воплощаются объективные и субъективные свойства деяния, а также черты совершающей его личности. С другой стороны, преступный вред выражается в отрицательных изменениях, которые происходят в подвергнутых посягательству социальных благах и ценностях и могут существовать долгое время после окончания преступления.

Разделение юридического и фактического моментов окончания длящегося преступления основано на учете продолжающегося воздействия на общественные отношения после юридического момента окончания, что позволяет интегрировать объективные с субъективными признаками – устойчивыми негативными чертами самого виновного лица. Это должно учитываться законодателем в том числе путем корректировки уголовно-правового воздействия (смещение начала точки отсчета давностных сроков). Иными словами можно говорить о фактическом времени совершения преступления, которое не совпадает с юридическим. Фактическое время преступления необходимо для корректного определения начала исчисления давностных сроков и индивидуализации наказания. В частности, в проекте постановления Пленума Верховного Суда РФ по делам о налоговых преступлениях их предложено считать оконченными с момента неуплаты налогов, сборов и взносов в установленный срок и вводится понятие «фактического окончания» – добровольное погашение или взыскание недоимки, т.е. до момента уплаты налога срок давности не начинает течения ^[8].

Подобное разделение моментов окончания преступления также актуализирует проблему применения уголовного закона, если он подвергался изменениям в период от юридического до фактического окончания общественно опасного деяния. Позиция Верховного суда РФ о применении положений ст. 10 УК РФ к длящимся и продолжаемым преступлениям в случае, когда часть действий (бездействия) совершена до вступления в силу нового закона, а другая – после этого, заключается в необходимости руководствоваться общими положениями ч. 1 ст. 9 УК РФ ( преступность и наказуемость деяния определяются законом, действовавшим во время совершения этого деяния). Если часть объективной стороны длящегося или продолжаемого преступления совершена в период действия нового закона, независимо от того, является он более мягким или более строгим), то применяться должен новый уголовный закон ^[9]. Полагаем, что к преступлениям, имеющим «протяженный» во времени характер, юридически оконченных, следует применять общие правила о действии закона: если в период между юридическим и фактическим окончанием преступления меняется уголовный закон, то подлежит применению тот, который улучшает положение лица.

Подход о разделении фактического и юридического моментов окончания применим к продолжаемым, длящимся и продолжающимся преступлениям. Последние редко выделяются в теории права и в отличие от продолжаемых деяний, заключающихся в систематическом совершении тождественных действии, охватываемых единым умыслом, когда каждое из этих действий само по себе является преступным, состоят в совершении нетождественных действий, которые в одних случаях являются, а других – не являются преступными ^{[10, с. 74]}. К таковым, например, относятся массовые беспорядки (ст. 212 УК РФ), состоящие из применения насилия над гражданами, уничтожения или повреждения имущества, применения огнестрельного оружия или взрывных веществ и т.п.; вооруженный мятеж (ст. 279 УК РФ), включающий такие действия в рамках организации, как разработка плана вооруженного выступления против властей, подготовка программных документов, призванных объединить людей, создание организационных структур для вооруженных действий и вовлечения (вербовки) в них граждан, руководство вооруженным контингентом в ходе осуществления плана по свержению или насильственному изменению конституционного строя России либо отторжению части территории Российской Федерации и т.д. Продолжающимися Т. И. Нагаева также предлагает признавать преступления, предусмотренные ст. 232, 241, 282 и 322 УК РФ.

На наш взгляд, к продолжающимся преступлениям можно отнести так называемые сложные составы преступлений, в которых объективная сторона содержит указание на альтернативно совершаемые действия. Такие преступления также могут иметь два момента окончания: юридически они окончены в момент совершения первого альтернативно указанного действия, а фактически – в момент совершения последнего преступного действия из числа нескольких действий. Если лицо совершило лишь одно действие, то фактический и юридический момент окончания совпадают. В случае фактического прерывания преступной деятельности лица по независящим от него обстоятельствам и доказанности направленности умысла на совершение преступления, в составе которого имеются (особо) квалифицирующие признаки, то юридическая оценка этого деяния должна осуществляться с учетом положений статьи 30 УК РФ и соответствующей части инкриминируемой статьи УК РФ, содержащей указанные признаки. Дальнейшее нарастание количественных показателей последствий в рамках одной статьи или части статьи значения для квалификации преступления не имеет. Квалификация покушения на преступление в связи с ненаступлением общественно опасных последствий, предусмотренных статьей или частью статьи Особенной части УК, зависит от места нахождения в соответствующей статье указания на общественно опасные последствия.

Законодатель прибегает еще к одному приему использования конструкций составов преступлений, предполагающих временны́е аспекты: наличие административного наказания или административная преюдиция (ст. 1161, 1511, 157, 1581, 1714, 2121, 2153, 2154, 2641, 282, 2841, 3141 УК РФ), наличие судимости за аналогичные преступления (ст. 131, 132, 134 УК РФ), систематичность (ст. 107, 110, 113, 117, 151, 1712, 232, 241 УК РФ) и неоднократность, не раскрываемая через понятие административной преюдиции (ст. 154 и 180 УК РФ). В первом случае для привлечения к уголовной ответственности требуется неистечение одного года со дня окончания исполнения постановления о назначении административного наказания (ст. 4.6 КоАП РФ), во втором – непогашенная или неснятая судимость. В третьем и четвертом случаях правоприменитель не ограничен никакими сроками, систематичность и неоднократность подразумевают лишь совершение нескольких тождественных действий в качестве условия привлечения лица к уголовной ответственности. Полагаем, что подобное разнообразие подходов не является последовательным, поскольку зачастую административная преюдиция раскрывается через неоднократность, неоднократность через систематичность, а в отдельных случаях систематичность и неоднократность наделены собственным содержанием. Не вдаваясь в дискуссию о целесообразности введения в уголовное законодательство административной преюдиции, считаем возможным на ее основе унифицировать нормативный подход к таким уголовно-правовым понятиям как систематичность, неоднократность, наличие административного наказания с применением единой темпоральной конструкции – давности привлечения к административной ответственности (1 год). Это также позволит устранить и имеющиеся противоречия в трактовке уголовным законом сроков административной наказуемости: для ст. 2121 УК РФ – это 180 дней со дня привлечения лица к административной ответственности за аналогичное деяние; для ст. 2841, ч. 2 ст. 3141 УК РФ – 1 год, для ст. 1511, 2154, 2641 УК РФ – срок административной наказанности (период, когда лицо считается подвергнутым административному наказанию). В целом к таким преступлениям не будут применяться правила о разделении моментов окончания на юридический и фактический, поскольку в данном случае отсутствует протяженное во времени воздействие на объект уголовно-правовой охраны – юридически преступление окончено лишь после фактического совершения нескольких непреступных деяний (исключение лишь – ст. 131, 132 и 134 УК РФ, хотя и они признаются одномоментными).

Разделение фактического и юридического моментов окончания должно быть отражено на законодательном уровне, что необходимо для корректного определения начала течения давностного срока – с момента фактического окончания преступления.

В связи с этим предлагается новая формулировка ст. 29 УК РФ.

«Статья 29. Оконченное и неоконченное преступления

1. Преступление признается оконченным, если в совершенном лицом деянии содержатся все признаки состава преступления, предусмотренного настоящим Кодексом.

2. К преступлениям, объективная сторона которых характеризуется протяженностью во времени, применяются правила о юридическом и фактическом моментах окончания. Юридически преступление признается оконченным в соответствии с частью первой настоящей статьи.

Единое (единичное) преступление признается фактически оконченным либо в момент совершения последнего преступного действия из числа нескольких действий либо вследствие действия самого виновного, направленного к прекращению преступления, либо в результате наступления событий, препятствующих дальнейшему совершению преступления.

3. Неоконченным преступлением признаются приготовление к преступлению и покушение на преступление.

4. Уголовная ответственность за неоконченное преступление наступает по статье настоящего Кодекса, предусматривающей ответственность за оконченное преступление, со ссылкой на соответствующую часть статьи 30 настоящего Кодекса».