Система идентичностей гражданина ЕС: перспективы перехода к постнационализму

Алексеев Николай Николаевич ORCID: 0000-0002-5154-7554 Ассистент кафедры истории и политики России, Институт международных отношений и мировой истории, ФГАОУ ВО "Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского" 603005, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Ульянова, 2 Alekseev Nikolai Nikolaevich Assistant, Department of Russian History and Politics, Institute of International Relations and World History, National Research Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod  603005, Russia, Nizhny Novgorod region, Nizhny Novgorod, Ulyanova str., 2 kseven@mail.ru Другие публикации этого автора

Введение

Вторая половина XX века характеризуется интенсификацией интеграционных процессов внутри Европы, которые привели к созданию ряда успешных объединений. Кульминацией данного вектора развития, принятого многими государствами Европы, стало создание Европейского Союза. Успешная интеграция экономик, создание функционирующих наднациональных органов управления привели к значительному сближению Европейских держав, участвовавших в Евроинтеграции. В связи с этим, многие исследователи считают Европейский Союз, как политическое, экономическое и социальное объединение, самым успешным продуктом интеграции. Тем не менее, уделяя большое внимание выделению общих экономических и политических курсов, руководство Европы недооценило роль национального и культурного факторов в последующих этапах интеграции. Важность благоприятного социо-культурного фона для интеграции, проявилась особенно четко с присоединением к Союзу ряда восточноевропейских государств, чьи политические, экономические и социальные устои не всегда вписываются в концепцию, принятых в ЕС в качестве фундамента, Европейских ценностей. Перед государствами-членами встал вопрос определения дальнейшего пути развития института ЕС, связанный с отсутствием единой идентичности и ростом националистических движений, усиленным культурной интервенцией мигрантов.

Принимая во внимание тот факт, что кризис Евроинтеграции является одним из вопросов, не сходящих с международной повестки дня и чье дальнейшее развитие, напрямую влияет на различные международные процессы, как в Европе, так и во всем мире, исследование единой идентичности, как одного из ключевых элементов интеграции, представляется чрезвычайно важным.

Вопросам интеграции и идентичности посвящено немало трудов российских и зарубежных исследователей. Тем не менее, данная проблематика становится все более актуальной в настоящее время, что, в свою очередь, способствует проведению данного исследования, опираясь на работы различных ученых, в частности, историков, политологов, экономистов, социологов, психологов, которые могут быть структурированы следующим образом. В первую группу вошли исследования, посвященные вопросам теории интеграции, особенностям европейских интеграционных процессов, правовой составляющей Европейского союза. Эти темы активно разрабатывали: А. Г. Браницкий, О. В. Буторина ^{[4, 7]}.

В отдельную группу стоит отнести исследования, посвященные изучению этнокультурных факторов интеграции, понятиям национальной, наднациональной и европейской идентичностей, их роли в современных политических процессах, а также проблемы современного национализма и миграции. Данные темы в разное время рассматривали: Л. В. Дериглазова, Ж. Деррида, П. Катценштайн, К. И. Оленина, В. М. Сергеев, Н. Флигштайн, Ю. Хабермас, Дж. Чекел ^{[5, 8, 13, 14, 15, 16]}.

Несмотря на то, что Европейский Союз уже давно является полноправным и одним из наиболее активных участников международных процессов, а его значимость для мировой экономики и политики принимается, как данность, исследователи до сих пор спорят о международно-политической природе этого образования. Высказываются диаметрально противоположные, порой радикальные предположения - от простой международной, межправительственной организации до конфедерации и даже, нового типа государства ^[14]. Чтобы сохранить объективность и непредвзятость данного исследования, и избежать откровенного евроскептицизма или же открытой поддержки сторонников «единой Европы», будем считать Европейский Союз – союзом независимых государств с элементами наднациональности, который, так или иначе, является продуктом интеграции ряда стран. Европейская интеграция — это процесс производственного, политического, правового, экономического (также в некоторых случаях социального и культурного) сближения держав, которые целиком, либо частично находятся в Европе ^[7]. Любая интеграция начинается, в первую очередь, с экономики и Европейская интеграция, как известно, не стала исключением. Начавшись с создания Европейского объединения угля и стали (Парижский договор – 1952 г.), Европейская экономическая интеграция достигла серьезного, беспрецедентного уровня. Введение единой валюты, правил торговли, отмена границ для передвижения товаров и рабочей силы, все это представляет собой этапы планомерного сближения, которые привели к созданию экономического объединения, закрепленного соответствующими соглашениями. За экономикой следует политическая сфера - еще более многогранная и сложно поддающаяся выделению общих, для нескольких участников, целей. Тем не менее, мы можем наблюдать объективно успешный результат политического сближения в рамках ЕС, которое, в первую очередь, проявляется в учреждении и функционировании наднациональных институтов (Европейская комиссия, Европейский парламент, Европейский суд). Также, особую важность, для институционализации и формализации политического сближения представляет собой создание должности Верховного представителя Союза по иностранным делам и политике безопасности, что в совокупности означает наличие у Евросоюза механизмов, необходимых для реализации единой внутренней и внешней политики, следовательно, готовность государств, делегировать часть своего суверенитета в пользу объединения. Принимая во внимание, все выше сказанное, можно констатировать успешную интеграцию и сравнительно стабильную деятельность ЕС, как экономического и политического объединения, однако, Европейский союз, изначально задумывался, как нечто большее. О концепте «единой Европы», говорил еще, ее общепризнанный «отец» - Жан Монне ^[17]. Некоторые исследователи, в качестве аргументов, в пользу исторической закономерности «единения Европы» называют существование Франкского королевства и Священной Римской Империи ^[4]. Идея – выйти за рамки политического союза, в особенности после введения единой валюты и Шенгенского пространства, а также с момента крупнейшего расширения ЕС в 2004 году, казалась все более реальной. Таким образом, мы приходим к наиболее сложному пространству для сближения, чем и объясняется его положение, следующее после экономической и политической сфер. Речь идет о социо-культурной интеграции, которая, принимая общество, как свой основной объект, гораздо меньше поддается планированию и стратегии. Более того, именно культурное единство играет ключевую роль в европейских интеграционных процессах, по мнению самих европейцев ^[2]. Однако, любое сближение нуждается в фундаменте - формальном институте, который будет гарантировать устойчивость достигнутых результатов и способствовать дальнейшему развитию в выбранном направлении. Если для экономической интеграции подобным «гарантом» являются обязательные для исполнения государствами-членами ЕС экономические соглашения, а продукт политического объединения зиждется на наднациональных институтах ЕС, то благоприятной почвой для выращивания социо-культурного интеграционного объединения, по мнению большинства исследователей, призвана стать единая европейская идентичность.

Для современного этапа Европейской интеграции, единая идентичность представляет собой предмет исключительной важности. Европа, как идея – динамический концепт ^[8]. Она находится в постоянном поиске новых путей развития, именно поэтому Евросоюз не может остановиться на этапе политической интеграции, что в свою очередь свидетельствует в пользу не «международно-организационной», а скорее «национально-государственной» сущности института ЕС. Любая международная организация, даже обладающая значительными международно-политическими силами служит определенным целям и смещение ее деятельности в другие сферы общественной жизни маловероятно, в то время как государства-нации находятся в постоянном движении и подвержены различным внутренним и внешним преобразованиям. Однако, в первую очередь, необходимо ответить на вопрос, о какого рода Европейской идентичности идет речь - имеется ли в виду ассоциирование человеком своего «Я» с территорией, или же с конкретным институциональным образованием. Первым документальным упоминанием самого понятия «Европейская идентичность» следует считать Декларацию о Европейской идентичности, подписанную 1973 году в Копенгагене главами девяти Европейских государств. Интересным представляется тот факт, что в оригинальном тексте Декларации, страны упоминаются, как «девять государств-членов Европейских сообществ» - (The Nine Member Countries of the European Communities) ^[1]. Термин «Европейские сообщества», на тот момент, представлял собой совокупность трех, формально независимых международных организаций (ЕЭС, ЕВРАТОМ, ЕОУС). Сам факт провозглашения идей единой идентичности, не от лица отдельных организаций, а в их общей Декларации, несет объединяющий характер. Также, показательным является отношение девяти государств-членов к распространению идентичности. Именуемые в Декларации, не иначе, как «Девятка» - (the Nine), они, в некотором роде, подчеркивают свою исключительность, тем не менее, предполагают и поощряют распространение Европейской идентичности за пределы институтов Европейских сообществ. В частности, они признают «динамическую природу объединения Европы» - (the dynamic nature of European unification) и, наконец, напрямую заявляют о «намерении конструировать единую Европу» - (the construction of a United Europe) ^[1]. Иными словами, девять (на тот момент) членов интеграционного объединения признавали общность путей развития, тесные исторические и социо-культурные связи не только внутри «своего клуба», но и практически на всем континенте, а также утвердили основные принципы поддержания и укрепления этих связей. На фоне успехов объединения в экономической и политической интеграции, падении биполярной системы и появлении новых потенциальных, а затем и полноправных членов ЕС, европейская идентичность, ложась на более благоприятную основу экономических и политических преобразований, начала, также, развиваться в ускоренном темпе. Как отмечает д.и.н., профессор им. Жана Монне – Л.В. Дериглазова, Европейская идентичность представляет собой сплав двух подходов – культурно-социального и политического ^[5]. Из этого следует вывод, что идентификация с Европой, как с особым пространством, имеет, в первую очередь, историко-культурный характер. Такой тип идентичности было бы правильно определить, как «макрорегиональный», в то время как ассоциирование себя с Европейским Союзом, несет черты гражданской идентичности. В связи с этим, следует обратить внимание на конкретные шаги по конструированиию единой идентичности, уже предпринятые Европейским Союзом. В частности, показательным является принятие официального гимна и флага ЕС. Учитывая государственные начала этих символов, можно заключить, что основой социо-культурной интеграции ЕС является (по крайней мере, до настоящего момента) идентичность, именно, гражданская. Огромный вклад в формирование Европейской гражданской идентичности внесло создание единой валюты Евро, поскольку денежные знаки, как неотъемлемый компонент любых общественных отношений, обладают значительной объединяющей силой, равно как водительские удостоверения, паспорта и т. д. Особого внимания также заслуживает тот факт, что только символ Евро, единственный из вышеупомянутых, имеет исконно «союзное» начало. Флаг и гимн были приняты еще Советом Европы, задолго до создания существующего ныне Европейского Союза, но наибольшую популярность они стали приобретать в 1990-е гг., когда интеграционные процессы в Европе, как «вширь», так и «вглубь», приняли небывалый оборот. По факту, большинство символических объектов, которые ассоциируются сейчас с конкретным институционализированным образованием в лице ЕС, являются символами именно Европы в целом. Таким образом, Европейская идентичность стала способствовать формированию наднационального, гражданского самосознания, в ассоциации, с четко определенным, обладающим правосубъектностью, Европейским Союзом. Иными словами, Европейский Союз, как интеграционное объединение, начал выходить за рамки существования внутри Европы, как институционализированное сообщество внутри региона. ЕС предъявил претензии на то, чтобы «стать» Европой в сознании людей. На практике, это проявляется, например, в том, что термины «Европа» и «Европейский Союз» все чаще используются, как взаимозаменяемые. Также, согласно традиционным опросам общественного мнения по программе «Евробарометр», средние по ЕС показатели ощущения, «принадлежности к Европе» и «принадлежности к Евросоюзу», практически уровнялись ^[3]. Об этом, не в последнюю очередь, свидетельствует притягательность членства в ЕС для многих государств, а также тот факт, что государства - не члены Союза, начали восприниматься некоторыми в мире, как «недостаточно Европейские». Таким образом, можно заключить, что гражданско-правовая составляющая Европейской идентичности занимает главенствующую позицию.

В этом контексте, особый интерес представляет собой анализ проекта Европейской идентичности и Европейского гражданства с позиции постнационализма. Постнационализм – сравнительно молодой термин в гуманитарных науках, во многом, также, обязан своим появлением успешным интеграционным процессам в Европе ^[12]. Основной идеей постнационализма следует считать формирование институционализированного структурированного сообщества, выходящего за традиционные этнические, государственные, экономические, возможно также культурные, рамки. Ввиду отсутствия традиционных идентификаторов (язык, общая религия, морально-нравственные устои и т. д.), служащих для определения членов данного сообщества, их роль преимущественно берет на себя гражданство на основе общей системы ценностей. Очевидно, что подобные процессы давно наблюдаются на примере Европейского Союза. В исследовании постнационализма и человеческой идентичности, как смыслового целого, в частности, особый интерес представляет идея Юргена Хабермаса о «конституционном патриотизме» ^[16]. Можно конкретизировать данный термин в реалиях Европейского Союза и контексте постнационализма. Учитывая, также не сложившуюся конституцию ЕС, как высшее проявление подлинно государственного объединения, «конституционный патриотизм» Ю. Хабермаса можно определить как уже зародившийся «институциональный патриотизм» в ЕС.

Чтобы лучше понять связь между концепцией постнационализма и процессом формирования Европейской идентичности, следует обратиться к методу системного подхода и с его помощью ввести и изучить систему идентичностей. В случае с Европейской идентичностью и определением ее роли в социально-политической жизни человека, формирование системы, состоящей из конкретных элементов, подчиненных определенной иерархии является логичной необходимостью.

Рис. 1 Этническое измерение идентичности. Уровни этнической идентичности.

Исследователи идентичностей человека давно пришли к выводу, об их многочисленном, комплексном характере. В контексте данной работы, уже говорилось о всевозможных теориях разветвления идентичностей (в том числе в рамках Европейского проекта) и их проявлений в территориальном (этническом) и гражданском (политическом) аспектах. Основываясь, также, на многочисленных исследованиях данной проблематики, была предпринята попытка конструирования системы идентичностей человека, а также создания графической модели данной системы. В первую очередь, следует отметить, что мы можем наблюдать два различных аспекта национальной идентичности, которые мы назовем измерениями идентичности. Термин «измерения» выбран не случайно, с его помощью, хотелось бы подчеркнуть целостный характер национальной идентичности, однако наличие в ее составе нескольких слагаемых. Также, все чаще в дискурсе о Европейской идентичности высказываются идеи о «многоуровневом характере», «башне идентичностей» и т. п. ^[17] Подобного рода представления о структуре идентичностей, несомненно, должны быть отражены в рамках описываемой системы. Таким образом, мы выделяем в рамках национальной идентичности два ее измерения – этническое (рис. 1) и политическое (рис.2). В рамках обоих измерений следует выделить 3 уровня, состоящих из повторяющихся, по сути своего содержания, компонентов, которые, в свою очередь, включают различные переменные. Нижний – локальный или микрорегиональный уровень представляет собой идентификацию с субъектами в двух измерениях на до-национально-государственном этапе.

Рис. 2. Политическое измерение идентичности. Уровни политической (национально-государственной) идентичности.

На примере государств членов ЕС, в этническом измерении под определение этого уровня подходят идентичности государственно «не оформившихся» наций и народов Европы – фламандцев, басков, баварцев, каталонцев и т. д. Можно найти и другие примеры идентичности данного уровня, в частности – национальные (и не только) субъекты РФ. В этническом измерении, локальный уровень, как и остальные, включает 3 компонента – экономический, историко-социальный и культурный. Компоненты представляют собой сферы, в рамках которых выделяются особенности развития национальной идентичности на всех ее уровнях и в обоих измерениях. Более подробное строение компонентов, а также примеры переменных, являющихся основой их формирования можно наблюдать на рисунках 3 и 4.

Рис. 3. Конструкция уровней этнической идентичности

Примечательно, что локальная идентичность выделяется, как уровень национальной идентичности, независимо от того, носит ли она конфликтный характер по отношению к самой национальной идентичности (классический пример – сепаратистские течения) или нет. Соответствующая локальная идентичность наблюдается также в политическом измерении идентичности, однако, очевидно имеет политический, институциональный характер. Идентичность в политическом измерении формируется, также, из трех компонентов: гражданско-политического, экономического и социо-культурного (рис. 2).

Рис. 4 Конструкция уровней политической идентичности

Предметом политической идентификации на локальном уровне становятся конкретные институционализированные политические субъекты (местные органы власти, политические организации, местное законодательство), а также механизмы взаимодействия с ними человека – гражданина, поэтому политическое измерение идентичности можно также назвать гражданским. Также, логично предположить, что локальная идентичность в политическом измерении, способна различаться и трансформироваться, в зависимости от уровня развития локальных политических институтов. Возвращаясь, к упомянутым выше примерам, очевидно, что каталонская локальная идентичность в политическом измерении, развита существенно лучше и задействуется чаще, чем таковая у представителей многих субъектов РФ, однако, также очевидно, что усиление локального уровня в политическом измерении идентичности не обязательно носит исключительно позитивный характер.

За локальным уровнем следует национальный уровень идентичности. Стоит подчеркнуть, что на данном уровне речь идет именно о нации-государстве. Кроме того, в системе идентичностей человека национальный уровень выделяется, в том числе в случае непринятия этой национальной идентичности индивидом. Примером могут служить притесненные национальные меньшинства, или народы, находящиеся в состоянии борьбы за большую автономию и т.п. В данном контексте, уровень национальной идентичности в обоих измерениях дестабилизирует систему. Закономерным процессом является усиление локальной или (реже) региональной идентичности, как попытка сбалансировать систему, выводя локальную идентичность на уровень национальной (посредством национального определения, создания государства) или же примыкая к более сильному региональному субъекту. Очевидно, что в современном мире, более, распространен первый сценарий. Основываясь на системе идентичностей можно вывести ряд любопытных закономерностей в функционировании национального уровня идентичности. В частности, учитывая тот факт, что этническое измерение в целом является основополагающим для национальной идентичности, логичными представляются потенциальные конфликты в политическом измерении на уровне национальной идентичности, для представителей нации, не оформившейся как государство. В этом случае можно констатировать чрезмерно развитый уровень локальной идентичности в этническом измерении, который стремится сформировать свое политическое отражение. Таким образом, образовавшуюся в связи с препятствиями в формировании национального уровня идентичности в политическом измерении, свободную нишу, занимают политические идентификации локального уровня. Также, обращаясь, к примеру, шотландской или каталонской национальной политической активности, можно констатировать конструктивную увлеченность европейскими и национальными проектами, при негативном восприятии практически любых процессов на национальном уровне идентичности. В этом случае, объяснить усиление локального и регионального уровней в системе идентичностей может, известная в международных отношениях и конфликтологии, концепция «общего врага». Система пытается избавиться от «чужеродного» элемента, заменяя его аналогами с соседних уровней.

Заключение

Система идентичностей наиболее ярко раскрывается именно на европейском примере, поскольку мы можем констатировать «перегруженность» гражданина ЕС необходимостью многочисленных идентификаций, которые на данный момент не структурированы и оказывают хаотичное воздействие на принятие решений, в особенности, именно в политической сфере. С одной стороны, значительная часть гражданской, а, следовательно, и политической активности человека связана с Европейским Союзом. С другой стороны, национальная, или вернее национально-государственная идентичность, на настоящий момент, вряд ли может быть отброшена, более того, даже при теоретическом предположении постепенного «упразднения» или фундаментальной трансформации, пребывающих в упадке концептов «национального государства» и «национальной идентичности» - европейская идентичность не способна предложить достойный эквивалент. Стоит ли говорить о дополнительном давлении локальной идентичности, которая является неотъемлемой составляющей многонациональной Европы, где существует ряд описанных выше национальностей, которые лишены высшего политического воплощения, посредством собственного национального государства. Или же наоборот, общеевропейское политическое поле превалирует над национальным политическим дискурсом. Таким образом, в ряде случаев, в системе идентичностей конструкт национальности фактически не участвует в политическом самоопределении. В то же время, будучи первичным элементом системы идентичностей, зачастую приравниваемым к понятию идентичности, как таковой, национальная идентичность склонна конфликтовать с непроизводной от самой себя политической идентичностью.

Механизм формирования постнационального сообщества, очевидно, заключается в трансформации человеческих идентичностей – национальной, гражданской, этнической. Опираясь на предложенную выше систему идентичностей, можно лишний раз утвердить этническую идентичность и нацию в качестве столпов политического измерения национальной идентичности. Совершенно логично, что этническое измерение идентичности формируется раньше политического и служит фундаментом для последнего, поскольку компоненты и переменные идентичности в политическом измерении, во многом, представляют собой институционально развитые компоненты и переменные этнического измерения. Если в этническом измерении переменными являются особенности исторического развития и отношение к власти, то в политическом измерении они принимают более конкретные воплощения. Например, особая роль религии в польском обществе, находит отражение в современном польском внутриполитическом контексте – наиболее популярная партия «Право и справедливость» известна своей тесной связью с католической церковью. Долгое существование немецких обществ в формате раздробленных княжеств сформировало современную немецкую политическую культуру, где федеральные земли обладают значительными полномочиями, а граждане, зачастую проявляют больший интерес к локальной политике, чем к политическим процессам на федеральном уровне. Тем не менее, необходимо подчеркнуть, что речь должна идти не о нескольких идентичностях – национальной и гражданской, а именно об одной – с двумя измерениями и эти измерения остаются неделимыми, несмотря на все успехи Европейской интеграции. Основная особенность постнационального сценария развития в контексте предложенной системы идентичностей заключается в предполагаемом абсолютном и бескомпромиссном разделении политического и этнического измерений идентичностей, оставляя нации – в национальных сообществах и выводя политику на постнациональный уровень. Данное разделение должно происходить посредством адаптации различных компонентов и переменных идентичности и сохранения их на соответствующем уровне. Буквально, это может значить формирование новой политической культуры, фундаментом которой станут исключительно общеевропейские особенности, которые уже выделены и будут выделяться со временем, с сохранением историко-социальных и культурных этнических идентификаторов в их изначальной среде. Также, можно предположить усиление этих идентификаторов, характеризующееся ростом этнической значимости, что, однако, согласно идеям постнационализма не должно переноситься в политическое измерение. Такое развитие событий маловероятно в краткосрочной перспективе, тем не менее, подобный глобализационно-постнациональный вектор развития вполне может считаться глобальным трендом, а потенциальный постнациональный Европейский Союз, вероятно, призван послужить его первым продуктом.