Психотерапевтический потенциал и основные возможности медитативных практик в работе с аддиктивным поведением

Постановка проблемы: Психотерапия в поисках нового пути

Вопрос о психотерапии и психотерапевтических практиках в современном психологическом пространстве один из наиболее сложных для описания и научного осмысления, и весомых причин тому несколько. В последних работах отечественных и зарубежных авторов (С.В. Уманский, Л.И. Воробьева, Ф.Е. Василюк, А.Б. Холмогорова, О.Д. Пуговкина З.Н. Шильникова, D. Orlinsky, B. Slife) по данной проблематике отмечается наличие кризисных явлений в теоретико-методологическом обосновании психотерапевтического процесса ^{[1; 3; 14; 17; 21; 31]}. Л.И. Воробьева связывает их возникновение с попыткой самоопределения психотерапии по отношению к другим психологическим дисциплинам (клинической психиатрии и практической психологии), и поиском новой методологической платформы реализуемой в рамках герменевтической парадигмы ^{[3, с.30]}.

В работах А.Б. Холмогоровой и ее коллег, и отдельных зарубежных исследователей D. Orlinsky и B. Slife кризисные тенденции связываются, во-первых, с неспособностью психотерапии позитивистского толка соответствовать современным вызовам науки, а во-вторых, с наполненностью психотерапии «формальными процедурами объективизации путем рандомизации выборок, слепого контроля и разработки унифицированных схем лечения» ^{[21, с.7]}. В руководстве по психотерапии B. Slife указывает, что жесткая ориентация на медицинские модели лечения приводит к выхолащиванию психотерапевтической практики и ее неспособности подходить индивидуально к решению психологических проблем клиента ^{[31, с.44]}.

Еще одним актуальным вопросом в рамках современной психотерапии выступает вопрос о психотерапевтических практиках. Оценка эффективности и научной обоснованности применения терапевтических практик, эти вопросы находятся в пространстве актуального научного обсуждения. В традиционных культурах функцию реализации терапевтического знания и практики брали на себя жрецы, шаманы и представители религиозных культов. Ряд исследователей (Л.И. Воробьева 2009, Е.Л. Николаев, В.В. Майков, В.Ф. Петренко), отмечают, что между религиозно-мистическими практиками и психотерапией существует большое число родственных черт, при этом существуют и серьезные различия ^{[2; 9; 11; 12; 13]}. В какой степени и насколько психотерапия может и должна сближаться с «мистическим» знанием? Этот вопрос не является формальным, учитывая значительное число новых методов психологической помощи, возникающих в условиях современной культуры и активно стремящихся занять устойчивую позицию под вывеской психотерапии.

В.Ф. Петренко указывает, что «доказать эффективность той или иной психопрактики весьма проблематично». Подобное положение обусловлено многогранностью природы человека, и его включенностью в разнообразные связи и отношения. «Тем не менее», - продолжает исследователь - «”взвешивая” вероятность действия тех или иных возможных причин, мы в состоянии сделать предположение о возможных причинных факторах и условиях» ^{[12, с.121]}.

В качестве наиболее весомого аргумента, в ситуации оценивания тех или иных психологических техник, исследователи приводят методологически выверенную формулу, включающую наличие концептуальных базовых моделей механизмов заболевания и причинно-следственных оснований вызванного состояния. Обращение к методологическим принципам и опора на теоретическую концепцию позволяет психотерапии критически оценивать новый опыт и новые формы практики, что существенно отличает научный подход от религиозных и культовых систем.

Анализируя различные подходы и школы в пространстве психотерапевтической практики Ф.Е. Василюк отмечает необходимость поиска общего языка или метаязыка, общей теории или «картографии» психотерапии ^{[1, с.45]}. Важнейшим элементом научного подхода выступает наличие разработанной научной модели. Её использование позволяет подойти к решению общепсихотерапевтического вопроса не с абстрактной позиции, а с опорой на конкретную общепсихологическую основу, при этом сама структура терапевтической ситуации получает обоснование через психологические векторы описания: деятельность, общение, отношение, установки и т.д. «Методологическая значимость модели заключается в психотехническом синтезе, где общепсихологическая теория предоставляет свои концептуальные средства психотерапии, а сама при этом получает плодородное поле для эмпирических исследований» пишет Ф.Е. Василюк ^{[1, с.45]}.

Важнейшими особенностями психотерапии в эпоху постмодерна выступают: способность осмысления и принятия идеи «принципиальной невозможности зафиксировать реальность в виде устойчивых образований», актуализация «децентрализации психических процессов и перемещение их во внешнюю реальность», - отмечается в исследовании И.А. Погодина. Так личность и все, что с ней связано, являются функциями границы контакта, (т.е. проявляются в системе межличностных отношений – автор.) и выступают производными этого контакта ^{[13, с.189]}. Ключевым моментом терапевтического сеанса становится процесс общения, контакт с терапевтом, а результат психотерапевтического воздействия рассматривается как побочный продукт ^{[13, c. 189]}.

Сходная идея прослеживается в работах Л.И. Воробьевой ^[2]. Автор подчеркивает, что «в психотерапевтическом диалоге целью которого является понимание, происходит некое событие – становление (восстановление вытесненного) переживания, имеющего внедискурсивный характер ^{[3, c.138]}.Анализируя методологическую основу современной психотерапии, Л.И. Воробьева указывает на иные культурно-исторические основания её происхождения, в этом и состоит ее (психотерапии) отличие от психиатрии и психологии, поэтому стандартная позитивистская мерка оценки «научности/ненаучности» к ней не применима. «Я рискну сказать, что психотерапия – это явление постмодерна в отличие от двух других практик – типичных представительниц “классической эпохи“» ^{[2, c.30]}. В связи с этим все больше исследователей склонны рассматривать психотерапию как неклассическую науку, нацеленную на синтез разнородных знаний и практик, ориентированную на получение собственного знания в процессе практической реализации. В работах В.В. Майкова реализация современной психотерапии определеляется с помощью «практик себя», на концептуальной основе идей Мишеля Фуко ^[9]. В качестве методологического основания для современной психотерапии может выступать герменевтическая парадигма.

Рассматривая базисные элементы герменевтической терапии Л.И. Воробьева отмечает, что герменевтическая психотерапия моделирует ситуацию духовно-экзистенциального переживания пространства/времени «при котором события в нем случаются вследствие попадания в некое «место», в топос проблемы, поскольку живое переживание проблемного места является той органикой, той чувственной тканью, тем «телом», которое столь же реально существует, что и наш биологический организм» ^{[2, с. 35]}. Подобная практика переживания своей проблемы, осознанное погружение в нее сходна по своей конструкции и направленности с используемыми в буддизме практиками медитации.

В современном западном обществе проявляется активный нарастающий интерес к медитативным практикам и йоге, как среди обычных людей, так и среди отдельных исследователей. Об этом свидетельствует с одной стороны увеличение медийного потока посвященного буддистским практикам и медитации в целом, а с другой постоянное увеличение научных исследований по данному вопросу ^{[5; 6; 7; 10; 15; 20; 23; 24]}.

В связи с этим, особую актуальность обретает изучение научных оснований для полноценного понимания применения опыта медитативных практик в западной научной психологической традиции. Целью нашей работы стало рассмотрение применения медитативной практики осознанности в психотерапевтической деятельности зарубежных психологов с лицами с наличием зависимого поведения.

Первое серьезное научное знакомство западной науки с буддистским знанием произошло еще в начале ХХ века. В 1910 и 1914 году в свет выходят две книги британского специалиста по индийской культуре Райс Дэвидс (Rhys Davids) «Буддистское руководство по психологической этике» и «Буддистская психология: вопрос об исследованиях и теории сознания» ^{[23, с.167]}. Вышедшие работы не получают широкого отклика у научной общественности.

Новая волна интереса к буддизму в западной психологии возникает в 50-60 годы ХХ века после окончания II Мировой войны. Именно в этот период к изучению буддизма подключаются такие видные исследователи и писатели: как К. Г. Юнг, Э. Фромм, А. Уоттс, Т. Брач, Д. Корнфилд, Дж. Гольдштейн, Ш. Зальцберг и ряд других.

В 70 – 80-е годы ХХ века появляются исследования направленные на описание физиологических и психофизиологических изменений в организме человека и в частности в коре головного мозга, вызванные практиками медитации и йоги. В свет выходят исследования Д. Эберта, В.С. Ротенберга, Х. Бергера и ряда других авторов, в которых были продемонстрированы основные отличия функционирования мозга в процессе медитации. В частности, указывалась функциональная доминантность правого полушария над левым, актуализация деавтоматизации восприятия и нарастания активности высокоамплитудного альфа-ритма, что соответствует состоянию покоя и расслабленности организма ^{[6; 16; 20; 22]}. В исследованиях отмечается, что медиативные практики способствуют излечению тех заболеваний и болезней, причины которых коренятся в психическом напряжении: наркотическая зависимость, различные мании, страхи и фобии, бронхиальная астма, стенокардия, снижение сопротивляемости стрессам, бессонница и ряд других ^{[5, с.63]}.

Сходные данные приводятся и в современных исследованиях отечественных и зарубежных авторов (R.J., Davidson, J. Kabat-Zinn; А.В. Хайкин, В.В. Пшеничная; О.Д. Пуговкина, З.Н. Шильникова, Д.Г. Дьяков, А.И. Слонова) которые наглядно показывают, что практики йоги способствуют преодолению и лечению различных форм зависимости, снижают состояние стресса, помогают преодолеть развитие депрессии, восстанавливают сон, развивают когнитивные способности, в целом гармонизируют жизнь человека и повышают ее качество ^{[5; 6; 14; 22; 27]}.

На сегодняшний день наибольшей популярностью пользуется медитация «Майндфулнесс» (mindfulness). На русский язык она чаще всего переводится как «осознанность» или «внутренняя созерцательность» или «полная осознанность» ^{[4; 8; 14]}. Майндфулнесс относится к виду медитации (випассаны) и предполагает полную осознанность и сосредоточенность сознания на отдельных аспектах мышления на основе «чистого внимания» ^{[23, с.165]}. В работах А.В. Хайкина, В.В. Пшеничной современная медитация рассматривается как техника, освобожденная от религиозной и мистической оболочки, выступающая как практика глубокого слияния сознания с объектом концентрации, создающая насыщенный мыслительный поток ^{[15; 20]}.

Непальский исследователь Тапас Кумар Айч (Tapas Kumar Aich) отмечает в своей работе, что на протяжении всего ХХ столетия между буддизмом и западной психологией установились теснейшие связи, были выявлены точки пересечения в теоретическом и практическом планах. Буддизм органично вошел в научное пространство таких психологических направлений как феноменологическая психология, психоаналитическая психотерапия, гуманистическая психология, когнитивная психология и экзистенциальная психология ^{[23, с. 167]}.

Медитативные практики в работе с зависимым поведением

На сегодняшний день господствующее положение в сфере работы с зависимым поведением в западной психотерапии принадлежит двум базовым платформам: это 12-ти шаговая модель (Миннесотская модель), в литературе также обозначается как медицинская и вторая платформа – это когнитивно-бихевиоральная модель (КБМ). Представителями второго подхода выступили такие исследователи как R.M. Kadden (2001), B.S. McCrady and D. Ziedonis (2001), A. G. Marlatt (2002), G.A. Parks, S. Bowen, T. Dillworth (2003) ^{[25; 26; 30]}. Мы не ставим целью своей работы сравнить между собой эти две модели, укажем только, что по своим основным концептуальным положениям относительно природы происхождения зависимого поведения, позиции и роли аддикта в процессе реабилитации, а также тем практикам, которые применяются в психотерапевтических процедурах, данные модели существенно различаются.

По мнению ряда американских исследователей, когнитивно-бихевиоральная модель является более гибкой и признанной как более эффективная по сравнению с медицинской моделью, которая ориентирована на полный запрет употребления наркотических веществ и алкоголя ^{[25; 26]}. Все эти преимущества позволили привлечь опыт и практику Буддистской философии в пространство когнитивно-бихевиоральной терапии. Дополнительным аспектом выступал и тот факт, что когнитивная психология как наука о сознании была наиболее благоприятной основой для буддистского учения о повышенном внимании сознания к отдельным мыслям и эмоциональным состояниям человека.

В традиции буддизма содержится богатейший арсенал теоретических знаний и эмпирического опыта работы с сознанием человека и его познавательной деятельности. А. Марлатт и его коллеги выделили ряд сходных черт в понимании природы аддиктивного поведения в рамках КБМ и буддизма. В системе терапии профилактики рецидивов Relapse Prevention Therapy (RPT) предложенной в работе А. Марлатт ^[30]. Основное внимание сконцентрировано на формировании копинг-стратегий, включающих использование как когнитивных, так и бихевиоральных механизмов. В рамках когнитивного подхода разрабатываются новые способы отношения к жизни, включающие пересмотр своих привычек, осмысление ошибок и формирование нового опыта. Задача индивида сформировать новое понимание зависимости на основе глубинного осознанного рассмотрения самой ситуации влечения, изменить установки сознания относительно себя и других.

А. Марлатт отмечает, что в ходе реализации когнитивно-бихевиоральной терапии актуализируются следующие вопросы: 1) Какие ключевые механизмы положены в основу формирования аддиктивного поведения человека? 2) Какие паттерны эмоциональных переживаний и представления содействуют возникновению пристрастия к алкоголю и наркотикам? 3) Какова персональная история развития аддиктивного поведения человека и других деструктивных форм его поведения? ^{[30, с. 399]}

Аналогичным образом и практики в системе буддизма позволяют выявить природу причин и мотивов аддиктивного поведения, при этом особое внимание будет уделяться базовым предпосылкам формирующим модель зависимости и возникающим на этой почве негативным переживаниям и ощущениям. Когнитивная модель постепенного снижения вреда соответствует буддистскому понятию «среднего пути», который ориентирован на непрерывный постепенный процесс переосмысления ситуации зависимости.

В качестве значимого отличия между КБМ и буддизмом в понимании зависимого поведения в исследовании А. Марлатт и его коллег отмечается следующее: «Буддизм не нацелен на изменение тех представлений, которыми обладает человек относительно сложившейся ситуации, он направлен на полное принятие того что есть, и посредством этого меняет субъективное отношение человека к реальности. Глубокая сосредоточенность на настоящем во всей ее палитре переживаний и ощущений, которые могут быть не совсем приятными и вызывающими состояние дискомфорта» ^{[30, с. 399]}. В основе медитации заложен метод наблюдения, а не изменения взглядов или представлений человека, тем не менее, медитативные практики приводят к значимой трансформации этих структур ^{[19, с.16]}.

Буддизм рассматривает любое пристрастие как движение в сторону неблагоприятной ситуации. Человек с наличием пристрастия ориентирован на поиск чувственных удовольствий и окутан страхом потери. Подобное состояние направляет человека к печальному финалу, а также препятствует рассмотрению подлинной реальности отдельных моментов бытия. Выход из круга зависимости в контексте буддизма заключен в познании 4-х Благородных Истин, опора на которые и позволяет понять природу аддиктивного поведения.

В работе И.С. Урбанаевой отмечается: «Учение Будды о Четырех Благородных Истинах с точки зрения практической презентации формулируется так: «Страдание следует познать»; «Источник Страдания –отбросить»; «Пресечение Страдания – осуществить»; «Путь – медитировать» ^{[18, с.181]}. Совокупность четырех истин создает «способ полного познания».

Первая благородная истина в буддизме – истина страдания, утверждающая что каждый из нас постоянно и повсюду испытывает страдание и это часть нашей жизни. Необходимо открыто принимать страдания и научиться жить с ними.

Вторая истина гласит, что корень страданий связан с дихотомическим конструктом привязанность/отвращение. Наше желание иметь то, чего мы не имеем, или желание осуществить то, что мы не можем осуществить, или желание уйти от реальных ощущений, которые причиняют нам страдание все эти мысли раскрываются в буддистском положении о «ложном убежище» утверждающем, что зависимость это ошибочная форма ухода или облегчения страдания и легкого благополучия, которое в итоге также приведет к увеличению страданий ^{[18, c.182]}. Согласно 4-м Благородным Истинам, когда люди тратят всю свою энергию на то, что воспринимается как необходимое и важное, только продолжает цикл их страдания.

Третья истина гласит, что выход из этого круга страдания есть. Разрушить страдание и пристрастие мы можем, когда мы отпустим иллюзию о необходимости изменения или избегания реальной ситуации. И наконец, 4-я благородная истина показывает, что выход есть через благородный восьмеричный путь, который и освободит нас от этих привычек и паттернов, приносящих нам такие страдания, и этот выход в медитации ^{[25, с.401]}. Сторонники когнитивного подхода одними из первых смогли оценить 4 Благородные Истины как практические императивы, организованные в определенном логическом порядке и позволяющие работать на их основе с проблемой аддиктивного поведения.

Развитие психологических подходов психотерапевтического лечения на основе осознанности/ mindfulness

Применение принципов Буддистского мировосприятия в западной терапии в последние годы активно возрастает, особенно в рамках КБТ (когнитивно-бихевиоральной терапии) и ДБТ (диалектической бихевиоральной терапии) Линехана (DBT; M.M. Linehan 1993), который использует практику майндфулнесса для лечения пограничных расстройств личности, также применяет её в терапии «принятия ответственности» ^{[25, с. 401]}. «Одной из первых работ, объединивших в себе идеи медитации и когнитивной терапии становится исследование Тары Беннет Гоулман «Алхимия эмоций», - пишут Д. Гоулман и Р. Дэвидсон ^{[5, с.130]}.

В 2004 году было подготовлено исследование «Майндфулнесс и Принятие» (S.C. Hayes et al. 2004), в котором были представлены методики с использованием элементов майндфулнесс направленные на лечение отдельных аспектов проблемных моделей поведения ^[25]. В данном исследовании медитация рассматривается как весомая вспомогательная практика в психотерапевтическом процессе. На основе медитации разрабатывались психотерапевтические процедуры, нацеленные на развитие способности глубокой сосредоточенности на отдельных ситуациях, собственном теле, мыслях и переживаниях. В связи с этим в работах отдельных исследователей можно увидеть утверждение, что майндфулнесс выступает как сердцевина, как основа психотерапевтического процесса, закладывающая базис для последующей разработки методов лечения.

Наибольшего успеха в формировании системы профилактики рецидивов у лиц с наличием разных видов зависимости на основе майндфулнес или Mindfulness-Based Relapse Prevention (MBRP) на сегодняшний день приобрели следующие терапевтические программы, разрабатывающиеся в рамках данного направления ^[25]:

1. Модель Дж. Кабат-Зинн «Майндфулнесс программа для снижения стрессовых состояний на основе внимательности» (MBSR) по работе с хронической болью и стрессовыми состояниями J. Kabat-Zinn (2003); P. Grossman et al. (2004) ^{[25; 26]}.

2. Модель «Майндфулнесс программа когнитивной терапии на основе внимательности» (MBCT) для работы с депрессивными состояниями (J. D. Teasdale et al. (1995, 2000). Данная модель психологической помощи подтвердила высокую эффективность медитации в системе Випассаны, была использована как метод лечения аддиктивного поведения, получила дальнейшую разработку в программе Mindfulness-Based Relapse Prevention (MBRP) (G.A. Parks et al. (2003); A. Marlatt et al. (2004) ^{[25, c.402]}. Основная цель данной программы – работа по предотвращению рецидивных состояний с помощью практики майндфулнесс.

Дж. Кабат-Зинн и его коллеги в 1979 г. в Медицинском центре Массачусетского Университета, вдохновленные медитативными практиками разработали программу MBSR. Эта программа MBSR состоит из восьми еженедельных групповых сессий продолжительностью 2-3 часа. Также в нее включены практики выходного дня, направленные на закрепление программы и нацеленные на формирование устойчивости моделей опыта медитации. MBSR обучает практике медитации майндфулнесс которая включает в себя «изучение (познание) тела», медитации сидящей позы, элементы хатха-йога, формирование копинг-стратегий и навыков которые формируются в рамках КБТ. Важным практическим моментом данных исследований стало доказательство высокой эффективности программы MBSR, в рамках которой отмечались следующие значимые результаты: снижение симптомов хронической боли, тревожности онкологических больных и у людей с болезнями сердца ^[25]. В исследованиях Р. Дэвидсона и его коллег отмечалось, что прохождения курса в рамках данной программы способствует улучшению иммунитета человека ^[26]. В своей работе Дж. Кабат-Зинн объясняет эффективность применения медитации через следующие механизмы:

- разотождествления с негативным состоянием и занятие позиции наблюдателя;

- глубокая внутренняя сосредоточенность сознания на отдельных ситуациях позволяет достигнуть состояния отключения автоматизмов или их снижение;

- нахождения в себе зон спокойствия;

- обретение большей целостности себя и своего восприятия с наличием позитивных и негативных моментов, своей телесности;

- получение большей информации о причинах негативных состояний и о своих собственных возможностях;

- целостное ощущение собственного тела дает ощущения более полного контроля над ним и своей жизнью ^{[7, c. 17]}.

В работе Д. Гоулмана и Р. Дэвидсона находим следующую характеристику данной программы: «Возможно, эта программа является самой распространенной формой внимательности, преподаваемой в больницах и клиниках, школах, и даже компаниях всего мира. Одно из многочисленных преимуществ MBSR – это совершенствование способности человека справляться со стрессом» ^{[5, с.53]}.

В качестве базового вектора работы данной терапевтической модели выступает направление по формированию развитию определенных копинг-стратегий. Так в психотерапии профилактики рецидивов ведущее значение имеют модели копинг-стратегий, которые позволяют: 1) осмысливать состояние рецидива как процесса; 2) идентифицировать и справляться эффективно с ситуациями повышенного риска; 3) совладать с тягой и позывами к возобновлению; 4) осуществлять процедуру контроля и снижать негативные последствия рецидива; 5) продолжать лечение даже после рецидива; 6) научиться создавать более гармоничный образ жизни ^{[25, с.397]}.

Исследование психотерапевтической эффективности медитации было проведено А. Марлатт и его коллегами. В совместной работе с Маркессом (1977) была продемонстрирована эффективность мантра-медитации в работе со студентами колледжа с проблемным поведением и наличием склонности к употреблению алкоголя. В 1999 году на базе Северного реабилитационного центра, расположенного в северной части Сиэтла, округ Вашингтон, А. Марлатт и его коллеги организовали и провели терапевтическую работу с использованием медитативных практик Випассаны для заключенных мужчин и женщин, отбывающих наказание за незначительные преступления ^{[25, с.403]}. Все участники экспериментальной и контрольной групп имели различные формы зависимости (употребление алкоголя, марихуаны, порошкового кокаина и т.д.). Данные полученные в ходе проведения данного исследования позволили А. Марлатт сделать важный вывод о том, что отказ от избегания употреблять наркотики или алкоголь непосредственно связан со снижением употребления. Таким образом, раскрывается еще одна из причин связанная с употреблением психоактивных веществ – желание избегать негативных мыслей и переживаний. А. Марлатт установил, что человек злоупотребляющий наркотиками или алкоголем попадает в замкнутый круг: употребляет, что бы уйти от негативных эмоций и мыслей, испытывает эйфорию, затем разочарование и негативные эмоции и переживания относительно себя и своего поведения и так до бесконечности. Исследователи доказали, что избегание встречи с наркотическими веществами часто способствует дополнительному внутреннему «подстёгиванию» к их поиску. Медитация позволяет переосмыслить свое отношение к источнику зависимости, понять причины наличия тяги и научиться жить с объектом собственного желания в одном пространстве ^[30].

Методы осознанности способствуют расширению контакта с внутренним опытом, которого человек так старательно избегал, зачастую благодаря употреблению психоактивных веществ. В работе с зависимостью медитирующий учится справляться с дискомфортными ощущениями, с тягой к наркотическим веществам и алкоголю с помощью познания источника пристрастия, необходимости его в личной жизни и формировании созерцательного отношения к собственному существованию. Вместо того что бы хвататься за что-либо, и облегчить себе дискомфорт, аддикт позволяет ощущениям протекать, он учится наблюдать их в развитии, тем самым погружаясь в их познание ^{[25, c.404]}. Длительная созерцательность персональных ощущений и мыслей дает возможность проследить их нестабильный и переменчивый характер, обучает терпению и выдержке.

Исследование проведенное Бреслин (F.C. Breslin) и его коллегами в 2002 году, позволило усилить позиции медитации в форме Майндфулнесс в когнитивно-бихевиоральной терапии, направленной на лечение разных форм аддиктивного поведения и профилактики рецидивных состояний. В своей работе они показали, что медиативная практика осознанности позволяет клиентам предотвратить рецидив на основе следующих моментов: 1) принятие представлений о когнитивных и аффективных реакциях на тригерры, что позволяет тем самым сдерживать (контролировать) неадекватные реакции, которые чаще приводят к рецидиву; 2) снижение степени избегания и следующего за ней понижения чувствительности увеличивает переносимость дискомфортных когнитивных и аффективных состояний ^{[25, c.405]}.

Негативные эмоции как было показано в ряде исследований проведенных Марлатт и Гордоном, выступают как предпосылки для возникновения рецидивов. Немедленное снятие этих эмоций с помощью употребления психоактивных веществ закрепляет поведение, несмотря на отсроченный эффект последующих негативных последствий. По мнению Бреслина и его коллег, практики созерцательной медитации могут помочь индивидам снизить чувствительность к триггерам, вызывающим отрицательные переживания, заменяя их на модель спокойствия и принятия ^{[25, c.405]}.

Параллельно с психологическими исследованиями свое исследование эффективности практик медитации и маундфулнесс в 2014 году провели сотрудники Медицинского университета имени Джона Хопкинса в Балтиморе – Madhav Goyal, Sonal Singh, Erica Sibinga, ^[28]. В подготовленном исследовании отмечалось: «Мы нашли низкие доказательства наличия эффекта или недостаточные доказательства какого-либо влияния программ медитации на формирование позитивного настроения, снижения употребления психоактивных веществ, изменения пищевых привычек, сна и модификации веса. Мы не нашли никаких доказательств того, что программы медитации были лучше, чем любое активное лечение (относительно зависимого поведения, чем физические упражнения или другие методы поведенческой терапии). Таким образом, ученые делали вывод, что эффективность медитации близка к эффекту, получаемому в рамках медикаментозного подхода, но без наличия побочных эффектов ^[28]. Общий вывод относительно использования медитации для разного рода проблем был следующим: «недостаточное количество доказательств, какого либо эффекта», при этом подчеркивалось, что длительные медитации и большее количество времени потраченное на ее освоение, позволит достичь большего психотерапевтического эффекта с её стороны ^[28].

Сторонники другой позиции продолжают убедительно доказывать психотерапевтическую эффективность практики полной осознанности. В своей книге вышедшей в 2018 году Д. Гоулман пишет: «соединение майндфулнесс с когнитивной терапией, или МБСТ, стало самым эмпирически доказанным психологическим способом лечения на основе медитации. Эта интеграция продолжает распространяться и в клиническом мире проводятся эмпирические проверки применения даже к более широкому ряду психологических расстройств. В то время как периодически поступают сообщения о негативных эффектах медитации, открытия на сегодня свидетельствуют о потенциальной эффективности стратегий на основе медитации» ^{[5, с.141]}.

Еще одним примером работы медитативных практик выступает предложенная Д. Кристал (Kristeller) программа MB-EAT предназначенная для людей страдающих нарушением пищевого поведения (обжорством) ^[8]. Эта программа также включает использование техники медитации осознанности и ряд упражнений направленных на формирование нового отношения к пище и ее употреблению (осознание и четкое переживание таких состояний как голод, сытость, представления о еде и их искаженные формы, мысли, вызывающие желание принять пищу, а также глубокое ощущение чувства отвращения к себе). Первая экспериментальная проверка программы состоялась в 1999 году, она показала положительные результаты у женщин с наличием компульсивного пищевого поведения после прохождения MB-EAT, значительно снизилось общее количество обжорств в неделю, улучшилось настроение и повысилась самооценка и самоконтроль за пищевым поведением ^{[29, с. 378]}. Программа MB-EAT по времени занимает период 9 недель и включает в себя ряд блоков. Первый блок содержит набор упражнений для повышения общей осознанности и обучения базовым навыкам осознанности в повседневной жизни. Второй блок направлен на повторное открытие собственного тела, через комплекс упражнений йоги и практики дыхания. Д. Кристал (J. Kristeller), и Д. Джонс (J. Jones), отмечают, очень часто люди, страдающие компульсивным пищевым поведением, относятся очень негативно к собственному телу, не принимают его. Познание своего тела через медитацию позволяет принять его, научить его расслабляться и воздействовать на вегетативную систему. Третий блок связан с познанием смысла еды в жизни человека (её пользы и необходимости, обучения получению подлинных ощущений в процессе принятия и проч.). Четвертый блок ориентирован на регулирование отношения к себе и другим (понимание и принятие таких эмоций как боль, гнев, безоценочное отношение к другому). Последний блок связан с развитием «духовной мудрости» (spiritual wisdom), направленной на формирование способности медитировать и внимательно прислушиваться к себе, что позволит им обратиться к высшим ценностям и смыслам бытия ^{[29, с. 379]}. Важным аспектом в понимании эффективности программы MB-EAT выступает тот факт, что она оказывает влияние на значимые психические системы: когнитивную (развивает и совершенствует внимательность и осознанность); способна развивать устойчивую регуляцию физиологических процессов (голод-сытость); вводит дополнительный контроль в эмоциональную сферу (снижение общей реактивности эмоциональных проявлений); в поведении человека (способствует снижению импульсивности); в личностном и межличностном планах (формирует устойчивое позитивное отношение к себе и принятие других, ориентирует на принятие высших ценностей и смыслов).

Параллельно с психотерапевтическими разработками активный интерес к феномену осознанности проявили психологи- практики в конце 90- начале 2000-х гг. появляется сразу несколько методик для оценки майндфулнесс (полноты сознания). Среди них: 1) Mindful Attention Awareness Scale (MAAS), авторы: K.W. Brown, R.M Ryan русская версия в адаптации А.М. Голубева ^{[4; 26]}; существуют также адаптированные испанская, франкоязычная и иранская версии данной методики ^{[24;25; 26]}; 2) «пяти-аспектный опросник полноты сознания» Baer, Smith и др. (FFMQ), «Фрайбургский опросник полноты сознания» Buchheld, Grossman и Walach (FMI), «шкала когнитивной и эмоциональной осознанности» Feldman, Hayes и др. (CAMS-R) ^{[4; 26]}. В большинстве обозначенных исследований майндфулнесс рассматривается как важный конструкт способный выступать индикатором состояния психического здоровья человека. А.М. Голубев указывает, что «у людей находящихся в состоянии депрессии или иных тревожных состояниях, наблюдается «туннель» (сужение) восприятия, когда объекты окружающего мира как бы выпадают из поля зрения, а все мысли и внимание концентрируются лишь на травмирующем объекте. Внимание становится избирательным в отношении травмы, все остальное становится незначительным, несущественным. Сознание и мысли не удерживаются на настоящем, человек впадает в навязчивые размышления о прошлом или будущем в контексте травмы» ^{[4, с.49]}. В связи с этим, полная осознанность рассматривается как состояние аналогичное нормальному состоянию психики, с достаточной широтой и глубиной восприятия. Это позволяет нам сформулировать предположение о том, что люди с наличием зависимого поведения или склонностью к зависимости будут обладать неполноценной или ограниченной осознанностью.

Включение идей и практик буддизма в современную западную психотерапию является знаковым моментом в развитии современного научного знания. Механизмы, лежащие в основании успешности применения практики медитации и в частности майндфулнесс до конца не исследованы в научном плане, но позитивный эффект их применения достаточно очевиден. Техника осознанности имеет ряд ценных элементов, которые включаются отдельными психотерапевтами в целостные терапевтические программы, применяемые для работы с отдельными психическими заболеваниями. Практика преодоления и профилактики аддиктивного поведения очевидно нуждаются в системе созерцательности, предложенной в структуре майндфулнесс как модели лечения различных форм зависимости. Конструкт полная осознанность может выступать значимым индикатором для оценки общего психического здоровья.